Текст книги "Клан – моё государство 4"

Автор книги: Алексей Китлинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 25 страниц)

Глава 5

Площадь свободной России заполнена народом, прилегающие к зданию правительства улицы: Рочдельская, Конюшковская, Глубокий переулок – тоже. Со всей необъятной страны съехались шахтеры. Они требуют того, чего им никак не могут дать 12 лет с момента первых массовых забастовок в 1988 году – человеческого отношения и своевременной выплаты зарплаты. Менялись правительства и президенты, уже нет страны, сменились собственники, а зарплата так до их карманов не доходит. Раньше они тоже приезжали в столицу, но небольшими группами. Такой массовый сход в столице осуществлен ими впервые. На следующий год выборы президента, поэтому многие посчитали приезд шахтёров в Москву – политической игрой оппозиции. В столице к шахтерам присоединились белые халаты врачей, учителя, металлурги. Площадь запестрела флагами всех мастей и расцветок.

Акция началась утром. Согласно данных МВД – организация массового протеста исключительна и вызвала в руководстве замешательство. Санкций на проведение никто не давал. Всё выглядело стихийно, но было рассчитано и подготовлено до мелочей. В близком и дальнем Подмосковье собирались группами и прибывать начали в столицу первыми электричками, сходу парализовав привокзальные комплексы, стояли на привокзальных площадях плотным строем до 10.00 утра. Всё это время с поездами подходило пополнение. В 10.00 руководство МВД объявило тревогу и стало выводить на улицы свои подразделения. Прибывшие в это время двинулись по проспектам и улицам столицы стройными рядами в сторону дома правительства. По пути в колонны шахтёров вливался рабочий люд Москвы. В 12.30 колонны сошлись на площади Свободной России. Одна из колонн, составленная исключительно из шахтёров одетых в грязную и рваную одежду, каски и сапоги, численностью в сто тысяч человек, собравшаяся у Павелецкого вокзала, пошла по Садовому кольцу до Большой Ордынки и по ней к Большому Москворецкому мосту, где была встречена срочно организованным отрядом милиции и кремлевских курсантов. Но они не смогли удержать колонну, которая двигалась неминуемо и была столь плотной, что воспрепятствовать не представилось возможным. С Большого Москворецкого моста колонна свернула на Васильевский спуск к Кремлёвской набережной. Когда голова колонны вошла на Знаменку, её хвост ещё был на Большом Москворецком мосту, все встали, сняли с голов каски, сели на корточки и стали колотить касками по асфальту. Били десять минут. Шум стоял невообразимый. Потом десять минут сотня тысяч глоток дружно скандировала: "Козёл! Козёл! Козёл! Козёл!" Откричав, демонстранты пошли на Новый Арбат и по нему к Белому дому. В 13.30 начался митинг, продлившийся шесть часов. Руководство страны было в шоке. Сохранить спокойствие удалось только мэру столицы Лужкову. Отследив потоки демонстрантов, он дал указание своим замам, чтобы к двум часам ночи были готовы все имеющиеся в городе средства для уборки улиц. "Тут главная на сей момент для нас мобилизация. Чтобы утром город был чист!" К полуночи центр опустел, а к двум часам ночи в столице не осталось ни одного шахтера. Коммунальщики приступили к уборке улиц.

Спокойствие отсутствовало в Кремле, где собрались все ответственные товарищи, друзья, господа и соратники президента Ельцина. Случившееся было для присутствующих неожиданным. Все знали, что вопрос с шахтерами не решен, что можно в любой момент ожидать всякого, но такого… Министр внутренних дел зачитал сводку по Москве: "Убийств нет, столкновений и пострадавших нет, автопроисшествий минимум". На это один из советников президента ехидно заметил, что давно пора сменить ментов на шахтёров и преступность в Москве исчезнет навсегда. Кое-кто это замечание поддержал смехом. Глава МВД остался невозмутимым. Он цифрами дал понять, что наличия сил не хватило б, пойди митингующие на штурм Белого дома и Кремля, и что всё висело на волоске. "Не сдержись хоть один из оцепления на Варваравке, выстрели, колонна пошла бы на Красную площадь и сейчас тут бы сидели не мы, а они",– министр сложил листы в стопку и сошёл с трибуны.

Выступали многие. Предлагали президенту ввести чрезвычайное положение и привлечь виновных к уголовной ответственности. Другие говорили, что ничего страшного не произошло, и не такое, мол, видывали.

Геннадий Андреевич Зюганов тоже приехал в Кремль и его, странно, пропустили на совещание. Он сидел в зале, в его сторону метали громы и молнии, но он был спокоен. К середине заседания в зал со скандалом прорвались Жириновский и Рыжков с Лукьяновым. Зюганов послал записку Ельцину, который был один за столом воображаемого президиума, с просьбой дать слово и Ельцин дал ему возможность выступить. Когда Зюганов поднялся на трибуну, зал минуты три топал ногами, но смолк, когда Ельцин встал со своего места председательствующего и приказал молчать.

