Текст книги "Московское золото и нежная попа комсомолки. Часть Третья (СИ)"

Автор книги: Алексей Хренов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

Едва он закончил, в кабинете воцарилась гробовая тишина. Члены совещания напряглись, казалось каждый боялся дышать. Орлов стоял, не смея опустить взгляд. Ворошилов уставился в бумаги перед собой, будто те внезапно стали для него чрезвычайно интересны. Каганович, сидевший чуть дальше, втянул голову в плечи, словно пытался спрятаться. Только Николай Ежов, сидящий неподалёку от вождя, подобострастно наблюдал за ним, стараясь уловить малейшие изменения в его настроении.

Сталин остановился, сделал ещё несколько шагов к своему креслу, сел, склонившись вперёд, и произнёс:

– Вы считаете, что трудовой народ не в состоянии построить наши советские линкоры?

Голос его звучал ровно, но холод в интонации заставил Орлова замереть. Вождь медленно продолжил:

– Энтузиазм и творчество масс, умноженные на достижения индустриализации и рациональное планирование, более чем достаточно для успешной реализации программы кораблестроения.Товарищ Ежов, а что может доложить НКВД по этому поводу?

Ежов тут же вскочил, будто его подбросило пружиной.

– Возможно, в руководстве ВМС РККА зреет военно-фашистский заговор? Или в руководстве Народного комиссариата оборонной промышленности во главе с товарищем Кагановичем? Зря что ли туда был включён Главморпром, ставший теперь 2-м Главным управлением этого наркомата? Заметьте опять во главе с заместителем наркома флагманом флота 1 ранга товарищем Орловым… – Сталин вкрадчиво снова спросил Ежова.

Ежов радостно переводил глаза с Орлова на Кагановича и готовый действовать, выпалил он с энтузиазмом:

– Органы НКВД вычистят «врагов народа» и прочих недобитых троцкистов и «вредителей», окопавшихся в этих наркоматах…

Сталин махнул рукой, прерывая его выступление.

– Сидите, товарищ Ежов. Потом доложите, – сказал он, словно отгоняя надоедливую муху.

Орлов почувствовал, как сердце готово выпрыгнуть из груди. Ежов сел, бросив недобрый взгляд на начальника ВМС. Но Сталин не дал передышки:

– А что творится в Испании! Вот товарищ Орлов не хочет строить большие корабли, тогда почему мы не может провести помощь коммунистам Испании через Средиземное море? Три наших корабля уже захвачены и потоплены итальянцами! Почему бездействует флот! И что у вас произошло с атакой на немецкий линкор? Почему немцы нам заявляют претензии?

Орлов катнул желваки и перешёл к ответу сразу на последний вопрос. Он слегка расправил плечи, обретя некоторую уверенность. В этой теме он чувствовал себя чуть более спокойно.

– Товарищ Сталин, в ответ на обстрел немецким линкором «Дойчланд», стоящим в захваченном мятежниками порту Ибица. Линкор немцев, в нарушение всех договорённостей, был в порту испанских фашистов и первым открыл огонь. Наши лётчики провели ответную атаку сбросив бомбы. Попали четыре раза, немецкий линкор повреждён. Официально республиканское правительство объявило, что пилотировали испанские лётчики.

На лице Сталина появилась едва заметная улыбка. Он впервые за вечер стал выглядеть немного довольным.

– Кто из советских лётчиков участвовал в атаке? – спросил он, снова вставая и выпуская дым из трубки.

– Старшие лейтенанты Остряков, Хованский и Хренов, – отрапортовал Орлов.

Сталин вопросительно посмотрел на Ежова.

– Есть смысл вызвать их из Испании и допросить как следует, – тут же снова влез Ежов.

На этот раз похоже он не угадал с ответом и Сталин бросил на него неприязненный взгляд.

Вождь народов задумался, сделав несколько медленных шагов вдоль окна.

– Пусть летают, – сказал он наконец, словно принял судьбоносное решение. – Пусть продолжают сеять страх среди фашистов! – Он сжал кулак здоровой руки и погрозил воображаемому противнику.

После этих слов Сталин снова затянулся трубкой. Совещание закончилось.

Начало июня 1937 года. Аэродром Алкала, окрестности Мадрида.

