Текст книги " Владислав Листьев: Послесловие"

Автор книги: Алексей Кириленко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

ОЛЕГ ВАКУЛОВСКИЙ. Первый эфир никогда не забуду. Вышел Толя Лысенко и сказал, что наша концепция состоит в том, что мы охватываем молодежь от 16 до 25 лет. Начинается программа, проходит первый клип, Толя говорит, что концепция поменялась, мы вещаем для всех – от шестилетних малышей до бабушек. Все это происходит прямо в эфире. На нас это никакого впечатления не произвело, потому что мы и так находились в «отмороженном» состоянии. Помню, что пороли какую-то чушь, без конца перебивали друг друга. Кончился эфир, и нас бросились целовать девочки. Оказалось, что главный успех состоял в том, что мы дожили до конца. Смогли, так сказать, попрощаться со зрителями.

АЛЕКСАНДР ЛЮБИМОВ. А тут еще запудрили мозги всеми этими «Орбитами»: есть, мол, «Орбита-1», и есть еще какие-то «Орбита-2, 3, 4» мы ничего не понимали, просто тихо дурели. А когда сказали, что нас будут смотреть 150 миллионов человек, я понял... Не знаю, что-то такое я понял, что повергло меня в ужас. Я вдруг представил эту массу людей, которым каждый из нас должен что-то сказать, и испытал шок. Было непонятно, как мы связаны со всеми этими миллионами граждан.

ОЛЕГ ВАКУЛОВСКИЙ. После первого эфира стало ясно: все, это провал, и надо уходить.

АНДРЕЙ ШИПИЛОВ. Наверное, мало кто помнит, что поначалу программа выходила без названия. В эфире было что-то безликое типа «вечерняя информационно-музыкальная» или «музыкально-развлекательная программа». Был объявлен конкурс для телезрителей на лучшее название. Пришло много писем, но однозначно остановить на чем-либо свой выбор мы не могли. Тогда Сагалаев волевым решением объявил, что ему больше всего нравится слово «Взгляд». Все мы подозревали, что это название он просто придумал сам.

АНАТОЛИЙ ЛЫСЕНКО. У нас на шести страницах располагались сотни вариантом названия. Обратилились к зрителям. Потом Эдуард Сагалаев остановился на "Взгляде" Мне это не очень нравилось, но так и осталось. Если бы назвали «Третий глаз», так бы и пошло, «Ку-ка-ре-ку» сошло бы и это. Я тогда лишний раз убедился, что название не имеет никакого значения.

ЛИДИЯ ЧЕРЕМУШКИНА. Из всех ребят Дима Захаров был самый интеллектуальный, а Любимов самый толковый. Он больше других пытался работать профессионально, имел какое-то представление об идеальном телевизионном журналисте. Он сам лез во все. Влад тоже пытался, но он не был такой работоспособный. Ветра у него в голове было больше. Вообще именно на примере Влада я сделала вывод, что совершенно не разбираюсь в людях и не могу оценить их потенциал.

СЕРГЕЙ ЛОМАКИН. Между прочим, именно Владу предназначалась роль плейбоя. Дима Захаров – умник, Любимов – западник, а Влад – любимец женщин, спортсмен. Он выходил в роскошном белом костюме – единственном своем костюме, в галстуке. Но потом независимо от нас произошла какая-то метаморфоза. Только Дима Захаров сохранил свое амплуа, Саша и Влад поменяли. Плейбоем скорее стал Любимов. А Влад... Он был очень восприимчив, я бы даже сказал, управляем и на уготованную ему роль легко согласился: «Хорошо, раз надо, буду плейбоем». И честно пытался в этом качестве работать. Интерес зрителей между тем распределился определенным образом. Сашу заваливали письмами девочки. Владу писали женщины постарше и не в таком количестве. К Диме Захарову адресовались, что называется, «серьезные люди».

