Текст книги " Советский ас Александр Клубов "
Автор книги: Алексей Тимофеев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)
В книге о Э. Хартмане все-таки отдана дань уважения пилотам советских гвардейских полков: «Русские заслужили уважение немцев. Это были настоящие летчики-истребители, агрессивные, тактически умелые, бесстрашные. Они летали на лучших самолетах, которыми располагали русские». Это сказано и об Александре Клубове, ведь его 16-й гвардейский входил в тройку самых результативных истребительных полков советских ВВС, известен был и 101-й полк.
Что ж, попробуем подвести некоторые итоги того, что открылось российскому читателю о силе противника наших истребителей.
Мы отдаем должное люфтваффе, чьи летчики с 1939 по 1945 год воевали и на востоке, и на западе, и на юге. Ряд сильных сторон обеспечивал им превосходство во многих боях и сражениях первых лет Второй мировой войны.
Прежде всего, значительно лучше у немцев была организована система подготовки летчиков. Если наши асы имели в начале войны налет 200—400 часов, то немецкие – 600—800. Даже в 1941—1942 годах немцы не сокращали время подготовки истребителей в летных школах. Э. Хартман прошел двухлетний полноценный курс обучения в 1940—1942 годах. В январе 1944-го, находясь в отпуске в Германии, он стал свидетелем того, как десять пилотов ПВО Германии разбились, взлетев в плохую погоду на перехват американских бомбардировщиков. Пораженный Хартман пишет письмо командующему люфтваффе Герингу: «Некоторые из молодых пилотов... имели менее 80 часов налета... Посылать этих юнцов умирать в плохую погоду граничит с преступлением». Х.-У. Рудель, самый известный пилот немецких пикирующих бомбардировщиков, также в 1944 году отмечает заметное ухудшение из-за нехватки бензина подготовки в училищах новых экипажей Ю-87: «Я твердо уверен, что если бы мне выделили эти крохи, то и я летал бы ничуть не лучше этих зеленых новичков».
Заглянем еще раз в служебные документы Александра Клубова. В октябре 1940-го, на выпуске из Чугуевского училища, он имел налет на У-2 – 31 час 48 минут, на И-5 – 12 часов 49 минут, на И-15 – 18 часов. Всего 62 с половиной часа. А перед вступлением в боевые действия, в июле 1942-го, – 231 час. Да, условия были неравные. Безусловно, есть здесь вина нашего командования, которое слабо представляло, насколько отличаются в бою летчики с разной подготовкой и налетом.
Летчик-штурмовик, дважды Герой Советского Союза Г.Ф. Сивков отмечал еще одну особенность подготовки пилотов люфтваффе: «Главное... в том, что, сколько бы ты ни летал в мирных условиях, абсолютно удовлетворительно к бою все равно не подготовишься. Во время учебных полетов в целях обеспечения безопасности запрещается даже приближаться к так называемому «критическому режиму полета» (выход на недопустимые углы атаки, снижение на сверхмалые высоты и т. д.), в то время как в боевых условиях чем ближе ты к этому режиму подходишь – тем для тебя лучше, больше шансов остаться в живых. Очевидно, при подготовке немецких летчиков допускалось большее приближение к режиму критического пилотирования, чем у нас. Другое дело, что в реальных боевых условиях, когда мобилизуются все скрытые резервы организма, навыки экстремального пилотирования приобретаются очень быстро – если, конечно, выживешь».
Немцы стремились сформировать у летчика индивидуальный почерк аса. Наше командование стало уделять этому должное внимание только после воздушной битвы на Кубани. В главе «Сталинские соколы» в книге о Э. Хартмане Р. Толивер и Т. Констебль пишут о Покрышкине: «Он стал великим асом потому, что с самого начала понимал значение индивидуализма в воздушном бою. С помощью своих бесконечных чертежей и постоянного анализа маневров он мог увидеть, как превосходный пилот на плохом самолете может нанести поражение менее умелому противнику на отличной машине».
