Текст книги "Неожиданная Россия. XX век (СИ)"

Автор книги: Алексей Волынец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 48 страниц)

Глава 9. Война без сапог

Что такое обмотки и почему русская армия в годы Первой мировой войны оказалась без сапог

«Сапог русского солдата» – за века отечественной истории это выражение стало почти идиомой. В нашем прошлом случалось, что сапоги русских солдат топтали улицы Парижа, Берлина и Пекина. Однако для Первой мировой войны расхожая фраза про «солдатский сапог» будет явным преувеличением – в 1915-17 годах большинство рядовых Русской императорской армии сапог не носили…

Даже далёкие от истории Первой мировой войны люди по многочисленным фотографиям, редким кинокадрам и рисункам тех лет помнят странные для нашего современника «бинты» на ногах солдат той эпохи. Более продвинутые в военной истории помнят, что такие «бинты» именуются обмотками. Но редко кто знает, как и почему появился этот странный и давно исчезнувший предмет армейской обуви. И уж тем более почти никто не знает как эти обмотки носились и зачем они были нужны.

Попробуем не только рассказать, почему армия Российской империи в разгар мировой войны вдруг оказалась без сапог, но заодно и научить читателя, как правильно носить обмотки и завязывать кожаные шнурки солдатских ботинок…

«Сапог образца 1908 года»

На Первуюмировую войну армия Российской империи пошагала в так называемых «сапогах для нижних чинов образца 1908 года». Этот тип обуви был утверждён циркуляром Главного штаба № 103 от 6 мая 1909 года. Фактически этот армейский документ утвердил тот тип и покрой солдатского сапога, который просуществовал весь XX век и по ныне, уже второе столетие всё ещё состоит «на вооружении» российской армии.

Только если в Великую отечественную войну, в Афганскую или Чеченские войны этот сапог шился в основном из искусственной кожи-«кирзы», то в момент своего рождения он делался исключительно из яловой кожи или юфти. Ведь накануне Первой мировой войны химическая наука и промышленность уже породили смертельные газы, но ещё не создали искусственные синтетические материалы из которых делается значительная часть одежды и обуви нашего времени.

Пришедший из далёкой древности термин «яловый» в славянских языках обозначал не дававших или ещё не давших приплод животных. «Яловая кожа» для солдатских сапог изготовлялась из шкур годовалых бычков или ещё нерожавших коров. Такая кожа была оптимальной для долговечной и удобной обуви. Более старые или молодые животные не годились, ведь максимально эластичная и нежная кожа телят была ещё недостаточно прочна, а толстые и прочные шкуры старых коров и быков наоборот слишком жёстки.

Хорошо обработанная разновидность «яловой кожи» именовалась «юфтью». Любопытно, что это средневековое русское слово перешло во все основные европейские языки. Французское youfte, английское yuft, голландское. jucht, немецкое juchten происходят именно от русского термина «юфть», заимствованного восточнославянскими племенами в свою очередь от древних булгар.

В Европе «юфть» так же часто именовали просто «русской кожей» – ведь ещё со времён Новгородской республики именно русские земли были основным экспортёром выделанной кожи-«юфти» в страны Западной Европы. После пушнины именно кожа, главным образом обработанная тюленьим салом-«ворванью» и берёзовым дёгтем «юфть» до XVIII столетия была основным товаром русского экспорта.

И к началу XX века Российская империя, не смотря на все успехи промышленного развития, оставалась прежде всего сельскохозяйственной страной. По статистике 1913 года на просторах империи паслось 52 миллиона голов крупного рогатого скота и ежегодно рождалось около 9 миллионов телят. Это вполне позволяло полностью обеспечить кожаными сапогами всех солдат и офицеров Русской императорской армии, которых накануне Первой мировой войны по штатам мирного времени насчитывалось 1 миллион 423 тысячи человек.

Кожаный сапог русского солдата имел голенище высотой 10 вершков (около 45 сантиметров), считая от верхнего края каблука. Для гвардейских полков голенища сапог были на 1 вершок (4,45 см) длиннее.

В сапоге образца 1908 года голенище сшивалось одним швом сзади. Это была новая для того времени конструкция – ведь прежний солдатский сапог шился ещё по образцу сапог русского средневековья и заметно отличался от привычного современному читателю. Например, голенища у такого сапога были более тонкими, сшивались двумя швами по бокам и по всему голенищу собирались в гармошку. Именно такие сапоги, заметно напоминавшие обувь стрельцов ещё допетровской эпохи (только без загнутого вверх острого носка), были популярны у зажиточных крестьян и мастеровых в России на рубеже XIX–XX веков.

