Текст книги "Клан – моё государство 4"

Автор книги: Алексей Китлинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 25 страниц)

– Суки!!!

– Думаю, что девочка жива и её отпустят, как только мать получит срок и к ней можно будет протоптать тропу. Я прикинул, что тянуть с передачей дела в суд не надо, но и спешить – вызовет подозрения. К Новому году она будет в лагере. Как только девочка появится, мать вернем в Москву на доследование в связи с открывшимися обстоятельствами. И поговорим. Устроит?

– Вполне,– соглашается Михаил.– А в следственном её не укокошат?

– Там полный порядок. Вся охрана имеет подписку на находящихся под следствием. Если у тебя на дежурстве убийство – получишь вышку. Такую президент ввёл систему. Скажи, Михаил, зачем тебя Филатов просил присмотреть за бабой?

– Была у него мыслишка жениться, но после открывшихся данных, желание пропало.

– "Бабочка"?

– Элитная, со стажем, с прицепом и так далее.

– Интересно!!– Пороховщиков смотрит на Янова.– А у нас на неё данные хорошие. Где ты, Паша, брал на неё информацию?

– В курятнике и брал!– возмущается Янов.– Там свой человек, проверенный.

– Значит, ловили на красоту,– определяет Пороховщиков.

– А ты что выяснил?– обращается Янов к Михаилу.

– Что она красивая…,– Михаил перестаёт говорить и пускается хохотать.

– Хорош ржать. Дело говори. По картотеке она выпускница спецшколы в Бобрах. Отличные характеристики. Успешные операции за границей.

– В каких странах?– Михаил перестаёт смеяться.

– Норвегия, Швеция, Финляндия,– перечисляет Янов.

– А ты не в курсе, где работал Филатов?

– Нет, но выясню,– обещает Янов.

– Не утруждайся. Просвети лучше верного человека в курятнике. Я за собранную собственноручно информацию, отвечаю головой. Она блядь высочайшего полёта. Её подряжали, о чём речь, в работу через п-ду… Только в Бобрах её духа не было. С Филатовым её познакомил заместитель директора ФСБ на закрытом приёме. Где он?

– В Лефортово,– отвечает Янов.

– Какие на нём обвинения?– спрашивает Михаил у Пороховщикова.

– Букет. От получения взяток до прямого предательства. Я не особо вникал. Там молодые ребята копают. Завтра же всё процежу,– обещает Пороховщиков.– А вот дамочку неделю назад в Иркутске арестовали с фальшивым паспортом на руках. Едет этапом в Москву.

– Даму вы в столицу отписали?– спросил Михаил.

– Я,– говорит Пороховщиков.

– За ней пара сотен миллионов долларов в нескольких банках мира. Где и когда они были сделаны, не выяснял. Годы знаю точно – 1994-95. Она в этот период времени числится в работе?

– Именно в этот,– кивает Павел.

– Мне кажется, что я вышел не на всю сумму и за ней числится гораздо больше. Предположу, что её подкладывали под богатых, которые потом странным образом умирали или гибли и скорее всего, это моё мнение, были это наши подпольные кассиры,– Михаил тяжело вздохнул.

– И деньги до агентур не доходили,– Пороховщиков перестал ходить и присел.– Филатов организовал расчёт. Фишка у них выпала на Гречаника. Через него шли грошики в скандинавские страны.

– Пошли обедать,– приглашает Михаил.– Время.

– Одну секунду!– просит Пороховщиков.– Ты начинал служить в КГБ у Скоблева?

– Это в личном деле чёрным по белому.

– А чем он сейчас занимается, знаешь?

– Лет десять назад он вышел на пенсию. Что-то у него с сердцем было. Инфаркт вроде. Он открыл институт каких-то проблем или стратегических исследований. Под его руководством я работал в 1979-80 годах. Дядька грамотный.

– Последний раз вы где виделись и когда?

– Встречались несколько раз. В 1991 году после попытки путча он ко мне лично домой приезжал. Уговаривал идти к нему на работу, но я тактично отказался. В январе 1992 года он мне звонил опять, но я снова отказался. С 1993 года часто встречались на разного рода приёмах, на которых он частый гость, а я охранял там элитные попы. Каждый раз он ко мне подходил поговорить и всегда подчеркивал, что его предложение в силе. А последние полтора года не встречались. Я из круга выпал. А вы им интересуетесь?