Командующий люфтваффе Г. Геринг знал – именно асы определяют исход борьбы за господство в воздухе. Лучшие эскадры в Германии использовались гораздо интенсивнее, чем в наших ВВС. Число боевых вылетов у немецких асов гораздо больше, чем у наших.
Э. Хартман совершил 1400 боевых вылетов, Х.-У. Ру-дель – более 2500. А у Покрышкина – 650, у Клу-бова – 457. Безусловно, они могли сделать гораздо больше.
Из одной «горячей точки» войны лучшие немецкие эскадры без долгих пауз, которые случались по решению командования у наших лучших полков, направлялись в другую. Рудель участвовал в боях под Ленинградом, Москвой, Сталинградом, на Кубани, на Курской дуге, в битве за Днепр и так далее. Свою эскадру он называл «пожарной командой» немцев на Восточном фронте.
Заслуживает уважения боевой дух, психологическая устойчивость многих немецких асов. Один из них – Г. Вик (погиб над Ла-Маншем в 1940 году) повторял: «Хочу сражаться и умереть в бою, прихватив с собой как можно больше врагов». Сбитый в очередной раз, Рудель «немедленно взлетел на новом самолете и направился в тот же район. Для нас было совершенно обычным делом вернуться в то место, где тебя совсем недавно сбили. Это помогает избавиться от нерешительности и стереть неприятные воспоминания». Рудель продолжал штурмовки на своем Ю-87 даже после того, как сам фюрер запретил ему боевые вылеты, даже после тяжелого ранения и ампутации ноги.
Культивировали командиры люфтваффе и боевое товарищество. Хотя многие асы в погоне за увеличением числа сбитых самолетов придерживались (это осуждал Э. Хартман) правила: «Я собью противника, и к черту моего ведомого».
Своим асам немцы давали большую самостоятельность в действиях, право «свободной охоты». Это были снайперы, действовавшие из укрытия, со стороны солнца или из-за облаков, из высотных «воздушных засад». Группе или эскадре, направленной на «свободную охоту», отводилась определенная полоса действий и необходимое напряжение – количество боевых вылетов в день на каждый самолет. Предоставлялась свобода, которой, как правило, не имели советские летчики. Уже в качестве ведущего пары Хартман «мог действовать так, как сам считал нужным», решая – атаковать либо избежать боя. Руд ель писал, что у них в эскадре «обычно все ограничивается тем, что командиру части ставят боевую задачу, а как он будет выполнять ее – это уже его личное дело, так как лететь придется ему, а не штабному гению. К сегодняшнему дню воздушная война стала такой сложной и многоплановой, что никто больше не может полагаться на одни уставы и наставления. Только командиры частей и подразделений обладают достаточным опытом, чтобы в критический момент принять единственно правильное решение».
И в советских ВВС способ «свободной охоты», применявшийся все активнее с 1943 года, оказался в три-четыре раза результативнее других.
Еще один важный фактор – немцы за счет организованности, оперативности действий, отлаженной радиосвязи умели создать численное превосходство на важнейшем участке фронта или в отдельном бою.
Генерал-полковник авиации В.К. Андреев, сравнивая число боевых вылетов у лучших наших и немецких асов, отмечает еще одно преимущество люфтваффе: «Наша система инженерно-технического и аэродромно-тылового обслуживания не могла обеспечить столь эффективной и интенсивной боевой работы авиации. А у немцев, выходит, могла».
Таковы сильные стороны люфтваффе, насколько их можно выделить из доступной нам литературы. Но были, конечно, и слабости.
Еще в Первую мировую войну немецкие асы вели азартное соревнование по числу одержанных побед. Как пишется в книге о Геринге: «Звезды стали все чаще вести себя и на земле, и в небе подобно оперным примадоннам. Каждый так заботился о собственных победах, что комбинирование тактики и стратегии было совершенно забыто».
