Текст книги "Фактор фуры"
Автор книги: Алексей Еводкимов
Соавторы: Александр Гаррос
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 29 страниц)
17
Туннели, туннели, туннели; зеленые горы со светлосерыми скальными стенами… Сергееву Болонью я видел только из окна. Феррара. Ровиго. Падуя. Местре – материковый пригород Венеции, дамба через лагуну. На месте я был через три часа после выезда – уже совсем под вечер.
Рыжему удалось вызвонить своего Энрико – тот находился по месту постоянного жительства и согласился встретиться. Мы с Сергеем забронировали с моего лаптопа по номеру в одной и той же гостинице и договорились состыковаться уже в Венеции на следующий день – рыжий еще хотел заскочить домой, благо по пути.
Только по прибытии я понял, что мне повезло: мой отельчик Bernardi Semenzato находился в двадцати минутах ходьбы от вокзала Санта-Лючия, причем ходьбы – по одной из немногих в этом непригодном к ориентированию городе относительно длинных более-менее прямых улиц (хотя и меняющей название в каждом новом квартале): Rio Terra Lista di Spagna – Rio Terra San Leonardo – Rio Terra di Maddalena – Vittorio Emmanuele – Strada Nova… в общем, до площади Святых Апостолов я дошел по прямой. Иначе б плутать мне тут с непривычки до ночи, упираясь в каналы. Впрочем, даже найдя свою Campo (что забавно пишется по-итальянски: SS. Apostoli, хайль рейхсфюрер), я еще попарился, прежде чем выявил в перспективе двухметровой ширины переулка торчащую перпендикулярно стене лаконичную вывесочку «Bernardi S».
За стойкой портье сидел маньяк из би-муви: башка, как колено, плывущая улыбочка, блажные зенки. Увидев мой паспорт, он возликовал, выдал несколько русских лексем и помянул Путина с Калашниковым – маньяк оказался хорватом, слегка секущим на великом-могучем. Причем, кажется, действительно вполне сумасшедшим.
На поселение меня определили даже не в сам отель, а в подведомственную ему квартирку на третьем и последнем этаже в подъезде за углом – в точно таком же переулке-коридорчике: у меня были собственные ключи и от подъезда (занятого в основном сугубо частным жильем), и от квартиры. На лестнице с неоштукатуренными стенами – голый кирпич – стоял острый запах сырости. В двери напротив моей, через лестничную площадку, на которой с трудом помещались двое, засела древняя итальянская бабулька – она убирала в номере и всякий раз, завидя меня, врубала бесконечные (продолжающиеся даже по ту сторону захлопываемой мною двери) пулеметные монологи, нимало не заботясь, понимаю ли я хоть слово.
Полуазиатские, византийские арки и купола собора Сан-Марко – на фоне темной интенсивной синевы словно чуть светящегося изнутри неба. На противоположных сторонах площади, при открытых (со столиками на улице) кабаках – по оркестру: попурри из классики и вдруг – «Хава Нагила». Третий оркестр – на выходе к воде: Эннио Морриконе, тема из «Крестного отца», Челентано.
Ветер с лагуны пробирал: впервые в этой стране я почувствовал, что уже осень, причем не самая ранняя. Деревянные сваи стояли редколесьем. Пустые гондолы звучно хлопали днищами о воду. Цепочка огоньков у основания Сан-Джорджо Маджоре; подсвеченный фасад Реденторе; воткнутая в чернеющее на глазах небо высокая освещенная мачта яхты указывает на ломтик луны в различимых еще облаках…
Ощущение реальности отсутствовало полностью.
…Столики на улочке, ставшей благодаря им вдвое уже. Телячья печенка «в венецианском стиле» с брусочками чего-то вроде мамалыги – той самой поленты? И официант, и официантка, поглядывая на тебя, совершенно одинаково двусмысленно ухмыляются. Через открытое окно и пустой зал видно, как на кухне у повара над сковородой взметается высокий язык пламени.
За соседним столиком сидели восточные люди (возможно, турки – похожи, по крайней мере): откормленный мужик в европейском костюме и закутанная в черный балахон и черный платок молодая девица, с испуганным любопытством оглядывающаяся по сторонам.
Завтрак я проспал – разбудил меня звонок Сергея. Он уже здесь. В своем номере.
Я быстро слазил в душ, так и не смывший утренней оторопи, ускользнул от бабульки. Прошел через ресепшн (вместо хорвата-расчленителя там теперь пребывал строгого вида абориген), поднялся по страшной узкой лесенке с окнами в страшно узкий двор-колодец, где сушилось нижнее белье. В номере у Сергея потолок держали темные источенные деревянные балки с железным усилением.
