Текст книги "Опасный преступник (СИ)"
Автор книги: Алексей Зубков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)
11. Глава. Все когда-то бывает в первый раз
Прошла неделя после мюзикла. Прошел выходной первого января. На Лондон снова наступили рабочие дни и чуть его не раздавили. Пролы похмелялись и нехотя выползали на работу.
Когда Уинстон вечером четверга добрался с работы домой, его уже ждали. На диване расселся наглый парень из компании Эдварда. Бодибилдер в синем комбинезоне. Саймон назвал его Грегори.
– Вы откуда? – спросил Уинстон.
– Из Полиции Мысли, – ответил Грегори, – Товарищ Уинстон Смит?
– Да.
– Поехали.
– Куда?
– Считай, что ты арестован. У нас, кажется, есть такое право.
– На каком основании?
– Когда это нам нужны были основания?
Уинстон бросил взгляд на телекран.
– Телекраны не ведут запись, – сказал незваный гость, – Какова вероятность, что кто-то прямо сейчас посмотрит в камеру? А вообще я его на всякий случай сломал. Виноват все равно будешь ты.
Уинстон подумал, что этот человек никогда никого по-настоящему не арестовывал и не является сотрудником каких-то профильных отделов, которым положено этим заниматься. Арест проходит совершенно не так, никогда не силами одного сотрудника и тем более сотрудник не будет маскироваться с переодеваниями. У всех силовых структур есть определенный почерк. В тюрьме часто говорили о том, как понять, какие перспективы тебя ждут, еще на стадии задержания.
– У тебя есть умысел куда-то меня увезти в личных целях, – утвердительно сказал Уинстон.
– Какой ты умный, – усмехнулся здоровяк, – Поехали.
– А если нет?
– Тогда можешь куда-нибудь пожаловаться. Ты ходишь под Мерфи? Вот ему и жалуйся. Или беги в полицию, – Грегори довольно заржал.
– Скажи нормально, куда поедем, – рассердился Уинстон.
– Или что?
– Морду набью.
– Серьезно? Да я минимум на три весовые категории тяжелее.
– Намекаешь, что тебя надо сразу мочить, разделывать труп и выбрасывать по частям?
– Ой-ой, напугал, противный.
– Да хватит придуриваться. Иди, вызывай нормальную полицию. Мне скрывать нечего.
На самом деле скрывать было чего. Дома рабочий стол ломился от записей по работе. По очень теневой работе.
– Хорошо, я тебя отвезу к твоей красотке. Ты это хочешь услышать?
– К Бонни? Я не поведу тебя к ней.
– Расслабься, она уже у нас и прекрасно проводит время. Только свечку держать некому.
– Правда?
– Нет, шучу. Допустим, сиськами меня не удивишь, всякие подержал. Но у нее такая упругая задница, как у профессиональной спортсменки. И интимная прическа, большая редкость даже в Лондоне. Американские колготки без стрелок, французское белье. Чем ты на самом деле занимаешься, что тебе по карману такие бабы?
Более темпераментный человек здесь мог бы сорваться и полезть в драку. И проиграть. Но не тот, кто привык обдумывать каждое слово и каждый шаг.
«Я давно уже преступник», – подумал Уинстон, – «Я хожу под ирландской мафией. Я обворовываю само государство. Я сжег государственный грузовик при свидетелях. Я стрелял по члену Внутренней партии, и после этого меня повысили. Я побил другого черного, и Мерфи мне до сих пор должен быть благодарен. Я сам по себе слишком много знаю, поэтому Мерфи поймет, что я должен был оказать сопротивление. Скажу, что дело не в Бонни. Что Бонни это повод, чтобы взять меня живым, чтобы добраться до него. Пришлет чистильщиков, пожмет руку, денег подкинет. А я спасу Бонни».
Уинстон подошел к шкафу. Револьвер хранился на том же месте. В старом пустом саквояже, с которого он специально никогда не стирал пыль. При настоящем обыске его бы нашли, но при беглом осмотре и поверхностном копании могли и не найти. Этот незваный гость не был ни вором, ни полицейским, искать оружие не умел, да и не посчитал нужным. Что такого интересного может быть в квартирке мелкого госслужащего под камерой телекрана?
