Текст книги "Московское золото и нежная попа комсомолки. Часть Третья (СИ)"

Автор книги: Алексей Хренов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

«Вряд-ли они станут пикировать в землю, а если заметят и будут заходить в хвост, там Алибабевич в крупным дрыном засел. А вот влепиться в незнакомый склон нафиг надо», – справедливо рассудил Лёха.

– Алибабаич, «мессеры» видишь? – поинтересовался он обстановкой.

– Камандир, вижу, высоко идут справа, далеко вокруг большой гора пошли. Если к нам пойдут, я скажу. – ответил стрелок.

Лёха сосредоточенно пилотировал самолёт, отрабатывая изменения рельефа. В принципе, на такой высоте и скорости управление оставалось вполне послушным, но нужно было постоянно работать штурвалом и педалями, компенсируя воздушные потоки, гулявшие в узком ущелье.

Массивные крылья СБ цепляли встречный ветер, самолёт то слегка подбрасывало, то уводило вбок. Лёха мгновенно ловил крен, чуть поддавал педаль, работал элеронами, не давая машине сваливаться и заставляя её выдерживать высоту.

Из наушников раздался голос Кузьмича:

– Лёша! Сейчас будет поворот влево и за ним бери выше, там гряда и перевал уже к Мадриду.

Впереди ущелье уходило влево. Лёха заранее сбросил газ, давая самолёту потерять немного скорости, затем плавно накренил машину, задавая нужный вектор.

СБ пошёл в вираж, вписываясь в поворот, левое крыло прошло в сотне метров от скального уступа. Лёха видел, что у него нет права на ошибку – чуть больше крен, чуть резче движение штурвала, и – прощай Родина, полный рот земли – можно зацепить склон.

Скалы слева несколько приблизились, сжимая пространство. Лёха поднял самолёт, аккуратно заставив его вынырнув повыше, чтобы проскользнуть над выступающим поперёк ущелья хребтом.

В шлемофоне задался голос Алибабаевича:

– Высоко, идут над горами! В нашу сторона повернули.

Лёха скосил взгляд на край фонаря – где-то там, над вершинами, в слепящей голубизне неба мелькали тёмные точки. Немцы не полезли за ними в ущелье. Осторожничают.

– Значит, ждут нас на выходе… – пробормотал он.

СБ вырвался из тени скал на небольшой открытый участок ущелья. Лёха дал чуть больше газа, чтобы подготовиться к следующему манёвру – теперь всё зависело от того, рискнут ли немцы лезть за ним в узкое горло ущелья или предпочтут ждать его выхода.

Немцы спикировали, пытаясь перехватить бомбардировщик у выхода из ущелья. Но заметив его в последний момент, когда он перелетал над перевалом, «мессеры» не рассчитали траекторию. Они слишком поздно вошли в атаку и теперь болтались сзади, метрах в восьмистах по дальности, и выше на сотню, но стараясь догнать.

Лёха не упустил момент – он вжал газ, выводя моторы на максимум.

СБ взревел, словно разъярённый зверь, и рванул вперёд, выжимая из себя все резервы скорости.

Началась гонка преследования.

– Лёша! После перевала влево двадцать будет наш аэродром Сото, там истребители сидят.

Лёха мягко накренил машину влево и отрулил, стараясь выйти на нужный курс.

Внизу быстро мелькали холмы и редкие перелески, а на хвосте висели два «мессера», сокращая дистанцию. Лёха видел их в зеркало краем глаза – чёрные силуэты с крестами на крыльях неотступно преследовали их, выжидая удобный момент, чтобы нанести удар.

Бомбардировщик мчался к Мадриду, но не догонят ли его преследователи раньше?

– Лёша! Наши! Три «ишака»! Патрулируют над Сото! – внезапно радостно заорал Кузьмич по рации.

Лёха скосил взгляд в сторону и действительно увидел их – три крохотных силуэта, кружащиеся над аэродромом, строем разворачивались на перехват.

«Ишаки» шли навстречу, растянувшись клином, моторы надрывались, оставляя за собой дымный след сгоревшего топлива. Форсируя двигатели, они уже были в километре, уверенно приближаясь.

Сзади немцы тоже не остались равнодушными. Увидев делегацию встречающих, ведущий «мессер» заложил крутой вираж, разворачиваясь прочь. Следом за ним, не рискуя связываться с несущимися навстречу истребителями в открытом бою, развернулся и ведомый.