Ранее утро в ангаре началось с привычного военному уху шума – механики проверяли двигатели, оружейники готовили боекомплект, а пилоты подтягивались к своим машинам, лениво переговариваясь. Лёха сидел на ящике у входа в ангар, задумчиво поглаживая карту в планшете, и смотрел, как готовят вдалеке его любимую СБшку, когда к нему подошёл Кузьмич с неизменной сигаретой в зубах. Он сел рядом, стряхнул пепел и произнес:

– Слышал, Лёша? Вчера наши опять попали под жаркое, – сказал Кузьмич, немного понизив голос.

Лёха приподнял бровь, выпрямился и внимательно посмотрел на Кузьмича.

– Да ладно, чего там было? Давай выкладывай.

Кузьмич затянулся, на мгновение прикрыл глаза, а потом выдохнул дым, словно собираясь с мыслями, и затушил бычок, кинув его в бочку с бензином. Лёха хоть и знал приколы своего штурмана, всё равно нервно подпрыгнул.

– Кузьмич! Надоел со своими шуточками! – возмутился Лёха поведением штурмана.

– Только пары взрываются, а сам бензин не горит, – аргументировал Кузьмич.

– Иди лесом, естествоиспытатель хренов! От меня подальше проверяй свои теории, – Лёха не был настроен проглатывать на такие шутки.

– Ладно. Вчера вечером, часов в пять, наши пять бомбардировщиков СБ возвращались после налёта. Не успели они отойти, как на них накинулись пятнадцать «мессеров» и ещё какие-то «двухместные истребители».

– Пятнадцать? – переспросил Лёха, присвистнув. – Да ладно! Откуда столько «мессеров»? По три на каждый самолёт! Мы с тобой максимум двух видели одновременно… Мне кажется наши с испугу насчитали. Ну и как? А чьи экипажи?

Кузьмич кивнул, но взгляд у него был тяжёлый.

– Не знаю, чего они там насчитали, только четыре машины вернулись, а одному не повезло. Самолёт сгорел в воздухе. Лётчик и стрелок успели прыгнуть с парашютами, а вот штурман похоже погиб. Испанский экипаж был. Чёртова война…

Лёха промолчал, давая Кузьмичу продолжить:

– Зато, – Кузьмич чуть поднял палец, – наши не просто так огребли. Республиканцы заявили, что сбили один из «двухместных». Упал он рядом с подбитым СБ, на нейтральной полосе.

Лёха мрачно кивнул, понимая, что это реальность, от которой не уйти и сказал:

– А нам сегодня тоже нарисовали – штаб Франко в Саламанке. И прикрытия не дают сегодня, истребителей на сопровождение не хватает, они на охране Мадрида сегодня задействованы. Нам всего четыре сотки подвесили на внешние и камеру в бомболюк сунули. Какие мысли на этот счёт?

Кузьмич стоял, привалившись к стене ангара, со спичкой в зубах, разглядывая безоблачное небо.

– Веса нет считай и движки у нас пока свежие. Видимость сегодня прекрасная, Лёша, если пойдём на высоте – собьют к чёртовой матери, – заговорил Кузьмич, выплёвывая обгрызенную спичку на бетонку, – давай на бреющем? Я командовать буду влево-вправо, а ты рули. Горную гряду после Мадрида перескочим на двух тысячах и прижимайся к земле метров до трёхсот? А перед самой Саламанкой горку сделай и затем в пологое пикирование. Прямо на их сраный штаб. Я тут высчитывал, вроде должно получиться! – водил прокуренным пальцем по карте Кузьмич.

– Добро, – решительно отозвался Лёха, изучая карту. – Меньше времени в зоне ПВО, меньше шансов, что нас засекут. А засекут, глядишь не успеют отреагировать и будем надеяться не успеют перехватить…

Глава 5

Хрен ишака

Начало июня 1937 года. Аэродром Алкала, окрестности Мадрида.

Глянув по привычке на ставшее уже традицией творчество Кузьмича, Лёха на этот раз прочитал особенно вдохновляющую надпись, которую тот вывел поочередно на трёх из четырех подвешенных бомбах:

«Франко! Чтоб ты обоср@лся!»

Последняя бомба сияла, исписанная более мелким и совсем корявым почерком.

