Текст книги "Ларец Пандоры (СИ)"

Автор книги: Алексей Константинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц)

Константинов Алексей Федорович
Ларец Пандоры.

Пролог.

1

11 февраля 1974 года. СССР, поселок близ Омска.

Сквозь узкие прорехи в свинцово-чёрном небе с трудом можно было различить блекло-серебряные звёзды. В пространстве, заполненном их тусклыми лучами, снежинки описывали замысловатые траектории: мотались из стороны в сторону, по спирали опускались к земле, стремительно пикировали вниз. Протоптанные вечером тропинки за ночь растворились среди наваленных метелью сугробов. Скорбные завывания ветра словно оплакивали тех несчастных, которым предстояло ехать сегодня на работу.

Низкий, согнувшийся в три погибели китаец Линь Юн медленно идёт по просёлочной дороге к автобусной остановке. В сапоги набивается снег, ноги намокли и замерзли. Руки скрещены на груди, пальцы впиваются в шубу, которую ветер так и норовит сорвать. Со лба струится пот: прокладывать тропинки среди снежных завалов в сельской местности занятие непростое. Проклиная свою судьбу и погоду, Линь настырно переставляет ноги.

Сильная вьюга началась ещё на выходных. Юн надеялся на то, что погода улучшится к понедельнику. В воскресенье вечером метель не только не улеглась, но и набрала силу. Юн внимательно слушал радио. Должны были сделать штормовое предупреждение. Он снова ошибся. Диктор рассказал о планах постройки нового моста через Иртыш, немного поговорил о политике, ни словом не упомянул погоду. А пропускать работу Линь не мог – у него уже был выговор за систематические опоздания, к тому же начальник цеха недолюбливал китайца. Отговорки о плохой погоде никто и слушать не станет. Уволят без лишних разговоров.

В понедельник Юн проснулся в полпятого утра и, выглянув в окно, убедился в худших опасениях – вьюга продолжалась. Пришлось китайцу начать собираться на час раньше обычного. Наспех позавтракав, накинув на плечи куцую шубу, обернув ступни газетами и надев старые, большие сапоги, он вышел из дому. В такую погоду тяжело приходилось даже коренным сибирякам, не говоря уж о миниатюрном Лине. Каким-то чудом китайцу удавалось держаться на ногах, хотя несколько раз порывы ветра и сбивали его в сугробы.

На остановку Линь добрался к шести, выбившийся из сил и мокрый от пота. Словно по закону подлости ветер стих, тучи разбежались. Через десять минут, когда на остановке толпилось человек сорок, метель прекратилась. Линь поправил шарф, закрывавший рот, натянул его до самых глаз. Лицо китайца было изуродовано страшными шрамами. Всякий человек, заметив их, считал своим долгом выпучить глаза и не отрывать взгляда от Линя. Одни смотрели на китайца с жалостью, другие с презрением, третьи с раздражением, но их роднило одно чувство – отвращение. От этих взглядов Юню становилось неловко, он ощущал себя униженным. Поэтому Линь старался не демонстрировать своё уродство: летом прикрывал лицо платком и ходил с низко опущенной головой, зимой же пользовался шарфом.

По-черепашьи неторопливо к остановке подъехал длинный автобус. Прыгая с ноги на ногу, оживленно переговариваясь друг с другом, люди стали заходить внутрь. Юн не торопился. Даже если автобус будет набит под завязку, Линь сумеет втиснуться и занять место где-нибудь в уголке. Сегодня автобус отошёл от остановки полупустым. Все сидячие места заняли, стоя ехали единицы. Юн оказался среди последних. Он по привычке устроился в хвосте автобуса, забившись в уголок и двумя руками придерживаясь за поручни.

– Приобретаем билетики! – зычным голосом возвестила о своем приближении полная женщина-кондуктор. – Вы купили билет, гражданин? – она посмотрела на Линя. Китаец запустил руку в карман своей шубы, достал оттуда потёртый проездной.

– Приобретаем билетики! – кондуктор оставила Линя в покое.

На следующей остановке подсело значительно больше н6арода, в салоне стало тесно. Возле Линя встал улыбчивый мужчина средних лет. Невольный сосед китайца осмотрелся, остановил взгляд на Юне.