Сапог нового образца при соблюдении всех технологий изготовления и качества материала был чуть более прочным, чем прежний солдатский сапог. Не случайно этак конструкция, сменив лишь материалы на более современные, сохранялась практически до наших дней.

Циркуляр Главного штаба № 103 от 6 мая 1909 года тщательнейшим образом регламентировал изготовление и все материалы солдатского сапога, вплоть до веса кожаных стелек – «при 13 % влажности» в зависимости от размеров они должны были весить от 5 до 11 золотников (то есть от 21,33 до 46,93 грамм). Кожаная подошва солдатского сапога крепилась двумя рядами деревянных шпилек – их длину, расположение и способ крепления так же тщательно по пунктам регламентировал Циркуляр № 103.

Каблук был прямой и высотой 2 сантиметра, он крепился железными шпильками – от 50 до 65 шпилек в зависимости от размера сапога. Всего же устанавливалось 10 размеров солдатского сапога по длине ступни и три размера (А, Б, В) по ширине ступни. Любопытно, что самый маленький размер солдатского сапога образца 1908 года примерно соответствовал современному 42 размеру – потому что сапоги носились не на тонкий носок, а на почти исчезнувшую из нашего быта портянку.

В мирное время за год рядовому выдавалось пара сапог и три пары портянок. Поскольку в сапоге изнашивается прежде всего подмётки и подошвы, то их на год полагалось два комплекта, а голенища менялись только раз в год.

В тёплое время года солдатские портянки были «холщёвые» – то есть из льняного или конопляного хоста, а с сентября по февраль солдату выдавались «суконные», то есть из шерстяной или полушерстяной ткани.

Оптом на закупку кожаного сырья и пошив одной пары солдатских сапог накануне 1914 года царская казна тратила 1 рубль 15 копеек. По уставу солдатские сапоги должны были быть чёрного цвета, кроме того натуральная сапожная кожа при интенсивной эксплуатации для сохранения своего качества требовала обильной и регулярной смазки. Поэтому на чернение и первичную смазку сапог казна выделяла 10 копеек. Итого по оптовой цене солдатские сапоги обходились Российской империи в сумму около 1 рубль 25 копеек пара – примерно в да раза дешевле, чем стоила пара простых кожаных сапог в розницу на рынке.

Офицерские сапоги были почти 10 раз дороже солдатских, отличаясь от них и фасоном и материалом. Шились они индивидуально, обычно из более дорогой и качественной козлиной «хромовой» (то есть особым образом выделанной) кожи. Такие «хромовые сапоги» по сути были развитием на новом техническом уровне знаменитых в русском средневековье «сафьяновых сапог». Накануне 1914 года простые офицерские «хромовые» сапоги стоили от 10 рублей за пару.

Кожаные сапоги тогда обрабатывали ваксой или гуталином – смесью сажи, воска, растительных и животных масел и жиров. Например, каждому солдату и унтер-офицеру в год полагалось 20 копеек «на смазку и чернение сапог». Поэтому только на смазку сапог «нижних чинов» армии Российская империя ежегодно тратила почти 500 тысяч рублей.

Любопытно, что согласно Циркуляру Главного штаба № 51 от 1905 года для смазки армейских сапог рекомендовалась вакса, производившаяся в России на фабриках немецкой фирмы Фрадриха Баера – это химическая и фармацевтическая фирма и ныне существует и хорошо известна под современным логотипом Bayer AG. Напомним, что до 1914 года почти все химические заводы и фабрики в Российской империи принадлежали немецкому капиталу.

Всего же накануне Первой мировой войны на солдатские сапоги царская казна тратила ежегодно порядка трёх миллионов рублей. Для сравнения бюджет целого Министерства иностранных дел Российской империи был всего в четыре раза больше.

«Даже в вопрос о снабжении армии сапогами примешивалась политика…»

Вплоть до середины XX века любая война была делом армий, передвигавшихся в основном «на своих двоих». Искусство пешего марша было важнейшей частью военного ремесла. И естественно главные нагрузки выпадали на ноги и обувь солдат.

И поныне обувь на войне один из самых расходных предметов наряду с оружием, боеприпасами и человеческими жизнями. Даже когда солдат не участвует непосредственно в боях, на пеших переходах, на различных работах и просто в условиях военно-полевого быта он прежде всего «тратит» обувь.

