Текст книги "Неожиданная Россия. XX век (СИ)"

Автор книги: Алексей Волынец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 48 страниц)

Накануне в Вене австрийские революционеры, – сейчас бы их назвали антиглобалистами, – в поддержку Советской Венгрии затеяли уличные бои с полицией. А в центральной Германии дрались с рейхсвером тысячи коммунистов из Рурской Красной Армии. Но прорываться с Востока навстречу красным венграм, словакам и немцам было уже некому…

На Украине товарищ Троцкий активно боролся с "партизанщиной", и умудрился объявить вне закона Махно, упорно дравшегося с белыми. Его самостийные партизаны никак не желали превращаться в любимую троцкистскому сердцу регулярную армию. Красный фронт в это время окончательно развалился, Деникин выпустил "Московскую директиву" о генеральном наступлении на первопрестольную столицу бывшей Российской Империи.

«Бей атамана!..»

Два самых отмороженных атамана – Махно и Григорьев, встретились 25 июня 1919, в степях на правом берегу Днепра, откуда уже бежали красные и еще не дошли белые. Григорьев явился в махновский штаб и первым делом поинтересовался: "А у вас тут жидов нет?". Когда ему ответили, что есть, атаман поправил все три пистолета (парабеллум на поясе, наган за голенищем сапога, и маузер в кобуре на ремне через плечо) и жизнерадостно воскликнул: "Так будем бить!". Махновцы больше хотели бить белых, Григорьев отговаривался, что, мол, Деникина он еще не видел… Махновские командиры вышли на улицу посовещаться, и большинством голосов высказались за то, чтобы Григорьева тут же, на месте, расстрелять. Нестор Махно возразил, что расстрелять всегда успеем, надобно переманить на свою сторону его людей. На том и порешили. Махновцы и григорьевцы объединились, а самовлюбленного Григорьева даже назначили главнокомандующим.

Месяц повстанцы шатались по степям, перестреливаясь с красными, белыми и петлюровцами. Махновцы перехватили двух офицеров из ставки Деникина с письмом адресованным Григорьеву. Бывший красный комдив был не прочь стать белым генералом, это и решило его судьбу. 27 июля 1919 года на одном из митингов Григорьеву предъявили претензии. Начали с малого. Махновский полевой командир, бывший железнодорожник Алексей Чубенко заявил, что Григорьев слишком много себе позволяет, как-то: расстрелял двух махновцев за то, что они отняли у какого-то попа ведро картошки, вчера разграбил сельскохозяйственный кооператив и вообще, "просто подлец".

Стоящий рядом с Махно Григорьев поинтересовался: "Батько, он за свои слова отвечает?". "Пусть заканчивает, мы его спросим", – пожал плечами Махно. В итоге Григорьев и Чубенко пошли в соседнюю хату разбираться. За ними Махно и свита обоих атаманов.

Спустя год пленный Алексей Чубенко даст подробные показания об этих событиях следователям ЧК в Бутырской тюрьме. Итак, Чубенко первым вошел в дом, сел за стол, рука с револьвером спрятана под столом. "Ну, сударь, – навис над столом Григорьев, – дайте объяснение: на основании чего вы говорили это крестьянам". Чубенко по порядку всё и предъявил: от картошки до деникинских агентов.

"Как только я это сказал, – показывал в ЧК Чубенко, – то Григорьев схватился за револьвер, но я, будучи наготове, выстрелил в упор в него и попал выше левой брови. Григорьев крикнул: "Ой батько, батько!" Махно крикнул: "Бей атамана!", Григорьев выбежал из помещения, а я за ним и всё время стрелял ему в спину. Он выскочил на двор и упал. Я тогда его добил…"

В доме, телохранитель уже покойного атамана, здоровенный грузин, попытался выхватить маузер. Махновский адъютант Колесник схватил его за маузер, попав пальцем под курок, оба, намертво сцепившись, повалились на пол. Махно носился вокруг, и расстрелял в грузина весь барабан своего револьвера. Пули прошли на вылет. Раненый адъютант выбрался из-под трупа и попытался набить Махно морду за плохую стрельбу. Тем временем, оставшиеся баз атамана боевики Григорьева, не особо отчаявшись, пошли к своему отрядному казначею, выволокли его на площадь и забили камнями.

Так закончилась личная и политическая судьба человека, который должен был наступать в сердце революционной Европы, но стал погромщиком и без пяти минут белым генералом.