Она несла послание франкистам: «Сана Эшекчут!» – и для непонятливых испанцев на русском совсем мелко был приписан перевод:

– «Ишачий Хрен тебе! – от Али Бабай Оглу…» и далее шло перечисление родственников и друзей туркменского стрелка. Видно места не хватало для полного перечня отправителей и товарищи толкались, наползали друг на друга и ужимались в количестве букв. Мелок художника иногда срывался, отчего казалась, что бомба украшена вычурными белыми узорами.

– Камандира! Кузьмича совсем жадный стал, всего одна бомба дал писать! Эта совсем маленький! Следущий раз бальшой бомба бери! – расстроенно пожаловался сын туркменского народа, не сумевший вписать всех своих друзей и знакомых в небольшой привет к Франко.

Коротко хмыкнув, Леха подумал, что это пожелание вряд ли останется не замеченным, если они сработают точно.

И Лёха даже не подозревал, насколько он был близок к истине в своих мыслях!

* * *

Солнце только поднималось из-за горизонта, нагревая аэродром так, что над землей задрожало искаженное марево воздуха. Ветра почти не было, день обещал быть жарким. Лёха провёл рукой по шлемофону, и бросив взгляд на самолёт и пошёл делать предполётный контроль. Всё было готово.

Лёха не стал форсировать двигатели, разбежавшись по казалось бы бескрайней взлётной полосе, самолёт легко оторвался от земли и пошёл набирать драгоценные метры высоты. Высотомер начал привычно откручивал обороты своих стрелок, моторы ровно рычали, самолёт уверенно лез вверх и набрав два километра высоты, Лёха плавно отдал штурвал от себя и перевёл свой аэроплан в горизонтальный полёт.

– Лёша, курс ноль шестьдесят. Давай дадим небольшой крюк и зайдем ровно с востока, солнце нам тогда как раз в хвостик светить будет, – отозвался Кузьмич из передней кабины, привычно контролируя маршрут и не забывая осматривать горизонт.

– Добро, – коротко ответил штурману Лёха, и отработав штурвалом вывел самолёт на нужный курс. Прокладывая маршрут, они постарались по возможности избегать крупных населённых пунктов и засечённых зон ПВО. Весь их план держался на скорости и неожиданности.

Через двадцать пять минут полёта, перемахнув лежащую между Мадридом и Саламанкой горную гряду, Лёха начал плавно снижаться, выводя самолёт на высоту в пятьсот метров над поверхностью земли.

– Лёша, вправо два, так, теперь держим ровно, норма, – раздался голос штурмана.

– Понял, – коротко ответил Лёха, контролируя горизонт.

Под крылом мелькали аккуратно обработанные лоскутки полей, уже выжженные ярким летним солнцем, иногда проносились маленькие домики, сараи и какие то постройки. Узкими змейками тянулись пыльные грунтовые дороги, кое-где проглядывали перелески. Всё это выглядело так мирно и спокойно, что Лёха на мгновение ощутил странный контраст: где-то там, на земле, жизнь шла своим чередом, а они здесь, в небе, несли на борту свою огненную «почту».

– Слушай, Лёш, а красиво тут, – неожиданно проговорил Кузьмич, оторвавшись от приборов и взглянув вниз, – Прямо на картинке. Десять минут до цели!

– Снижаюсь до трёхсот, – предупредил Лёха, снова сосредоточенно пилотируя самолёт.

– Понял, – коротко ответил Кузьмич, не отрывая взгляда от приборов.

Напряжение в кабине ощутимо возросло. До Саламанки оставалось совсем немного. Противник пока не подал признаков жизни, но это было вопросом времени. Казалось, что каждое лишнее мгновение в воздухе приближает их к риску быть замеченными.

Кузьмич оторвался от приборов, взял бинокль и осмотрел горизонт.

– Справа мелькает движение. Похоже, колонна, – сообщил он.

– Принято, – ответил Лёха, чуть поджимая рычаг газа. – Жалко наши подарочки не для них.

Начало июня 1937 года. Аэродром Матакан, окрестности Саламанки.

Ещё через пять минут напряжённого полёта, когда Лёха буквально чувствовал каждое движение самолёта, в наушниках раздался голос стрелка:

– Камандир! Впереди справа шесть фашист, бомберы на посадка заходят.