Особенно остро вопрос снабжения обувью встал в эпоху появления массовых призывных армий. Уже в русско-японскую войну 1904-05 годов, когда Россия впервые за свою историю сосредоточила на одном из дальних фронтов полмиллиона солдат, армейские интенданты заподозрили, что в случае затягивания войны армии угрожает дефицит сапог.

Поэтому накануне 1914 года интенданты русской армии собрали на складах полтора миллиона пар новых сапог. Вместе с тремя миллионами пар сапог, хранившихся и использовавшихся непосредственно в армейских частях, это давало внушительную цифру, успокоившую высшее командование. Никто в мире тогда не предполагал, что будущая большая война затянется на долгие годы и опрокинет все расчёты по расходу боеприпасов, оружия, человеческих жизней и сапог в частности.

Уже к концу августа 1914 года в России по мобилизации из запаса призвали 3 миллиона 115 тысяч «нижних чинов», до конца года мобилизовали ещё 2 миллиона человек. Мобилизованным и отправлявшимся на фронт солдатам полагалось две пары сапог, одна непосредственно на ноги и вторая запасная.

Уже к концу 1914 года такая массовая мобилизация и повышенный износ обуви в условиях боёв и военного времени исчерпали запасы сапог на складах. По прогнозам военного командования в новых условиях на 1915 год с учётом потерь и расходов требовалось не менее 10 миллионов пар сапог. Но на складах уже ничего не было, а производство новых оказалось абсолютно не готово.

До войны производством обуви в России занималась исключительно кустарная промышленность, тысячи мелких ремесленных фабрик и отдельных сапожников, разбросанных по всей стране. В мирное время они справлялись с армейскими заказами, но для войны солдатских сапог требовалось много миллионов пар в самые сжатые сроки. Но никакой системы организации производства, способного объединить тысячи кустарей в масштабах всей страны не существовало. Собственно не было даже замыслов такой общероссийской «кооперации».

Генерал-майор Александр Лукомский, начальник мобилизационного отдела Генерального штаба российской армии, позднее так вспоминал об этих проблемах: «Невозможность удовлетворить потребности армии средствами отечественной промышленности определилась как-то неожиданно для всех, не исключая и интендантского ведомства. Оказался недостаток кож, недостаток дубильных веществ для их выделки, недостаток мастерских, недостаток рабочих рук сапожников. Но все это произошло от отсутствия правильной организации. На рынке кож не хватало, а на фронте сгнивали сотни тысяч кож, снимавшихся со скота, употреблявшегося в пищу для армии… Заводы для приготовления дубильных веществ, если бы об этом подумали своевременно, нетрудно было устроить; во всяком случае, не трудно было своевременно получить из-за границы и готовые дубильные вещества. Рабочих рук было также достаточно, но опять-таки о правильной организации и развитии мастерских и кустарных артелей своевременно не подумали…»

К работе по изготовлению обуви для армии попытались привлечь «земства», то есть местное самоуправление, которое работало по всей стране и теоретически могло бы организовать кооперацию сапожников в масштабах целой России. Но тут, как писал один из современников, «как это ни покажется странным с первого взгляда, даже в вопрос о снабжении армии сапогами примешивалась политика…»

В своих воспоминаниях председатель Государственной думы Михаил Родзянко описывает своё посещение Ставки русской армии в самом конце 1914 года по приглашению Верховного главнокомандующего, тогда им был дядя последнего царя, Великий князь Николай Николаевич Романов. «Великий князь сказал, что его вынуждает к временной остановке военных действий отсутствие снарядов, а также недостаток сапог в армии» – пишет Родзянко.

Главком просил председателя Госдумы заняться работой с местным земским самоуправлением для организации производства сапог и иной обуви для армии. Родзянко понимая масштабы задач по снабжению армии многими миллионами сапог резонно предложил собрать в Петрограде общероссийский съезд земств, на котором и обсудить решение данного вопроса. Но тут выступил против Министр внутренних дел Маклаков, который прямо сказал, что: «По агентурным сведениям, под видом съезда для нужд армии будут обсуждать политическое положение в стране и требовать конституцию…»

В итоге Совет министров Российской империи решил никаких съездов местных властей не созывать, а работу с «земствами» по задаче производства сапог поручить главному интенданту русской армии Дмитрию Шуваеву, хотя тот, как опытный хозяйственник и специалист по армейскому тылу, сразу заявил, что военные власти ранее «никогда с земствами дела не вели» и потому не смогут быстро наладить общую работу.

