Текст книги " Владислав Листьев: Послесловие"

Автор книги: Алексей Кириленко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

ЕВДОКИЯ ХАБАРОВА. Его очень легко можно было обидеть. Меня иногда заносит. Влад появился в «Часе Пик» в подтяжках, чем невероятно облегчил задачу своим друзьям: с тех пор, не гадая, можно было дарить ему подтяжки в любом количестве. И вот, когда он впервые

вышел на экран в подтяжках, я взяла и бахнула: «Что-то Лари Кингом повеяло...» Влад оторопел и стал помогать мне из этой неловкой ситуации выпутаться. Каким-то образом он даже повернул ее в мою пользу. Но было ясно, что он действительно обиделся. Знаете, в таких случаях чувствуешь себя пигмеем.

АНДРЕЙ РАЗБАШ. Думаю, что это была искусственная обида. Владик взял подтяжки сознательно. Это как у Пушкина:

Читатель ждет уж рифму «роза»,

Так на, лови ж ее скорей.

Своего рода издевка, эпатаж. Возможно, он точно просчитал, что разговоры о Кинге вспыхнут и тут же угаснут. Так и получилось. А подтяжки остались, и это были хорошие прибамбасы в кадре. Потом он немножко поменял прическу.

Помню, что была одна пробная программа «Часа Пик». Владику ведь не надо было себя особенно сильно пробовать. Очень симпатичные декорации сделала Юля Жамейко, наш художник, – немножко детская, мажорная стилизация Москвы. И все, и программа закрутилась. Первый эфир был с Никитой Михалковым. И сразу очень удачный.

...Простая арифметика: прикиньте-ка, сколько популярных людей политики, бизнеса, искусства «отстреляны» другими ведущими хотя бы за последний год. А тут – четыре персонажа в неделю, да еще непременно интересные отнюдь не узкому кругу, да еще не «выжатые» прежними интервьюерами, не примелькавшиеся до оскомины (иначе – плохо!).

На что же расчет? На что ставка?

Судя по диалогу с Михалковым – на три преимущества, которыми Листьев располагает.

Первое – он безумно популярен, в его телебиографии почти не было проколов. Отсюда – второе: к нему на беседу, на эфир сочтет за удачу прийти любая «звезда», каких бы убеждений она ни придерживалась, какие бы амбиции ни проявляла.

И наконец, третье, может быть, самое главное: Листьев – очень талантливый журналист. Смотрите, как он говорил с Михалковым. Ощущение живой импровизации вопросов (вероятно, так оно и было). Сами вопросы одновременно точны, остры, но деликатны. Нет ни тени подобострастия, но нет и агрессивности. Вопросы «цепляют», не дают расслабиться, следуют неожиданно, как выпады на рапире. Телефонное участие зрителей, явно смонтированное в угоду ритму, стилю, интеллектуальному уровню беседы, – органичное продолжение интервью (в отличие от дибровского телефонного «Гайд-парка» под шорохи и шипение всех телефонных сетей России).

И еще одна «хитрость» «Часа Пик» сулит ему удачу: краткость, всего 20 минут эфира. При листьевском чувстве ритма и ощущении собеседника это исключит скуку и занудство, болтовню и словоблудие.

Из статьи Г. Симоновича «На «ВИД»ном месте».

«Известия», 3 июня 1994 года.

АНДРЕЙ РАЗБАШ. Это был абсолютный прорыв. В то время ведь просто не существовало программы на каждый день, кроме новостей. Я тогда помогал Владику, уговаривая Яковлева пойти на этот вариант. Для нашего ТВ это был ведь принципиально новый проект. Разговорный жанр тогда только формировался, все менялось, возникала масса тем, которые стало можно обсуждать, тогда еще не издавалось такого количества хороших толстых журналов, общий информационный уровень был довольно низкий.

Все были довольны «Часом Пик», и Владик, конечно, тоже: Не помню, чтобы он готовил что-то для себя, помимо этой программы.

Последний проект, которым он начал заниматься, – «Угадай мелодию». Он встречался с художниками, а я ему дал режиссера – Аллу Плоткину. Этот проект Владик готовил не для себя. С самого начала подразумевался Валдис Пельш.

