Текст книги "Московское золото и нежная попа комсомолки. Часть Третья (СИ)"

Автор книги: Алексей Хренов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

Лёха помахал самолёту в ответ пистолетом. Казаков снова сделал круг, помахал крыльями ещё раз и взял направление на виднеющиеся вдалеке холмы.

Проводив самолёт взглядом, Хренов начал недолгую ревизию своего имущества. Из собственных богатств у Лёхи был только верный Бранунинг с двумя запасными обоймами и валяющийся вдалеке парашют. Еды не было. Как и воды.

Преодолевая тошноту и отвращение, Лёха обшмонал итальянского пилота, вытирая окровавленные пальцы о его лётный комбинезон.

– Ну, давай посмотрим, что у тебя тут есть, дружок… – пробормотал он, переворачивая пилота на спину.

Первым делом он вытащил из ослабевших пальцев пистолет.

Внутренний карман комбинезона хранил удостоверение личности, слегка измятое, с блеклой фотографией. Мельком глянул на документ. Пилот действительно был молодым, лет двадцати пяти, с аккуратно приглаженными волосами и самоуверенным взглядом.

– Ну, привет, Марчелло… такой вот у тебя получился личностный рост! – проговорил Лёха, обращаясь к лежащему телу.

Лёха сплюнул тягучую слюну:

– Вот скажи мне, друг Марчелло, какого хрена мы с тобой в этой чужой стране убиваем друг друга! За х**р поймёшь чьи интересы!

Лёха покрутил в руке трофейный пистолет, поднёс поближе к глазам и внимательно рассмотрел клеймо на затворе.

– PIETRO BERETTA… 7.65.…1915…– прочитал он вслух, скользя пальцами по металлическому корпусу.

Оружие было староватым, потёртым, но ухоженным. Компактное, удобное, с характерными очертаниями. Лёха взвесил его в ладони, прикинул баланс.

– Значит, дедовский запас выдали, а, Марчелло? – усмехнулся он, взглянув на безжизненное тело итальянца.

Затвор оттянулся плавно, патрон вылетел в траву. Лёха посмотрел на калибр – поменьше, чем его Браунинг.

Он вытащил магазин, покрутил его в руках и прищурился. Патроны мелковаты… 7,65 мм Браунинг, стандарт для таких малышек. Пули в магазине выглядели аккуратными, с закруглёнными носами и латунными гильзами. Лёха тихо хмыкнул. Запасную обойму он не нашёл.

– Ну что ж, запас поп… не помешает в общем. – известный афоризм вырвался на свободу.

Он щёлкнул предохранителем, сунул пистолет за пояс и продолжил обыск.

Лёха поднялся и пошёл смотреть, что за хрень выкинул поганец вместо пистолета в первый раз, пытаясь его обмануть.

Метрах в десяти нашлась небольшая, металлическая фляжка, с вмятинами на корпусе. На донышке красовалась выбитая надпись «James Dixon Sons, Sheffield. Made in England. 6oz». «Миллилитров 150 наверное», – подумал Лёха. Он открутил крышку, осторожно понюхал содержимое.

– Коньяк вроде…

Лёха чуть приподнял брови, усмехнулся и выплеснул немного на ладонь, растёр, понюхал снова. Вроде не дрянь. Он покрутил фляжку в руках, потом откинул голову и сделал добрый глоток. Крепкий, обжигающий вкус разлился по горлу.

– Ну, за твою душу, Марчелло… – пробормотал он, закрывая флягу и пряча её в карман.

В кармане штанов пилота нащупалась пачка сигарет – помятая, но ещё полная. Он вытряхнул одну, сунул в зубы и полез смотреть дальше. В другом кармане обнаружилась зажигалка – тяжёлая, металлическая, с выбитым на боку гербом. «Zippo». Лёха чиркнул колесиком – ровный язычок пламени заплясал на ветру.

Соединив две находки, наш товарищ пыхнул и отправил колечко дыма в небеса.

– Рабочая… хорошая вещь.

Еды у итальяшки не было. «Так и сопьёшься, не закусывая!» – подумал наш герой.

Голод подбирался исподтишка. Желудок требовательно бурчал, напоминая, что ни хрена он сегодня не ел.

Он сунул добычу в карманы, глубоко вдохнул и, не оглядываясь на труп, медленно поднялся на ноги.

