Текст книги "Четырех царей слуга"

Автор книги: Алексей Шишов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 34 страниц)

   – Ясновельможный пан Корицкий, учитывая вашу любовь и верность к королю Карлу, я готов передать вам эту прекрасную девушку. Надеюсь, что она и вы останутся самого высокого мнения обо мне.

   – В этом вы можете не сомневаться, пан офицер. Я всегда ценю благородство в поступках шляхтича. И моя родственница, спасённая вами от бесчестья, тоже.

   – Я надеюсь, ваше сиятельство, что мы будем признательны друг другу и в будущем.

   – Да, разумеется, благородный пан. Я и моя семья вам много обязаны сегодняшним днём...

Однако присутствовавшие при разговоре шотландцы-дворяне не хотели так просто расставаться с частью своей добычи, которая должна была, по их мнению, дорого стоить. То есть за шляхтянку можно было получить хороший выкуп, если её родственником был сам магнат Корицкий. Один из них шепнул слуге пана, что девица им досталась взамен доли в богатой добыче и что, расставшись с нею, они оказываются в немалом убытке. Слуга стремглав кинулся в дом.

Через несколько минут из него вышел сам пан Корицкий и с улыбкой подал всё ещё стоявшему на том же месте спасителю десять дукатов со словами:

   – Я узнал, что она принадлежит вам в счёт вашей доли в добыче, посему извольте это принять. Надеюсь, что теперь вы будете вознаграждены за ваш поступок с лихвой.

Несколько обескураженный корнет не потерял головы при виде этих немалых денег и, памятуя о возможной каре военно-полевого суда, со всей изысканностью дворянина стал отказываться. Впрочем, пан Корицкий на том и не настаивал.

При этом разговоре спасённая Патриком шляхтянка молчаливо стояла в дверях дома, больше напоминавшего маленький дворец или крепость, поскольку его с улицы охранял с десяток вооружённых панских слуг. Вслед за паном Корицким из дома вышли несколько знатных полек и спросили корнета:

   – Пан офицер, мы много наслышаны о вашей доблести в лесу. Позволите ли вы нам теперь увести в дом нашу бедную родственницу?

   – Да, ясновельможные пани. Если, разумеется, ей будет это угодно. Надеюсь, что в этом доме она будет в большей безопасности, чем в отцовском поместье, уже разграбленном голодными солдатами.

   – Благодарим вас, благородный шляхтич.

Можно ещё добавить, что шотландец был так растроган разговором с магнатом Корицким и его женщинами, что в тот же вечер сделал шляхтянке дорогой подарок. Он передал ей через слугу всю женскую одежду, которая досталась ему в последние дни при разделе награбленного в панских усадьбах.

Таким редким поступком лихого ландскнехта был тронут даже сам ясновельможный пан Корицкий. В расстроенных чувствах он дал гордоновскому слуге за труды целый дукат. Тот в своём кармане никогда ещё не имел таких денег...

Однако судьба уже через несколько дней вознаградила материально добропорядочного католика. Вместе с кавалеристом Джеймсом Элфинстоном, человеком тоже довольно знатного рода, они поймали в поле польского крестьянина, и тот под угрозой смерти рассказал им, где жители местечка Боцек прячут от шведов своих лошадей. Поляки, хотя и были вооружены, при виде внезапно появившихся всадников бросились в чащу, бросив на произвол судьбы охраняемый ими табун почти в сотню голов. Шотландцы отобрали из него столько лошадей, сколько могли увести, и поспешили с добычей в армейский лагерь. На удивление, конокрадов никто не преследовал.

Возвратившись в лагерь, Патрик узнал довольно печальную для него и всей лейб-роты новость. Их заступник и доброжелатель фельдмаршал Роберт Дуглас получил королевский указ ехать в Швецию и там действовать против датской армии. Вслед за ним вскоре в Стокгольм из Польши отправился и король Карл X.

