Текст книги "Фактор фуры"
Автор книги: Алексей Еводкимов
Соавторы: Александр Гаррос
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 29 страниц)
13
Formia. Простояв не дольше минуты, поезд cнова тронулся. Слева мелькнуло море, грузовое судно у причала, мыс с маленькой крепостью…
Я задремал было, но тут же проснулся. Оставалось еще полпути: около часу. Напротив сидел смешной круглый старик, в ушах его скрывались проводки, идущие от примостившегося на груди MP3-плейера, до меня долетали оперные рулады. Ну, раз уж мы все тут такие технически продвинутые… Я привстал, стянул с полки рюкзак, вытащил «Компак» и мобилу. Как с Интернетом? Ну надо же…
Так, свежее письмо от Костика Фролова. Интересно… «Позвони мне как сможешь». Очень интересно. С коротким уханьем вагон вошел в туннель. «Связь прервана». Тьфу.
Только через пару минут мы вынырнули на свет. Я набрал номер. Справа поднимались серые скальные террасы полукругом, изгибался высоченный путепровод. По крутым желто-зеленым склонам карабкались фуры, над обрывами балансировали маленькие городки.
– Юрген? Привет. Как у тебя? Хороший вопрос.
– Более-менее. Что у вас там?
– Глебова убили.
– Кто?.. Когда?..
– На прошлой неделе еще. Я только вчера узнал. Он в Москве, оказывается, был. Застрелили его.
Слева проносилось сельское хозяйство: поля каких-то злаков, стойла черных, не похожих на коров буйволов… Безоблачное невесомое южное летнее пофигистическое небо.
– … Алё, Юр, ты меня слышишь?
– Что-нибудь известно о том, кто?
– Нет, конечно… Типа ты сам не догадываешься – кто.
Что-то, видимо, было не в порядке с моей мимикой – престарелый меломан напротив моргал на меня с явным испугом.
– Слышь, Юрген… Мой тебе совет – не возвращайся в город. А лучше вообще в Россию. Я, кстати, домой отчаливаю, в родные края. А ты если уж в Европе – то и оставайся там. По крайней мере, пока. А получится – навсегда.
В Рим, открытый город, я приехал за четыре с лишним часа до «стрелы» и успел еще обойти несколько главных центровых туробъектов. И убедиться – правильно мы не забились ни у одного из них: «пингвинов» повсюду отиралось дикое количество, отыскать друг друга в их толпе было бы проблематично.
Хватало этого добра и у Пантеона, причем главным образом как раз перед входом: спасающиеся от жары в тени портика охламоны с рюкзаками и бутылками минералки засидели основания всех выщербленных красноватых колонн с оббитыми капителями. Никакой Майи среди них не было. Впрочем, до трех оставалось еще двадцать минут.
Древнеримский храм всех богов, он же католическая церковь, он же кладбище великих итальянцев – круглый, широкий, кирпичный – сбоку напоминал водонапорную башню. Я забрел внутрь. Охламоны судорожно мигали фотовспышками, игнорируя запрещающую картинку. Античная кладка, видимая в нишах, христианская живопись, могильные таблички – справа от входа царила черная плита Витторио Эммануэле: золотые буквы Padre della Patria (тоже мне, Отец народов), меч, орел в лавровом венке – сугубо нацистского вида… то есть, конечно, подразумевалось, что римско-имперского – вот оно, ретроспективное восприятие. Рафаэль, который должен был быть здесь, не просматривался, а толкаться я не стал… Возможно, это его могилу загородила здоровенная, до свода знаменитого купола, ремонтная конструкция: леса, закрытые непрозрачной пленкой, из-за которой время от времени доносился железный грохот.
