Текст книги "Четырех царей слуга"

Автор книги: Алексей Шишов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 34 страниц)

– По прадедовским обычаям всё воюет поместное конное дворянство. Не приняли себе оборонения из воинского строя. Потому и побили их сегодня татаре хана.

Гордон, который не раз наводил мысль своего ученика на необходимость создания большего числа полков конных солдат – драгун, осторожно заметил:

   – Время идёт вперёд. В Европе монархи давно отказались от рыцарской кавалерии. Везде строй. Лучше конных солдат-драгун его никто в бою и на походе не соблюдает. Ни гусары и рейтары, ни уланы с казаками.

   – Ваша милость, пока рано Москве расставаться с поместной дворянской конницей.

   – Мой государь, лучше это реформаторство сделать рано.

   – На драгунскую кавалерию моя царская казна пока не полна. Но будет в российском конном войске регулярство. Дай только срок...

Патрик Гордон помнил по первому походу, сколь неудачно подводились русскими под крепостные бастионы минные галереи. А взрывы подземных мин наносили своим урон до обидного больше, чем туркам. Генерал-инженер не раз объезжал Азов, стараясь найти слабину в городской обороне. Шотландец беседовал на сей счёт с военными инженерами, донскими казаками из числа старых, мастерами артиллерийских дел, с самим государем.

Во время одной из таких рекогносцировок Патрик Гордон обратил внимание на трёх солдат-землекопов из Рязанского новоприборного полка, о чём-то возбуждённо споривших в одной из апрош. Генерал проехал бы мимо, но солдаты всё время возбуждённо показывали друг другу руками и заступами в сторону близкой крепости. Любопытство взяло верх, и шотландец повернул коня к спорщикам:

   – О чём лай, солдаты?

Землекопы сразу же прекратили спор и встали с испуганными лицами навытяжку перед невесть откуда появившимся всадником, по виду в явно генеральском кафтане и треуголке с пышным перьевым плюмажем. Он был не один, а в сопровождении нескольких конных офицеров, по виду из «немцев». Солдаты молчали.

   – Так о чём же у вас был лай? О крепости говорили?

Рязанские солдаты продолжали молчать, разглядывая генерала. Тогда Гордон спросил одного из них:

   – Ты кто будешь? Из какого полка?

Тот ответил сразу, как учил его ротный поручик, быстро и без запинки:

   – Солдат Попов Васька. Четвёртой роты Рязанского солдатского полка. Второго года службы.

   – Тогда скажи, солдат Попов, о чём ты так яро спорил с товарищами, глядя на город?

   – Господин генерал! Спорили мы не о городу турков, а о том, что можно взять его без минных подкопов.

   – Знать, ты, солдат, был под Азовом в прошлом году?

   – Был, ваша светлость. В лагере господина генерала Головина полк Рязанский ратовал в тот год.

   – Так как же можно взять сию крепость без минных подкопов? Чем, по-твоему, городской вал можно разрушить, как не пороховой миной?

   – Зачем подрывать его порохом? Крепость турков можно взять присыпом, как на Руси издревле делали. Так князья рязанские с московскими не один век ратовали. Дубовые детинцы и остроги брались.

   – Как это – присыпом? Сказывай, солдат Васька Попов. Скажешь дело – награжу от сердца.

   – Апроши копать дале не надо – они и так близко ко рву подведены. Надо кидать перед собой землю и насыпать вал в месте приступа. Но такой высоты, чтоб он становился выше городского. Вести такой присып через ров на саму крепость. Тогда по туркам можно из пушек стрелять сверху и атаковать его с горы...

Другие солдаты после слов своего товарища словно ожили, и все дружно заговорили в один голос:

   – Верно! Вал валить надо на Азов-город...

Сообразительный шотландец даже не дал договорить смышлёному «не по чину» рязанскому солдату. На радостях крикнул ему с коня:

   – Молодец! Если бы ты знал, солдат, сколь искусен ты в мыслях о фортификационном деле. Молодец, и только!