– Руки вверх! – Уинстон достал револьвер.
Грегори видел, что он что-то достает из шкафа, но не попытался воспрепятствовать.
– Ой, боюсь-боюсь!
С тех пор, как Уинстон обзавелся револьвером, он начал намного более внимательно смотреть фильмы, где люди стреляли друг в друга. Из них он узнал, что выстрел через подушку намного тише.
– Подвинься, – сказал Уинстон.
Качок даже подвинулся, совсем не потому, что сколько-то испугался, а потому, что любопытствовал, что этот нестрашный лысый лох и терпила сделает дальше.
Уинстон взял с дивана подушку и приложил ее к стволу.
– Ой, напугал.
– Рассказывай.
– Что?
– Куда ты хотел меня увезти.
– Сдавай оружие, садись и поехали. Сразу там и окажешься.
– Адрес.
– Зачем тебе адрес, дурак? Ты что, водить умеешь?
– На автобусе доеду.
Грегори снова расхохотался.
– Думаешь, мы в квартирке развлекаемся? Да там каждый пук слышен, хоть и элитные апартаменты. Мы ее на вилле разложили, хоть укричись, никто не услышит.
Разложили? Их там много, и они насилуют Бонни? – Уинстон взвел курок большим пальцем.
– Ты что там делаешь? – Грегори отогнул рукой подушку, – Давай сюда, хватит баловаться.
Он схватил револьвер за ствол и попытался выкрутить его из руки. Уинстон сжал пальцы и дернул револьвер на себя. Револьвер выстрелил, задев край подушки. Пуля попала в стену.
– Эй, ты что творишь? – удивился качок и даже отдернул руку от револьвера.
Уинстон выстрелил еще раз через подушку, с силой нажав на спуск. Попал в живот справа. Грегори вскрикнул и прижал руки к ране.
Служащие Министерства Изобилия в основном уже вернулись с работы. Сколько-то людей сидели дома и выстрелы слышали. Но жильцы не бросились наперебой звонить в полицию. Дети бы, конечно, сообщили, куда следует и не следует, но дети относительно мирного времени не знают, чем отличается выстрел из револьвера через подушку от других похожих звуков. Взрослые же, если кто и заподозрил, что были именно выстрелы, то не понял, где конкретно стреляли.
Позже оказалось, что кто-то все-таки позвонил в полицию. Полиция предсказуемо ответила «вот убьют, тогда вызывайте». Полиции в Лондоне едва хватало, чтобы принимать меры по поводу достоверно произошедших преступлений. Может быть, какой-нибудь проловский дом и перевернули бы с подвала до чердака по подозрению в стрельбе из запрещенного оружия, но никак уж не многоэтажку Министерства Изобилия, где за скромными дверями могут обнаружиться большие и злопамятные начальники.
Грегори попытался закричать, но Уинстон толкнул его, уронил на пол, сел раненому на грудь и зажал лицо порванной подушкой. Тот подергался и обмяк. Но вроде не умер.
Надо его связать, здоровый. Чем? Веревкой, на которой сушится белье после стирки. После автоматической прачечной по американскому стандарту белье приходилось досушивать дома. Если стиральные машинки исправно стирали и отжимали, то сушилки хронически недосушивали белье. Некоторые, оглянувшись по сторонам, шепотом говорили, что сушилки специально сделали ущербными, чтобы люди страдали. Вот раньше были сушилки…
Уинстон на новой работе узнал, что сушилки старых моделей постоянно выбивали пробки, потому что из конструкции для экономии убрали терморегулятор. Поэтому новые модели стали делать менее мощными, так выходило и стабильнее, и дешевле.
Так и получилось, что из вроде бы высокотехнологичной автоматической прачечной министерского дома вроде бы высокопоставленные жильцы приносили домой полусырое белье и развешивали его в комнатах на просушку. Правда, по сравнению с пролами, стирающими в тазиках, все равно получалась заметная ступенька наверх. Зато в каждой квартире имелась бельевая веревка, которой можно кого-нибудь связать.