Лёха повернул голову, вглядываясь в горизонт, и действительно заметил группу из шести трёхмоторных бомбардировщиков, которые уже выстроились в стройную посадочную кишку. Они шли друг за другом, держась с интервалом в восемьдесят – сто метров.

– Юнкерсы, пятьдесят вторые, – коротко прокомментировал Лёха по рации, прикидывая варианты.

И тут в его голове мелькнула мысль – дерзкая, но чрезвычайно привлекательная. Он аккуратно сбросил скорость, дал ногу, нацелившись ровно в хвост колонны светло-серых немецких самолётов с характерными хвостами, украшенными чёрными крестами на белом фоне.

Пока низко идущий, буквально подкрадывающийся советский бомбардировщик оставался незамеченным немецкими самолётами.

«А ведь аэродром Матакан у нас стоит как запасная цель», – удовлетворённо подумал Лёха, обдумав свой план.

– Кузьмич! Сейчас я выпущу шасси и пристроюсь метрах в ста позади и чуть ниже замыкающего. Держи их в прицеле. Как увидишь, что передние самолёты сели, вали наглухо замыкающего из пулемёта! Потом командуй и я пройду над приземлившимися машинами, кидай три бомбы с интервалами. Четвёртую оставляй, мы её в их штаб отвезём и там вручим, – проинструктировал Лёха штурмана и выпустил шасси.

– Алибабаич! Разворачивай свои шарманку и долби куда сможешь, по моей команде. А пока смотри в оба, вдруг истребители патрулировать будут над аэродромом.

Так в строю немецких «Юнкерсов» появился самозванец – советский СБ, маскирующийся под лишний борт. Пять минут, пока группа медленно шла на посадку, показались Лёхе вечностью.

– Подходим, вижу аэродром, – в наушниках донёсся голос Кузьмича, – замыкающий в прицеле. Первый сел… второй… – Кузьмич спокойно отчитывался об успехах немецких авиаторов.

– Пятый заходит! Лёха, пора!

Лёха дернул кран уборки шасси, добавил обороты двигателям, быстро сокращая дистанцию и скомандовал:

– Огонь!

Грохот пулемёта Кузьмича эхом прокатился по кабине. Огненная очередь крупнокалиберных пуль уткнулась в левый двигатель идущего впереди самолёта, вызвав яркую вспышку и последующий за ней огненный факел.

Лёха чуть подрулил нос своей СБшки, помогая Кузьмичу целится и следующая очередь штурмана прошила центральный двигатель, ворвалась в кабину самолёта, круша всё на своём пути. От «Юнкерса» полетели куски стекла и обшивки.

Самолёт ещё секунду летел прямо, потом вздрогнул и стал медленно заваливаться через левое крыло, превращаясь в пылающий костёр. Он начал распадаться прямо в воздухе, оставляя за собой шлейф огня и обломков.

Лёха дал полный газ и потянул штурвал на себя, перепрыгивая через сбитый самолёт врага.

– Вправо! Ещё вправо! – заорал в рацию Кузьмич, выводя их над катящимися по полю немецкими самолётами, – сброс!

Самолёт встряхнуло, отправляя бомбы в короткий полёт. Буквально через пять секунд внизу последовательно грохнуло три мощных взрыва.

Лёху хорошеньки тряхнуло, казалось СБшка получила пендаль под зад.

Треснувшись головой об остекление кабины, Лёха удержал машину в воздухе,

– Кузьмич! Не иначе твои надписи сработали! Как то уж больно громко получилось. Я вон башкой треснулся даже! – весело прокричал он в рацию, выплёскивая адреналин.

– Тебе не страшно, всё равно у тебя там кость одна, нечему сотрясение получать! Вот если бы ты свои грабки повредил, то тогда беда, чем бы штурвал крутить стал! – раздался в рации ехидный голос Кузьмича.

Проскочив аэродром, самолёт понёсся к следующей цели, оставляя за собой пылающий хаос. Лёха отдышался, расслабив хватку штурвала, и усмехнулся:

– Всё, теперь точно исполнили пожелание Кузьмича опорожниться Франко, как следует!

– Не Лёха! Это Алибабаевский «Хер Ишака» вниз улетел, вон как он по аэродрому подпрыгивал! Мое пожелание в штаб к ним едет! – видно Кузьмич тоже хапнул прилично адреналина и только начал приходить в себя.

