Текст книги "Багряная радуга (СИ)"

Автор книги: Алексей Гришин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

Глава 23

У своего поставщика аль-Машьяд был уже вечером того же дня. Идеальная легенда для встречи – человек пришел купить наркотик. Дело осуждаемое, но, в общем, никем не запрещенное.

Торговец, долговязый Тавил, был худ, сутул и сед, вообще выглядел старым и немощным. Обманчивая внешность не раз спасала ему жизнь: грабители трижды пытались ограбить его неприметную лавчонку, позарившись на легкую, как им казалось, добычу. И трижды не доживали до прихода стражников. Как уж этот старик, никогда не пользующийся услугами охранников, умудрился расправиться с молодыми и крепкими парнями, так и осталось неизвестным, породив очередные городские легенды про невидимых гулей.

Но со времени последнего нападения прошло больше года, а новых попыток грабежа так и не случилось. Грозная слава защищала Тавила не хуже острых мечей.

Увидев в свете масляной лампы входящего аль-Машьяда, торговец быстро запер входную дверь. Ничего необычного – товар в этой лавке особый, не терпит свидетелей.

– Приветствую, почтеннейший. Что привело вас на этот раз? – седой хозяин обратился к молодому человеку лет двадцати.

– Мир вашему дому, уважаемый. – аль-Машьяд старался не называть хозяина по лакабу 13. Долговязый – не слишком подходящее прозвище для пожилого человека. А ни имени, ни насаба 14 торговца никто, кажется, во всем Тунисе не знал. – Нужна помощь и нужен совет. Вы позволите присесть?

Когда рассказ о разговоре с аль-Шорбаном был окончен, повисла долгая пауза. Лишь доносившийся с улицы шум нарушал царящую в лавке тишину.

– Значит, от твоего успеха зависит многое. В принципе, нам что Барбаросса, что другой какой головорез, все они безразличны. Но сейчас желание господина аль-Шорбана – закон. Приходи завтра вечером, думаю, к тому времени я что-нибудь придумаю.

* * *

Неизвестно что, неизвестно как, но придумывать придется. Вначале узнать, кто такой Барбаросса и чем он славен. Когда-то пират с таким прозвищем наводил ужас, до сих его именем матери детей пугают. Если этот такой же мерзавец, то дела сегодняшнего посетителя плохи. Проще установить слежку за стаей шакалов. Во всяком случае – безопасней.

Примерно так рассуждал Тавил, после того как окончательно запер лавку и наполнил горячим чаем любимую пиалу. В дверь периодически кто-то ломился, во всю глотку требуя снабдить любимым зельем. Ничего, перетерпят. На худой конец, возьмут у кого-то другого. Похуже, но и подешевле. Конкурентов Тавил не боялся, все равно его товар – лучший.

Но что делать с поручением? Столько сил было потрачено, чтобы подвести парня к аль-Шорбану, и что? Спустить все под ишачий хвост? Найти пирата – не проблема, в эту лавочку ходят многие его коллеги. Все расскажут, даже покажут за ма-аленькую такую скидочку. Но что делать с кораблем?

Пока неясно.

Зато ясно другое. Караванщик Ибрагим, привезший недавно очередную партию чаньского наркотика, передал письмо от духовного отца. Хм-м… отец, на дюжину лет моложе сына… неважно! Он – Старец горы, его приказ не может быть не исполнен.

Так вот, после того как письмо было расшифровано, Тавил узнал, что в городе под видом Джамиля, слуги какого-то торговца, обосновался сам Дельшад, едва ли не самый верный последователь духовного отца. Уважаемый жертвующий, несмотря на возраст. Обагривший руки в крови многих врагов истинной веры.

Тавил поступал в подчинение к этому молодому человеку, а значит, обязан немедленно докладывать всю новую информацию. Вот как эту.

Обидно, конечно, это да… с другой стороны, раз начальника назначили, то пусть он и думает, как выкручиваться. Дело подчиненного – доложить и терпеливо ждать инструкций.