Вроде не умер, – от души затянув узлы, Уинстон поглядел на связанного. Руки, ноги, и веревки еще хватило, чтобы привязать его к самой массивной конструкции в квартире – к стояку канализации. На флоте морские узлы вязать особо не приходилось, но это как ботинки завязывать, один раз научился и на всю жизнь. Надо его привести в сознание. Чем? У одинокого мужчины, занимающегося боксом, дома из лекарств только эластичный бинт, йод и мазь от синяков.
Похлопал по щекам. Не помогло. Нажал на живот возле раны.
Грегори ожил и попытался закричать, но, похоже, рана физиологически не позволяла издавать громкие звуки.
– Расскажи, как туда добраться? – потребовал Уинстон.
– Я ранен! Ты подстрелил меня! – он кричал, но шепотом.
– Я знаю.
– Тебя посадят! Расстреляют! Отменят!
– Я знаю.
– Я член партии!
– Я знаю.
– Ты же никто! Ты вообще никто! Ты пустое место! Ты прол!
– Я вооруженный преступник, который уже прострелил тебе кишки.
– Срал я на преступников!
– Ya est russkiy razvedchik, – сказал Уинстон по-русски со страшным акцентом. Но во всех фильмах русские говорили на своем языке именно так.
– Что? – Грегори нервно задергал ногами. Типовые иностранные фразы из фильмов понимали все.
– Budesh govorit?
– Я все расскажу.
Конечно, этот качок не учил русский в университете и не служил срочную на флоте. Но он смотрел те же фильмы, где безжалостные русские, немцы или французы пытали пленных. Конечно, пленные англосаксы, в отличие от пленных латиноамериканцев, гордо молчали и с презрением читали морали палачам в процессе втыкания иголок под ногти и дробления костей кувалдой. Каждый зритель примерял на себя эту роль и думал, смог бы он вести себя так же. Кто-то, наверное, мог. Такие шли в морскую пехоту, в авиацию, десант, специальные части. И стойко переносили там тяготы и лишения, включая пытки в плену. Другие же с детства понимали, что это не для них, и что лучше выложить все по первому требованию, а не провоцировать палача на повышение уровня пыток.
Разведчики в кино не всегда похожи на настоящих разведчиков из настоящего мира. Чаще они похожи на Уинстона Смита в том виде, как он выглядел в этот день. Не красавец, но стильный, более-менее спортивный и по-своему симпатичный, потому что главных антагонистов всегда играли хорошие актеры. Если у вражеского шпиона есть помощники, то в том числе и красивые дорогие женщины. У него всегда есть оружие, и он легко его применяет. И он обязательно пытает пленных.
Уинстон никогда не хотел быть палачом. Никогда не хотел пытать людей. Но где-то за городом друзья этого человека мучали Бонни. Его Бонни. Раньше, до ареста, до подвалов, до комнаты сто один вряд ли он смог бы пытать беззащитного человека. Даже в молодости, на флоте, если бы ему приказали, он бы провалил задание. Но несколько месяцев в застенках приблизили его к тем, на кого он бы не хотел быть похожим. К настоящим преступникам и к палачам.
– Тебя когда-нибудь пытали? – спросил Уинстон, вставая.
– Неет, – жалобно ответил Грегори.
Уинстон вошел в его поле зрения с кухонным ножом и рывком расстегнул молнию синего комбинезона жертвы от ворота до ширинки.
– Не надо, я все скажу, – прошептала несчастная жертва.
Бонни держали в загородном доме, куда действительно не так-то просто добраться. Пленный даже нарисовал схему. По его словам, сообщников было еще трое, из них двое – начальники и дети еще больших начальников. А третий – Эдвард. Тот самый. Бывший близкий друг профессора Алана.
– Кто такой Эдвард? – спросил Уинстон.
– Такая же готовая на все жопа, как я. Только с фантазией. Он изображает из себя важную птицу. Человека, которому можно прямо вообще все, и ничего за это не будет. Поэтому на него ведутся те, кому на самом деле все можно и ничего не будет, но они в этом не уверены.
– Ладно. Лежи тут, а я пошел, – Уинстон снова связал пленному руки и поднялся.
– Эй, а как же я?
– Я оставляю тебя живого.
– Но я ранен! У меня пуля в животе! Мне больно! Мне нужен врач!
– На этой вашей вилле есть телефон?
– Есть.
– Я оттуда позвоню в неофициальную клинику и попрошу вызвать врача.
