Текст книги "Четырех царей слуга"
Автор книги: Алексей Шишов
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 33 (всего у книги 34 страниц)
Смерть военного наставника Петра Великого
Гордон скончался в своём доме в Немецкой слободе утром 29 ноября 1699 года. Как пишет австрийский дипломат Иоанн Георг Корб, царь приказал отправить похороны своего военного наставника «с той же пышностью, что и генерала Лефорта».
Корб пишет: «Его царское величество навещал его пять раз во время его предсмертной болезни, а в последнюю ночь был у него дважды и собственной рукой закрыл ему глаза, когда тот испустил дыхание». Об этом же свидетельствует находившийся тогда в Москве иезуит Франциск Эмилиан, находившийся у постели умирающего до последнего мига.
В своём письме из русской столицы Франциск Эмилиан подробно описывает кончину царского любимца. Письмо начинается со слов: «Ослабела наша паства в своих силах, потому что наш столп, господин генерал Гордон простился с этим миром...»
Таким выражением иезуит отдавал последнюю дань шотландскому дворянину Патрику Леопольду Гордону, ревностному католику, прожившему почти всю свою сознательную жизнь в православном, «еретическом» Российском государстве, известном на рубеже XVII-XVIII веков в Европе ещё как Московия.
Тот же австрийский католический миссионер Франциск Эмилиан, последние дни безотлучно находившийся в гордоновском доме, описал их с большими подробностями:
«...Я был при нём до последней минуты. Во время этой болезни... он много раз врачевал себя св. исповедью и подкреплял св. причастием. В то время, как я совершил таинство елеосвящения, он просил, чтобы мы оба (с другим иезуитом Иоанном Берулой) пришли к нему, и, когда это было исполнено, он простился с нами.
В полдень прибыл и светлейший царь. Увидев, что я стою у умирающего, он спросил генерала:
– Это врач твой?
Господин генерал отвечал на это:
– Да, светлейший государь! Телесные врачи теперь мне не помогут; единственное утешение мне – врач моей души.
На это царь ответил... После того светлейший царь совещался с находившимися тут врачами и сам советовал разные средства. Прибыв затем опять, около 11 часов ночи, когда я тут находился неотступно и когда больному, по-видимому, стало лучше, царь удалился с великим утешением; но вскоре после его ухода боли стали сильно увеличиваться, так что генерал сказал мне:
– Отец, для чего вы молитесь о моём здоровье; всё кончено, приготовимся в путь.
Поэтому вскоре затем, по его желанию, мы стали читать отходную его душе, и он как будто по данному знаку впал в агонию, но затем, воздав ещё твёрдым голосом глубочайшее благодарение Богу за то, что умирает не так, как пришлось умереть столь многим другим без священника, без Св. Таинств, в татарских степях, просил нас ещё прочитать псалом «Помилуй мя, Боже», наскоро простился с супругой, благословил сыновей и дочерей и затем, приказав им слабым голосом удалиться, повторил уговор, чтобы по его знаку дать ему разрешение, и прерывающимся голосом стал указывать в частности, что нужно разрешать, а также сказал опять о своём намерении приобресть священные индульгенции.
Вдруг голос его стал более и более слабеть; тем не менее, хотя голос его уже прерывался, он продолжал, насколько мог, перечислять дела веры, надежды и любви и вдруг, осеняя себя святым крестом, ударил себя в грудь и схватил мою руку. Придя в себя, он опять осенил себя крестом, подал условленный знак, опять убеждал, чтобы исполнено было его решение касательно священных индульгенций, призывая святейшие имена, которые он кое-как повторил три раза, затем совершенно потерял голос и, подняв глаза на висящий вблизи постели образ Пресвятой Девы, лишился всех чувств в то самое время, как светлейший царь входил в соседнюю комнату.
Когда светлейший царь вошёл и увидел, что я отступаю к изголовью, чтобы не заслонять с правой стороны умершего, то царь сказал:
– Оставайся здесь, отец, и делай своё дело, как хочешь; я тебе не буду мешать.
При этом он возгласил к умершему:
– Пётр Иванович, не узнаешь меня?