АЛЕКСАНДР ЛЮБИМОВ. Потом возникла такая проблема: ребят взяли на работу, а меня нет. По одной из версий, лично Кравченко был против того, чтобы я работал в молодежной редакции. После одного из первых эфиров на вопрос зрителя: «Какие напитки вы любите?» – я ответил, что мне кока-кола нравится. Это для них было чем-то вроде прокола шпиона – кока-колу ведь не продавали в то время. Для многих я стал таким побочным продуктом западной цивилизации, что сильно настораживало. И я еще долго продолжал работать на радио. А в феврале 1988-го «Взгляд» в первый раз закрыли, и я подумал, что ситуация логически разрешилась: мы достаточно нагадили, все замечательно, я всем этим доволен. Работал в двух местах одновременно. В какой-то момент решил, что раз меня не взяли, то, значит, и не возьмут. Сказал всем: «Пока». Дима и Влад тогда на меня обиделись, считали, что я их бросил. И я убрался восвояси на Иновещание. На телевидение формально пришел только в 1988 году, после того как мы сделали телемост с американскими школьниками. Должен сказать, что Влад потратил очень много сил, чтобы уговорить меня вернуться.

АНАТОЛИЙ ЛЫСЕНКО. Первое время лидерами были не ведущие, а авторы программы и режиссер: Прошутинская, Малкин, Шипилов, Ползиков, Ломакин. А ребята являлись скорее исполнителями. Потом ушли Кира с Толей, и начался процесс, когда основными лицами стали ребята. Честно говоря, никто из нас не ожидал такого молниеносного взлета их популярности. Хотя, должен сказать, когда вышло несколько первых «Взглядов», передачу разнесли в пух и прах. Причем не без оснований. Это сделали вполне уважаемые люди. В основном критиковали ребят. Они, конечно, вызывали страшное раздражение. На телевидении привыкли к четкости, ясности, а тут появляются эти типы, которые перебивают друг друга в кадре, чего раньше вообще не могло быть по определению: «Извини меня, Димуля, я тебя перебью, «Прости, Влад, но ты, кажется, не совсем прав и все прочее. Это вызывало дикое возмущение. К тому же подыгрывали наши конкуренты из отдела информации. Ну представьте: Молчанов – элегантный, лощеный, а тут эти обормоты с Политковским, с какими-то странными сюжетами, музыкой.

АЛЕКСАНДР ЛЮБИМОВ. У меня первое ощущение от так называемой популярности было ужасным. Я посещал один приличный бар в гостинице «Космос», где во время сухого закона всегда можно было выпить. Это было единственно достойное место, куда я приглашал девушек. Я знал бармена, дорожил этим заведением. И зашел как-то туда после второго или третьего эфира «Взгляда». Сижу, жду признаков славы. А их нет и нет. Никто на меня не бросается, не улыбается загадочно. Сидим, разговариваем с барменом и его ребятами. Заходит разговор о телевидении, о том, что вышла новая молодежная передача. Ребята говорят, как им все понравилось, какие интересные ведущие, особенно этот, в очках, с усами. Как фамилия? Листьев? Ага, и этот хороший, Захаров? Запомним. Еще там какой-то молодой был, все музыку объявлял. Тут я совершенно обалдел! Вы чего, парни?! Это же я! Какой ужас! Но не кричать же им, что это я «музыку объявлял»! Вдруг они сказали бы: «Знаешь, парень, ты сюда больше не ходи...» Разные могли быть реакции...

А у Влада все было по-другому. Его сразу стали узнавать. Ему это безумно нравилось. Ну так это же любому человеку нравится. В известности раздражает только бытовая сторона, когда пьяные рожи суются, выпить зовут. Меня правильному отношению к этому научил Макаревич: отдаться и не тратить жизненные силы на противодействие. Владик этим обладал в совершенстве. Из всех нас он был более телеведущий. Телеведущий должен быть похожим на среднего человека. Он был легкий, девушки в него влюблялись, а я был немножко колючий и прозападный, Дима – умник. А Влад – объединяющий.

АНАТОЛИЙ ЛЫСЕНКО. После первой передачи мне позвонил один наш зампред и сказал: «Что вы делаете... вашу мать! Кого вы взяли?! Они же все евреи!» Раз от разу ненависть к ребятишкам накипала все больше. Сколько звонков было! «Уберите этих мерзавцев!» «Откуда взялись эти типы?» И так очень долго: «Типы, мерзавцы, подонки». Потом один из наших деятелей придумал название «Полуночные гаденыши».