Я вышел, огляделся, посмотрел на часы. Нашел свободное место под колонной – рядом со свалкой черных мусорных мешков. Разноязыкая речь со всех сторон как-то дополняла общие эклектические ощущения. Перед портиком, тоже в его тени, в наглейшей ленивой позе развалился на стульчике торговец сувенирной дрянью: пластмассовые статуэтки, бюсты «под античность» (брадатые философы, безрукая Венера Милосская)…
Подкатил грузовичок с мигалкой, тетка в оранжевом жилете, не выпуская сигареты изо рта, принялась швырять в кузов мусорные мешки. Последний с небрежной баскетбольной грацией метнула с нескольких метров. Девушка Майя не появлялась.
Ощущение собственного идиотизма – или, скорее, глубочайшей нелепости: примерно как по выползании из неаполитанского подвала – стремительно усиливалось…
Перед Пантеоном имелась небольшая площадь с фонтаном, на ступеньках которого тоже сидело множество народу. На всякий случай я обошел и его. Обошел булыжную прямоугольную площадушку со сплошными тратториями по трем сторонам периметра и пустыми колясками для «пингвинов», запряженными повесившими головы клячами… Три пятьдесят.
Вдруг меня атаковал сумасшедший (с этим контингентом в Италии вообще полный порядок) – лысый, как колено, с буйной встрепанной пегой бородищей, в клоунских очках а-ля Элтон Джон и при этом в строгом траурном костюме. Пылкий, говорливый и неотвязный. Я сунул ему было горсть мелочи – но псих отверг ее с искренним негодованием, перейдя на диковинное наречие, которое сам он, наверное, полагал инглишем. Я разобрал только, что нужно ему совсем не это, а гораздо большее (хотя и, слава богу, не имеющее денежного выражения). Кажется, он был двинутый на религиозной почве – причем, по-видимому, настолько проникся волей верховного патрона, что сам себя с ним нечувствительно отождествил. Или это его представления об английской грамматике были такими – но, обращаясь к жертве, псих неизменно употреблял местоимения первого лица: «ты мне нужен», «я тебя избрал», «я укажу тебе путь»… Насилу я от него удрал на другой конец пьяцца делла Ротонда.
В начале пятого я уже был уверен, что торчу тут напрасно. Но проторчал еще полтора часа. В шесть я постановил считать свою совесть чистой.
Hotel Elide на Via Firenze, окно в серый ободранный двор-колодец, бойлер с фокусами. Grappa Classica Candolini из стакана для зубных щеток. Кондиционера нет, огромный вентилятор с названием голливудского боевика Con Air гоняет по комнате душный воздух. Ноль мыслей. Одни ощущения.
Больше всего ненавижу такие ситуации: когда непонятно ни что происходит, ни что делать…
Граппа была хороша, но заоконный вид осточертел на второй минуте разглядывания – сунув бутылку в рюкзак, я пошел вон: на ночь глядя.
Испанскую лестницу по темному времени освоила интернациональная молодежь. Внизу у фонтана здоровенная сплоченная компания откормленных горластых поляков немелодично, но агрессивно орала «Вива Полония!». Пролетом выше под акустическую гитару выводили что-то древнее – из «Крэнбериз»? – In your head, in your head, привет Ирландской республиканской армии. Потом – они же – надолго переключились на испаноязычную попсу.
Слушая ее, я досасывал свою «Классику» на широких каменных до сих пор теплых перилах самой верхней площадки с обелиском (последняя лесенка – к Санта-Тринита деи Монти – была закрыта). Прямо перед глазами на фоне городских россыпей висели подсвеченные купола, правее горело далекими многочисленными огнями нечто индустриальное, с трубами. Внизу, на лестнице, индо-пакистанцы с охапками роз безрезультатно приставали к парочкам. Еще ниже без конца проезжали взад-вперед то polizia, то carabineri… Я подумал – со снисходительностью гражданина страны, где встреча со стражем порядка для кого угодно чревата реанимацией, – что, хотя ментов в Италии на улицах много, народ они сугубо несерьезный. (Вон, в Неаполе: какое-то ну очень государственное заведение – с обеих сторон здания по полицейскому броневику, у одного открыт люк в крыше, из люка торчит униформист, автомат поставлен на упор, прям щас откроет огонь по тебе, потенциальному террористу… Не откроет, не-а – посколь-ко безмятежно дрыхнет башкой на руках…)
Когда позвонил Антон, я был уже далеко не трезв – может, поэтому совершенно звонку не удивился. Может, потому и разозлился – всерьез. Особенно меня как-то взбесил его тон – поначалу осторожный, делано-не-брежный и при этом трусовато-выжидательный (что он знает? как будет реагировать?..):
– Ты где?