Мимо бомбардировщика просвистели три светло-зелёных толстеньких колобка, азартно рванувшие в погоню за удаляющимися тощими силуэтами серого цвета.

– Удирают, сволочи! – весело крикнул стрелок.

– Ну и катитесь нахрен! – выдохнул Лёха, чуть ослабляя хватку на штурвале сбрасывая обороты двигателей.

Мадрид был уже близко. Они вернулись.

Начало июня 1937. Аэродром Алькала, пригороды Мадрида.

Усталая СБшка заходила на посадку, моторы ровно гудели на малом газу, машина уверенно скользила по воздуху, ровно выходя на глиссаду. Лёхе уже хотелось бросить штурвал – за два с лишним часа вращания этого «руля от автобуса» мышцы рук гудели от напряжения. За время полёта и последующей погони он почти слился с машиной, став с ней единым целым. Затекшая от неудобной позы спина ныла, а зад ёрзал по парашюту.

Полоса аэродрома Алькала быстро приближалась, расстилаясь перед ним широким серо-жёлтым полотном. Вокруг стояли ангары, на стоянках маячили силуэты других самолётов, а дальше виднелись белые здания штаба и казарм.

– Держи, держи… Чуть ровнее, плавнее… – влез по внутренней связи Кузьмич, тоже наблюдая за полосой.

– Я твой труба шатал, Кузьмич! Не мешай! – автоматически ответил Лёха таким «помогателям».

Колёса ударились о сухую землю с коротким стуком, СБ слегка подпрыгнул, опустился на основные шасси и побежал, постепенно замедляясь. Наконец задний дутик коснулся травы аэродрома, и машина покатилась, покачиваясь на амортизаторах. Лёха плавно убрал газ и нажал тормоза.

– Ну вот и дома, охренеть! – выдохнул Кузьмич, открывая верхний люк, чтобы аккуратно зарулить на стоянку.

Лёха сидел, откинувшись, и даже не пытался что-то увидеть. Как и в любом СБ, нос самолёта был слишком высоко задран, и перед собой он видел только небо да часть приборной панели.

– Куда рулить-то⁈ – расслабленно спросил он, видя вылезшего и кому-то машущего руками Кузьмича.

– Левее… Ещё левее… Ровно держи, не петляй, а то командиру инфаркт устроишь! – изгалялся штурман, видимо, переваривая выработанный за полёт адреналин. Кузьмич высунулся из верхнего люка самолёта, предпочитая рулить стоя, чем через остекление носа.

Лёха счастливо улыбался и рулил, не обращая внимания на привычные шуточки Кузьмича.

Они медленно катились по аэродрому, тяжёлый бомбардировщик слегка покачивался на шасси, воздух был насыщен запахом перегретого масла и горячего металла.

– Ну что, Лёшенька, как там твои томатосы поживают? – вдруг ехидно поинтересовался в шлемофоне Кузьмич, обернувшись к Лёхе и с трудом скрывая усмешку.

– Какие томатосы⁈ – не понял Лёха, удивлённо глядя на него.

– Самые те! Готовься, щас тебе помидоросы-то поотрывают, на томатную пасту переведут! – уже в голос заржал Кузьмич и опять кому-то активно замахал руками.

Лёха ничего не ответил, но внутри у него как-то всё сжалось.

СБ зарулил на стоянку, Лёха выключил двигатели, и внезапно тишина накрыла всё пространство вокруг. Только что воздух был полон рёва моторов, а теперь остался лишь лёгкий треск остывающего металла.

Лёха, не торопясь, вылез из кабины, потянулся, размял затёкшие плечи, покрутил задницей влево-вправо… И тут взгляд его зацепился за подпрыгивающую фигурку у командного пункта. Он так и замер.

Яркое, огненно-рыжее пятно нетерпеливо приплясывало на месте, активно размахивая руками, чертя в воздухе фигуры, которые даже издалека казались подозрительно неприличными.

– Наденька! – радостно заорал командир экипажа и замахал руками в ответ.

Вот теперь Лёха точно понял, о чём говорил Кузьмич.

Душа радостно запела, но где-то внизу слегка дрогнуло… Помидоры сжались, вспомнив обо всех испанских принцессах, штопоре, погоне и прочих приключениях…

Он спрыгнул с крыла на землю, медленно двинулся ей навстречу, ощущая, как каждое движение тяжело даётся затёкшему телу.

