Текст книги "Московское золото и нежная попа комсомолки. Часть Третья (СИ)"

Автор книги: Алексей Хренов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

Впереди виднелись самолёты его временного начальства, и Лёха добавил газ, стараясь их догнать.

Начало июня 1937 года. Аэродром Алькала, пригород Мадрида.

В это время его родной бомбардировщик СБ встал на внеплановый ремонт на аэродроме Алкала под Мадридом, и Кузьмич с Алибабаевичем остались предоставлены сами себе.

Испанская техническая служба вежливо, но твёрдо отправила Кузьмича в пешеходное эротическое путешествие вместе с его гениальными советами. Попытавшийся заступиться за товарища Алибабаевич был вынужден составить компанию новоявленному туристу в силу ограниченности своего репертуара разговорного жанра.

Если бы не Кузьмич, его бы точно побили за познания в «Вете а ла меерда», «Ке те ходан» и «Коньо», из которых он сумел составить впечатляющий набор предложений.

(Прим. автора: для слабо-знающих разговорный испанский – «пошёл нахер!», жёсткий аналог английского «фак ю» и неопределённое местоимение русское «бл@ть».)

Так что делать им было особенно нечего, и чтобы не свихнуться от безделья, они уже третий час развлекались жарким кулинарным спором.

После диетического завтрака в аэродромной столовой, где им досталась варёная фасоль без намёка на мясо или какие-то прочие излишества, разговор вновь свернул на больную тему.

– Моя тебе говорить, Кузьмич, туркмен плов – лучший в мире плов! – горячился Алибабаевич, активно размахивая руками.

– Да какой туркменский, Алибабаевич! Настоящий плов – это узбекский! – возразил Кузьмич, с важным видом знатока, откладывая ложку и утирая усы.

– Ты вообще плов готовить хоть один раз? – маленький, но воинственный стрелок, казалось, сейчас набросится на крупного Кузьмича с кулаками.

– Нет, но зато я видел, как его готовят узбеки! – Кузьмич развалился на ленивый послеобеденный отдых.

– Вот! А я готовил! Узбеки мясо маленький кусочек резать, а мы большой! Маленький – в роте не вкусно!

– Конечно! Ты сидел и командовал! А узбеки готовили! – не прекращал выдавать подколки штурман.

– Какой такой узбек! Я сам готовить! Туркмен плов! Настоящий! Сочный, ароматный! Язык отъесть!

Спор, казалось, был вечным. Кузьмич со всей присущей ему уверенностью доказывал, что правильный плов делают в Самарканде, а не в каких-то неизвестных Каракумах среди верблюдов. Алибабаевич пыхтел, размахивал руками и с жаром отстаивал туркменскую школу плова, утверждая, что там знают, как надо!

Наконец, терпение кончилось.

– Эх! Зачем твоя вкусно рассказать, да! – передразнил штурман стрелка. – Умру же я прямо сейчас, слюной захлебнусь! Хватит болтать! Алибабаич! Сварить сможешь? Тогда чего мы тут время теряем! И командира как вернётся, мы его и порадуем пловом, – объявил Кузьмич и смачно хлопнул по столу.

Алибабаевич удивлённо прищурился, отчего стал похож на маленького улыбающегося Будду.

– Где готовить?

– Как где? Прямо тут и приготовим!

– Кузьмича! А барашка, а рис, а морковка? – Алибабаевич на несколько секунд задумался, потом посмотрел с затаённой надеждой на Кузьмича и начал загибать пальцы. – Зира, чеснок, перец искать надо!

– Ну… добудем! – Кузьмич сглотнул слюну от уже почти осязаемого им плова и слез с лежанки.

– И это… Казан надо, да? – Алибабаевич нарисовал руками в воздухе нечто полукруглое размером с полметра.

– Не дрейфь, Василей Бердыбаевич! Найдём мы тебе всё необходимое! – Кузьмич достал из рюкзака свёрнутые в трубочку испанские песеты, свой Наган и припрятал его в потайную кобуру, выпрошенную по случаю у командира. Он редко таскал оружие, но ехать за пловом в прифронтовой Мадрид без него было бы верхом наивности.

Глядя на своего партнёра по кулинарному действию, Алибабаевич тоже запихал выданный ему пистолет в карман.