Это повергло дворян-шотландцев в замешательство. Можно было без большого труда догадаться, что теперь шведская армия осядет в польских городах гарнизонами и о вольной походной жизни можно было забыть. К тому же они теряли могущественного покровителя, поскольку в королевской армии шведы и немцы-наёмники шотландцев откровенно не жаловали. Лучшим свидетельством тому были постоянные драки, дуэли офицеров и многие раненые. Корнет был непременным участником всех свар, в которые были втянуты его ротные товарищи.

Лейб-рота, говоря современным языком, замитинговала. И было от чего. Гордон, выгодно отличавшийся от других благоразумием, предложил:

   – Друзья! Я предлагаю подать петицию его королевскому величеству, чтобы он разрешил фельдмаршалу взять нас с собой и в Швецию как своих верных и испытанных телохранителей. Согласны ли вы все подписать такую петицию?

   – Согласны! Ну и голова у тебя, Гордон.

Прошение было составлено и написано корнетом, поскольку большинство ротных офицеров знали только счёт до сотни да с трудом могли объясняться на двух-трёх, а то и четырёх языках. При посредничестве фельдмаршала Густава Отто Стенбока петиция шотландской наёмной роты была передана на утверждение королю. Но Карл Густав отклонил её. Он не любил в армии никаких прошений.

Однако настойчивые шотландские дворяне не угомонились. Для ходатайства перед его королевским величеством они выбрали четырёх делегатов, в том числе и автора злополучной петиции. Они застали короля прогуливавшимся перед своей каретой и, спешившись, с поклонами начали разговор:

   – Ваше королевское величество! Мы коленопреклонённо стоим перед вами, чтобы изложить прошение всей нашей лейб-роты, чья доблесть во имя величия Швеции хорошо вам известна.

   – А, опять это вы, шотландские дворяне. Но я ведь уже дал вам через фельдмаршала графа Стенбока свой ответ. Разве этого вам недостаточно, господа офицеры?

   – Ответ вашего королевского величества лейб-рота получила. Но у нас есть причины, чтобы настаивать на нашей петиции.

   – Какие же эти причины, господа?

   – Ваше королевское величество, в течение всей войны с польским монархом мы не получили ни фартинга обещанного жалованья. Но, состоя в рядах вашей победоносной армии, терпя большие лишения, мы стойко переносили все денежные тяготы.

   – Но, господа офицеры, мне известно и другое. В походах вы всегда добывали немало военной добычи. А о ваших трофеях в шведских и немецких полках рассказывают настоящие легенды.

   – Да, так, ваше королевское величество. Наше доблестное поведение и верную службу короне Швеции может подтвердить сам фельдмаршал-лейтенант Роберт Дуглас. Он всю войну был доволен нами, военными людьми самых знатных дворянских фамилий Шотландии.

   – Тогда почему вы не хотите оставаться в Польше? Ведь война ещё далеко не закончена.

   – Ваше королевское величество! Состоя в победоносной шведской полевой армии, мы едва сможем приобрести достаточно средств, чтобы душа не рассталась с телом. Но будучи стеснены в гарнизонах, предвидим одни лишения...

   – Так что же вы, в конце концов, хотите от меня, вашего монарха?

   – Во избежание лишений для нас, родовитых дворян, мы смиренно молим ваше королевское величество не покидать нас. Но взять с собою туда, где мы с величайшей готовностью отдадим свои жизни служению его величеству под знамёнами фельдмаршала Дугласа.

Король Карл X Густав, прохаживаясь перед ними, выслушал своих наёмников до конца. Затем он резко обернулся и поучительно промолвил для всех окружающих:

   – Достойные люди в военном мундире шведского королевства должны оставаться и здесь, в Польше. Здесь также можно стяжать воинскую славу, равно как и там, куда он направляется с фельдмаршалом Робертом Дугласом.

После этого монарх неожиданно обратился к одному из шотландцев, к тому, который говорил с ним больше других. Им оказался не кто иной, как Патрик Гордон:

   – Не правда ли, корнет, король прав?

   – Точно так, ваше королевское величество! Но мы, шотландцы, предпочли бы искать славы вне стен крепостей, нежели внутри их. Только на полях сражений.