– Неофициальную это ты хорошо придумал. Но на виллу же час ехать.
– Думаю, час ты продержишься.
Уинстон направился к двери.
– Стой! – окликнул его пленный, – А если ты проиграешь?
– Тогда ты умрешь.
– Черт! Дай мне картинку, я кое-что исправлю. И возьми дубинку у меня в кармане. И еще…
– Ты так легко предаешь своих друзей? – удивился Уинстон, выслушав короткие сбивчивые рекомендации.
– Да какие они друзья. Мы просто иногда балуемся вместе. А так я не с ними. Я у них просто мальчик на побегушках.
– Не боишься, что тебя посадят как моего сообщника?
– После того, как ты меня подстрелил? И сам же сделал мне алиби? Возьми ключи от моей машины. Гони быстрее, убей их всех и первым делом звони. Я ведь помог тебе, правда?
– Правда.
В кармане у Грегори лежала короткая дубинка. Даже не дубинка, а длинный кожаный мешок, набитый чем-то мягким и тяжелым. Уинстон повертел ее в руках и оставил на столе. Совершенно бесполезная вещь. Взял револьвер, вытряхнул на стол оставшиеся патроны и гильзы, повернул барабан. Несколько раз взвел курок и выстрелил вхолостую. Проверил самовзвод. Решил, что все-таки слишком туго, и лучше взводить курок большим пальцем перед каждым выстрелом. Зарядил обратно оставшиеся три патрона и убедился, что в камере под курком патрона нет. Сходил к вешалке и сунул револьвер в карман куртки. Притащил к столу саквояж.
В саквояж Уинстон сложил все свои блокноты с записями по работе. На всякий случай, ничего компрометирующего не должно остаться дома. Но где спрятать саквояж? Если он попадется, то его будут пытать, и он сдаст любого друга. Надо оставить саквояж или тому, кого не жалко, а таких нет, или тому, кто не боится полиции. То есть, Барту. Он вообще ничего не боится, об него дубинки ломали и комнату сто один сломают.
Снял синий комбинезон и переоделся в самую неприметную одежду. Старые брюки, свитер с оленем, старая куртка. Нет, куртка, в которой приехал этот парень. И его кепи. Ботинки надел не городские, а охотничьи, все-таки за город ехать.
Повертел в руках ключи от машины. Он бы нашел, куда совать ключи, но что делать с машиной дальше? Ладно, руль, но у машины педалей больше, чем у человека ног, да еще и эта страшная ручка переключения передач. Нет времени учиться.
Личный транспорт был далеко не у всех из Внутренних. Машины, которые делали в Эйрстрип Ван, за редким исключением не могли существовать без постоянного обслуживания механиками. Поэтому из старшего поколения даже те, кто сам садился за руль, пользовались служебным гаражом и брезговали «доставать» масла, покрышки и запчасти, которые всегда в дефиците.
Ну и что, что туда далеко добираться автобусом. Куда угодно можно доехать на такси. Пока он не познакомился с Бонни, то и не знал про особенности лондонского такси. Может быть, когда-то таксопарки были просто легальным бизнесом, но при ангсоце они стали рассадниками организованной преступности и опорными пунктами теневой экономики.
С таксистом всегда можно было договориться о дополнительной оплате сверх счетчика за дополнительные услуги. Например, выезд за пределы зоны обслуживания, ожидание, помощь с погрузкой багажа, посреднические услуги при поиске нужных сервисов черного рынка, приобретение алкоголя в любое время суток, в том числе контрабандного и контрафактного, заказ проституток, в том числе, с доставкой на дом. Вопрос только в цене.
Таксистов крышевал Скотланд-Ярд, поэтому они все поголовно стучали. С другой стороны, если таксист поймет, что ему могут пришить соучастие в убийстве, он точно будет молчать до тех пор, пока его не прижмут к стенке. Главное, чтобы не понял слишком рано.
Перед тем, как поехать на разборки самому, Уинстон подумал, не попросить ли Мерфи о помощи. Все-таки он должен прикрывать своих людей. И та история с Железной Леди. Но не прошло и пары недель, с тех пор, как Мерфи в театре однозначно запретил вступать в конфликты с Внутренними, тем более, с их группами. Он может просто запретить и на этот раз. И даже принять какие-то меры к Уинстону, потому что тот конфликт вопреки запрету уже начал, причем начал с тяжких телесных повреждений, а тут простыми переговорами, давлением авторитетом и торгом не отделаешься.