«Путь на Париж и Лондон лежит через города Афганистана…»

После убийства Григорьева Махно занял ближайшую железнодорожную станцию с телеграфом и разослал повсюду телеграммы: "Всем, всем, всем. Копия – Москва, Кремль. Нами убит известный атаман Григорьев. Подпись: Махно".

4 августа 1919-го Троцкий меланхолично заметил в своей походной газете: "Убийством Григорьева Махно, может быть, успокоил свою совесть, но своих преступлений перед Рабочей и Крестьянской Украиной Махно этим не искупил", – и укатил на личном бронепоезде в Москву. Очередной акт мировой революции для него кончился.

В этот же день румынские войска вошли в Будапешт, Советская Венгрия исчезла с карты Европы. Несколько десятков тысяч красных венгров расстреляли, 70 тысяч загнали в концентрационные лагеря. Расстреляли всех русских, сражавшихся на стороне красных. Власть в Венгрии на штыках интервентов получил адмирал Миклаш Хорти. Страна не имеет выходов к морю, а адмиральское звание Хорти получил еще в Австро-Венгрии за подавление матросских бунтов в 1918 году. (Кстати, в 20–30 годы при диктатуре Хорти главная венгерская правящая партия называлась – о, великая бюрократическая фантазия! – сначала "Единство", а потом была переименована в "Партию жизни").

Коммунистическая партия Венгрии оказалась в подполье до самого 1945 года. Некоторые из венгерских коммунистов, кому посчастливилось не надеть петлю и не встать к стенке, как сели в 1919-ом так и оставались в тюрьме четверть века, до конца Второй мировой войны и взятия Будапешта частями Советской Армии.

Глава красной Венгрии Бела Кун бежал в Австрию, где был арестован. Его хотели выдать на расправу, но Ленин пригрозил, что расстреляет всех австрийских офицеров, попавших в царский плен в 1-ю мировую и еще находящихся на территории Советской России. В итоге Бела Кун прибыл в Москву и уже в сентябре 1920 года от имени Советской Власти подписал соглашение с махновцами о военном союзе против Врангеля. В освобожденном от белых Крыму он отыграется расстрелами врангелевцев за личное поражение и белый террор в Венгрии.

В 1939-м Белу Куна забьют насмерть в НКВД за троцкизм. В марте 1941 года Сталин обменяет ряд заключенных в венгерских тюрьмах коммунистов на флаги венгерских повстанцев, захваченные век назад, в 1848 году, войсками царя Николая I. Живых творцов истории посчитают дороже исторических трофеев. Впрочем, это уже другая история….

Мировая Революция кончилась 9 мая 1919 года. После этого дня она стала мечтой одних, страхом других и поводом для легкой иронии в "р-революционных" советских кинолентах эпохи Л.И. Брежнева. Ну, а в эпоху Буша-младшего или Трампа с Байденом о мировой революции вроде бы и говорить как-то не серьёзно. Впрочем, слова: "Путь на Париж и Лондон лежит через города Афганистана, Пенджаба и Бенгалии" – сказаны ещё Троцким, а не Усамой бен Ладеном…

Глава 27. «Отчуждение хлебов…» – история продразвёрстки. Часть 1-я

Столетие назад – 11 января 1919 г. – правительство Ленина приняло декрет о продовольственной развёрстке, ставший апофеозом гражданской войны. Но горький путь к «отчуждение хлебов» начался с первым днём Первой мировой войны, а сам термин «развёрстка» прозвучал на законодательном уровне ещё при царе. Журнал «Профиль» расскажет о поражениях и победах в битве за хлеб вековой давности.

«Незачем составлять какие-то планы…»

Накануне Первой мировой войны власти Российской империи искренне считали, что страна на 80 % населённая крестьянами по определению не может испытывать дефицит хлеба. Как позднее вспоминал профессор академии Генерального штаба и царский генерал Николай Головин: «Перед войной у нас прочно привилось мнение, что незачем составлять какие-то планы и соображения о том, как продовольствовать армию и страну во время войны; естественные богатства России считались столь большими, что все пребывали в спокойной уверенности, что получать всё нужное не представит никаких трудностей».