ЕВДОКИЯ ХАБАРОВА. Он обижался на друзей, когда они пропускали какие-то интересные сюжеты из своих передач: «Ну, вы видели, как я его раскрутил?!» И если не видели, расстраивался, как ребенок. В какой-то момент я решила, что не буду говорить ему ничего плохого. Надо сказать, особенных поводов он и не давал. Дело в том, что Влад даже в рамках массовой развлекательной программы поднимал ее планку, во всяком случае, пытался это делать.

ИВАН ДЕМИДОВ. Есть люди, которые становятся «звездами» в юности. А потом смотришь, после тридцати в нем уже ничего нет. Влад красиво взрослел. Он обладал потенциалом и в 88-м, и в 94-м. Ему всегда было куда двигаться. И в определенный момент все его таланты расцвели. Тут многое сошлось: и само время, и Альбина, и, безусловно, его трудоголизм. Мы ведь многое забываем: первым решиться на ежедневный эфир в «Часе Пик». Я даже сказал ему: «Ты с ума сошел! Как ты после этого представляешь свою жизнь?» Он ответил: «Легко. Возьми ежедневник, впиши туда, помимо всех прочих встреч, еще и эту». Дело в том, что основа личности Влада – это общение с людьми. Единственное, что его могло выбить из колеи, – это если бы его оставили одного на необитаемом острове. Не общаться с людьми значило для него потерять половину себя. Вот уж для кого не было проблемы встретиться с парой сотен человек за день. Поэтому и «Час Пик» шел так триумфально. Дело ведь не в уровне компетентности в разговоре с тем или иным собеседником. Если проанализировать любовь народа к тому или иному персонажу, то компетентность оказывается тут далеко не на первом месте. Главное – нечто трудноуловимое, почти не поддающееся режиссуре: настроение, состояние. Если ты позволяешь себе и умеешь выступить в роли зрителя – есть шанс на успех. Если готов и умеешь так выступить, то ты почти на сто процентов победитель. А если ты даже умница и все понимаешь во всех бюджетах, но на этом зацикливаешься, то зачастую тебе до сердца зрителя идти и идти. Я бы сказал, что Влад был таким Исааком Дунаевским, который писал на телевидении красивые мелодии.

ИГОРЬ УГОЛЬНИКОВ. Влад был артистом. Он меня потряс однажды на «Кинотавре»: насколько он там был легок, вальяжен, аккуратен! Как он пластично общался с публикой! Ведь Влад работал на живого зрителя. А зал перед ним был сплошь артистическая публика.

А он так свободно и правильно чувствовал зрителя. При этом он был работящим артистом, сам любил вкалывать и меня заставлял. Говорил: «С девяти утра ты будешь работать продюсером, с трех часов будешь заниматься своей программой, а ночью начинаем выдумывать новые проекты». – «А когда отдыхать, Влад?» – «Никогда! »

АЛЬБИНА. Это был еще период «Поля чудес». В течение полугода я не могла вспомнить ни одного выходного, проведенного нами в Москве. У Влада постоянно шли встречи со зрителями. Постоянно выезды, гостиницы, переезды,

АЛЕКСАНДР ТОБАК. В последние годы они с Альбиной были очень нежны друг к другу. У них появилась квартира. Это был очень трогательный союз. Влад в свое время помотался по студиям и по мастерским. Он был нормальный человек и легко переносил отсутствие комфорта. Хотя и дома он не особенно мог позволить себе расслабиться, потому что дом постоянно был полон людей. Могли собраться даже поздно ночью.

АНДРЕЙ МАКАРЕВИЧ. У него было замечательное качество. Он совсем не пил и при этом оставался в центре компании. Никакой напряженности не ощущалось, он полностью вписывался в ситуацию. Шутил, разыгрывал, говорил, что пьянеет наравне со всеми от энергетики застолья.

ЕВДОКИЯ ХАБАРОВА. Несмотря на то что Влад окончательно бросил пить, существовало несколько близких людей, с которыми он мог выпить бокал красного вина. Иногда это было с нами. И с нашим общим другом – архитектором Юрой Андреевым.