Осмотрев трофейный парашют итальянца, покрутив в руках ткань, он расстроенно сплюнул – дерьмо.

– Перкаль! – выдал резюме осмотру итальянского парашюта.

По сравнению с его советским шёлковым куполом, этот кусок тряпки выглядел жалко. Какая-то пропитанная хренью хлопковая ткань, жёсткая на ощупь, будто её макали в козлиную мочу для прочности. Он нахмурился, ещё раз потянув стропу:

– Ну, если только на тряпки пустить… – пробормотал он, бросая парашют обратно.

Подобрав свой парашют, Лёха разрезал его на куски, аккуратно работая трофейным ножом. Ткань сопротивлялась, но постепенно поддавалась, хрустя под лезвием.

Из пары ремней подвесной системы он соорудил лямки, а из оставшейся материи начал стягивать свёрток, превращая его в удобный мешок.

Стропами надёжно обвязал импровизированный вещмешок, проверил узлы, подтянул крепления – держалось прекрасно, не хуже фабричного ранца.

Теперь можно было двигаться дальше.

Подумав, Лёха уложил тело итальянского пилота на его же парашют, крепко взялся за края ткани и потащил его волоком к видневшимся неподалёку раскидистым густым кустам.

Труп был тяжёлый, идти приходилось медленно, напрягая руки и спину. Парашют шуршал по сухой земле, цепляясь за камни и траву, но другого способа быстро спрятать тело не было.

Добравшись до укрытия, Лёха столкнул мёртвого итальянца в тень под кустарник, закидал его сухими листьями, придавил их сверху ветками и мелкими камнями с землей.

– Ну, отдыхай тут, Марчелло… – пробормотал он, прикидывая, насколько долго его не найдут.

Конечно, со временем кто-нибудь наткнётся на тело, но главное – не сразу, чтобы не подняли тревогу и не организовали погоню прямо отсюда. Лёха ещё раз окинул взглядом кусты, убедился, что с дороги ничего не видно, и только после этого повернулся, подхватил свой вещмешок и двинулся прочь.

– Ну хоть в этот раз без свидетелей, – усмехнулся он.

Лёха осмотрел свой комбинезон «моно» и постарался отряхнуть его от пыли и грязи. На коленях и локтях уже появились потёртости, кое-где к ткани пристали сухие травинки и прочий мелкий мусор.

Вложив некоторое количество экспроприированных у мятежников средств, он пару месяцев назад раздобыл у авиационных снабженцев республиканский, а на самом деле французский, лётный комбинезон. Наш прохинтей долго и самоотверженно торговался, но эта штука стоила того. Свободный крой позволял легко двигаться, а накладные карманы удобно располагались ровно там, где надо. Самое главное – он был сделан из хлопчатобумажной ткани зеленоватого цвета, дышащий, лёгкий, и, в отличие от кожаных советских курток, не изжаривал своё содержимое на ярком испанском солнце, как проклятая печка.

Лёха усмехнулся, представив, как он выглядит сейчас.

– Только пилотки мне сейчас не хватает, чтобы стать символом борца за свободу республики… – поржал он сам над собой, проверяя, не торчит ли из-за пазухи трофейная «Беретта».

Сидя в укрытии, Лёха попытался сориентироваться. Он осторожно выглянул из-за деревьев, изучая окружающий ландшафт. Вдали тянулась цепочка холмов, а чуть левее виднелся пыльный просёлок. Судя по всему, где то рядом была небольшая деревня, но Лёха пока не собирался пока к ней приближаться.

– Сначала осмотрюсь. Потом, может, и спрошу дорогу, – решил он.

Теперь главное – понять, где он оказался, и как выбраться из этого очередного «блудняка».

Начало июня 1937 года. Аэродром Алькала, пригород Мадрида.

Алибабаевич задумчиво мешал лопаткой в огромном котле, из которого уже поднимался насыщенный, густой аромат обжаренного лука, моркови и мяса. Всё шло по плану, но на душе было неспокойно.

Кузьмич сидел на ящике, угрюмо ковыряя ножом кусок баранины.

– Чего ты такой кислый, Алибабаич? Так у тебя весь плов стухнет не приготовившись! – поинтересовался Кузьмич, взглянув на товарища.

– Командир нет.

