Текст книги "Московское золото и нежная попа комсомолки. Часть Третья (СИ)"

Автор книги: Алексей Хренов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

Теперь молчание повисло над всей группой.

– Что-что делаете⁈ – медленно переспросил другой сапёр.

– Казан, чтобы плов варить! Кальдеро для паэльи! – важно объяснил советский штурман, жестикулируя руками для лучшего понимания.

Испанцы переглянулись ещё раз, потом хором расхохотались.

– Русские… они сумасшедшие! – наконец выдавил один, хлопая второго по плечу. – Давай отдадим! Пусть варят! Вы только отмойте как следует!

Алибабаевич в надежде оглянулся на Кузьмича. Тот, бурча себе под нос про идиотов, которые делают казаны из бомб, достал ещё пачку сигарет «Лигерос» и протянул её старшему.

– Договорились!

Испанцы были исключительно довольны и доброжелательны. Сапёры тут же предложили разрезать корпус ацетиленовым резаком, чтобы хоть немного облегчить жизнь двум русским авиационным изобретателям. Обсуждение сделки перешло в практическую плоскость.

Через десять минут вокруг уже собралась приличная толпа испанцев с советами, через пятнадцать приехала тележка с ацетиленовым резаком, и работа закипела.

– Что срезаем? – спросил один из сапёров, готовя инструмент.

В русской транскрипции ненормативной испанской лексики стороны поняли, где надо «хренакнуть» корпус бомбы, куда «прихреначить» ручки и где «отхреначить» немного лишнего взрывателя.

– Хвост нафиг, а корпус укорачиваем сантиметров на двадцать-тридцать.

– Крышку делать будем?

– Обойдё… – Кузьмич получил приличный толчок локтем от Алибабаевича, – Обязательно будем! – внёс поправки на ветер штурман.

Разрезка заняла около получаса. Сначала аккуратно срезали носовую полукруглую часть. Казалось, Алибабаевич получит инфаркт, так он переживал за появляющийся из-под огня резака казан. Затем убрали лишние детали, и один из сапёров даже немного приварил ножки и слегка подправил форму, чтобы бомба лучше стояла на земле. Сварка стоила друзьям ещё одну пачку «Лигероса».

– Ну, теперь точно казан! – довольно сказал Кузьмич, постукивая по обновлённой части немецкой бомбы. – Литров на десять-двенадцать будет, и так килограммов десять веса в нём, – сказал он, пытаясь определить размер.

– Тридцать семь сантиметров ровно! Немецкая же бомба! – посмеялся старший из сапёров.

– Хорошо!! Тяжёлый, зараза. Чугуний потомушта… – Алибабаевич просто лучился счастьем, приподнимая казан. – Кузьмич сильный! Очень! Может один казан таскать!

Сапёры вытерли руки и одобрительно кивнули:

– Только вы нас предупредите, когда будете варить! Хотим увидеть, как русские делают еду в немецкой бомбе.

Кузьмич усмехнулся и подмигнул:

– Приглашение получите лично!

Кузьмичу достался котёл, который он то тащил за спиной, то нёс за ручки, то, смеясь, надевал на голову. Алибабаевичу, на манер средневекового щита, досталась крышка с ручкой. Навьючившись как корабли пустыни перед забегом через всю Сахару, друзья отправились на добывание мяса.

Начало июня 1937 года. Небо над аэродромом франкистов недалеко от города Авьола.

Лёха крутил головой, проверяя пространство. Где второй?

Он знал, что «Фиаты» лучше пикируют и слегка быстрее по скорости, а его «Чато» имеет гораздо больше шансов, если втянуть «Фиаты» в манёвренный бой.

Его «Чато» пошёл в левый вираж, словно ввинчиваясь в небо.

Он ожидал, что противник попробует переложиться и уйти вправо, как учили франкистов. Но итальянец похоже пытался разогнаться, надеясь перехватить Лёху на выходе.

– Не выйдет! – сквозь сжатые зубы подумал Лёха.

Он резко утопил левую педаль до пола и рванул ручку на себя, закручивая самолёт в резкий боевой разворот. «Чато» дёрнулся, словно вспугнутая чайка, и буквально вынырнул, за хвост итальянцу.

Загнав самолёт противника под капот, Лёха нажал гашетку, пулемёты послушно затрещали, выплёвывая длинные рваные полосы трассеров. Но «Фиат» сорвался вниз.