– Кузьмич, собрались, рули в штаб на Саламанке, – Лёха вернул в рабочий режим расшалившийся экипаж.

Начало июня 1937 года. Центр города Саламанка.

Лёха Аккуратно выровнял бомбардировщик на трехстах метров и снова сосредоточился на управлении самолётом. В кабине стояла тишина, нарушаемая только ровным гулом двигателей. Позади них внизу пылали немецкие «Юнкерсы» на аэродроме Матакан.

Через буквально пять минут полёта Лёхин бомбардировщик уже заходил на центр Саламанки, целясь в штаб Франко.

Далеко впереди справа Лёха увидел несколько вьющихся высоко в небе точек.

– Лёша, вправо три, еще чуть-чуть, так, теперь ровно, в прицеле. Сейчас зарядим им подарочек! – командовал Кузьмич в рацию, приникнув к прицелу.

– На боевом, – отозвался Лёха, ведя самолёт как по ниточке, инстинктивно парируя его малейшие колебания. В уме Лёха уже прикидывал, как быстро нужно будет сматываться после сброса.

Генерал Франсиско Франко разместил свой штаб в здании, известном как Casa Lis, Дом Лис, расположенном на набережной с красивым видом на утопающие в зелени острова посреди реки. Это модернистское четырехэтажное здание с небольшим внутренним двориком было построено в начале двадцатого века, уже его удобства слегка устарели к началу войны, но тем не менее оно исправно в служило резиденцией Франко и его командования.

– Три, два, один. Сброс!! Пошла! Ловите подарочек! – Кузьмич кричал в рацию

Бомба с характерным свистом понеслась вниз, нацеленная прямо в крышу штаба. Но то ли ветер чуть сдул, то ли Кузьмич чуть недодержал прицел, и бомба угодила в угол здания со стороны несущегося, как ураган, бомбардировщика. На секунду всё вокруг вздрогнуло от взрыва, и вот тут начался настоящий ад.

Бомба угодила точно в пристроенный сбоку туалет штаба, испарив всех его посетителей. Взрыв, к сожалению ослабленный толстыми стенами здания, все равно с невероятной силой поднял содержимое выгребной ямы в воздух, смешал его с обломками строения и частями людей. Вышибив двери это содержимое, словно неуправляемый смерч, влетело прямиком в зал для совещаний.

* * *

Военные руководители франкистов, терпеливо дождавшиеся генералиссимуса, сидели в просторном зале, обсуждая планы дальнейших операций. Генералиссимус задерживался, и настроение в зале было напряжённым. Их общение и оживлённые жесты мгновенно были прерваны влетевшим в зал торнадо из дерьма, камней, грязи и обломков, валя на пол людей, переворачивая и раскидывая их, словно тяпочные куклы. Охрана, стоявшая у дверей замерла на полу изломанными фигурками, снесённая взрывной волной. Генералам, сидешним за столом совещаний у дальней стены повезло чуть больше.

Вся комната наполнилась дикой руганью, криками боли, стонами и кашлем. Все, кто находился в зале, оказались раскиданы, покалечены и покрыты различным слоем дерьма с ног до головы. Разорванные мундиры, сбитые фуражки, растрёпанные волосы – люди со стонами, пытались подняться и прийти в себя.

И в этот момент с другой стороны зала дверь резко распахнулась, и на пороге появился сам слегка опоздавший генералиссимус Франко. Он, как обычно, был безупречно одет в свой белоснежный парадный мундир, сияющий чистотой.

Он замер на секунду, глядя на своих подчинённых, которые выглядели так, будто их только что долго полоскали в выгребной яме.

– Все в говне, а тут я, весь в белом! – зло проговорил ошарашенный генералиссимус.

– Это знак, команданте, – мрачно добавил кто то из военных, хватая со стола грязный лист бумаги и безуспешно пытаясь вытереться, чем только ухудшил ситуацию.

Франко, осознав весь масштаб катастрофы, попытался что-то сказать, но запах выгребной ямы и зрелище полностью парализовали его. Он резко развернулся и покинул не состоявшееся торжественное заседание, сорванное одним разгильдяем.

* * *

Тем временем Лёха, заложив крутой вираж, развернулся и с набором высоты прошёл над зданием штабом в обратном направлении. Кузьмич открыл бомболюк и не жалея плёнки снимал результаты налёта. Жалко камера не могла передать звуки и запах произошедшего.