Но он даже не отвёл глаз от образа Пресвятой Девы Марии и не подал никакого знака, что узнает. После двух лёгких конвульсий он сладко вздохнул. Тогда светлейший царь, взяв зеркало, исследовал, есть ли ещё признак жизни, не нашёл никакого и, взглянув на меня, сказал:
– Отец, я думаю, он уже умер.
Когда это подтвердили и врачи, то я совершил обычный обряд, и когда я вливал в сосудец святую воду, чтобы окропить умершего, светлейший царь подошёл и спросил меня:
– Что это такое?
Я ответил:
– Святая вода.
– Хорошо, очень хорошо ты делаешь.
Ответил он и, закрыв умершему глаза и поцеловав его, с глазами, исполненными слёз, удалился».
Впоследствии в шотландском городе Абердине, в 1859 году, выйдет книга о замечательном сыне британских гор. Среди прочего в ней будет сказано:
«Глаза того, кто покинул Шотландию бедным одиноким странником, были закрыты рукой императора».
...Последнее пристанище генерал Пётр Иванович Гордон, верно служивший государям Русского царства, нашёл в склепе под алтарём первого в Московии католического храма, основанного и сооружённого в 1694 году благодаря его трудам и просьбам к российскому самодержцу. Гордон же добился высочайшего разрешения на постоянное пребывание в столице России католического священника.
Похороны Патрика Гордона в Москве стали одной из самых торжественных церемоний петровского царствования. В траурной процессии участвовало три полка московского гарнизона, в том числе и солдатский Бутырский. Ход процессии сопровождался скорбными звуками труб и боем в барабаны. Государь самолично занимал привычное место в рядах бомбардирской роты потешного Преображенского полка. В заключение прозвучал залп из двадцати четырёх больших пушек. Этот залп служил на похоронах или выражением скорби, или последним выражением воинских почестей боевому генералу русской армии, уходившему в мир иной.
Похороны проходили в жесточайший мороз, какого в Москве, по свидетельству иностранцев, не наблюдалось в многие годы.
На церемонии прощания последний русский царь Пётр I Алексеевич Романов сказал о заслугах почившего генерала горестно и искренне:
– Я и государство лишились усердного, верного и храброго генерала. Если б не Гордон, Москве было бы бедствие великое. Я даю ему только горсть земли, а он дал мне целое пространство земли с Азовом.
Под бедствием великим государь всея Руси понимал Стрелецкий бунт и события под стенами Воскресенского монастыря, последнюю попытку его сестры царевны Софьи Алексеевны вырвать из рук брата державную власть...
Эти слова приведены в историческом труде «Достопамятные повествования и речи Петра Великого» Андрея Константиновича Нартова, обучавшего юного Петра I токарному делу. Нартов в своей работе добавляет сказанное царём на гордоновских похоронах:
«Сей чужестранец по сказанию тех, кои его лично знали, любим был не только Петром Великим, но и подданными его. Смерть его была сожалением всеобщим».
Надгробную речь, которую читал ксёндз-католик Иоанн Берула, он же и иезуит, царь приказал читать по-польски. Труды другого иезуита Франциска Эмилиана пропали даром – он готовил надгробную речь на латыни. Поэтому миссионер напишет в своём письме из Москвы о том эпизоде следующее:
«Некоторые змеи-еретики, боясь, что наш генерал получит какое-либо большее прославление, чем Лефорт, так устроили у царя, что накануне похорон к ночи пришло приказание, чтобы надгробная речь была по-польски...
О царе говорят что кому вздумается, но несомненно, что у него громадные дарования.
...Это был бы знаменитейший государь и был бы благосклоннейшим к нам, если бы его не окружало столь много ядовитых лиц, которые всячески противодействуют нашему благу...
О, если бы Бог тронул сердце светлейшего царя!»
Основанный преданным сторонником королевского дома Стюартов и ревностным приверженцем Римской церкви военачальником Патриком Гордоном, первый католический костёл в России находился в районе современного Старокирочного переулка первопрестольной русской столицы. До наших дней он не сохранился из-за ветхости постройки. Прах шотландца на русской военной службе, петровского генерала Петра Ивановича Гордона ещё в XIX веке был с почестями перенесён на московское Введенское кладбище.
