Текст книги "Клан – моё государство 4"

Автор книги: Алексей Китлинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 25 страниц)

Часть 2
Глава 1

Клёв был плохой. Когда так, настроение препоганое. Смена наживки ничего не даёт, ты делаешься злой и тебя раздражает каждый пустяк. Президент нервничал. Это заметил начальник личной охраны и подсел ближе.

– Борис Николаевич! Время клева закончилось.

Ельцин отложил японское удилище, подарок премьера Японии, посмотрел на начальника личной охраны и едко заметил:

– Клёв плохой и у тебя.

– А как ловить, Борис Николаевич?! Только мы подладились, в прессе буча. Всё спутали. Сейчас стихло, пытаемся что-то искать, но время клева ушло. Я не могу вытащить эту разработку. Нет у меня ни людей, ни полномочий. Все службы нам подают данные касающиеся только вашей безопасности и больше ни-ни.

– Даже не проси! Не дам ни людей, ни полномочий. И переподчинять тебе никого не стану. Вспомни Сашу. Он всё просил под себя, просил и я ему позволял, а что вышло в итоге: сплошная муть,– Ельцин отмахнулся от надоедливых комаров.– Не смог он никого подцепить. Вот сам замарался.

– Борис Николаевич! Я ничего не прошу. Факт констатирую.

– Вот факты мне изложи. Что нашли?

– Только подозрения.

– Серьёзные подозрения?

– Очень, Борис Николаевич.

– Куда они вас привели?

– В США, Великобританию и Израиль.

– Не мудрено!!!– президент встал.– Пошли походим по тропке вдоль берега.

Они поднялись на небольшой склон и двинулись. Президент по тропке, начальник охраны рядом по траве.

– Они к нам кого-то заслали?– спросил президент.

– Нет, Борис Николаевич! Кого-то купили, на чём-то подловив. Весь аппарат мы проверили. Подосланных нет. Все сотрудники наши граждане.

– Так что ты хотел? Чем я тебе могу помочь?

– Я помощи не прошу. Её получить, я не слепой, неоткуда. Готовить перестали, набираем, сами знаете где. Плохая это система.

– Так предлагай?!!

– Не стану я ничего предлагать. Вы больше баллотироваться не станете, а придёт кто-то другой, всех нас распустит и станет своё организовывать.

– Так что?!!

– Государственная должна быть программа. Вот я в этом году просмотрел весь состав Кремлёвского полка. Там нет ни одного пригодного для охраны. Предателя ловить – надо талант.

– Не намекай мне.

– Борис Николаевич! Ситуация нестандартная.

– Бутырцев был чьим-то агентом?

– Как раз наоборот.

– Кверхтормашки!– президент сломал ветку на кусте, возле которого остановился и пошёл, помахивая ею. Комары и тут донимали.

– Порядочность Бутырцева оказалась стопроцентной.

– Ты всё преувеличиваешь.

– Я знаю, Борис Николаевич, что он был у вас на приёме перед тем, как вы подписали Указ 1400 в сентябре 1993 года.

– Был. Об указе знали трое. Но никто из них в глаза его не видел. А он ко мне пришёл, имея на руках чистовой экземпляр. О чём тебе это говорит?

– Тогда или Шахрай, или Коржаков.

– А я верю и тому, и другому,– президент развернулся и пошёл в обратном направлении, потому что сотрудник охраны вышел из укрытия, дав понять, что дальше идти нельзя.– Да дело не в том. Он пришёл и прямо мне сказал, что это подписывать нельзя. Что это вызовет кровопролитие, что это спровоцирует оппозицию явную и скрытую на активные действия. И что тем самым я подрубаю сук, на котором сижу. Меня перестанут уважать, и я частично потеряю власть. Тогда я его не послушал, даже отстранил под домашний арест. Так он не пустой приходил. Он принёс подготовленные проекты Указов. Теперь я их просмотрел, тогда сгоряча не стал, злой был на него. И что ты думаешь? Его компромиссы были приемлемы для всех сторон. А я послушал тогда Грачева, Ерина, Бурбулиса, Шахрая, которые считали конфликт неизбежным и, мол, теперь самый подходящий момент сломать всем им, недоброжелателям, хребет. Итог видишь? Коммунисты всё равно доминируют. Они как зараза, ничего их не берёт.

– Тогда где он взял проект вашего Указа?

– Вот это я и поручаю тебе выяснить.

– Так покойника не спросишь, Борис Николаевич!