– Яйца себе не отстрели, шеф-повар! А то кто будет плов готовить! Это тебе не крупнокалиберный Браунинг, – напутствовал Кузьмич. – На, возьми старую мою кобуру.

Осаждённый Мадрид жил своей странной жизнью – тут можно было встретить и воинов-интернационалистов, воюющих за Республику, и детей, идущих в школу, и продавцов, торгующих на импровизированных рынках, и артистов, дающих представления прямо на улицах. По утрам гремели артиллерийские канонады, а днём люди старались жить как прежде – кто-то чинил обувь, кто-то читал газеты, а кто-то просто сидел в кафе, будто за стенами города не стояли франкистские войска.

– Кузьмич, а как ты всё добывать сможешь? – всерьёз разволновался Алибабаевич.

– Добывать – это мы умеем! – серьёзно ответил Кузьмич, расчёсывая свои усищи.

Так началась легендарная операция по приготовлению плова в полуосаждённом городе…

Начало июня 1937 года. Небо над аэродромом франкистов, пригород городка Авила.

Лёха почти догнал самолёты Казакова и его левого ведомого. Машины впереди шли ровно, уверенно, с минимальными расстояниями, будто были связаны невидимыми нитями. А вот Лёха, не привыкший к тесным порядкам в истребительной авиации, чувствовал себя скованным по рукам и ногам, чужаком в этом воздушном строю.

Он осторожно выровнялся, поднявшись чуть выше строя – метров на тридцать, и, сбросив немного газ, оставил дистанцию в сто пятьдесят метров. Ему не хотелось лезть слишком близко, пока руки не привыкли к новой машине.

«Ну его на хрен, лучше перебдеть, чем пойти хвосты рубить», – пробормотал он себе под нос, крепче сжимая ручку управления.

Выровняв самолёт, Лёха начал изучать вопрос, который тревожил его с самого вылета, а даже несколько раньше – после крика Казакова:

– Бросаешь по моей команде!

Собственно, бомбы сбрасывать с истребителя ему ещё не приходилось.

Найдя похожий рычаг и решив, что раз ничего другого, напоминающего систему сброса, он не обнаружил, придётся дёрнуть его в нужный момент.

Лёха задумчиво погладил рычаг пальцами в перчатке, решив не экспериментировать.

Как всегда бывало у него в такие моменты, в мозгу начал вертеться неприличный анекдот про Иванушку-дурачка:

– Открутил он себе на пупке огромную гайку… тут-то ж@па и отвалилась!

– Тьфу, тьфу, тьфу! – суеверный авиатор сплюнул три раза через левое плечо.

Под крылом стремительно проносилась знакомая горная гряда – та самая, где ещё вчера он на своём бомбардировщике улепётывал от наседавших «мессеров». Теперь же всё выглядело иначе: небо было тихим, а зелёные, покрытые лесом невысокие горы казались даже красивыми.

«Авила… Это где-то километров сто от Мадрида, на пути к Саламанке. Там большой аэродром франкистов, и вроде „Кондоры“ с итальяшками там пасутся», – размышлял он, машинально периодически поглядывая на приборную доску, затем оглядывая по кругу небо.

Он поморщился и покачал головой.

«Вот ведь подежурил в кабине, пока человек из госпиталя не вернётся! И как, спрашивается, я опять умудрился вляпаться в очередной блудняк!»

Лёха хмыкнул, поджал губы, сам над собой посмеявшись. Судьба, видимо, снова решила развлечься за его счёт.

Лёха скользнул взглядом вперёд, проверяя горизонт. Затем вправо – крыло, небо, всё чисто. Поднял голову вверх, быстро оценил пространство над собой, после чего повёл взгляд назад и вверх, контролируя слепую зону. Снова вперёд – ориентиры, направление, товарищи впереди по курсу. Влево – крыло, горизонт. Ещё раз вверх, затем назад. Осмотр занял секунды, но этого хватило, чтобы убедиться – пока всё спокойно.

Скорее по привычке Лёха периодически крутил головой, помня, насколько обманчиво ощущение безопасности.

На горизонте начали проступать очертания небольшого городка – крыши домов, тонкая полоска улиц, редкие дымки костров или печных труб. По мере приближения строения становились отчётливее, вырастая из дрожащего от жары воздуха.