* * *

Следующим утром Тавил отправился по указанному ему адресу. Продавец наркотика к слуге богатого купца, чтобы предложить свой товар. Что может быть естественнее? Они разговаривали на виду многих, в конце беседы явно разругались, по-видимому не сойдясь в цене. Бывает. А то, что на самом деле слуга получил важные сведения и связь, об этом окружающие так и не узнали.

Перестраховка? Разумеется, но с ней безопаснее жить. Меньше знаешь – дольше живешь, этот закон незыблем везде и всегда.

Тавилу, например, не следовало знать, что все им сказанное немедленно было передано д,Оффуа. Джамилю – что д,Оффуа немедленно оправился в ювелирную лавку не для покупки новой безделушки любимой жене, а ради вызова на встречу де Камбре. Ювелир так и не узнал, когда и где галлийцы встретились, о чем разговаривали. Но в результате по той же цепочке через Тавила к аль-Машьяду пришел совет, больше похожий на команду, сообщить своему господину о выполнении поручения.

Доклад состоялся поздним вечером, когда усталый аль-Шорбан почувствовал острую необходимость выкурить кальян, приправленный неким специфическим зельем.

– Ну что там у тебя, рассказывай. И это, кальян готовь, да побыстрее. Пошевеливайся, шайтан тебе в почку!

– Делаю-делаю, мой господин! А пока разрешите доложить, что слежка за Барбароссой установлена. Это кельт, профессиональный моряк, не желающий видеть над собой никакого начальства. Зовут его Эймон Линч, беглый бунтовщик, приговоренный судом Островной империи к десяти годам рабства в их колониях Нового Света. В Тунисе появился около года назад как капитан легкого фрегата «Внимательный», в основном укомплектованного командой из таких же беглых рабов-кельтов.

– То есть они сбежали, захватили корабль, на котором без проблем пересекли океан и вошли в наше море? А он лихой парень, этот Эймон Линч.

– И удачливый, мой господин. За год захватил не меньше десятка кораблей с хорошей добычей. Сколько точно – узнать не удалось, есть подозрение, что он не все сбывает в Тунисе.

– Хм-м! – Хозяин кабинета нервно помял лицо. – А вот это плохо. Плохо, когда люди, которым мы предоставляем убежище, торгуют в других портах.

– Это лишь подозрение, – аль-Машьяд поспешил успокоить заметно нервничающего аль-Шорбана. – В любом случае наблюдение за Линчем установлено, правда, ничего интересного получить не удалось. Обычная жизнь моряка. Купцы, верфи, на которых ремонтируются недавно захваченные им корабли, дешевые шлюхи, обитающие в порту, дорогие шлюхи, живущие в домах терпимости. В городе вина не пьет, скорее всего, надирается на корабле. В общем, ничего интересного.

Хозяин кабинета, увидев, что кальян готов, не стал дожидаться слуги, нетерпеливо вскочил, быстрым шагом подошел, буквально выхватил его из рук аль-Машьяда. Вернулся на диван, резко вдохнул ароматный дым и сразу успокоился.

– Ну и ладно. Главное – куда и зачем он собирается плыть. Это удалось узнать?

Слуга смущенно развел руками.

– Увы, мой господин, команда об этом не знает. Точно не знает, мы кое к кому применили амулет правды. Им о планах капитана вообще никогда не рассказывают. Да и зачем им? Их дело управляться с парусами да драться.

Аль-Шорбан даже кальян отодвинул.

– Вот как! То есть ты ничего не знаешь, поручение осталось невыполненным?

Ох, не получить бы плетей!

– Я узнал! Пока немногое, но можно узнать больше. Барбаросса поставил недавно захваченные корабли в док, там они простоят не менее месяца, – затараторил аль-Машьяд. – А сам отплывает уже через три дня куда-то к побережью Галлии. Абордажников оставляет на берегу, зато срочно ищет моряков, хотя бы умеющих управляться с парусами. Значит, нападать ни на кого не планирует.

– Торопится, говоришь?

Господин огладил аккуратно постриженную бородку, улегся поудобнее, вновь взялся за кальян и глубоко затянулся. Посмаковал дым, неторопливо выдохнул, поднял взгляд вверх и блаженно улыбнулся. Уф-ф, пронесло.