Уинстон набрал с телефона на этаже.
– Диспетчер такси, здравствуйте, – ответил женский голос.
– Будьте любезны, машину ноль пять три пять к жилому комплексу «Изобилие-три».
Простые люди нечасто пользовались такси, а непростые могли заказывать определенные машины по повышенному тарифу.
– Минутку, – диспетчер взяла рацию, – Ноль пять три пять, персональный заказ, Изобилие-три.
– Принято, – отозвался мужской голос, искаженный помехами, – Пятнадцать минут.
– Пятнадцать минут, ожидайте, – передала диспетчер клиенту.
– Здравствуйте, мистер, – сказал таксист, когда Уинстон сел в машину, – Куда поедем?
– Сначала на минутку заглянем в паб «Мельница», потом за город.
Найти Барта проще простого. Все знают домашний паб фанатов Миллуолл.
Барт саквояж на хранение принял. Выслушал намерения Уинстона и сказал:
– Ты смелый парень, я сразу понял. Я бы так же поступил. Но ты не я. Поэтому поймают тебя в любом случае, хоть получится у тебя что-то, хоть нет. Когда тебя будут пытать, ты точно сдашь меня, потому что ты уже подошел ко мне и попросил. Я огребу проблем независимо от того, помогу я тебе или нет, – сказал Барт, – Поэтому лучше помогу, не так обидно будет. Или я могу тебя сдать. Но пацаны не поймут.
– Извини, – Уинстон опустил голову, – Я не хотел тебя подвести.
– Просто свалю из Лондона на месяц-другой. Ничего страшного, – бодро ответил Барт.
– Я думал, не обратиться ли за помощью к Мерфи.
– Не думай. Он на Внутренних лаять не будет. Тем более, когда речь не о его деньгах, а о чужой женщине. Скорее, он прикажет Костюмам ликвидировать тебя, чтобы ты не создавал проблем.
– Ты зря так плохо о нем думаешь. Он джентльмен.
Барт рассмеялся.
– Мерфи именно что не джентльмен. Он кочевой ирландец, цыган. Он изображает из себя джентльмена, потому что вы больше готовы слушаться джентльмена, чем цыгана. Но в душе он разбойник, не связанный никакими законами, кроме понятий своего племени. В которое ты точно не входишь.
– Ты ведь не сдашь меня Мерфи?
– Нет. Я не стукач. И мы, хулиганы, не ходим под авторитетами теневиков, его проблемы это не мои проблемы.
– Теперь вот по этому адресу, – Уинстон протянул таксисту план, нарисованный Грегори.
Очень неудобно разговаривать, сидя спиной к спине по диагонали. У лондонских такси рядом с водителем площадка для груза, а сзади два ряда сидений лицом друг к другу.
– Это за городом.
– Пятьдесят долларов туда и обратно.
– И подождать?
– Да.
– Сто.
– Хорошо.
Такси двинулось с места и влилось в поток.
– Только у виллы сделайте очень короткую остановку, проедьте подальше и ждите нас на обочине, а не в деревне.
– Зачем? От кого-то прячетесь?
– Я хочу забрать одну женщину у другого мужчины.
– Зря, – сказал таксист.
– Почему?
– Если она один раз ушла, то и другой раз уйдет.
– Это моя старшая дочь. Она попала в плохую компанию, – по наитию соврал Уинстон.
– Вот черт! – таксист сразу поверил и вошел в положение. У клиента, судя по возрасту, вполне могла быть дочь на выданье. И отцы гонялись на такси за блудными дочерьми как бы не чаще, чем мужья за женами или любовницами, – Сколько ей?
– Двадцать пять, но дура дурой.
– Беда. Замуж пора, а не по мужикам бегать.
– Не нагнетай, и без тебя тошно.
Удачно я легенду придумал, – подумал Уинстон, – Теперь он не удивится, если я вернусь немного побитым и помятым, с кровью на руках и с девушкой, завернутой в плащ. Среди пролов рукоприкладство не преступление, а социально приемлемый способ общения. Мужу позволительно гонять не то, что любовников, а даже подозреваемых в соблазнении жены, и отцу избить обидчиков дочери вообще святое дело.
