Текст книги "Коллекция «Этнофана» 2011 - 2013"
Автор книги: Алексей Толкачев
Соавторы: Александр Токунов,Вячеслав Иванов,Сергей Белов,Семен Косоротов,Илья Соломенный,Дмитрий Винокуров,Василий Суривка,Маргарита Исакова,Егор Жигулин,Илья Кирюхин
Жанры:
Альтернативная история
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 50 страниц)
Глава 4. Японец
Улица им. Львовича
18:35,10 апреля 2057 г.
– Девичья фамилия – Гумилёва?
Кивок в ответ. Имя Маруся было редкое, особенно в нынешнее время. А раз ещё и Андреевна, значит – Гумилёва. Дочь знаменитого (но умершего) создателя корпорации «Кольцо» Андрея Львовича. Благодаря Гумилёвым, всё человечество перешло на много больших шагов вперёд. Сорок лет назад об этом кричали абсолютновсе. «Искусственное Солнце» было самым грандиозным проектом за последнее столетие.
И вот теперь дочь Гумилёва перед ним.
– Что вы видели и что думаете насчёт аварии? – я даже немного забыл о звонке Новикова, меня интересовала женщина передо мной.
– Грузовик появился и снёс машину. Применили предмет, змейку, наверное, – всё так же недовольно пробурчала хозяйка.
– Что? Что вы сказали? Змейка?
– Предмет. Магические предметы. Понимаете? Или вы ничего не слышали про фигурки зверей? – Маруся Андреевна презрительно поморщилась.
– Ну… Нет… – в полицию приходили сообщения о фигурках зверей, маленьких, размером с крышку вазелина. Все говорили, что чувствуют «странное ощущение». Пару раз к звонившим ездили сапёры, потом перестали, а гражданам говорили, что ничего страшного, просто выбросите или оставьте себе. Но чтобы магические…
– Тогда забудьте. Человечество ещё не готово к встрече с предметами… Арк предупреждал… – последнее женщина пробормотала только для себя.
– Что? О чём вы?
– Ничего. Я же сказала, забудьте, капитан, – вообще-то я мог погрозить ей и выпытать силой. Но её голос вынес из головы все мои мысли об этом. Страшная женщина…
– Хо… Хорошо. Так что необычного вы заметили? – я всё же решил не расспрашивать Марусю Андреевну дальше про предметы.
– Ничего. Машина появилась и снесла экомобиль. Я же говорила.
– Да, вы говорили, но мне нужны подробности. Вы единственная, кто не опрошен и может иметь ценную информацию.
– Нет, ничего такого.
Мы испытующе смотрели другу другу в глаза несколько минут. Первым не выдержал я. Отведя взгляд в сторону, я встал и пошёл к двери.
– Хорошо, спасибо за то, что вы и так предоставили. До свиданья, – я был немного зол на себя. Я мог получше допросить и узнать что-то! Женщина точно что-то знала! Но её стеклянный взгляд и страшный голос…
Я уже спускался вниз, как хозяйка окликнула меня словами:
– Подождите, капитан.
Остановившись я обернулся.
– Я вижу, вы преследуете какие-то свои, благородные цели и уже поняли, что я что-то скрываю.
– Да, я это понял, – я тоже пытался говорить с ней недовольно, но у меня плохо получалось.
– Подсказка: разноцветные глаза.
После этих слов она захлопнула дверь, чем показала, что разговор полностью закончен.
Безумная.
* * *
– Ничего?
– Нет, – я не очень хотел разговаривать со своим напарником.
– Ладно, так вот, парня того, который машину задел рукой, нашли, – Якоб глупо усмехнулся.
– И что дальше?
– Японец, имя – Ёсиюки.
– Что дальше, Якоб?!
– Новиков приказал тебе ехать и допрашивать парня, – я понял, что Якоб сам бы хотел поехать в Японию…
– А ты?
– Что я?
– Ты же, типа… мой напарник? – если честно, это я сказал только из вежливости.
– Не, государство только на одного человека выделило деньги. Жлобы…
Не прощаясь, я нажал на «конец связи» и убрал коммуникатор в карман.
* * *
Япония была именно такой, как я её представлял – солнечной, яркой, весёлой. Я решил сходить в магазин и купить много вещей, но в итоге купил маленькую фигурку Будды, а оставшийся день валялся в номере гостиницы и пил прохладительные напитки, даже пообщаться было не с кем. В номере, конечно, был исин, но я с детства не любил компьютеры. Даже если это искусственный интеллект.