Своеобразным и достоверным эпиграфом ко всей жизни и воинской службе шотландца Патрика Гордона в России могли бы стать стихотворные строки, вышедшие из-под пера великого английского поэта лорда Джона Байрона:
Генерал Патрик Гордон
Мечом своим твёрдо
Служил под московской властью,
Учить помогая Люд странного края,
Что мнил брадобритье несчастьем...
Угасший в России род Гордонов
Гордон был женат за свою жизнь дважды, и оба раза в Москве – на Каторине Бокховен и Элизабет Ронар. Детей было много. Но из многочисленного потомства дожили до зрелых лет только три сына и две дочери. Они и должны были продолжить российскую ветвь древнего шотландского дворянского рода.
Старший сын генерала Джон начинал военную службу прапорщиком в царских войсках. Однако он вскоре уехал в Шотландию, которую никогда не видел, но о которой ему так много рассказывал отец и его многочисленные земляки, проживавшие в Немецкой слободе.
Джон Гордон поселился в родовой усадьбе Охлухрис, но хозяйством управлял крайне нерадиво, расстроил его и наделал долгов. Однако возвращаться в Московию генеральский сын так и не захотел, хотя благодаря своему имени имел там хорошие перспективы на военной службе. Известно, что в 1698 году Джон снова посетил отцовский дом в Москве. По всей видимости, он, обременённый долгами, искал там материальной поддержки.
Отношения Петра Ивановича с непутёвым сыном были не из простых. Но всё же он как законный владелец родового поместья не допустил полного разорения. Но и не стал настаивать на возвращении Джона на царскую службу.
Средний сын Джеймс, ставший в России Яковом, больше всех из младших Гордонов походил на отца. Он старательно изучал военное дело, отличался удалью, бесстрашием и постоянной готовностью совершать подвиги на поле брани. Однако занятия науками вскоре оказались ему не по нутру. Он переехал на жительство в Шотландию, где в 1689 году примкнул к восстанию британских якобитов.
Джеймс Гордон доблестно участвовал в победном сражении якобитов 27 июля того же года при Килликрэнки. Здесь произошло столкновение английских королевских войск численностью 3400 человек, верных Вильгельму Оранскому, под командованием генерала Маккея, и 2500 якобитов из числа шотландских горцев под командованием военачальника Данди. Последний дал возможность противнику вступить на равнину за перевалом Килликрэнки, а затем, спустившись с высот, стремительно обрушился на роялистов. Гордон-младший в той баталии командовал одним из отрядов горцев.
Шотландские горцы в битве наголову разбили королевское войско англичан. Было уничтожено две тысячи роялистов, а ещё 500 человек попало в плен. Якобиты потеряли около 900 человек, среди которых оказался и храбрый победитель Данди. Генерал Макккей, с трудом добравшись до города Стерлинга, имел под своим командованием всего четыре сотни солдат, сильно удручённых полным разгромом.
Однако восстание якобитов в Британии потерпело поражение. Джеймс Гордон возвратился в отцовский дом, в Россию. Он поступил на русскую военную службу, быстро добившись полковничьего чина и став командиром солдатского Тамбовского полка нового строя. Отличился под Азовом, не раз бывал поощрён Петром за умелое командованием тамбовскими солдатами при осаде турецкой крепости.
Полковник Яков Гордон был любим русским царём, поскольку многим походил на отца. После кончины генерала Петра Ивановича Гордона его средний сын принял под своё командование солдатский Бутырский полк. Участвовал в неудачном для молодой петровской армии сражении под Нарвой и там оказался в плену у шведов. Но не по своей вине, как многие иностранцы-наёмники во главе с герцогом Кроа де Крои, главнокомандующим русской армией всего на одни сутки под осаждённой Нарвской крепостью.
Яков Гордон сумел избавиться от плена уже в 1702 году. Полковник удачно совершает побег из заточения и возвращается в ряды русской армии. При штурме крепости Нотебург на берегах Невы он шёл в первых рядах преображенцев и семёновцев, подтверждая таким образом фамильную воинскую славу Гордонов. В годы Северной войны Яков Петрович был многократно ранен, но оставался каждый раз в армейском строю.