Затем Лёха опустил нос и добавил оборотов моторам, что было скорости удирая с места событий. Самолёт снова летел на бреющем, почти касаясь крыш домов и верхушек деревьев.

Барражировавшие над городом итальянские «фиаты» только развернулись, пикируя в строну штаба и теперь безнадёжно опаздывали на встречу с Лёхиным бомбардировщиком.

– Лёша, ты видел? Мы куда то здорово попали! Правда, не совсем туда, но эффект… – Кузьмич буквально захлёбывался от восторга.

– Кузьмич, это что было? – Лёха наконец выдохнул, когда самолёт вырвался за пределы города.

– Ну, ты же сказал попасть по штабу. Вот по штабу и попали. Кто же виноват, что они сортиры строить не умеют! – ответил Кузьмич, даже не пытаясь сдержать смех.

Сзади голос Алибабаича прозвучал с явным восторгом:

– Камандир! Я люк смотрел! Фашиста из окна выскакивал, много! Как таракан, совсем оборванный и грязный бежал! Нет! Мой «Хрен Ишака» сюда прилетел! Кузьмича бомбы на аэродром были! – оспорил лавры попадания Алибабаевич.

– Заткнитесь вы оба, – не выдержал Лёха и весело заржал в рацию.

Сзади Алибабаич уже не мог удержаться и хохотал во всё горло:

Тем временем Лёха, выведя СБ из крутого манёвра, уходил от Саламанки всё дальше.

* * *

Прошло полчаса полёта. Лёха поднял самолёт до трёх километров, держа курс на Мадрид. Двигатели ровно ревели свою монотонную песню, приступ смеха прошёл и теперь экипаж сосредоточился на возвращении. Вроде бы всё было тихо, но в груди у Лёхи неприятно ёкнуло, когда Кузьмич подал голос:

– Камандир, вижу точки на десять влево спереди. Высоко. Истребители похоже.

– Далеко? – нахмурился Лёха, всматриваясь в небо сквозь плексиглас кабины.

– Пока да, но мы к ним, как экспресс, стремительно несёмся в гости. Дай вправо, попробуем обойти, пока они охоту не устроили. Бензина у нас много остаётся, – ответил штурман, потянувшись и приводя пулемёт в боевое положение.

Лёха скрипнул зубами. Возвращение мечталось быстрым и тихим, но видимо его карма не позволила.

– Алибабаич, приготовься…

– Всегда готов, – отозвался стрелок.

– Лёша, будем драться или свалим? – спросил Кузьмич, осматривая небо.

– Попробуем удрать, командуй, куда рулить,– ответил Лёха, чувствуя, как внутри уже накатывает знакомое чувство азартного ожидания, – а там посмотрим, —тихо добавил он.

Точки на горизонте видимо заметили пытающийся смыться бомбардировщик и рванули на перехват. И вскоре стало понятно, что они ничуть не уступают в скорости советскому бомбардировщику, а может даже и выигрывают…

– Лёша! «Мессеры», – вышел в рацию штурман.

– Ну, понеслась, – выдохнул Лёха, переводя самолёт в лёгкое снижение.

* * *

Как не старался Лёха выжать скорость из их самолёта, пара истребителей постепенно подошла на дистанцию в несколько сот метров, будучи метров на пятьсот выше бомбардировщика. Немецкие пилоты, похоже, разглядели их и не торопясь планировали атаку.

Словно в подтверждение, «мессеры» чуть качнули крыльями и резко ушли в пикирование, заходя им в хвост.

– Ну вот, и началось, – буркнул в рацию Кузьмич, – Давай, Лёша, крути педали!

Глядя в заднее зеркало Лёха выждал, когда истребители разгонятся в пикировании, крутанул штурвал и дал ногу, уворачиваясь от атаки. Трассеры очередей пронеслись в опасной близости от крыла самолёта, двигатели самолёта крутились как бешенные, выдавая максимум мощности. Увидев, что первая атака не удалась и «мессеры» оказались за хвостом, Лёха отрулил и взял курс прямо на Мадрид.

СБ начал уходить в сторону Мадрида, заставляя противника догонять и маневрировать.

– Алибабаич! Береги патроны, долби только если они подойдут ближе, – скомандовал Лёха.