– Лёша, командир, ты не спеши! – донёсся из-за спины голос Кузьмича. – Лучше подумай, какие последние слова выбрать!

– Может, сразу заявление напишешь, что был не виноват? – подхватил Алибабаевич.

Но Лёха их уже не слушал.

Он шёл, а потом побежал прямо к Наденьке, а она, не прекращая махать руками, помчалась к нему навстречу.

Испанские принцессы… Американские актрисы! Штопора… Да пошли все НАХРЕН!

Кажется, изготовление томатной пасты откладывалось на неопределённое время…

Глава 7

Помидоры и прочие части тела…

Начало июня 1937 года. Аэродром Алькала, пригород Мадрида.

– Привет, Хренов! – произнесло рыжее создание, сумев наконец оторваться от поцелуя и ловко слезая с его рук. – Что-то ты не очень спешил ко мне бежать!

Лёха хмыкнул, глядя на неё сверху вниз, и вытер ладонью губы, будто проверяя, остались ли на них следы её яркой помады.

– Бегущий лейтенант вызывает смех, а вот генерал – уже панику! Так что мы только пешком!

– Это ты правильно думаешь! Генеральшей быть мне очень пойдёт! – одобрила его планы карьерного роста рыжая нахалка, задорно тряхнув смешными кудряшками.

Она сделала шаг назад, вскинув голову с таким видом, будто лично назначила его минимум командующим авиацией, а затем с непринуждённым видом добавила:

– Я, собственно, тут случайно, репортаж пишу о лётчиках.

Лёха прищурился.

– Репортаж? О нас?

– Ну да, о вас, герои неба, доблестные соколы и всякое такое! – театрально всплеснула руками Наденька.

После этих слов она скорчила самый наивный вид, вытянув губы бантиком и распахнув голубые глаза из-под чёлки. Видимо, это был сигнал: вот он, момент, когда её нужно начинать упрашивать сделать репортаж про него, великого и несравненного лётчика Лёху.

Лёха усмехнулся, но не спешил ловиться на эту удочку.

– Надь, ну ты бы хоть конспирацию подержала, а то я уже прям чувствую, как мне набиваешь цену.

– Что ты понимаешь, Хренов, – вздохнула она, закатив глаза. – Это же редкая возможность рассказать людям правду о небе!

– То есть не обо мне?

– Ну… – Наденька сделала задумчивый вид, но в глазах плясали весёлые огоньки. – Если очень попросишь…

– А если не попрошу?

– Наденька! Если он не согласится, мы с Алибабаевичем его поколотим втихаря и сами ему помидоры поотрываем! – влез подошедший Кузьмич. – А ты напишешь про доблестного штурмана Кузьмичева Георгия Кузьмича, отправляющего бомбы прямиком на голову Франко, и вон меткого сына татарского народа Алибабаевича, ссаживающего плевками самолёты с неба! И фотокарточку в газету сделаешь, а⁈

– Моя туркмен, пулемёт стрелял, три, нет! Четыре фашистский самолёт сбил! Надо фото меня одного с пулемётом делать! Потом с командиром у самолёт. А если плёнка хватит, то можно меня и с Кузьмича у карта и у его пулемёт фото делать, – проявил смекалку шустрый Алибабаевич.

Наденька даже потеряла на мгновение дар речи от ушлости Лёхиного экипажа, но быстро собралась с мыслями и, прищурившись, с явной издёвкой произнесла, глядя Лёхе прямо в глаза:

– Вот, товарищ командир! Тогда мне срочно придётся сделать репортаж о подвиге испанских крестьян, выращивающих томаты! – невинно улыбнулась она.

Лёха почувствовал, как помидоры снова неприятно сжались.

Лёха уже открыл рот, чтобы возразить, но рыжая, явно наслаждаясь моментом, продолжила:

– … И перерабатывающих их на томатный сок! И на гаспачо! – добавила она с особым удовольствием, сделав жест руками, как будто сворачивает голову курице.

Лёха сглотнул. Кажется, томаты не просто сжались, а уже начали судорожно молиться о своем существовании.

– Наденка… – осторожно начал он, но она только игриво наклонила голову и сделала невинные глазки.

– Ну а что, Хренов? Хочешь войти в историю как великий ас или как главный герой рецепта по консервированию?