Гордон-младший до генеральского чина, как его прославленный отец, не дослужился. Он стал только бригадиром, то есть «кандидатом» в генералы. Самодержцем всея Руси Петром Алексеевичем за отцовские заслуги Яков Гордон был возведён в графское достоинство Священной Римской империи и стал мальтийским рыцарем. Новоиспечённый российский граф – первый уроженец Русского государства, принятый в орден Святого Иоанна Иерусалимского. Произошло это событие в 1706 году, и при этом царский офицер именовался в орденских документах «московитом».
Бригадир Яков Петрович Гордон ушёл из жизни почти сразу же после победного окончания Северной войны и подписания Ништадтского мирного договора. Случилось это в 1722 году в московском доме отца на Кукуе. Он умер бездетным.
Его младший брат Теодор – по-русски Фёдор Петрович – воинскую службу начинал в отцовском Бутырском полку. В ходе войны России со Швецией дослужился до полковничьего чина. Имел сына, который смог стать только скромным петербургским чиновником, его имя история для потомков не сохранила. Внук петровского военачальника потомства, вероятно,тоже не оставил.
У генерала Гордона были две дочери – Кэтрин и Мэри. Обе два раза вступали в брак с шотландскими и немецкими офицерами, находившимися на наёмной службе в Московии. Но они рано овдовели и потеряли всех своих детей.
Так угас славный шотландский дворянский род российских Гордонов. По своим заслугам перед государством Российским он вполне мог принадлежать к высшей знати империи, созданной Петром Великим.
В истории России значатся Гордоны не только по линии военного наставника царя Петра. Известен генерал-майор русской службы Александер Гордон, написавший любопытную «Историю Петра Великого». Главным командиром Кронштадтского военного порта был адмирал Томас Гордон. Первый из них приходился Петру Ивановичу зятем, второй, по некоторым данным, – племянником.
«Дневник» Патрика Гордона
После себя Патрик Гордон оставил потомкам и историкам замечательное произведение – «Журнал, или Дневные записки бывшего в российской службе генерала Гордона, им самим писаные». Или, как его обычно называют, «Дневник» Гордона. Его общий объем составляют 3518 страниц, написанных автором на классическом английском языке. Они представляют из себя строго документированные дневниковые записи.
Выдающий отечественный историк своего времени Николай Герасимович Устрялов так отзывался о гордоновском «Дневнике»:
«Сокровище неоцененное, материал по преимуществу исторический, не уступающий никакому акту в достоверности, исполненный множества любопытнейших подробностей!»
Другой русский историк, Сергей Михайлович Соловьёв, считал наёмника-шотландца Патрика Гордона «одним из самых замечательных людей», состоявших на царской службе, и был признателен ему за то, что он «изо дня в день записал свои похождения, своё житье-бытье и оставил нам любопытные известия о себе самом, о своих собратиях, о России пред эпохою преобразования». Вернее – о самом начале той эпохи Петровских преобразований.
Вне всякого сомнения, журнал Патрика Гордона – уникальный по достоверности исторический памятник России не только Петровской эпохи. «Дневник» отличается хронологической точностью и последовательностью описываемых событий, изумителен в осведомлённости автора и взгляде на историю Московского царства «изнутри». Но не только Московии, но и Швеции, и Речи Посполитой, поскольку шотландский ландскнехт-наёмник длительное время служил в королевских шведской и польской армиях.
Любопытно и то, что почти все журнальные записи сделаны рукой автора. За исключением немногих страниц, когда тяжело больной генерал был прикован к постели.
«Дневник» представляет из себя шесть томов, изданных на английском и русском языках и частично на немецком. Из 43 лет, на протяжении которых Патрик Гордон вёл дневниковые записи, сохранились рассказы о его жизненном пути лишь за 26 лет. Исследователи считают, что были утрачены два тома «Дневника», которые наследники шотландского наставника Петра Великого не сумели сохранить для российской истории.
Своё последнее пристанище подлинный гордоновский «Дневник» в шести томах нашёл в самом начале XX столетия. Он поступил на хранение в Военно-учёный архив, в фонде которого он находится и поныне.
О значении «Дневника» Патрика Гордона свидетельствует хотя бы то, что, начиная со второй половины XIX века, большинство русских, а затем и советских военных историков – да и не только военных – в своих исследованиях опираются на дневниковые записи прославленного генерала Петра Великого. На этот документальный источник ссылались в своих трудах такие известные отечественные историки, как Н. С. Голицын и А. И. Байков, П. О. Бобровский и Д. Ф. Масловский, Н. И. Обручев и А. 3. Мышлаевский, И. И. Голиков и Е. Н. Разин, А. А. Строков и И. И. Ростунов и многие другие.