– Вот же змеюка! – Лёха высказался, поняв что враг уходит вниз в пике. Итальянец разгонится быстрее и уйдёт.

Лёха плюнул и потянул самолёт вверх, чтобы не терять высоту.

И тут он увидел Казакова.

Он уже дрался с парой «Фиатов», и один из обстрелявших Лёху истребителей тоже присоединялся к охоте на советский самолёт.

Пара «Фиатов» цепко сидела «Чато» него на хвосте.

Казаков маневрировал резко и рвано, крутя машину то в левом вираже, то перекладываясь в правый, но франкисты не отставали.

Первый «Фиат» пытался стрелять с упреждением, но Казаков в последний момент резко заваливал самолёт влево и уходил, нарушая траекторию атаки.

Второй «Фиат» взял чуть выше, явно готовился перехватить Казакова при выходе из манёвра.

Итальянцы были несколько быстрее и лучше пикировали, но в манёвренном бою у него было преимущество.

Лёха сделал ложное пикирование, будто собирался уйти вниз, но в последний момент резко ушёл в набор, ввинчиваясь в левый вираж, сбрасывая с хвоста преследующего его истребителя.

Он шёл на помощь Казакову.

Вопрос был только в одном – успеет ли?

Лёха набрал высоту, держа в поле зрения отчаянно маневрирующего Казакова.

Он постарался вдавить рычаг газа ещё чуть-чуть, двигатель «Чато» ревел, и истребитель ушёл в крутой набор высоты.

Вражеские «Фиаты» сидели у того на хвосте, упорно преследуя в каждом развороте. Казаков пилотировал мастерски, переходя из одной фигуры в другую. Крутясь, даже один против двоих преследователей, периодически он умудрялся выходить в атаку. Но два итальянца тоже были опытными и не выпускали республиканский истребитель.

И тут Казаков резко заложил очередной вираж и направил свой «Чато» прямо на Лёху. Итальянские «Фиаты», отставая, тоже развернулись навстречу Хренову. На мгновение у Лёхи сжалось сердце. Что он делает⁈

Но тут он понял.

Казаков, видимо рассчитывая на слаженность группы, бросил самолёт в огромные «ножницы», заставляя преследующего его «Фиата» подставиться под удар.

Лёха отработал ручкой, загнал стремительно приближающийся самолёт врага под капот и нажал гашетки. Очередь получилась длинной, яркие трассеры прочертили путь в сторону итальянца. «Фиат», пойманный в самый неудобный момент, дёрнулся, пытаясь уйти, но было поздно. Трассеры упёрлись в двигатель, из-под капота «Фиата» вырвался чёрный дым, затем очередь прочертила левую консоль крыла. Итальянский биплан содрогнулся и просвистел мимо самолёта Хренова. Пилот, видимо, понимая, что машина теряет управление, резко сбросил тягу и свалился вниз в попытке уйти.

Лёха чуть подтянул ручку, загоняя истребитель вверх, и тут же змейкой ушёл от очереди преследователя, прошедшей чуть ниже. Ещё один рывок – и он крутанул машину вправо, выкручивая бочку, затем резко дал педаль и перевернул самолёт разворотом Иммельмана, уходя вверх. Теперь он оказался выше «Фиатов» – вот они, прямо перед ним.

– Получите, сукиии! – орал наш герой.

Очереди из четырёх пулемётов прошлись рядом с крайним «Фиатом». Лёха даже не успел посмотреть, попал или нет.

Слева снова мелькнула тень – один из пары «Фиатов» теперь пикировал и пытался зайти ему в хвост.

Лёха резко дёрнул ручку управления, загоняя «Чато» в колокол – машина ушла вверх, сбросила скорость, зависла на секунду, а затем рухнула вниз, словно потеряв управление. Итальянец промчался мимо, не успев среагировать, а Лёха в последний момент поймал и выровнял самолёт, тут же бросив в набор скорости, стараясь выйти тому в хвост.

Очередь! Ещё очередь!

«Фиат» резко дёрнулся, оставляя за собой клубы дыма.

– Есть!

Внезапно очередь из крупнокалиберных «Бреда-SAFAT» прошила его «Чато» от капота до крыла. Увлекшись, Лёха нарвался на точную очередь издалека. Лёха почувствовал удар – словно кто-то невидимой кувалдой саданул по фюзеляжу. Пули прошли через капот, обшивка содрогнулась. Ещё пара пуль разнесла часть полотняной обшивки крыла – самолёт дёрнулся, его начало вести в сторону.