– Откуда знаешь? Про команду и отплытие – понятно, но вот про Галлию – откуда? Под стол капитанской каюты забрался, что ли? Матросне, сам говоришь, о таких вещах не рассказывают.

– Все верно, господин. Матросы – не знают, а вот квартирмейстер – другое дело. Ему перед командой отчитываться и по дележу добычи, и по ее отсутствию. Бегать по вантам и жрать солонину без надежды на заработок никому не интересно. В такой поход моряки отправятся только под слово квартирмейстера, что не за призраками будут гоняться, что в конце ждет серьезная пожива.

– А ты, стало быть, у того квартирмейстера в дружках ходишь? – усмехнулся аль-Шорбан, по-прежнему глядя в потолок.

– Не я, а сок мандрагоры. Мы у продавца встретились, он уже пьяный был, ну и, вдобавок, покурить решил. Вот и не сдержал язык. Так-то мы давно знакомы, только я не знал, что он у Барбароссы служит. Знаете, как бывает: здравствуй – здравствуй, как дела – нормально, ну, будь здоров. А тут вон что выяснилось.

– И часто он к тому продавцу захаживает?

– Да когда как, господин. Но завтра вечером будет точно, сказал, что перед походом желает покурить вдоволь.

Аль-Шорбан неторопливо уселся на диване, подобрав под себя ноги. Зрачки блестевших после кальяна глаз расширились, дыхание участилось. Плохо дело, надо срочно исчезать, но как?

– Приведешь к нему своего человека, уговоришь взять в команду. Кого и как – решишь сам. Все, иди!

Какой «иди», когда бежать надо! Но все же как положено, спиной вперед… дошел! Выскользнул! Слава Всевышнему!

И тут же из-за двери донеслось:

– Лейлу мне, тощую! И хлыст!

Господи, что эта гадость с людьми делает.

* * *

13. Лакаб – часть имени, прозвище, почётный титул, возвеличивающий эпитет, псевдоним.

14. Насаб – патронимическое имя, обозначающее имя отца, деда, прадеда и прочих предков по мужской линии.

Глава 24

Следующий разговор о Барбароссе состоялся через пару недель. Утром, когда мысли главного шпиона Туниса были светлы и желание покурить чайнское снадобье не мешало объективности.

Самое главное, для доклада аль-Машьяд был вызван во дворец самого паши, где у его господина имелся роскошный личный кабинет.

Аль-Шорбан восседал на стуле, больше похожем на трон, за вполне себе европейским столом.

Большое окно, высокие потолки… настолько высокие, что у посетителя закралось подозрение, не подслушивает ли кто ведущиеся здесь разговоры? Больно уж узор, украшавший верхнюю часть одной из стен, походил на искусно сделанную перегородку, сквозь которую, кстати, можно и подсматривать.

Хм-м, а кому позволено следить за столь могущественным вельможей?

Впрочем, это дела сильных мира сего, а ему, аль-Машьяду, сейчас важнее доложить красиво, чтобы и аль-Шорбан, и тот, кто наверху, оценили. Ну, начинай, спрашивай!

– Барбаросса возвратился в Тунис. Твой человек уже доложил о походе этого неверного?

– Да, господин, и очень подробно. Но может быть, вы пожелаете выслушать его сами? Он ждет за дверью и рассказывает интересные вещи.

Вообще-то это не дело, чтобы господин опускался до какого-то мелкого шпика. Аль-Машьяд об этом знает, тем не менее не постеснялся предложить личную беседу. Значит, должно прозвучать нечто важное. Если слуга не соскучился по плетям, конечно.

– Ну что же, зови.

В кабинет вошел высокий широкоплечий мужчина, одетый пестро, как принято у удачливых моряков. В ухе серьга с огромной жемчужиной, на пальцах кольца с ярко сверкающими драгоценными камнями. Какими именно, на солнечном свету не разобрать. Держится уверенно, поклонился почтительно, но с достоинством. Этот что ли на фрегате по вантам лазил?

– Как тебя зовут?

– Салем, господин. Сегодня я – Салем.

О как⁈

– А завтра?

– Это будет зависеть от обстоятельств. Желаете услышать рассказ о походе «Внимательного», как я понимаю.