– И у покойника можно узнать при желании.

– У него не нашли ни одного документа. Квартира пустая совершенно.

– Вот смотри. Мы сожгли Белый дом, и я его вернул. Сам не знаю почему. Что-то внутри меня толкнуло. Многие были против. Они все против, а я упрямый – вернул. Так он сразу ко мне на приём. Так сказал примерно: "Борис Николаевич! То, что тут наработали, мне не нравится. Зорькин прав. Решение Конституционного суда о незаконности вашего Указа 1400 верно в точности до абсолюта. Вам Конституция такие действия запрещает. Легитимность – понятие, не имеющее юридического аспекта. С этого момента вы – диктатор. Прошедшее кровопролитие – государственный переворот. Последствия будут такими: избрание парламента по вашему Указу незаконно, референдум по новой Конституции тоже. Мы входим в период, когда в стране начнёт работать незаконная власть. Можете меня отдать под суд, расстрелять, но я вам это говорю в глаза. Последствия будут для России разрушительные. Дела пойдут всё хуже и хуже и, когда вы перестанете быть президентом, всё всплывёт и всё рухнет. Это будет большая кровь. Когда что-то делают незаконно – отсутствуют всякие гарантии. Начнётся произвол, и вы не сможете удержать ситуацию под контролем. Орда вам этого не позволит". Вот так примерно он мне сказал.

– И вы его не выгнали?

– А чего ты так удивляешься? Нет, не выгнал. Он был единственным, кто мне правду сказал в глаза. Все тогда передо мной пресмыкались. Песни пели хвалебные, а он нет. Потому и не выгнал. Он чистый человек и, безусловно, бесстрашный. Я сам такой и его за это уважал. Вот ты мне почему всей правды не говоришь?

– Так если б я её знал, Борис Николаевич!!

– Узнай, и мне доложи. Достань мне её из-под земли.

– Отсутствие документов и найденные пустые кассеты от микроплёнок – архив, который он где-то спрятал.

– Вот ты его и найди.

– Мы в рамки секретности не влезем. Нет у меня таких профессионалов.

– Найди их.

– Это невозможно.

– Привлеки старых к работе.

– А чем я им стану платить?

– Я выпишу тебе из своего президентского фонда. Думаю, что это дело не столько меня касается, сколько безопасности России. Действуй.

– Есть!

– Но в рамках закона. В сторону ни-ни.

– Постараюсь.

Глава 2

Природа человека удивительна. Сущность его деяний непостижима. Ещё в древности люди разделили творимое человеком на добро и зло. Чёткой грани между этими понятиями не провели, не хватало тогда мозгов, вот и болтаемся мы как гавно в проруби, между ними. Ни то ни сё, это великолепное определение русского народа, которое имеет отображение в языках многих народов планеты, исключение составляют дикие (каменный век) племена, живущие в сельве Амазонки. Им эти понятия не ведомы. Да это и понятно. Ведь они появились на рубеже 2-1 тысячелетия до нашей эры, когда в отдельных местах планеты вплотную подошли к использованию металлов. Добро и зло – изобретение прогресса (авт.) Человек не рождается ни плохим, ни хорошим. Он просто появляется на свет и всё тут. Он нейтральный, без присущих миру, в который он входит, вредных понятий. Потом его научат различать добро и зло, но везде по-разному. Если бы добро и зло были стандартизированы и приняты всеми на этой планете, легче бы жилось, а так… и человек порой не знает, к плохому или хорошему отнести явление, что он видит с экрана телевизора. Вот вам пример.

Ирак напал на Кувейт. То, что это плохо ясно всем. Саддам Хусейн очень агрессивный, чем-то ему власти Кувейта не понравились, и он послал свою доблестную армию их прогнать. Армия пошла и прогнала из Кувейта властителей. Они поехали в США и упросили помочь прогнать злого Саддама. Чтобы это сделать, армия США (в купе с союзниками) начинает бомбить древний город Багдад и другие города, где гибнет мирное население вовсе не виноватое в том, что у них такой плохой и злой президент Саддам. Всё бы ничего, но на момент, когда стали бомбить, войск Ирака на территории Кувейта уже не было. Они убрались на свою территорию, чтобы сильно не злить дядюшку Сэма. Так для чего авиация бомбила Багдад и другие города? Зачем самолёты сбрасывали бомбы на головы простых иракцев? А бес его знает. Это зло? Да, такое же, как и нападение Саддама на Кувейт. Значит, президент США такой же бандит как и Саддам, только более сильный, вот и вся разница. Вас же станут уверять, что именно Хусейн бандит, а Клинтон молодчага, он спас граждан Кувейта от рабства, но при этом убил пятьдесят тысяч мирных иракцев, не туда летчики бомбы кидали, промахнулись, бывает.