– Неизвестный на фото посещал его офис в сентябре 1993 года. "Баррикада" вела за институтом Скоблева наблюдение, фиксировала лица входящих. Потом они отошли от властных дел и перестали сбрасывать данные в общий котёл аналитического центра. При встрече с их человеком я просил дать хоть что-то об этом эпизоде, но их представитель клятвенно заверил, что с декабря 1993 года "глаза" у здания Скоблева сняли. Я им верю и не верю. Сейчас "Баррикада" сильно выросла до серьёзных масштабов, и стала, пожалуй, крупнейшей организованной структурой в стране. Институт Скоблева за эти годы не увеличился в численном составе, при том, что оброс колледжем, учебным центром и банком. Но банк с уставным капиталом иностранного происхождения. У него за все эти годы никто не был с проверками. Существуют тихо. Такая скрытность и не навязчивость говорит о значительных успехах,– Пороховщиков посмотрел Михаилу в глаза.– Как тебе такие данные?

– Хорошие. Вот в 1991 году он меня и звал для организации полной системы безопасности банка и сотрудников. Это, сказал он мне, иностранцы, я их на свою территорию пустил, деньги, мол, нужны, но они не знают специфики нашей страны. Приходи, брось жить иллюзиями, надеждами, которые не осуществятся. Работа, мол, по твоему профилю.

– А он принадлежность банка не называл?– поинтересовался Пороховщиков.

– Не то швейцарцы, не то лихтенштейнцы. Я не вникал,– Михаил хмыкнул.– Когда мы по кредитным кодам искали капитал, при сборе нам попались владельцы карточек выданных их банком. Сотни три. И мой компьютерщик к ним в "гости" попасть не смог, а ходил он в пять сотен контор в сотне стран и кругом пролез, но к ним – кукиш. Я с ним по этому поводу беседовал. Он мне сказал, что у них либо "протектор" – это собственной разработки электронный сторож, либо в охране сидит искусственный интеллект, что мало вероятно, так как в мире его ещё не собрали.

В бункере погас свет и секунды через две включился.

– Девки мои зовут,– определил Михаил.– Так может мне сходить в гости к Анатолию Давыдовичу?

– Даже не знаю,– честно ответил Пороховщиков.

– Пусть посетит,– Янов сделал характерный жест рукой,– чем он рискует? Пришёл в поисках места работы.

– Это я могу. Складик, на котором я подъедался, новая власть ликвидировала. Подозрений на мой счёт у него быть не может. Зайду, вроде как мимоходом. У них никого часом не арестовывали?

– А кто знает, кто у него работает и чем они все там занимаются? На этот счёт никто не обращался. Ладно, идёмте, а то женщин лучше не гневить, заставляя ждать по пустякам,– произносит Пороховщиков и они покидают подвал.

Глава 4

Неожиданно в гости к Ельцину приехал Иван Рыбкин. Его арестовали сразу после выборов и выпустили до суда в конце сентября. Ельцин сдал госдачу и перебрался на квартиру в Москве. Сам ходил в магазин за продуктами, от личной охраны отказался. Иногда продукты привозила вторая дочка, взвалившая на себя детей Татьяны и ещё их с супругой стариковские заботы. Она собирала посылки в тюрьму и несколько раз Ельцину пришлось их возить, дочь приболела, где выстоял длинную очередь, в которой открытым текстом выслушал всё в свой адрес. Тогда среди посылок была предназначенная Ивану Рыбкину. Он спросил об этом у дочери и она ответила, что посылает всем арестованным, кто бывал у них дома. Делала она это в меру сил и наличия денег. Ельцин передал ей остатки своих сбережений и также просил её продать какие-то вещи из своей коллекции.

– Спасибо за поддержку, Борис Николаевич!– сказал Иван Рыбкин вместо приветствия, полуобнявшись с Ельциным.– Хотел прийти раньше, но так вымотался, что не было сил. Пять дней отсыпался дома. Не мог там спать. Народа много, в камере не протолкнуться, спали урывками по очереди в несколько смен, духота, грязь. Последний месяц, правда, разгрузили до норм, большую часть перевели в новый подмосковный СИЗО, который оперативно построили, но всех крупных оставили тут, в Лефортово.

– Рад тебя видеть. Проходи. Сейчас чай организую. Или ты примешь покрепче?

– Я принёс с собой коньяк из старой коллекции,– Рыбкин достал из кейса фирменную бутылку.– Вам пятьдесят грамм не повредит?