Насколько различны действия в небе Покрышкина и Хартмана! Немец избегает маневренного боя, его стиль – внезапная атака: «80 процентов моих жертв даже не подозревали о моем присутствии, пока я не открывал огонь». Сбить и немедленно скрыться – метод Хартмана. Причем сбить слабейшего: «Оцените, имеется ли у противника отбившийся или неопытный пилот. Такого пилота всегда видно в воздухе. Сбейте ЕГО. Гораздо полезнее поджечь только одного, чем ввязываться в 20-минутную карусель, ничего не добившись». И сбивает Хартман в основном истребители, из первых 150 его побед, зафиксированных в летной книжке, лишь 11 – над штурмовиками Ил-2 или бомбардировщиками. Не считает зазорным ас и просто выброситься с парашютом из исправного самолета, когда его в 1945-м «зажимают в клещи» американские «Мустанги».
Можно представить себе в такой ситуации Покрышкина или Клубова? Нет и нет!
Тактика Хартмана была хороша для увеличения личного счета, но к общей победе, Одной на всех и в небе, и на земле, ведет другой путь. В каждом бою первоочередная цель Покрышкина – не слабейший, а ведущий группы противника. Главное для трижды Героя – выполнить боевую задачу в общих интересах. Среди сбитых им самолетов преобладают пикировщики Ю-87 и бомбардировщики Ю-88. Историк авиации Н.Г. Бо-дрихин насчитывает у Покрышкина наибольшее в ВВС Красной армии число сбитых Ю-88, каждый из которых нес на наши войска две тонны бомб и мог отстреливаться от атакующего истребителя из четырех пулеметов.
А что мы видим в списке зачтенных Александру Клубову воздушных побед? Из 31 сбитого самолета – 8 пикирующих бомбардировщиков Ю-87, 3 Ю-88, 2 штурмовика Хе-129 и бомбардировщик Хе-111. Напомним, что атаковать последний было очень рискованным делом, пять членов экипажа могли открыть ответный огонь из 20-миллиметровой пушки и семи пулеметов. Также Клубов сбил такую трудную цель, как разведчик ФВ-189, очень маневренный самолет, всегда прикрытый «Мессершмиттами». Есть в этом списке и 12 Me-109, 3 ФВ-190 и 1 Me-ПО.
По мнению знатоков, само соотношение сбитых Клубовым самолетов говорит не только о мастерстве, но и о редкой смелости и самоотверженности летчика.
Проводивший рискованные испытания в воздухе на месте второго пилота, работавший начиная с 1950-х годов со всеми поколениями наших летчиков генерал-майор медицинской службы запаса, профессор военной психологии В.А. Пономаренко говорит: «Я сам мальчишкой шел в колонне под Ростовом, где было много мирных жителей, беженцев. И нас с высоты 10—15 метров расстреливал «Хейнкель» из крупнокалиберного пулемета. Как сейчас перед собой вижу лицо немецкого летчика...
С 1943 года у нас появился настоящий профессионализм, и секрет нашей Победы не в численном большинстве. Это ложь. Наши летчики превзошли немцев и тактически, и физически. По здоровью у нас, кстати говоря, был самый строгий отбор. И среди немцев нет такого, кто придумал бы столько тактических приемов и делал все, чтобы передать их другим, как Покрышкин. Да еще руководил полком и дивизией, создал целую школу. С Покрышкиным Хартмана нельзя сравнивать! А если бы нашим лучшим ста асам дали бы ту же свободу, то беру на себя смелость утверждать – они сбили бы больше, чем немцы. Русский вообще больше склонен к свободе, к импровизации, тут нам нет равных».
Впрочем, нет никакого основания доверять официальным немецким счетам сбитых асами люфтваффе самолетов на Восточном фронте.
Летчик 5-го гвардейского истребительного полка, Герой Советского Союза, генерал-майор авиации в отставке Г.А. Баевский писал:
«И еще раз об астрономическом счете сбитых самолетов истребителями люфтваффе... Известно, что мы не единственные, кто выражает сомнение в правильности указанного количества сбитых самолетов у ведущих немецких асов. Эти сомнения высказывали и некоторые служившие с ними пилоты, о чем пишут американские авторы. Об этом же говорили и английские летчики-истребители, участвовавшие еще в операции «Морской лев» (август 1940 г. – май 1941 г.).