– Вы его хоть не убейте сгоряча.
– Человек довольно выносливое создание, – ответил Уинстон, поддерживая легенду, – Если специально не стараться убить, то и не сдохнет.
– А то! Даже если и хотят замочить, но не умеют, то человек выжить может, – таксист по поводу уличных драк мог рассказать куда больше, чем клерк, – Сколько я народу в больницы поперевозил, никто вроде так и не сдох. Во всяком случае, меня на допросы не таскали. Некоторые все сиденье уляпывали, и как только крови хватало.
– Может кто и сдох, только в больнице.
– Нет, тогда бы меня на допрос вызвали. Побитая морда никого не волнует, а убийство дело серьезное.
– Аптечка найдется, если что?
– Десять долларов. Йод, бинты, все дела. Если что, могу особую клинику подсказать. По женским делам и без огласки.
– Еще такого мне не хватало!
– Ну мало ли вдруг.
12. Глава. Рубикон остался за горизонтом
– Вот тут останови, дай мне время дойти до дома, потом проедь дальше, где-нибудь развернись и на этом месте жди, – сказал Уинстон.
– Долго?
– Сколько надо будет.
Таксист потер указательным пальцем о большой, намекая на деньги. Пассажир вытащил сто долларов одной бумажкой. Для многих пролов это мог бы быть месячный заработок.
– Я извиняюсь, а Вы чем по жизни занимаетесь? – спросил таксист.
– Не помнишь?
– Я Вас летом возил с неделю, только так и не понял.
– Торговым представителем работаю. С американцами.
– Да, точно.
Эта легенда отлично объясняла платежеспособность клиента. Те, кто работал с янки, гребли баксы лопатой на обмене сувенирами. А крышевали американские темы или серьезные теневики, или умники. В таком случае, не дождаться и уехать это поднять очень много неприятностей на ровном месте. Настучать в полицию – спровоцировать конфликт между силовиками. Тоже спасибо не скажут.
– Что же Вы своих помочь не попросили? – спросил таксист.
– Чтобы потом слухи пошли?
– Ну да, точно-точно.
Моральный облик членов семьи мог запросто погубить карьеру любого силовика. Только членство во Внутренней партии давало защиту. Конечно, и там друг друга подсиживали, но туда попадали только по протекции, и над каждым черным сидел влиятельный покровитель, который рассматривал агрессию против своих прихлебателей как агрессию против себя.
Уинстон вышел и направился к вилле. На фоне зимнего поля он выглядел как мишень. Но вряд ли они выставили часового у окна. Скорее всего, они пьяные, если не под чем похуже.
Дом стоял на участке, огороженном живой изгородью, а с дороги к нему вел проезд, перекрытый шлагбаумом. Один этаж и мансарда, красные кирпичные стены, высокая черепичная крыша. Из трубы поднимался дымок. Конечно, зимой нельзя без камина. Уинстон пролез под шлагбаумом и подошел к дому. Как теперь зайти внутрь? Выбивать окно или стучать в дверь? А они заперли дверь?
«Что бы сделала Джулия?» – подумал он перед входом. Джулия бы точно поубивала их всех. Может быть, достала бы где-нибудь противопехотную мину, или пулемет. Она настолько хорошо знала, как устроен мир, что могла бы достать что угодно. Даже странно, что она при всей своей хитрости жила в общежитии, работала механиком и встречалась со скромным клерком в плохой физической форме.
«Я сошел с ума. Я убил одного человека и собираюсь убить еще троих», – он замешкался у двери, – «Нет. Я опасный преступник. Я враг режима. Я почти как русский разведчик из фильмов».
Он вытащил из кармана револьвер, взвел курок и нажал на ручку двери. Дверь подалась, и он вошел. В таких домах нет прихожих, и входная дверь открывается в большой холл. На диване посередине холла сидели двое мужчин, протянув ноги к источающему тепло камину. Зима есть зима, и другое отопление здесь не предусмотрено. Если только электрический обогреватель, но он выбьет пробки раньше, чем согреет такое помещение.