– Ну, ты же слышал, улетели на штурмовку, значит скоро вернётся.

– Волноваться очень за командир! – Алибабаевич вздохнул, продолжая священнодействоать над казаном.

Они оба замолчали, слушая, как потрескивает масло, как медленно тушится мясо в специях.

Тут в кухню аэродрома, видимо привлечённый запахами готовящегося плова, зашёл испанский механик, снял пилотку, обмахнулся ею, глотнул из фляги воды и сообщил новость, от которой у обоих сразу отлегло:

– Ваши сели в Сото, до Алькалы доберутся только завтра. Так что не переживайте, товарищи повара.

Алибабаевич расцвёл и чуть не запрыгал от радости.

Кузьмич хмыкнул и как всегда влез с уточнениями.

– Значит, плов будет без Лёхи…

– Как это без командир! Твоя будет в одна харя плов жрать⁈ – возмутился Алибабаевич. – Надо везти ему! Как сделать, сразу поеду!

– Да ты сдурел, что ли? Это ж другой аэродром! Тут километров пятьдесят!

– Ну и что⁈ Грузим казан в машину и погнали!

Он уже было подскочил, но Кузьмич схватил его за рукав.

– Тебя потом самого искать будут! Лёша прилетит, а стрелка нет! Как без тебя вылетать? А завтра или новый сваришь, или этот ему оставим. – Кузьмич пытался вразумить суетливого азиата.

Совместными усилиями Алибабаевича уговорили не устраивать самовольную гастрономическую вылазку на Сото.

Но он всё равно не мог сидеть без дела. Он нажарил котлет из баранины, выложил их на большую тарелку, потом аккуратно разложил плов в судки, приложил лепёшки, и всё это спрятал в уголке кухни – чтобы утром первым делом отвезти Лёхе.

Кузьмич с улыбкой наблюдал за этим процессом.

– Ты бы ещё перо туда воткнул, как в ресторанных блюдах.

– Хароший мысль! Командир рад будет!!

– Только ты зря это всё на кухне оставляешь! С утра тут одни повара останутся, а плов исчезнет. Тащи уж в погреб на ледник. – вкрадчиво озвучил свою догадку Кузьич.

– На ледник? – Алибабаевич скептически глядел на тёплые судки в руках.

После недолгого обсуждения, плов и котлеты отправились в укромный уголок ледника в погребе, где их прикрыли мокрой мешковиной, чтобы сохранить свежесть.

– Ну, теперь хоть доживёт до утра… – удовлетворённо сказал Кузьмич.

Алибабаевич покосился на ледник и вздохнул:

– Только бы плов не испортился!

Они дружно засмеялись.

А потом уселись рядом с котлом и наконец с аппетитом накинулись на горячий, ароматный плов.

– Ну хоть мы попробуем, пока он свежий…

– Главное – не рассказывать Лёхе, что было вкусно. Пусть думает, что без него плов не тот!

И под дружный смех они принялись активно истреблять содержимое бронебойного казана…

Начало июня 1937 года. Пригороды города Авьола.

Лёха промаршировал километров пять от места приземления, прежде чем решиться остановиться. Тело уже начинало требовать передышки, но останавливаться в чистом поле было глупо, а значит, нужно было найти хоть какое-то укрытие.

Небольшая рощица, чахлая, с низкими деревьями и редким кустарником, показалась не лучшим, но вполне подходящим вариантом. Он залез в самый центр зелёного массива, присмотрел себе место под деревом, соорудил из парашюта лежанку, устало опустился и прикрыл глаза. Сон накрыл его стремительно, без предупреждения, и, пожалуй, это было к лучшему.

На следующий день рано утром Лёха двинулся дальше. Теперь он двигался осторожно, словно охотник, пробирающийся сквозь чащу леса.

Каждая рощица превращалась для него в спасительное убежище, каждая неровность на местности – в естественное укрытие. Он шёл, внимательно осматриваясь по сторонам, стараясь не попадаться на глаза местным жителям. Пару немногочисленных деревень он обошёл стороной, не доверяя даже случайным встречным.

Несколько раз приходилось замирать, едва успев забраться в кусты, когда по дороге грохотали моторы испанских грузовиков, полных солдат. Они проезжали совсем рядом, лязгали оружием, переговаривались на своём наречии, и каждый раз Лёха крепче сжимал пистолет, сжавшись в комок среди высокой травы. В плен он сдаваться не собирался.