После таких бесстрашных слов окружающие короля генералы одобрительно закивали головами. Фельдмаршал Густав Отто Стенбок стал вполголоса что-то говорить монарху в пользу просителей. Однако король Карл ответил своему приближённому достаточно громко, чтобы его слова слышали остальные:

   – Я скорее прикажу бросить их в реку с мешками на шеях, чем дам им волю в моей армии!

После сказанного король сел в карету и в сопровождении конвоя конных драбантов удалился в город. Делегатам лейб-роты, на лицах которых было написано неподдельное отчаяние, пришлось вернуться к товарищам, как говорится, несолоно хлебавши. Больше настаивать на положительном решении просьбы, изложенной в петиции, они не стали. В противном случае их настойчивость могла обернуться для них знакомством с профосом и наказанием.

Снова польский плен. Побег

С отбытием короля Карла X Густава и его полководца Дугласа из Польши положение шведской армии заметно ухудшилось. И дело было не столько в смелости поляков, сколько в том, что произошла измена – немецкие полки из Бранденбурга перешли на сторону императора Священной Римской (Германской) империи Леопольда I, союзника Польши. То есть стали воевать не на стороне Стокгольма, который к тому же не платил жалованья, а на стороне Вены.

Для многих шотландцев из лейб-роты это закончилось весьма трагично. Когда шведские наёмные войска стали лагерем вокруг города Пултуска, то корнеты Патрик Гордон и Роберт Стюарт с несколькими товарищами решили поискать счастья в поисках добычи. В поход они выступили после заката, но когда с восходом солнца влетели на конях в Пшасныш, то обнаружили много шведов и немцев. Они прежде шотландцев обчистили здесь все места, но поживиться им ничем, кроме бочек с пивом, не удалось.

Тогда те отправились из этого городка дальше и в поле повстречали восьмерых поляков, разъезжавших на лошадях перед Пшаснышем. Поскольку шотландских дворян вместе с вооружёнными слугами насчитывалось девятнадцать человек, то они смело погнались за врагами. Те стали уходить от них по узкой гати среди болота к лесу, настойчиво демонстрируя преследователям, что их кони устали. Последние слишком поздно поняли, что их заманивают в засаду.

Всё же шотландцам удалось отстреляться от вышедшего из засады польского конного отряда, и они избежали рукопашной схватки. Им удалось прорваться через гать и начать отступление в сторону, где, по их предположению, должна была двигаться шведская армия. Вскоре шотландцы присоединились к ней в Торне и там стали свидетелями отбытия короля Карла Густава.

Тот, проезжая через мост, подозвал к карете корнета-шотландца Джона Мелдрама, протянул ему руку для поцелуя и сказал:

   – Мелдрам, служите нам как и прежде, и вы удостоитесь столь же великой нашей милости, как всегда.

Слова шведского монарха стали как бы прощением лейб-роте за петицию. Шотландцы дружно прокричали в ответ:

   – Виват королю Карлу! Виват! Виват! Виват!..

После этого шведская армия, остававшаяся в Польше, вновь выступила в поход против подходивших неприятельских войск. Рота шотландских дворян двигалась на фланге и, выйдя из леса в широкое поле, неожиданно столкнулась с неизвестной кавалерией. Всадники двигались в шахматном порядке. Вскоре можно было разглядеть, что они одеты в немецкие мундиры. О том, что бранденбуржцы взбунтовались и перешли на сторону римского императора, точно ещё не было известно.

Патрика Гордона охватило нехорошее предчувствие. Он сказал товарищам:

   – Они могут быть кем угодно, но, без сомнения, это неприятель, и нам придётся с ним биться.

   – Брось, Гордон. Разве ты не видишь на них синие мундиры шведского короля? Это явно не поляки...

Когда стороны сблизились, корнет и капитан Джемс Кит подскакали поближе к незнакомому отряду, двигавшемуся в молчании, и крикнули по-немецки:

   – Что вы за люди?

Ответ ошеломил двух переговорщиков:

   – Подданные императора Леопольда.