После очередного разгрома программы – теперь на пленуме Союза кинематографистов, посвященном проблемам телевидения (март 88-го года), – их отстранили от эфира на два месяца.

В. ЛИСТЬЕВ. Было ужасно обидно. Мы только почувствовали уверенность и стали говорить на наиболее болезненные темы. Мне кажется, большую роль сыграла инерция: нас просто привыкли пинать. Наверное, зрителям нужна была разлука с нами, чтобы наконец понять свое к нам отношение.

Из материала Е. Чекалова «"Взгляд" со стороны и взгляд изнутри». «Советская культура», 22 апреля 1989 года.

АНАТОЛИЙ ЛЫСЕНКО. И вдруг звонок на следующий день: «А почему убрали наших мальчиков?» И потом еще и еще звонки. Признаюсь, я так и не смог понять момент этого слома – от «гаденышей» до «наших мальчиков».

АНАТОЛИЙ ЛЫСЕНКО. Вот мой сосед сколько раз мне говорил: «Старик, да убери ты этих мерзавцев с экрана, я тебе пол-литра поставлю». Потом через две-три недели, после того как ребят сняли (ничего он мне, правда, не поставил), приходит и говорит: «Старик, слушай, без них еще хуже. Верни их». В который раз я убедился, какой невероятной способностью к привыканию обладают телезрители.

Из материала Е. Чекалова «"Взгляд" со стороны и взгляд изнутри». «Советская культура», 22 апреля 1989 года.

АНДРЕЙ РАЗБАШ. Стоит вспомнить, что уже в самом начале во «Взгляде» прошли один или два явно антикоммунистических сюжета. А ведь тогда было совсем другое отношение к телевидению. У людей было ощущение, что всем этим управляет верхушка, и думали, что это инспирировано начальством. А начальство просто проспало.

АНДРЕЙ ШИПИЛОВ. Надо сказать, что время эфира "Взгляда» было выбрано гениально. Во-первых, на Москву выходили поздно, замыкая сетку вещания, и поэтому практически постоянно перебирали время. Как ни гневались технические службы, которым хотелось поскорее домой, вырубить нас из эфира никто не решался – понимали, что скандал будет на всю страну. Рекорд однажды поставил Мукусев, его выпуск продолжался более трех часов, при официальных полутора. По поводу позднего выхода у нас была стандартная шутка: «Взгляд» выходит тогда, когда засыпает последний член Политбюро. Поэтому, как правило, передачу смотрели их более молодые помощники, а то и вовсе судили о ней потом с чужих слов. Пока же разбирались, что все-таки было сказано или показано на самом деле, проходило время, и страсти спадали, тем более что программа выходила в пятницу, после эфира мы стремились оказаться в таком месте, где нет телефона, а к понедельнику многое успокаивалось.

Поражает поведение ведущих. Как-то А. Любимов и Д. Захаров открыли передачу таким, мягко говоря, бестактным заявлением: «Сегодня во «Взгляде» будет много всякой музыки, поэтому все, кого это не устраивает, могут идти отдыхать», и тут же оба поочередно объявили: «Спокойной ночи». Такое беззастенчивое предупреждение выглядело уж очень сродни зазнайству и прозвучало уничижительно. Не слишком ли много эти молодые люди себе позволяют? Ведь родителям, имеющим детей и внуков, совсем не безразлично знать, как и чему «Взгляд» учит молодежь, чтобы вовремя в семье, несущей главную ответственность за воспитание детей и внуков, подправлять перегибы, подтексты и недомолвки.

Из письма Г. Киселева, члена КПСС с 1939 года.

ЛИДИЯ ЧЕРЕМУШКИНА. Лепили в эфир по тем временам такое!.. Но Лысенко и Сагалаев знали, на что шли. У них были определенные принципы. Кроме всего, у Анатолия Григорьевича была человеческая привязанность к ребятам, он очень нежно к ним относился. Из всех «Димуля» Захаров был ему ближе, интереснее по складу ума и характера.