Не любишь говорить о себе? Да ради Всевышнего! Только…

– Кем ты был на том фрегате?

– Матросом, господин, простым матросом. – И, заметив красноречивый взгляд аль-Шорбана, поспешил добавить: – Тогда я был одет несколько иначе и вел себя несколько по-другому.

«Мог бы и здесь вести себя поскромнее». Но это у главного шпиона промелькнуло только в мыслях, незачем пока наседать на человека, замкнется еще, умолчит от какой-никакой мелочи. В деле, где мелочей в принципе быть не может.

– Итак?

– Итак…

Фрегат «Внимательный» вышел из порта Туниса ровно две недели назад и сразу взял курс на Каир. Там загрузился пряностями и шелками, причем по откровенно грабительским ценам. На это пожаловался квартирмейстер. Тот самый, что устроил его на корабль и с которым как-то установились пусть не дружеские, но все-же неплохие отношения. Во всяком случае, иногда квартирмейстер не брезговал посплетничать с Салемом, сидя на канатной бухте долгими весенними вечерами.

Во-от.

Из Каира пошли в Галлию, в порт Монпелье. Там представились купцами, и капитан с квартирмейстером занялись торговлей. По-видимому, не слишком удачно, поскольку никто не спешил отрывать товар с руками.

Следует сказать, что Монпелье – порт необычный. То есть причал, склады, толпы грузчиков, приказчиков и воров – это все как везде. Как и крепость, надежно закрывающая город. Так надежно, что ни о каком штурме города ни с воды, ни с суши нечего даже и мечтать. Даже небольшой гарнизон спокойно отразит любое нападение.

Только гарнизон немал и отлично вооружен. Что там на стенах, выходящих на сушу, Салем не видел. Но в сторону моря смотрит полсотни тридцатифунтовых пушек, способных запросто пустить на дно любой фрегат или галеон.

Да, так про необычность порта: там нет проституток. Вообще нет. И моряков местные встречают совершенно неприветливо. То есть накормят, даже напоят, но упаси господи кому драку устроить! В лучшем случае выпорют, а троих, особо буйных, повесили. Представляете⁈

Так что моряки с «Внимательного» старались на берегу бывать как можно реже. И когда капитан решил проехаться на шлюпке вдоль побережья, от желающих сесть за весла отбоя не было. Но Салем прорвался! Кого деликатно оттеснил крепким плечом, кому посулил глоток пронесенного-таки на борт вина, вопреки строжайшему запрету, однако. Угрожать⁈ Тем более ударить соперника⁈ Да боже упаси. С такими замашками до родной гавани можно и не добраться.

Но к делу.

Шлюпка отвалила от борта, прошла пару кабельтовых на веслах, а дальше капитан приказал поставить парус. Благодать! Сиди на рыбинах и любуйся на побережье. Изрезанное бухточками, заливами с янтарно-желтым песочком, пологими склонами холмов, украшенных деревьями и кустарником с по-весеннему изумрудной листвой. А воздух! На корабле, в тесноте и скученности, с вонью несвежей солонины и воды, начинающей тухнуть, кажется, прямо в момент отплытия, такого отродясь не бывает.

Вот уж свезло так свезло.

Красота! Пока не приплыли к устью реки. Достаточно широкой, чтобы не мешать гребцам, но недостаточно глубокой, чтобы мог пройти фрегат.

И тут началось. Промеры глубин, определение скорости течения и прочее, прочее, что кратко называется прокладкой фарватера. Тяжело и нудно до одури. Поднялись вверх по течению до города. Безье называется. Прошлись, отдохнули, размяли ноги, не обращая внимания на недоуменные взгляды прохожих.

Затем вновь сели в шлюпку и вновь вверх. До замка. Внутрь, естественно, не входили, но снаружи и стены, и башни, и окружающий ландшафт изучили ну очень подробно.

Только зачем?

В порту стоят три тяжелых фрегата, на каждом по сорок шесть двадцатичетырехфунтовых пушек. Напасть на Безье, да даже и на замок, можно, это да. Шебека, скажем, по той реке пройти сможет. Но как назад возвратиться? Получив сигнал тревоги из города, а он наверняка предусмотрен, эти три монстра подойдут за полчаса и в щепки разнесут все, чем располагает Барбаросса, да и вообще вся тунисская вольница.