– Как погодка сегодня? – обратился он к Линю. – Проснулся в полшестого, вставать лень, думал, на автобус опоздаю. В окно поглядел, а там, – мужчина присвистнул. – Позавтракал, значит, снова к окну – глядь, а метели и нет. На остановку пришёл, мать-перемать, снова начинается. Повезло, автобус подъехал, не то б к чертям окоченел. Брр, – мужчина снова посмотрел на Линя. – Хоть и сибиряк, мороза не переношу. А ты хлипенький, как я погляжу, тебе, наверное, ещё хуже?

– Нет, – тихо ответил Юн.

– Шарф бы снял, здесь не холодно. Не хочешь? Ну, твоё дело, указывать не буду. Меня, кстати, Сергей зовут, – не дождавшись, когда Линь назовёт своё имя, попутчик продолжил. – Меня, знаешь, жена на работу пускать не хотела. Говорит, обойдутся без тебя. Я главный инженер на производстве. Как они без меня? Так поди бабе это объясни...

Грубоватый, бесцеремонный и нахальный сосед не понравился Линю. Но раз уж Сергею не требовался собеседник, Юн мог стерпеть его общество. Китаец краем уха слушал байки, которые травил Сергей, смотрел через окно на деревья, растущие вдоль дороги. Метель снова набирала силу. Сначала белая пелена поглотила пространство за деревьями, потом с трудом стали различимы их очертания. Китаец с беспокойством посмотрел в сторону водителя – через лобовое стекло почти ничего не видно.

"Добром это не кончится", – подумал китаец всего за мгновение до того, как автобус вздрогнул.

– Все руки в мазуте, лицо в мазуте, давай об одежду вытирать. Ой! – Сергей уцепился за поручень. – Это ещё что такое?!

– Тормози! Свалимся! – закричал кто-то из пассажиров. Автобус занесло, люди завизжали. Линь Юня отстранили от окна, он перестал понимать, что происходит. Стукнувшись об ограждение, автобус стал заваливаться на бок. На мгновение, растянувшееся в вечность, в салоне воцарилась тишина. Схватившись за поручни, пассажиры превратились в безмолвные статуи. Возникший крен не увеличивался и не возрастал. Линь почти поверил в благополучный исход, когда автобус сильно тряхнуло. Несколько человек упали на пол, другие прижались к сидячим пассажирам. Ноги Юня оторвались от пола, китаец буквально взлетел, потом его бросило на поручень, наконец, резко дернуло вниз, к противоположной стенке салона. Оконные стекла разбились, в салон хлынула вода. Началась паника. Отовсюду доносились крики и плач, брызги ледяной воды летели прямо Юню в лицо.

Опомнившись, Линь крепко сжал поручень, подтянулся, ногами выбил остатки стекла, просунул руку в окно, дотянулся до крыши автобуса, уперся ногами в поручень, набрав полную грудь воздуха, борясь с потоком воды, оттолкнулся ступнями, одновременно помогая себе руками, вырвался из автобуса и оказался подхвачен речным течением. Он стал судорожно грести к пробитой автобусом громадной проруби. Вынырнув, Юн попытался набрать воздуха, но от холода дыхание перехватило. Только спустя несколько секунд Линь сумел заставить лёгкие работать. Он отдышался, начал осматриваться. На склоне, возвышавшемся над рекой метра на полтора, отчетливо виднелся след скатившегося автобуса и обломки ржавого, прогнившего дорожного ограждения. Несколько человек выбрались раньше Линя, барахтались на поверхности проруби или карабкались на берег. Под водой оставалось не менее полусотни человек. Юн вгляделся в тёмные воды Иртыша. Ему удалось различить боковую стенку автобуса. Не слишком-то и глубоко. Линь не мог бросить несчастных на произвол судьбы. Нужно помочь хотя бы кому-нибудь. Собравшись с силами, он опустился под воду, поплыл вниз.

Из автобуса продолжали выбираться люди, но когда Линь оказался у окна, он понял, что большинство пассажиров потеряли сознание и были обречены. Юн проник внутрь автобуса, когда пробирался через окно, ощутил укол в левом боку, но игнорировал боль. Китаец заметил Сергея, валявшегося без чувств. Юн подхватил мужчину под мышки, вместе с ним выбрался из салона, потащил его вверх. Перед глазами китайца стали растекаться черные круги, лёгкие непроизвольно сокращались. Линь вот-вот задохнётся. Выплыть из бурной реки вместе с тяжелым мужчиной оказалось не простой задачей.