АЛЕКСАНДР ЛЮБИМОВ. Сагалаев и Лысенко нас поддерживали и защищали. Но они делали ставку на стратегию: в любом случае «Взгляд» должен был выходить еженедельно по пятницам – вне зависимости от того, кто ведущий. Так, 8 марта 1988 года программу вел Маслюков. А потом уже потихоньку возвращали нас. Главное было – удержать позиции. В общем, надо отдать должное нашим руководителям, разводили они большевиков по высшему классу.

АНДРЕЙ РАЗБАШ. Ведущих время от времени убирали. Лысенко руководил именно тем отделом редакции, который производил «Взгляд», а Сагалаев был главным редактором молодежной редакции Центрального телевидения. И оба они прикрывали это безобразие. Они были, безусловно, заодно с ребятами и считали своей задачей правильную интерпретацию событий для руководства Гостелерадио и выше. Многое списывалось на молодость. Да и вообще программа придумывалась как музыкально-развлекательная. Но в силу интеллекта ведущих она очень быстро превратилась в политическую. Это происходило потому, что молодые люди не могли врать. Просто дело всегда заключалось в степени остроты этой правды и в степени влияния на ведущих. Вплоть до их отстранения от эфира. Манипуляции ведущими были возможны только в доброжелательном смысле со стороны Лысенко или Сагалаева, которые объясняли ребятам решения руководства, а иногда просто щадили их, спасая проект.

В. ЛИСТЬЕВ. В начале 88-го года вышло постановление о ликвидации Госкомнефтепродуктов. Мы решили сделать репортаж о том, как активно идет наступление на бюрократов. Хотели снимать комедию, но вдруг увидели, что на наших глазах разыгрывается трагедия.

В эфире прозвучал безнадежно горький вопрос 42-летней женщины: «Ну куда я теперь денусь?» И именно он вызвал давно ожидаемый поток откликов. Стало ясно: не вышивки, не бантики, не акварели волнуют зрителей, а социальные проблемы.

...Саше Любимову явно стала тесна маска диск-жокея, а Дима Захаров покорил несвойственной большинству телевизионщиков вдумчивостью, чутким вниманием к «гостям» и их проблемам. Впрочем, и «гости» тоже стали приходить другие.

В первых выпусках Политковский весело показывал, как хитрые кооператоры путем двух-трех примитивных операций делают из индийского нижнего белья модные майки и шапочки, обманывая простодушных покупателей. Теперь он предложил задуматься, почему этих модных вещей нет в государственных магазинах и кому выгодно свертывание кооперативного движения. Нет, игры в перевоплощение он не оставил. Но его роли открыли в самой нашей жизни настоящий театр абсурда.

Из материала Е. Чекалова «"Взгляд" со стороны и взгляд изнутри». «Советская культура», 22 апреля 1989 года.

АЛЕКСАНДР ПОЛИТКОВСКИЙ. Еще раньше, в декабре 1987 года, Володя Мукусев сделал сюжет, который поднимал тему смертной казни. Это был один из первых репортажей о наших серьезных внутренних проблемах, а не о том, как плохо живется в Америке. Вся страна тогда вздрогнула. «Взгляд» стал постепенно разворачиваться в сторону политики. Я тогда перестал шапочки шить, заниматься кооперативными проблемами. Мы подошли к вопросам, которые волновали всех. Мне кажется, та передача стала поворотной; С тех пор «все пошло очень серьезно. Появился другой уровень музыкальных текстов, звучавших в эфире. Если «Наутилус», то «Скованные одной цепью».

АНДРЕЙ ШИПИЛОВ. Музыка всегда была важной составной частью программы. Вышедшие из подполья рок-группы были так же популярны, как и новорожденные политики-демократы. И те и другие собирали целые стадионы, но выдать их в эфир было одинаково трудно. Причем рок-группы, пожалуй, даже труднее. Существовал некий мифический список запрещенных групп, который никто из нас не видел. Похоже, его не видело и руководство, поэтому старалось выкинуть из программы как можно больше.

АНАТОЛИЙ ЛЫСЕНКО. Помню, попался какой-то бдительный козел, который написал донос: мы, мол, крутим в программе фашистские группы – имелись ввиду какие-то западные группы. Тёма Троицкий срочно, ночью, писал мне справку о том, что это на самом деле вполне передовые команды, которые выступали в защиту угнетенного народа Зимбабве.