– Хорошо, командир, только подставь их поближе! – донёсся задорный голос стрелка.

Мессеры были несколько быстрее их бомбардировщика и почти нагнали их, когда сквозь наушники Лёхи раздалась короткая очередь загрохотавшего пулемёта. Стрелок не стал ждать. Очередь прошла чуть мимо, но этого хватило, чтобы «мессер» немного дернулся и буквально отскочил в сторону.

Игра началась

Глава 6

По краю ходим мы…

Начало июня 1937. Небо между Саламанкой и Мадридом.

На фоне бескрайнего голубого неба их бомбардировщик СБ выглядел крохотной мошкой, уворачивающейся от пары таких же мелкий, но кусачих насекомых.

Лёха бросил глаз на обороты двигателей, пока оба перебранных испанцами мотор вертели пропеллеры даже лучше своих советских оригиналов. Стрелки температуры двигателей дрожали почти у красной черты, но пока моторы не плохо справлялись.

«Как бы не перегреть!» – где то в подсознании Лёхиного мозга сидела заноза.

Пара «мессеров», промахнувшись в первой атаке, лезла вверх стараясь набрать высоту. Надо сказать, что безусловного превосходства в скорости или скороподъёмности у истребителей не было. Да, они были чуть быстрее, резвее пикировали и скорее всего несколько манёвреннее. Но, дальше начинались такие важные но. Но совсем не на много, и это наблюдение сильно прибавило Лёхе оптимизма. Многое зависело от раскладов встречи истребителей и бомбардировщика.

– Камандир! Правый крыло три дырка есть. Небольшой. Так, маленький дырка. – «порадовал» Лёху Алибабаевич.

Лёха вытянул шею, и некоторое время всматривался в правое крыло сквозь мутноватый плексиглас, но дырок или каких то повреждений не увидел.

«Ладно, будем аккуратнее с правым крылом» – отогнал он несвоевременную мысль о возможный повреждениях.

Теперь же советский бомбардировщик резво удирал от своих немецких преследователей, маневрируя и зло огрызаясь крупнокалиберными пулями, и с каждой минутой всё становясь всё ближе к внезапно ставшему таки желанным Мадриду.

Горная гряда, опоясывающая Мадрид с северо-запада и возвышающаяся на пятьсот-восемьсот метров над окружающей её равниной, уже была отчётливо видна и теперь, казалось, заполняла весь горизонт. Для Лёхи, идущего на уровне вершин, она выглядела чем-то вроде бесконечного зелёного забора с серыми проплешинами, упершегося прямо в его курс.

Вершины, неровные и поросшие пятнами низкорослого леса, сливались в единую полосу, оставляя лишь узкие тёмные провалы между собой – ущелья и лощины, которые могли стать либо спасением, либо смертельной ловушкой. Внизу среди горных складок угадывались крохотные белые мазки – то ли стада овец, то ли разбросанные по склонам дома.

– Лёша! Десять влево будет ущелье, проход к Мадриду между вершинами! – голос Кузьмича в наушниках был спокоен, но в нём чувствовалась напряжённость.

– Принял, – коротко ответил Лёха, чуть поддавая педаль руля и выводя машину в нужное направление.

Насилуя моторы, за несколько минут мессеры сумели залезть метров на пятьсот выше и теперь шли парой слева и чуть сзади, словно хищники, выжидающие удобный момент для броска. Подсвеченные солнцем, они выглядели чёрными тенями на фоне яркого голубого неба – зловещие силуэты с крестами на белом фоне,

Лёхе казалось, что он чувствует их взгляды даже сквозь обшивку фюзеляжа Сбшки. Немцы не спешили, они имели преимущество по высоте и некоторое по скорости, и пока выбирали момент для атаки.

Лёха мельком глянул на приборы – температура двигателей всё ещё опасно дрожала у красной границы, но пока опасного перегрева не было.

– Держитесь! – коротко крикнул Лёха, предупреждая экипаж.

Лёха отдал штурвал от себя и крутанул его вправо, помогая самолёту уйти в правый вираж. СБшка вошла в резкий правый вираж, показывая хвост немецким самолётам и создавая иллюзию бегства.