В такой иллюзии, граничащей с преступной халатностью, власти пребывали первые полтора года мировой войны. Поэтому к попыткам планирования и рационального распределения продовольствия Российская империя приступил последней среди воюющих держав. Даже позже Британии, за спиной которой, помимо иных колоний и доминионов, стояли четверть миллиарда крестьян тропической Индии…

Мировая война оказалась сильнее крестьянской страны. По итогам 1916 г. валовой сбор хлебов, круп и картофеля в России составил лишь 72 % от уровня последнего предвоенного года. Сказалось массовое изъятие работников из деревни, хозяйство которой в ту эпоху ещё полностью базировалось на ручном труде – из сёл в европейских губерний России за три года войны мобилизовали в армию почти 60 % мужчин самого трудоспособного возраста. К сокращению сборов хлеба добавился товарный кризис – две трети промышленности перешли на выпуск военной продукции и дефицит гражданских товаров моментально породил всплеск цен, спекуляцию и начало инфляции.

Только на второй год правительство империи попыталось установить твёрдые цены на хлеб и начало рассматривать вопрос о введении карточной системы. Тогда же, задолго до большевистских «продотрядов», в Генштабе воющей армии впервые озвучили мысль о необходимости принудительного изъятия хлеба у крестьян. Первый всероссийский план «продовольственной развёрстки» царское правительство утвердило только в декабре 1916 г. – то есть рациональное изъятие хлеба по твёрдым ценам и его распределение в давно воюющей стране заработало бы лишь к весне следующего года. Для сравнения, в Германии первые военные законы о регулировании продовольственного рынка и потребления приняли ещё в августе 1914 г.

Установленные царским правительством «твёрдые цены» на хлеб повсеместно нарушались, а карточную систему в верхах империи признали желательной, но невозможной к реализации из-за отсутствия «технических средств». В итоге продовольственный кризис нарастал. К нему добавился кризис транспортной системы – железные дороги едва снабжали огромную воюющую армию, но уже не справлялись с другими задачами. Только за 1916 г. количество работоспособных вагонов и паровозов на железных дорогах России сократилось на 20 %, тогда как объёмы перевозок из-за идущей войны выросли в полтора раза.

Не удивительно, что 1917 год Российская империя встретила с многочисленными продовольственными трудностями в городах. Все знают про превратившийся в революцию бунт хлебных очередей Петрограда в феврале того года. Менее известно, что не меньшие трудности с продовольствием в те дни испытывали многие города центральной России. К примеру, Брянский машиностроительный завод, в то время один из крупнейших производителей снарядов и железнодорожной техники, за три последних месяца перед февральской революцией получил лишь 60 % от необходимого количества продовольствия.

За три дня до начала революции в Петербург поступило паническое послание главы Пензенской губернии: «Ежедневно ко мне поступают из городов и уездов телеграммы о вопиющей нужде в муке, местами полном голоде… Подвоза на местные базары ржаной муки, круп, картофеля, кормов для скота нет совершенно». 25 февраля 1917 г., в день, когда царь получил первое сообщение о «хлебных бунтах» в столице, в Петербург пришла телеграмма от тамбовского архиепископа Кирилла: «Церкви Тамбовской епархии испытывают нужду в муке для просфор, имеются случаи прекращения в приходах службы». Архиепископ просил срочной продовольственной помощи «для предотвращения смущения среди православного народа».

До мировой войны расположенные в самом центре страны Пензенская и Тамбовская губернии входили в число «хлебопроизводящих», всегда имевших излишки товарного зерна.

«Все излишки хлеба должны быть сданы государству…»

При этом продовольствия, пусть и по урезанной норме, в стране хватало. Но доставить «хлеб» массовому потребителю мешала череда кризисов – финансов, транспорта и вообще всей прежней рыночной системы снабжения. Сразу после прихода к власти Временное правительство подсчитало, что за предыдущие 8 месяцев, все государственные органы смогли заготовить для армии и населения лишь 46 % от необходимого продовольствия.

Поэтому одним из первых законодательных актов после февральской революции стало постановление «О передаче хлеба в распоряжение государства». Временное правительство попыталось реализовать наработки царской власти, наладив рациональное перераспределение «хлебов» (термин тогда охватывал все зерновые и бобовые культуры, от пшеницы до кукурузы), начав с принудительных закупок продовольствия у крестьян по установленным государством ценам.