За спиной хрюкнул Алибабаевич, а Кузьмич даже не стал сдерживаться – ржал уже в полный голос.

Лёха посмотрел на веселящихся товарищей и тоже радостно заржал.

– А вот не надо было так долго бегать! – Наденька упёрла руки в боки, но тут же смягчилась и ухватила его под локоть. – Ладно, пошли к командованию, лётчик. Будем решать, как тебя записывать в историю.

Смеясь, Лёха двинулся под руку с комсомолкой, хотя всё ещё с некой опаской поглядывая на рыжую бестию.

Что-то подсказывало ему, что на этом его приключения сегодня не закончились.

Начало июня 1937 года. Аэродром Алькала, пригород Мадрида.

– Лёша, а как пишется… сОртир или сАртир? – Кузьмич мусолил карандашик и старательно выводил что-то на бумаге.

Лёха, который сидел за столом и сочинял рапорт о боевом вылете, на секунду застыл, переваривая услышанное, а потом медленно поднял голову.

– Кузьмич, а ты вообще про что пишешь? Отчётку про наш полёт рисуешь?

– Нет! Блин! Руководство для сантехников сочиняю! – надулся, как мышь на крупу, штурман.

Лёха оторвался от своей уже успевшей надоесть писанины, не поленился встать и заглянуть Кузьмичу через плечо.

«… Бомба попала в сортир и взорвалась, уничтожив его вместе с фашистским содержимым».

– Ой, цирк… – только и успел выдохнуть Лёха, прежде чем заржал так, что карандаш выпал из его рук.

– Я таки прямо боюсь читать, что Алибабаевич написал! – выдохнул он, хватаясь за бок.

– Моя всё хорошо написал! – гордо заявил Алибабаевич и протянул Лёхе своё творчество.

Лёха взял лист, пробежался глазами по тексту и, уже чувствуя неладное, прочитал вслух:

– … Голая немца прыгал из окна, весь в г@вне был…

Он застыл, перечитал ещё раз, глянул на Алибабаевича, а потом согнулся пополам от смеха.

В этот момент в дверь просунулась голова Наденьки. Увидев плачущего от смеха Лёху и его надутых товарищей, она просочилась в комнату и с любопытством заглянула в протянутые Лёхой бумажки.

Через несколько секунд она присоединилась к Лёхе, звонко хохоча.

– Это… Это же гениально! – выдавила она, хватаясь за стену.

Потом быстро сбегала за фотоаппаратом, ловко организовала вспышку и засняла эти творения, как сама выразилась, «для истории».

Кузьмич с Алибабаевичем, до этого надувшиеся, как боевые дирижабли, робко заулыбались.

– Да, подогнал Господь в экипаж талантов! – всё ещё пытаясь отдышаться, ржал Лёха.

Кузьмич довольно покрутил в руках карандашик и мечтательно выдал:

– Ты, Лёшенька, пиши сам! Твоими докладами все советники зачитываются. Глядишь, хорошо напишешь – нам или звания дадут, или медаль ещё какую…

Лёха, всё ещё посмеиваясь, вернулся к своему рапорту.

* * *

Сов. секретно

Командиру авиационной группы

РАПОРТ

Докладываю:

Такого то июня 1937 года в 6 часов утра в составе экипажа в лице: штурман Кузьмичева Г. К., стрелка-радиста Алибабаева В. А., произведён боевой вылет на бомбардировщике СБ с целью нанесения бомбового удара по штабу противника в г. Саламанка. Запасной целью имел аэродром противника Матакан, район Саламанка.

Вылет выполнен в установленное время, выход на цель осуществлен с высокой точностью.

При подходе к аэродрому Матакан обнаружил группу вражеских бомбардировщиков. Пулемётным огнём сбил один бомбардировщик противника Ju-52. Произведено прицельное бомбометание, на земле уничтожено пять самолётов Ju-52, повреждены ангары и инфраструктура.

В условиях противодействия зенитной артиллерии противника нанесён бомбовый удар по штабу Франко.

Зафиксировано прямое попадание бомбы в штаб, вероятны большие потери среди командного состава. Попутно уничтожено примыкающее вспомогательное санитарно-хозяйственное сооружение, вместе с его фашистским содержимым.

Наблюдал паническое бегство деморализованных мятежников. Бомбовый удара подорвал боевой дух противника.