– Суки! Пид***расы проклятые! Ах ты…' – в голове лихорадочно метались мысли, времени на эмоции не было.

Лёха резко дал ручку от себя, срываясь вниз, ловя скорость на пикировании.

Где-то позади опять послышался треск пулемётов – итальянец не отпускал.

Он вильнул вправо, и сразу резко переложился в правый вираж, стараясь сбить франкиста с хвоста.

И вдруг сбоку мелькнул знакомый силуэт. Казаков зашёл с фланга, и его «Чато» открыл огонь! Очередь пересекла небо, трассеры прошли прямо по кабине «Фиата», заставляя итальянца резко уйти в сторону. 'Фиат" развернулся преследуемый истребителем Казакова.

Лёха не стал терять шанс – он с диким скрежетом дал полный газ и начал отрываться.

Самолёт был явно ранен, но пока ещё летел. А главное – он сам был жив!

Лёха потянул ручку на себя, но она вдруг пошла необыкновенно тяжело, гораздо труднее, чем обычно.

Вместо плавного отклика самолёт еле-еле реагировал на движения, а где-то в механизме что-то заскрипело, словно заедая. Лёха резко моргнул, пытаясь справиться с ошеломляющим осознанием, что машина сильно повреждена. Может и пусть не критично – но управление стало сильно труднее и как истребитель поведет себя в бою можно было только гадать.

«Дотянуть бы до своих…»

Он осторожно покачал крыльями, проверяя отзывчивость управления. Руль высоты слушался, но с заметным запаздыванием. Левая плоскость дрожала, лево крыло сверкало пробоиной и будто тянуло вниз.

«Суки. Ну хоть мотор цел…»

Внизу плыли горные гряды, светлые пятна дорог, разбросанные здания. Они были уже километрах в семи – восьми от аэродрома, над которым клубились чёрные столбы дыма. Хренов посмотрел на компас и понял, что за время боя они сильно сместились в сторону.

Истребитель летел над землёй, бой для него закончился. Теперь нужно было просто вернуться домой.

И тут Лёха увидел ниже, метров на триста, и левее самолёт второго ведомого Казакова – того худенького вихрастого парня, спавшего под крылом. Он преследовал удирающий «Фиат», за которым тянулся белёсый след. Видимо, наш парень сумел попасть в двигатель противника и теперь увлёкся преследованием, поливая очередями итальянца. Увлёкшись, он не видел, как ему в хвост, с пикирования, зашёл светло-серый самолёт в пятнистом камуфляже с чёрным пятном на боку.

Оставались буквально секунды до атаки.

– Смотри по сторонам! – орал Лёха, словно парень мог его услышать.

Леха посмотрел по сторонам, в надежде снова увидеть идущего на помощь Казакова, но небо было пустым. Сзади вдали виднелись несколько, ставших уже точками, истребители. «Собачья схватка» осталась позади и только внизу был готов развернуться следующий акт трагедии.

Вздохнув, Лёха аккуратно крутанул повреждённую машину в вираж, загоняя её в нечто среднее между «бочкой» и «креном с пикированием», а затем, теряя высоту, вывалился прямо за спину итальянцу, заходившему на вихрастого…

Глава 11

Герои поневоле

Начало июня 1937 года. Десять километров от аэродромам франкистов, недалеко от города Авьола.

Лёха выровнял свой истребитель, насколько это было возможно, и оказался метрах в пятидесяти позади и несколько ниже замыкающего погоню «Фиата». Его машина слушалась с трудом, словно пьяная, её мотало из стороны в сторону, а усилия на ручке стали такими, что он уже тянул её двумя руками, пытаясь хоть как-то контролировать сумасшедший полёт.

«Давай, зайка… Давай!» – он мысленно просто умолял машину послушаться ещё немного.

Воздух резал гул мотора и вой ветра, видно двигатель стал гнать масло и козырек лобового стекла заср@лся мутными масляными разводами. Лохмотья перкаля около пробоин бешено гудели на ветру. Лёха глубоко вдохнул, стиснул зубы, молча борясь с ручкой управления и попытался рассмотреть приближающийся «Фиат».