Не растерявшись, Гордон и Кит выкрикнули противникам:

   – А мы подданные короля Карла.

В ответ им было сказано:

   – Просите у нас пощады и сдавайтесь в плен, господа.

Шотландцы стали было разворачивать коней, но тут прозвучал залп из карабинов. Капитан был убит наповал, а его товарищ получил пулю в грудь, но сумел удержаться на коне. Один из офицеров-бранденбуржцев, подскакавший к Патрику, с самого близкого расстояния выстрелил в упор, но карабин дал осечку.

Гордон сумел доскакать до своих шотландцев, крича им на ходу:

   – Теперь вы видите, кто они такие!

Лейб-рота шотландских дворян в той неравной конной схватке показала всю доблесть, на какую только была способна. Вместо того чтобы сразу обратиться в спасительное бегство, товарищи Гордона вместе с ним пошли на врага. Большинство из них прорвали строй бранденбургских рейтар, но, рассыпавшись по полю, оказались предоставлены самим себе. И теперь смельчаки больше уповали на помощь Бога, скорость своей лошади и мастерство владения знаменитым шотландским палашом с широким обоюдоострым клинком и гардой[3]3
  ...гардой в виде чаши... – Гарда – часть эфеса клинкового холодного оружия, предназначенная для защиты от удара пальцев руки, обхватывающих рукоятку.


[Закрыть] в виде чаши или «корзинки». Теперь поле боя больше напоминало ристалище[4]4
  ...ристалище... – площадь для гимнастических, конных и других состязаний, а также само состязание.


[Закрыть], где сражались одиночки.

Патрик, пригнувшись к шее коня, скакал к лесу с одним-единственным заряженным пистолетом. Его преследовали, постреливая на ходу, десяток немцев, пожелавших пленить королевского офицера. Шотландец, может быть, и успел бы достичь спасительного леса, но тут вражеская пуля ранила его лошадь в ногу, и та сразу заковыляла по полю. Во время преследования корнет сам получил пулевое ранение – в левое плечо. Кровь стала заливать рубашку.

Пришлось сдаваться в плен на милость победителя. У него отобрали всё оружие, но снимать расшитый серебряными позументами кафтан не стали, поскольку он был в нескольких местах продырявлен пулями и в крови. Гордон был свидетелем, как спасались немногие его товарищи, как брали в плен других. Имперские германцы не стали далеко преследовать беглецов-одиночек, поскольку сами опасались кавалерии шведов.

Так корнет в очередной раз попал во вражеский плен и оказался в тюрьме Плоцка, которая размещалась в подземелье городской ратуши. Вместе с ним в темнице оказались несколько товарищей по лейб-роте. Правда, помощь раненым была оказана – их перевязал и осмотрел немецкий лекарь.

Вскоре у дворян-шотландцев появилась надежда на избавление. Вскоре в Плоцк вступил имперский пехотный полк, в котором служил их земляк – аристократ капитан Джеймс Лесли, племянник и наследник графа австрийского фельдмаршала Уолтера Лесли, полководца династии Габсбургов.

Когда капитану Лесли сообщили, что в плоцкой тюрьме находятся пленные родовитые дворяне из его Шотландии и просят о помощи, то наследник графского титула Священной Римской империи ответил им на латыни не совсем верной цитатой из «Скорбных элегий» Овидия:

   – Не сосчитать друзей, пока благоденствие длится, если же небо твоё хмурится, ты одинок.

Такой ответ земляка сильно уязвил самолюбие не только Гордона. В своём «Дневнике» он с обидой упрекнул Лесли-младшего в полном равнодушии к судьбе соотечественников, что – в чём сам автор мемуаров убеждался многократно на протяжении всей долгой жизни – не было свойственно шотландцам не только дворянской крови, где бы они ни находились.

В плену умер один из самых близких друзей Патрика Гордона – ротмистр Джон Мелдрам, тяжело раненный в том бою. Когда корнет пришёл к нему, умирающий попросил:

   – У меня были ваши иезуиты, они дали мне добрый совет, хорошо бы они явились сюда снова.