На следующий день я пошёл к месту встречи – суши-бар около моего отеля.
Ёсиюки сидел у одного из столиков и лениво листал меню. Я молча подошёл и сел.
– Привет, Ёсиюки, – в ответ на протянутую руку парень лишь кивнул.
– Да, – кивнул японец. Переводчик на его руке работал прекрасно. – Но называйте меня только Юки. Окей?
Я кивнул и в свою очередь спросил:
– Хорошее имя. Откуда?
Японец немного помолчал.
– От отца, – наконец ответил он.
– Он же был вором? – сказал я прямо.
На этот раз японец молчал дольше.
– Да. Но я не пошёл по его стопам.
Я кивнул. Его отец был крутым вором, не лишённым фантазии. Меня ещё даже не было, когда отец парня, что сидит передо мной, воровал ценные письмена, древние реликвий, золото, серебро и оставлял в самых неожиданных местах. Никто не мог понять, как вор так быстро перемещается. Сейчас в Китае, через час в России.
– Что ты делал на дороге, Юки? – я решил не играть в молчанку.
– Поиск адреналина. Понимаете? Там… Прыгать под поезд, свисать на канате с сорокового этажа… Можете оштрафовать меня, – парень откровенно издевался.
– Я понял, понял. Что скажешь по поводу аварии?
Юки начал делать какие-то жесты в воздухе руками и сказал:
– Ну… Я задел грузовик, а потом пальцы просто провалились в пустоту. Это как… Если очень быстро из-под рук убрать опору. Хотя нет… Вы не понимаете, да? – парень отчаянно пытался донести до меня, что он тогда почувствовал.
Я неопределённо мотнул головой.
– Не совсем… Что дальше?
– Ну, всё. Больше я не могу вам ничего рассказать, – Юки пожал плечами.
– Ладно. Но если что-то вспомнишь, позвони, окей?
Японец кивнул и встал.
Потом повернулся и пошёл к выходу.
Я смотрел и ему в след и думал – вот сейчас самый важный свидетель уйдёт и всё. Нужно его остановить. Как? Японец взялся за ручку двери, опустил и потянул на себя…
– Юки, стой.
Парень остановился и не оборачиваясь спросил:
– Что?
Я взял в лёгкие побольше воздуха и спросил:
– Почему у тебя разноцветные глаза?
Юки стоял на месте минут пять, потом повернулся ко мне и сказал:
– Это болезнь. От отца.
Глава 5. Прозрачный
Улица Батенчука, 14:28
12 апреля 2057 года
Провал. Последний и самый нужный свидетель не смог ничем помочь.
Следствие зашло в тупик.
Я оплатил счёт в кафе и вошёл в туалет. Справив нужду, я десять минут стоял и глядел себя в зеркале. Подставив голову под холодную воду, я вдруг подумал о Марусе Андреевной. «Использовали предмет». Я не понял полностью, но вдруг у Юки был этот самый предмет? Пока грузовик проезжал, японец дотронулся и переместил…
Я тряхнул головой. Что только в голову не лезет.
Купив банку «Грайс» я пошёл по улице, тупо глядя на прохожих. У всех проходящих были на лице разные эмоции.
Головой я понимал, что дело попало в правильный отдел. Преступление было. Это очевидно. И дело действительно мистическое. Но больше ничего не было. Ни свидетелей, ни улик.
На второй день службы в отделе я получил собственный пистолет и тот теперь казался гирей. Я сунул руку в карман и прикоснулся к холодному металлу.
Скорее всего через неделю меня пошлют обратно в полицию. А этого мне не хотелось. Не из-за того, что тут хорошая зарплата. В полиции всё напоминало о Мише. Даже коллеги не понимали моего горя и всё время мешались и путались под моими ногами. Вдова Миши больше не звонила, но знакомый мне сообщил, что она уехала в Санкт-Петербург к маме. Тем лучше.
Нельзя сказать, что я просто привык к коллегам. Кроме Новикова и Якоба я никого не знал. Кстати, о Якобе. Он хоть что-нибудь делал? Кроме звонка насчёт Ёсиюки? Приехав из Японии, я ещё не успел с ним про это поговорить…
Время остановилось.