Прицел? Да к какой прицел! Он как-то криво отрулил самолётом, загнав итальянца прямо перед капотом.

И стиснул гашетки.

Пулемёты ожили, загрохотали, тряся машину. Очереди вырвались из стволов, прочертили воздух рваной линией трассеров, и через мгновение врезалась в корпус итальянца.

Металлический ливень ударил в капот «Фиата», сорвал куски обшивки, разбил козырёк кабины. Затем рванулся дальше – по фюзеляжу, по хвосту. И буквально тут же кончился. Сухо клацнули затворы пулемётов, патронов больше не было, за какие то минуты воздушного боя Лёха отстрелял всё, до железки.

Лёха увидел, как двигатель итальянца выплюнул сноп искр. Что-то внутри вспыхнуло, загорелось, а через секунду его винт застыл, остановившись, как будто схваченный рукой невидимого великана.

Но пилот «Фиата» не бросил машину вверх, не рванул в сторону, не нырнул резко вниз. Он продолжал лететь прямо, словно и не было этой секундной атаки. Самолёт итальянца замедлился, опустил нос и стал медленно планировать вперёд, умирая в воздухе.

Лёха стиснул зубы, чувствуя, как его собственный И-15 продолжает неумолимо догонять повреждённую машину.

Его самолёт, как неуправляемый снаряд, несся прямо в хвост «Фиата»…

Наш герой со всей силой уже просто рвал ручку управления. И на себя, и вбок и от себя… Пытался давить на педали…

Расстояние стремительно сокращалось – двадцать метров, десять, пять…

«Трынцец…Долетался!» – проскользнула в сознании неприятненькая мысль.

В последнем отчаянном рывке он вложил в движение всю силу и… свернул ручку. В кабине что-то хрустнуло, видимо металлические тросы надорвались, а ручка повисла в его руках, словно сломанный кукольный механизм.

Машина полностью потеряла управление.

Раздался страшный скрежет, лопасти его винта пошли шинковать хвост «Фиата». Лёха почувствовал, как всю его маленькую машину затрясло, словно он попал в бешеную стиральную машину.

Перед ним, на расстоянии вытянутой руки, хвостовое оперение итальянца буквально разлетелось в щепки. Металл порвался, словно кто-то разрезал его бензопилой.

«Фиат» тут же клюнул носом и начал разваливаться прямо в воздухе.

Лёха увидел, как в замедленной съемке, что пилот «Фиата» медленно пытается вылезти из кабины, а потом время вернуло нормальный бег. Миг и темная фигурка вместе в самолётом исчезает внизу под его капотом.

Его самолёт сильно дёрнуло, мотануло вправо, потом влево, а затем он начал кувыркаться. Перегрузка швырнула Лёху к приборной панели.

Мир вокруг бешено завертелся, теряя вверх и низ.

Его истребитель больше не был самолётом. Теперь это был падающий кусок металла, бессильно кувыркающийся в воздухе…

Начало июня 1937 года. Центральный рынок Мадрида.

Кузьмич шёл впереди, нагруженный сумками с продуктами, покачиваясь под тяжестью котла, который болтался за спиной, стукаясь о его лопатки. Иногда он брал его в руки, иногда перекидывал через плечо, а то и вовсе, когда становилось скучно, надевал на голову, будто каску.

– Как я тебе? – весело кричал он Алибабаевичу, стуча по чугуну. – Самый настоящий рыцарь камбузной роты!

– Половник тебе давать надо! Для большого комплекту, – буркнул Алибабаевич, держа перед собой крышку, словно средневековый щит. – Эх совсем хорошо будет, половник по твой глупый башка треснуть! – уставший Алибабаевич не был настроен шутить.

– Да ладно, – весело фыркнул Кузьмич. – Главное, у меня есть броня!

Он важно шагнул вперёд и тут же поскользнулся на очистках, с грохотом рухнув на землю. Котёл, соскакивая с его головы, прокатился пару метров, оглушительно гремя.

– Самка ишака! Тупой башка! Казан! Сломал казан!– заорал Алибабаевич на высокой ноте, бросаясь догонять свою драгоценность.

Кузьмич поднялся, отряхнулся, помог Алибабаевичу поднять котёл и задумчиво почесал затылок.

– Ладно, пора уже о мясе думать.

– Ага! Пора барашка покупать идти! – кивнул Алибабаевич. – Пока ты своей дурной башка мой казан полный кирдык сделал!