Так за что иракцу, который потерял семью, любить Америку, если он знает, что Саддам бандит, а Клинтон ещё больший бандит, но бомбежка уже ничего не решала (войска Ирака из Кувейта ушли), а он вообще там ни при чём, он пахал, сеял, не воевал, повода янки убивать жену и детей не давал. Как бы вы отнеслись к действиям Клинтона и армии США, случись у вас вот так в жизни?

Я бы его возненавидел. Клянусь. Всё бы сделал, чтобы ему и его пархатой стране, где не могут научить лётчиков целиться, сделать вай-вай как плохо. Работал бы не покладая рук, воровать бы пошёл, но денег на бомбу, чтобы свалить хоть один небоскреб в Нью-Йорке добыл бы. Именно так многие поступили. Янки сразу в крик: терроризм!!! Ну не хотят они, природа у них плохая и с восприятием того, понять, что нет возможности у простого иракца, ливийца и многих в этом мире, заработать на эскадрилью Б-1, чтобы послать её отбомбиться в Вашингтоне за плохое поведение Клинтона.

Наличие авианосцев и крылатых ракет вовсе не означает, что те, в чьём распоряжении они находятся, всегда правы и безгрешны.

Бомбят Ирак. Клинтон подозревает, что Хусейн делает атомную бомбу. Хорошо, говорю я. Подкиньте ещё парочку бортов бомб на Тель-Авив, можно кинуть и на Исламабад, я подозреваю, что и они делают тайно ядерные заряды. Но противнючий Клинтон не хочет меня в моих устремлениях справедливости поддержать и Тель-Авив не бомбит, и в Пакистан авиацию не посылает. Почему? Всё просто. Они союзники и стратегические партнеры им можно атомные клепать, а вот Саддаму Хусейну нельзя.

Всё плохо и всё хорошо. Непогрешимых нет. А если учесть, что наши понятия о грехе не совпадают, то мы все, живущие на этой планете, в отношении друг друга – исчадие ада и добро вообще к нам не приходило и это всё досужие вымыслы библейских пророков, которые уверяют, что Господь Создатель неоднократно посылал мессий на нашу грешную землю, чтобы навести порядок в умах и деяниях наших, чтобы закон был главным (богом), а не развратное мнение какого-то замухрышки Клинтона или Ельцина, тут нет разницы. Вы давали им право творить правосудие? И я не давал. Но они это делают, и я им свечку тротилловую вставлю, на больше у меня нет денег.

Москва. 1998 год. Рынок.

– Слышь, мужик! Почём у тебя детонаторы?

– Полста штука.

– Парочку мне замотай.

– Держи.

– Тротил у тебя есть?

– Сыщем.

– Почём?

– От веса зависит.

– Десять кило мне надо.

– Ты чё!! Того? Крыша поехала, да? Десять кило хватит, чтобы Белый дом лёг в руины. Куда тебе столько?

– Сосед достал. (Клинтон)

– Мочить хочешь?

– Ага.

– Тебе двести грамм хватит. От него мокрого места не останется.

– Уговорил. Давай. Сколько с меня?

– Тоже пятьдесят.

– Четыреста отсыпь. Чтоб наверняка.

– Сам рубишь или консультант нужен?

– Берёт дорого?

– Сотня. Он тебе место покажет верное и объяснит как подложить.

– Через недельку подъеду. Хорошо?

– Сговорено.

Это не вымысел, это реальность. Наша реальность в 1998 году.

Предательство это зло? Конечно. Тогда почему наши бежавшие туда – злодеи, а их бежавшие сюда и работавшие на нас – герои?

Вот Ельцин поручил своему начальнику личной охраны узнать, откуда у Бутырцева был проект Указа 1400. Сто лет тот будет искать и не найдёт. Бутырцев сам не знал, кто его тиснул. Просто была у человека привычка вставлять в факсы маленькие штучки, на которые записывается автоматически вся корреспонденция. Вот и всё. Потом её вставляешь в компьютер и распечатывай хоть до второго пришествия. Что ж он за руку того гада не схватил? Чтобы хватать за руку, есть другие люди. Правда, номер факса, который принял Указ 1400 Бутырцев знал, но кому он принадлежит, тоже выяснять не стал. Ещё раз вам говорю, что этим должны заниматься профессионалы, а не он. Утечки информации происходят, потому что наше руководство решило оснаститься современным оборудованием, а вот задание своей науке на предмет организации и изготовления электронных сторожей не удосужилось, сославшись на демократию (а чё? у нас секретов нет, пердёж президента напоминает ноту фа третьей октавы) и отсутствие средств в казне.