В итоге все работы по производству обуви долгое время велись бессистемно с нерациональным расходом сырья и денежных средств. Никак нерегулируемый рынок на массовые закупки кожи и сапог ответил дефицитом и ростом цен. За первый год войны цены на сапоги выросли в четыре раза – если летом 1914 года простые офицерские сапоги в столице империи можно было пошить за 10 рублей, то через год их цена уже перевалила за 40, хотя инфляция всё ещё оставалась минимальной.

Проблемы усугубляла откровенная бесхозяйственность и пренебрежение к сохранению «казённого» имущества. Массовые заказы сапог породили дефицит кожи, при этом долгое время не использовались шкуры скота, забитого на фронте для питания армии – в июле 1914 года не ожидая долгой войны нормы мяса для солдат значительно повысили, на рядового полагалось почти килограмм мяса в сутки. Потом по мере нарастания сложностей эту норму понизят в несколько раз, но до начала 1915 года многомиллионная армия съела огромное количество скота. Холодильных установок и развитой консервации тогда ещё не было, десятки тысяч животных огромными стадами гнали прямо к лини фронта. При должной организации тысячи их шкур дали бы достаточно сырья для производства обуви, но долгое время они просто выбрасывались гнить.

Уже готовые сапоги не берегли сами солдаты. Каждому мобилизованному выдавали две пары сапог, и не редко солдаты продавали или меняли их по пути на фронт, полагая что «казна» в любом случае обеспечит их на фронте обуьвю. Как позднее писал в мемуарах генерал Брусилов: «Чуть ли не все население ходило в солдатских сапогах, и большая часть прибывших на фронт людей продавала свои сапоги по дороге обывателям, часто за бесценок и на фронте получала новые. Такую денежную операцию некоторые искусники умудрялись делать два-три раза».

Генерал несколько сгустил краски, но примерные расчёты статистики показывают, что действительно порядка 10 % казённых армейских сапог за годы войны оказались не на фронте, а на внутреннем рынке. Армейское командование пыталось с этим бороться. Так 14 февраля 1916 года по VIII-й армии Юго-Западного фронта был издан приказ: «Нижних чинов промотавших вещи в пути, а так же прибывших на этап в рваных сапогах, арестовывать и предавать суду, подвергнув предварительно наказанию розгами». Проштрафившиеся солдаты получали обычно ударов. Но все эти вполне средневековые меры к недопущению разбазаривания казённой обуви приняли слишком поздно.

Не меньшим головотяпством обернулись и первые попытки организовать массовый пошив сапог в тылу. В некоторых уездах местные полицейские чины, получив распоряжение губернаторов о привлечении к работе в земских и военных мастерских сапожников из районов, не занятых работой на армию, решили вопрос просто – приказали всех сапожников, находившихся по разным сёлам, собрать и, как арестованных, под конвоем полиции доставить в уездные города. В ряде мест такие меры обернулись бунтами и драками населения с полицией.

В некоторых военных округах была проведена реквизиция сапог и сапожного материала. Так же всех кустарей-сапожников в принудительном порядке обязали изготовлять за плату для армии не менее двух пар сапог в неделю. Но в итоге по данным Военного министерства Российской империи, за 1915 год войска получили лишь 64,7 % потребного количества сапог. Треть армии оказалась разутой.

«Войско в лаптях…»

Генерал-лейтенант Николай Головин позднее вспоминал положение с солдатской обувью, когда он был начальником штаба VII армии на Юго-Западном фронте осенью 1915 года в Галиции: «Высадившись с железной дороги, части этой армии должны были пройти 4–5 переходов, чтобы занять назначенные на фронте места. Это походное движение совпало с осенней распутицей, и пехота потеряла свои сапоги. Тут начались наши страдания. Несмотря на самые отчаянные просьбы о высылке сапог, мы получали их столь ничтожными порциями, что пехота армии ходила босая. Такое катастрофическое положение длилось почти два месяца…»

Отметит указание в этих словах не только на нехватку, но и на плохое качество спешно пошитых армейских сапог. Уже в эмиграции в Париже бывший царский генерал Головин вспоминал: «Такого острого кризиса, как в снабжении обувью, в прочих видах снабжения не приходилось переживать».