Слева от двери на полу лежала обнаженная Бонни. Живая, но как будто спящая. Вокруг нее толстой меловой линией нарисован круг. В круг вписана белая пятиконечная звезда. У вершин звезды лежали свечи. Рядом столик, как будто обсыпанный мукой.
В комнате почему-то пахло порохом. На стене напротив красовалось кровавое пятно с отпечатком ладони.
– Грегори? – ленивым голосом спросил один, краем глаза заметив знакомые куртку и шапку, – Тебя только за смертью посылать.
– Пива привез? – спросил другой.
Уинстон не ответил, но подошел поближе, пока они не повернулись. Холл тут не ангар для боинга, поэтому через пару секунд, которую дали Грегори для ответа, он уже стоял у дивана.
– Где она? – спросил Уинстон.
Двое вскочили.
– Эй, кто ты такой? – крикнул один, а второй просто выругался от неожиданности.
– Где она?
– Это тот лысый, за которым поехал Грегори, – сказал первый.
– Где Грегори? – спросил второй.
– Лежит у меня с пулей в брюхе, – честно ответил Уинстон.
– Ты совсем сдурел, быдло синее? – «синее», по-видимому, относилось к синему комбинезону, в котором они видели Уинстона. Внутренние не считали, что Внешние сильно отличаются от пролов.
– У меня в натуре башню сорвало, – Уинстон в тюрьме пополнил свое знание родного языка и при желании мог ботать на фене. Правда, он никогда не щеголял этим знанием, – Отдайте мне мою бабу, потом побазарим.
– Ты кто такой вообще, чтобы от нас чего-то требовать?
Уинстон бросил взгляд на диван. Так и есть, в углу подушка. Он взял подушку и приложил ее к стволу револьвера. Враги так же хихикнули, как Грегори. По-видимому, он в куртке на три размера больше даже с оружием в руках не выглядел достаточно страшно, а подушка в цветочек создавала еще более нелепое впечатление.
Он подошел на всякий случай еще на шаг. Черные отступили. Он торопливо сделал еще два шага и выстрелил через подушку в старшего из них. Он, кажется, представился как какой-то Генри тогда в театре. Генри упал, а второй бросился на Уинстона, вытянув руки.
Уинстон повалился назад и больно ударился локтем. Правую руку как током прострелило. Револьвер выпал.
– Эдвард! – крикнул парень, наваливаясь сверху на Уинстона.
Он был тяжелее и сильнее, но совершенно не умел драться. Из слишком благополучной семьи происходил. О борьбе в партере и добивании имел представление только из боевиков. На этом и погорел.
Уинстон подставил под летящий в лицо кулак подушку, которую он все еще держал в левой руке. Лежа на спине, наподдал коленями врагу по заднице, схватил правой рукой за рубашку и сбросил его с себя в сторону камина. Вскочил и оглянулся в поисках оружия. Пистолет отлетел в другую сторону, а вот кочерга сойдет.
На лестнице, ведущей в мансарду, появился Эдвард, державший в руке толстую книгу со звездой, вписанной в круг на обложке. Уинстон рванулся за кочергой, а Эдвард зачем-то к входной двери. Неужели хотел убежать в феврале в домашних тапочках по чистому полю? Второй парень встал, и отступил на шаг от противника с кочергой и заодно от лежавшего у камина револьвера.
Клац-клац! Эдвард повернулся, держа в руках помповое ружье. Оно стояло, прислоненное к стене под вешалкой, и Уинстон прошел мимо, не заметив. Герои вестернов всегда передергивают перед первым выстрелом. Особенно, если неизвестно, есть в стволе патрон или нет. Оказалось, что патрон был, при перезарядке он вылетел на пол, и на его место встал следующий из магазина.
Бах! Эдвард выстрелил от бедра, не целясь.
И промазал с расстояния около трех метров.
Все почему? Потому что выросшие на мультиках горожане думают, что дробовик выдает сплошную зону поражения размером с колесо от машины чуть ли не сразу на дульном срезе. Поэтому и целиться незачем. На самом деле, контейнерная дробь из ствола с дульным сужением первые несколько метров летит плотной группой, чтобы заряд накрыл добычу на нормальной охотничьей дистанции, а не разлетелся к этому месту на пару метров по горизонтали и вертикали. И обычный патрон двенадцатого калибра в непривычных руках без упора в плечо выдает такую отдачу, что ствол задерется в небо. Киношная пиротехника и близко не имитирует отдачу настоящего оружия.