Идущие впереди самолёты Казакова и его ведомого плавно пошли на снижение с трёх километров. Лёха, не раздумывая, последовал за ними, осторожно уводя машину вниз, стараясь не терять дистанцию.

Их цель была видна издалека, несмотря на все усилия по маскировке. Накатанные колеи от взлетающих самолётов сверху напоминали хаотично уложенные трамвайные рельсы.

Аэродром распластался среди невысоких холмов – взлётные полосы, ангары и замаскированные сетями самолёты. Три, видимо, только что приземлившихся пёстрых бомбардировщика стояли беспорядочно у края лётного поля.

Над аэродромом вилось несколько маленьких точек, едва заметных в дрожащем от жары воздухе. Сначала они казались случайными пылинками на фоне голубого неба, однако с каждой секундой становились всё чётче, превращаясь в тёмные силуэты, растущие в размерах. Скоро стало ясно – это самолёты, идущие навстречу их звену.

Впереди идущий самолёт Казакова слегка покачал крыльями, и пара перешла в пологое пикирование на стоянку бомбардировщиков. Лёха мысленно перекрестился и отдал штурвал от себя, догоняя исчезающие впереди машины…

Глава 9

Бронебойный Казан

Начало июня 1937 года. Центр Мадрида.

Рынок был идеальным местом. Люди здесь приходили и уходили, оставляя за собой запах дешёвого вина, пыли и мяса, смутные обрывки разговоров, пересуды, слухи. Кто-то искал работу, кто-то – товар, кто-то – возможности. И Сантос Гальярдо, известный среди местных просто как дон Сантос, приторговывал не только бараниной.

По сути, он был резидентом франкистов в осаждённом Мадриде. Интендант тыловой службы, он перешёл на сторону Франко ещё в первый месяц войны и давно обосновался здесь под видом обычного торговца мясом. Среди его клиентов были как обыкновенные горожане, так и военные, чиновники, а порой – даже люди из руководства республики. Все хотят есть, а значит, все приходят на рынок. И если уметь слушать, а иногда и простимулировать собеседника, можно узнать много полезного.

Сегодня был редкий день – он отпустил своих подручных и сидел один в своём закутке. Воздух был густым от запахов приправ, крови и нагретого солнцем камня. Он откинулся на деревянном стуле, раздумывая, как склонить к измене интенданта мадридского арсенала, попавшегося на воровстве, когда перед ним, откинув полог, буквально из воздуха выросли двое.

Один из них сразу привлёк внимание. Русский. Слишком высокий, слишком широкий в плечах, лицо нахальное, движения резкие. Второй – азиат, невысокий, жилистый, в форме республиканских ВВС, с хитрым, цепким взглядом.

Русский заговорил первым. Его голос прозвучал с жутким акцентом, слова как будто скрежетали и резали воздух:

– Мясо нужно. Хорошее. Баранина. Четыре килограмма.

Дон Сантос внутренне поморщился, но внешне старательно улыбнулся.

– Разумеется, сеньор. Разумеется! Но, боюсь, лучший товар уходит быстро и сейчас ничего нет. Придётся подождать пару часов.

Русский недовольно скривился, как от зубной боли, но махнул рукой, соглашаясь.

– Через два часа. Где?

Сантос прищурился, будто раздумывая, но решение уже было принято.

– Тут я вам не смогу ничего продать, слишком много жадных глаз следят за хорошим мясом. Зайдёте через чёрный вход на рынок. Там узкий проход между домами. Зеленая дверь, постучите и вам откроют. Вас будут ждать.

Русский кивнул, что-то бросил напарнику на тарабарском языке, напарник посмотрел на Сантоса, цыкнул зубом с дыркой и оба посетителя мгновенно исчезли за чуть колыхнувшейся занавеской.

Как только они ушли, Сантос вскочил и почти бегом метнулся в публичный дом на соседней улице и, прошипев что-то неблагозвучное симпатичной хозяйке заведения, он получил от неё согласный кивок и устремился вверх по лестнице. Затем он буквально вломился в одну из каморок на третьем этаже, сметая всё на своем пути.

Взвизгнувшая и пытающаяся закутаться в простыню смуглая девушка его совершенно не заинтересовала. Он ткнул пальцем в грудь голого мавра, развалившегося в интересной позе на подушках, и хрипло рявкнул:

– Через пять минут я вижу тебя на рынке! Одетым и готовым!