"И себя погубил", – подумал Юн, упорно продолжая грести. В следующую секунду пальцы правой руки захватили воздух. Линь вынырнул. Кое-как вытащив мужчину на лёд, Юн сел позади него, обхватил Сергея вокруг груди руками и сильно её сдавил. Изо рта пострадавшего потекла вода вперемешку с рвотной массой. Китаец повторил свои действия ещё два раза, Сергей стал кашлять, оттолкнул Линя, упал на лёд, стал дышать самостоятельно.

Измотанный Линь повалился на спину, приложил руку к лицу и с ужасом обнаружил, что потерял шарф. Уродство Юня выставлено на всеобщее обозрение. Схватившись за воротник шубы, Линь попытался натянуть его себе на лицо. Он вскрикнул от резкой боли в левом боку. Юн попытался сесть, но не смог. Он приложил руку к больному боку, нащупал длинные осколок стекла, липкую влажную массу – его кровь. Мысли стали путаться. Линь хотел вытащить стекло, но остановил себя. Пускай это сделают врачи. Если успеют.

Голова кружилась, образы людей, погибших много лет назад, всплыли в памяти Линя. Он забылся.

2

3 августа 1970 год. Великобритания, небольшой городок графства Норфолк.

За окном чёрного Астон Мартина 63-го года бескрайние морские просторы сменялись прибрежными скалами, которыми так богато побережье Норфолка. Шестидесятилетний лорд Арчибальд Недвед любовался своей малой родиной с заднего сидения автомобиля, плотно прижавшись головой к дверному стеклу. Фамильное имение лорд покинул в тридцать пятом году и с тех пор не посещал его. За прошедшие годы тёмные прямые волосы Недведа поседели, карие, почти чёрные, глаза сделались блеклыми и бесцветными, лицо и руки избороздили морщины. А Северное море осталось таким же молодым и могучим, бесконечным и глубоким, приветливым светло-голубым у берега и грозным грязно-серым на горизонте. Гнетущее чувство близости смерти, скорбь об утраченной молодости, красота окружавшей его природы, которая останется такой же, как и сегодня, в день, когда Недведа не станет – всё смешалось в душе Арчибальда, глаза лорда предательски заблестели. Пару лет назад подобные мысли не тревожили старого лорда. Он чувствовал себя молодым, жаждущим приключений странником, которому предстояло пройти множество дорог. Что переменилось с тех пор? Неужели старость, от которой он тщетно пытался убежать, настигла его?

Море растворилось в зелени кустарников и крон, замелькали деревья и поля, небольшие посёлки тянулись вдоль дороги. Навстречу ехали потрёпанные временем грузовики. Вскоре автомобиль въехал в город. Здесь перемен нельзя было не заметить. На окраине встречались дома-старички, под стать Недведу: стены покрылись трещинами, краска поблекла, крыши проседали. Зато чем ближе к центру, тем чаще попадались молодые и сильные, недавно возмужавшие здания магазинов и супермаркетов, многоэтажные дома. Арчибальд с любопытством ребенка рассматривал старую площадь, которая каких-то тридцать с лишним лет назад была заставлена лотками с товарами. Теперь там гуляли люди, в центре соорудили фонтан, воздвигли памятник.

Но колёса автомобиля продолжали безжалостно крутиться, шофёр свернул с широкой дороги на узенькую улочку. Вокруг царил дух старой Англии: выложенный камнем тротуар, серые стены домов, неторопливо прогуливающиеся приветливые жители. Миновав улочку, автомобиль подъехал к главной достопримечательности города – имению семейства Недведов. Двухэтажное здание из красного кирпича изгибалось буквой "г". Строгие прямоугольники окон ровными рядами тянулись вдоль стен. Перед зданием раскинулась небольшая полянка. А на заднем фоне красовался старый дремучий лес. Даже сейчас, в полдень, он выглядел зловеще: уродливые ветки деревьев переплетались друг с другом, не позволяя солнечному свету проникать между ними, в чаще царила темнота. Казалось, сама ночь поселилась под кронами в лесу. В детстве Арчибальд боялся гулять там один, когда повзрослел, о своих страхах не рассказывал, но от опушки предпочитал держаться подальше.