Я знаю много сильно пивших и завязавших людей. И только очень немногие, находясь в компании, любили поить друзей и не испытывали при этом раздражения. Влад к ним принадлежал. Это было своего рода обменом энергией. Он получал от этого невероятное удовольствие. Вообще благодаря Владу мы приобрели много друзей. Он умел собирать вокруг себя интересные личности.

При этом никогда не тянул одеяло на себя. Центром компании он оставался совершенно естественно, энергетически.

Думаю, что Альбина много сделала для Влада. В том числе и для того, чтобы он бросил пить. Но если бы меня спросили, кто был главным в семье, я бы ответила, что все-таки Влад. Может быть, потому, что Влада было много, вообще много. С ним очень легко было раствориться и потеряться. Альбина умудрялась существовать с ним почти на равных. Она самодостаточна – со своей профессиональной репутацией, со своим миром.

ЮЛИЯ ЖАМЕЙКО. Мне кажется, что серьезными амбициями Влад не отличался. Думаю, что тут сказалась

Альбина, которая сумела, что называется, вложить в него голову. Я говорю не о творческих амбициях, которые у Влада, безусловно, были. Речь о другом. О том, что Влад был достоин большего. Скажем, не той публики, что шла на «Поле чудес», а аудитории «Темы», потом – «Часа Пик». Альбина сумела его завести, вложила стремление к росту, к развитию.

ЕВДОКИЯ ХАБАРОВА. Помню тот период, когда у них появилась своя квартира и они с Алей, что называется, вили гнездо. Делали они это с невероятной любовью, дарили подарки себе, а потом общие – в дом. Но никакого «вещизма» в вульгарном смысле, разумеется, тут быть не могло. Если позволяли возможности, Влад покупал понравившуюся вещь, не позволяли – он от этого не страдал. Лишнего никогда не было. Все мы отдали должное потребительству, когда появилась возможность что-то купить. Знаю людей, у которых это зашкалило за все разумные пределы. У ребят я подобного никогда не замечала. Не представляю Влада, который с черного хода покупает в дом стиральную машину.

Заветная жилплощадь располагается на третьем этаже обычного пятиэтажного дома на Новокузнецкой улице. Рядом три церкви. В подъезде живет алкоголик, соседство которого вполне искупается тихим образом жизни всего Замоскворечья. Квартира небольшая, но все же своя. Это очень хорошо, потому что до ее покупки Влад Листьев, создатель и ведущий самых популярных российских телепередач «Поле чудес» и «Тема», два года жил с женой... в обшарпанной гостинице.

…Первая же встреча с квартирой закончилось для Альбины знакомством как минимум с половиной жильцов дома. Когда начали открывать дверь, заела собачка у обычного советского замка. Пришлось ломать дверь. И уже через полчаса сбежались соседи, привыкшие в квартире номер 6 видеть иных квартирантов. И три часа, в течение которых рабочие тщетно пытались выломать дверь, Альбине пришлось показывать сначала ордер на квартиру, которая принадлежит Листьеву, затем паспорт, что она жена Влада. В итоге все же вырезали кусок в двери, просунули руку и вошли в квартиру. Хотели совсем снять дверь, но передумали, решив, что раз уж она такая крепкая, то дом будет начинаться с нее.

...После того как Альбина разработала архитектурный план, она спросила: «Какие коврики в ванной положить?» Влад склонился в пользу синих. От этого цвета все и пошло при определении общей цветовой гаммы. Теперь у ведущего «Темы» в квартире два любимых места: кухня, где живут пять световых источников (струящийся снизу галогенный свет производит ощущение, будто бы сам пол светится), и огромная, европейского типа, ванная. Когда Влад первый раз пришел в квартиру, то, обойдя все, ответственно заявил: «Я буду жить в ванной!» Увы, Альбина ее заняла первой. Позже строители все никак не могли понять, зачем надо строить в ней ступени (в ванну сходить?). А еще они так и не поняли, зачем на этих ступенях будет размещаться громадная керамическая лягушка, привезенная из Китая (две другие подарили Макаревичу и Ярмольнику).