И не обращая внимания на окружающее, дон Сантос быстрым шагом пошёл на выход. Сбегая по лестнице, он улыбнулся, больно ущипнул за самые мягкие части тела владелицу борделя и со счастливым видом вышел на улицу.

Буквально через несколько мгновений после того, как сам дон Сантос развалился на подушках, в его каморку проскользнула чёрная, довольно обрюзгшая, но все равно вызывающая уважение гора мяса и преданно уставилась на резидента. Тот уже опять сидел в тени и лениво рассматривал в руках нож-наваху.

– Через два часа у чёрного входа появятся двое русских. Спрячешься там в нише, ты знаешь где. Бьёшь их по голове, чтобы наверняка, но смотри! Что бы аккуратно, а не как в прошлый раз! Они оба нужны живыми! – жестко проинструктировал своего чернокожего работника дон Сантос.

Ахмед ухмыльнулся дебильной улыбкой от уха до уха. Несмотря на свой размер, он легко встал, размял плечи и стукнул кулаком себя по груди.

– Хозяин! Понял всё. Совсем убивать не можно. Буду по головам бить. Аккуратно, но сильно! – ухмыляясь произнес чернокожий подельник резидента, словно предвкушая жесткое развлечение.

«Отлично! За них дадут хорошие деньги! Начальник разведки Франко уже надоел, столько раз требовал выловить кого то из этих проклятых русских. А тут аж двое сразу, да ещё и лётчики!» – подумал дон Сантос и впервые за день улыбнулся плотоядной улыбкой.

Теперь оставалось только ждать.

Начало июня 1937 года. Центр Мадрида. Часом раньше.

Местная столовая не сумела порадовать друзей чем-то похожим на казан. Ведёрные кастрюли и здоровенные сковородки не смогли удовлетворить Алибабаевича, и товарищи пошли ловить попутку в Мадрид.

Проблема с продовольствием была действительно серьёзная. Мадрид находился в полублокаде, и с подвозом продуктов было достаточно напряжённо. На базаре торговцы тоже старались лишний раз не показываться, опасаясь и уравниловки, и экспроприаций.

– Ограбить могут, как бандиты местные, так и власть, если говорить по-простому, – спокойно пояснил Кузьмич при входе на базар, потом с хитрой улыбкой махнул рукой.

– Пошли, Алибабаевич, сейчас найдём всё, что нужно!

Алибабаевич подозрительно посмотрел на него.

– Кузьмич, откуда знаешь, куда ходить надо?

– Да не дрейфь! Ты главное смотри, чтобы гнильё или тухлятину какую не подсунули!

Алибабаевич фыркнул, но руку всё же держал ближе к кобуре. Народ на базаре выглядел угрюмо, прижимисто, словно каждую секунду ждал неприятностей. Война делает людей злыми, а когда вокруг бродят люди с винтовками и полномочиями, можно нарваться на неприятности даже повеселее, чем просто грабёж или перераспределение собственности.

Друзья походили между рядов, потолкались среди немногочисленных покупателей и зашуганных торговцев. В итоге после сорока минут отчаянной торговли они купили почти всё желаемое – и рис, и морковку, и специи. Всё, кроме мяса. Баранина в принципе была в продаже, но как-то уж очень второй, если не третьей свежести. Алибабаевич и смотрел на неё, и обнюхивал, и даже попытался попробовать на язык, за что чуть не был опять бит возмущёнными торговцами.

Он скорбно покачал головой и в расстройстве отошёл от прилавка.

Кузьмич, видя такую трагедию, несколько раз побеседовал на своём архангельском диалекте испанского языка сначала с одним тружеником прилавка, потом с другим. Испанцы казались оставались сильно озадаченными после такого общения, но сам Кузьмич не смущался ни на грамм. Он шагал уверенно, как будто был здесь хозяином, и не обращал внимания на мрачные взгляды. В результате он поднырнул под рваный навес, свернул за угол между прилавками, пропахшими жареным луком и рыбой, отдёрнул занавес и вскоре оказался перед неприметной дверью, у которой сидел толстый мужик в засаленной рубахе и с непроницаемым выражением лица.