Лиза Чайкина работала самозабвенно. Героическая у неё сущность. Вжиться к нам (это не шутка и не выдумка) тяжело. Почти невозможно. Многочисленные провалы заставили руководство ЦРУ пойти на отчаянный шаг. Поэтому в США в начале семидесятых в один из центров подготовки стали свозить детей возрастом 12-14 лет. Их собирали везде, даже на помойках. Лиза была из таких. Деток скрупулезно учили, прежде всего русскому языку, который был для них как тарабарщина. Никто из них не знал зачем. Лизе повезло больше остальных. От рождения она была болезненной (мать наркоманка и пьянь), скитания по свалкам от рождения здоровья ей не добавили, и выглядела она на несколько лет моложе. К моменту, когда она подала документы в МГУ ей было 21. Ей прошлое нехорошее скрыло четыре года. В школе разведки она была самой маленькой и самой злой. Несколько раз вопрос стоял о её исключении, но что-то руководство останавливало от такого шага. Но через три года уже никто не жалел. Она успокоилась и принялась с жадностью учиться. За ней потянулись остальные и выпуск был отличным. Всем им предстоял Союз. Почти наверняка навсегда. Долговременные агенты – консерванты. Перед заброской, а ушло восемь человек, всем сделали пластические операции не только физиономий, но и рук, ног. Из восьми брошенных в Союз – Лиза была единственной дамой.

Сейчас она сидела в своей московской квартире напротив работающего телевизора, вытирала голову полотенцем и время от времени говорила по мобильному телефону, который частенько позванивал. Два часа назад она прилетела из Вашингтона, где встречалась со своими начальниками. Десять минут как приняла душ, надеясь пораньше лечь спать, но в двери позвонили.

Она глянула на часы (23.40) и пошла открывать. У дверей стоял старичок, в руке палочка. Он произнёс, мельком глянув на листок, зажатый в свободной руке.

– Извините за беспокойство в столь поздний час, но если вы Лиза Чайкина, то вам просили кое-что передать.

– Давайте,– Лиза протянула руку.

– Нет,– старик сунул записку в карман потертого плаща.– Словами.

– Говорите, я вас слушаю.

– Мне заплатили, но половину. Вторую, так мне сказали, дадите вы.

– Сколько?

– Сто.

– Это много.

– Тогда извините,– старик стал разворачиваться, чтобы уйти.

– Подождите, я согласна,– Лиза ушла в комнату и вернулась с сумочкой в руках.– У меня нет рублей. Двадцать долларов вас устроит?

– Да.

– Держите,– она протянула старику купюру.

– Вам, старик взял двадцатку,– надо поспешить. Вас ждут на станции метро Новослободская до 00.30.

– Кто?

– Мне позвонили, я живу в нескольких минутах ходьбы от вас, деньги оставили в почтовом ящике. Они мне необходимы. На лекарство. Звонил мужской голос и просил передать, что Мартин Иден забыл какие-то вещи. Их надо срочно забрать,– старик развернулся и пошёл к лифту.

Мартин Иден – Лизкин псевдоним по спецшколе и о нём знали только те семь, кто с ней забрасывался в Союз на внедрение. Это значило, что кто-то её срочно вызывал на связь.

Она быстро натянула джинсы на свои кривые ноги, свитер на голое тело и бросилась на станцию метро Новослободская. В подземке было полупустынно. Редкие пассажиры стояли в ожидании поезда. Когда он отъехал стало совсем пусто. Лишь ветхий седой старец восседал на скамье у колонны. И он ей кивнул. Она подошла.

– Присядь,– сказал он ей.– Это я тебя позвал. Не пытайся меня узнать. Мы не виделись, не знакомы и о существовании друг друга знать были не должны.

– Я вас слушаю.

– Ты правильно поступила, что пришла. Тебе пока ничего не угрожает, но скоро о том кто ты, будут знать все…

– А кто я?– спросила Лиза, улыбнувшись, перебив старика, что ему не понравилось, он поморщился.