При отходе от цели подвергся атаке двух истребителей типа «мессершмитт 109». В ходе воздушного боя, используя активное маневрирование и огонь стрелка-радиста, удалось оторваться от преследования. Один из истребителей противника получил значительные повреждения и вышел из боя.

С целью отрыва от противника снизился до предельно малой высоты и проследовал курсом через горное ущелье. В результате преследование было сорвано.

На подлёте к Мадриду получена поддержка республиканских истребителей.

Боевой вылет считаю успешным, поставленная задача выполнена в полном объёме. Потери противника подтверждены, объект поражён.

Своих потерь не имею, материальная часть в хорошем состоянии.

Ст. лейтенант Хренов.

Лёха перечитал рапорт и удовлетворённо хмыкнул.:

– Ну, всё культурно, дипломатично…

– Да уж, а главное, все поняли, куда бомба легла! – заржал Кузьмич, читающий через плечо.

– Главное, что понял и сам Франко, – добавил Лёха, ставя подпись, – списывайте, орлы!

Начало июня 1937 года. Отель «Палас», самый центр Мадрида.

На Лёхино предложение пойти поужинать было отвергнуто в гневной форме:

– Хренов! Ты сюда что, жрать приехал! Через два часа уже моя подруженция с дежурства вернётся! Она у меня пока живет.

– Ну мы вроде ничего такого не делаем… – удивился Лёха.

– Вот именно! – возмущенно воскликнула его боевая подруга и чуть ли за не руку потащила его вперед.

Лёха с Наденькой, проскользнув в её крошечный номер под самой крышей гостиницы, едва успели захлопнуть за собой дверь, как все мысли о мире за её пределами улетучились.

Комната была тесной, но уютной: небольшой стол, уставленный какими-то тетрадями и газетами, две узких кровати с чуть смятыми покрывалами и крошечное окно, из которого открывался вид на вечерний город. Но сейчас всё это не имело значения.

Наденька, ещё пару секунд назад задорно болтавшая и смеявшаяся, вдруг замолчала, взглянув на Лёху так, что у того что-то приятно дрогнуло в груди. Она сделала шаг ближе, потянулась, легко коснулась его лица пальцами.

– Ну что, товарищ лётчик, – тихо сказала она, чуть наклонив голову, – вы всё ещё думаете про еду!

– Ага! Белки, жирки и углеводы наше всё! – ответил Лёха, накрыв её ладонь своей, притянул к себе и, забыв о словах, жадно впился в её губы.

Поцелуй был тёплым, живым, наполненным всей накопившейся за эти дни тоской и нетерпением. Наденька мягко выгнулась навстречу, её руки скользнули по его плечам, нырнули в волосы.

– Ах ты… – прошептал Лёха, чувствуя, как его сердце колотится быстрее.

Наденька тихо рассмеялась, но звук её смеха тут же утонул в новом поцелуе.

Её пальцы ловко расстёгивали пуговицы его гимнастёрки, а Лёхины – скользили по её спине, ощущая тонкую ткань платья, которое так и просилось быть сорванным.

Воздух в комнате стал тёплым, наполненным тихими вздохами, шёпотом, неразборчивыми словами.

А за окном зажигались огни, и ночной город в погружался в теплый вечер. Но здесь, под самой крышей старой гостиницы, страсти только начинались.

Начало июня 1937 года. Аэродром Алькала, пригород Мадрида.

Лёха появился на аэродроме Алькала, ощущая себя куда менее бодрым, чем накануне, хотя лёг он явно не по уставу. Солнце уже поднялось довольно высоко, воздух был свежим, пахло горячим металлом, машинным маслом и дымом с ближайшей кухонной точки общепита.

Он неспешно прошёл мимо стоянки, направляясь в своему самолёту, но его отловил местный испанский командир группы.

– Дон Алекс! – голос испанца звучал напряжённо, а руки так активно размахивали в воздухе, будто он пытался объяснить что-то жизненно важное.

Лёха остановился и прищурился на ярком мадридском солнце.

– Испанец горячо затараторил. Лёха моргнул, пытаясь уловить суть, но мозг, ещё не успевший полностью проснуться, упорно отказывался складывать внятную картину.

Однако вскоре из его слов стало ясно, что СБ повреждён куда серьёзнее, чем казалось вчера.

– Пуля попала в мотор, перебила несколько элементов, – испанец активно жестикулировал, показывая куда-то в сторону самолёта. – Но самое главное – повреждён центробежный нагнетатель и редуктор!