Я увидел краем глаза, как какой-то человек пробежал мимо меня. У него была белая… нет, прозрачная кожа. Через кожу были видны синие и голубые вены. Создавалось ощущение, что я смотрел на это всё целую жизнь и запомнил каждую деталь. Существо задело меня рукой за плечо, но я ничего не заметил. Я хотел схватить пистолет, но тело меня не слушалось. Ничего не двигалось. На этом свете двигался только прозрачный.
Только сейчас я понял, что мыслю уже давно. Лет сто… Нет, больше. Больше! Больше, больше, больше, больше, больше, больше….
В руках у меня была недопитая «Грайс». Что это было? Бред какой-то… Я посмотрел на часы….
– А-а-а!!!
Я чуть не подпрыгнул от неожиданности, но быстро выйдя из ступора побежал в сторону кричавшего.
На земле лежала женщина, рядом валялся пакет с фруктами.
– Что?!! – я встряхнул даму за плечи.
– Там… Там… – женщина показывала в сторону магазина «Ересь».
Я схватил пистолет и вбежал в продуктовый.
В магазине стояли манекены. Слишком много манекенов. Даже… Я понял, что это люди.
На втором этаже что-то грохнулось. Прозрачный был там. Вбежав на ярус выше, я навёл пистолет на открытую дверь. Что будет, если войду? Умру от пули? Застрелю прозрачного? Но ведь выходило, что прозрачный не преступник как таковой. Он никого не убил, ничего не ограбил. Но интуиция твердила – опасность!
Вбежав в комнату, я резко выстрелил в фигуру. Тот отшатнулся и побежал к окну – я в него не попал. Разбив окно, прозрачный прыгнул. Не мешкая, я выскочил за ним.
Второй этаж – не шуточки. Я ударился локтем об асфальт и в глазах потемнело от боли. Очнувшись через секунду, я побежал за существом.
Тот бежал через разные проёмы и арки, так что выстрелить нормально не получалось. Вокруг нас с ним всё замерло. Я должен был остановиться, понять, почему всё так, но я продолжал бежать за прозрачным.
Наконец мы выбежали на прямую дорогу, спрятаться было негде. Существо разбежалось и прыгнуло на трёхметровый забор… Выстрел…
В руках у меня была недопитая «Грайс». Что это было? Я пожал плечами. Взяв ближайшее такси, я поехал домой. По улицам и проёмам…
– Вот же напиваются…
Я вышел из раздумья.
– Простите, что? – спросил я у таксиста.
Мужик показал за окно:
– Да вон же, лежит, отдыхает. Потом очухается, пойдёт деньги просить на бутыль… Я с юности трезвенник, ни капли в рот. А почему? Да вот….
Я уже не слушал таксиста. Около забора на тротуаре лежало тело какого-то человека. Издалека действительно, какой-то бомж, но я-то знаю…
– Остановите.
Машина тормознула. Я расплатился с мужиком, хотя тот отказывался – проехали метров десять!
Всунув купюру в руки таксиста, я вышел из машины.
Подойдя к лежащему, я испугался. Вдруг повернётся и воткнёт в сердце клинок?
Ожиданием ничего не добьёшься; посмотрел на лицо бомжа. Обычное лицо, но в некоторых местах медленно отступали голубые прожилки.
Я вытащил коммуникатор и набрал номер.
– Алло.
На конце провода ответили:
– Новиков слушает!
Глава 6. Бабочка
Следственный изолятор
08:22,13 апреля 2057 года
– Он очнулся, но я не смог с ним поговорить.
– Почему?
– Он… Он в сознании, всё понимает, но не хочет говорить.
– Вы посмотрели его вещи?
– Ладогин, ты чего? Его же никто не обвиняет, а досмотр его вещей без разрешения – вмешательство в личную жизнь.
Меня охватила злость.
– Я понимаю, вы не можете меня понять, но я уверен, что парень как-то связан с убийством Михаила! Нужно допросить его, проверить вещи и найти информацию!
Новиков чуть было не взял меня за шиворот.
– Ладогин, ты же знаешь Кодекс, верно? Если нужно, прочти его ещё раз.
Я опустил плечи и задышал ровнее. С каждой встречей отношение к Новикову у меня ухудшалось, но я и сам понимал, что это действительно невозможно.