Однако на такое пожелание умирающего товарища дворяне-протестанты лейб-роты решительно ответили:

   – Нет, Джон. Не бывать иезуитам у твоей соломы. Они люди не нашей веры.

Патрик в споре не смог настоять на выполнении просьбы ротмистра. Видя такое, Джон Мелдрам тогда сказал товарищам по плену:

   – Тогда мне пора устраивать земные дела. Помогите написать завещание.

Умирающий ротмистр великодушно оставил задержанное жалованье и претензии к шведской короне за набор в её армию 84 рейтаров, а также имущество в трёх сундуках, хранившихся у верного человека в польском городе Замосци, своей сестре в Шотландии. Всё остальное он разделил между сослуживцами по лейб-роте. Гордону достался один из лучших коней ротмистра и расшитый золотом и серебром пояс для шпаги. Но всё это надо было ещё получить.

Подписав составленное завещание, ротмистр заметил, что многие из шотландцев стоят подле него в глубокой печали. Джон Мелдрам сказал им:

   – Не горюйте, ребята, всё будет хорошо. Шведская корона вызволит вас из плена.

Перед уходом из жизни ротмистр попросил пива и, взяв _ слабеющими руками кружку, выпил изрядный глоток. Но перед этим он воскликнул два раза одно и то же – по-шотландски и по-немецки (для имперских офицеров, бывших в комнате):

   – За здравие всех честных кавалеров!

После похорон с воинскими почестями (немцы дали из карабинов три залпа в воздух) шведское командование вознамерилось выкупить из плена доблестных дворян-шотландцев. Но бранденбуржцы на это заявили, что все пленники изъявили горячее желание служить австрийскому императору. На том переговоры о выкупе и закончились. Прибывшему в стан имперцев шведскому трубачу пришлось вернуться к своим ни с чем.

Немцы действительно многократно уговаривали шотландцев перейти на службу к императору Священной Римской империи и его союзнику, королю Польши. Однако пленные дворяне единодушно, но вежливо отвергли такое деловое предложение. Они всё ещё верили, что шведы ещё раз попытаются выкупить их у неприятеля.

После этого отношение немцев к узникам изменилось. Когда полки Бранденбурга оставили город Плоцк, где у жителей всё было съедено и выпито, они прихватили, вполне естественно, с собой и всех военнопленных. В дороге тем пришлось питаться даже жареными в костре желудями – за неимением каштанов.

К концу второго месяца плена Патрик решился на побег, уговорив рейтара[5]5
  ...рейтара... – Рейтары – тяжелая конница.


[Закрыть] Джона Смита, человека проворного и умелого, в бесстрашии которого офицер убеждался не раз. Тот обрадовался такому предложению, сказав:

   – Я согласен, если вам это будет угодно.

   – Смит, не спи сегодня. Как только увидишь, что я поднялся от костра, следуй за мной в лес.

Побег удался. Они удачно покинули стоянку бранденбургского полка генерал-майора Хойстера, но на дороге в Торн были замечены конными дозорными. Однако те не решились углубляться ночью в болото, заросшее камышом, и беглецы, промокшие до нитки, голодные, сумели добраться до города, в котором стоял шведский гарнизон.

Рейтар становится драгуном. Эльблонг

Бежавших из плена представили торнскому коменданту генерал-майору Бертольду Хартвигу Билау, больше известному под фамилией Бюлов. Тот, поздравив шотландцев с удачным избавлением от вражеского плена, начал обычные в таких случаях расспросы:

   – Где сейчас стоит наш противник и куда он хочет двигаться? Вы, господин корнет, что-либо знаете об этом?

   – Да, ваше превосходительство. Бранденбуржцы, изменившие шведской короне, стоят от Торна милях в четырёх. Они собираются идти на Добжинь, чтобы там переправиться через Вислу и идти в Великую Польшу на зимние квартиры.

   – Что же тогда они делают на другом берегу реки?

   – Клянусь жизнью, господин генерал, они не задержатся здесь более трёх дней, ибо главные их силы, состоящие из отборных войск, не захотят отстать от тех полков, которые уже пошли на зимние квартиры за Вислой.