Душ и краны для раковины они купили в Греции во время весеннего круиза «Поля чудес»: там семья, когда на берег выходила, в основном хозяйственные магазины посещала (благо, его никто там в лицо не узнавал). Занавеску для ванной комнаты, выполненную из пластика под металл (целых два пакета набилось), они привезли из Германии. Сущим спасением оказался вовремя открывшийся на Шереметьевской улице магазин, где они приобрели многие аксессуары для квартиры, которую Альбина категорически отказалась покрывать обоями (в результате в доме стало очень светло, ибо стены, естественно, белые).

Из мебели присутствуют «модерн» и «классицизм». В Театре Советской Армии Альбине предложили за бутылку водки груду ножек от стульев, теперь же – это роскошное кресло, благо, по профессии она художник-реставратор. Еще надо дождаться компьютера и итальянской мягкой мебели (тройной диван, двойной диван и кресло). Ее скорее всего придется поднимать краном через окно – для старой Москвы это нормально. Теперь лишь осталось повесить

гравюры и приступить к самому ужасному – переезду, который должен состояться в начале сентября.

Из материала Сергея Самошина «Дом, который построил не Листьев». «Коммерсантъ-Домовой», 9 августа 1993 года.

АЛЕКСАНДР ТОБАК. На самом деле большего бессребреника, чем Влад, я в своей жизни не знал. У нас с ним было одинаковое отношение к деньгам. Был период, когда их было много, был период, когда их не было вообще. Нет, деньги ему нравились, как каждому нормальному человеку. Но он не был одержим ими. Сейчас это, может быть, смешно прозвучит, но он работал-то не за деньги. Прямо скажем, Влад не был бедным. Но если бы он все переводил на деньги, он был бы действительно богат баснословно. Вкус денег Влад почувствовал только в последний год жизни. На нем «бабки» делали, это точно. Про деньги Влада говорят те, кто в принципе не знал его жизни и его работы на телевидении. Нет, он мог гусиную печень заказать в ресторане, но дома-то любимая еда – пельмешки с борщом, кусок колбасы с хлебом, яичница.

ЕВДОКИЯ ХАБАРОВА. К слову, о вкусах... В одну из наших поездок мы повели Влада с Алей в один из лучших ресторанов Флоренции. Мы часто туда ходили, и рестораторы стали почти нашими друзьями. Дружба выражалась в скидках на обеды, в маленьких подарках с нашей стороны. Блюдом, которое особенно понравилось Владу, были белые грибы, приготовленные совершенно непривычным для нас способом. Грибы режутся очень тонкими слоями поперек и без варки очень недолго жарятся на оливковом масле с обеих сторон. Попробуйте, невероятно вкусно.

Ну и конечно, классическое блюдо Влада – пельмени.

АЛЬБИНА. Да, пельмени Влад поглощал в невероятном количестве, он мог поедать их практически в любое время суток. Они всегда были в запасе у нас в холодильнике.

ЕВДОКИЯ ХАБАРОВА. Еще мы знали, что Влад очень любил часы. Не просто дорогие или красивые, а часы «с биографией», чтобы за ними стояла какая-то история. И помню, нам с мужем удалось купить мужские часы начала века – безумно красивые. Это был подарок Владу на Новый, 1994 год. Господи, как он радовался! Мы встречали этот Новый год вместе. Он с Альбиной приехал к нам от Ярмольников, а потом они отправились в какое-то третье место.

АЛЬБИНА. Однажды мы сказали себе, что у нас будет НАСТОЯЩИЙ Новый год. С грудой подарков под елкой – как в «Щелкунчике». И мы решили, что независимо от стоимости подарим друг другу по десять коробочек. Елку мы поставили за неделю до Нового года и начали постепенно стаскивать к ней наши подарки. Встречать мы поехали к Ярмольникам. Утром вернулись домой и сразу заснули. Проснулась я от шуршания бумажек. Влад сидел на краю кровати и сосредоточенно разворачивал обертки своих коробок. Уж насколько я люблю подарки, и то проспала этот сладостный момент, оказалась не первой.