– Можно мне с ним поговорить?
Новиков поднял на меня недовольные глаза.
– Ладно, но недолго.
Войдя в изолятор, я сел на свободный стул. Охранник вышел и закрыл дверь.
Парень сидел чуть сгорбившись, глаза были полузакрыты, так что казалось, будто он спит.
На столе ничего не было, в комнате было темно, лампочка одна.
– Имя.
Парень остановил на мне глаза.
– Имя, – ещё раз потребовал я.
Парень приоткрыл рот, но потом бессильно его закрыл.
– Имя. И-М-Я. Ты меня слышишь?
Я начал терять терпение.
– А. н… о…
– Что?! Ещё! Я знаю, ты можешь, не притворяйся!
Предупреждающе пискнул исин в углу.
– Антон… Меня з… ут… нто…н… – прошептал парень.
Отлично. Я хотя бы положил начало разговору.
– Что с тобой случилось?
Антон начал раскачиваться.
– Я… это же не я, да? – глаза парня повлажнели.
– Стоп, только не плачь, конечно же, это не ты.
Я встал и пошёл по комнате.
– Что ты делал до того, как попал сюда?
Парень всхлипнул.
– Я… не хотел… я ж… же не…
Я подошёл и ударил кулаком по столу. Снова писк.
– Я… я его не убивал, дядя! – вдруг Антон заговорил нормальным голосом.
Я остановился будто громом поражённый.
– Что?! Что ты сказал?!
Парень схватился за стол, чтобы не упасть.
– А вы не знали..? Я… Мы пытались создать его прототип для того, чтобы снять фильм… А потом он прилетел, с друзьями, наверное…
– Чей прототип? Чей?!
Парень задрожал.
– Про… прозрачного…
Я напрыгнул на Антона и начал несильно бить по груди. Исин завизжал и в изолятор вбежали двое охранников.
Оттащив меня в сторону, они ткнули меня в пол, один из них подбежал к парню.
Скрипнула дверь и вошёл Новиков.
Он вздохнул и устало сказал:
– Отпустите его.
Я освободился, оттолкнув охранника и пошёл ко входу. У двери Новиков остановил меня.
– Отдохни, завтра не работаешь.
Выйдя на улицу, я уже не думал не о чём.
Раскрыв кулак, я усмехнулся в ответ блеску фигурки бабочки.
* * *
Мотоцикл мчал по городу. Фары были выключены и никто не понимал, как байкер ещё не попал в аварию.
Остановив байк у одного из домов, байкер выключил мотор.
Жозе уже стоял на условленном месте и курил сигарету.
– Шлем купил? – усмехнулся парень среднего роста, в джинсах и плаще.
Байкер промолчал.
– Заказ поступил. От Отто.
«Снова?»
Жозе недовольно цокнул языком.
– Почему ты не разговариваешь по-нормальному?
Молчание.
Жозе махнул рукой и повернувшись, пошёл.
– В общем ты понял. Товар в точке D.
Снова заведя мотоцикл, Всадник без головы покатил по улицам в сторону центра.
[Продолжение следует..??]
Алекс Блейд
Серия «Иудея»
Книга первая. Иллюзия игры [67] 67
Книга «тесно» сочетается с романом этого же автора «Откровения. Книга 1. Время перемен», отдельные главы частично повторяются. Возможно, другая редакция романа, но и отличий предостаточно…
[Закрыть]
Имя: Эфраим
Возраст:25 лет
Адрес:Беэр-Шева, провинция Иудея
Время действия:4 век до н. э.
Локация:Иудея, Галилея, Рим
Предмет:Спрут
Дар:Эхолокация, поиск предметов
Для некоторых жизнь – нескончаемая суета и тревога, для других – развлечение. Одни ценят каждую секунду, другие живут не считаясь ни с кем. Одни пытаются выжить, в то время, как другие играют этим. Жертвуют пешками ради своих достижений. Рим грезит о расширении своих владении, в то время как на его границах становится все беспокойнее. Подчиненные провинции стараются вырваться из надзирающей власти. Бурные волнения, которые могут, как разрушить Римскую империю, так и показать ее мощь, охватываю всю страну. Покорить непокорных, и объединить весь мир под единым крылом – один шаг, одна игра. Но ставки слишком высоки. Когда тебе дают меч и бросают на арену, ради игры, ради забавы, заставляя выживать, можно сделать для себя решающий выбор – против кого обратить свой меч. И пешка может дорасти до короля, восстав против своих создателей, обернув их игру лишь иллюзией. Но возможно, и это восстание, может оказаться всего лишь такой же иллюзией, и нити твоей судьбы, по-прежнему в их руках.