Перед глазами вставали рассказы о том, что с советскими лётчиками франкисты не церемонились. О том, как их разрубленные тела сбрасывали в мешках несколько раз на аэродромы республиканцев.

Но ему пока везло. Машины уходили, солдаты исчезали в облаках пыли, а он продолжал свой путь.

Лёха шагал по дороге, ориентируясь по солнцу. Утро уже давно перевалило за полдень, жара стояла такая, что казалось, воздух сам плавится над дорогой. Он шёл в тени посаженных у обочины деревьев, стараясь не маячить на открытом пространстве, когда вдали появилось облако пыли.

«Ну, что за напасть?» – расстроенно подумал товарищ и прищурился, пытаясь определить степень угрозы.

Пыль клубилась над дорогой, тяжёлой, густой. Судя по всему, грузовик.

«Главное, не патруль…» – пить хотелось неимоверно.

Лёха свернул с дороги, перескочил через придорожную канаву и прыгнул за россыпь камней метрах в десяти от полотна. Лёг и прижался к земле.

«Проедут, главное – не дёргаться.» – мысль отдавалась в голове тупой болью.

Грузовик внезапно стал притормаживать и остановился метрах в пятнадцати-двадцати, проехав место укрытия советского лётчика.

«Ну, что, заметили? Или просто остановка?» – Лёха сжал «Браунинг», затем нащупал трофейную «Беретту».

Двери со скрипом распахнулись, и из кабины вывалилось двое. Итальянцы. Они лениво потянулись, спрыгнули на пыльную дорогу, затем, громко пообщавшись с использованием рук, направились в сторону кустов и достали свои приборы.

Лёха почти слышал, как его сердце бухает в груди.

«Сука, не сюда, не сюда…» – наш товарищ мог бы работать заклинателем пространства.

Но судьба явно решила устроить ему представление.

Солдаты остановились прямо рядом с камнями, вытащили шланги и, похохатывая, приготовились к соревнованию, кто дальше отольёт.

– Ahaha, guarda come piscia un vero uomo!

– Aspetta! Adesso ti faccio vedere!

«Вот же ж мать вашу… Если заметят, придётся продавать жизнь дорого.»

Но когда первый итальяшка начал поливать в полуметре от него, терпение Лёхи лопнуло.

«Ну всё, дружище, твой последний залп!»

Лёха рывком приподнялся, выдернул «Браунинг» и прицелился прямо ему в лоб. Итальянец замер, глаза расширились, лицо побледнело, руки полезли к кобуре, бросив поливающий шланг. А затем от неожиданности он не только потерял меткость в поливе, но, похоже, и… облегчился прямо в штанишки.

Грянул выстрел. Первый засранец взмахнул руками и рухнул сразу. Второй участник соревнования попытался дёрнуться в сторону, путаясь в спущенных штанах.

Советский пилот героически выпалил ещё раз. Видимо, от голода, нервов или жары, прицел слегка сбился. Девятимиллиметровая пуля напрочь оторвала спортивный инвентарь, оставив его болтаться в держащей его руке. Итальянский спортсмен завизжал безумным криком и стал падать навзничь.

Товарищ «Браунинг» грохнул ещё два раза, ставя окончательную точку в спортивных достижениях обоих иностранных участников.

Оба тела глухо шлёпнулись в придорожную канаву.

Грузовик фыркнул вонючим выхлопом, вздрогнул, затем, завывая, дёрнулся с места. Лёха успел прицелиться и даже выстрелить один раз в сторону кабины грузовика, когда пистолет сухо клацнул и встал на затворную задержку. Поменяв магазин дрожащими руками, Лёха попытался поймать его в прицел, но тот уже летел прочь, набирая скорость.

«Ты, Лёха, просто герой! Стреляешь, значит, как ковбой! Теперь вот бегай, как его лошадь!!!» – костерил себя последними словами, активно улёпывающий в противоположную сторону от исчезнувшего в клубах пыли грузовика попаданец.

– А если бы оттуда взвод солдат высыпался? – продолжал самоедство наш герой, не забывая активно переставлять свои копыта по пыльной дороге. – Наделали бы тебе вентиляционных отверстий, не предусмотренных природой! Теперь доложат, и через пару часов тут будет не протолкнуться от энтузиастов! Охотников за твоей тушкой!