– С тобой выпью. Пошли на кухню. Я сегодня сам. Жена у дочери. Они там цыганским табором обитают.

– Как вы тут? Тяжело?– Рыбкин ставит бутылку на стол.– Привет вам от Примакова, мы с ним были в одной камере, его обещали на днях выпустить как и меня, до суда.

– Я думал, что они вас продержат чёрт знает сколько.

– И мы на лучшее не надеялись, но они подобрали прыткие кадры. Лихо справляются.

– Что тебе поставили в вину?

– Три статьи и по всем косвенно. Следователь мне сказал прямо, что, возможно, суд предъявленных обвинений не признает. Адвокат ничего не обещал, сказал только, что шанс есть получить пять лет с отсрочкой исполнения. Ну да хрен с ними с этими статьями. Как ваше здоровье?

– Ты знаешь, в норме. После первого вызова в прокуратуру случился небольшой казус с сердцем, но до инфаркта дело не дошло. И больше из-за истерики моей половины. А ко мне, ты не поверишь, приходил Горбачев.

– Меня этим не удивишь. Лет пять назад я бы такому факту не поверил, но многое изменилось, а тогдашние события мне кажутся теперь возней.

– Я тоже так считаю,– соглашается Ельцин.– Наливай, я сейчас, вот открою шпроты. А!! Совсем забыл. В холодильнике есть лимон, порежь. Вон тем ножом, он самый острый,– когда выпили, Ельцин продолжил:– Переиграли мы сами себя, а народ нам за это дал под дых. Что не говори, но ошибок за нами много. Мы это с Горбачёвым обсуждали и пришли к выводу, что назначали на ответственные посты не тех людей, мало того, ещё и передоверяли им лично.

– А как иначе? Борис Николаевич!! У людей же нет опыта, точнее не было. Учреждений для обучения не удосужились создать, проверок не производили, как полагается. Кто чем дышит не знали, а когда всплывало – закрывали глаза. Вы же знаете, как партия растила кадры для управления страной, а молодые такой школы не прошли. Отсюда наши ошибки.

– Ты прав! Что теперь кориться. Что имеем, то и имеем.

– Борис Николаевич! А вас по поводу чего вызывали в прокуратуру?

– Вопросы задавали о событиях апрельского пленума ЦК в 1985 году, но сейчас уже добрались до 1991 года. Два дня в неделю там бываю. В среду и пятницу. Вот там я с Горбачевым и столкнулся в коридоре. У нас один следователь. Пока мне конкретно ничего не предъявляли, но следователь дал мне понять, что всему своё время.

– А Горбачёв?

– Его по тому же кругу вопросов. Была у него подписка о невыезде, но месяц назад её сняли. Он поехал в Германию лекции читать. На двенадцать дней.

– С вас подписку взяли?

– Нет. Предупредили, что если куда-то я соберусь ехать, чтобы уведомил. Меня в камере не хаяли?

– Хаяли. За назначение Генеральным прокурором Мельника,– не стал скрывать Рыбкин.– Говорили об этом открыто. Особенно в первый месяц. Но когда стали получать обвинительные заключения для ознакомления, тон у многих изменился. У большинства получение взяток в особо крупных размерах, использование служебного положения в корыстных целях, неуплата налогов, сокрытое участие в бизнесе и так далее. В камере Примаков всем сказал, что, мол, Ельцин, вас красть и ханыжить не посылал, сами во всём виноваты. Молите, мол, господа, что Мельник генеральный и у власти не коммунисты. Все сразу языки засунули в одно место.

– Как он?

– Сидит на лекарствах, но мужик боевой. Он меня встретил как брата, и мы всё время держались вместе. Ещё в нашей компании был Ковалёв, но до перевода его в Бутырки, туда всех ФСБ и МВД. Я там с утра был. Отправил ему посылку и письмо. Свиданий ему не дают, жалко.

– А ему что инкриминируют?

– Пока мы были вместе, ему шили невыполнение служебных обязанностей. По нынешним меркам плохая статья. Могут долбануть пожизненное. Ещё, это с его слов, было много вопросов по утечкам информации. Дело в том, что эти дела ведут другие следователи. Какой-то Пороховщиков возглавляет группу.

– Знаю такого. Лично не знаком, но проблем он когда-то доставил много. Он разведчик. Герой Советского Союза. Это он подцепил за одно место Чубайса и Скуратова, ну и ещё кой-кого. Голоса по его судьбе легли поровну и я его оставил на посту,– Ельцин стал разливать чай.– Ох, им всем это теперь аукнется.