Глава первая. Явление
Иудейская пустыня
4 век до н. э.
В центральной части «Земли обетованной» лежит унылая, бесплодная пустыня, с давних времен служившая преградой на пути цивилизации. От северо-западной границы, в устье реки Иордан до жемчужины самой Иудейской пустыни – Мертвого моря, которое обрамляет пустыню с востока, простирается страна безлюдья и полной тишины. Но природа и в этом унылом запустении показала свой прихотливый нрав. Здесь есть, и невообразимо огромные равнины, зимою белые, а летом покрытые серой солончаковой пылью. Здесь также есть и высокие горы, и скалистые ущелья, где пробегают быстрые селевые потоки, сходящие с этих гор, и конечно же, темные, мрачные долины, таящие в себе неведомые тайны. Но, тем не менее, всюду одинаково голо, неприютно и печально пусто.
Кругом, насколько хватает глаз, простирается бесконечная и плоская равнина, сплошь покрытая солончаковой пылью. Лишь кое-где на ней темнеют карликовые кусты. Далеко на горизонте высится длинная цепь гор с зубчатыми островерхими вершинами. И на всем этом огромном застывшем пространстве нет ни признаков жизни, ни следов, оставленных живыми существами. В голубовато-стальном небе не видно птиц, и ничто не шевельнется на этой тусклой серой земле – все обволакивает полнейшая тишина. Сколько ни напрягать слух, в этой великой пустыне не услышишь ни малейшего звука, здесь царит безмолвие – нерушимое, гнетущее безмолвие.
Можно, конечно, сказать, что в этой стране безнадежности не живут люди, но, пожалуй, это не совсем будет верно. С высоты птичьего полета, на окраине этого царства безмолвия видна извилистая дорога, которая тянется через всю пустыню и исчезает где-то вдали. Она изборождена колесами и истоптана ногами многих искателей счастья. Вдоль дороги, поблескивая под солнцем, ярко белеют на сером солончаке какие-то предметы. Это кости – одни крупные и массивные, другие помельче и потоньше. Крупные кости бычьи, другие же – человеческие. На огромном пустом пространстве пустыни можно проследить страшный караванный путь по этим вехам – останкам тех, кто погиб в этой пустыне, и тех, кому уже не суждено вернуться.
Все это узрел перед собой одинокий путник, и осознал всю тяжесть своего текущего положения. Хотя, навряд ли, он уже мог на данный момент, что-либо осознавать и понимать. По виду он мог бы сойти за духа, или за демона тех мест. С первого взгляда трудно было определить, сколько ему лет – под сорок или под шестьдесят. Желтая пергаментная кожа туго обтягивала кости его худого, изможденного лица, в длинных темных волосах и бороде серебрилась сильная проседь, запавшие глаза горели неестественным блеском, а рука напоминала кисть скелета. Сил идти дальше у него оставалось все меньше и меньше. Желание сдаться и остановиться, рухнув в песок и камни, подавляло только одно – самосохранение, которое также оставляло его, но, тем не менее, еще оставалось.
Ему с трудом удавалось устоять на ногах, хотя, судя по некогда высокому росту и могучему сложению, он должен был обладать крепким, выносливым организмом. Впрочем, его заострившееся лицо и одежда, мешком висевшая на его иссохшем теле, ясно говорили, почему он выглядит немощным поседевшим стариком. Он умирал – умирал от голода и жажды. И видно было, что уже давно, а времени у него оставалось все меньше.
Перед ним не стоял выбор – вернуться назад или продолжать свой безуспешный путь вперед, в надежде найти спасение – нет, было уже слишком поздно. Пара дней назад, когда вода еще только заканчивалась, а блуждания ни к чему не приводили, он мог повернуть назад и возвратиться. Мог, но не сделал. И теперь, шаг за шагом, он приближался к своей гибели. Бессмысленно было продолжать то, что закончить уже не суждено. В голове билась только одна мысль, и все сильнее и сильнее – сдаться, проще сдаться, прямо здесь и сейчас. Ведь теперь конец был для него один, в любом случае – смерть, от голода ли, жажды, или же смертоносного солнца пустыни, неважно. И он сдался. Сдался, рухнув в песок, теряя сознание, бросая всякие попытки бороться за свою собственную жизнь. Значит, здесь он умрет. На этом самом месте, в безликой мертвой пустыне, в полной тишине и одиночестве… Вот и конец.