   – Хорошо, коли так будет. Тогда и мы перезимуем здесь в спокойствии. Провиант в деревнях вокруг Тона ещё есть.

После беседы торнский комендант поднёс беглецам по бокалу вина и ещё раз поздравил их с удачным побегом и возвращением к своим. Как оказалось, лейб-рота или, вернее, то, что от неё оставалось после боя с немецкими рейтарами, входила в состав городского гарнизона.

Сослуживцы бежавших из плена были немало удивлены их неожиданным появлением. Как оказалось, товарищи давно считали Гордона и Смита в числе погибших и потому распродали многие их вещи, а деньги по узаконенному обычаю поделили между собой.

Обиженный донельзя таким поступком приятелей, Патрик решил поискать себе какой-нибудь кавалерийский эскадрон. Получив у коменданта соответствующий пропуск, он прибыл в город Эльбинг, в котором оказался шведский король Карл Густав. Корнет нашёл случай, чтобы предстать перед ним и произнести целую речь:

   – Да будет сие угодно вашему королевскому величеству. Состоя в лейб-роте фельдмаршала Дугласа и попав недавно в плен под Штрасбургом, я совершил побег из заключения. Я ни разу не получал от шведской короны даже фартинга денег на жалованье или снаряжение. Теперь же, лишившись всего, что имел, я покорно прошу ваше королевское величество принять моё положение во внимание и предоставить мне возможность снова послужить шведской короне. Из преданности и желания служить короне я с великою угрозою для жизни совершил побег от неприятеля, а посему сделался свободным человеком и прошу также об увольнении из оной роты.

Король Карл Густав выслушал речь до конца, рассматривая мундир офицера-дворянина, оставлявший желать много лучшего. Потом монарх ответил на услышанное:

   – Мне донесли, что вы все переменили службы и дали клятву верности императору Леопольду?

   – Нет, ваше королевское величество. Шотландцы из лейб-роты всё ещё пленные у неприятеля и ждут там освобождения.

   – Хорошо, господин корнет. Я сделаю для них всё возможное. А что до вас, то я распоряжусь о вашем снаряжении.

   – А как же моя просьба об увольнении из лейб-роты, ваше королевское величество?

   – С такой просьбой вам следует обратиться не ко мне, а к вашему подполковнику. Ему даны такие права...

Возвращение из Эльбинга в Торн с пустыми руками Гордон с верным Джоном Смитом сочли большой глупостью. По пути они напали на польских крестьян и отобрали у них двух лошадей, которых в тот же день продали за 26 талеров.

В Торн корнет с рейтаром добрались только через пять дней. Им пришлось покружить по дорогам, поскольку отряды вооружённых крестьян разъезжали по округе в поисках известных конокрадов.

Когда Патрик предстал перед подполковником Брето и изложил ему свою настоятельную просьбу, тот предъявил ему письменное приказание фельдмаршала-лейтенанта Роберта Дугласа на сей счёт. В нём говорилось следующее:

«Если кто-либо из моей лейб-роты шотландцев, бывший прежде офицером, попросит увольнения, выдать ему таковое, когда он поставит на своё место столь же доброго бойца, как он сам».

Прочитав хорошо известный ему фельдмаршальский приказ, корнет заявил своему начальнику:

   – Моё дело не в том, был ли я в лейб-роте офицером. А в том, что я не получил от шведской короны за вербовку и службу в королевской армии по сей день ни гроша. Из плена меня не выкупали, а я сам освободился. Теперь по всем законам мира я стал свободным человеком.

   – Господин корнет, вы человек военный и должны повиноваться приказу фельдмаршала Дугласа.

   – Как бы то ни было, но я больше не желаю служить в лейб-роте.

После этих слов Патрик раскланялся и вышел от подполковника Брето. Дело кончилось тем, что шотландца чуть было не взяли под стражу и не посадили в замок. Но всё обошлось. Упорствующего на своём корнета начальство решило не принуждать к дальнейшей службе. Однако ротный лейтенант приказал забрать у него коня, доставшегося ему по завещанию ротмистра Джона Мелдрама. Дорогого пояса для ношения шпаги он тоже не получил.