– Я Чубайса в Лефортово видел несколько раз. Он сильно изменился. Кожа и кости. Совсем на нём не было лица. Мне там многие встречались. Ходила шутка, что новый властный центр страны – Лефортово, где сошлись интересы всех ветвей власти и объединились.

– И почему я так ему доверял, до сих пор не могу понять,– Ельцин отхлебнул из кружки чай.– Прям наваждение какое-то. Ещё дочка за него всё просила.

– У неё что нового?

– Даже не знаю. Участие в хищении государственных средств. Плохо.

– Знаете, Борис Николаевич, кто меня по выходу из Лефортово встретил и довёз домой?

– Кто?

– Подполковник охраны Панкратов. Я за него ходатайствовал.

– Помню. Ему выслугу снимали незаконно.

– Вот он. И он же мне сразу после ареста адвоката нанимал. Я его прямо спросил почему? "Вы мне помогли и я добро помню, а бросать в беде – последнее дело". Как мало мы знаем о людях. Ведь кроме него и жены никто не пришёл. На следующий день он мне привёз пакет с долларами. Я брать отказывался, а он настоял. Просил передать эти деньги вашей дочери в фонд помощи, который она организовала. Он мне сказал, что я, мол, мог бы и сам отнести, да боюсь не возьмут, сумма уж больно большая. Сто тысяч.

– А у него такие откуда?

– Ему от отца досталась коллекция картин и он их продал. До выборов он охранял Мельника, сейчас на пенсии.

– Кто бы мог подумать?!!

– Вот таких надо было брать, Борис Николаевич! А не тех, кто в глаза заглядывал. Он, кстати, меня охранял в мои поездки в Чечню. Без страха человек. Чеченцы его уважительно называли по отчеству. Мы с ним вели откровенные разговоры, в которых он крестил последними словами и вас, и меня, и тупого Грачёва, я в нём тогда сильно сомневался, а вышло – порядочный человек. Те, что в вечной преданности клялись – скурвились, а он не клялся, но честь при нём. Я, говорит, не вам служу, политикам, я Родине обязан и закону, согласно которого вас и охраняю, а не было б его, лично бы вас к стенке поставил, но он есть, хороший, плохой ли не мне судить, наверное плохой, коль мы стали убивать друг друга в этой паскудной войне, но я готов умереть вас защищая и долга не смогу нарушить.

– Красиво сказано,– кивает Ельцин.

– К вам кто-нибудь приходит из тех кого не посадили?

– Нет, Иван. Никто. Даже не звонят. Тишина. Ты ко мне вторым пришёл за эти месяцы, после Горбачёва. Видимо, боятся.

– Не боязнь это. Расчёт. Когда вы были президентом, их положение определяли вы, а нет вас, они сразу переориентировались. Приспособленцы-попутчики. Такие к кому угодно в задницу влезут,– Рыбкин осёкся, но Ельцин прореагировал своеобразно.

– Зря я КГБ потрошил. С ними надо было жестко договориться. Больше бы извлекли пользы для страны и народа. Плохой я был президент. Хреновый.

– А мы непутевые помощники,– определил Рыбкин.

– Ещё чайку?– предложил Ельцин.

– Спасибо, Борис Николаевич! Нет. Мне надо к вашей дочке заехать. Деньги отдать и спасибо своё выразить от своего имени и тех кто ещё там. На неё там молятся как на святую. Поздно ехать неудобно.

– Ты ко мне в любое время. Без обиняков.

– Обязательно, Борис Николаевич.

Глава 5

Обязанности делают нас рабами. Особенно взятые на себя добровольно. Михаил был рабом. Рабом собственной морали. Его давило от того, что он ничем не может помочь крестной. Евгению осудили на двадцать лет с конфискацией. Чувство вины стало острым и это не ускользнуло от Альбины, настоявшей, чтобы он всё рассказал. И он ей всё изложил.

– Ну куда ты поедешь!?– спросила она.– Что ты сможешь выяснить в Швейцарии? Тебе скажут, что она пошла погулять и не вернулась. Ещё увидишь здание колледжа. Возможно, тебе разрешат поговорить с её друзьями, которые тоже ничего путного не скажут.