ЕВДОКИЯ ХАБАРОВА. В нашу последнюю встречу мы ездили в Италию. В то время это была страна забастовок. Постоянно какие-то демонстрации, кто-то ходит, кричит, чего-то добивается. Когда мы уже собрались уезжать, бастовало все, все буквально. Мы приехали во Флоренцию с массой багажа. Заказываем железнодорожные билеты – у Влада через два дня эфир. Оказывается, что билетов нет, потому что завтра целый день бастуют железнодорожники. Потом выясняется, что забастовка – всеобщая. Все обездвижено: пароходы, самолеты, поезда. И тут практичная Альбина предложила нанять большую машину. С трудом нанимаем маленькую «лянчу». Кое-как в ней помещаемся. Едем. Надо где-то поесть. Все бастуют, никто не работает. Все бары и кафе закрыты. Продукты покупаем в придорожных магазинах. Пролетариат добивается своих неотъемлемых прав, за кассами стоят менеджеры и, не очень умело обращаясь с аппаратами, наращивают очередь. Мы покупаем какие-то бутерброды, перекусываем прямо на капоте автомобиля. В Риме спускаемся заказать такси, и нам поясняют, что таксисты бастуют против гостиничного начальства, поэтому подъезжать к гостиницам они не могут – только если мы сами сбегаем на площадь и подрулим ко входу. Я спросила: «А ничего, если мы с чемоданами выйдем? Они нас повезут? Ведь как-никак из гостиницы вышли...» Приезжаем на вокзал и подходим к кассам, которые закрыты. Решаем обратиться прямо к карабинерам: «Дяденьки, как бы нам отсюда смыться». Дяденьки говорят, что даже если кассы откроются, билеты продавать не будут. Советуют штурмовать прибывающий вскоре поезд. И дальше идет сцена времен военной России, когда беженцы, спасаясь от бомбежек, бросаются на вагоны. Все это мы проделываем вместе с итальянцами – с тюками, без билетов – на штурм. Влад тогда сказал: «Ну что, ребята, съездили заграницу?» А сам-то ведь и усом не повел: хохмил, веселил нас. Завпаникой в сандуновских банях были мы с Альбиной. А мы-то как раз могли задержаться, это Владу надо было срочно уезжать.

Была у нас с Владом и еще одна поездка, в звенигородский монастырь. Там произошла совершенно мистическая вещь. Впрочем, вполне возможно, она легко объяснима... Когда мы приехали, храм оказался закрыт. Естественно, что когда Влад подошел к кому-то и улыбнулся, для нас организовали экскурсию. Потом мы вышли и двинулись вдоль монастырской стены. И вдруг услышали стройное хоровое пение. Откуда оно взялось, так и осталось неясным. Возможно, все просто – пели в расположенной где-то неподалеку церкви. Но тогда ощущение было абсолютно запредельным.

АЛЬБИНА. Я могу сказать, что Влад был верующим человеком. Чем ответственнее он стал относиться к себе, тем серьезнее было его отношение к высшему разуму. На моем веку он не увлекался никакими философиями, теориями и прочее. Он был верующим – спокойно, без натуги, очень естественно.

Помню, мы жили в Грузии. Там у нас были знакомые, у которых мы встречали все праздники, когда приезжали. Чаще всего это происходило на Пасху. Однажды нас повезли в маленький горный монастырь. Он стоял прямо на горе, и даже внутри его все помещения располагались на разной высоте. У входа лежала большая коробка со свечами и миска для денег. Внутри никого не было. Мы поставили по свечке, и я пошла смотреть дальше, А Влад все никак не выходил. Когда я снова вошла в церковь, вся она была в свечах, абсолютно вся. Я даже знаю, о чем он тогда молился...

ИГОРЬ УГОЛЬНИКОВ. Была зависть... Владу многие завидовали, в том числе и бывшие «взглядовцы». Удачливые и талантливые всегда вызывают зависть. Тем более на телевидении. И тем более когда человек действительно кое-чего стоит.

МИХАИЛ МАРКЕЛОВ. И завидуют до сих пор. Потому что человек действительно взлетел. Листьев – это тот случай, который трудно с кем-либо сравнить. По уровню, может быть, с Лари Кингом – человеком, которому безгранично доверяла Америка. То есть с человеком, которому верят безоговорочно. Человеком, с которым можно разговаривать на любые темы. Кто-то завидовал белой, а кто-то черной завистью. Многие просто понимали, что они никогда не прыгнут выше своей головы и до уровня Листьева им никогда не подняться. Его нишу никому не занять. Совершенно дикое сравнение: как нельзя занять нишу безумного, грязного репортера...