Кузьмич и Алибабаевич с трудом нашли указанный им переулок, пропетляв по цлицам Мадрида с полчаса. Он был узкий, тёмный и насквозь пропахший смесью тухлятины, мочи и гнилой воды, застоявшейся в выщербленных булыжниках. Здесь давно не было света, и, похоже, нормальных людей тоже.

– Что за дыра… – буркнул Алибабаевич, щурясь в полутьме.

– Самая что ни на есть благородная трущобина, – ответил Кузьмич, снова одевая на голову свой котёл, как будто тот мог его защитить.

Пройдя вперёд почти на ощупь, они наткнулись на покосившуюся зелёную дверь в самом конце. Ощущение было такое, будто сам переулок пытался их сожрать – справа и слева громоздились слепые стены, с чьих подоконников, как горгульи, свисали оборванные тряпки. Ветер метался между ними, выдувая странные звуки, от которых хотелось обернуться и проверить, нет ли за спиной чего похуже бандита.

Темнота сгущалась, тени в переулке словно оживали.

Кузьмич постучал.

Дверь приоткрылась через минуту, из неё высунулась жирная морда дона Сантоса, с его привычной масляной улыбкой.

– Amigo… Как я рад видеть у себя в гостях таких благородных и храбрых донов!

– Мясо давай! – начал говорить Алибабаевич.

Но развить свою мысль и сказать что то больше он не успел.

Из темноты бесшумно выступила чёрная фигура – высокая, массивная, укутанная в длинный плащ, который казался продолжением окружающего мрака. Чёрное лицо, скрытое под капюшоном, не выражало ни эмоций, ни намерений.

И тут Кузьмич ощутил мощный удар по своей голове. Он аж присел от неожиданности.

Тяжёлый кулак, словно пушечное ядро, врезался ему прямо в голову. Раздался дикий хруст плоти перемешанный со звоном, словно кто-то со всей силы ударил по церковному колоколу. Великан замер, а затем, издав жуткий вой, рухнул на грязный пол, зажимая свою неестественно вывернутую руку.

– А-а-а-а!– он дико орал, корчась от боли.

Кузьмич, слегка пошатываясь, снял с головы котёл, не сразу сообразив, что именно спасло его череп.

– А ты ж сука! – пробасил он, оглядывая лежащего на земле мерзавца и со всей силы влепил ему многострадальным казаном.

Тем временем дон Сантос, поняв, что ситуация развивается совсем не по его сценарию, стремительно выхватил нож и метнулся вперёд, целясь в грудь Алибабаевичу.

Но судьба снова решила окончательно превратить несостоявшуюся трагедию в идиотский фарс.

Раздался визг металла по металлу, когда лезвие с жутким скрежетом, ломаясь скользнуло по крышке котла, которую Алибабаевич держал перед собой. Нож дернулся и вылетел из его руки, лезвие прошлось по запястью дона Сантоса, чиркнуло по пальцам.

– А-а-а-а! – заорал второй персонаж фарса, зажимая кровавую ладонь.

Алибабаевич, не теряя времени, перехватил крышку, шагнул вперёд и со всей своей силы вмазал ребром крышки прямо в лоб дона Сантоса.

Раздался глухой удар.

Сантос издал что-то среднее между «ах!» и «ёб!», покачнулся, а затем, словно подкошенный, осел на землю, раскрыв рот в немом удивлении, теряя сознание.

Алибабаевич, довольно крякнув, осмотрел крышку:

– Хороший вещь! Чугунний потомушта!

Кузьмич кивнул, оглядываясь, нервно пошутил:

– Ну чё, кого из них на мясо берём?

Перевязав раненых, связав и затащив обоих бандитов внутрь, Кузьмич и Алибабаевич огляделись. Большое помещение явно использовалось для разделки мяса и было заваленно всяким барахлом – тут и пустые бутылки, и грязные тряпки, и огромные ножи и какие то устрашающего вида приспособления. Запах стоял соответствующий.

– Ну и дыра… – поморщился Кузьмич, ставя казан на пол.

Алибабаевич же, не отвлекаясь на разговоры, полез осматривать содержимое. Через пару минут поисков, отчаявшись найти что то ценное в помещении, он обнаружил в углу люк в подвал.