АНДРЕЙ ШИПИЛОВ. Сейчас вспоминается один из первых идеологических конфликтов, произошедший, можно сказать, на пустом месте. В передачу была приглашена англичанка, и, помимо прочего, она должна была приготовить типичный английский завтрак. Кухня-то была, и ее нужно было оправдывать. Но поскольку на протяжении всей истории «Взгляда» пожарники так и не дали разрешения на ее подключение (между прочим, конфликт с пожарниками длился несколько месяцев, выхлестнулся в эфир и вышел на уровень руководства пожарной охраны города, но вопрос так и не был решен), технология приготовления была такой. Гость программы готовил свое блюдо и ставил сковородку на плиту, после чего Владик Листьев бежал в ближайшую столовую, и там действительно его готовили. Затем пулей несся обратно в студию, чтобы блюдо не остыло и камера могла зафиксировать идущий от него дымок. Сковородка торжественно снималась с плиты в студии, дегустировалась и, конечно, неизменно вызывала восторг ведущих. – еще бы, после стольких трудов! Естественно, эти сюжеты записывались заранее. Так вот, англичанка приготовила то ли яичницу, то ли омлет. Главное, что в состав входили ветчина и грибы. Один из крупных телевизионных начальников – Попов – потребовал снять сюжет с эфира, мотивируя свое решение тем, что мы возбуждаем нездоровые эмоции – в стране идет перестройка, жрать нечего, а мы деликатесы показываем. Малкин с Прошутинской уперлись, все переругались, и кончилось тем, что они ушли из программы. Сегодня это смешно, но именно с таких «принципиальных» разборок начинался «Взгляд». Вообще-то даже через год после начала эфира, когда мы посмотрели сюжеты первых выпусков, было смешно, по поводу чего мы переживали – «пройдет – не пройдет* и в чем видели предельную остроту.

Отношения с руководством всегда были непростыми. Скипидар с патефонными иголками вливали постоянно – по поводу и без, в самых разных кабинетах. Апофеозом было собеседование с руководством отдела агитации и пропаганды ЦК, после чего его вскоре поменяли, но не из-за нас, естественно. Куда чаще нас «имели» на останкинских коврах. Сагалаев после первого эфира шел к Кравченко и получал там ЦУ. Возвращаясь, встречался с группой. Мы дружно пытались отстоять каждое сокращение.

ДМИТРИЙ ЗАХАРОВ. Происходило так. Вот мы от-эфирили днем. После этого начинали все крушить и ломать. Мы пытаемся что-то переделать, что-то Отстоять. Возникает некая монтажная пауза. В эту паузу мы обычно ходили гулять в Останкинский парк, в сторону Ботанического сада: Влад, Саша и я. Обычно разговаривали на какие-то отвлеченные темы, потому что шла уже тотальная перегрузка головы. Выходили обычно через технический подъезд. Возле основного стояли толпы просителей и поклонниц. Все эти закрытия мы переживали на самом деле достаточно спокойно.

АЛЕКСАНДР ЛЮБИМОВ. Мы встречались с Владиком, и, знаете, я не помню, чтобы мы это воспринимали трагично. Мы вообще не делились друг с другом слабостями. Конечно, все переживали, но все и боролись. Мы организовали и провели молодежный телемост, старались делать какую-то другую работу. А уже когда нас вернули, в мае 1988-го, вот тогда мы и вдарили.

АНДРЕЙ РАЗБАШ. Самая типичная ситуация в то время была, когда программа уже шла в эфире, но на полный объем материала не хватало – он еще монтировался в аппаратной. Или даже материал только привозился в студию. Это было сплошь и рядом, потому что команда была небольшая, а материала поступали горы. Особенно в первый год, когда много было спонтанного, сюжеты возникали в последний день и тексты писались за считанные часы до эфира.

АНДРЕЙ ШИПИЛОВ. Вообще запретить нас в то время было уже довольно сложно. Рассказывали, что в семье у Кравченко – тогдашнего председателя Гостелерадио – произошел раскол. После очередных гонений на «Взгляд» на него жутко обиделись его дети, потребовавшие срочно восстановить программу.