Лёха присвистнул.

– Прям таки нагнетатель?

– Си! Си! – испанец всплеснул руками. – И вообще, мы не понимаем, как ты вчера долетел!

Лёха усмехнулся, машинально проведя ладонью по виску. Импульсивный испанец очень напоминал Лёхе менеджера автосервиса из его будущего, когда с его машины уже сняли хорошие детали и теперь их пытаются продать обратно, под эгидой ремонта.

– А я, значит, понимаю, – улыбнулся Лёха, – надолго все это?

– Завтра будет готово, ну максимум послезавтра!

– Без Маньяны? – и сделал страшное лицо наш герой. С таким выражением лица в 90-х годах его будущего спрашивали: «За базар отвечаешь?»

– Sí, sí, mañana sin dudas – Да, да, завтра без сомнений! – Испанец открыл было рот, но тут его внимание отвлёк новый человек, шагавший к ним уверенным шагом.

Невысокий, крепко сбитый, с зачёсанными назад волосами по местной моде, пухлыми щеками, открытым лицом и лёгкой усмешкой, он, похоже, чувствовал себя вполне в своей тарелке среди суеты аэродрома.

– Товарищ с бомбера? – голос был хрипловатый, покуренный, – Борис Казаков, – представился он, протягивая руку.

Лёха тоже же усмехнулся в ответ:

– Тогда я дон Хуян Херов.

На секунду у незнакомца дрогнуло лицо, затем он понял шутку и расхохотался.

– Да ну тебя!

– Лёха, позывной у меня такой, – ухмыльнулся Лёха, пожимая руку.

Разговор быстро потёк в непринуждённом русле. Выяснилось, что этот самый лже-Казаков теперь назначен вместо Павла Рычагова, который недавно отбыл в Союз.

Лёха и Казаков вспоминали истории с Павлом, его дерзкую посадку прямо на улицах Мадрида, от которой потом долго чесали в затылках и свои, и чужие. Да и вообще, Рычагов за своё время в Испании успел наделать немало того, за что его то ли ругали, то ли восхищались.

Казаков кивнул, внимательно оглядывая его с головы до ног.

– Ну что, лейтенант, каково оно – в бомбовозе от «мессеров» на брюхе удирать? Чувствуешь себя водителем автобуса?

Лёха ухмыльнулся в ответ:

– Зато у меня крупнокалиберный хвост есть с Алибабаевичем, а у вас, истребителей, что? Один пропеллер да пулемёт? Вжик туда, вжик сюда! Но в целом да, спасибо вашим «ишакам», что встретили и «мессеров» отогнали.

Казаков ухмыльнулся в ответ и кивнул в сторону стоянки И-15 и спросил, летал ли Лёха на истребителях.

В ответ Лёха поделился историей, как он стал пилотом бомбера с подачи Кузнецова…

– Ну у меня часов девять что ли на И-15 налёта. Может чуть больше.

Но вдруг Казаков, видимо, вспомнив что-то важное, слегка посерьёзнел.

– Слушай! Раз ты И-15 в принципе знаешь и летал, выручай! У нас тут несколько лётчиков получили ранения. Мы перелетели сюда с аэродрома Сото, звеном И-15, на дежурство. Один из моих в госпитале, но через несколько часов вернётся.

– Ну, выздоравливать ему скорее, – кивнул Лёха.

– Так вот, вопрос, – продолжил Казаков. – Ты можешь пока просто посидеть в кабине «Чато», подежурить немного?

Лёха пожал плечами:

– А допуски, а контроли?

– Не до формализма сейчас! – искренне воскликнул лже-Борис, – если что – держись за мной, но думаю просто подежуришь пару часов. Наши ребята с Сото должны подниматься на все северные вылеты, так что наши только с Гвадалахары, а там сейчас у итальяшек тишина.

«А чего нет? – подумал Лёха, – Наденька до позднего вечера занята своими журналистскими делами, мне всё равно делать нечего.»

Он бросил взгляд на спрятанные под маскировочной сеткой стоящие неподалёку И-15. Здесь, в Испании, их звали «Чато» – за короткий, приплюснутый нос и угловатый силуэт. Несмотря на простоватый вид, этот биплан был грозной машиной в руках опытного пилота, если охотиться на «Хенкели» или «Фиаты». Более лёгкие и с меньшим радиусом виража, они часто выходили победителями из «собачих свалок». С появлением «мессершмиттов» их положение изменилось и теперь многое определялось от мастерством пилотов.