Разбудила и привела его в чувство нестерпимая жара, обжигающая кожу, от которой и так почти ничего не осталось. Он не смог пошевелить головой, что-то ее держало, причиняя тихую, и, в тоже время, жесткую боль. Он дернулся вверх, и тут же вскрикнул от огромнейшей вспышки боли, чувствуя, как разрывается и трескается кожа на его виске. Если бы это только можно было посчитать за крик – лишь сдавленный хрип отчаяния и последней боли, никем не слышим в этом пустынном мире.
Он медленно раскрыл глаза – все тоже, слепящее глаза, солнце, и, конечно же, боль, усиливающаяся и пронзительно ноющая. Боль стала настолько сильной, что у него закружилась голова. Камень, на который опиралась голова, был бурым от запекшейся крови. Он ощупал висок, и почувствовал под пальцами твердый, потрескавшийся струп. Струп прилип к камню и оторвался, когда он пошевелил головой. Боль всё пульсировала в голове, ужасная и бесконечная.
С трудом приподнявшись на локтях, он сел, и попытался осмотреться. Но картина была все такой же унылой, что и раньше– безлюдная пустынная равнина, иссеченная рытвинами и кое-где вздыбившаяся кучками камней, торчащими из песка. Да и что могло измениться? Пустыня неизменна в своем первозданно-безжизненном виде. Высоко над равниной, в небе, все так же висело огромное раскаленное солнце, искажающее все видимое слепящим огнем и дрожанием воздуха.
Он вновь осторожно коснулся разбитого, распухшего виска. Больно. Очень больно. При падении пыль, острые песчинки и гравий забрались всюду – в волосы, в уши, в рот и даже в глаза, которые горели и слезились. Горели ладони и локти. Медленно, экономными движениями он принял нужную позу, неловко встав на колени. Потом, постанывая, охая и шипя, встал на четвереньки. Прошла целая вечность, прежде чем ему удалось подняться во весь рост. Однако головокружение тут же подкосило ему ноги, и он тотчас тяжело повалился на камни. Боль стала настолько невыносимой от нагрузки, что у него закружилась голова. Даже связно мыслить было затруднительно. Хотелось только спать. Никогда в жизни ему так не хотелось спать. Спать,– требовало его тело. – Спать, тебе надо поспать, сейчас, пока не стемнело, ничего у тебя не осталось, ты выдохся… Спать… И не проснутся бы никогда…
– Не встать, – с трудом выдохнув из себя слова, он попытался вновь подняться, борясь с усталостью и болью, преодолевая, вновь появившееся, желание сдаться, но безуспешно. – Не могу… Испекусь на солнце… или умру от жажды… Спать…
В голове билась боль, вредная, непрекращающаяся боль. Каждое лишнее движение только усиливало ее. Тело словно говорило, что единственный способ прекратить боль – сдаться. Он прижал руки к вискам, надеясь унять эти страдания, но было бесполезно – он снова начинал терять сознание… Спать…И вновь он рухнул на песок, закрыв глаза.
Хотел ли он хотя бы еще раз попытаться что-то сделать? Нет, он продолжал лежать на горящем песке, под палящими лучами солнца, изнывая от жажды и теряя последние остатки воды и жидкости, что оставались еще в его теле. Здесь негде было укрыться от убийственного солнца, и надеяться на чудесное спасение или помощь было бы глупо – даже в таком безнадежном положении надежда на чудо уже оставила его. Время уходило…
Он не знал, как далеко ушел от караванной дороги, сбившись с пути, той злополучной ночью, когда решился… Неважно. Теперь все было неважно. Он сделал тогда выбор, и тот оказался последней ошибкой в его жизни.