– Фоток с Майей я не нашел. – Рыжий был всклокочен, небрит и по-прежнему мрачен. – Он мне их давно слал, а я не распечатал и даже, кажется, не сохранил толком… – Он помолчал. – Звонил в Москву… Там не знали еще ни черта, конечно…
Я подошел к окну. На расстоянии пары метров была стена противоположного дома. Чуть ниже меня – открытое окно, под окном – детская кроватка, в ней – несколько больших, в рост годовалого ребенка, кукол. И никого.
– Ты жрал чего-нибудь? – спросил Сергей.
– Не-а.
– Я тоже не завтракал ни хера. Пойдем, что ли, хоть кофе выпьем…
На «Кампо СС» нам не без некоторого труда, но удалось найти столики в тени.
– … Никакая Майя не объявлялась, никто про нее ничего не знает. – Рыжий бессмысленно возил ложечкой в своем кафе латте. – Я расспросил, что там было перед отъездом. Прикол в том, что ни он, ни, кажется, она никуда ехать не собирались, не планировали во всяком случае ничего такого заранее. Еще за три дня до исчезновения Тоха обсуждал планы скорой корпоративной пьянки. Взял отпуск за свой счет за день до отлета…
– Они правда чуть не разводиться собирались?
– Да, говорят, совсем у них все хреново было, какие-то скандалы постоянные… Видимо, стерва она еще та – доводила, говорят, Тоху. Он вообще лицо держать умеет… умел… – а тут, по словам пацанов, совершенно из себя выходил. Мало того, она спала – слухи ходили – хрен знает с кем… С теми еще уродами – слыхал о таком Петре Полякове?
– Нет…
– Какой-то помощник думского депутата, проворовавшийся с потрохами, посадили его вроде недавно. Чуть ли не с ним она, говорят, трахалась.
– Странно, – я вспоминал своих греческих попутчиков, – странно…
– Ну а что ты сам-то можешь сказать об этой девице?
– Да то-то и оно, что ничего определенного…
– Но если ты вдруг правда видел не его жену…
– Не исключено… В ее поведении… речи… хватало, знаешь, несовпадений с образом… Другое дело, что все их при желании было проще простого разыграть…
– На хера?!
– Хороший вопрос…
Я допил бокал и глянул в счет. И обалдел:
– Они че, озверели? За маленькое пиво – шесть евро? В этом гадюшнике? В меню, кстати, было написано – три.
– Венеция, чего ты хочешь. Сплошные туристы – как с них, дураков, не драть…
Действительно – сплошь «пингвины». Собственно, почти никого кроме. Столпотворение: ближе к Риальто и Сан-Марко – вовсе не протолкнуться. Картинка: берег канала, у воды уселись три туристки – молодые! – совокупным весом центнера четыре, разложили на нескольких ближайших квадратных метрах продовольствия минимум на взвод и сосредоточенно добросовестно ЖРУТ…
На каждом втором углу торчали неподвижные костюмированные пары на замаскированных скамеечках – изображали (в расчете на мелочь) некие статуи: в венецианских масках и карнавальных одеждах. Стоят двое таких: мужик в плаще сохраняет должную застылость, девка в кринолине упорно воюет с юбкой – ветер…
Мы вышли на Сан-Марко. За двумя колоннами (на одной из которых крылатый лев с Евангелием, на другой – святой Георгий с ящером) медленно сползал в сторону Дворца дожей высоченный борт не видимого целиком парома Anek Lines. Вдруг он низко протяжно заревел – с площади разом, в судорожном треске крыльев, взмыли все кормящиеся там туристическим подаянием голуби, почти закрыв небо, заметались, что у твоего Хичкока, заходили кругами, осыпая грязным пухом и едва не врезаясь в лоб…
Рыжий вел меня через Кампо Сан-Стефано, через мост Академиа, мимо церкви Святой Агнессы – к каналу Джудекка.
– Что они имели в виду? – Я показал на небольшое полусмазанное трафаретное граффити, уже не в первый раз встречаемое мной на здешних стенах: «АПЛ „Курск“ К-141 (по-русски). Первый отсек (и портреты моряков)». Или: «… Второй отсек (с портретами же)». – Что за прикол?