Гордон, верный всегда данным обещаниям, полез в карман кафтана за бархатным кошельком. Достал новенький серебряный рубль с изображением самодержца всея Руси Петра Алексеевича. На радостях сказал ошеломлённому словами генерала солдату:

   – Держи, Васька Попов, царский солдат, рубль на пиво. Награда тебе за воинскую науку. Молодец ты, да и только!

Повернув лошадь, генерал погнал её к донскому берегу, где был причален адмиральский струг Франца Лефорта. Там в то утро находился царь, пропировавший в шатре фаворита всю ночь. Пётр, умывавшийся речной водой на корме струга – денщик поливал ему на руки из серебряного ковша, – был немало удивлён видом мчавшегося на коне к стругу Патрика Гордона. Обычно престарелый иноземный царский генерал верхом ездил гораздо тише.

Подскакав к лефортовскому стругу, генерал-инженер в одну минуту оказался на борту и предстал перед государем. Выдохнув, сказал с облегчением:

   – Ваше величество! Есть чем взять город без минных галерей. Не надо больше порох зазря тратить и губить людей.

От этих слов царь Пётр сразу насторожился, поняв, что его любимец Пётр Иванович поймал «птицу удачи». Сразу спросил генерал-инженера:

   – Говори суть. Об остальном генералитету подробно скажешь днём, на консилии у Франца Яковлевича.

   – Азовскую крепость следует брать присыпом. Из передних апрошей, что напротив городских ворот, землю сыпать перед собой. Так ров завалим и насыпим свой вал. Будем его делать выше туркского и поведём прямо на крепость. Вал валить на Азов-город надо, мой государь...

Пётр, понимающий в фортификационном деле не меньше своего учителя, воскликнул:

   – Вот это сюрприз будет для паши! Ваша милость, с меня пир сегодня же, вечером. Как прознал такую великую инженерную хитрость?

Прямолинейный на войне Патрик Гордон не стал лукавить и «тянуть одеяло на себя». Царю ответил честно:

   – Солдат из Рязанского полка Васька Попов сказывал. Молодец, да и только. Он и есть выдумщик сего присыпа.

   – Наградил рязанского умника?

   – Да, ваше величество. Дал рубль серебряный из царского жалованья на пиво. Да думаю, мало за такое дело – надо было дать от сердца два целковых.

   – Ничего, мой любезный. Мы это дело сейчас поправим. Наградим умника по-царски. Как на войне.

Самодержец обернулся к стоявшему сбоку верному и ловкому на всё Алексашке Меншикову, который уже не первый год ходил у него в любимцах:

   – Скажи дьяку из шеинской канцелярии, чтоб сию минуту был указ о солдате Ваське сыне Попове из новоприборного Рязанского полка. За умную выдумку жалую его сержантским чином...

Генеральская «консилия», собранная Петром I в тот же день, мысль о присыпе одобрила, что говорится, с ходу. Алексей Семёнович Шеин, потомок царских больших воевод, только головой качал:

– Ну и ну! Настоящее диво. О том присыпе нам, русским людям, надо было помнить и ведать, а не служивому иноземцу. И мне в первую голову – ещё мой прадед крепостицу у ляшского короля на Смоленщине так брал. А мы про то забыли...

Генерал Автоном Головин в знак согласия только головой кивал. А иноземцы – как всегда, разодетый в брабантские кружева Франц Лефорт и «Карлеус» Ригеман – только посмеивались в рукава кафтанов. Что ни говори, а шотландец утёр нос русским боярам-воеводам. Пусть не зазнаются перед Европой.

Древнерусский присып к Азову

Уже после обеда рытье траншей, а некоторые из них находились уже всего в двадцати саженях от городского рва, по приказанию генерал-инженера прекратились. Полковые команды землекопов перешли в те апроши, от которых было намечено ведение присыпа. В который уже раз земля в предполье султанской крепости стала усердно перелопачиваться. Земляная гора росла у всех на глазах с каждым часом.