Сломав замок одним из здоровенных ножей и откинув крышку, он нырнул в темноту, подсвечивая себе спичками. Через несколько минут из дыры показалась исключительно довольная физиономия Алибабаевича. Стрелок вытащил из люка чуть меньше, чем половину освежёванного барана. Он довольно крякнул и уже собирался закрывать, люк, но вдруг взгляд его зацепился за что-то внутри и он опять исчез в темноте.

Алибабаевич свистнул из норы:

– Кузьмич! Шпионы это!

Его рука появилась с здоровенной жестяной коробкой в которой, лежали аккуратно сложенные какие-то бумаги, списки и несколько пухлых пачек песет.

Кузьмич отложил котёл и подошёл ближе. Глянул в бумаги, потом на Алибабаевича, потом на лежащего дона Сантоса, который слабо дёрнулся и застонал.

– Ах ты гнида…

Дон Сантос едва успел приоткрыть один глаз, когда получил от Кузьмича такой замечательный пинок, что тут же снова упал в забытье.

– Лежи, не дёргайся, сука, фашист недоделанный! Алибабаич! Беги за патрулем! – скомандовал штурман.

Минут через пятнадцать снаружи послышались быстрые шаги, затем громкий стук в дверь, и она распахнулась. В помещение ввалился республиканский патруль – трое бойцов в разномастной форме, с винтовками наперевес. Следом вкатился Алибабаевич с приличным фингалом под глазом, подталкиваемый четвёртым бойцом. Окинув взглядом беспорядок, они подозрительно посмотрели сначала на Кузьмича и Алибабаевича, потом на связанных бандитов.

– Это что тут у вас? – хмуро спросил старший по возрасту патрульный.

Кузьмич, не торопясь, вытащил из кармана бумагу от коменданта аэродрома, полученную перед выходом, и с важным видом развернул её перед носом командира патруля.

Тот вчитался, кивнул остальным. Атмосфера в комнате сразу изменилась: патрульные приободрились, обменялись взглядами, закивали.

– А-а, авиадорес руссос! Так вы свои, герои!

Начались крепкие рукопожатия, хлопки по плечам и громкие благодарности.

– Этот патрул ваще невоспитан! – тихо возмущался Алибабаевич, – только сказал «Кете ходан» – «Ходи за мной» и рукой показал, мол за мной! А вот этот вот сразу в глаз!

– Алибабаевич! Ты завязывай со своими познаниями! Ты его нахер послал, еще и рукой направление показывал! – уже ржал как конь Кузьмич. – Хорошо, что не расстреляли тебя!

Спустя полчаса появились ещё двое одетые в гражданскую одежду, но суда по тому, как вытянулись бойцы патруля ни разу не простые республиканцы. Судя взгляду, от которого хотелось держаться подальше, это были ребята из республиканской контрразведки. Они быстро пробежались по документам, задали по несколько чётких вопросов всем присутствующим. Затем быстро опросив и записав показания наших героев, переглянулись и забрав все бумаги, без лишних слов схватили обоих шпионов, и потащили их к выходу.

– Ладно, с этим разобрались, – Кузьмич потянулся, скосил взгляд на стоящий в углу ларь. – Теперь за мясом!

Набив мешки бараниной и прихватив ещё кое-что съестное, наши товарищи бодро вышли на улицу и направились обратно – снова искать попутку до аэродрома.

Алибабаевич, шагая впереди, мечтательно размышлял:

– Теперь медаль дадут! Самый большой испанский медаль будет!

Кузьмич только фыркнул, но промолчал.

А через несколько шагов Алибабаевич вдруг хитро прищурился, сунул руку куда то во внутренности барана и вытащил увесистую пачку скрученных в рулончик песет.

– А медаль нет, то фигня! – ухмыльнулся он ошеломлённому Кузьмичу, перекладывая купюры. – Тут в баран песеты были!

Начало июня 1937 года. Десять километров от аэродромам франкистов, недалеко от города Авьола.

Лёха отстегнул поясной ремень, быстро проверил, что парашют надёжно прицеплен к подвесной системе, и начал выбираться из кабины. Ветер хлестал в лицо, самолёт трясло, будто у него началась последняя агония.

Он встал на сиденье, крепко ухватился за край фонаря и, что было сил, толкнулся ногами прочь от самолёта.

В тот же миг его подхватил ураган встречного потока. Машина с рёвом пронеслась мимо, а хвостовое оперение свистнуло буквально в паре сантиметров от его лица.