– Мне это ясно, Аля. Согласен с тобой полностью. Поездка ради очистки совести меня не устраивает. Боль всё равно останется. Она выросла на моих руках. Может там частного сыщика нанять?

– Чтобы выкинуть на ветер деньги. Это не подход.

– Но предпринять мне что-то надо. Я не могу сидеть сложа руки. В конец замучаюсь.

– Я думаю, мне опыт подсказывает, что надо тут к кому-то обратиться. К тому, кто имеет доступ в Швейцарию. Теперь туда сложно попасть.

– О! Ты у меня гений! Я же собирался навестить одного знакомого. У него филиал швейцарского банка частного на территории пакуется. Я у него начинал служить когда-то. Совсем вылетело из головы. Спасибо тебе!– он поцеловал Альбину в губы.– Завтра с утра смотаюсь.

Молодой охранник в холле офиса Скоблева вежливо поинтересовался целью прихода, выслушал, набрал номер на странном телефоне, по виду которого Михаил не смог определить фирму изготовителя.

– Вам придётся подождать, если вы не спешите, минут сорок,– сказал охранник.– Шефа нет. У него сегодня выходной, но он приедет для встречи с вами. Вы можете ждать в холле,– парень показал на диван и кресла,– или в баре.

– А где у вас бар?

– Идите в те двери,– указал охранник,– по лестнице на второй этаж.

– Платить чем? Валютой?

– У нас принимают к оплате любые знаки. Рубли тоже,– ответил парень.– Позволю себе дать вам совет. Там стоят столы для игры в бильярд. Если вам предложат сразиться на деньги – не играйте.

– Почему?

– Обдерут. Они в курсе тонкостей столов, ещё придумали шары со смещенным центром тяжести, а это для неподготовленного человека проигрыш стопроцентный. Не рискуйте зря.

– А ставки большие?

– Сто баксов минимум.

– Разве это деньги?!

– Я вас предупредил.

Михаил поднялся в бар. В зале стояло четыре бильярдных стола. На двух играли. Десяток столиков для посетителей, центральная стойка со стульями тумбами. Людей немного. Его появление не вызвало никакой реакции. Он прошёл к стойке и заказал пиво. Человек за стойкой, которого Михаил принял за бармена, пиво подал, но заметил:

– У нас самообслуживание без дураков,– после чего ушёл из-за стойки с подносом, на котором были бутерброды, чашечки с кофе и ваза с фруктами. В углу бара его ожидала молодая женщина.

"А я думал, что тут монастырь. Ты гляди, дамы в этот собачник имеют доступ".

– Американку!?– предлагает подошедший молодой парень.

– Благодарю, но не приобщен,– отвечает Михаил.

– Жаль! Тогда просто покатаем, чтобы убить время.

– Просто можно,– соглашается Михаил и они идут к свободному столу.

Предупреждение охранника оправдалось полностью. Все три партии, что успели сыграть, закончились с сухим счётом.

"Клуб бильярдистов, не иначе",– определил Михаил, и тут в дверях появился Скоблев собственной персоной. Он был одет в кожаную куртку на овчиной подстежке, джинсы, свитер, на голове спортивная вязанная шапочка, на ногах кроссовки. В таком виде он на главу серьёзной фирмы не тянул. Мелкий торговец-челнок да и только. Он проследовал к столу.

– Привет! Продул?

– Да. В чистую.

– Шеф, мы не на деньги. Просто катали,– сказал парень без смущения.

– Пошли,– Скоблев направился из бара в холл. Походка упругая, в теле нет ни грамма лишнего веса.

"Отлично выглядит в свои семьдесят",– подмечает про себя Михаил, следуя за Давыдовичем.

В холле они садятся в лифт и поднимаются на пятый этаж.

– Прошу, Миша,– Скоблев распахивает двери кабинета.– И сразу переходим на ты.

– Хорошо,– кивает Михаил, устраиваясь на диване.

– Что привело?

– Извини, если испортил отдых,– говорит Михаил.

– Ерунда! Ты из тех, кто по пустякам не ходит. Случилось что-то?

– Евгению Гречаникову из кадров помните?

– Договорились на ты!!

– Помнишь?– исправляется Михаил.

– Да.

– Ей дали двадцать лет с конфискацией.

– Побег устроить?

– Её дочь – моя крестная. Дела матери меня не интересуют, а вот за девочку я в какой-то мере ответственный. Она теперь почти сирота.

– Это понятно. Моральный долг!– восклицает Скоблев.