Поражённые таким ходом осадных работ русских, турецкие военачальники до заката пребывали на крепостных стенах. По всему стало ясно: осаждавшие стали энергично готовиться к штурму Азова. Они начали невиданные доселе земляные работы – насыпали подвижный вал, метр за метром перемещавшийся в сторону крепостного вала, чтобы можно было взобраться на него без помощи штурмовых лестниц и прочих приспособлений. Или обстреливать с его высоты из поставленных на вершине присыпа пушек защитников города-крепости.

25 июня под Азов наконец-то прибыли иноземные специалисты – навербованные в Германии военные инженеры и «огнестрельные художники», то есть дипломированные фейерверкеры. Гордон в дневниковых записях так описал их появление в русском осадном лагере:

«25-е. Несколько инженеров и фейерверкеров прибыло в лагерь водным путём от курфюрста Бранденбургского, но для них уже почти не нашлось работы: русские продвигались к городу совершенно новым способом, какого те никогда не видали и не слыхали».

Шотландец здесь действительно оказался прав. Древнерусское ратное искусство, когда вал валили на вражескую крепость, чтобы брать её с минимальными потерями штурмом, в просвещённой Европе с её «военной инженерией» известен не был. Слово «присып» там не зналось. Крепости брались не земляной горой, а подземными минами и артиллерийской бомбардировкой. Или измором, длительной осадой и подкупом крепостных комендантов.

Поэтому военные инженеры Розен и Гольцман и «огнестрельные художники» – минёры Шустёр, Кобер, Гак и Кизеветтер – только руками разводили при виде сооружаемого присыпа. На удовольствие «капитану Петру Алексееву» и боярину-воеводе Шеину иноземные мастера не уставали повторять:

– И как такое понимается? В Европе армии так не воюют против неприятельских крепостей...

Современник тех событий и очевидец падения азовской твердыни так описывал это удивительное для войны инженерное сооружение, медленно приближавшееся к крепости:

«Великороссийские и малороссийские войска, во обложении бывшие около города Азова, земляной вал к неприятельскому рву отовсюду равномерно приваливали и из-за того валу, ров заметав и заровняв, тем же валом чрез тот ров до неприятельского азовского валу дошли и валы сообщили толь близко, еже возможно было с неприятели, кроме оружия, едиными руками терзаться; уж и земля за их вал метанием в город сыпалась».

Размах земляных работ на присыпе был велик. По распоряжению генералиссимуса там в каждой смене ежедневно трудилось до 15 тысяч человек – солдат, стрельцов, казаков. Привлекались к землекопству и экипажи «морского каравана», и пленные крымчаки.

Патрик Гордон, как опытнейший фортификатор, сразу же уловил смысл устройства присыпа. Он в первый же вечер после «консилии» представил на утверждение царя проект сооружения вала, который предусматривал устройство на нём артиллерийских батарей, чтобы пушечным огнём поражать не только азовские бастионы, но и каменные строения внутри самой крепости. Пётр остался очень доволен таким планом, вычерченным шотландцем собственноручно:

   – Ваша милость, Пётр Иванович, ты мой хороший учитель по сей день. Фортификацию познал только благодаря тебе.

   – Благодарю за ласковое слово, ваше величество. Но моё учительство здесь скромно, поскольку познание идёт от совершенства ума и стремления к познаванию наук. В этом вы, мой государь, превзошли всех известных мне монархов.

   – Смотри не захвали, ваша милость. А то, что нам этой наукой ещё воевать и воевать – то верно.

   – Первая война уже заканчивается. Скоро Азов будет наш. И будет большая виктория...

Теперь Патрик Гордон всё время проводил на присыпе. Генерал-инженер делал всё, чтобы работа многих тысяч землекопов спорилась, чтобы они трудились в безопасности и были вовремя накормлены и сменены другими полковыми командами. Он писал в «Дневнике»:

«4 июля. Так как перебрасывание земли в сторону города оставляло христиан совсем без укрытия и они оказывались для осаждённых видны как на ладони, начали возводить насыпь для укрытия и позади копавших. Сделав её выше турецкой стены, можно было установить наверху орудия и вести огонь... по городу».