Гордон снова добрался до города Эльбинга и вновь предстал перед королём Карлом Густавом:

   – Ваше королевское величество, подполковник Брето отказал мне в законном увольнении.

На что монарх Швеции ответил:

   – В моей канцелярии нет бумаги, дабы писать увольнения.

   – Но я, мой король, и не думаю покидать шведскую службу. Я хочу лишь уволиться из своей роты и добиваться производства в другой кавалерийский полк.

После этого Карл Густав со своим секретарём и королевским казначеем удалились на совещание в дом. Корнету было велено:

   – Ждите здесь. Вас скоро вызовут.

Когда Гордона пригласили в комнату, где размещалась королевская канцелярия, монарх спросил его прямо:

   – Итак, вы не оставите шведской службы?

   – Нет, ваше королевское величество. Я не сомневаюсь в том, что смогу отличиться в другом полку.

Карл X Густав, сам человек сугубо военный, остался доволен таким ответом. Он спросил у своего секретаря Мюллера:

   – Есть ли у нас в армии вакансии на чин прапорщика?

   – Да, есть. В драгунском лейб-регименте[6]6
  В драгунском лейб-регименте... – Лейб-регимент – полк.


[Закрыть] вашего королевского величества.

   – Тогда, господин Мюллер, пишите приказ об увольнении корнета из лейб-роты и назначении его прапорщиком в мою конную гвардию.

   – Гордон, вы сегодня довольны своей судьбой?

   – Точно так, мой король. Примерной службой я докажу вам верность шведской короне...

В лейб-роте Патрика Гордона никто не стал задерживать. На следующий день писари королевской канцелярии принесли ему все необходимые документы, скреплённые печатью. Корнет, а теперь прапорщик, дал им за труды рейхсталер. И извинился перед ними за столь малое вознаграждение, пояснив, что разорён и отдаёт им все свои деньги. Но те остались вполне довольны и одним рейхсталером.

Свидетельство за королевской печатью, выданное шотландцу, было написано на верхненемецком языке. Его содержание было таково:

«Мы, Адольф Иоганн, Милостью Божьей Пфальцграф Рейнский, герцог Баварский, Юлихский, Клевский и Бергский, граф фон Вельденц, Шпонхайм, Марк и Равенсбург, владетель Равенштайна, Генералиссимус над войсками Его Величества Короля Шведского и Верховный Правитель Королевских Прусских Воеводств, настоящим уведомляем, что предъявитель сего, Патрик Гордон, состоял сперва вольным рейтаром – волонтёром, а затем корнетом в лейб-гвардии господина фельдмаршала графа Дугласа и роте ротмистра Мелдрама в течение полутора лет, за каковой срок он показал себя, как подобает и приличествует солдату, любящему честь.

Однако вследствие недавней гибели ротмистра и разбития большей части роты помянутый Патрик Гордон намерен ин-де добиваться повышения в чине. Посему мы предоставили ему настоящее увольнение и свидетельство о его добром поведении и просим всех и каждого из высших и младших офицеров Его Величества Короля Шведского, а равно и простых солдат, конных и пеших, учтиво и милостиво принимать помянутого Патрика Гордона и не только пропускать его со слугами, лошадьми и имуществом свободно, надёжно и беспрепятственно, но также, ради его доброго поведения и сего нашего свидетельства и желания, почитать его уполномоченным и достойным всяческого содействия и поощрения.

В удостоверении чего мы подписали сие своею рукою и повелели приложить личную печать Нашего Высочества. Дано в Эльбинге 1 января 1658.

(Печать)

Адольф Иоганн».

Этот документ не определял полк, в котором имелась бы свободная должность младшего офицера. Поэтому прапорщику предоставлялось «право» самому искать такое место. В ходе таких пока бесплодных поисков он отморозил себе ступни, и ему пришлось поехать в город Эльблонг, чтобы показаться местному хирургу.