– Мучо густо, дон Сантос, я от дона Педро, – громко объявил Кузьмич, расправляя плечи.

Дон Сантос, всё ещё раздумывая, как склонить к измене интенданта, лениво поднял глаза и осмотрел пришельцев. Два интербригадовца, один из них явный азиат. Хорошо сложенные, явно военные.

– Значит, от Педро? – спокойно спросил он, не вставая со стула.

– Си! Мы хотим мясо. Хорошее. Баранина! Четыре килограмма, – кивнул Кузьмич.

– Ну что ж, сеньоры, мясо у меня есть, но я не могу продать его вам тут, – торговец улыбнулся и сложил пальцы домиком. – Слишком много жадных глаз следят за хорошим мясом. Зайдёте через чёрный вход на рынок. Там узкий проход между домами. Зеленая дверь, постучите и вам откроют. Вас будут ждать.Кузьмич на секунду задумался, но всё же согласился.

– Договорились, – произнёс Кузьмич.

И они ушли.

Как уже знают наши читатели, дон Сантос не стал терять времени даром и почти бегом направился в ближайший публичный дом…

Теперь уж точно оставалось только ждать.

Начало июня 1937 года. Небо над аэродромом франкистов недалеко от города Авьола..

Три небольших тупоносых самолёта, хвосты которых были раскрашены в цвета республиканского флага, пикировали на аэродром франкистов с высоты в километр. Под каждым из них висели по две пятидесяти килограммовые бомбы – небольшой, но вполне достаточный груз для ювелирной работы. Два из них неслись чуть впереди – Казаков и его ведомый, а отстающий метров на четыреста самолёт одного ловкого «попаданца» шёл сзади. Со стороны могло показаться, что третий самолёт просто прикрывает первые два.

Аэродром противника был уже внизу. Лёха видел распахнутые двери ангара, ряды стоящих под маскировочными сетками самолётов, тёмные фигуры людей, заметавшихся по взлётной полосе. Кабина наполнилась воем ветра, давление в груди нарастало. Внизу начиналась паника – фигурки людей бросались врассыпную, расчёт пытался раскрутить зенитку, но уже было поздно. Лёха видел, как три истребителя пошли на взлёт, безнадёжно опаздывая на перехват республиканских самолётов с советскими лётчиками.

Вот от ведущего биплана отделилась пара тёмных точек, стремительно полетевшие вниз. Через мгновение ещё два аналогичных изделия отправились в свободный полёт и от его ведомого.

Как бы изумился сторонний наблюдатель, если бы смог заглянуть в прикрывающий спину группы «Чато», в документах конструкторов фигурирующий под гордым названием И-15. В кабине, ругаясь всеми самыми нехорошими словами на всех языках, один лихой проходимец из другого времени, выдающий себя за звезду республиканской авиации, лихорадочно пытался нащупать ручку сброса бомб.

«Пора!» – истерично визжала в мозгу мысль, видя стремительно вырастающие в прицеле объекты на земле.

Лёха дёрнул рычаг. Ничего не произошло. Он пытался одной рукой нащупать сброс, а другой уже изо всех сил тянул ручку управления самолётом на себя, стараясь вывести истребитель из пикирования.

Первый взрыв! Полоса всколыхнулась клубами пыли, ударной волной раскидало фигуры людей. Второй взрыв – у ангара, там подбросило вверх крошево из дерева и металла. Бомбы ведомого легли чуть дальше, накрыв стоянку с самолётами.

Лёха дёрнул рычаг ещё раз. И ещё. И ещё. Если бы замерить приложенную им силу динамометром, можно было бы смело отправлять в Книгу рекордов Гиннесса.

– Стопор какой-то, что ли⁈ – в ужасе заорал Лёха.

Он начал трясти, дёргать рычаг сброса, и тут что-то щёлкнуло – самолёт резко дёрнуло вверх. Две бомбы умчались вниз, составляя компанию своим товаркам, уже завершившим недолгое бегство среди пространства аэродрома. Словно упругие камни, пущенные в бездну, два пятидесяти килограммовых подарка понеслись куда вниз, прочь от аэроплана.