– В Риме, а ты?
– В Болонье… – эдаким скользким голоском. И после паузы, страшно озабоченно: – Понимаешь… у нас с Майей… мы, в общем, здорово поссорились. Она ушла, второй день ее уже нет. Ты, случайно, ничего о ней не знаешь?
– Почему ты думаешь, что я могу что-то о ней знать?
– Я не думаю… так, на всякий случай спрашиваю… я здорово беспокоюсь о ней.
Врет. Откровенно и неумело. Он вообще актер неважный, как я уже убеждался.
– Я не знаю, где она. Но хотел бы знать сам.
– В смысле?..
– Она забила мне стрелу, – говорю, потихоньку накаляясь. – Очень просила о встрече. Но не пришла. Хотя успела много всякого наговорить по телефону.
Пауза.
– Что она тебе сказала?
– До хрена она мне всего сказала. Что ты ее подставил. Что ты ее избил. Что отобрал у нее паспорт… Вообще что она – не Майя…
Новая пауза – еще длиннее. Я буквально слышал, как искрят от перенапряга медиа-дизайнерские мозги, – и испытывал немотивированно-острое злорадство.
– Понимаешь, Юра… Майя – она на самом деле довольно сложный человек…
– Не, – я уже открыто хамил, – не понимаю. Я совершенно не понимаю, что происходит, но очень хорошо понимаю, что ты, старый, сейчас виляешь жопой. И что у твоей жены… или кто она там на самом деле… возникли крутые проблемы – из-за тебя… и еще вопрос – насколько крутые… Что меня ты тоже каким-то образом пытался поюзать – еще в Афинах… Короче, я буду очень не против, если ты прояснишь ситуацию.
– А ты уверен, что это тебя касается?
– Ага. Уверен. Это меня коснулось, когда она мне позвонила и попросила защитить от тебя. А может, в натуре, еще в Греции.
– И с чего ты взял, что я стану тебе что-то говорить?
– Не говори, о’кей. Но тогда я завтра с утра пойду в ближайший полицейский участок и честно и подробно изложу им все. По буквам напишу твою фамилию и в деталях воспроизведу телегу Майи. И пойду дальше своей дорогой с чувством выполненного долга. Если тебя такой вариант устраивает, можешь прямо сейчас отключаться.
Ни хрена он, конечно же, не отключился.
– Чего ты хочешь? – с усталой злобой или даже, скорее, досадой.
– Я уже сказал – понять, что происходит. Догадываюсь, что это не телефонный разговор…
– Ну?
– Ну давай встретимся, что ли. Ты где, говоришь – в Болонье?
– Угу.
– Я человек свободный. Могу завтра к тебе приехать. Это часа три, кажется, на поезде. Давай договоримся, где пересечемся. И имей в виду – если я не встречаю тебя, иду в полицию.
– Я во Флоренции… – с отвращением.
– Ага, уже во Флоренции? Быстро это у тебя… Так все-таки где?
– Во Флоренции.
– Ну хорошо, тогда завтра я во Флоренции. Ты звонишь с мобильного?
– Угу.
– Это твой мобильный?
(Я вспомнил, как в Греции Шатурины, еще изображавшие идеальную пару, объясняли мне: мол, в этом вояже они телефоны свои из принципа поотключали, дабы от московских проблем-варок полностью отрешиться…)
– Да.
– Тогда завтра сразу по прибытии я перезваниваю тебе, и мы стрелкуемся. Я думаю, буду где-то в первой половине дня. Договорились?
– Угу.
– Ну до завтра.