В 1916 году командующий Казанским военным округом генерал Сандецкий доносил в Петроград, что 32240 солдат, состоящих в запасных батальонах округа и подлежащих отправке на фронт, не имеют обуви и так как обуви нет и на складах, то пополнение округ вынужден отправлять в купленных по сёлам лаптях.

О вопиющих проблемах с обувью на фронте подтверждают и сохранившиеся письма солдат Первой мировой войны. Например, из таких писем, сохранившихся в архивах города Вятка, о положении с обувью можно прочитать следующее: «…обувают нас не в сапоги, а выдают ботинки, а пехотным лапти выдают…»; «…ходим наполовину в лаптях, над нами германец и австриец смеются – возьмут в плен кого в лаптях, с него лапти снимут и вывесят на окоп и кричат – не стреляйте в лапти свои…»; «Снаряжение у наших сплошь австрийское – у кого шинель, у кого ботинки…, глаза бы не глядели на наших солдат, прямо рвань такая…»; «… солдаты сидят без сапог, ноги обвернуты мешками…»; «…привезли лаптей два воза, доколе вот такой срам – войско в лаптях – до чего довоевали…»

Пытаясь как то бороться с «обувным» кризисом, уже в 13 января 1915 года командование Русской императорской армии разрешило шить для солдат сапоги с укороченными на 2 вершка (5 сантиметров) голенищами, а затем последовало предписание выдавать солдатам, вместо положенных по уставу кожаных сапог, ботинки с обмоткам и «парусиновые сапоги», то есть сапоги с голенищами из брезента.

Лето 1917 года. Солдаты русской армии. Слева в кожаных сапогах, справа в брезентовых или, как тогда говорили, «парусиновых» сапогах

До войны рядовым русской армии полагалось всегда носить сапоги, теперь же для работ «вне строя», чтобы сберечь сапоги от лишнего износа, разрешили выдавать солдатам любую другую имеющуюся в наличии обувь. Во многих частях наконец стали использовать шкуры забитого на мясо скота дня изготовления примитивных кожаных лаптей.

С подобной обувью наш солдат впервые познакомился ещё во время русско-турецкой войны 1877-78 годов в Болгарии. У болгар кожаные лапти именовались «опанками», и именно так они названы, например, в приказу по 48-й пехотной дивизии от 28 декабря 1914 года. В самом начале войны эта дивизия из Поволжья была переброшена в Галицию и уже через несколько месяцев, столкнувшись с нехваткой сапог, была вынуждена делать для солдат кожаные лапти-«опанки».

В других частях подобную обувку именовали на кавказский манер «каламанами», по названию лёгкой кожаной обуви горцев, или на сибирский манер «котами» (ударение на «о»), как сибиряки называли женские полусапожки. В 1915 году такие самодельные кожаные лапти уже были распространены по всему фронту.

Так же солдаты плели для себя обычные лапти из лыка, а в тыловых частях и запасных батальонах изготавливали и носили сапоги и ботинки на деревянной подошве. Вскоре армия даже начала централизованную закупку лаптей. Например, 1916 году и з города Бугульма Симбирской губернии местное земство поставило в армию 24 тысячи пар лаптей на сумму в 13740 рублей. То есть пара лаптей из Поволжья обходилась армейской казне в 57 копеек.

Понимая, что силами отечественной промышленности и крестьянскими лаптями с дефицитом армейской обуви быстро не справиться, царское правительство уже в 1915 году обратилось за сапогами к западным союзникам по «Антанте».

Осенью 1915 года в Лондон из Архангельска отплыла русская военная миссия адмирала Александра Русина с целю разместить во Франции и Англии русские военные заказы. Одной из первых, помимо просьб о винтовках, стояла просьба о продаже для нужд России трёх миллионов пар сапог и 3600 пудов подошвенной кожи.

Сапоги и обувь в 1915 году, не считаясь с расходами, пытались экстренно купить по всему миру. Для солдатских нужд пытались приспособить дажепартию резиновых сапог, закупленных в США, однако по гигиеническим свойствам они оказались не приспособлены к повседневной носке.

Как позднее вспоминал генерал Лукомский, начальник мобилизационного отдела русского Генштаба: «Пришлось уже в 1915 году сделать очень крупные заказы на обувь – преимущественно в Англии и в Америке. Эти заказы обошлись казне очень дорого; были случаи крайне недобросовестного их выполнения, и они заняли очень значительный процент тоннажа судов, столь драгоценного для подвоза боевых припасов».