Лёха не успел толком рассмотреть, куда легли его бомбы, он тянул двумя руками ставшую безумно тяжёлой ручку управления, уводя самолёт от встречи с землёй. Перед капотоммелькнули стоящие самолёты, зенитка, задравшая свой тонкий ствол в небо, безумные лица людей на земле и внезапно пропали. Только увидев далёкие облака за сверкающим диском пропеллера, он выдохнул и мельком глянув на авиагоризонт, вернул самолёт в горизонтальный полёт.

Положив свой истребитель на левое крыло, он развернулся в обратный путь и глянул вниз. Там, рядом с капониром, всё горело и стреляло в воздух красивейшим фейерверком. Огонь растекался вокруг и уже облизывал стоявший рядом бензовоз.

И тут бензовоз превратился в огромный огненный шар, взметнувшийся вверх, похожий на маленькую Хиросиму. Звук взрыва догнал удирающий истребитель, его прилично качнуло ударной волной.

Выход из атаки!

Лёха дал полный газ, чувствуя, как «Чато» содрогается от нагрузки, вырываясь из смертельного пике. Позади аэродром уже скрывался в дыму, воздух сотрясали новые взрывы. Там, внизу, бушевал ад – чёрные столбы дыма, осколки металла, бегущие люди. Всё смешалось в хаосе, где царила паника и разрушение.

Но Лёха уже был вне этого хаоса. Он мчался вверх, туда, где светило солнце, где было небо, простор и свобода.

Казаков уходил вверх, превращаясь в небольшую точку среди облаков. Левого ведомого Лёха не увидел. То ли уже ушёл, то ли… но сейчас не время об этом думать. Главное – миссия выполнена.

Он дал полный газ, набирая высоту. В груди распирал абсолютный, ничем не замутнённый восторг!

Он смог!

Первый вылет на истребителе, первый настоящий бой! Он отбомбился! Он выжил!

Сердце стучало где-то в горле, адреналин ещё гнал кровь по венам. Он даже позволил себе коротко улыбнуться.

Всё! Теперь только добраться до своих!

Привычно осмотрев пространство, он машинально проверил горизонт, а затем обернулся назад…

И на секунду замер в ужасе…

Начало июня 1937 года. Центр Мадрида. Часом позже.

Кузьмич и Алибабаевич медленно и грустно брели по улице, проклиная и войну, и отсутствие продуктов, и испанскую жадность. Они были очень близки к плову, но, похоже, к двум гурманам фортуна повернулась тылом.

Они успели посетить уже с десяток заведений общепита, начиная от каких-то сомнительных харчевен до вполне приличных кафе, где официанты смотрели на них так, будто перед ними стояли два последних нищеброда. В довершение всего они заглянули и в пару магазинов, которые Кузьмич почему-то окрестил «хозтоварами», хотя их ассортимент вызвал у них нескончаемую тоску.

Все их усилия были напрасны. Казанов в городе не было.

– Ну понимаешь, нету казанов! – повторял Кузьмич, разводя руки в стороны и глядя на Алибабаевича так, будто тот ждал от него объяснений.

В одной из лавок им, правда, предложили какой-то caldero – здоровенную и тяжёлую чугунную кастрюлю, больше напоминавшую недоделанный котёл, размером что бы накормить сразуцелую роту и небольшую свадьбу. Самое страшное было даже не в том, что это был не настоящий казан, а в цене – ушлый испанец просил за эту железяку столько, будто она была отлита из чистого золота.

– Да это же просто чугунное ведро! – возмущался Кузьмич, хлопая ладонью по борту caldero. – Ей до казана, как мне до командования эскадрильей!

– Как тебе до генерала! – исправил его Алибабаевич, грустно улыбнувшись.

– Алибабаич, на мясо денег не хватит тогда… – каким-то виноватым голосом проговорил Кузьмич, таща на себе сумки с продуктами.

Мечта о плове медленно таяла, как тают надежды лётчика, у которого кончился бензин над линией фронта.

– Что делать будем? – вздохнул Кузьмич, глядя, как Алибабаевич, совершенно подавленный, плетётся рядом.

Туркмен переступил с ноги на ногу, взглянул на мешок с морковкой, горстью специй и чесноком, вздохнул ещё глубже и выдал:

– Овощ-гриль сделаю… Вкусно будет…

В голосе его было столько трагедии, что Кузьмич даже поджал губы.