ДМИТРИЙ ЗАХАРОВ. Тем не менее было постоянное ощущение борьбы с монстром, который все равно сильнее. Практически каждый выход в эфир был как последний. Когда в очередной раз нас закрыли, я написал в «Огонек» Коротичу, где сравнил наши выходы в эфир с поединком Т-34 с немецкой артиллеристской батареей. Сагалаев всегда очень мужественно держал удар. А кое-кто впадал в панику.

АНДРЕЙ ШИПИЛОВ. В чем-то Сэгги – как его прозвали с легкой руки иновещанцев – уступал нашему напору. Правда, потом, бывало, звонил по внутреннему телефону Лысенко и просил его «додавить» нас. Но кое-что удавалось все же отстоять, что-то «забывали» сделать, что-то «случайно» оперативно добавляли перед самым эфиром или оставляли на самый конец программы, зная, что зрители обязательно досмотрят до конца. Постепенно мы стали отдавать себе отчет в том, что, подробно дискутируя с нами, наши руководители просто набирались аргументов и проверяли их на прочность – ведь им приходилось отвечать перед вышестоящими инстанциями.

АНАТОЛИЙ ЛЫСЕНКО. С начальством шла своего рода игра. Я говорил наверху: «Я запретил категорически, но их, знаете ли, в живом эфире понесло. Ну что тут сделаешь? Я им, конечно, задам! Такой-то и такой-то на время отстранены от эфира, следующую передачу они не ведут!» А они и не должны были ее вести. Так что это были мои дела. Но в общем, ребята меня почти не подставляли.

АНДРЕЙ ШИПИЛОВ. Постепенно тактика борьбы с руководством оттачивалась до совершенства. Сознательно вставлялись так называемые белые собаки: облегченные варианты. Велась разъяснительная работа с приглашенными: самые острые мысли их просили приберечь до московского эфира. Позже уже практически все гости приходили с «фигой в кармане». К примеру, Травкин со святой простотой признался в кабинете Сагалаева: «Я знаю, что на первом эфире нужно нести чепуху, а все главное вывалить вечером». При этом он сослался то ли на Святослава Федорова, то ли на Гавриила Попова, которые уже имели к тому времени опыт участия во «Взгляде». Со временем эта практика стала настолько обыденной, что несколько раз гости «имели» нас, даже не ставя предварительно в известность.

Первый случай из запомнившихся – Михаил Полторанин, который был в то время доверенным лицом Ельцина и, по-моему, еще оставался одним из руководителей «Московской правды». Дело происходило после скандально известного предвыборного выступления Ельцина по третьему каналу, когда его всячески пытались дискредитировать с помощью явно подстроенных провокационных вопросов телезрителей. На дневном эфире Полторанин вел себя паинькой, зато вечером заявил, что близкие Ельцину люди провели проверку адресов тех, кто задавал вопросы. Оказалось, что в большинстве случаев либо просто нет домов с такими номерами, либо по указанному адресу не проживают люди с такими фамилиями. Скандал, естественно, был вселенский и запомнился ведущему Ломакину на всю жизнь.

СЕРГЕЙ ЛОМАКИН. Я-то помню другую историю. Когда были президентские дебаты, во время которых, так получилось, про Ельцина мы не очень как-то корректно сказали. А я вел эти дебаты. И у меня начались проблемы. Влад был один из немногих, кто позвонил мне после этого злосчастного интервью. Сказал, что знает, какое у меня скверное состояние, как меня все гнобят. Потом добавил: «Я не отношусь к тем людям, которые тебя осуждают. На мою поддержку можешь рассчитывать всегда». Это был единственный человек, который мне позвонил.

АНАТОЛИЙ ЛЫСЕНКО. После этой истории меня собрались исключать из партии, снимать с работы. Но потом все заглохло. Я приехал на коллегию. Из Склифа, на костылях, защищать меня примчался Саша Пономарев. Мне сказали, что мой вопрос решен. Могу ехать домой. В партии оставляли, но с работы я должен был уйти. И тут, вижу, идет Аксенов, тогдашний председатель Гостелерадио, человек, на мой взгляд, эталонной порядочности. Подходит ко мне и говорит; «Да, тяжело, но работать надо по-большевистски». И все. Это потом мне уже сказали, что мой вопрос даже не рассматривался.