– Именно. Она исчезла в Швейцарии, где училась в колледже. Пропала в день ареста матери. Помоги мне туда выбраться, если есть возможность.

– Помогу,– Скоблев набирает номер на мобильном телефоне.– Привет! Занятия ещё идут? Пришли ко мне Александру Романову. Срочно!– он смотрит на Михаила и, улыбнувшись, говорит:– Сейчас твоя крестная пожалует. Объяснять тебе ничего не буду. Она учится у меня в колледже закрытого типа. Полный пансион у меня. Но числится под вымышленной фамилией. Тебе, думаю, причина ясна.

Михаил в замешательстве. Скоблев видит это и продолжает:

– Так наш поганый мир устроен. Я к ней отношения не имею и делам родителей тем паче. Девочку из Швейцарии привёз один человек с просьбой устроить и я ему отказать не мог. Взял.

– Могу я с этим человеком переговорить?

– Можешь,– Скоблев подаёт Михаилу мобильный телефон и говорит:– Набери 143.

В этот момент в кабинет входит Ксения.

– Дядя Миша!!!– она бросается Михаилу на грудь. Слёз нет.

Он её тискает, гладит по голове.

– Большая какая стала! Как ты тут?

– Хорошо. Лучше, чем в Швейцарии. Тут воздух родной, московский. Дядя Миша, у меня времени мало. Занятия. Я побегу. Можно мне к вам в гости?

– Конечно!– Михаил смотрит на Скоблева и тот кивает согласно головой.– Я за тобой подъеду. Когда?

– В субботу вечером. В 19.00.

– Хорошо, Ксюш.

– До свидания,– Ксения исчезает за дверьми.

– Умная девочка,– сообщает Скоблев.– Учится превосходно, а программа у нас будь здоров.

– Платный у тебя колледж?

– Плату за неё внесли. Тебе, поскольку ты родственник, хоть и седьмая вода на киселе, других-то всё равно нет, разрешаю брать на воскресенье, если она не будет занята. Под полную ответственность.

– Гарантию даю сразу.

– Ты звони, потом договорим.

Михаил выжал номер 143 и по ходу спросил у Скоблева, пока там пикало.

– Как мне представиться?

– Назовись полным именем и всё.

– Добрый день!

– Здравствуйте! С вами говорит Михаил Егорович Панкратов.

– Я вам не представляюсь, нет в том смысла. Что вы хотите?

– Мне сказали, что вы приняли участие в судьбе девочки, которая является моей крестной.

– Вам нужны подробности?

– Примерно.

– Её папа занимался плохими делами, за что его убили. Сам я к этому не имею никакого отношения, но информация прошла и я отреагировал, спрятав её в Москве после ареста матери. Вот, собственно, и всё.

– Её могли убить?

– Скорее всего нет. На мать могли надавить, это возможный вариант. Там связано с пропавшими суммами, как я слышал.

– А вы помогли девочке из-за жалости?

– Когда мне кого-то жаль я либо убиваю, либо даю денег на хлеб, а в этом случае сработал простой принцип – она умна и почему не помочь ей раскрыть талант. Что есть подбор кадров и их воспитание надеюсь объяснять вам не надо. Вы в курсе?

– Вполне.

– Вот это и сработало.

– Это значит, что она у вас в долгах?

– Вовсе нет. Её выбор – её выбор. Владелец телефона вам даст пояснения. Извините я не располагаю временем.

Абонент отключился. Михаил вернул телефон Скоблеву и спросил:

– Поясни, Давыдыч?

– А что он тебе сказал, я не знаю,– ответил Скоблев и улыбнулся.

– Что он за её обучение платит, но она вольная в выборе и ничего никому не будет должна. Я таких вещей не понимаю.

– Пиво будешь?

– Выпью.

– Покрепче?

– Не хочется.

Скоблев достаёт из холодильного шкафа две бутылки пива, открывает их ключом, одну подаёт Михаилу.

– Колледж у меня платный, но с улицы в него никого не берут. Готовим по всем направлениям народного хозяйства. Девочек для работы в финансах, а это банки, корпорации, акционерные компании. Есть и научные направления: физика, химия, технологии, медицина. По окончании помогаю всем устроиться в престижные вузы и потом в престижные места. Обратной платы мы ни с кого не берём.

– Они будут поставлять информацию о фирмах, в которые попадут?