Что же происходило на Восточном фронте? Чем сложнее для немцев становилась обстановка (особенно после Курской битвы) и чем выше становилось наше мастерство, тем... удивительно!.. Но количество побед у немецких асов становилось все больше. Похоже, что это скорее «успех» пропаганды доктора Геббельса. Непрерывно отступая, как могли они указывать место падения якобы сбитого самолета? Очевидно, главным «атрибутом» становится фотокинопулемет (ФКП). Тут следует привести воспоминание командира 52-й истребительной эскадры Д. Храбака: «Я летел в составе моей эскадрильи и наблюдал, как один из четырех Me-109 атаковал одиночный Ил-2. Атака за атакой он расходовал боезапасы с кратчайших дистанций по русскому самолету. Однако Ил-2 невозмутимо продолжал полет... Я не видел другого самолета, который мог выдержать такой обстрел и еще держаться в воздухе, как Ил-2».
А наш вопрос здесь таков: сколько же раз ФКП фиксировал в этом эпизоде поражение Ил-2 или сколько этих Ил-2 смог записать как «сбитых» пилот Me-109? Наверное, много! А по существу, это хорошее подтверждение живучести нашего Ил-2. И не только Ил-2. Автору этих строк не раз приходилось после боя благополучно возвращаться на аэродром на своем Ла-5фн с многочисленными пробоинами, а через насколько часов на этом же самолете вновь вылетать на боевое задание.
Таким образом, подтверждение побед немецких истребителей в ходе наступления наших войск практически могло осуществляться на основе докладов заинтересованных лиц и ФКП без подтверждения свидетелей с земли, что существенно ограничивало достоверность этих данных. В английском журнале «Летное обозрение» (1965. № 4) приводится высказывание немецкого автора: «Большинство самолетов, сбитых в последние месяцы, не могли быть проверены официально. Однако их утверждение в министерстве предрешено».
Пилоты-асы люфтваффе были исключительно сильным противником (но двух– и трехсотенные претензии на победы мы отклоняем как совершенно бездоказательные)» (Баевский Г.А. С авиацией через XX век. М., 2001).
Заметим, что Г.А. Баевский в 1930—1934 годах жил в Берлине, где отец будущего летчика работал в советском постпредстве. Многие немецкие подростки, как он вспоминает, мечтая стать боевыми летчиками, всегда стремились «показать свое «я», прихвастнуть знанием самолетов, личным знакомством с известным пилотом». Эта склонность «прихвастнуть», судя по всему, сохранилась у многих из них и в дальнейшем.
Например, в книге о Хартмане, публикацию которой он сам одобрил, утверждается, что, «когда осенью 1943-го Эрих достиг 150 побед, его слава начала стремительно расти по обе стороны фронта. Для русских он стал известен как «Карая-1», по своему позывному. Позднее для русских он приобрел мрачную известность как «Черный дьявол юга».
Можно сказать только одно – это полнейшая выдумка. К сожалению, наши летчики по именам немецких асов не знали. Но американские авторы и дальше фантазируют: «Русские назначили цену в 10 000 рублей за голову «Черного дьявола». Русский пилот, который сумел бы сбить его, заслужил бы известность, славу и богатство». Подобные пассажи сильно понижают степень доверия к литературе об асах Третьего рейха. Наш исследователь Г. Литвин, кстати говоря, пишет, что Хартман уже на Курской дуге летал под псевдонимом Рабутски, так как немцы постоянно меняли позывные своих асов.
Коллегу Хартмана майора И. Визе русские якобы называли «кубанским львом» за успехи в тяжелейших боях над Кубанью. Никогда никого мы так не называли.