Со стороны дороги не увидеть уютный садик, раскинувшийся перед неглубоким оврагом. Во времена молодости Арчибальда в саду росли яблони и дикий кизил, семена которого, вероятно, принесло ветром из лесу. Поначалу от него пытались избавиться, но потом смирились. В итоге кизил разросся, придавая садику экзотический вид. Как там обстояли дела теперь, лорд не знал.

Автомобиль проехал через открытые ворота, обогнул лужайку и остановился возле входа в имение.

– Приехали, мистер Недвед, – сказал шофёр.

К Астон Мартину подскочили двое слуг. Один открыл Арчибальду дверь, второй полез в багажник, принялся разгружать автомобиль.

– Милорд, рады приветствовать вас в поместье Недведов, – почтительно произнес слуга. – Меня зовут Джек Нордхейм, по воле муниципалитета я дворецкий. Если вам будет угодно, вы в любой момент можете отказаться от моих услуг и нанять подходящего вам человека.

– Вы славный парень, Джек, – улыбнулся Недвед. – Зачем мне вас менять?

– Как вам будет угодно, милорд, – произнес Джек.

Арчибальд выбрался из машины, набрал полную грудь свежего провинциального воздуха, окинул фамильное имение полным восхищения взглядом.

– Слушайте внимательно, Джек, – начал Арчибальд. – Сегодня я хочу просто побродить. Обедать не буду, пригласите меня к ужину. Не отвлекайте меня по мелочам, всё необходимое я сообщил Уильяму, это мой шофёр.

– Как вам будет угодно, милорд, – произнёс Нордхейм.

– Спасибо, Джек, – Арчибальд улыбнулся дворецкому и пошёл к дому.

Как только старый лорд переступил порог имения, на него нахлынули воспоминания. Обстановка внутри сильно изменилась, но главное осталось на месте – стены. Всюду новые ковры, новая мебель. Зато камин на прежнем месте. Тридцать пять лет назад в доме можно было отыскать газовые лампы, теперь всюду стилизованные под свечки электрические светильники.

Недолго думая, лорд поднялся по ступенькам и направился в свою комнату. Помнится, они с друзьями проводили там часы за партиями в бридж. Иногда игра настолько захватывала молодых людей, что они забывали обо всём на свете и играли по пять-шесть робберов за ночь. Интересно, у кого на счету больше побед? Обделённый скромностью Арчибальд решил признать чемпионом самого себя.

Лорд без труда отыскал нужную комнату. Взволнованный Недвед повернул ручку и вошёл внутрь. Через широкое окно, выходившее на юг, комнату заливал свет. Солнце перекатилось через зенит, но до заката оставались часы. Справа от окна стояла роскошная кровать. Арчибальд приблизился к ней, опробовал матрас на жёсткость, присев с краю. Оставшись доволен, лорд стал осматривать другую часть комнаты. Книжный шкаф, несколько на вид комфортных кресел, письменный стол, а на нём...

Беззаботная улыбка сползла с лица лорда. Дыхание участилось. Сердце заколотилось. Он зажмурился, открыл глаза. Наваждение не рассеялось. Безделушка оставалась на месте. Механически лорд потянулся к своей груди. Пальцы нащупали цепочку с закреплённым на ней ключом.

– Не может быть, – прошептал Арчибальд.

Недвед встал, дрожащими пальцами стащил цепочку с головы, зажал ключ между негнущимися пальцами, подошёл к письменному столу. Он протянул руку, нерешительно прикоснулся к безделушке.

Деревянная шкатулка с незамысловатым узором. Тонкие чёрточки переползали с крышки на стенки и скрывались на дне. Узкая полоска между крышкой, по форме напоминавшей разрезанный поперек основания цилиндр, и стенками, под ней замочная скважина. Недвед поднял шкатулку, вставил в неё ключ. Арчибальд уронил ларец – ключ подошёл!