Коротко кивнув, Лёха подошёл к самолёту и, не раздумывая, полез в кабину.

– Ну как тебе, командир? – усмехнулся Казаков, стоя рядом. – Не жмёт после твоего бомбовоза?

Лёха повертел головой, оценивая обзор.

– Как на табуретке с мотором, но зато видно ещё хуже, чем из моего бомбовоза.

– Оно и есть. Крылья обзор сильно закрывают. Зато вертлявая зараза, в бою не подведёт.

Лёха провёл ладонью по борту кабины.

– Не сомневаюсь.

Наверное именно Лёха и мог бы представить, как много различных «блудняков» начинается именно со слов: «Я знаю короткую дорогу!»

Но в этот момент он даже не задумывался, во что перерастёт простая затея с «просто посидеть» в кабине «Чато»!

Глава 8

Говорят мы Бяки-Буки…

Начало июня 1937 года. Аэродром Алькала, пригород Мадрида.

Лёха сидел в кабине, медленно водя ладонью по знакомым органам управления. Всё это он осваивал чуть больше года назад в Каче, ещё на Черноморском флоте. Он с теплотой вспомнил, как гонял по Крыму на своём У-2 и свои первые часы налёта на И-15. Тогда он был просто совсем зелёным лейтенантом, а сейчас сидел в кабине боевого истребителя в далёкой Испании, где война давно уже превратилась в привычное ремесло.

Лёха задумался, сколько всего успело произойти с тех пор. Атака на линкор… «Линкоры», – поправил себя Лёха и радостно улыбнулся. Бомбардировщики, ночные вылеты, штопор над горами, погони и бои с «мессерами». Тогда, в Каче, казалось, что впереди бесконечное небо и годы спокойной службы. А вышло… Да отлично вышло, признался сам себе Лёха.

Рука машинально сжала ручку управления. Сектор газа, приборная доска – всё это вызывало в нём странное чувство. Как будто после долгого отсутствия вернулся домой. Надёжная, простая машина, без излишеств, но в умелых руках способная на многое.

Солнце стало припекать, кабина нагрелась, и Лёха, кряхтя, нехотя выбрался наружу. Надо было размяться и заодно познакомиться со вторым ведомым Казакова.

Он пошёл через аэродром к стоящим чуть в отдалении самолётам звена истребителей, размышляя по пути. Советские специалисты, особенно лётчики, к своим испанским псевдонимам относились довольно пофигистично и чаще всего называли друг друга настоящими именами. Кто-то, конечно, старательно изображал местных, но в целом все прекрасно знали, кто есть кто. Борис же, похоже, только прибыл и пока неукоснительно соблюдал конспирацию. Интересно.

«Ну, в конце концов, какая тебе хренов разница!» – решил для себя Лёха, подходя к стоящей паре истребителей. Самого Казакова не было видно.

Второй ведомый оказался невысоким, худощавым молодым парнем, который сейчас явно не терял времени зря и досыпал под крылом своего «Чато». Он развалился в тени самолёта, сложив руки на груди, и дремал, прикрыв глаза шлемофоном, с таким умиротворённым видом, словно находился не на военном аэродроме, а где-нибудь на пляже Аликанте.

Лёха невольно усмехнулся.

– Вот ведь правильный, наш человек, – пробормотал он, – надо брать пример.

Он развернулся и пошёл обратно к «своему» истребителю, добирать потраченные на ночную битву часы. Найдя подходящее место под крылом своего самолёта, Лёха сунул под голову свернутую гимнастёрку и рухнул на землю. Сон накрыл почти мгновенно.

Лёха летел на мотоцикле, и сзади, крепко прижавшись, изображая из себя маленький рюкзачок, сидела Наденька. Море расстилалось перед ними, но вместо того чтобы утонуть, колёса легко скользили по водной глади. Волны с пеной и шумом разбегались в стороны, словно уступая дорогу. Ветер бил в лицо, Наденька смеялась, её волосы развевались за спиной, а солнце заливало всё вокруг мягким тёплым светом.