Тот, осмотрев ноги больного, заметил, что их следовало сразу растереть снегом и затем хорошо согреть. Был составлен договор на лечение, который обошёлся пациенту в круглую сумму – в десять рейхсталеров. Однако двухнедельное врачевание результатов не дало, и Гордон решил уехать из Эльблонга. На прощание эскулап дал ему в дорогу пластырь.

В одном из деревенских домов, где ландскнехт остановился переночевать со своим слугой, старуха-знахарка порекомендовала ему новый способ лечения. Следуя её совету, прапорщик застрелил в лесу ворону и её мозгами смазал обмороженные ступни. На удивление, после этого он выздоровел.

После этого Гордон занялся «охотой» на мародёров-имперцев. Вместе с такими же, как и он, смельчаками он отлавливал их по деревням и на дорогах, отбирал добычу, а пленных передавал шведскому командованию. За два месяца такой работы шотландец стал обладателем двадцати одной конской сбруи, которые стали его долей в добыче.

В звании драгунского прапорщика Патрик совершил одно из самых громких своих дел на службе шведской короне, которое удостоилось прославления из уст фельдмаршала Лоренца фон дер Линде. Дело обстояло так.

Новопроизведённый прапорщик набрал команду из восемнадцати искателей добычи и приключений, преимущественно шотландцев, рейтар и драгун с их слугами. Во главе этого отряда он неожиданно появился в брошенном польском селе, жители которого бежали в лес от мародёров-бранденбуржцев.

Конному разъезду шведских наёмников повезло. Немцы разбрелись в поисках поживы по домам, оставив в одном дворе своих лошадей, привязав их к кормушке, и мушкеты под небольшой охраной. Имперцев отлавливали по погребам и амбарам. Поскольку они были без огнестрельного оружия, то сдавались без особого сопротивления. В Эльблонг прапорщик Патрик Гордон привёл неприятельских пленных – 23 рейтара и 35 драгун. Все они оказались немцами, ландскнехтами.

Бравого прапорщика после доклада представили фельдмаршалу фон дер Линде. Тот был немало удивлён результативностью такого рейда. Главнокомандующий шведской армии заинтересованно спросил Гордона:

   – Сколько же вас было человек в этом деле?

   – Восемнадцать. Все королевские шотландцы и храбрецы.

   – Удивительно. Ценю ваше мужество, господин прапорщик.

   – Имею честь поздравить ваше превосходительство.

   – С чем это?

   – Господин фельдмаршал, все тридцать пять пленённых мною немецких драгун только что изъявили о готовности служить шведской короне.

   – Молодец! Это просто здорово. А то за зиму у меня в конных полках поубавилось рядовых. Скажите им, что в армию короля Карла принимаются все.

После этого рейда прапорщик оказался в составе эльблонгского гарнизона, комендант которого маркграф Баденский относился к нему очень благосклонно. Особенно после того, как шотландец подарил ему несколько трофейных лошадей, плащей и оружия имперцев и рейтар недалёкого гарнизона города Данцига. За что даритель удостоился самых высоких похвал:

   – Гордон, если ты будешь и дальше наносить такой урон неприятелю, то офицерское место само найдёт тебя.

Маркграф Баденский оказал прав. Вскоре прапорщик Гордон получил место под начальством капитана Томаса Форбса, служившего в гарнизоне крепостного города Эльблонга, жители которого настолько обнищали, что не могли прокормить королевское войско, стоявшее постоем в их домах. Предложение Форбса, известного дуэлянта в шведской армии, безместный прапорщик принял без долгих размышлений.

Жалованье офицеру было положено в шесть с небольшим рейхсталеров в месяц. Служба по сравнению с прежним вольным житьём была тяжёлая: через день надлежало быть в ночном дозоре, а на третий – на различных хозяйственных работах. Свободного времени для поиска добычи на дорогах вдали от города находилось вполне достаточно.

Служба в эльблонгском гарнизоне для прапорщика Гордона началась с того, что он стал руководителем заговора католиков-шотландцев с целью убийства известного английского аристократа и посла Лондона в Московии.