СЕРГЕЙ ЛОМАКИН. Владу было бесполезно завидовать. Он ушел из категории людей, которых можно подсидеть». Смешно подсиживать Листьева. Если бы его сняли с эфира, началась бы революция.

АЛЬБИНА. Возможно, Владу и завидовали, но мы на этом не фиксировались. Жизнь слишком короткая. Если нам кто-то или что-то серьезно мешало, мы это устраняли. Гордыня – страшный грех, но есть вещи, которые уверенность в себе позволяет не замечать. К тому же должна сказать, что многие люди из прошлой жизни, в том числе и друзья, просто перестали Влада интересовать. Он давно был вне их. Это был другой мир. А в новой жизни возникли совершенно иные связи, иное самоощущение… Деление людей на поколения, на мой взгляд, от лукавого, и вот в какой-то момент оказалось, что Виталий Яковлевич Вульф – очень близкий нам человек.

ВИТАЛИЙ ВУЛЬФ. Дружба с Владом у нас возникла совершенно неожиданно. Это было летом 94-го года. Распадалась редакция литературно-драматических передач, в которой я служил. На телевидении я начал работать в ноябре 90-го года, тогда же впервые вышел на экран. И выходил крайне нерегулярно. За четыре года вышло одиннадцать передач. Потом два года меня не было в Москве, я жил в Америке. Из Штатов я вернулся в 94-м году и застал в «Останкино» полный распад. И тогда Галя Борисова, мой редактор, и мой режиссер Лена Будеева, с которыми я работал девять лет, сказали: все знают – к вам хорошо относится Листьев. Говорят, что ему нравятся ваши передачи. Поддержки у меня никакой не было, спонсоров тоже, все, что я делал, держалось на нашем энтузиазме и на зрительском интересе к моим передачам. И вот летом 94-го я случайно встретил Листьева в лифте, еще не будучи с ним знаком. Спросил, когда у него найдется время для меня. Он сказал: «Заходите ко мне через десять минут». Я пришел. Он сидел в кабинете в рубашке и своих фирменных подтяжках. Рядом секретарша, бесконечно звонил телефон. Я ему сказал, что у меня родилась идея перейти в «ВИД». Сказал, что, с другой стороны,

очень боюсь этого: какое отношение я имею к «ВИДу», вообще к молодежи. Он закричал: «Гениальная идея!» «Гениально» – это было его любимое слово. Я сказал, что ничего гениального не вижу. «Я с вами разговариваю серьезно, а вы мне про какую-то гениальность говорите». Разговор принял характер такой вежливой резковатости. Влад спросил: «У вас есть название цикла?» Я говорю: «Конечно, нет». – «А шапка?» – «Какая шапка? У меня ничего нет. Ни музыки, ни шапки, ничего». Он сказал: «Все. Вы у меня. Я вам даю режиссера». Я говорю: «Вы, во-первых, мне никого не давайте, менять ничего не нужно. Я консерватор. В моем консерватизме, я думаю, больше смысла, чем в ваших новациях. Если вы меня берете, то берете со всеми. Влад засмеялся: «Вы еще не пришли, но уже ставите мне условия! Гениально! А название?» Тут опять зазвонил телефон, начались какие-то переговоры. У Влада на столе лежал какой-то шарик, который я взял и начал комкать. Такой маленький серебряный шарик. Он закончил разговор по телефону. Я говорю: «Вот, придумал название: “Серебряный шар”». «А что это значит?» – «Ничего». – «Как ничего?» – «Так, ничего. А что означает «серебряный век»?» Опять крик: «Гениально!» В этот момент зашел Разбаш, которого я увидел впервые. Он тогда был заместителем генеральною директора «Останкино». Сейчас мы с ним дружны, а тогда это был просто какой-то важный господин, который мазнул меня взглядом без всякого выражения: и любопытства. Влад изложил ему мою идею. Все было решено. И первая моя передача вышла в «Серебряном шаре» уже в сентябре 94-го года. Это была передача о Сергее Мартинсоне. Может быть, потому еще Влад с таким энтузиазмом поддержал меня, что ему безумно нравился Мартинсон. Не мне судить, но передача получилась и грустной, и драматичной, и смешной. И вот после нее «Серябряный шар» начал крутиться.