Умудрённые войнами против австрийских, венецианских, персидских и иных крепостей, военачальники азовских янычар быстро поняли всю гибельность для них создаваемого русскими огромного по высоте земляного вала. Он шаг за шагом неумолимо накатывался на Азовскую крепость, готовый перешагнуть через городской ров, подмять под себя противостоящий бастион и подвалиться под самые каменные крепостные стены, которые стали ему вскоре вровень.

Через несколько дней осаждённый турецкий гарнизон совершил первую сильную вылазку. Янычары огромной толпой вышли из ворот и с яростью напали на русских землекопов, смяв небольшой солдатский караул. Землекопы не успели добраться до оставленных позади фузей с багинетами – они дрались лопатами, заступами, кирками, всем, что оказалось под рукой. Османы с воплями лезли на земляной утрамбованный вал – их сбрасывали вниз. Или они сами, набрав полный рот земли, скатывались с присыпа к его подножью. Там янычары отплёвывались и в ярости вновь лезли вверх, крича:

   – Велик аллах! Смерть гяурам!..

С высоты присыпа атакующим туркам отвечали ругательски и не с меньшей яростью:

   – Иди! Возьми нас! В прошлый раз мы ворон кормили, теперь ты покормишь...

Когда бей, руководивший вылазкой, направил часть своих людей вокруг привала, то было уже поздно. Подошедший бегом батальон солдат Бутырского полка во главе с полковником Карлом Кауфманом ударил в штыки и погнал янычар в ров. Из лагеря от берега Дона к месту рукопашного боя с присвистом неслось несколько сотен донских казаков. По сигналу большого медного барабана турки начали отступать. В тот день они понесли немалые потери и прихватить с собой в крепость всех убитых и тяжело раненных не смогли. И их оружие тоже.

Убитых и раненых землекопов в тот день оказалось немало. Погибших после отпевания похоронили вблизи от присыпа. Работы по возведению теперь велись днём и ночью, но под надёжным караулом. Теперь вражескую вылазку у движущегося на Азов вала постоянно стерегли несколько полковых пушек, заряженных картечью.

Теперь положение осаждённой турецкой крепости на берегу Дона стало ухудшаться не только с каждым днём, но и с каждым часом, с каждым броском лопаты русского солдата-землекопа.

Успеху инженерных осадных работ содействовали прибывшие в русский лагерь 13 австрийских офицеров, нанятых дьяком Кузьмой Никитичем Нефимовым, царским посланником в Вене. По военной специальности это были артиллерийский полковник Граге, инженеры де Лаваль и барон Боргсдорф, минёры Генрих Лоренц, Иоганн Гоф, Антоний Кох, Франциск Калзон, Томас Бегант, Николай Тернер, Иосиф Слирер, канониры Лаврентий Шмит, Лаврентий Урбан и Иосиф Очтоия.

Многие из них стали помощниками генерал-инженера Патрика Гордона. Он после обеда с «цесарцами» – австрийцами – у себя в шатре повёл их осматривать осадные траншеи и прочие сооружения. После этого смотра на русских позициях появились новые осадные батареи. Минёры взялись за сооружение «по науке» подземных минных галерей под крепостной вал. Им выделили команды землекопов.

Патрик Гордон представил прибывших цесарцев государю. Тот дал им разрешение на самостоятельное ведение бомбардировки, но посетовал, что они прибыли из Вены слишком поздно.

Война против неприятельской крепости шла своим чередом. Царь даже на войне не менял своих кукуйских привычек, которые бдительно «оберегал» его фаворит Франц Яковлевич Лефорт. На его адмиральском струге редко случался день без обильного застолья. Так, 29 июня государь после обедни принимал на адмиральском судне швейцарца поздравления по случаю дня своего ангела. Патрик Гордон по сему случаю записал:

«Позже он поехал с генералиссимусом и всеми знатнейшими лицами (кроме нас, генералов) к галеасу, где было пиршество, за которым при пушечных салютах славно пили».