Схожая с Хартманом «мания величия» наблюдается и у Руделя. Без зазрения совести он утверждает, что «вероятно, за мою голову в России назначена хорошая награда». Рудель, надо отдать ему должное, пошел на посадку на советской территории, чтобы спасти экипаж подбитого Ю-87. Однако взлететь не смог – колеса шасси увязли в грязи. Руделю удалось избежать плена. Как пишет немецкий ас: «В этот день Москва объявила по радио, что майор Рудель попал в плен. Очевидно, русские не верили, что я все-таки сумею добраться до своих». Абсолютно точно можно сказать, что никогда имя известного в Германии аса не звучало по советскому радио. Поверить в это может только западный читатель.
Столь же вольны были асы-«эксперты», а также их командиры и командующий Геринг и в объявлении цифр сбитых самолетов противника.
Любопытный пример из истории англо-германской воздушной войны приводится в мемуарах видного немецкого чиновника Г. Гизевиуса «До горького конца. Записки заговорщика» (Смоленск, 2002): «Командование люфтваффе с ошеломляющим упорством одерживало свои победы – по крайней мере на бумаге! Каждое утро в абвере снова возникал спор, когда представитель министерства авиации сообщал о ее все новых успехах, а Канарис трезво противопоставлял этим донесениям собственные данные. Производительность английских авиационных заводов была вполне известна, и столь же корректно командование вермахта придерживалось донесений наших летчиков о числе сбитых ими самолетов. Каждый день сообщалось, сколько еще осталось самолетов у противника: 200, 150, 100, 80 и, наконец, 20! Когда же дело дошло до отрицательной величины, минус 100, жестокая игра в цифры была прекращена – однако не Герингом, а Канарисом. Блицпобедные донесения окончательно перестали сверкать, подобно молниям».
Сходный пример приводит исследователь О.В. Левченко: «13 апреля 1943 года немецкие истребители из 6-й эскадрильи 5-й эскадры совершили один из многих «результативных» боевых вылетов в Заполярье. В этот день, по немецким данным, в воздушном бою северо-западнее Мурманска ими были сбиты 16 советских самолетов. Причем двое, Эхлер и Вайссенбергер (к концу войны вошедшие в число летчиков люфтваффе, одержавших более 200 воздушных побед), заявили о шести сбитых советских истребителях каждый. Ю.В. Рыбину, занимающемуся историей воздушной войны в Заполярье, удалось установить, что в тот день советские ВВС в указанном районе потеряли от действия немецких истребителей всего пять самолетов».
Подобная «удаль» была свойственна не только асам люфтваффе. Американский ученый С. Моррисон, изучавший трофейные немецкие вахтенные журналы, пришел к выводу, что не случайно показаниям гитлеровских моряков не доверяло собственное командование, проверяя все их боевые отчеты по сведениям нейтральной прессы и английского радиовещания.
Виртуозно подсчитывались в штабах люфтваффе собственные потери. Так, не считались уничтоженными самолеты, пропавшие без вести или разбитые и не подлежащие восстановлению, но приземлившиеся на своей территории. Уровень потерь всегда должен был оставаться минимальным, для этого цифры своих сбитых самолетов «разбрасывались» по другим дням и месяцам.
Своей рукой поджег майор Эрих Хартман погребальный костер из последних двадцати пяти «Мессерш-миттов» 52-й эскадры. Хартмана ждали более десяти лет лагерей и тюрем в Советском Союзе, от Кирова до Новочеркасска. Впрочем, как говорил немецкий ас, вернувшись в Германию: «Часто от меня ждут ненависти к русскому народу, словно мне не разрешены никакие другие чувства. Но десять лет в русских тюрьмах научили меня видеть разницу между русским народом и тайной полицией».
Э. Хартман вернулся в Германию далеко не инвалидом, он сохранил силы для того, чтобы командовать первой эскадрой «Рихтгофен» реактивных истребителей новых ВВС ФРГ. Лишь в 1969 году ему было присвоено звание полковника. Ас не вписывался в армию мирного времени, где главным, по мнению Хартмана, часто становилась не оперативная готовность, а строевая подготовка и выглаженные брюки.
Часто утверждают, что лучшие летчики Германии воевали на Западном фронте. Но этому противоречит то, что именно асы 52-й эскадры Д. Храбак, И. Штейн-хоф, Г. Ралль после войны в разное время командовали ВВС бундесвера.