Опыт десантных прыжков дал о себе знать. В армии Лёха совершил одиннадцать прыжков на стандартных десантных парашютах, а после в гражданской жизни довёл их общее количество до пятидесяти четырех, научившись управлять телом в свободном полёте.

Лёха, как учили, раскинул руки в стороны, прогнулся, стараясь стабилизировать вращение Вселенной вокруг себя. В ушах звенел рёв воздуха, всё вокруг переворачивалось, как в пьяном сне.

Секунды тянулись бесконечно.

«Пятьсот один, пятьсот два, пятьсот три…» – автоматически считал он.

Постепенно вращение замедлилось, и Лёха смог сфокусировать взгляд.

Внизу стремительно приближался испанский сельскохозяйственный пейзаж, напоминающий спутниковую карту – пятна полей, лоскуты лесов, тёмные дорожные линии.

– Гугл Мапс в реальном времени… – подумал он, шаря рукой по груди в поисках кольца парашюта.

Пальцы в перчатке стиснули стальную трапецию, и Лёха дёрнул кольцо, выпуская парашют.

Воздух взорвался хлопком, его дёрнуло, ноги улетели выше головы, потом его тряхнуло ещё раз, и над ним, в безоблачной синей вышине, начал расправляться, надуваясь, белоснежный купол.

– Купол! Круглый! Наполнен! – автоматически прокричал Лёха.

Ноги стиснуло, и, усевшись поудобнее в лямках подвесной системы, он дотянулся до строп и по очереди потянул их на себя.

– Устойчив! – закончил проверку раскрытия и начал осматривать, куда же его занесло в очередной раз. – все таки не понимаю я парашютистов, в трезвом уме и здравой памяти выпрыгнуть из исправного летательного аппарата, – пришла странная мысль.

И тут же заметил ещё один парашют, медленно снижающийся чуть правее.

– Ага, вот и итальяшка нарисовался…

Лёха криво усмехнулся:

– Ну что, друг, добро пожаловать на случайное рандеву внизу?

Лёха плавно снижался, держа руки на стропах. Ветер бил в лицо, мягко покачивал купол, но в целом всё шло по учебнику. «Приземление против ветра», – всплыло в памяти наставление инструктора из будущего, – Стоп! Нет! Это уже позже было, на крыле, а на круглых по ветру – ветер в задницу, мордой вперед…

Повиснув на стропах он развернул парашют, теперь земля неспешно набегала на него и исчезала где то под ногами сзади.

Высота быстро таяла – сто пятьдесят метров… сто… пятьдесят…

Он потянул стропы, чувствуя, как парашют медленно разворачивается, аккуратно подправив направление. Теперь земля будто подползала осторожно, сдерживая злой импульс гравитации.

«Ноги вместе, колени чуть согнуть, вынести вперед, держи напряжение…» – опять всплыло заученная когда то инструкция.

Лёха сгруппировался, подтянул ноги немного вперед, прижал подбородок к груди. Дыхание ровное, но в висках билась тревога.

Десять метров…

Пять… Лёха подтянулся на задних стропах, заставляя парашют слегка притормозить.

БАХ!

Он приземлился ровно на обе ступни, но, как и учили, не пытался удержаться, ноги спружинили, и, повинуясь инерции, он мгновенно упал и перекатился, гася остатки удара.

Жёсткая земля полоснула по боку, подняв клубы пыли. Вскакивая, он тут же зашипел от боли, правая нога неприятно отозвалась болью, словно протестуя против очередных приключений.

Парашют дёрнуло, стропы натянулись, потянув его вперёд. Всё таки ветерок был.

Купол уже начинал наполняться ветром, угрожая потащить его волоком по полю. Он вскочил и рванулся к стропам, обегая парашют по кругу, схватил несколько нижних и резко потянул на себя.

Купол содрогнулся, вильнул в воздухе, потом резко опал, распластавшись по земле, как выброшенная сеть.

Стоя посреди травянистого поля, Хренов перевёл дух. Взглянув вокруг, он с облегчением заметил, что поле, куда его занесло, оказалось пустым. Ни коров, ни тракторов, ни злобных фермеров с вилами поблизости не наблюдалось. Он тяжело выдохнул и посмотрел на горизонт, потом скривился, потирая ушибленный бок и ногу.