Единственное, что удалось выяснить: гарнизон Монпелье на помощь Безье не придет, ибо в Безье и на флоте ортодоксы, а в Монпелье и в городе, и в гарнизоне реформисты. Друг друга на дух не переносят, хотя вроде бы одному богу молятся, но по-разному.

Но пока галлийские фрегаты патрулируют побережье, о любых набегах следует забыть. На какую-нибудь деревушку еще и можно напасть, чтобы быстренько пограбить и убежать, а о городах даже мечтать бессмысленно.

Однако. Когда «Внимательный» уже избавился от груза и взял курс на Тунис, квартирмейстер проговорился, что Барбароссе известен день, в который точно ни одного военного корабля не будет на всем побережье Галлии.

Вот так. Дальнейший рассказ шпиона интереса не представлял. И впрямь, кого интересует, как шлюпка вернулась на «Внимательный», как с убытком распродавали груз и возвращались в Тунис. Даже рассказ о шторме, крепко потрепавшем фрегат, был пропущен мимо ушей. Зачем? Главное сказано: Барбаросса знает, когда галлийские корабли уйдут из Монпелье, и готовит на этот день нападение на замок Безье.

Именно для этого ему нужна шебека с низкой осадкой, сильной артиллерией и высокой грузоподъемностью. Подойти с реки, разбить крепостную стену и ворваться, вырезать гарнизон и вообще всех, кто будет сопротивляться. Реально? Да. Вопрос – зачем?

Ведь не город его интересует. С зажиточными домами, которые можно разграбить, с мирными жителями, которых так легко взять в рабство. Нет, именно замок.

Итак, надо получить ответы всего на два вопроса, прежде чем идти на доклад к паше. Когда и зачем. Кто может знать ответы?

Матросы, просаживающие деньги в портовых кабаках? Нет. Шпион четко подтвердил, что с командой капитан планами не делится.

Квартирмейстер? Его взяли под наблюдение сразу, как только «Внимательный» вошел в порт. Точнее, приготовились следить. Одна проблема – этот человек до сих пор на берег не сошел. Капитан узнал о его порочной привычке и держит на корабле, чтобы не болтал лишнего? А может, и вовсе отправил на корм рыбам, ибо пристрастившийся к соку мандрагоры офицер опасен.

Какая разница. Главное, что возможности схватить его и вдумчиво допросить – нет. Как и самого капитана. Хотя он не прячется. Расхаживает по Тунису вполне привольно, вот только в сопровождении пятерки головорезов. Не устраивать же сражение на берегу – другие капитаны не поймут. А ведь именно капитаны обеспечивают Тунису и богатство, и защиту. Те же галлийцы или кастильцы давно разобрались бы с местным пиратским гнездом, если б не пушки пиратских кораблей.

Так что не одобрит паша нападения своих слуг на Барбароссу. Мягко говоря, не одобрит, вплоть до отрывания тех голов.

Что остается? Кто еще знает время и конечную цель путешествия?

Штурман! Он точно знает, когда и куда, значит, может знать зачем и почему.

– Кто штурман на фрегате?

Шпион пожал широкими плечами.

– Какой-то новенький, европеец, кажется, галлиец. Он за все время плавания почти не выходил из своей каюты, так я даже имени его не знаю. Прежнего штурмана Барбаросса поставил капитаном одного из захваченных недавно кораблей, он сейчас на верфи пропадает, следит за ходом ремонта.

Точно! Провести шебеку по речному фарватеру – это задача именно для штурмана.

– Но нового ты узнаешь?

– Разумеется, господин.

Аль-Шорбан повернулся к аль-Машьяду.

– Найди мне этого штурмана. Возьми под наблюдение. Будем захватывать и допрашивать.

– Не опасно? Если Барбаросса узнает, скандал будет громким.

Небрежный взмах руки.

– Ерунда! Скажем, что ошиблись, еще и извинимся. А допрашивать будем под заклятьем правды, потом маг сотрет ему память. Ошибка – дело житейское. Никто же не пострадал, никому ничего не сломали и не отрезали. Все, приступайте.