Р. Толивер и Т. Констебль, авторы книги о Э. Хартмане, в главе «Сталинские соколы» главное место отводят А.И. Покрышкину: «Пропагандистская война не должна заставить нас пытаться скрыть достижения Покрышкина как аса, командира и военачальника. Его слава более чем заслужена, и совершенно справедлив рассказ о нем в этой книге, так как он часто сражался против 52-й эскадры, где служил Эрих Хартман.
Нет твердых свидетельств, что Александр Покрышкин и Эрих Хартман встречались в воздухе, но точно так же нет никаких оснований отрицать такую возможность».
К этому можно добавить, что своим предупреждением о появлении Покрышкина, а затем и летчиков его дивизии в небе немцы признали превосходство покрышкинцев.
Один из асов 9-й гвардейской дивизии (в 1995 году, с большим запозданием, ему было присвоено звание Героя России) Михаил Георгиевич Петров, участвовавший во многих боях вместе с Александром Клубо-вым, вспоминал одну из его побед в небе над Яссами, где гвардейцы дрались с лучшими истребительными эскадрами люфтваффе. Клубов после виртуозного маневра, из перевернутого положения залпом в упор поразил «Мессершмитт».
«Он как будто издевался над немцами, настолько был тогда силен в воздухе...» – говорил о боевом товарище обычно крайне скупой на похвалу М.Г. Петров.
Глава 9
ВОЗВРАЩЕНИЕ В ВОЛОГДУ
Привет, Россия – родина моя!
Как под твоей мне радостно листвою! И пенья нет, но ясно слышу я Незримых певчих пенье хоровое...
Николай Рубцов
После смерти прах летчика дважды переносили. Первый раз – на Холм Славы во Львове, где находится мемориал воинов, погибших в Великой Отечественной войне. Живописное кладбище украшено благородными деревьями, цветами. Здесь в годы СССР был создан скульптурный ансамбль. Поставлен обелиск из гранита в честь русских воинов, погибших в 1914– 1915 годах (стоявший ранее белокаменный крест снесли немецкие оккупанты). Есть скульптуры «Мать-Родина», «Воин со знаменем». Горел Вечный огонь. Люди шли в народно-мемориальный музей (сейчас он закрыт), к могиле легендарного разведчика Н.И. Кузнецова.
В братской могиле воинов-авиаторов здесь похоронены трое Героев Советского Союза из дивизии А.И. Покрышкина: В.Д. Шаренко, M.C. Лиховид, К.Г. Вишневецкий. Над этим захоронением установлен скульптурный памятник «Присяга». Коленопреклоненный воин клянется на верность Отчизне...
В центре Холма Славы – Аллея Героев. Рядом с пулеметчиком Сергеем Кузнецовым и комбатом Ва-дентином Манкевичем и покоился прах Александра Клубова. Воинский мемориал во Львове был широко известен. Но все же. Как писала в своей книге «Взойди, звезда воспоминаний...» М.К. Покрышкина: «Во времена службы Александра Ивановича в Киеве мне дважды довелось бывать во Львове. Первое, что я делала, – шла на рынок, покупала охапку самых красивых цветов и ехала к Саше. И каждый раз мне почему-то казалось, что Сашина могила одна из самых одиноких. Во Львове из близких у него никого нет».
К началу 2000 года в семье Клубовых созрело решение – надо перенести прах дорогого Александра Федоровича на родину, в Вологду. И тут неожиданно с таким же предложением, по поручению губернатора Вологодской области Вячеслава Евгеньевича Позгалева, к семье обратился его помощник Александр Александрович Штурманов. Все как будто было уже предопределено...
Семья поручила выполнение этого решения племяннику дважды Героя Владимиру Алексеевичу Клу-бову. Вместе с А.А. Штурмановым они и проделали большую организационную работу.