– Нормально я так «немного посидел к кабине», подежурил называется! – нервно засмеялся наш герой, потом упёрся руками в колени, склонился над землёй и начал хохотать, давай выход накопленному адреналину.

И тут, в метрах ста пятидесяти – двухстах, с громкими воплями приземлился итальяшка. Его с размаху приложило об землю, потащило по траве, а затем он, отчаянно ругаясь, начал бороться с куполом.

Лёха отдышался, прищурился, глядя против солнца на кувыркающегося итальянца, а затем нащупал неразлучный Браунинг под комбинезоном.

Хренов передёрнул затвор, сунул пару запасных обойм в карман галифе, и медленно, прихрамывая двинулся в сторону врага.

– Ну что, макаронник, РИИНДЕТЕ, ПЕДАСО ДЕ МЬЕРДА!!! – заорал он что было мочи.

(прим. автора: испанский «РИИНДЕТЕ, ПЕДАСО ДЕ МЬЕРДА! – "Сдавайся, кусок дерьма»)

Глава 12

Ковбой и его лошадь

Начало июня 1937 года. Сколько то километров от города Авьола.

Итальянец, видимо, был ранен и стонал, лёжа в траве. Его нога была неестественно вывернута, похоже, подвернул или даже сломал её при приземлении.

Лёха, прихрамывая, как мог осторожно подошёл ближе, держа пистолет наготове. Когда до противника оставалось не больше двадцати метров, тот вдруг зашевелился, тяжело задышал и прохрипел:

– Ladro! Aiutami! Va bene, mi arrendo! – затем, уже на ломаном испанском, – Ладно! Помоги мне! Я сдаюсь!

Лёха не спешил опускать оружие, потребовав:

– Пистолет выкидывай. Быстро.

Итальянец застонал, немного приподнялся на локте, затем потянулся к поясу. Через мгновение тёмный небольшой предмет полетел в сторону, глухо ударившись о землю.

Лёха чуть расслабился, но продолжал держать раненого макаронника на мушке.

С стороны итальянца раздался хриплый, злой голос, срывающийся на крик:

– Rindete! Surrender! Скоро сюда приедут меня искать с аэродрома!

Любительпиццы кричал, путая итальянские слова с испанскими:

– Тебя поймают и расстреляют! Ваших всех расстреливают! Сдавайся, hijo de puta! И тогда я скажу за тебя слова! Тебя обменяют на наших пленных!

– Соси Гуся! Задница у вас треснет меня расстреливать! – ответил Лёха по существу вопроса. Сил спорить с врагом не было.

Лёха только успел заметить короткое движение – в следующую секунду на него уже смотрело чёрное дуло пистолета… Выстрел разорвал тишину. Потом ещё один. И снова выстрел. Первая пуля противника ушла куда-то в сторону, вторая сильно обожгла ему левое плечо, третья просвистела рядом с ухом.

Лёха рывком отскочил и нажал на спуск на пару секунд позже итальянца. Его собственная пуля расцвела точно посредине шлемофона итальянского пилота. Итальянская голова дёрнулась, мотнулась назад и затем тело безвольно рухнуло на землю. Лёха откатился к небольшому камню, чувствуя, как сердце бешено колотится в груди. Он вытер лоб, тяжело дыша.

– Ну, зараза…

Он крепче сжал пистолет и медленно перевёл дыхание.

Через несколько минут тишины, как старый дед, восходящая звезда спецназа кряхтя встал и всё ещё опасаясь, хромая приблизился к неподвижно лежащему телу. Он пнул его ногой несколько раз всё ещё держа на прицеле. Тело в оливковом комбинезоне не подавало признаков жизни.

«Не мудрено, в общем, с такой дыркой в черепушке то!» – заторможенно подумал наш попаданец.

Тут со стороны аэродрома послышался знакомый рокот мотора. Низко над ними прошёл биплан Казакова, сверкая в закатных солнечных лучах багряными крыльями. Казаков сбросил скорость, сделал несколько виражей, внимательно осматривая землю, затем покачал крыльями.

Лёха осмотрелся вокруг. Места для посадки тут не было, каменистая и неровная почва, с редкими пятнами низкорослой травы, торчащими из-под рассыпанных вокруг булыжников…

– Нда, хреновый аэродром… – буркнул он, скрестив руки над головой. – Даже если он и сядет, то мне только верхом на фюзеляже устраиваться, – с сарказмом подумал сухопутный пилот.