– Без казана плов никак…

Если бы кто-то захотел в будущем написать картину о горе человека, то моделью для неё должен был бы стать именно Алибабаевич. Маленький, с бровками домиком, с сумкой морковки в руках и взглядом, в котором смешались разочарование, тоска и безысходность.

Кузьмич крякнул, сплюнул и даже сжал кулаки.

– Ну, может, не найдём… но добудем точно!

Они уже собирались возвращаться на аэродром ни с чем, когда вдруг Кузьмич, ушедший чуть вперёд, осознал, что Алибабаевича то рядом и нет.

Обернувшись, он увидел маленького туркмена, застывшего напротив полуразрушенного дома. Несколько сапёров неподалёку что-то пытались затолкать в носилки.

– Слушай, Алибабаевич, ты чего застрял? – Кузьмич подбодрил своего напарника.

– Казан… – чуть слышно ответил Алибабаевич.

– Где? – удивился штурман и посмотрел по сторонам.

– Вон! Там… – находящийся в ступоре стрелок указал рукой на сапёров.

Кузьмич даже не сразу нашёл слова.

– Алибабаич!!! Ты что, совсем спятил⁈ – штурман стоял, хватая воздух, не в силах вдохнуть…

Глава 10

«Собачья свалка»

Начало июня 1937 года. Небо над аэродромом франкистов недалеко от города Авьола.

Что заставило его обернуться именно в этот момент, Лёха так и не понял. Может, привычка периодически осматривать воздух, может какое-то шестое чувство, а может, «зеленые человечки» всё еще присматривали за своим бестолковым засланцем.

Позади его «Чато», всего в сотне метров, стремительно пикировал «Фиат CR.32». Камуфлированный пятнами, с хищным острым носом, он водил им из стороны в сторону, прицеливаясь. Время словно сжалось в точку.

Лёха почувствовал, как по спине пробежал холодок, а сердце сжалось в тугой узел.

«Приплыли…» – промелькнула в голове мысль.

В этот момент руки сработали сами. Он резко дал ручку от себя и влево, дал левую педаль до пола и прибрал газ. Шустрый маленький самолёт резко крутанулся в голубом небе.

Вовремя!

Над кабиной с сухим рвущимся звуком пронеслась очередь из крупнокалиберного «Бреды-SAFAT». Лёха буквально почувствовал, как трассеры прошли в каких-то сантиметрах, и машинально вжался в сиденье.

Итальянец опоздал всего на пару секунд.

Не ожидавший такой подставы и разогнанный на пикировании «Фиат», просвистел мимо и заложил правый вираж.

Лёша Хренов привык к задумчивым реакциям бомбардировщика и необходимости в размашистых движениях, что бы добиться оперативной реакции большой машины. На маленьком и юрком истребителе его привычки вызывали очень дёрганое, резкое и часто даже иногда опасное поведение самолёта.

Буквально ломая самолёт, он переложил свой «Чато» в нелюбимый им правый вираж и заставил его поднять нос. «Фиат» был метрах в восьмидесяти – девяноста впереди и уходил вперед на скорости.

Перед плексиглазовым козырьком истребителя маячил кольцевой прицел с перекрестьями, Лёха видел такой в фильмах про войну у зенитчиков, и какая то длинная труба, видимо предназначенная для снайперской стрельбы на дальние расстояния. Наш герой поймал момент, что бы уходящий в вираж самолёт противника оказался прямо перед капотом, и не глядя на прицелы нажал на гашетки пулемётов.

Самолёт вздрогнул и затрясся, выплёвывая килограммы мелких пуль в мелькнувшую перед ним грязно-серую тень…

Лёха не думал, он чувствовал. Тело работало быстрее, чем разум, и, видимо, разум старался не мешать ощущениям.

«Фиат» уходил в правый вираж, удаляясь. Его маленький «Чато» был медленнее «Фиата», но зато манёвреннее и умудрялся выполнять более крутые виражи. Увлёкшись преследованием, Лёха, скрипя зубами, вжимал гашетки пулемётов, периодически стреляя короткими очередями, стараясь зацепить вражеский самолёт. Вдали мелькала грязно-серая тень, ускользающая из прицела.

Он плюнул и стал осматривать воздух в поисках итальянских истребителей. Лёха покрутил головой, выискивая второго. И опоздал.