Он умолял не о чуде, но больше всего о скорой смерти, которая могла остановить все эти мучения. Он вновь терял сознание, и вновь приходил в себя, но ничего вокруг не менялось, словно это и была его смерть, его ад – медленная и мучительная вечность боли и страданий… Смерть…
Очнувшись в очередной раз, он не мог вспомнить, когда упал. Не помнил, как долго лежал. Разбудила его, на этот раз, дрожь, сотрясавшая все тело. Огненный шар солнца растратил слепящую золотистость. Жара чуточку спала. Головная боль немного утихла, но монотонное биение в голове оставалось. Он ощупал ее: жара спалила и высушила струп на виске, превратив его в твердую, скользкую корочку. Однако все тело, полностью, а не только голова, болело. И казалось, что на нем нет ни одного здорового местечка. И он, к сожалению, все еще был жив… Спать… Смерть…
Жажда. Боль окончательно утихла, но жажда все больше давала о себе знать. Тело требовало воды. Но фляжки и бурдюков с водой давно уже не было. Теперь ведь не было ничего. Ничего, кроме острых раскаленных камней, струпа, стягивающего кожу на виске, стихающей боли во всем теле, и пересохшего горла, которое невозможно смочить, даже проглотив слюну.
Жара еще больше смягчилась, а небо, совсем недавно бывшее желтым, окрасилось в свойственный ему темно-синий цвет, по которому протянулись тонкие белые нитки облаков. Солнечный диск покраснел, опустился ниже, но все еще лил на пустыню зыбкий, пульсирующий жар. Он с трудом вспомнил – в те редкие дни, когда наверху, у Иерусалима, идет дождь, пустыня преображается, и по ее ущельям текут бурные потоки воды, после которых она вся покрывается нежной зеленью. Дождь…
Дождь мог стать тем самым чудом и спасению, о котором он и не мечтал уже, но не стоило надеяться, что тут же, в миг, вода польется с неба. Прохладный успокаивающий ветерок – вот и все, что он мог получить, и ни одного облачка. Ничего. Пустыня оставалось пустыней, безмолвной и безжизненной. «Я не могу здесь оставаться. Не могу… Я должен идти… Должен… идти… Не поддаваться».
И вновь он попробовал подняться, но его схватили судороги, началось сразу же головокружение, настолько сильное, что снова пришлось лечь. Бессилие и одиночество – вот единственные его помощники здесь…
Он продолжал лежать, собираясь с силами. А время шло, и явно не прибавляло ему дополнительных сил, а более того, отнимал их всё больше и больше. Отнимало то, чего и так уже не осталось.
Смеркалось довольно быстро. Солнце опустилось к зубчатому, рваному горизонту. Вместе с сумерками надвигался холод. Вначале это было приятно, прохлада успокаивала обожженную кожу. Однако вскоре стало гораздо холоднее, и солнце полностью скрылось за горизонтом, и моментально на пустыню опустилась тьма.
И в этой тьме он внезапно увидел нечто странное. Что-то новенькое. Необычное. Вертикально стоящее… То, что раньше, при свете дня, он не замечал. Явление. Небольшое сияние в дали, на самом краю горизонта. Ему было трудно определить расстояние, на безликой, лишенной всяческих ориентиров, местности, когда тело горит, и все плывет перед глазами. Это сияние переливалось различными цветами, по крайней мере, так ему казалось, и словно звало к себе. И именно это далекое разноцветное сияние пробудило в нем последние крупицы сил, какие только могли остаться в человеке на грани изнеможения. Надежда…
Его окружала бархатистая, непроглядная темень. И пронизывающий холод. Холод, который парализовал, кусал суставы, заставлял сутулиться и втягивать голову в плечи. Но лучше холод, чем жара, лишающая возможности двигаться. Он и сейчас не мог толком встать и идти, но встав, с трудом, на четвереньки, смог проползти немного вперед. И еще немного… Еще… Если понадобится, он проползет всю ночь до заветной цели.
Был ли это мираж, или впереди действительно что-то было – неизвестно. Но ему дали шанс. Он верил в это. А что еще оставалось человеку в таком отчаянии и на грани смерти. Только умереть… или сражаться. Это сияние словно пробудило его от забвения. Неважно кто, но шанс был дан. И он не упустит его. Не может упустить.