Уинстон с кочергой успел пробежать два шага до Эдварда, пока тот передергивал цевье и возвращал ружье в горизонтальное положение.
Бах! – Эдвард дернул спуск от удара кочергой по стволу.
– Ааа! – заорал второй парень. Он поднял револьвер, но по рукам его обсыпало дробью, отрикошетившей от гранитной облицовки камина. При рикошете под углом дробь уже не летит так же плотно, как на выходе из ствола.
Уинстон, не останавливаясь, ткнул Эдварда в грудь загибом кочерги, а левой схватил ружье ближе к концу ствола. Эдвард выстрелил в третий раз, и заряд ушел в потолок. Оба упали. Эдвард, тут же вскочил, еще раз передернул цевье и выстрелил в поднимавшегося Уинстона. Но Уинстон как раз подцепил его ногу кочергой, и Эдвард опять не попал, зато упал и ударился затылком об стену.
Второй парень за это время снова поднял револьвер, схватил рукоятку двумя ранеными руками и надавил на спуск сразу двумя пальцами, стоя на коленях и направив ствол примерно в сторону врага и не целясь по-настоящему. Бах! Мимо.
Уинстон бросил в него кочергой, схватил Эдварда за ноги и дернул на себя.
Бах! – уворачиваясь от кочерги, которая, кстати, и так бы в него не попала, парень дернулся и снова промазал.
– Тебе конец, – сказал Эдвард, лежа на спине и наставив ружье на Уинстона, который стоял и держал его за ноги. И передернул цевье. Герои вестернов всегда передергивают перед важным выстрелом. Из затвора вылетел нестреляный патрон.
– Два конца, – сказал второй парень, подойдя и направив револьвер в лицо Уинстону с полуметра.
Уинстон подумал, что бы сказать такого остроумного, но, поскольку героем вестернов не был, ничего не сказал.
Щелк!
Щелк!
У обоих закончились патроны.
Уинстон дернул ноги Эдварда в стороны и пнул его в пах. Тот заорал и потерял сознание.
Щелк! Щелк! – револьвер прокручивал пустые камеры. Киношные ковбои забивают в барабан хотя бы дюжину зарядов, а скромный англичанин может прийти на разборки и с полупустым.
Уинстон поднял дробовик, поднял патрон и засунул его в магазин по лотку подачи. Не такая уж сложная штука. Куда еще тут можно совать патроны. Цевье на себя и от себя.
– Эй, ты чего! – крикнул парень, опуская разряженный револьвер, – Она живая, подойди посмотри.
– Точно?
– Точно. Опусти ружье. Все, ты победил.
Уинстон отвел ствол, прицелился и выстрелил. Парень присел и закрыл голову руками. Генри Сатклифф из партийного контроля, которому достался первый выстрел через подушку, полз вдоль стены. На его губах выступили пузырьки крови. Стрельба в упор через подушку не олимпийский вид спорта. С третьего выстрела можно бы и научиться попадать по месту. Куда он полз? К телефону на тумбочке. И почти дотянулся, но не судьба. Плотный заряд пришел ему в голову и шею.
Уинстон зарядил второй патрон, поднятый с пола.
– Зачем вы это сделали? – спросил он.
– Да ладно, что такого сделали-то? Не убыло от нее. Трахнули бы все по паре раз и домой отвезли. Так только раздеть успели. Эта дура увидела ружье Эдварда под вешалкой, схватила и стала нам угрожать. Генри сказал Грегори и Саймону разобраться. Грегори подставил под выстрел Саймона, а сам подскочил быстрее, чем она перезарядилась, и стукнул ее по голове своей мягкой дубинкой.
– А дальше? – Уинстон кивнул на пентаграмму.
– Грегори повез Саймона в больницу, а на обратном пути должен был пива взять и тебя. Мы выпили, занюхнули, потыкались немного со смазкой, а она все еще в отключке. Грегори, наверное, ударил сильнее, чем обычно. Или не в то место.