Были различные опасения ввиду политической атмосферы на Западной Украине. Но уважение к воле героя-летчика и его родных проявили и львовские власти. В святом деле никто никаких препятствий не чинил, была только помощь. На железной дороге сказали: зачем гнали вагон, мы бы свой дали. В карауле у гроба стояли украинские курсанты, генерал авиации. Отпевали Александра Федоровича в единственном оставшемся во Львове русском православном храме Георгия Победоносца. Архиепископ Львовский и Галицкий Августин сказал о знаменательном «совпадении»: отпевали летчика в церковный праздник – День всех святых, в земле Российской просиявших. Отпевание совершил сам владыка в заполненном людьми храме. Русская община прощалась с Героем.
И вот 22 июня 2001 года, Вологда. В этот День скорби и памяти Александр Клубов вернулся на родину. Из Львова в специальном вагоне был доставлен гроб с прахом Героя. Вологодское телевидение показывало, как солдаты принимают массивный, обшитый дубом гроб, на крышке которого – парадная фуражка офицера-летчика, цветы, поминальная стопка водки и кусочек хлеба, оставленные ветеранами из Львова.
Солнечный, ясный день. Прекратился вчерашний дождь, рассеялся утренний туман. Воинское Введен-ское кладбище в центре города. На площадке, окруженной березами и голубыми елями, собираются люди. Из динамиков звучат песни военных лет. Чувствуется напряженное торжественное волнение. Здесь вологодские руководители, ветераны, много детей. Приглашены покрышкинцы из Москвы во главе с председателем Совета ветеранов 9-й Мариупольско-Берлинской гвардейской истребительной авиадивизии полковником Виктором Васильевичем Масловым. Приехали из Новосибирска земляки А.И. Покрышкина. Они знакомятся с детьми старшего брата летчика Алексея Федоровича Клубова – Ниной, Еленой, Фаиной и Владимиром.
Начинается траурный митинг. Зачитывается биография А.Ф. Клубова. Имя его присвоено улице в Вологде, совхозу в Вологодской области, пассажирскому теплоходу. В селе Кубенском установлен бюст.
Офицеры в сопровождении почетного караула выносят и устанавливают гроб. Поблескивают штыки карабинов.
Губернатор Вологодской области Вячеслав Евгеньевич Позгалев начал свое выступление с напоминания о том, что 60 лет назад в такое же ясное утро началась самая кровопролитная в истории война, народ поднялся на защиту Отечества, и вологжане честно исполнили свой долг, 172 из них было присвоено звание Героя Советского Союза. Затем В.Е. Позгалев сказал:
«Александр Федорович Клубов – наш земляк. 26 лет, которые он прожил, – по нынешним меркам, еще юношеский возраст, но он был уже мужем, защитником Отечества. Почти 60 лет прах нашего земляка покоился на Украине. Но пришло время собирать историю нашей страны. Я хочу сказать добрые слова в адрес руководителей Львовской области, которые поддержали нас и достойно проводили прах нашего земляка на Вологодчину. Я хочу поблагодарить автора газеты «Наш голос», который упрекнул нас в том, что мы забываем нашу историю и что прах наших земляков разбросан по всему миру. Я благодарю родственников, которые выступили с инициативой переноса праха нашего земляка на родную землю. Почти полугодовая работа многих людей сегодня завершилась. И наверно, есть великая справедливость в том, что тело летчика будет предано земле под звуки того гимна, который звучал с 1943 года. Это говорит о том, что к нам возвращается память, в нас просыпается совесть перед теми, кто выстрадал тяжелые годы войны. Я думаю, что этот день запомнится вологжанам навсегда. Предавая сегодня прах Александра Федоровича земле, мы можем сказать ему: спи спокойно, Александр Федорович. И пусть вологодская земля будет тебе пухом!»
Племянник дважды Героя В.А. Клубов не скрывал волнения: «Дядя Саша! Исполнилось твое желание вернуться на родину, которое ты высказал в Москве перед войной нашему отцу, твоему брату. Все эти годы светлый твой образ незримо присутствовал в нашей семье. Ты во многом определил нашу судьбу. Мы всегда помнили твои поступки, величие твоего имени, с твоим именем мы учились, принимали решения, добивались успехов. Сегодня ты как живой вместе с нами сражаешься за независимость и величие России!»