Сверху, почти отвесно, на него пикировал второй «Фиат», открывая огонь.

Трассеры прошлись по левому крылу и фюзеляжу, сделав приличную пробоину. Самолёт вздрогнул от удара и тут же отреагировал на такую обиду, слегка потянув влево.

Лёха рванул ручку на себя, заставляя самолёт задрать нос и уйти в мёртвую петлю.

Кровь ударила в голову, в глазах стало темнеть, и замелькали мушки. Петля вышла довольно кривая, будто положенная на бок. Через секунду небо перевернулось, и он увидел «Фиат» далеко под собой и сильно правее. Ему казалось, что советский самолётик на короткий миг завис в небе.

– Давай! – закричал Лёха, пытаясь педалями выправить направление полёта. Если бы он мог, он бы буквально подтолкнул самолёт вниз.

Силуэт врага мелькнул на мгновение в прицеле, но «Фиат», разогнанный в пикировании, тоже резко пошёл вверх, пользуясь преимуществом скорости и ломая всю атаку. Лёха дал короткую очередь, но пули прошли мимо…

Начало июня 1937 года. Центр Мадрид.

Алибабаевич завороженно смотрел, как пара сапёров осторожно катили к носилкам большую не разорвавшуюся авиабомбу. Она была около метра в длину и с идеально шарообразной передней частью, действительно похожей на огромный казан. Поверхность бомбы была слегка обгоревшей, но в остальном выглядела как новая. Испанцы беззаботно пинали её ногами, стараясь вкатить на стоящие на земле носилки.

– Кузьмич! Давай ты попросить у них казан! – робко высказался Алибабаевич, умоляюще глядя на штурмана. – Там отрезать, и два ручка варить!

– Ты совсем спятил⁈ – Кузьмич даже не сразу нашёл слова. – Это БОМБА! Не разорвавшаяся! Тут стоять-то опасно, не то что резать! И потом, ты её на горбу понесёшь⁈

– Смотри! Старпёр её ногой толкать! Взрыв совсем нету! Давай совсем мало попросим!

– А если рванёт? – Кузьмич пока не мог принять гениальную идею своего азиатского друга.

– Тогда горелый плов будет! Сразу из два барана! Один Кузьмич звать, а другой Василей Алибабай оглы! Шашлык из тебя будет! – Алибабаевич отряхнул пыльную форму, вручил все сумки всё ещё находящемуся в шоке Кузьмичу и начал перелезать через разбитые кирпичи. – Моя один казан добывать! Командир скажу, Вете а ла меерда, Алибабай оглы всё один сделал!

(прим. автора для слабо-знающих испанский язык: «Вете а ла меерда» – «Иди на хрен!» (дословно – «Иди в дерьмо!»)

– Погоди, псих ненормальный!

Сапёры уже остановились, присели отдохнуть, и Кузьмич посмотрел на Алибабаевича, махнул рукой и, перекрестившись на всякий случай, без лишних раздумий направился к ним.

– Buenas tardes, товарищи сапёры! От русос авиадорес! – Кузьмич был сама галантность и, достав пачку местных сигарет «Лигерос», с опаской протянул её сидящим на бомбе сапёрам.

– Buenas! – один из испанцев вытер лоб и закурил. – Видите? Опять немцы нам «подарок» прислали! Хорошо, что не взорвалась, уже обезвредили, но тащить на склад надо. Сбивайте гадов побольше!

– Склад? «Кете ходан!» Зачем склад? Моя сразу брать! – влез в разговор выглядывающий из-за спины Кузьмича маленький азиатский стрелок.

(прим. автора: «Кете ходан!» – аналог английского «Фак Ю»)

Испанцы переглянулись и заулыбались. Один, тот который был постарше, даже хмыкнул и спросил:

– А зачем вам немецкая бомба?

– Казан делать будем! Коньо Кальдеро! Очень надо! – Алибабаевич опять опередил основательного Кузьмича, но, видя непонимание на лицах испанцев, прибёг к универсальному средству:

– Скажи им, Кузьмич!

(Прим. автора: «Коньо!» – буквальное значение – вульгарное слово, обозначающее женские гениталии. Часто используется как аналог русского «блин!», «бл**ть!». Может употребляться как выражение удивления, аналог русского «Офигеть!», «Да ладно!», «Нифига себе!».)