...В дела моей передачи Влад вообще не вмешивался. Он только помогал, если в этом возникала необходимость. Это было мое золотое время. Я отлично понимал, что денег ему это не приносит, я выходил раз в месяц. При Владе я делал все, что хотел, у меня было ощущение защиты.

...Как-то однажды он сказал: «Я должен вас познакомить со своей женой». Он пригласил меня к себе на Новокузнецкую, где они жили с Альбиной. Это былая небольшая, но очень элегантная квартира. Две небольшие комнаты, холл, кухня. Альбина – человек с очень большим вкусом. И я понял в какой-то момент, что Влад так прежде никогда не жил. Все это было для него внове, и он очень этим гордился. Гордился способностями Альбины устраивать этот дом, ее умением и вкусом. И вот после того вечера мы стали часто видеться. Уж не знаю, было ли в нем какое-то любопытство ко мне, или что-то другое. Но мне было любопытно определенно. И мне была очень интересна Альбина. Я увидел умную девочку, человечески очень талантливую, капризную, острую, все понимающую с полуслова, современную – в самом лучшем смысле. Об Але я много раз слышал, что она властная.

А я этого не увидел. Мне она показалась очень изысканной.

А Влад – очень легкий, взрывчатый и, безусловно, одаренный. Причем одаренность его сказывалась в том, что ему все было интересно. Он был не бог весть как образован. В меру, очень в меру. Многое видел, что-то читал. Понимал людей, был умен. И мне он был любопытен как совершенно новый тип личности. В моем окружениилюди совершенно другого плана. И видимо, это взаимное любопытство переросло в то, что мы стали по крайней мере раз в неделю встречаться. То у них дома, то ездили в какие-то ресторанчики. Влад обожал ужинать где-нибудь в городе. «Виталий Яковлевич, вы свободны сегодня?» – «Свободен». И мы ехали. Альбина вечно опаздывала. Это одно из основных ее качеств. Если она сказала, что позвонит во вторник, ждите звонка в пятницу. А Влад был предельно точным всегда. И мне очень нравилось, как они общались между собой. Никогда с нами не было никого четвертого. Всегда втроем. И оттого, что мы много общались, у меня возникло ощущение, что они стали мне необходимы. Никогда не говорили о делах. И однажды я понял, что Влад обладает редким человеческим талантом, который очень трудно определить: с ним всегда очень легко и радостно.

Ребята рассказывали какие-то свои истории, я – свои. И отношении наши как-то сразу перестали быть поверхностными. И думаю, это произошло за счет Влада. Я сразу почувствовал к себе очень теплое отношение. Я увидел, что он ценит во мне именно те качества, которые мне самому дороги. Это был период, когда я вернулся из Америки. Многие просто не могли пережить, что я там работал. Внешне я постоянно сталкивался с недоброжелательством, завистью, прикрытыми дежурной улыбкой. А со стороны Влада я вдруг почувствовал настоящее тепло, интерес, живое отношение живого человека. Я много рассказывал им о театре. Потом стал, что называется, выводить. Помню, как мы пошли на балет Григоровича, кажется, на «Баядерку». Григорович еще был в Большом. Владу очень понравилось. И я понял, что он совсем не часто бывает там.

Потом Большой театр пригласил меня в поездку в Австралию. Я сказал об этом Владу. Он отреагировал очень просто: Поезжайте». Дал мне оператора, помощника, купил билеты, организовал суточные – все сделал он. Как мне не быть ему благодарным?

Вспоминается, как я познакомил его с Григоровичем. Влад, который уже повидал весь свет, был абсолютно известным и состоятельным человеком, несколько стушевался. Было очень интересно и трогательно видеть то, как он не очень пластично входил в атмосферу общения с Григоровичем. И я тогда очень оценил отсутствие во Владе этой журналистской телевизионной нахрапистости. И это помогло ему найти с Григоровичем контакт. Он был обаятелен предельно, рассказывал какие-то анекдоты, истории. И Григорович согласился прийти к нему в «Час Пик». А ведь он вообще не ходил на телевидение и не давал интервью. Потом он сказал про Влада: «А вы знаете, Виталий, он необыкновенно светлый человек».