Надо сказать, безоговорочная эта победа ни малейшего удовлетворения мне не принесла. Наоборот – захотелось выблевать всю граппу на головы так и не втюхавших никому свои цветы и ругающихся теперь между собой пакистанцев.
14
Firenze по-итальянски и есть Флоренция: я жил, оказывается, на Флорентийской улице – навязчивый какой-то символизм. С боем взяли город Рим, город весь прошли и последней улицы название прочли… Хотя когда поезд выбирался из толчеи вокзальных путей и справа показалось большое желтое здание с огромной надписью по фасаду: АТАС – мне трудно было не понять это буквально…
Тоскана, видимо, и впрямь совершенно идиллический край: в окне летели высокие зеленые холмы (к горизонту – невысокие горы), вертикали кипарисов, параллельные полоски виноградников, терракотовые городки, почти над каждым из которых торчала церковная колокольня, мутные – тоже сплошь зеленые – реки…
Всего через два часа я был на флорентийском вокзале Санта-Мария Новелла. Поезд шел дальше, на Венецию – через Болонью, кстати. Еще не покинув вокзала, я набрал Антона…
И ведь не скажешь, что я не был готов к услышанному – но когда абонент попросту не ответил, я осознал вдруг, что опять не имею понятия, как поступать дальше. Пугая Шатурина полицией, я ведь сам толком не знал (не задумывался), угрожаю ему всерьез или только на понт беру… Во всяком случае сейчас я не очень представлял, как действительно заявляюсь в ментовку: да вот хотя бы вокзальную…
В городе было жарко и – мне показалось – как-то сонно, несмотря на общеитальянские раздражители: роение туристов, раскованность расовых меньшинств, трескотню скутеров. Санта-Мария дель Фьоре подавляла количеством граней, абсид, скульптур, мраморным разноцветием и невозможностью толком разглядеть (из-за тесноты окружающих улиц-площадей) «яйцо, снесенное Брунеллески». На Borgo di Greci соотечественники озабоченно тасовали огромные листы картона с аляповатыми видами Флоренции: «Так, три у нас уже есть – надо еще четвертую…» В траттории немногословный харизматический официант (хозяин?) порекомендовал лить оливковое масло и сыпать тертый сыр в «крестьянский» суп-пюре из хлеба и овощей; и хотя все было превкусно – в особенности ризотто с морскими гадами, – я, глядя на настенные «музейные» полочки с шотландским виски невообразимой выдержки, почти всерьез прикидывал: не плюнуть ли на обед и не смыться ли по-тихому с парой пузырей…
Когда запиликала «Сонька», я поспорил сам с собой (Майя? Антон? Виктор?), без большой уверенности поставил на Антона – и попал пальцем в небо: номер высветился неизвестный, а голос (мужской и вроде бы молодой), хотя и говорил по-русски, был совершенно мне незнаком.
– Юрий? – вежливо-напористо – Здравствуйте. Меня зовут Сергей Мирский. Я друг Антона Шатурина. Это он мне дал ваш телефон и рассказал, как вы познакомились…
– Чем могу быть полезен?
За каким это хреном он про меня рассказывал?..
– Мы с Антоном договорились о встрече. Но Антон пропал. Не знаете ли вы, случайно, где он может быть сейчас?
Все это начинало потихоньку отдавать абсурдистской комедией. Смешно вот только не было.
– Интересно, – говорю. – Я тоже договорился с ним о встрече. И тоже не встретился.
– Я прошу прощения, вы сейчас в Болонье?
– Я сейчас во Флоренции.
– Но с Антоном вы собирались встретиться в Болонье?
– Да нет, во Флоренции.
Ну вот, существует, оказывается, как минимум один человек, понимающий в происходящем даже меньше меня…
– И встреча была назначена – на?..
– А почему это вас так интересует?