И еще одним небрежным взмахом руки отправил посетителей прочь, выполнять мудрые и очень важные руководящие указания.

Посетители откланялись, но уже в дверях шпион остановился, обернулся.

– Простите великодушно, господин, но, может быть, вам будет интересно. В Монпелье фрегат взял на борт двоих пассажиров. Кто такие – не знаю, пробовал узнать – не получилось. Жили в отдельной каюте, ни с кем не общались.

– Что, и в гальюн не выходили? – усмехнулся паша.

– Именно что нет, у них в каюте был свой, как и у капитана. И еду, кажется, сами себе готовили. Так что больше ничего добавить не могу. Прощайте, господин.

Уф-ф, аль-Машьяд облегченно вздохнул. Кажется, все прошло отлично. Осталось забрать у шпиона пропуск во дворец, и можно идти отдыхать. Дело сделано!

А пропуск, что пропуск – всего лишь бумажка с магической меткой. Его положено сдать охранникам, но не срочно же. Даст Всевышний, они об этой мелочи и сами не вспомнят, кому охота лезть с вопросами к приближенному самого аль-Шорбана. Отцу Огня, гореть ему в аду.

Глава 25

За два дня до этого разговора.

Каюта капитана фрегата «Внимательный».

– До сих пор не могу поверить, что вы здесь, вик…

– Штурман, дорогой Линч. Штурман Жан Корнель. Здесь нет подслушивающих заклятий, но допустив небрежность раз, мы обычно рискуем ее повторить. Уже в другой, не столь комфортной обстановке.

– Простите, господин Корнель.

– Просто Корнель. Насколько я знаю, капитан не обращается к штурману «господин».

– Но фамилия! Боже, ворона, самая никчемная птица на земле!

– Я попрошу вас! – Де Камбре улыбнулся и гордо вскинул голову. – Птица умная и осторожная. К тому же, приносит мне удачу. Сейчас, в той авантюре, куда мы оба влезли по уши, она нам ой как понадобится. Но к делу. – Улыбка слетела с его лица. – Как я понял, шпику, подосланному тунисской разведкой, вы продемонстрировали все, о чем мы договаривались?

Они сидели на добротных, крепко сбитых стульях за столом, любуясь на одинокую бутылку вина. Выпивать теперь приходилось редко, чтобы не раздражать тех матросов, кто почитал Всевышнего. В таких условиях закуску Линч считал излишеством, уменьшающим удовольствие.

– Да, хм-м, Корнель. Парень убежден, что мы собираемся напасть на ваш родовой замок. Кажется, наш бравый квартирмейстер тоже добавил ему этой уверенности.

– Действительно, он свое дело знает. Так что дебют мы разыграли удачно. Сейчас главное – миттельшпиль. Вы играете в шатрандж?

– Нет, но слово мне знакомо. Кажется, это самая сложная часть игры. Кстати, мы же не собираемся играть в гляделки с этой бутылкой? – Линч наклонился, откуда-то из-под стола достал две простые медные кружки и разлил вино. – Ну, да не покинет нас удача!

Но чокаться не стал, разумно опасаясь, что звук услышит кто-то из моряков. Они просто выпили, залпом и до дна, вовсе не стремясь оценить ноты и оттенки вкуса. И аккуратно поставили кружки на стол.

– Да, сейчас нам предстоит самое сложное – убедить противников, что эту самую удачу они поймали за хвост. Налейте еще.

Но в этот раз де Камбре пить не спешил, долго и внимательно смотрел на полную кружку. В конце концов просто поставил ее на стол.

– В миттельшпиле главное – предугадать намерения противника и пожертвовать. Вовремя и обоснованно. И не всегда эта жертва – пешка.

– Надеюсь, и не король? – Линч беззаботно улыбнулся и с наслаждением отпил вино.

– Не король… Как вы думаете, капитан, что противник предпримет, получив информацию от своего шпиона? Ну! Не сложно же догадаться.

Линч только отмахнулся. Мол, не его это дело такие загадки отгадывать. Чай не на море идет сражение.