Ведущий немецкой пары перевернулся через крыло и стал пикировать на идущий внизу бомбардировщик. Ведомый с интервалом в секунду повторил его манёвр. «Мессеры» пошли в атаку и открыли огонь издалека, трассеры уже мелькнули сбоку, но пока бомбардировщик вырывался, крутясь вправо. Лёха видел, как пикирующий «мессер» с каждым мгновением приближался, превращаясь из тёмной точки в хищную машину.

Ведущий немец подстраивался под его вираж, заходя по более крутой траектории.

«От суки драные…» – мелькнуло у Лёхи в голове.

Сзади ожил пулемёт Алибабаича, наполняя воздух грохотом и запахом пороха. Стрелок полосовал небо короткими очередями, стараясь поймать в прицел немецкий истребитель. Тот старался маневрировать, но разогнанный в не мог совершать резких манёвров.

«Мессеры» были быстрее и главное манёвреннее, заходя в хвост бомбардировщика. Через несколько секунд они окажутся в идеальном положении для стрельбы. И тогда вот уж будет большой вопрос…

«Хрен вам, гады!…» – думал Лёха энергично крутя штурвал влево. Бомбардировщик застонал своими сочленениями, его крылья качнулись, но он послушно перевалился в противоположный вираж, заставляя атакующих корректировать прицел.

Лёха потянул штурвал на себя и убрал обороты моторов. Двигатели мгновенно сбросили обороты, натужный рёв сменился низким гулом. Скорость резко упала, машина словно наткнулась на невидимую воздушную стену.

СБшка задрала нос вверх, поднимаясь в крутой набор, Перегрузка придавила его в кресло, самолёт резко замедлился, словно зависая в воздухе. Стрелка скорости бешено закрутилась назад, время на миг замедлилось. Как только скорость рухнула почти до нуля, Лёха резко потянул штурвал вправо и одновременно вдавил левую педаль руля направления.

Машина содрогнулась, крылья задрожали, завалилась на крыло и… вдруг рухнула в штопор.

Небо, земля, горы – всё закружилось бешеным водоворотом. Кузьмич выкрикнул что-то отборное «лётчиков неправильной ориентации», в хвосте что-то зазвенело, будто Алибабаевич со всего маху вмазался головой о пулемёт. В кабине всё ходило ходуном, панели приборов содрогались, обшивка скрипела, словно самолёт пытался сбросить с себя это безумие.

Пикирующий «мессер» просвистел мимо, слишком быстро, чтобы успеть что то предпринять. Ведомый тоже вывалился вниз, теряя позицию. Они явно не ожидали от медлительного бомбера такого манёвра.

«Выхооодим!» – молился всем известным богам Лёха, лихорадочно манипулируя органами управления самолётом. Оставалось все лишь выйти из штопора, пока не стало поздно.

Лёха добавил газ моторам, выставил элероны в нейтраль, резко дал руль направления в сторону, противоположную вращению и добавил обороты моторам. Машина рванулась, затряслась как будто в припадке, скорость вращения начала падать.

Стрелка высоты крутилась как вентилятор в жаркую погоду, высота быстро уходила.

Лёха выждал момент и потянул штурвал на себя – и самолёт взбрыкнув, вышел в ровный полёт…

«Спасибо Андрею Николаевичу, устойчивый самолёт сделал. И крепкий главное!» – думал Лёха несясь над землей к спасительному ущелью.

– Лёха, мать твою… Ну ты и псих, – голос Кузьмича был хриплым.

– Камандир! Моя вот совсем не сильно боялся, – верный Алибабаевич подбодрил командира, – так, чуть-чуть плохой слова про командиру говорил.

Но они были живы и что было мощности в моторах удирали прочь. А «мессеры», потеряв их в хаосе манёвра, теперь уходили вверх, растерянно выискивая в небе свою «потерянную» жертву.

Лёха плавно снизился и теперь СБ опять шёл на бреющем полёте, почти целуя верхушки деревьев.

– Вправо пять, вход в ущелье и дальше рули по обстановке, – Кузьмич направил мелькающий над земл/й бомбардировщик в просвет между пологими горами.

Лёха лёгким движением дал самолёту небольшой крен, направляя его в просвет между пологими горами. Сбоку серые склоны с пятнами зелени метнулись навстречу, ущелье постепенно сжималось, оставляя всё меньше пространства для манёвра. Лёха поднял самолёт метров на двести от поверхности петлявшей по ущелью речки и сбросил скорость.