Глава 13

Ну это вряд ли!

Начало июня 1937 года. Где то в районе города Авилья.

К вечеру второго дня силы начали оставлять его. Спортивная пробежка от злобных итальянских воинов хорошо прокачала его гормональный баланс, но сожрала последние силы.

Голод подкрался незаметно, но теперь не просто напоминал о себе, а уже неистово кричал внутри пустого желудка.

«Кишка кишке долбит по башке» – дурацкая считалочка привязалась к путешественнику по высокогорным полям и лесам Кастилии.

И хотя кишки бунтовали, ноги двигались сами по себе, словно подчиняясь не приказам мозга, а каким-то древним, животным инстинктам. Лёха почти не замечал окружающего мира, шёл механически, лишь бы вперёд, пока… его нос не учуял божественный запах!

Он остановился резко, как будто наткнулся на невидимую преграду и принюхался ещё раз. Словно локатор наводящийся на цель, он покрутил носом из стороны в сторону, для более точного целеуказания.

Лёха вдохнул глубже, не веря своим ощущениям. Это был не дым костра, не запах перегретой земли и не прелая трава. Это был свежий хлеб. Тёплый, воздушный, с румяной корочкой.

В животе свело от голода, и он вдруг понял, что именно этот запах тянет его вперёд, что ноги сами поворачивают в его сторону.

На краю небольшой деревушки стоял маленький каменный домик. В окне мелькнула женская фигура. Лёха крадучись подошел к окну и заглянул во внутрь и замер, завороженно наблюдая, как женщина достаёт из печи длинные, золотистые батоны, раскладывая их на деревянной доске. Горячий пар поднимался над хлебом, а он, уже забыв обо всём на свете, прижался носом к стеклу.

Он не знал, что скажет, не знал, что сделает, но голод оказался сильнее страха. Он осторожно потянул на себя дверь и как ниндзя, ворующий в ночи, прокрался в дом. Заглянув в комнату он постучал по какой то деревяшке, что бы привлечь к себе внимание.

– Сеньора, пожалуйста… одну минуту… – начал он на своём южном диалекте, растягивая слова, как будто смягчая их, показывая, что не такой уж он и страшный, как выглядит. Даже добрый и пушистый в душе. Где то глубоко.

Женщина, которая только что спокойно раскладывала свежеиспечённые батоны, вдруг замерла, будто увидела привидение. В её взгляде застыла смесь испуга, настороженности и любопытства.

– Кто вы? Что вы здесь делаете? – голос у неё был звонкий, резкий, с акцентом чистейшего мадридского кастильяно, каким обычно говорят в столице… Она вцепилась в батон, как в дубину, готовая запустить им в незнакомца.

Лёха поднял руки, показывая, что не собирается нападать, насиловать или, не дай бог, грабить. Хотя вот насчёт грабить у него были большие сомнения, да и от предпоследнего он бы не отказался… «Хренов! Ты сюда жрать пришел, а не кобелизмом заниматься!» – мысленно рявкнул себе наш товарищ.

– Всё в порядке, сеньора, я просто… – он запнулся, едва не сказал «умираю от голода», но решил, что не стоит так уж перегибаться перед симпатичной и молодой женщиной. – Я просто очень голодный. Пожалуйста… можно немного хлеба?

Женщина смотрела на него так, словно перед ней стоял инопланетянин, её взгляд пробежался по его потрёпанной одежде, по лицу, уставшему и осунувшемуся.

Лечебное голодание, оздоровительная пробежка, физические упражнения на бешеном ветру и адреналиновый коктейль делали нашего героя брутальным мачо.

Наверняка Стивен Спилберг в будущем, не сомневаясь, отдал бы половину Америки китайцам за возможность снять его вместо Сталлоне, Шварца и Ван Дама вместе взятых.

– Откуда вы? Вы военный?

Лёха на мгновение задумался. Врать? Бесполезно. Вид у него тот ещё – потрёпанный, грязный, лицо осунулось, глаза лихорадочные. По акценту тоже вычислит.

– Да, русский лётчик из Картахены. Сбили, вот иду в Мадрид.

Женщина чуть расслабилась, но по-прежнему смотрела настороженно. Казалось, она борется с собой. Лёха уже мысленно представил, как этот великолепный румяный батон, который она держала в руке, летит ему прямо в голову с криком «Вон отсюда!»