– Простите еще раз. Я просто изложу вкратце ситуацию, если вы не против. Три… то есть четыре дня назад со мной связался Антон – сказал, что попал в очень нехорошую ситуацию, и попросил о помощи. Я сейчас живу в Болонье, но в этот момент был в отъезде, вообще не в Италии. Мы договорились, что он будет ждать меня тут. Последний раз я связывался с ним вчера утром – предупредил, что вынужден буду задержаться на день. Сегодня я прилетел, позвонил на мобильный номер, что он оставил, – и он не ответил. Я позвонил в его гостиницу – там мне сказали, что и Антон, и Майя, его жена, уже уехали, причем не выписавшись… Поскольку он с самого начала сообщил – по «мылу», – что у него серьезные проблемы, а когда мы созванивались, он был явно на нервах, я боюсь, что с ним что-нибудь произошло. Поэтому, если вы что-то сможете мне сказать, я буду очень вам обязан…
Четыре дня назад… Я попытался вспомнить, что было четыре дня назад. Кажется, я как раз в Неаполь приехал, удрав от Шатуриных…
– Видите ли, Сергей… Сказать я вам могу очень немногое – и поверьте мне, ясности это не прибавит. Сразу признаюсь, что понимаю не больше вашего – и нравится мне все тоже ничуть не больше, хотя, вероятно, по несколько иным причинам… Что до Антона, то последний раз я с ним разговаривал вчера, приблизительно в одиннадцать вечера. Он мне сказал, что находится во Флоренции… не сразу признался… так сказать, под давлением… И договорились мы о том, что я сегодня приезжаю во Флоренцию – я был в Риме – и звоню ему на мобильный. Я приехал, позвонил, и он опять-таки не ответил… Кстати, а в какой связи Антон упоминал обо мне?
– Хм… Боюсь, это долго объяснять. И, боюсь, не по телефону.
– Ну, вы понимаете причины моего любопытства… Кстати, известно ли вам что-нибудь о Майе?
– О Майе?
– У Антона вышла некая размолвка с Майей…
– Н-нет, об этом я не знаю. Слушайте, Юрий, я думаю, нам лучше встретиться очно. Я смогу быть во Флоренции буквально через пару-тройку часов.
– Только хоть вы не пропадайте, что ли…
– Н-да… – Он невесело хмыкнул. – Мне сейчас трудно сказать, на какой поезд я успею, – давайте по приезде я перезвоню вам. Если что – звоните мне сами на этот номер.
Когда Сергей не объявился ни через пару часов, ни через тройку, я воспринял это как должное и даже перезванивать не стал – ясно ведь, что не ответит… Я как-то даже уже начал приноравливаться к правилам данной игры. Бредовая, но вполне в духе происходящего мысль пришла вдруг в голову: все это – какой-то шизоидный спектакль, затеянный ради того, чтобы протащить меня по строго определенному маршруту. Хоть мне и было велено выбирать каждый следующий пункт исходя из собственных прихотей, до сих пор (если вдуматься!) ни одну из «отработанных» точек я не выбрал сам. Ну, кроме Стамбула. Но ведь Афины мне «подсказал» сумасшедший старик с Аликовыми шариками, на острова впрямую зазвала Майя, она же обмолвилась насчет Неаполя, она же так или иначе вытащила меня в Рим, а здесь я благодаря Антону…
Здесь – это на мосту Святой Троицы, на выступающем далеко за парапет быке, на острой его оконечности: я сидел, свесив ноги по разные стороны острия, сандалил сигарету за сигаретой, глядел на застроенный домиками Понте Веккио, освещенный догорающим за моей спиной закатом, – на розовые вспышки заката в его окнах и голубоватые вспышки «пингвиньих» фотиков над его парапетом… на ренессансное небо над и идиотские разноязыкие граффити подо мной… на морщинистую буровато-зеленую воду Арно и два параллельных золотистых блика в ней… Брошенный в эту воду бычок, несмотря на видимое течение, неподвижно стоял на поверхности. Я завороженно следил за ним – как вдруг за спиной взвыла сирена, «скорая» пронеслась по мосту, свернула на набережную левого берега, погнала к Веккио… и сразу же зазвонил телефон.