АНДРЕЙ ШИПИЛОВ. Кстати, с Ельциным был связан еще один полуанекдотический случай. В ноябрьском эфире нашей передачи Алла Пугачева дебютировала с песней про редактора. Что-то там было про то, что, мол, режь, редактор, но имей совесть. После первого эфира телефоны руководства раскалились. Мы не могли понять, в чем дело. Потом выяснилось, что руководство усмотрело в песне намек на октябрьский пленум ЦК, после которого был снят Ельцин. Ни у кого из нас эти аналогии не возникали – все-таки еще недостаточно «матерыми» мы были.

Второй известный случай был связан с Марком Захаровым. Передача выходила накануне дня рождения Ленина, и, естественно, Мукусев, Цветов и Захаров должны были отметиться по этому поводу. Тематика их выступлений обсуждалась последовательно во всех руководящих кабинетах – от Сагалаева до Шевелева, Днем, как водится, все прошло тихо. Володя рассказал историю про то, как наши военнопленные отмечали день рождения в концлагере, слепив из своих нищенских паек мякишный бюстик Ленина. Затем что-то говорил Захаров, а заключал тему Цветов с традиционной для него темой любви к Ленину японцев. Вечером все началось тоже без приключений. Володя рассказывал свою историю, я уже стал подремывать за режиссерским пультом. Мукусев передал слово Захарову, который до этого со своими полузакрытыми глазами напоминал спящую сову. Вдруг он встрепенулся и заявил: «Хорошо, Володя, все, о чем мы договаривались заранее, я скажу, но позже. А сейчас мне хотелось бы поговорить о другом». И стал пламенно убеждать всех, что нужно наконец предать Ильича земле, что это соответствует его собственной воле и воле Крупской и т.д.

Это был один из тех моментов, когда понимаешь смысл выражения «мурашки по спине побежали» – ведь все последствия этого выступления были очевидны. Почему-то стало смешно, и я ждал только одного: кто из руководства позвонит первым. Захаров говорил минут пять в звенящей Тишине. Смысл происходящего был понятен всем, и каждый боялся пропустить хоть слово. Мукусев при первых же пассажах положил руки на стол и уронил на них голову, хорошо, что операторы среагировали быстро и дали крупный план Захарова. Цветова тоже нельзя было показывать, он сидел в полной растерянности. Думаю, не из-за оригинальности темы, а потому, что, как профессионал, понимал, насколько нелепым он будет выглядеть после такого захода со своим заготовленным рассказом «Ленин в душах японцев». Наконец Захаров закончил и вновь принял позу дремлющей совы.

Только тут на пульте раздался... не звонок даже, а писк телефона. Звонил Пономарев. Еле слышным голосом он потребовал вырубить передачу из эфира. А какой смысл?

Все самое страшное уж точно позади. Короче, передачу довели до конца, после чего все причастные постарались удалиться на выходные в недосягаемые места. Что творилось в субботу и воскресенье у телецентра, знаю только по рассказам. Говорят, такого количества членовозов не видел даже Кремль. Передачу просматривали под микроскопом. Мы готовились класть партбилеты, получать строгие выговоры, но как-то тихо все сошло на нет. Не стоит говорить, что пришедший в себя Мукусев стал ходить гоголем и намекать, что на самом деле Захаров все с ним заранее согласовал.

Вообще если для нас, молодых, это все было некоей игрой, то для руководства порой – вопросом жизни и смерти. Существование в постоянной стрессовой ситуации давало о себе знать – по-моему, как раз после случая с Захаровым у Лысенко парализовало часть щеки.