– Русский? Из Картахены! Madre mía!

Но нет, видимо в душе сеньора сражалась за светлое будущее и похоже победила внутренние противоречия. Губы её дрогнули, готовые улыбнуться и наконец, глядя на него с каким-то внутренним интересом, она протянула ему серый батон.

Лёха схватил румяный хлеб, быстро кивнул, и тут же вгрызся в хлеб, не заботясь о том, что он ещё обжигающе горячий.

– Спасибо, сеньора. Спасибо. – промычал он с набитым ртом, выражая крайнюю степень благодарности.

Женщина смотрела, как он ест. Медленно прищурила глаза, словно пытаясь понять, кого именно она впустила в свою жизнь. Но в её взгляде появилось что-то ещё – может, жалость, а может, глубоко скрытое любопытство.

Наконец она улыбнулась, пробормотала что-то себе под нос, развернулась и направилась в глубину дома.

– Подожди! – сказала она и, развернувшись, исчезла в доме.

Лёха, не переставая жевать, внутренне напрягся, готовясь к неожиданностям.

Женщина вернулась и не говоря ни слова, взяла с деревянного стола глиняную кружку, наклонилась к кувшину и налила нашему попаданцу теплого молока. Белая жидкость заплескалась, тонкой струйкой стекая по внутренним стенкам сосуда.

– Возьми, только пей не спеша. Не хочу, чтобы ты подавился раньше времени, русский лётчик! – она засмеялась, обнажив ровные белые зубы, которые ярко сверкнули на загорелом лице.

Мария была невысокого роста, но крепенькая, с сильной фигурой, не лишённой женственности. Её густые, пышные чёрные волосы были собраны в небрежный узел, но несколько непослушных прядей всё равно выбивались, обрамляя лицо. Симпатичное, живое лицо с лёгким румянцем на скулах, небольшой вздёрнутый носик, который придавал её облику чуть игривое выражение, и полные, чувственные губы. Карие глаза смотрели внимательно и цепко, с какой-то лукавой искоркой, будто она в любую секунду готова была подшутить или сказать что-то едкое. Засмотревшись на её формы, Лёха машинально отметил прекрасный третий номер под белой блузкой.

«О чем ты думаешь! Извращенец!» – возмутилась часть сознания нашего туриста поневоле, ответственная за жирки и углеводы.

' И вовсе не извращенец! Тебе бы лишь ржать, тьфу, жрать!! Не видишь ты её внутреннюю её красоту! Вот если бы снять платье…' – попыталась развить интереснейшую тему репродуктивная функция. Но была жёстко забита в дальний угол разума совместными усилиями остальных частей организма.

Лёха протянул руку, взял кружку, осторожно поднёс к губам. Тёплое, густое, с едва уловимым привкусом чего-то свежего и деревенского.

«К чёрту осторожность, а то раньше копыта отбросишь от голода, а не от отравления!» – сделал однозначный выбор в пользу здорового питания наш герой.

Молоко показалось ему необыкновенно вкусным. Он залпом осушил содержимое, провёл рукавом по губам и выдохнул, отметив про себя, что хозяйка дома в общем то очень симпатичная:

– Большое спасибо! Сеньора, вы просто ангел, спустившийся с небес!

Женщина фыркнула, но явно была довольна незамысловатым комплиментом. Она чуть склонила голову набок, распахнула темные глаза и слегка приоткрыла рот.

– Ешь, раз уж дошёл. А то не долетишь до своего Мадрида. – в её голосе присутствовал оттенок лёгкой игривости.

Лёха не заставил себя уговаривать. Проворно слопав весь батон до последней крошки, он наконец почувствовал, как в теле разливается приятная тяжесть. Голод отступил, впервые за последние сутки.

Он почувствовал, что должен что-то оставить взамен. Достав и выбрав почище приличный кусок парашютного шёлка, он протянул его женщине:

– Это вам. Хорошая вещь. На трусы, эээ… в смысле на платье… или на что захотите, – почему то обсуждение женских трусов вдруг ввергло его в смущение, – он немного испачкался, но это настоящий шёлк.

Она удивлённо посмотрела на него, затем на кусок парашюта:

– Что ты делаешь? Я не могу это принять, не нужно.