Немецкий Knobelbecher и английские Puttee

Трудностью с обувью, пусть и не в таких масштабах, испытывали почти все союзники и противники России по Первой мировой войне.

Из всех стран, отправивших на бойню свои армии в 1914 году, полностью одеты в кожаные сапоги были только солдаты России и Германии. Армия «Второго Рейха» начала Первую мировую войну в сапогах образца 1866 года, введённых ещё армией Пруссии. Как и русские солдаты, немцы тогда предпочитали носить солдатский сапог не с носками, а с портянками – Fußlappen по немецки. Но в отличие от русских, сапог немецкого солдата имел голенища на 5 сантиметров ниже и был скроен иначе, его голенища сшивались двумя швами с каждого бока. Если все русские сапоги были обязательно чёрными, то в армии Второго рейха некоторые подразделения носили коричневые сапоги.

Подошва укреплялась 35–45 железными гвоздями с широкими шляпками и металлическими подковами на каблуке – таким образом метал покрывали почти всю поверхность подошвы, это придавало ей долговечность и характерный лязг, когда колонны германских солдат шагали по мостовой. Масса металла на подошве сохраняла её во время долгих маршей, но в сильные холода это железо промерзало и было способно застудить ноги солдата.

Кожа так же была несколько жёстче, чем у русских сапог, не случайно немецкие солдаты в шутку прозвали свою казённую обувку Knobelbecher – «стакан для игральных костей». Солдатский юмор подразумевал, что нога болтается в действительно жёстком и крепком армейском сапоге, как кости в стакане.

В итоге более низкий и жёсткий немецкий солдатский сапог был чуть крепче русского – если в мирное время в России пара сапог полагалась солдату на год, то в экономной Германии на полтора года. Но в морозы, этот подкованный массой металла сапог был неудобнее русского. Впрочем, когда он создавался в 1866 году, Генштаб Прусского королевства планировал воевать только против Франции или Австрии, где не бывает морозов 20 градусов ниже ноля.

Французская пехота начала Первую мировую войну не только в синих шинелях и издалека заметных красных штанах, но и в весьма любопытной обуви. Пехотинец «Третьей республики» носил кожаные ботинки «образца 1912 года» – по форме это точь-в-точь современная модельная мужская обувь, только вся подошва была проклепана 88 железными гвоздями с широкой, почти в сантиметр шляпкой.

От лодыжки до середины голени ногу французского солдата защищали накладные кожаные «гетры образца 1913 года», фиксировавшиеся кожаным шнурком. Начавшаяся большая война быстро показала недостатки такой обуви – армейский ботинок «образца 1912 года» имел неудачный покрой в районе шнуровки, легко пропускавший воду, а кожаные «гетры» не только тратили дорогую в условиях войны кожу, но и были просто неудачны в использовании, их было неудобно одевать и при ходьбе они натирали икры ног.

Любопытно, что союзница Германии Австро-Венгрия начала войну просто в ботинках, отказавшись от сапог, коротких кожаных Halbsteifel, в которых солдаты «двуединой монархии» провоевали весь XIX век. Брюки солдат сужались к низу и у ботинка застёгивались на пуговицы. Но и это решение оказалось на войне не удобным – во-первых, нога в низком ботинке легко промокала, во-вторых, ничем не защищённые брюки в военно-полевых условиях быстро рвались в клочья ниже колена.

В итоге, к 1916 году большинство солдат всех участвовавших в Первой мировой войне стран носили оптимальную для тех условий военную обувь – кожаные ботинки с матерчатыми обмотками. Именно в такой обуви в августе 1914 года вступила в войну армия Британской империи.

Богатая «фабрика мира», как тогда называли Англию, подобно милитаризированным России и Германии, могла позволить себе полностью одеть армию в кожаные сапоги, но британским солдатам на излёте XIX столетия приходилось воевать за интересы своей колониальной империи в Судане, Южной Африке и Индии. Кожаные сапоги в тех условиях были не оптимальны, и практичные британцы адаптировали для своих нужд элемент обуви горцев в гималаях – те плотно обматывали вокруг каждой ноги длинный узкий кусок ткани от лодыжки до колена.

На санскрите такой элемент обуви именовался «patta», то есть лента. Вскоре после подавления сипайского восстания, когда англичанам пришлось немало повоевать в Индии, эти «ленты» были приняты в качестве элемента обмундирования солдат «Британской индийской армии». К началу XX века уже вся армия Британской империи в полевых условиях носила обмотки, а в английский язык из хинди перешло слово «puttee», которым эти «ленты» и обозначались.