Крепостная война под Азовом стала временем славы иноземца на русской военной службе Петра Ивановича Гордона. На рубеже двух веков таким способом уже не бралась ни одна крепость – ни большая, ни малая. Шотландец скрупулёзно отмечал в «Дневнике» всё, что относилось к трудам его как генерал-инженера Большого полка Московского царства на турецкой войне:

«9-е (июля). Насыпь подвели так близко ко рву, что в него стала падать земля. Были брошены все силы на ускорение работы. Насыпь позади наступавших довели до такого совершенства, что она стала отличным укрытием и защитой для христиан. Это наводило ужас на осаждённых: они видели, что их ров неуклонно наполняется землёй, а орудия русских оказались стоящими выше их собственных и всего в 20 шагах от рва».

«10-е (июля). Имперский полковник артиллерии (австриец Граге. – А. Ш.) получил под своё командование все батареи, приказал установить орудия в самых удобных местах и с большим успехом вёл огонь по городской стене. Инженерам работы было мало. Они занимались минными подкопами, которые уже протянулись далеко вперёд и непрерывно продвигались дальше...»

«15-е (июля). Ночью ров оказался засыпан, а насыпь подвели вплотную к туркам. Тем пришлось втащить орудия внутрь больверка».

«17-е (июля). Черкасы засели на угловом бастионе снаружи палисадов, устроенных в насыпи. Имевшиеся на бастионе 3 малых орудия турки приковали цепью одно к другому. Черкасы попытались утащить орудия, что вызвало сильную суматоху. Турки стали бешено сопротивляться; чтобы не дать им насесть на казаков всеми силами, христиане были вынуждены на других флангах создать видимость общего приступа...»

В тот день, 17-го числа, в летописи второй осады города-крепости Азова произошло важное событие. Казакам – и донским, и малороссийским – явно надоело стояние под Азовом. И провиант подходил к концу, и большого удовольствия от редких стычек с ханской конницей казачество уже не испытывало.

Съехавшиеся атаман Донского казачьего войска Фрол Минаев и малороссийский походный гетман, полковник Черниговского полка Яков Лизогуб без лишних слов поняли друг друга. Они условились пойти на штурм Азовской крепости с одними удальцами-казаками. Но, разумеется, с царского на то дозволения.

Пётр, выслушав своих доблестных атаманов, сразу же созвал «консилию», благо все генералы и главнокомандующие в тот час оказались у него в походном шатре. Решение приняли сразу:

   – Пусть казаки пытают для себя удачу. Если им повезёт и они ворвутся в крепость – подсобить им солдатскими и потешными полками.

После такого единодушного и быстрого решения военного совета обрадованный такой частной инициативой государь сказал Фролу Минаеву и Якову Лизогубу:

   – С Богом, атаманы, если возьмёте Азов-город – отдам его вашим казакам на три дня на разграбление.

   – Благодарим, государь, за такую награду. И за данную честь пойти на приступ первыми...

Всего набралось охотников штурмовать крепость почти две тысячи человек донцов и малороссийских казаков. Они неожиданно для турок взошли на земляной вал и выбили их оттуда. Преследуя бегущих янычар, охотники едва не ворвались в саму азовскую цитадель. Турки с трудом отбились от нападавших ружейным и пушечным огнём. При этом они стреляли не свинцовыми пулями, а разрубленными на куски серебряными монетами – ефимками.

К слову сказать, ефимком назывался русскими серебряный австрийский талер, который был в ходу в России аж до середины XVIII столетия. На талерах, начиная с 1665 года, по повелению царя Алексея Михайловича ставились клейма с русским гербом.

Османы собрались с силами и контратаковали казаков, вынудив их отступить обратно на вал. Азовский паша, собрав из гарнизона всё, что можно, ещё раз напал на казаков, засевших на вершине земляного вала. Те отбивалось стойко и с подоспевшими солдатскими ротами отогнали турок обратно к каменной цитадели.

Из временно захваченного бастиона охотники Фрола Минаева и Якова Лизогуба вывезли четыре вражеских пушки. Генералиссимус боярин Шеин за такие трофеи награждал серебром. Казаки послали к царю-батюшке есаула Трофима Татаринова с сообщением, что азовская валовая стена ими взята, и что взяты янычарские пушки, и что турецкие пульки уже не свинцовые, а сделаны из серебряных ефимков.