А де Камбре продолжил:

– Мы его раззадорили, заставили действовать. Дали возможность узнать часть тайны, поманили кушем, как он считает, немаленьким. Теперь паша и его слуги будут землю рыть, чтобы узнать все остальное. От кого? От матроса? Несерьезно, откуда матросу знать планы капитана. Тогда от кого?

Капитан фыркнул.

– Да отправим к ним квартирмейстера, он мастер шерсть на глаза натягивать. Такого наплетет, что местные от жадности давиться начнут. Всем скопом.

Виконт не принял шутливого тона.

– Не выйдет. Применят к нему заклятье правды, тогда-то все и выплывет наружу. Как мы его тунисцам подставили, как и по чьей команде он шпиону лапшу на уши вешал.

– Чего и куда вешал⁈

– Неважно, капитан. Главное, расскажет все, что знает и о чем только догадывается. Так что держите-ка вы его на борту, чтобы до конца нашего дела о береге и думать забыл. Сможете?

– А что я? Это ваш… твой человек, ты им и командуй. А сход на берег я ему закрою, это не трудно. Но тогда кто? Я?

Де Камбре присвистнул и сделал необычный жест, покрутив указательным пальцем у виска. На недоуменный взгляд собеседника просто отмахнулся.

– И думать забудь, те же яйца, только в профиль. – Сегодня он расщедрился на странные выражения. Не заболел ли? – Наоборот, собери лучших бойцов и без их охраны даже на горшок не ходи. Ты нам живой и невредимый нужен. Нет, захватить для допроса тунисцы должны меня. Я единственный, кто сможет выкрутиться из такой ситуации. Если, конечно, ты вовремя придешь на помощь. Вот тревожный амулет.

Де Камбре протянул ручной компас с большим рубином в центре.

– Если камень засветится, как сейчас. – Он как-то шевельнул руками под столом, и внутри рубина действительно загорелся свет, словно вспыхнула маленькая звездочка. – Стрелка укажет туда, где я нахожусь.

Стрелка и впрямь повернулась к виконту.

– Действует на расстоянии до пяти километров, так что будь постоянно наготове.

– На каком таком готове! – воскликнул Линч. Потом огляделся, понял, что каюта, даже капитана, не то место, где можно повысить голос, не привлекая внимания команды. С другой стороны, именно капитан имеет право кричать на штурмана, так что нечего здесь! – Ты сам понял, чего ляпнул! – И, убавив громкость, продолжил: – Один из высших вельмож Галлии на допросе у тунисских костоломов. Да меня, если что, знаешь за что повесят? И ведь не спасет никто, ты-то на небесах отдыхать будешь. Или у демонов в котле кости греть, наслаждаться, короче.

– Нормально все будет. Не переживай, я знаю, как выкрутиться, учили меня, понимаешь? И вообще, что за дела? Команда дана? Дана. Извольте исполнять, господин капитан.

Он залпом выпил вино, спокойно поставил пустую кружку на стол и спокойно вышел из каюты.

Все правильно сделал?

Да. Виконт де Камбре барон де Безье единственный в этом мире человек, которому не страшны никакие заклятья. Почти никакие, но уж точно – заклятье правды.

Когда-то курсант военной академии Клиссона тогда еще лишь барон де Безье, как и все курсанты той академии, прошел через хитрый обряд, позволяющий каждому дворянину увеличить или уменьшить магическую силу. Увеличил – и стал хуже видеть чужие заклятья. Уменьшил – видеть их стал лучше.

Но чем сильнее уменьшаешь силу, тем больше шансов умереть или сойти с ума, не имея возможности пользоваться тем, к чему привык от рождения. Это страшнее, чем лишиться руки или ноги, их-то хороший маг запросто заново вырастит. А вот магия, она есть всегда. А если ее нет – назад не возвратишь.

Только он, бывший российский офицер Борис Воронин (потому и назвался Корнелем), без колдовства жизнь прожил, и прожил неплохо, так, чтобы ни о чем не жалеть. Потому и решился отказаться от магии полностью. Взамен стал видеть во всех подробностях любые заклятья, даже те немногие, были, оказывается, и такие, что никакому магу невидимы.