Сергей. Он во Флоренции. Где я? На Понте Санта-Тринита. Ага, ага… Знаете что, идите на левый берег по правой стороне. Сразу за мостом будет такое здоровое мрачноватое здание – Палаццо Феррони. За ним – колонна с кем-то крылатым наверху. Там вы поворачиваете направо и через полтора квартала на левой стороне улицы увидите надпись «La Bussola». Ждите меня у стойки…
Видимо, он хорошо знал город. Все оказалось по слову его: палаццо, колонна, зеленая вертикальная неоновая вывеска: «Ristorante Pizzeria». Едва я открыл дверь, меня окатил мощный чесночный дух. Кабак небольшой, стойка слева от входа. Под ней за стеклом – супербутылка вина Ruffino: литров на десять. Я влез на красную круглую табуретку:
– Уна граппа.
Больше у стойки никто не сидел – не обознаемся… Гвалт и смех посетителей. Индифферентный бармен. За его спиной – длиннейшие ряды винных пузырей и бесчисленные фотографии каких-то лощеных итальянцев.
Шатуринский кореш пришел минут через десять – едва упитанный рыжеватый тип лет тридцати в растянутой майке и линялых шортах энергично вдвинулся в помещение, как бы расталкивая плечами невидимую толпу, я почему-то сразу понял, кто это, хотя свою внешность он мне не описывал. Он меня тоже идентифицировал с ходу – устремился: «Юрий? Сергей…», отжал руку, как силомер, взгромоздился рядом:
– Уна спремута ди помпелмо. Покосился на опустошенную мною стопку.
– Граппа, – объяснил я и сделал жест бармену: повторите, мол.
– М-да, – в некоем замешательстве произнес Сергей, – а я вот завязал… Зачем-то…
– Не знаете, что это? – Я кивнул на стоящую тут же, на стойке, высокую прозрачную колбу, доверху набитую винными пробками.
– А? Без понятия… Видимо, арт.
Он хмуро заглянул в поставленный перед ним стакан сока, словно выискивая там инородные предметы, сделал быстрое движение всей нижней половиной лица (будто прокатил губами по кругу нечто, находящееся во рту, и одновременно коротко втянул воздух шевельнувшимся носом), поднял на меня бойкие круглые глаза и с прежним напором предложил:
– Давайте по очереди. Поскольку я, так уж вышло, о вас знаю больше, я и начну.
15
С Антоном они знакомы с незапамятных времен, вместе учились в школе, дружили; он, Сергей, после института уехал за границу, жил в Штатах и Европе – но с Шатуриным они все время поддерживали связь и довольно часто виделись: и в России, и тут, на Западе, и на Юго-Востоке, в смысле в Таиланде, но это неважно. Он, Сергей, знал, что Антон с женой собираются в Грецию – Шатурин прислал ему «мыло» и предупредил, что в ближайшие дней десять будет недоступен по телефону: они с Майей едут латать семейные отношения и не хотят, чтобы их беспокоили, – вообще телефоны отключают…
– Вы Майю знаете? – спросил я.
– Заочно только. На фотографиях видел. Он звал меня на свадьбу – сколько это… два примерно года назад было… – но я как раз в больнице валялся. С тех пор мы с Тохой пару раз встречались, но с Майей все как-то не выходило пересечься… Да и в последнее время у них все не очень хорошо шло…
– То есть?.. – Я повернул к нему голову. – Пардон, я понимаю, что не в свое дело лезу, но это, честное слово, не праздное любопытство…
– Ну, не очень у них сложились отношения. – Он потер большим пальцем крыло носа. – Я так понял – в том числе со слов общих знакомых, – что дело разводом попахивало. Ну вот они, видимо, и предприняли последнюю попытку что-то поправить…
– Извините, вы говорите – фотографии… У вас их нету, случайно?
– Фоток? С Майей? – Рыжий поднял брови. – Тоха «мылом» мне их в свое время слал… Надо в почтовом ящике порыться, может, сохранились… А в чем все-таки дело?