– Без понятия…
– Что-то в этом, по-моему, не то, – говорю. – Как-то оно… – я не мог оформить словесно отчетливое ощущение неуместности. Не знаю, почему это вдруг меня зацепило…
Canale della Giudecca шириной мне сразу напомнил Неву в Питере, и только здесь я понял, откуда осточертевшее сравнение: так-то ничего общего, кроме собственно каналов – совершенно непохожих… Мы свернули по набережной направо, в ту сторону, где в перспективе Джудекки открывался размашистый водный простор, а за ним, на дальнем берегу, маячили титанические – и совсем крошечные отсюда – индустриальные строения, гигантская непонятного назначения пологая арка, мачты ЛЭП, трубы, трубы. На вершинах двух из них, тонких и длинных, косо стояли высокие – газовые? – факелы, как на нефтяных вышках… Самолет снижался слева направо.
За дырявым сетчатым забором, огораживающим не-функционирующую пристань, ветер катал по бетону пластиковые пивные стаканы, сидящие по краям «пингвины» торопливо поджимали ноги, когда мимо, волоча волну, проходила очередная калоша с «пингвинами» же… или баржа с краном… или океанская яхта с радаром… крошечный катерок… паром в несколько палуб…
– Энрико – он главным образом биржевой спекулянт. – Рыжий сверялся с записной книжкой в мобильнике: адрес, видимо, уточняя. – Такой санитар леса… хищник капиталистических джунглей. Делает деньги на всем, что плохо лежит… Интересный на самом деле мужик. Кладезь неофициальной информации. По бизнесу, наверное, мог бы проконсультировать как никто: суть-то его работы – все знать и первому сообразить, где можно урвать. Только ведь, сволочь, не поделится…
Cанитар рыночных джунглей (неожиданно светлый шатен сорока с гаком, подтянутый, снисходительный) и впрямь был пижон, пижон из пижонов – он жил не просто в двухэтажной квартире, а в такой, где оба этажа еще и стилистически резко (намеренно) контрастировали. Нижний, сумеречный, заставлен был темной антикварной мебелью, верхний, куда мы поднялись по винтовой лестнице, – по крайней мере, кабинет – залит светом из высокого, до полу, многостворчатого (оно и называется венецианским?) окна и практически пуст: из горизонтальных плоскостей здесь присутствовала только выпендрежной формы доска под плоским широченным монитором, из мебели – лишь офисное кресло перед нею.
Окно выходило прямо на Джудекку – по воде двигалось нечто глубоко футуристических (а-ля лукасовский крейсер Империи) очертаний, раскрашенное в кислотные тона, по имени Prince of Venice; ему навстречу – другая (не менее футуристическая) особа королевских кровей: строгая сине-белая Princess of Dubrovnik.
Когда хозяин предложил садиться, я слегка даже растерялся – куда?.. Но Сергей уверенно пнул один из больших аморфных мешков, в беспорядке валяющихся на полу, уселся на – в – него, энергично заерзал, разминая под форму собственных телес. Они быстро перебросились с биржевым спекулянтом итальянскими репликами, включавшими мое имя, после чего тот, хмыкнув, посмотрел на меня.
– Энрико, – обратился ко мне рыжий, – коллекционер. Тебе, как тоже своего рода коллекционеру, будет интересно. Тем более что ты же у нас собираешь странное – а у Энрико точно самая странная в мире коллекция…
Спекулянт сделал приглашающий жест в сторону занимающего существенную часть кабинетной стены панно с фотографиями. Я, вежливо лыбясь, подошел.
Я подумал, что уже созрел, пожалуй, чтоб от этих странностей бегом бегать.
18
– Это из новеньких. Руби Бустаманте, американка. Шести лет. В прошлом году ехала с мамой на машине, машина сорвалась в пропасть и упала с высоты 50 метров. Через десять дней до обломков добрались спасатели. Обнаружили труп мамы – и Руби во вполне сносном здравии. Все десять дней девочка питалась лапшой быстрого приготовления…
Она, кстати, у меня даже не самая молодая. Вот – суданка Лена, два годика ей было летом 2003-го, когда на берегу Красного моря разбился «Боинг-737». Из ста семнадцати пассажиров выжила она одна.
Еще дамы. Хулиана Кепке, Перу, декабрь 1971-го. Самолет попал в грозу, в него ударила молния, он развалился в воздухе на куски. Семнадцатилетняя Хулиана очнулась в кресле, к которому она была пристегнута, висящем на дереве. Единственная спасшаяся. Еще одиннадцать дней Кепке шла через джунгли, пока не встретила людей.