Секреты обмоток и кожаного шнурка

Любопытно, что на начало XX столетия обмотки были и общепринятым элементом одежды спортсменов Европы в зимнее время – бегунов, лыжников, конькобежцев. Часто использовали их и охотники. Дело в том, что никакой эластичной синтетики тогда ещё не существовало, а плотный матерчатый «бинт» вокруг ноги не только хорошо фиксировал и защищал её, но имел целый ряд преимуществ перед высокой кожаной обувью. Во-первых, обмотка легче любых кожаных гетр и голенищ, кроме того, нога под матерчатой обмоткой лучше «дышит», чем под кожей, следовательно, меньше устаёт.

Во-вторых, тщательно повязанная обмотка надёжно защищала ногу от попадания пыли, грязи или снега. Например, ползая по-пластунски солдат в сапогах так или иначе будет загребать их голенищами, обмотки же этого недостатка лишены. При этом нога обмотанная в несколько слоёв плотной ткани неплохо защищена и от влаги – длительная ходьба по росе, мокрому грунту или снегу не приводит к промоканию насквозь. В жару же ноги в обмотках не преют, в отличие от ноги сапоге, а в холодную погоду дополнительный слой намотанной ткани неплохо согревает. Немаловажно, что в отличие от обуви обмотка не нуждалась в размерах, подходя на любую ногу.

Но главным для большой войны оказалось иное свойство этого предмета обмундирования – его потрясающая дешевизна, возможность снабдить им быстро и дёшево огромную массу солдат. Именно поэтому уже к 1916 году солдаты всех воюющих стран сражались в основном в обмотках.

Производство этого нехитрого предмета достигало тогда фантастических объёмов. Например, только одна британская компания Fox Brothers&Co Ltd за годы Первой мировой произвела 12 миллионов пар обмоток, в развёрнутом состоянии это лента материи длинной 66 тысяч километров – достаточно, чтобы обернуть всё побережье Великобритании два раза.

Реклама британских обмоток фирмы Fox в 1915 году

Не смотря на всю простату и даже примитивность обмотки имели свои особенности и требовали особых навыков для их удобного ношения. Существовало несколько разновидностей обмоток и способов их ношения. Наиболее распространёнными были обмотки, фиксировавшиеся завязками, но были и разновидности, крепившиеся маленькими крючками.

В русской армии обычно использовались самые простые обмотки на завязках, длиной 2,5 метра и шириной 10 см. В положении «снято» они сматывались в цилиндрики, причём шнурки оказывались внутри, являясь своего рода «осью», вокруг которой наматывался рулон ткани. Взяв такой рулон, солдат начинал наматывать обмотку на ногу снизу вверх. Первые витки должны быть самыми тугими, тщательно закрывая спереди шнурки верху ботинка, а сзади верхний край ботинка над пяткой. Затем лента обмотки туго бинтовалась на ногу, последние витки немного не доходили до колена. Конец обмотки обычно представлял собой треугольник, в вершину которого вшивались два шнурка. Эти шнурки обматывались вокруг последнего витка и завязывались, получившийся бантик прятался за верхний край обмотки.

В итоге ношение обмоток требовало определённого навыка, примерно так же как и удобное ношение портянок. В немецкой армии суконная обмотка длинной 180 см и шириной 12 см специальным крючком цеплялась за край ботинка и туго наматывалась снизу вверх, фиксируясь под коленом завязками или специальной пряжкой. У англичан был самый сложный метод повязывания обмотки – сначала с середины голени, потом вниз, затем снова вверх.

Кстати, способ завязывания армейских ботинок в годы Первой мировой войны заметно отличался от современного. Во-первых тогда чаще всего использовался кожаный шнурок, полоска сыромятной кожи – синтетических тогда ещё не было, а матерчатые шнурки быстро изнашивались при ежедневной интенсивной эксплуатации на войне.

Во-вторых, армейский кожаный шнурок обычно вовсе не завязывался ни на какие узлы или бантики. Применялась так называемая «шнуровка одним концом» – на одном конце шнурка завязывался узел, шнурок продевался в нижнее отверстие шнуровки, так чтобы узел оказался изнутри за кожей ботинка, и другой конец шнурка последовательно продевается через все отверстия.