Старик схватился за сердце, в висках застучало, ноги предательски дрожали. Вцепившись в спинку кресла, Арчибальд сел, снова посмотрел на упавшую на пол шкатулку. Откуда она могла взяться?

Понадобилось пару минут, чтобы оправиться от шока. Арчибальд собрался с мыслями, встал, поднял шкатулку, поднёс её к лицу. Последние сомнения растворились. Лорд поставил шкатулку на стол, пододвинул кресло и, упираясь локтями в стол, склонился над безделушкой. Он дал клятву – никогда не вспоминать событий, связанных со шкатулкой. Но выбора у лорда не оставалось. В голове крутились имена: Наташа, Джеймс, Освальд. С содроганием он вспомнил ещё одно – Жак. Арчибальд отыскал нить Ариадны, которая позволит лорду бродить по лабиринту собственной памяти. Хотел ли этого сам Недвед?

Арчибальд мрачно посмотрел на шкатулку.

– От моего желания ничего не зависит, – произнес он. А перед глазами стояла дата – тринадцатое марта тысяча девятьсот тридцать пятого года.

3

24 декабря 2000 года. Франция, Марсель.

В большой четырехкомнатной квартире семьи Бюстьенов шла подготовка к встрече Рождества и Нового года. Отец семейства, Анри, устанавливал сосну в углу просторной гостиной, его десятилетний сын Жульен с двенадцатилетней кузиной Жанной разбирали игрушки. Супруга Катрин возилась на кухне. Без дела сидели только старшая дочь Анри, красавица Мари, и его отец, старый Жак. Девушка любовалась сосной, весело смеялась, когда Жульен путался в гирляндах, а Жанна пыталась его освободить, с нежностью смотрела на отца и деда, и изредка бросала отстранённый взгляд в сторону кухни.

Неделю назад в семье произошёл скандал. Катрина требовала отправить Жака Бюстьена в дом престарелых. Она всячески старалась подтолкнуть Анри к этому шагу уже много лет, но ничего не получалось. А потом Катрина рассказала, будто бы Жак болтал всякие гадости о ней за спиной Анри. Катрина поставила вопрос ребром: либо она, либо Жак. Всех подробностей Мари так и не узнала, но словам матери она не верила. Дед был человеком чести, к тому же дорожил добрым именем Бюстьенов, а потому даже косвенно не стал бы вредить репутации семьи.

Мари казалось, истинной причиной, по которой мать хотела избавиться от Жака, был его возраст. Старик Бюстьен едва волочил ноги, неаккуратно ел, разбрасывал крошки по всей кухне, к тому же забывал о правилах личной гигиены. Мари вызвалась убирать за дедом сама, но мать не позволила ей этого.

– Мы не домработницы, Мари. Людей такого возраста должны содержать в специальных учреждениях. Там позаботятся и об их внешнем виде, и об их здоровье, – заявила Катрина в ответ на предложение дочери.

Катрину раздражало присутствие старика, и она ничего не могла с собой поделать. В конце концов Анри поддался на уговоры. Было решено начать собирать необходимые документы для оформления Жака в дом престарелых после рождества. Наверное, поэтому Катрина так радовалась, постоянно напевала одной ей известный мотив.

Мари не хотела, чтобы дед уходил. Она любила возвращаться из школы домой, заходить к нему в комнату, всегда пахнущую по-особенному, обсуждать события дня. Выслушав внучку, Жак никогда не принимался давать ей советы, как поступили бы мать или отец. Он мягко улыбался и сам рассказывал похожую историю из своей жизни. Сейчас в это сложно было поверить, но полвека назад старик Бюстьен работал археологом. Он объездил весь мир вдоль и поперек, мог поведать о чем угодно, будь то погребальные обряды индейцев Южной Америки или повседневная жизнь эскимосов.

Несмотря на свой почтенный возраст, он с пониманием относился ко всему новому, сохранил интерес к жизни. Внутри старика словно бы находился стальной несгибаемый стержень. Благодаря нему Жак сохранил рассудок в столь почтенном возрасте – старику без малого восемьдесят пять лет. Правда, он обладал одним недостатком, который с возрастом проявлялся отчетливее и выходил на первый план в поведении старика, порой приводя в замешательство и смущении мало знакомых с Жаком. Этим недостатком, отталкивающим людей от него, была ненависть к немцам и всему немецкому. Истинный патриот Франции, Жак пережил крах Третьей Республики, не забыл соотечественников, лишившихся жизни в страшной войне, развязанной германцами, "дикарями", как называл их сам Бюстьен. Он никогда не принимал точки зрения, согласно которой вся вина возлагалась на Гитлера.