– Твоя мама Грета Пилс, ты – Изабелла Дункан. Девочка моя, не надо меня перебивать, я этого не переношу. Давай отсюда отъедем,– он кряхтя поднялся и пошёл к вагону поезда, чуть пришаркивая ботинками. В поезде он ей сказал, склонив голову к её голове:– Через три станции выйдем на поверхность. Пистолет, что у тебя клейкой лентой прилеплен к животу, не трогай, тогда всё будет хорошо.

На поверхности старик побрёл по тротуару к остановке трамвая, и они успели на последний.

– Мы едем в депо,– сказал он ей.– Там тихое место и нас никто не потревожит.

Мужества Лизе было не занимать. Она почувствовала, что попалась, но к кому на крючок предстояло выяснить. "Убивать не станут, попытаются вербовать",– решила она.

Трамвай въехал на территорию депо и встал. В салоне погас свет, и водитель ушёл, сделав знак старику. Лиза сидела и ждала, когда старик начнёт говорить. Но он молчал и смотрел в окно за тем, как на соседние колеи приходят трамваи. Через час всё вокруг стихло. Ещё через какое-то время за окнами вагона что-то зашевелилось.

– Теперь можно спокойно поговорить. У нас полных четыре часа. Здесь самое тихое место в столице и самое безопасное. Бездомные собаки вышли на охоту. Лютые они,– пояснил старик возню за окнами.

– Чем я вам обязана?– не откладывая в долгий ящик, спросила Лиза.

– А кого ты во мне увидела?

– Мне всё равно.

– Так не говори, детка, не надо. Ничего, что я тебя так называю?

– Даже приятно,– ответила Лиза.

– Я тебе не враг, но и не друг.

– Что так?

– Старый я очень. Ты даже не представляешь, какой я дряхлый старик. Мне уже 93. В таком возрасте быть кому-то врагом – смешно, а другом быть нельзя, потому что дружба обязывает помогать,– он смолк. Прошло много времени прежде, чем он продолжил:– Скоро я умру. Совсем скоро. Дней через пять-шесть. Я уже не помню, кем был в начале и чьим. Был чьим-то разведчиком, работал во имя каких-то целей и только в конце жизни понял, что всё это глупости, не стоившие того, чтоб прожить так как я. Это не старческий маразм, это во мне говорит опыт. Огромный он у меня. Не думай, что я тебе изливаю душу. Нет её у меня. Эти мысли: во имя чего?, прийдут к тебе в старости, если ты доживешь, что исключено, но вполне возможно. Я не знаю, что тебе подарить. Старость или смерть. Ты сама должна выбрать. От твоего выбора зависит, что я тебе скажу.

– У меня такой плохой выбор?– спросила Лиза улыбаясь. Она совсем не боялась смерти.

– Он не плохой, но и не очень хороший. Средний. Каждый встаёт перед ним в какое-то время. Каждый из нас – решивших служить в разведке,– старик бросил себе в рот леденец, который извлёк из железной банки.

– Вы когда-то выбрали старость?

– Да. Давно это было.

– И пришлось многим служить. Верно?

– Да, детка. Многим. И служить хорошо, иначе…

– На сколько подцепят меня?

– Минимум пять,– старик растопырил пальцы руки.

– Многовато!!!

– Такая вот она нехорошая, эта героическая жизнь. Ты была юна и, по сути, пришла в эту кутерьму неосознанно. Не хотели тебя спросить о желаниях. Вот из-за этого я тебя и позвал.

– Тогда раскройте мне карты?

– А это ничего не изменит.

– А может?

– Не надейся,– старик мотнул головой.

– Хорошо. Я выбираю смерть,– сказала Лиза, которой этот разговор начинал надоедать.

– Ко мне через несколько лиц пришла информация, что Кремль ищет архив Бутырцева.

– Я в этот сектор не попадаю,– отрезала Лиза.

– Ты в него уже попала.

– Каким путём?

– Ты ходила к врачу, который лечил Бутырцева.

– Она женщина.

– В том нет разницы.

– Это нормальный интерес. Профессиональный долг.

– Детка, тебя плохо учили. Чего-то не додали.

– Плоховато кормили,– саркастически заметила Лиза.

– Вот-вот. Повара воруют, а потом удивляется руководство, откуда провалы,– старик рассмеялся.

– Это всё?

– О том, что ты из ЦРУ знают уже четверо. Пятый себя долго ждать не заставит. Так, где ты видишь выход дожить до пенсии, не услужив всем?

– Кто они?