Пётр не мог не нарадоваться на такой успех. Своё слово о наградах за пушки и за вал он сдержал, велев выдать на каждого охотника по рублю серебром, а на каждого казачьего старшину – по золотому червонцу. Вертя в руках обрубки серебряных турецких монет, ещё пахнувших пороховой гарью, царь сказал:

– Видно, совсем плохи дела у гарнизона туркского. Серебра на все его ружья может и не хватить. Придётся им биться стрелами да ятаганами под русскими бомбами...

Патрик Гордон присутствовал при том «действе». Собиратель всяких военных редкостей, он выпросил для своей домашней коллекции у царя одну из таких серебряных «рубленых» пуль.

О штурме Азовской крепости донскими и малороссийскими казаками в «Древней Российской Вифлиофике» записано следующее:

«Сказание о взятии города Азова написано аще через почту, лета 7204 года.

По отпуску почты июля в 17 дней во весь день было тихо, молчали все, ждали ежечасно подкопу и приступу и за 2 часа донские казаки десять знамён и тысячу пятьсот человек взошли на азовский земляной вал, а турков, которые на валу стояли, отбив из мушкетов, тесня и в город гоня, к ним же в помощь донских казаков небольшое число с атаманом подошло, изжили турков с той стороны валовую стену, а отбив вал, подались за ними и в городе шествовать.

Но видя, егда ли не с которой стороны помощи нет, выдали одних, понудились казаки назад на турецкий вал, где взяли 6 пушек больших, прикованных на чепях и утверждённых стаями глубоко в землю, так едва взмогли воротами те пушки вытащить, если казаки на валу обозом и с час погодив ещё турки с великим напуском на них привезли, где казаков несколько, а многие поранены, не могли турки сбить их с валу, сходили на вал свежие люди, а крепясь казаки погнались за турками в земляной вал к каменному городу, где была не малая битва, стреляли уже турки по козакам города и со стен ефимками и золотыми, а из фезей сечеными нфимками, которые козаки для запаски к шатру приносили, и о всём том известно, истинная быль, тёмная ночь разовала собою, если козаки по-прежнему на валу, помочи им козакам к тому удобному делу приступу, сказывают, как слух здн носятся, не было для того из большого обозу, что они козаки пошли на вал своевольно без указу, не согласясь с московскими войсками, а иные поговаривают, что в московском войске люди к приступу были не готовы, а Черкассы с себя пеню сваливают, не могли де мы дождаться от шатра указу, когда нам итти к приступу, а гуляем де с лишком две недели даром, а многие из них гладом тают, истинно де многие мылостынии просили, для того не дождався указу и пошли на приступ собою.

Прислали Черкассы ко многочестнейшему командиру Сеунга есаула, что валовую стену взяли, и на ней зело похваленье, и есаул подчивал».

Патрик Гордон в своих дневниковых записях описывает штурм Азова казаками несколько иначе и с иными подробностями:

«Черкасы завладели частью углового бастиона. После полудня они попытались выволочь три небольших пушки, которые они привязали верёвками; при этом возникла шумная стычка между ними и турками, так что мы принуждены были, чтобы воспрепятствовать туркам обрушиться на них со всею силою, сделать вид, как будто мы хотим предпринять штурм или общую вылазку...

Ночью мы отрядили гренадеров поддержать черкас. Они вывезли три маленькие пушки из бастиона; лафеты их были сожжены турками. В то же время донские казаки увезли другую небольшую пушку с другой стороны вала».

Штурм крепости донскими и малороссийскими казаками, хотя и не имевший желаемого успеха, угнетающе подействовал на азовский гарнизон. Шатание в нём теперь было отмечено даже среди стамбульских янычар – лучшей султанской пехоты.

Бежавший во время бомбардировки из Азовской крепости русский пленный, которому удалось камнем разбить оковы, принёс важные вести. Стрельца, одетого в рубище, в ещё не снятых заржавелых ножных кандалах, с бережением доставили к Петру на адмиральский струг, на котором проходила « консилия».