– Нет, – говорил Жак, каждый раз услышав подобные возражения. – Гитлер не виноват – он лишь взывал к чувствам, присущим немцам от природы. Этот народ заслуживает одного – забвения в пучинах истории!

Подобные слова он повторял снова и снова, по делу и без дела. Из-за подобных взглядов Жак слыл сумасшедшим. Несмотря на это, Мари частично разделяла точку зрения деда. Два года назад она ездила в Германию с родителями. Возможно, на неё оказали влияния слова Жака, произнесенные им ранее, но Мари не могла избавиться от ощущения некоторого высокомерия, присущего немцам во время общения с французами.

Анри закончил крепить сосну и отошел в сторону, удовлетворенно потирая руки.

– Ну как? – спросил он, повернувшись к Мари.

– Красавица, – слабо улыбнулась девушка.

– Давайте ребята, наряжайте! – обратился Анри к Жанне и Жульену. Дети оживленно принялись развешивать игрушки на ветках.

– Мари, не хочешь помочь брату и кузине? – спросил Анри у старшей дочери.

Девушка уже собиралась встать, как вдруг её взгляд упал на лицо старика Бюстьена. Глаза Жака блестели от слёз, на лице застыло каменное выражение, губы превратились в две бледные полоски. Старик поднялся и заковылял в сторону своей комнаты. Мари обеспокоенно проводила его взглядом, повернулась к отцу.

– Нет, папочка, Жульен и Жанна прекрасно справятся без меня, – ответила девушка.

– Бездельница, – шутливо пожурил дочь Анри. – Если понадоблюсь, я на кухне.

Мари кивнула и, как только отец ушёл, бросилась вслед за дедом. Девушка предполагала, что Жак догадался о соглашении между сыном и невесткой. Должно быть, он чувствует себя преданным самыми близкими людьми. Мари следует попытаться утешить дедушку.

Она тихонько постучала в дверь к старику Бюстьену, приоткрыла её.

– Можно войти? – спросила Мари.

– Заходи, – коротко ответил расстроенный Жак. Он сидел у окна и смотрел, как по земле стелился снег. Взгляд Жака был отстранённым, неземным. Казалось, старик где-то далеко от Марселя – в джунглях Амазонки, на вершине Гималаев – во времена, когда сила не покинула его рук, а мысли не сбивались и не путались, сохраняли ясность и порядок.

– Ну как ты? – участливо спросила Мари.

– У? – промычал Жак, возвращаясь на грешную землю.

В этот момент крамольная мысль закралась в голову Мари: "А может ему и правда будет лучше в доме престарелых?"

– Почему ты ушёл? – спросила Мари.

– Сосна, – пробормотал Жак. – Она навеяла неприятные воспоминания. Уж очень похожа на ту, другую, – старик всхлипнул, по щеке покатилась слеза. – Как же давно это было...

– Хочешь рассказать? – Мари взяла стул и села напротив деда.

– А ты готова к настоящей истории, Мари? – глаза Жака вспыхнули, он пристально посмотрел на внучку. – Я боялся доверить её кому-либо, долгие годы хранил в тайне. Решил унести с собой в могилу. Может так будет лучше?

Мари взяла Жака за руку, сжала кисть старика своими маленькими ладонями.

– Рассказывай, я хочу послушать её.

Жак зажмурился, крохотные слезинки медленно скатились по щекам, оставив тонкие, переливающиеся дорожки.

– Для меня история началась в тридцать пятом году, – глубоко вздохнув, начал Бюстьен.

4

Лето 2006 года, Россия, Калининградская область.

Константин Шорохов, двадцатисемилетний русоволосый парень среднего роста, подходил к своему подъезду, когда ему на глаза попался шикарный черный Мерседес. Никто из местных не мог позволить себе такой автомобиль.

"Люди Костромы", – смекнул Костя.