– Это не обязательно, но сбору информации тут уделён повышенный курс. Самых талантливых, по их желанию, оставляем у себя, направляем в дочерние фирмы.

– А этот человек кто?

– Твой знакомый заочный.

– Я всех помню в лицо,– ответил Михаил.

– Ой, Миш, не зарекайся. В 1991 году в марте вы уносили ноги из одной страны, а на паром сесть не смогли. Документов у вас не было.

– Был такой случай. В условленном месте нам не оставили документов, как объяснили потом, связной перепутал улицы.

– Или хотели край как подставить.

– Возможно.

– Он вас устроил на паром. Вспоминай?!!

– Там был сотрудник таможни.

– То что в форме – факт, но к таможне он отношения не имел никакого.

– Лет двадцати парень.

– Теперь тридцати. Он скоро приедет в Москву. Если ты ко мне на работу пойдёшь, встретишься с ним лицом к лицу.

– Не навязчивое предложение.

– Миша, Миша!! Дорогой ты мой оболтус. Ну зачем ты шевелишь извилинами в поисках хитрых ходов с моей стороны? Я понимаю, что тебя жизнь научила так поступать, но не всё же время надо включать этот механизм. Расслабься. И потом… ведь на даче своей сидеть сиднем не будешь.

– И про это знаешь?

– А ты как думал?! Знаю. Ты извини, но и про Альбину знаю, и что она беременна тоже.

– Рентген у тебя стоит, да?

– Да ну тебя!! Дети Бортника у тебя квартируют, а он советником работает в банке, который на моей территории организован. Давно организован и хорошо стоит.

– Они тебе про меня не могли ничего дать. Не те ребята.

– Разве я сказал тебе, что они мои и мне всё докладывают? Миша, они мой колледж закончили. Ты заметил, что в своём институте они редкие гости?

– Приметил.

– Так им там делать нечего. Ничего им там путного уже не преподадут. Они всю программу МГИМО у меня сдали, а там торчат для получения официального документа.

– И сокурсница их тоже?

– И она. Плохая?

– Мудрая, коммуникабельная.

– И крестная твоя такой же станет.

– Так ты или Бортник их ко мне посадил?

– Да!! И ещё раз да!! А как быть, если ты как последний жадный хам опытом делиться не желаешь?! Гора не идёт с Магомету, Магомет идёт к горе.

– Облапошил ты меня, Давыдович! Обмишурил. Одно мне скажи: какой нахрен опыт имеешь в виду? У меня его – кот слезы не уронит.

– Зря ты так. Подь сюда,– Скоблев включил компьютер на столе.– Смотри.

С экрана монитора перед Михаилом пролетели шесть кадров видео, снятых с разных точек. Это был короткий эпизод, в котором убили Федотова. В конце пошла схематика в медленном развороте и её Скоблев откоментировал так:

– Машина, а там могучая программа, говорит, что человек за такой промежуток времени среагировать не успевает, а ты был готов в старушку выстрелить, но не стал.

– Это была не старушка. Это был профессионал.

– А не стал ты стрелять, потому что из прохода появился мужчина с ребёнком на руках и мог попасть под твою пулю. И это ещё не всё. Так почему ты не стал раньше стрелять?

– Зачем тебе это, Давыдович?

– Покажу тебе всё. Отвечай!

– Я мышцу на турнике немного потянул. Кисть руки побаливала и не успевала чуть-чуть, потому я перенес выстрел на проход во двор, а оттуда как назло, мужик с ребёнком на руках и стал метаться в проходе, увидев, что целятся в него.

– Вот гляди, что выдала машина,– Скоблев нажал клавишу.– "Выстрел не произведен в возможное время по одной из двух версий: травма кисти руки или отработка мозгом варианта более точного попадания в убегающую цель".

– Точно!– воскликнул Михаил.– Мысль такая мне пришла тогда. Чувствую, ну не успевает рука, да и он бежал поперёк, ну, думаю, к лучшему, сейчас во двор свернёшь, башку тебе отстрелю к чертям собачьим, а оттуда мужик с детём. И мы кинулись вдогонку. Я бы его и во дворе шлепнул, но там, вот суки подготовились, на выходе ящиков наставили и он между ними как змея, а нас очередь поверх голов встретила.

– А говоришь, передавать нечего. Вы на выходе из дома шли так, а рост Федотова мал, что снайпера посылать смысла не было. Автомат в этом эпизоде решил все проблемы. Главное было в кучной стрельбе. Но дать такую кучность может только глухое крепление. Представляешь какой силищей рук обладала старушка, державшая АКМ на весу?