Проникновенные слова нашел и председатель комитета по делам молодежи мэрии Новосибирска А.В. Ершов: «Каждый человек оставляет свой след на земле. Кого-то помнят только родные и близкие, а кто-то, как яркая звезда, совершает подвиги и остается в памяти соотечественников. Покрышкин и Клубов – такие. Покрышкин и Клубов – два друга, две звезды, которые сияли в небе, подружили и города – Вологду и Новосибирск. Потому что память о них объединяет, это святое в наших душах. И в Полярном у одного пирса борт о борт стоят подлодки «Вологда» и « Новосибирск».
В.В. Маслов от имени ветеранов дивизии А.И. Покрышкина благодарит руководство области, города, вологодских ветеранов: «Мы теперь будем знать, что Александр Федорович находится ближе, на своей земле. Мы можем его чаще навещать».
От Украины выступила хранитель народного мемориального музея «Холм Славы» О.И. Антоненко: «Древний город Львов раскинулся на холмах, один из которых долгое время называют Холмом Славы. Славы тех, кто, не жалея своей жизни, освобождал землю от немецко-фашистских захватчиков. Здесь похоронены воины разных национальностей, возрастов. Сегодня мы передаем останки героя и землю Львовскую – земле вологодской. Да будет память о героях вечной!»
Траурный митинг объявляется закрытым. Служится православная панихида. «Во блаженном успении вечный покой подай, Боже, рабу Твоему Александру. Еще молимся о упокоении раба Божьего Александра и еже простится ему всякое прегрешение вольное и невольное».
Под звуки траурной музыки гроб опускают в бетонный саркофаг. Офицер склоняет Красное Боевое Знамя. Здесь ветераны, дети, делегация КПРФ, военные, батюшка со скромно одетыми пареньками-певчими.
На глазах у многих слезы. Почетный караул салютует ружейным залпом. Оркестр исполняет Государственный гимн. И словно повеяло на всех богатырским духом державы-победительницы.
Руководители области и города, родственники, ветераны, гости бросают на створки саркофага прощальные горсти земли, возлагаются венки и букеты цветов.
Мимо могилы в парадном строю проходят в камуфляже с автоматами воины гарнизона, один из отрядов – офицеры морской авиации в черной форме, под Андреевским флагом. Низко над головами проходит тройка спортивных поршневых Яков, в последнем заходе демонстрируя фигуры высшего пилотажа. Оркестр грянул знакомую мелодию ВВС – «Все выше, и выше, и выше».
Так состоялось возвращение Александра Клубова в Вологду.
На поминальном обеде губернатор области В.Е. Позгалев вспоминал о том, что читал в конце 1950-х, в детстве, небольшую книжку о Клубове, тогда выходили такие биографии и оставили добрый след. «Без чувства Родины, без патриотизма, как сейчас стало ясно, – сказал губернатор, – не построить и сильной экономики».
Кстати говоря, упомянутую книгу М.С. Буханова «Александр Клубов – советский летчик» (М., 1957) иллюстрировал художник-график К.К. Арцеулов, знаменитый летчик-ас Первой мировой войны. В 1916 году он впервые в мире сумел по своей методике вывести самолет из штопора. Друзья считали его затею «гробовой» (парашютов тогда еще не было). Внук И.К. Айвазовского, Арцеулов много лет иллюстрировал журнал «Техника – молодежи» и книги по авиации.
В.А. Клубов рассказал о той энергии и теплоте душевной, которую вложили в труд по переносу праха дяди в Вологду сотрудники областной администрации А.А. Штурманов, бывший моряк-подводник, капитан 1-го ранга, и И.И. Поздеев, военный вертолетчик, совершивший 354 боевых вылета в Афганистане, награжденный двумя орденами Красной Звезды. Сам губернатор контролировал эту работу на всех этапах.