– Британцы, начальник ФСБ, Моссад, китайцы,– перечислил дед.

– Первым трём сам бог велел, а как сюда затесались китайцы?– присутствие китайской разведки Лизу сильно удивило.

– Они есть в перечне охотников.

– Мне не приходилось слышать, чтобы Китай брал участие в таких играх.

– О том, что они в игре определить просто. Архив Бутырцева их касается прямо. Тут и зарыта собака.

– А где вы, дедушка, увидели безвыход?

– Лиза, детка! Ты молода и, видит Господь, надо простить тебя за это, но… Кто так сможет поступить, если ты сама подставилась. Не надо было тебе ходить к врачу. Ты что, не могла туда кого-то послать? Всего-то!!

– Мне нужен этот архив. И я его найду до того момента, когда меня грохнут.

– Архив действительно хранился у врача, но его унесли.

– Кто?– спросила Лиза и попыталась увидеть глаза старика, но темень не позволила.

– Даже если я знаю, тебе не скажу. Знаю только одно. Он русский. Он очень умный. Он умнее вас всех.

– Это он пятый?

– Нет. Пятым будет начальник охраны президента России. Ельцин поручил ему архив Бутырцева найти, для чего разрешил взять кого-то из старых консервантов. Старый тебя счислит, не посылая никого в деревню Чайкино.

– Тогда где в этой комбинации моя старость? Или ты играешь со мной в поддавки?

– Твоя старость в чистосердечном признании под протокол. Тюрьма, лагерь и старость.

– А уйти из страны?

– Пробуй. Времени у тебя до рассвета. Как тронется трамвай, будет уже поздно.

– А если я уйду сейчас?

– Я позвал тебя для того, чтобы дать тебе возможность выбора. Они уже знают, где мы. Утром наручники щелкнут на твоих запястьях, но исчезнешь бесследно. Пропадёшь безвести. Ты русским живой не нужна. Уйти отсюда ты не сможешь. Тут тысячи голодных псов. Разорвут на части.

– Какой-то же должен быть выход?!!!– отчаянно закричала Лиза, поняв, что старик, затянув её в парк, лишь отстрочил арест.– Суки!!!– заорала она на мелькающих за окнами собак, которые скалили зубы, а некоторые наиболее смелые вставали на задние лапы и передними почти доставали до стекол. Она прошла по трамваю вперёд и вернулась к старику.– Дед! Тебе осталось недолго, ты сам говорил. Неужто нет другого пути?

– Ты свой выбрала сама.

– Кто будет меня брать?

– Группа захвата ФСБ.

– Дед! Дай мне шанс. Я знаю, он у тебя есть.

– Меняешь на старость?

– Нет!! Я не хочу на старость, ту, которую ты мне нарисовал.

– Тогда застрелись. Я не в силах тебе помочь. Сам еле дышу.

– Где он?

– В ста метрах отсюда. Ты сможешь туда пробежать и поднять чугунный люк?

– Конечно, нет.

– Страшная это игра – русская рулетка. Тебя, детка, чтоб ты знала, свои тоже приговорили.

– Я всё поняла,– Лиза встала и ушла в конец трамвая.

Выстрел был глухим. Старик выждал какое-то время и подошёл. Взял запястье, подержал и выпустил. Он направился к передним дверям, навалился на них всем телом, они нехотя подались, и он спустился на асфальт. Постоял несколько мгновений, повернулся и снова навалился на створки, двери закрылись. Старик медленно пошёл сквозь стаю разъяренных собак. Они кружили вокруг него, рычали, злобно клацали челюстями, но ни один не решился броситься. В сопровождении стаи он доковылял до ворот депо. Протиснулся в узкую щель меж арматур в воротах и к нему подкатила чёрная "волга".

Открылись дверцы и он сел. Машина понеслась по Москве. Сидевший за рулём спросил:

– Что?

– Плохо. У неё нет архива. Зря девчонку сгубили.

– Сама же выбрала.

– Так то оно так, но…

– Да и ты тоже хорош! Тебя же псы могли порвать на части.

– Срать я на них хотел. Кости у меня голые. Вот твоё тело они с превеликим удовольствие порвали бы на части. А у меня песок из всех дыр. Мне спать надо. Вези домой.

– Так едем.

– Ты всё заказал?

– Да.

– Молю Богом. Не надо оркестра.

– Клянусь, что на твоих похоронах не будет оркестра.

Машина затормозила у подъезда многоэтажки. Старик, не прощаясь, вылез.