– Хватка железная!– определяет Михаил.

– А найти человека ростом метр в шляпе, но с руками – пара пустяков. Это бывший прапорщик. И вовсе не из спецназа. Он тыловик, пьянь и дрянь. Его главная задача на службе была в отстреле патронов со складов долговременного хранения. Там он руки и набил. Попался на торговле этими самыми патронами. Получил срок. Бежал. Долго прятался.

– Как нашли?

– Да не искал я его. Нужен он мне сто лет в обед. Я Филатова спросил, за что убили Гречаника и он мне дал ответ.

– А причём тут Федотов?

– При том. Он был ответственным за отправку средств через Гречаника. Тот с чьей-то подачи деньги слямзил и организовал смерть Федотова, мол, я тут ни до чего, во всём виноват Федотов. И в исполнение подрядил прапорщика.

– Так того прапорщика надо было сначала найти?!

– Сделать это мог только кто-то из ФСБ. Они же его после акции укололи огромной дозой наркотика. Труп бросили на улице, а вы в морг не удосужились поехать. Это тебе минус. Вот сходил бы ты в центральный, то давно перестал бы мучаться угрызениями совести. С него даже грим не стали смывать, только в лохмотья переодели под вид побирушки.

– Да!!?– вздохнул Михаил.

– Я за тобой не гоняюсь. Клянусь. У меня есть разные записи твоего поведения. Твою реакцию – машина определила как не природный феномен и поставила на первое место с большим отрывом от второго. Воспитанное это мастерство. Ты ко мне в 1979 году пришёл зелёным сразу после окончания училища, но уже с реакцией. Под неё в боевой обстановке отшлифовал опыт. Так я тебя последний раз пытаю: нечего передавать?

– Давыдович, ты же мне по живому режешь!– взмолился Михаил.

– Это почему?

– Услышишь мою историю, это же смех, а не феномен.

– Рассказывай. Мне старость сюрпризов преподносила много, и я перестал удивляться.

– Я – мухолов,– произносит Михаил и смотрит на Скоблева, но тот не улыбается, взгляд серьёзный.– В первом классе приехали в школу врачи. Деток проверять. И мне окулист поставила диагноз: прогрессирующий астигматизм. Мама в шоке. Через какую-то подругу повела меня к ветхому врачу. Старичок меня посмотрел и вынес вердикт – не астигматизм, а родовая травма мышц глазного яблока, которая может привести к полной потере зрения. К слепоте. Мать моя, услышав это, упала в обморок, я так тогда испугался, что описался прямо в штаны. Спустя пару дней врач этот приехал к нам домой и привёз схему для занятий по гимнастике для мышц глаза, прыгучий резиновый мячик (до сего дня храню его как святыню), и сказал, чтобы я обеими ручками его кидал в стенки и пол и ловил. И вообще ловил всякую летающую нечисть ладонями. Категорически запретил мне читать книги, смотреть телевизор, сидеть в классе близко к доске. Ещё посоветовал родителям отдать меня в спортивную школу, где есть батут, для быстрого развития вестибулярного аппарата как страховку на случай, если ничего не поможет и стану слепым, с хорошей, мол, вестибулярной проще адаптироваться. Мои родители выполнили всё им рекомендованное в полном объёме. Я с этим шариком играл до посинения. Мои руки всегда были в укусах, я пчелок ловил и ос; в занозах, когда цеплялся за деревянные и острые поверхности; голова и ноги в синяках от неудачных падений с батута. Меня считали придурковатым в группе спортивной школы, потому что все знали для чего я туда хожу и особого внимания мне никто не уделял. Ну прыгает там и чёрт с ним. А в седьмом классе меня вдруг прорвало. В восьмом я стал бешено расти и мой рост стал мне на пользу. В девятом я выполнил норматив мастера спорта. Вся школа бегала на меня смотреть. Тогда-то реакция зрения и рук совместились. Конечно сюда добавились мои неплохие мозги. Они у меня хорошие, потому что сам-то я не читал, но мне бабушка и мать гнали всё подряд, читали то, что читали сами. Кстати, о руках. Осы и пчёлы уколом вводят в организм яд, который возбуждает нервные окончания и стимулирует сокращения мышц. Вот, Давыдович, и весь мой феномен.