Он сумел даже подняться на ноги, трясясь всем телом. Прохрипел что-то нечленораздельное, видимо молитву, которую слышала лишь пустота, и пошел вперед, пошатываясь, оставляя за собою извивающийся петлями след. Он шел и шел, не сводя глаз с этой странной штуки впереди. С необычайного явления в пустыне. Когда волосы падали на глаза, он откидывал их со лба. Непонятная штуковина, как будто, и не становилась ближе. Что-то уж слишком долго. Лишь мерцала, маня к себе.
Неуверенными, заплетающимися шагами, человека, словно в какой-то последней клинической стадии опьянения, он продолжал путь, возможно конечный для него. Ноги его подкосились, выпрямились, подкосились и выпрямились опять, а когда волосы снова упали ему на глаза, он даже не стал убирать их – у него не было сил. Он лишь смотрел на сияние впереди, и продолжал шагать.
Дважды он падал, и во второй раз уже и не думал, что сможет подняться и в этот раз. Но он продолжал движение, уже ползя на четвереньках. Медленно, но полз. Надежда…И сияние становилось все ярче, выделяясь в некую окружность, словно маленькое солнце. Вот только оно не обжигало, но наоборот давало сил, продолжать двигаться. Несколько раз он вновь падал, но вставал, и шел дальше. Шел, ибо должен был идти. Это все, что у него осталось – цель . Надежда… или Смерть…
Несмотря на то, что сейчас, ночью, солнце уже не палило, жажда не проходила. Она постоянно напоминала ему о себе и подстегивала. Силы уходили, а все тело изнывало от боли и жажды, требуя хоть глоток воды… И вот он словно увидел перед собой воду, живую и леденящее успокаивающую. Сначала ему просто мерещилось, что там, за сиянием, будет ожидать его вода, просто реки чистой и свежей воды, которая почему-то, по никому неизвестной причине, не доходит до того места на котором он сейчас находился. Но вскоре он уже не просто мечтал – он видел за этой сияющей окружностью воду, небольшим водопадом спадающую в небольшие рытвины в земли. И чем больше он смотрел, завороженный этим зрелищем, тем больше становился водопад – и вот он уже ниспадал с самих небес. С них прямо-таки стекала вода, лилась с неба и уходила в землю, нескончаемым потоком. Но внезапно вода принялась становиться багрянисто красной, как густое красное вино, нет, словно кровь, темной багрянистой массой спадая вниз. Но это его не пугало, и он продолжал смотреть завороженный этим – ему пришла в голову странная и пугающая мысль о том, что кровь – это всего лишь жидкость. Ее можно пить. Можно пить…И у него есть кровь, много крови… И не нужно никуда идти – жажду можно утолить здесь, и сейчас, своей кровью… Кровь – это всего лишь жидкость.«Я должен напиться». Должен… Или смерть…
Водопад был миражем, призраком, сном. И исчез, как исчезают сны. Он понимал это, признавал, и все-таки чувствовал обиду и жуткое отчаяние, словно это видение и правда существовало, было рядом – и вот бросило его. Как бросили все остальные. Но вскоре он отогнал эти миражи и кошмары, и начал ползти дальше, к сияющему явлению во тьме безмолвной пустыни.
Время для него длилось ужасно медленно, ночь словно замерла. Он не знал, сколько времени прошло с тех пор, как увидел это сияющее маленькое солнце на горизонте. Ему тогда казалось, что ночь уже прошла, но солнце, настоящее солнце, почему-то не всходило, словно давая ему еще один шанс дойти. Он должен… дойти…Он полз, и сияние становилось все ярче и… ближе. Но даже сейчас он не мог понять, что это такое. Он все приближался и приближался к заветной цели, но когда оставалось совсем немного…
Незадолго перед самым рассветом он снова рухнул на песок и окончательно понял, что на этот раз ему уже не подняться. Или смерть…У него не было сил встать. Всего лишь в нескольких шагах маячило таинственное сияние, но он не мог даже дотянуться. Было ясно: это действительно конец. Он воспринял это спокойно. Даже с облегчением. Долгожданная умиротворяющая смерть…И никаких больше усилий, сопротивлений – только умиротворение и… конец.
Он продолжал лежать в полуобморочном состоянии, когда солнце окончательно взошло, вернув обжигающий жар. Сначала понемногу, но потом вдарило со всей силы. Он умирал, и умирал совершенно бесповоротно. Тем не менее, перед последним вздохом, закрывая глаза, он заметил мельком, какие-то изменения с сиянием.