Как выяснилось, маги, как и дворяне, являющиеся здесь по сути слабыми, но все-таки магами, создают не сами заклятья, а некие силовые конструкты, а уже те выдают нужный результат. Разрушь такой конструкт – заклятья не будет. Измени – и получишь иное, с предыдущим никак не связанное.

Потом над тем же курсантом самые сильные маги, деканы магической уже академии, провели обряд лишения дворянства. После него никто не выживал. Кроме него.

Выжил. И получил возможность воздействовать на чужие конструкты, ослаблять, отводить и в корне менять заклятья. Не сразу, но освоил эту науку.

Но никогда никому так и не рассказал о своих способностях. Наверное, потому и жив до сих пор. И уж капитану Линчу о них точно знать не следует.

Кстати, в Османской империи во всех портах стоят артефакты, выявляющие европейских магов, которым напрочь запрещен въезд в страну. Ну не терпят местные маги конкурентов. Однако на него не отреагировали. Все правильно, раз человек сам творить заклятья неспособен, то и нечего народ беспокоить. А умеет он вмешиваться в чужие или нет, таким тонкостям амулеты не обучены.

Так что именно у виконта де Камбре есть шанс.

Сейчас он всего лишь штурман? Ну и ладушки.

Пока можно пойти в свою каюту, чтобы с умным видом склониться над картой, делая вид, будто хоть что-то понимает в серьезном деле счисления пути и прокладки курса.

Господи, ну что за наука такая странная, вот вообще неясная и неизведанная. То ли дело… что? Физика? В этом мире, где лишь недавно некий парижский ученый посмел предположить, что свет обладает волновыми свойствами. За что был освистан высоколобыми коллегами и с позором изгнан из университета.

Интересно, а если рассказать тем научным светилам об электромагнитных волнах, дуалистической теории света? Выслушают?

Возможно, что и так, все же человек вхож к самому королю, его сходу послать в дальнее и не совсем приличное путешествие неудобно. Зато совершенно спокойно можно поделиться сомнениями, не более, с местным аналогом инквизиции. И уже эти парни, поднаторевшие в изобличении всяческих смутьянов, зададут вопрос, приведший когда-то в изумление самого Галилея: «Докажи».

А как? Если напрочь забыто все, чему учили профессора МИФИ не самого плохого студента Борю Воронина. И напомнить некому. Хотя… кто знает? Может быть, и здесь когда-то расписал свой числовой ряд какой-нибудь Фибоначчи, великий Ферма прямо сейчас шлет из глубокой провинции письма, полные математических откровений, а местный Декарт уже издал свой трактат о свете.

И тогда никто не посмеет запретить отошедшему от государевых дел виконту де Камбре исследовать природу местной магии, свойства которой, это уже проверено, во многом аналогичны свету. Как Стругацкие таких называли? Прогрессоры, кажется? Черта с два! Это будут его, и только его, исследования! На основе знаний, полученных здесь, ибо прежние забыты начисто.

Когда-то выпускник МИФИ Борис Воронин без тени сомнения ушел из науки, осознав собственную неспособность сформулировать задачу, достойную звания ученого. Так вот же она! Бери, изучай, исследуй…

Но потом. Когда будет решена эта. Потому что ученый найдется. Раньше или позже кто-то возьмется за перо и напишет что-то вроде «Размышлений о природе магии».

Но если сейчас не обуздать местных пиратов, продолжит литься кровь, людей все также будут угонять в рабство. А стало быть великую и светлую науку следует отложить в сторону. До лучших времен.

Если удастся совершить задуманное и вернуться живым.

Интересно, команда на захват штурмана «Внимательного» уже дана?

Проверить просто – выйти в город. Если появятся нежданные попутчики, значит, все сработало. Хорошо? Как сказать. Здесь, в холодной и тесной каюте, всяко удобней, чем в просторной допросной камере, нагретой огнем жаровни. В пыточной, если по-простому.

Но делать нечего, надо идти. Скажем, в гости к Ханум, содержащей самых шикарных шлюх в порту. А то странно, штурман, должен быть при деньгах, а в дома терпимости до сих пор ни ногой. Все, пошел!

– Боцман, шлюпку мне!

Ну, капитан, не подведи.