В июле 1917 г., когда в Петрограде прошла первая неудачная попытка большевиков захватить власть, министр продовольствия Временного правительства Алексей Пошехонов подписал приказ: «Все излишки хлеба должны быть сданы землеробами государству. Только таким путем можно достичь правильного распределения хлеба по всей стране и тем предотвратить надвигающийся голод».

«Народный социалист» Пошехонов отнюдь не был легкомысленным прожектёром, в то время он по праву считался крупнейшим специалистом по агарному вопросу. И в 1917 г., и позднее Пошехонов являлся активным противником большевиков, но о его профессиональных способностях с уважением отзывались даже сторонники Ленина. Однако, ни Пошехонов, ни иные деятели Временного правительства, при всём осознании опасностей, так и не смогли решить «хлебный» вопрос. Между февралём и октябрём того года хаос с продовольствием нарастал даже быстрее политического…

В том году урожай в центральных губерниях России оказался заметно хуже обычного. Доставить «хлеб» из более урожайных регионов мешал комплекс технических и политических проблем. К осени 1917 г. из-за неисправностей простаивала уже треть паровозов, а Центральная Рада в Киеве приняла первые решения о запрете вывоза продовольствия из украинских губерний. Не меньший хаос царил и в центре России – первые попытки вооруженного сопротивления крестьян вывозу хлеба зафиксировало ещё Временное правительство.

В сентябре 1917 г. власти Сызрани, чтобы обеспечить продуктами город, просто захватили на Волге караван барж со 100 тыс. пудов зерна, предназначенного для отправки на фронт. Заметим, что это произошло задолго до того как страну накрыла волна открытого насилия гражданской войны, а сама Сызрань расположена посреди Самарской губернии, которая по данным 1913 г. входила в пятёрку регионов Российской империи, располагавших самыми значительными излишками товарного хлеба.

Не удивительно, что осенью 1917 г. заметные трудности с продовольствием испытывала уже и воюющая армия. В августе-сентябре на фронт, где числилось почти 10 млн. «едоков», смогли отправить лишь 37 % от требуемого количества хлеба.

Итогом деятельности Временного правительства стала откровенная катастрофа со снабжением городов. Не помогли ни реальные усилия специалистов, ни вполне анекдотические решения, типа официального запрета на выпечку и продажу белого хлеба и сладких булок – считалось, что так удастся сэкономить дефицтную муку высших сортов. Депутат Учредительного собрания, профессор Петербургского университета и будущий мировой корифей социологии Питирим Сорокин так вспоминал ту осень: «Наше ежедневное меню стало экзотическим, чтобы не сказать покрепче. Хлеба не было… Вместо хлеба мы приготовили пирог из картофельной кожуры. Все нашли его вполне съедобным».

«Хлеба на ½ суток!»

Утром первого дня Октябрьской революции захватившие Зимний дворец сторонники большевиков в кабинете главы Временного правительства нашли доклад о продовольственном положении Петрограда. На полях виднелась собственноручная пометка только что бежавшего Керенского: «Хлеба на ½ суток!»

Правительству Ленина досталось пугающее наследство, но едва ли сам «вождь мирового пролетариата» мог в те дни осознавать, какие ужасы ещё предстоят. Практически сразу после захвата Зимнего дворца в Петроград прибыл большой эшелон с зерном, собранным одним из лидеров уральских большевиков Александром Цурюпой, бывшим с лета 1917 г. главой продовольственной управы в богатой хлебом Уфимской губернии. Именно этот эшелон позволил новому правительству стабилизировать ситуацию с хлебом в Петрограде в первые, самые критические дни после октябрьского переворота.

Был ли это замысел большевиков или удачное для них стечение обстоятельств – сейчас не известно. Но именно с этого момента началась большая государственная карьера Цурюпы, который вскоре станет бессменным до конца гражданской войны наркомом продовольствия РСФСР.

Ленин рассчитывал, что снять угрозу голода поможет массовое сокращение армии после Брестского мира, возвращавшее на село миллионы рабочих рук. При этом до весны 1918 г. новое советское правительство пыталось реализовать разработанный еще при Керенском план принудительных закупок «хлебов» по государственным ценам, которые были в разы ниже рыночных. Однако с декабря 1917 г. по май 1918-го из назначенных по плану 137 млн. пудов продовольствия было отгружено получателям всего 18,4 млн. или около 14 %. «Апрельская потребность страны в хлебных грузах была удовлетворена на 6,97 %» – записал в те дни один из работников Наркомата продовольствия.