Через месяц, в январе 72-го, над Чехией в югославском самолете взорвалась бомба, подложенная усташами. DC-9 летел на высоте 10 160 метров. Погибли все, кроме 22-летней стюардессы Весны Вулович, вот она, красавица. Жива до сих пор. Мой рекорд высоты.
Хотя больше всего у меня героев войны. Тут должна была быть, между прочим, фотография вашего соотечественника, но ее мне, к сожалению, пока достать не удалось, так что только его самолет – бомбардировщик Ил-4. На таком летал штурманом Иван Чисов, сбитый в 1942-м. Он выпрыгнул на высоте 7 километров, но парашют срезало падающим самолетом. Иван упал на крутой откос заснеженного оврага и выжил.
В марте 44-го над Германией сбили англичанина Николаса Элкимейда. Он падал без парашюта с высоты более 5000 метров – подсчитали, что скорость падения составляла не меньше 150 километров в час. Внизу была раскидистая ель и сугроб. Ни единого перелома.
– А это что за коллективное фото? – спрашиваю. На фото был церковный хор.
– А, это отличная история! Дело было в 1950-м в городке Беатрис, штат Небраска, США. Местный церковный хор должен был собраться на обычную еженедельную репетицию. Правда, все участники по разным причинам опаздывали. Священник с семьей задержались, потому что дочка слишком долго выбирала платье. Двое хористов слушали по радио любимую песню. Одна девушка – не знаю, к сожалению, какая именно, – пятнадцать минут пыталась завести машину (которая, заметьте, до этого ни разу не ломалась). В общем, из пятнадцати человек к назначенному времени не пришел ни один. А ровно через пять минут после срока сбора пустая церковь… взорвалась!
Но у меня тут есть даже еще интереснее. Вот! Фране Шелак, гражданин Хорватии. – (Запечатлен был довольно древний старик с хитрым лицом.) – Моя звезда. В 1962-м сошел с рельсов поезд, в котором он ехал. Его вагон упал в зимнюю реку. Утонули все, кто там находился. Кроме Шелака. Всего через год он летел самолетом. Во время полета открылась дверь, двадцать человек выдуло наружу. Разбились все. Кроме Шелака – он приземлился в стог сена. Еще три года спустя Фране ехал на автобусе. Автобус свалился опять-таки в реку, четыре человека погибли. Шелак выжил. В 1970-м он ехал на машине, машина на большой скорости загорелась… Шелак выскочил на ходу и спасся. В 1995-м он попал еще в одну автоаварию – его «шкода» на горной дороге столкнулась с грузовиком ооновских миротворцев. Легковушка вылетела в пропасть. Шелак ухватился за ветку дерева. Так что когда он, впервые в жизни купив лотерейный билет, выиграл миллион долларов, никто из знавших его не удивился…
Вы знаете, что шанс только попасть в авиакатастрофу – это было подсчитано – один к миллиону? А выжить в ней? Одному из всех?.. А у меня таких – вон сколько!..
У него таких было – больше сотни. Чудом выживших в авто– и авиакатастрофах. Выживших при ударе молнией (шанс только быть ударенным – 1 к 10 000 000). Выигравших баснословные суммы в казино. Выигравших джек-пот в лотерею (1 к 23 000 000).
– Ничего себе хобби… По-моему, не самое здоровое, – сказал я уже позже, уже одному Сергею, когда мы наматывали на вилки черные от чернил каракатицы спагетти в кабаке Casa Mia (если и не совсем у себя дома, то в полушаге от нашей гостиницы). – Это суеверие или выпендреж? Или впрямь – способ заклинания прухи? Или вообще что-то личное?.. Ты у него не интересовался – с чего его потянуло таким собирательством заниматься?
– Молчит, – хмыкнул рыжий. – С многозначительной улыбочкой. Хрен его знает… Хотя подозреваю, что, будь у него самого в биографии подобный эпизод, он не преминул бы похвастать. Или эпизод был – но прямо противоположного свойства?.. Да ну, скорее, просто элемент имиджа – мол, какой я спец по экстремальному везению. Может, правда некое влияние профессии – Энрико же в бизнесе такой… джентльмен удачи…
Что позерство и актерство Энрико были не чужды – чувствовалось даже при самом поверхностном общении. Тем показательнее была осторожная взвешенность, с которой он заговорил о Дэвиде Страно.