– Конечно, можете! Вы меня спасли от голодной смерти! Я хочут тебе что то подарить, а у меня больше ничего нет. Ну вот ещё есть пистолет, два пистолета, сигареты и зажигалка!

– Но вообще то тебе курить вредно! – сигареты и зажигалка обратно переехали в бездонные карманы Лёхиных галифе. – Да и оружие тебе нельзя тут хранить… Хотя… – он протянул «Беретту» женщине.

Молодая женщина с интересом разглядывала демонстрируемые русским лётчиком предметы. На предложенный пистолет она отрицательно покачала головой, видимо развеселившись, сделала очень наивное выражение лица и уточнила:

– Трусы? Это такие штанишки с оборочками. Их ещё в городе под платье одевают? Извини, я иногда не совсем понимаю твой испанский!

Лёха стал красным как итальянский «помодоро». Или испанский «томате». Точно не известно, что их них краснее.

Женщина расхохоталась и в конце концов взяла подарок. Она прижала шёлк к груди и, смущённо улыбаясь, сказала:

– Спасибо… Правда, очень мило!

После короткой паузы, сказала, слегка смущённо:

– Может, останешься отдохнуть? У нас тут в деревне нет военных…

Лёха задумался. На улице уже темнело, и предложение звучало… Ну, звучало то оно чертовски заманчиво!

Начало июня 1937 года. Аэродром Алькала, пригород Мадрида.

На утро на аэродром Алькала пришла страшная новость, от которой у Кузьмича и Алибабаевича внутри всё оборвалось.

Командира сбили.

Едва не свалившись на месте, они начали выпытывать все известные подробности. Сначала им не верилось, что такое в принципе может быть. Сердце Кузьмича ухнуло в пятки, Алибабаевич сжал пальцы в кулаки. Из пересказа произошедшего они выяснили, что спасая своего товарища, их командир пошёл на таран!

Таран!

– А я вот! Котлетки командир делал! – маленький Алибабаевич растерянно держал в руках судки с пловом и котлетками, словно это могло что-то исправить. Он снова сжал кулаки. – Ну, твой мама!

Кузьмич молчал, угрюмо глядя в землю. Потом наконец произнес:

– Вот отпустил его одного! Как знал, что он опять в дерьмо вляпается!

Кузьмич встал, надел пилотку и махнул Алибабаевичу следовать за ним:

– Так, пойдём к начальству, что-нибудь придумают, – вымолвил штурман.

Они быстрым шагом направились к небольшому, но ухоженному домику, где находился штаб советских специалистов. Кузьмич и Алибабаевич ввалились внутрь без стука.

– Товарищ Хулио! Пётр Иванович! У нас командира сбили! – выдавил Кузьмич, едва отдышавшись.

Начальник истребительной авиации, товарищ Хулио, невысокий брюнет, обычно с приятным улыбчивым и открытым лицом, в этот раз был исключительно мрачен.

– Да знаю я, знаю. Говорил с Казаковым сегодня по телефону, он у них был старшим в вылете.

Он помолчал, поиграл желваками, потом продолжил:

– Хренов герой. В смысле герой Хренов. Ваш Алексей – герой, вот. Над аэродромом Авилья, после бомбометания, наши приняли бой с «Фиатами». Хренов на таран пошёл, чтобы «Фиат» с хвоста казаковского ведомого снять. Сбил итальянца, но и сам с парашютом прыгал. Казаков его видел, он живой, здоровый, махал шлемом.

– Но его же могут схватить! Вы же знаете, что мятежники с нашими лётчиками делают! – воскликнул Кузьмич в сильном возбуждении.

Товарищ Хулио устало провёл рукой по лицу, помассировал глаза и наконец произнес:

– Могут схватить, да. И да, я знаю, что делают. Видел.

Он взял со стола карандаш и провёл черту на карте.

– Он восемьдесят с лишним километров за линией фронта. Где-то тут, в районе аэродрома Авильи был бой, вот примерно тут его Казаков видел. Вроде бы тут. Он сам плутанул на обратной дороге и только уже над аэродромом Сото сумел сориентировался. Это еще километров десять от Авильи и не понятно в какую сторону.