Где-то на границе сознания появился странный звук. Сперва он был еле слышным, будто далёкий скрип досок на старом корабле, но потом стал навязчивее. Громкий, пронзительный, будто кто-то скрёбся огромными когтями по металлу. Затем раздались глухие удары, и сразу за ними – непонятные слова на тарабарском языке, в которых слышались рычащие и гортанные звуки, словно чьи-то голоса спорили между собой.

Лёха бросил взгляд на Наденьку – она что-то говорила ему, но слов уже не было слышно. Только этот жуткий скрип, стук, ругань. Теперь звуки окружали их, напирали со всех сторон. Кто-то кричал, словно пытался их догнать. Лёха отвернул гашетку, и мотоцикл рванул вперёд, но волны вдруг стали тяжёлыми и вязкими, как густое масло. Они с Наденькой завязли в этом море, словно оно вдруг решило не отпускать их.

И тут началась адская тряска. Всё вокруг задрожало, как в землетрясении. Мотоцикл трясло, Лёха тянулся к Наденьке, стараясь ей помочь… Качка усилилась, и в какой-то момент он вылетел из седла… Звуки стали ещё громче, словно кто-то с грохотом крушил окружающий мир.

Где-то вдалеке громыхнул гром, и небо озарила вспышка!

– Вылет!

Лёха вздрогнул. Шторм, тряска – всё ещё здесь.

– Ракета!

Лёха резко открыл глаза.

Перед ним нависло крупное усатое лицо, дышащее таким перегаром, что можно было заправлять бензобаки.

– Вставай, чёрт тебя дери! Тревога, вылет!

Лёха резко сел, сбитый с толку. Ещё секунду назад он был в прекрасном сне, а теперь перед ним кто-то орал, а аэродром жил странной, взбудораженной жизнью.

– Чего? Какая ракета?

– Подъём, живо! Вылет!

Лёха моргнул, вскочил на ноги и огляделся. За время его сна к самолёту подвесили пару небольших бомб, и теперь истребитель был похож на… «Толстенького беременного шмеля с парой яи… с парой подвешенных бомб под фюзеляжем. Что за бред в тыкву лезет со сна!» – помотал головой наш герой.

Лёха выбрался из-под крыла, удивившись, как он сумел спать в трёх метрах от подвешенных бомб.

– Вот это меня и умотала рыжая за ночь! – подивился он своему здоровью. Он широко зевнул и повернулся к самолёту, стараясь стряхнуть с себя остатки сна.

По аэродрому уже бежали люди, экипажи истребителей его звена запрыгивали в кабины, техники суетились у самолётов. К самолёту подбежал Борис Казаков и на бегу прокричал:

– Держись справа! Идём на Авилу, на аэродром мятежников! Туда и обратно. Сброс по моей команде! – и умчался дальше к своему истребителю.

Через минуту он уже стоял на крыле своего самолёта, что-то прокричал и активно махнул рукой…

Лёха забрался в кабину, проверил приборы, стараясь привыкнуть к их расположению. Двигатель «Чато» сперва кашлянул, словно тоже не сразу проснулся, а потом взревел, оживая под его руками.

– Ну давай, зайка, не подведи… – почему-то подумал он про истребитель в женском роде.

Лёха добавил газа, стараясь вспомнить все свои навыки. Тогда, в Каче, взлёт на истребителе казался делом простым и будничным. Сейчас же наш герой чувствовал, как нервная дрожь разливается в теле. Пара его товарищей уже пошла на взлёт и, коротко качнув крыльями, уходила в голубое небо.

Лёха, не теряя времени, плавно дал ручку газа, выруливая на старт. Самолёт вёл себя резво, отзывчиво, без той тяжеловесности, к которой он привык в своём любимом бомбардировщике.

За крыльями и мотором, закрывавшем половину картины мира впереди, Лёха не видел, куда, собственно говоря, рулит. Он плавно дал левую педаль, и «Зайка» резво развернулась влево. Затем, нажав правую педаль, самолёт также резво подставил другой борт к осмотру. Виляя из стороны в сторону, он дорулил до старта.

Посмотрев по сторонам, Лёха добавил газа, плотно вжимаясь в сиденье, и «Чато», радостно рыча, пошёл вперёд, набирая скорость и поднимая хвост.

Он потянул ручку на себя, загоняя «Чато» в крутой подъём.

Все отклики происходили быстрее, резче, динамичнее. Истребитель не оставлял ему времени на медленные развороты и плавные разгоны – только мгновенная реакция и уверенность в движениях.