Окинув взглядом отважного беглеца, вставшего перед ним на колени, государь приказал ему подняться и чтобы поднесли кубок вина. Подождал, когда тот осушит кубок. Только после этого он стал его расспрашивать о делах в осаждённой крепости:

   – Что думают о нашем приступе турки?

   – Царь-государь, среди азовских турок пошёл большой раскол. Одне ратуют за сдачу города. Начальные же люди хотят биться с тобой и дальше. Все помощь ждут от самого султана да крымского хана. От сына ханского калги-султана.

   – Провиант и зелье, свинец, бомбы к пушкам есть в крепости? И много ли всего в запасах?

   – Хлеб ещё есть. Лошадей для прокорма уже почти всех порезали. С порохом у турка совсем худо стало, потому и палит редко. Свинца нет совсем, янычары подбирают, где можно, наши пульки. Тем и стреляют.

   – Много ли полонянников там русских?

   – Мало осталось, царь-государь. Кормят тухлятиной, потому многие померли с голоду.

   – Сам в плен как попал к туркам?

   – С нашей стрелецкой сотни ещё по весне послали десяток обоз сопровождать. Налетели татаре – не заметил, как аркан набросили и потащили в степь. Но почему-то продали не в Крым хану, а азовскому мурзе.

   – Где твой полк стоит в лагере – знаешь?

   – Знаю, царь-батюшка. По знамени зрю.

   – Скажешь полковому полковнику мой сказ. Пусть снарядит тебя снова. Даст кафтан и всё остальное. Фузею, бердыш и саблю даст. За плен пусть тебя не обижает. Хорошие вести ты мне принёс. В награду вот тебе рубль серебряный. Иди с Богом к своим...

Бежавший из турецкого плена московский стрелец принёс действительно важные вести. Султанский, преимущественно янычарский, гарнизон устал сражаться, припасы его были на исходе. Помощь же из Стамбула осаждённым всё не приходила. Да и не могла прийти – донское устье надёжно стерегли галеры русских. Надежда же на ханскую конницу у азовских сидельцев давно исчезла.

Патрик Гордон, присутствовавший на расспросе беглеца, понял, что штурм должен быть скор и мощен. Потому он и попросил у государя слово, когда остался в просторной каюте генерала и адмирала Франца Лефорта один генералитет:

   – Ваше величество, думаю, что пора нам решаться на приступ. Время для того уже подошло. Мой полк к тому готов...

Утром 18 июля на военном совете у главнокомандующего было принято решение произвести штурм вражеской крепости 22 июля во вторник. Гарантией успеха все видели законченность осадных земляных работ – турки теперь обстреливались с близкого расстояния с высоты насыпного вала. Поставленные на его вершине пушки могли успешно поражать своим огнём любую точку города. Янычары уже не могли совершать вылазки – при выходе из крепости они почти сразу же вязли в рыхлой свеженасыпанной земле.

Обнадёживало и то, что у турок закончились запасы свинца для пуль. Мало оставалось и пороха. Терялся и боевой дух многочисленного гарнизона Азовской крепости. Он просто устал от ежедневного ожидания генерального штурма.

На той «консилии» генерал-инженер Патрик Гордон предложил царю, генералиссимусу и генералитету следующее:

   – Город падёт если не в этот вторник, так в следующий. Терять солдат нельзя – они дороги и для царства, и для казны. Чтобы не опережать события, надо выбить турок с земляного вала крепости. В сам же Азов пока не вступать. Бой на его улицах будет нам стоить дорого.

С предложением генерал-инженера согласились и главнокомандующий боярин Шеин, и все генералы. Только атаманы казаков, горячась, предлагали штурм вести до полной победы. Пётр молчаливо выслушал мнение каждого приглашённого. После этого сказал:

   – Будет так, как Пётр Иванович сказал. Он прав – обученный солдат казне дорог. Поберегём его для будущего. Идите в полки, готовьте их к приступу...