Ситуация со снабжением центра России становилась катастрофической. При этом на землях бывшей Российской империи хлеб был. По подсчётам специалистов центральным губерниям до нового урожая 1918 г. не хватало 218 млн. пудов (3,6 млн тонн), тогда как Украина, Северный Кавказ и Сибирь имели в три раза больше «излишков». Однако эти регионы бывшей империи отрезали от центра транспортный коллапс и большая политика.

Украина была оккупирована немцами, рассчитывавшими на местный хлеб, как на фактор выживания в продолжавшейся мировой войне. Запасы продовольствия, скопившиеся на Дону и Кубани, по оценкам экономистов могли бы в течение двух лет кормить Москву, Петроград и северные губернии Нечерноземья. Однако здесь возникли не признававшие правительство Ленина квазигосударства, «Всевеликое войско донское» и «Кубанская республика», а так же начались первые боевые операции антибольшевистской «Добровольческой армии».

В этих условиях большевики попытались получить хлеб у крестьян Поволжья и ряда иных остававшихся под их контролем чернозёмных губерний (Курская, Орловская, Тульская, Тамбовская, Воронежская, Ставропольская) путём прямого товарообмена. На фоне инфляции деньгам уже не доверяли, производство лёгкой промышленности составляло треть довоенного, а деревня остро нуждалась в массе «городских» товаров. В марте 1918 г. принимается особый «Декрет о товарообмене для усиления хлебных заготовок», выделивший Наркомату продовольствия для прямого обмена с крестьянами дефицитных товаров – тканей, ниток, спичек, мыла, керосина, гвоздей, табака, соли и т. п. – на миллиард рублей.

В те дни, до начала гиперинфляции это была ещё внушительная сумма. До лета 1918 г. таким «товарообменом» рассчитывали получить 120 млн. пудов хлеба. Но в реальности смогли выменять в три раза меньше запланированного – сказались как проблемы с транспортом, так и недоверие крестьян, их желание нажиться побольше при растущих ценах, и невозможность в короткие сроки наладить эффективную систему обмена.

Провал первых попыток советской власти преодолеть набиравший силу продовольственный кризис хорошо виден на примере Петрограда. Если по итогам 1917 г. этот крупнейший мегаполис страны (тогда 2,4 млн. населения) потребил хлебной продукции на 64 % от довоенного уровня, то за первую половину 1918 г. – только на 25 %. Именно с мая того года бывшая столица империи начинает массовое поедание городских лошадей – в ту эпоху они заменяли автотранспорт, но с тех дней заменили еду.

Сталин и Чокпрод

29 мая 1918 г. особым решением советского правительства на юг России «для осуществления общего руководства продовольственным делом» отправили Сталина. До этих дней большевик Джугашвили среди партийных товарищей слыл противником «хлебной диктатуры» и критиком наркома продовольствия Цурюпы.

Будущий всесильный диктатор СССР в те дни возглавил «Чокпрод» – Чрезвычайный областной продовольственный комитет, располагавшийся в Царицыне. Задачей Сталина и «Чокпрода» стала транспортировка продуктов с Северного Кавказа и Поволжья на север, в уже голодающие города, прежде всего в Москву и Петроград. По прибытии на место Сталин был явно ошеломлён открывшейся ему картиной – привычный уже транспортный коллапс и сопротивление деревни дополнялись фантасмагорическими ситуациями. Например, междоусобной войной Саратовских и Самарских советов за хлеб в пограничных уездах. Вся эта «вакханалия и спекуляция» (слова из телеграммы Сталина Ленину) усугублялась самочинными реквизициями воинских частей.

За три недели ударной работы сталинскому «Чокпроду» удалось направить на север 2 379 вагонов с хлебом. Сталин телеграфирует в Москву: «Можете быть уверены, что не пощадим никого – ни себя, ни других, а хлеб всё же дадим…» Однако вскоре на подступы к Царицыну вышли дравшиеся против большевиков войска атамана Краснова, перерезав дорогу, по которой плоды чернозёмов Северного Кавказа шли в центральную Россию.

24 июля 1918 г. Григорий Зиновьев, глава советского Петрограда, телеграфирует в Москву, что в городе уже пятый день не выдают никакого пайка: «Прибытий продуктов не предвидится… Положение небывало трудное». В тот же день Ленин шлёт экстренную телеграмму Сталину в Царицын: «Положение совсем плохое. Сообщите, можете ли принять экстренные меры, ибо кроме как от Вас хлеб добыть неоткуда».