Пётр Иванович сжал губы в тонкую полоску. Он посмотрел на осуждающие лица штурмана и стрелка и заговорил первым, отвечая на не заданный вопрос:

– Ну а вы что предлагаете? Полк десантников высадить в тыл мятежникам?

– Хотя бы самолёт отправить… поискать… – Кузьмич сам понимал бессмысленность своего предложения. – Может, послать группу разведчиков? Я тоже пойду. Нам нужен транспорт, оружие, и мы сами его найдем!

– И моя пойдет! Моя ух какой сильный! И ловкий! – Алибабаевич не мог бросить штурмана и был готов идти пешком на край света, спасть командира.

Пётр Иванович вздохнул, двинул бровями вверх, выражая крайнюю степень скепсиса.

– Это невозможно. Мы теряем людей каждый день. Это война.

– Ну хоть что-то сделать можно? – Кузьмич почти кричал от волнения.

– Известили партизан по ту сторону фронта. Будем держать на контроле. Есть у нас несколько пленных немцев и итальянцев в обменном фонде. Будем стараться поменять на Хренова. Если его поймают. Ну это вряд ли!

– То есть мы просто сидим и ждём⁈

– Ну почему, не просто. Вы летаете, бомбите уродов…

– Охренеть. – только и смог произнести Кузьмич и сжал кулаки.

Начало июня 1937 года. Деревня Аламедилла дель Беррокаль, пригород Авилья.

Малюсенькая деревня Alamedilla del Berrocal, где Лёха приютился на ночлег, оказалась не тем местом, где он рассчитывал оказаться.

– «Маленькая тополиная роща у каменистого холма», – посмеялась Мария, объясняя название.

Название звучало красиво, но для Лёхи это место стало лишь ещё одной проблемой. Деревенька находилась километрах в десяти от Авильи и двенадцати от аэродрома – и сожалению, глубоко во вражеском тылу.

И вот что было самое хреновое – деревенька располагалась в сторону Саламанки!

Лёха сидел у небольшого деревянного стола, задумчиво крутил в руках корку хлеба и осознавал, что за эти полтора дня ни на шаг не приблизился к Мадриду.

– Да что ж за хрень такая творится! – Он провёл рукой по лицу, словно пытаясь заново увидеть мир в желаемом ему состоянии.

То ли бой в воздухе увёл его слишком уж далеко, то ли он сам, убегая от места встречи с грузовиком, нёсся в неправильную сторону, но факт оставался фактом – рысить ему ещё до Мадрида было, и рысить…!

Мария, заметив его озабоченный вид, налила им обоим ещё немного вина.

– Ты выглядишь так, будто только что проиграл войну. – пошутила она.

Лёха покосился на неё и заметил подмигнув:

– Это вопрос философический! Если меня поймают – возможно и проиграю. Но это вряд ли!

Она усмехнулась, но тут же стала серьёзной.

– Основная дорога на Мадрид идёт через Авилью, но туда тебе нельзя. Город франкистский, там полно патрулей, а теперь и немцев с итальянцами набежало. Есть просёлок вдоль реки… но он проходит мимо аэродрома. Не совсем, конечно, близко, там лес и каменистые холмы. Аэродром получается прямо за холмами…

Она задумалась.

– Тебе нужен проводник… Может, старик Рамон… но он вроде бы собирался уехать на несколько дней…

Лёха не знал этих людей, но если кто-то может вывести его к своим – это шанс.

Он вздохнул, допил вино и решил последовать примеру Скарлетт О’Хары:

– Об этом я подумаю завтра…

Он устало стянул с себя комбинезон, чувствуя, как пыль, пот и грязь почти прилипли к коже.

Мария, женщина, что приютила его, смерила потрёпанную форму оценивающим взглядом и уверенно заявила:

– Дай-ка сюда. Я постираю.

Лёха замялся.

– Да не стоит, я так… отряхну.

Она вскинула бровь.

– Не волнуйся, я повешу на заднем дворе, никто не увидит. Завтра с утра твоя рубаха, пришитая к штанишкам, – она хихикнула, – будет сухая.

Лёха поколебался немного. С одной стороны, бегать голым в случае нештатной ситуации совершенно не хотелось.

С другой… комбинезон вонял так, что им вполне можно было травить тараканов.

Мария, заметив его сомнения, ушла и через минуту вернулась с простыми рубахой и штанами на верёвочке.

– Держи, переоденься пока. Это моего брата.