Вместо того, чтобы войти в подъезд, Шорохов повернул к почтовым ящикам. Краем глаза он поглядывал на Мерседес. Стекла автомобиля тонированные, различить фигуры водителя и возможных пассажиров Шорохов не смог. Он открыл свой ящик, продолжая коситься на Мерседес, с удивлением обнаружил внутри письмо.

Большой красивый конверт, облепленный марками. В графы конверта аккуратным женским почерком вписаны миниатюрные французские буквы. Костя бросил короткий взгляд в сторону Мерседеса, спрятал письмо под мышку и направился к своему подъезду. Внутри он никого не встретил, бегом поднялся к себе на этаж и возле двери своей квартиры увидел здоровенного коротко стриженого амбала с квадратным лицом. Костя замер. Амбал ухмыльнулся.

– Шорохов? – спросил он.

– Вы обознались, – ответил Костя и, обойдя бандита, решил подняться на следующий этаж.

– Шорохов, – уверенно повторил амбал. Его тяжелая рука легла на Костино плечо. – Кострома велел с тобой поговорить, – здоровяк исподтишка ударил Костю по правой почке. Не готовый к такому повороту событий Шорохов согнулся, прижался к перилам. Бандит пятерней схватил его за волосы, потащил вверх.

– Слушай сюда. Кострома человек серьезный, долгов не прощает, – прошептал здоровяк Косте на ухо. – Срок вернуть бабло – неделя. Попробуешь смыться и ты покойник. Про нас не забывай, будем наведываться. Поэтому чаёк, кофе, коньячок дома чтоб были. Усёк?

Амбал толкнул Костину голову вниз, врезал коленом в пах Шорохову.

– Ну, будь здоров, – непринужденно насвистывая, бандит вызвал лифт и уехал. Только после этого Костя нашёл в себе силы распрямиться, подобрать с земли упавший конверт, отомкнуть квартиру и ввалиться внутрь. Как он добрался на кухню, Шорохов не помнил. Костя окончательно пришёл в себя только после того, как приложил к почке лед.

"Влип, так влип, – подумал Шорохов. – Боюсь, не выкручусь".

Немного посидев с закрытыми глазами, Костя отложил лёд и пошёл в туалет. Мочиться было больно. На мгновение обеспокоенному Косте показалось, что в моче кровь, но присмотревшись, он убедился в обратном и успокоился. Закончив, он вернулся на кухню, достал из кармана сигареты и закурил. Впервые за свою жизнь Шорохов подумывал о самоубийстве. Деваться ему некуда, пойдёт в милицию – у Костромы и там люди. Собрать нужную сумму за неделю не получится. Единственный выход – набрать ванну теплой воды, порезать вены и уснуть.

Затянувшись, Костя немного успокоился. Снова взглянул на конверт. По-французски он не читал лет пять, но кое-что помнил. Потушив сигарету, Костя сходил в спальню, вытащил из книжного шкафа словарик, вернулся обратно, открыл конверт, достал письмо и стал читать.

Суть он уловил сразу. Некая Мари Бюстьен, уроженка Марселя, приглашала его к себе в гости. Оказывается, Андрей Шорохов, Костин дед, был хорошим знакомым Жака Бюстьена, деда этой француженки. Они оба замешаны в какой-то неприглядной истории, о которой Мари хотела поговорить с Костей с глазу на глаз. В самом конце речь шла то ли о наследстве, то ли о долгах, Шорохов не разобрал. Одно предложение в письме приковало его внимание. "Ваше проживание и питание я готова оплатить", – писала Мари. Костя проверил ещё раз, воспользовавшись словарем. Он не ошибся.

Шорохов снова закурил, но на этот раз потягивал сигарету неторопливо. Амбал не советовал покидать город. А если под предлогом продать кой-какие вещи в Калининграде? Не придраться. Бандиты всё равно будут следить, но в крупном городе угнаться за Костей будет сложнее. Оторваться от них, сесть на поезд или автобус, два часа молиться, чтоб не догнали, и да здравствует свобода! Благо, виза имела, путешествовать по Евросоюзу Костя мог беспрепятственно.

Шорохов потушил сигарету, ещё раз пробежал по тексту письма глазами и твердо решил – завтра он бежит в Польшу. А прямо под окнами его квартиры продолжал дежурить черный Мерседес.