Сталин отвечает: «Запасов хлеба на Северном Кавказе много, но перерыв дороги не дает возможности отправить их на север, до восстановления пути доставка хлеба немыслима. В Самарскую и Саратовскую губернии послана экспедиция, но в ближайшие дни не удается помочь Вам хлебом. Продержитесь как-нибудь, через неделю будет лучше…»

Но лучше не стало. Летом 1918 г. ареной боёв гражданской войны становится и Самарская губерния, ранее самая «хлебопроизводящая» в центральной части России. В Петрограде к тому времени царит настоящий голод. За весь август того года в город на Неве доехало всего 40 вагонов с зерном – при этом для выдачи каждому жителю хотя бы 100 грамм хлеба в день требовалось минимум 500. В таких условиях власти советского Петрограда даже предлагали Ленину задуматься о покупке хлеба за золото у открытых противников по ту сторону фронта гражданской войны…

К исходу 1918 г. статистика хлебозаготовок в контролируемой большевиками части страны была ужасающей. За первые 11 месяцев советской власти, из запланированных 209 тыс. вагонов с хлебом смогли доставить потребителям всего 26 571 или менее 13 %.

«Кушали сытно 2–3 раза в месяц…»

При этом рыночное снабжение в городах сохранялось, но во многом лишь усугубляло голод для большинства. Общий экономический кризис, фронты гражданской войны, развал транспорта и все иные трудности привели к дикому разбросу «хлебных» цена даже в близких регионах. Например, к январю 1919 г. в Пензе пуд ржаной муки стоил 75 руб., в Рязани – 300, а в Нижнем Новгороде – уже 400. В Москве и севернее цены были еще выше, в Петрограде перевалив за тысячу.

Средней зарплата в городах тогда не превышала 450 руб., большинство при таких ценах не имело шансов есть досыта, а готовность голодных горожан отдавать за продукты последнее взвинчивала спекулятивные цены всё больше. Как писал в те дни очевидец: «Беднейшая часть городского населения голодала, люди среднего достатка (квалифицированные рабочие и служащие) кушали сытно 2–3 раза в месяц, ну, а богатые – те не испытывали решительно никаких лишений…»

1 января 1919 г. в Москве началось «Всероссийское совещание продовольственных организаций». Экстренно собравшиеся в красной столице представители «продорганов» со всех подконтрольных большевикам губерний констатировали чудовищное положение с «хлебом». Здесь надо указать, что советской продовольственной политикой руководили отнюдь не пролетарии от станка, а перешедшие на сторону большевиков сливки прежнего общества. Среди служащих Наркомата продовольствия бывших фабричных рабочих имелось менее 17 %, зато среди руководящих работников данного Наркомата насчитывалось 22 бывших помещика, 38 бывших полковников и генералов, 23 бывших купца и 57 крупных чиновников царского времени.

Совещание этих специалистов происходило на фоне апокалипсиса гражданской войны – именно в те дни ленинская Россия представляла собой картинку, которую позже на картах любили показывать советские истории: кусок территории в центре, буквально со всех четырёх сторон стиснутый фронтами. За несколько дней до начала совещания случилось то, что сами большевики именовали «Пермской катастрофой» – наступавшие войска Колчака захватили в Перми 5 тыс. вагонов со стратегическими запасами топлива и продовольствия.

По оценкам специалистов к началу 1919 г. потребность хлеба на территории, контролируемой большевиками, составляла 167 млн. пудов, тогда как у крестьян на данной территории имелось всего 114 млн. пудов «излишков», то есть запасов зерна, превышающих то, что крестьяне съедят сами и посеют следующей весной. В таких условиях и по итогам всероссийского совещания «продорганов», Ленин 11 января 1919 г. подписал эпохальный Декрет «О развёрстке между производящими губерниями зерновых хлебов и фуража, подлежащих отчуждению в распоряжение государства».

Если кратко, то очередной декрет отличался от всех предыдущих решений всех властей о «развёрстках» и «хлебных диктатурах» принципиально – все прежние постановления властей, в том числе большевистских, исходили из расчётов, сколько государство может взять у крестьян, а новый декрет исходил из того сколько взять нужно. Нужно для выживания и победы в гражданской войне.