АНАТОЛИЙ ЛЫСЕНКО. Сейчас уже мало кто помнит, что «Взгляд» первым сообщил о крахе коммунизма в Румынии и Чехословакии. Передачу о чешских событиях вели, кажется, Влад с Политковским. В этот день у нас случилась довольно серьезная неприятность. Меня вызвали в первый отдел и показали телеграмму нашего посла с требованием оказать воздействие на «Взгляд». Оказалось, что кто-то из секретарей чешской компартии высказал нашему послу недовольство в связи с тем, что мы поддерживаем их правозащитников. У нас тогда прошло интервью с Дубчеком, и тот ухитрился даже прислать письмо с благодарностью. Начались звонки из ЦК и КГБ. Правоверный зампред Решетов потребовал снять материалы о Чехословакии с эфира. Мы уперлись: либо всю передачу снимайте, либо ничего.

Дискуссия с ним продолжалась часа три, не меньше. Лазуткин и Шевелев – два других зампреда – дипломатично пытались изменить ситуацию в нашу пользу. А к тому моменту ситуация была уже практически неуправляемая, и я знал, что после снятия передачи будет грандиозный скандал. И тут мне секретарша приносит записку от моей банды – Влада, Саши и Димы: «Мы в приемной. В случае чего готовы ворваться». А у меня к ним до этого была какая-то претензия, что-то они в эфире неточно сказали, сейчас не вспомню. Ну и раздражение накипало. Не хватало, чтобы еще эти нахалы ворвались! Каким-то образом нам удалось Решетова дожать. Я вышел, ничего не соображая от волнения и злости. Ребята ко мне. На ком-то я должен был сорвать злость?! Я иду, и кто-то мне зудит на ухо, что надо было устроить скандал, пригласить прессу и т.д. Дальше вообще ничего не помню. Оказываюсь дома. У меня жутко болит нога. На следующее утро Влад и Димуля Захаров мне говорят: «Шеф, мы и не знали, что вы занимались карате!» Что такое? Оказывается, я вышел и со всей силы двинул ногой по какому-то металлическому крану. И пошел дальше хромая. А вечером во время эфира мы сообщили о том, что коммунисты в Чехословакии гикнулись. У нас был там знакомый, жена которого смогла проникнуть в парламент. Там в тот момент все решалось. И по цепочке ее сообщения добрались до «Взгляда». У нас прямо в эфире был задействован телефон. Не помню точно, кажется, Политковский снял трубку и через минуту сообщил о крахе коммунизма в Чехословакии. А еще через несколько секунд телефоны, стоявшие здесь, в студии, буквально подпрыгнули: «Кто разрешил, вашу мать!..» Еще никто ничего не знал. Даже в ЦК. А мы уже выдали сообщение.

АНДРЕЙ ШИПИЛОВ. Наверное, «Взгляд» тем и был хорош, что шел ноздря в ноздрю со временем, может, чуть его опережая. Любопытно, что на протяжении всего существования программы самым страшным словом для нас было «концепция». Сформулировать ее постоянно требовало от нас начальство, а мы, как могли, увиливали. Три с небольшим года, что существовал «Взгляд» первой редакции, – это время по-настоящему романтическою Телевидения, когда все мы были много моложе и с удовольствием играли со всей страной в игру, которая казалась нам очень серьезной...

ДМИТРИЙ ЗАХАРОВ. На самом деле «Взгляд» был обречен уже в 89-м году по объективным причинам. Основными составляющими нашего успеха были: политическая откровенность и музыка, которая была Зажата в достаточно жесткие идеологические рамки. А в 89-м уже пошли трансляции съездов, появились музыкальные программы. Информационная ниша, которая являлась монополией «Взгляда», существенно расширилась. Это и предопределило его смерть. Оставаться лидером на существующем фоне было уже невозможно.

АНАТОЛИЙ ЛЫСЕНКО. И не верьте тому, кто скажет, что политический резонанс «Взгляда» был рассчитан заранее. Ничего подобного. С передачей произошло все то, что и с Горбачевым; Иными словами, у нас не было выбора. Мы были в положении человека, оказавшегося в первых рядах демонстрации. Оставалось либо эту демонстрацию возглавить, либо быть затоптанными. В какой-то момент мы поняли, что лучше бы возглавить. И все. Ведь если посмотреть темы и выпуски первых программ, все это покажется настолько смешным, что непонятно, из-за чего весь сыр-бор.