Я поболтал в стопке остатки содержимого:
– Эта девушка, которую он представил мне как жену Майю, – она потом по телефону сказала мне, что на самом деле никакая она не Майя…
Сергей Мирский смотрел на меня почти участливо – как на заведомо душевнобольного.
– За что купил. – Я пожал плечами и опрокинул в себя граппу.
– Такая невысокая, – c сомнением произнес Сергей, – темненькая…
– Ну да… Наверное, темная – она просто покрасилась сейчас… Уан мор, – говорю бармену. – Граппа, си. Ну ладно, не суть, – Сергею. – И что дальше?
Дальше, как и было сказано, Антон объявляется четвертого дня по телефону, явно не в своей тарелке, спрашивает, может ли он к Сереге приехать. Серега живет в Болонье, у него работа для местного универа по компьютерной части – он компьютерщик, Серега, спец по поисковым и защитным системам. Антону нужна Серегина помощь – именно насчет информации. Поскольку добыча – или, буде понадобится, сокрытие – информации и есть основная Серегина специальность. Серега в этот момент телом находится в Канаде и возвращаться собирается только послезавтра, в смысле вчера, точнее, в ночь на вчера, – но помочь чем может он старому другану, естественно, обещает. В общем, они договариваются так, что Антон приедет в Болонью и будет ждать Серегу там. По электронной почте Антон шлет ему пару имен, касательно которых он хотел бы знать как можно больше. Так что еще будучи за океаном, Серега частично выполняет его просьбу. Они все время поддерживают телефонную связь – Шатурин дает ему номер местной, итальянской, свежекупленной мобилы.
– Вот этот? – Я нашел в списке принятых вызовов номер, с которого Антон звонил мне в Рим.
Сергей сверился со своей трубой:
– Он самый.
Итак, он, Мирский, задерживается еще на день – о чем Антона загодя предупреждает. Все договоренности остаются в силе – хотя голос у Антона еще более нервный, чем раньше: Серега начинает всерьез беспокоиться. Происходит не просто нечто экстраординарное – а нечто, что с его старым корешем совершенно не вяжется:
Антон – человек безобиднейшей профессии, журнальный дизайнер, сам по себе существо веселое и пофигистичное, тусовщик и блядун, богатый и ленивый, никаких сомнительных знакомств отродясь не водивший и ни с какими уголовными варками не совместимый по определению… Вчера, точнее, уже сегодня ночью Сергей прилетает в Болонью, звонит Антону – тот не отвечает. В отеле – Шатурин написал ему, где остановился, – ругаются чуть не матом: этот русский пропал, сбежал не выписавшись, вместе с женой. Когда? Во всяком случае сегодня утром ни его, ни ее уже не было.
– Еще вчера вечером, – говорю, – около одиннадцати, он признался мне, что во Флоренции. Не хотел, правда, – сначала сказал, что в Болонье.
– Хрена ли он мне не позвонил?.. А, м-мать, я ж в самолете был как раз, телефон вырубил…
– Надолго? Сергей кивнул.
– В котором часу вы его опять включили?
– Около часу ночи.
– И ничего?
Он помотал головой.
– Хорошо, так почему он про меня вам рассказал? И что, кстати, рассказал?
Сергей покосился на меня, некоторое время помолчал, словно собираясь с мыслями, глядя в стакан и с хрустом вращая сцепленными кистями короткопалых рук в обильной рыжей шерсти.
– Насчет вас он тоже просил меня пробить поляну, – сказал он наконец.
– Он просил вас узнать про меня?
– Да. Он в общих чертах изложил историю вашего знакомства в Афинах, воспроизвел то, что вы рассказали о себе, о причине вашего нахождения в Европе… – кривоватая ухмылка. – Видимо, он не очень вам поверил.
– В чем он меня подозревал?
– Не знаю, Юрий, честное слово.
– У них как здесь, – я оглянулся в поисках либо пепельниц, либо вечного «vietato fumare», – тоже, что ли, не курят?
– Боюсь, нет. Италию, знаете, травмировала общеевропейская борьба за здоровый образ жизни… «Иль фумо уччиде», [3]