Да, Энрико немного имел с ним дело. Нет, это ни в коем случае не жулик, Страно вполне серьезная и достаточно весомая – в силу связей (по обе стороны океана) – фигура. Да, он часто занимается посредничеством в негласных сделках. Незаконных? Ну, незаконных… Но, как правило, это варки такого уровня – и такой стоимости, – что редко кто пытается их раскапывать. Учитывая, какие у Страно клиенты… Например? Хм… Ну, например… – Энрико, помедлив, озвучил энное количество имен, большинство из которых ничего мне, безнадежно далекому от международной коммерции и политики, не говорило. Как я понял – американских, европейских и даже ближневосточных дельцов и госчиновников крупного и крупнейшего пошиба, мафиозных «генералов»… Помянул несколько корпораций – включая пару всемирно известных…
– Ларри Эдж? – удивился Сергей. – Так он же не то помер, не то в астрал куда-то ушел…
– Это ты таблоидов начитался. Все эти слухи об Эдже – такая же чушь, как об Элвисе. Только об Элвисе врут, что он жив, а об Эдже, что он умер. Ничего он не умер, живет, между прочим, постоянно в Европе, активно вкладывается в самый разный бизнес… Хотя и никогда – что правда – не действует от своего имени.
– А с русскими Страно, – спросил Мирский, – дела вел, не знаешь? В России, может, у него какой-нибудь интерес? В Москве?
– В России? – Энрико задумался, скривился скептически. – Скажем, так: я об этом не слышал.
Мы с Сергеем переглянулись. Вид у рыжего был весьма унылый – не сомневаюсь, что у меня тоже.
Ночь. Безлюдный закуток меж тесно составленных домов, в которых не горит почти ни одно окно, поворот узкого канала. Из-за среза стены бесшумно появляется гнутый нос гондолы, потом – одинокий огонек (его держит тонкая фигурка из тех, что стоят на их лаковых крышках, – которой сейчас не видно). Черная лодка вытягивается целиком – с несколькими абсолютно неподвижными, какими не бывают «пингвины», пассажирами и застывшим бессловесным гондольером. Поворачивает на девяносто градусов, уходит в кромешную темень под мост, исчезает. От нее остается только этот огонек, постепенно удаляющийся.
Ни звука так и не раздалось.
Утром, прежде чем открыть глаза, я долго пытался понять: сплю я или уже нет. Где-то совсем рядом (на спинке кровати?) хлопали крыльями и бормотали голуби, из противоположных углов комнаты зычно перекликались по-своему итальянцы – итальянки главным образом, под ухом звенели на разные лады мобильные телефоны, стучали двери, гремели какие-то тележки, ухали какие-то ящики, пищали фальшиво-детскими голосами мультяшные персонажи и гулко били церковные колокола. На самом деле это, конечно же, творилось снаружи и по соседству – но акустика в узких каменных кишках за открытыми окнами была такая, что все казалось происходящим тут же, в метре от меня – а значит, во сне… Но что стук в дверь номера я слышу наяву, я догадался – и догадался: что-то стряслось.
Серега вломился вполне бесцеремонно, озабоченно оглядел номер:
– Телика нету? У меня вот тоже нету… Жалко, в новостях могло быть. Где твои прибамбасы – давай в Сеть залезем…
– Кто умер? – Я отвинтил крышку минералки. Рыжий посмотрел на меня, закусив губу:
– Умер?.. Дэвид Страно умер.
– То есть? – Я не донес горлышко до рта.
– Энрико звонит. Только что. Десять минут назад. Слышал? – спрашивает. Про Страно своего? Нет. А я, говорит, только что в сетевых агентствах нашел. – Мирский сделал паузу. – Грохнули его. Сегодня ночью. В Милане. У подъезда собственного дома. В смысле – дома, в котором у него квартира была. Расстреляли из автомата. В сито. Его и телохранителя.
– Так. – Я сел на кровать.
– Только не говори, что это совпадение. – Он набычился, словно ожидая от меня неизбежных и заведомо бессмысленных возражений.
– Даже если и не совпадение…
Я наблюдал, как рыжий, пялясь сквозь меня, шевелит нижней половиной морды.
– А в Милане у тебя кто? – спрашиваю подозрительно.
– Журналистка знакомая. Не криминальный репортер, но у нее приятели-коллеги в криминальном отделе…
Уже недалеко от вокзала я увидел парочку из числа тех, что стоят по всему городу в карнавальных масках и плащах: эдакие загадочные и импозантные. Эти двое были еще без масок и головных уборов и стояли просто на земле, а не на подставке… Оба – низенькие, старые и некрасивые.