Пётр Иванович Гордон оставил заметный след в российской истории, начиная со времён правления царя Алексея Михайловича Романова до Петра I Великого в годы начала его самостоятельного царствования. С именем генерала Гордона связаны такие исторические события, как два Чигиринских, два Крымских, Кожуховский, два Азовских похода русской армии. И такое событие, как подавление Стрелецкого восстания 1698 года.
Патрика Гордона отечественные историки в разное время судили по-разному. Однако они проявляют завидное единодушие в оценке его деятельности как иноземца на русской военной службе. То, что он верой и правдой служил России в лице её царей из династии Романовых, неоспоримо.
В дневниковых записках о Московии австрийского дипломата Иоганна Георга Корба содержится развёрнутая характеристика генерала Патрика Гордона, которого он многократно наблюдал при жизни:
«Благоразумие, зрелая рассудительность и предусмотрительность во всём, заботливость украшали Гордона. Не гордясь своей известностью и отличаясь любезностью и приятностью обращения, Гордон особенно сумел привлечь на свою сторону московитов, по природе своей недоброжелательных к иностранцам и враждебно относящихся к их славе. Поэтому при возникновении внутренних смут его дом представлял безопасное и надёжное убежище для самих туземцев. Часто величаемый государем именем «батюшки», почитаемый боярами, чествуемый думными, любезный дворянам и любимый чернью – он снискал себе у всех такое уважение, на какое вряд ли мог объявлять притязание туземец. Великий искусник по притворству и скромности, Гордон, согласно с наставлением Аристотеля, не говорил ничего такого владыке Московии, про что знал, что оно ему не понравится, чтобы, стараясь о выгоде других, не повредить благополучию собственному и своих близких».
Видный дореволюционный историк А. Г. Брикнер, в наше время известный на удивление мало, говоря о дружбе юного царя Петра Алексеевича с умудрённым жизнью шотландским ландскнехтом в генеральском звании, говоря о Патрике Гордоне, так описывает предысторию их дружбы:
«В Немецкой слободе он пользовался всеобщим доверием и, как человек зажиточный, образованный, обходительный, играл весьма важную роль. Будучи завзятым сторонником Стюартов, он постоянно находился в связи с противниками английского короля, Вильгельма II, и узнавал вообще обо всём, что происходило на Западе. Постоянно он был занят обширною перепискою: случалось, что он отправлял в один день по двадцати писем и более. Он был лично известен королям Карлу II и Якову II...
Герцог Гордон, занимавший в 1686 году место губернатора в Эдинбурге, приходился ему двоюродным братом. Из Англии он весьма часто получал карты, инструменты, оружие, книги; он постоянно следил за новыми открытиями английской Академии наук, считался опытным инженером, довольно часто оказывал существенные услуги при постройке крепостей и был изобретателем разных военных снарядов. Часто хворая, он, однако, был весёлым собеседником, участвовал в попойках и не только в кругу иностранцев, но и между русскими пользовался большой популярностью. Нет сомнения, что Гордон, прожив около тридцати лет в России до сближения с Петром, вполне владел русским языком. Таким образом он мог сделаться полезным наставником царя...»
То есть можно сказать, что сама судьба и жизнь в Московском царстве готовила шотландца Патрика Гордона в наставники великому реформатору Российского государства. И не только в учителя иноземному военному искусству.
Замечательный историк старой России Василий Осипович Ключевский дал примечательную характеристику Петру Ивановичу Гордону, описывая компанию молодого царя Петра, ставшего в истории императором всероссийским Петром Великим:
«...Иногда здесь появлялся и степенный шотландец, пожилой, осторожный и аккуратный генерал Патрик Гордон, наёмная сабля, служившая в семи ордах семи царям, по выражению нашей былины... иноземцев принимали в компанию, как своих, русских...»
Шотландца Патрика Леопольда Гордона Россия действительно приняла как своего, как русского. Он и вошёл в её историческую память как Пётр Иванович Гордон. Как говорится, по заслугам была и державная ему честь.