– Большинство, сидящее в этом зале, меня ненавидят,– сказал Зюганов.– Обвиняют во всех смертных грехах. Вот и сейчас кое-кому хочется свалить ответственность за митинг и демонстрацию на меня и коммунистическую партию. Да, я был на митинге, и шёл во главе одной из колонн. Это единственное, что у меня осталось, и что никто отнять не сможет. Я солидарен со всеми, кто утром приехал в столицу и теми, кто присоединился к митингующим в Москве в их законных требованиях. Это вы, сидящие в зале, виновны в происходящем. Это вы не платите пенсии и зарплаты, пособия и стипендии. Мы не состоим в правительстве, которое уже десять лет обещает решить коренной вопрос. Восемь лет вы обещаете президенту всё выправить. И что? Ничего кроме роста долгов по зарплате не добились. Не хочу акцентировать на идеологии, но…, но сегодня в столицу приехали не бандиты для сведения счётов и проведения разборок, приехали шахтеры и металлурги, врачи, учителя, энергетики. Приехал народ, тот самый, который избрал на выборах президента и ради кого существует в этой стране правительство. Они приехали напомнить вам всем, что он есть и что вы ему должны. Долги, господа хорошие, надо отдавать. Не можете, не хотите, не умеете – значения не имеет. Это ваши проблемы. Одно вам всем надо знать наверняка. Среди собравшихся у дома правительства нет коммунистов и либералов, демократов и анархистов. Там собрался российский труженик. Статьи Конституции писались не для того, чтобы их нарушать самым наглым образом,– Зюганов спустился с трибуны и вышел из зала.

После его ухода наступило продолжительное молчание. Президент ни на кого не смотрел, но всё время морщился. Расставил всё на свои места вездесущий Жириновский. Он влез на трибуну и стал спокойно излагать с юридической точки зрения все просчеты президента по кадрам и промахи правительства по реальным делам. Всем известно, что Владимир Вольфович за словом в карман не лезет и что он юрист компетентный, всё остальное в нём политическая показуха. Свою продолжительную речь Жириновский закончил словами:

– И чего вы хотите? Они правы. Тысячу раз правы. А как иначе? Вы им не оставили никаких шансов. Вы погрязли во внутренних дележах отраслей. Совсем забросили дела. Вы забыли, что управляете страной. А наша страна не пионерский лагерь, где нарушителя лишают компота. Демократия не звук пустой хрустальной вазы, это жесткое соблюдение взятых сторонами обязательств, изложенных чёрным по белому в Конституции. Они свой долг выполняют. Работают, учат, добывают, рожают детей, лечат. А вы свой перед ними отбросили в сторону, в кювет. И не вздумайте вводить чрезвычайку,– Жириновский повернулся к Ельцину.– Борис Николаевич! Это приведёт страну к большой крови. Нас всех укокошат. Чрезвычайка играет на руку коммунистам. И перестаньте по всем углам талдычить о приемнике. Приемнике чего? Бардака!! Я давно говорил, что Чубайсов и Немцовых надо гнать поганой метлой. Кто меня слушал? Это они довели народ до ручки. Ещё три года назад я просил дать мне в подчинение МВД. Я бы навел порядок. При мне все чиновники жили бы по акту. Чтобы к проститутке сходить я бы им выписывал пропуск. А что теперь имеем? Гоняют самолёты во все страны, им, видишь ли, наши бабы плохими стали, и самолёты не маленькие. Кто за эти полёты платит? Наверное, это деньги из не выплаченных зарплат. Зажрались. Дайте им, коммунистам, повод и на выборах победит Зюганов.

Голос из зала кричит:

– Господин Жириновский, вы тоже, говорят, у Белого дома выступали?

– Был, выступал. Я народа не боюсь. Я сам из народа. И всегда выходил за него с вами, властью, ругаться. Вот вы, почему не пошли? Потому что слов в своё оправдание у вас нет. Да и не поверит вам никто. Вы только обещать умеете. Где коммунальная реформа? Благополучно умерла. Где экономическая? Ну, эта давно окочурилась, и успела сто раз сгнить. Где военная? Сходите в детский садик. Я вот недавно был. Спрашиваю там у детей кто самый плохой и страшный? Они мне ответили. Не буду называть. Так им по пять-шесть лет. Но ведь они вырастут. Это как вы их потом хотите в руках держать, если они сопливые знают, кто их папам и мамам денежки не даёт. Вот в мире волна терроризма. Это хорошо? Плохо. Надо уметь со всеми договариваться. Вы не можете. Вам не доверяют. Кто вырастит ясно уже теперь, про детей говорю. Материнство там, детство солнечное – забудьте. Всё это в далёком прошлом. Обмана никто не простит. Милиция и армия народ сдержать не сможет. Вы им своим поведением плюнули в лицо, в душу. Сами в роскоши…

Снова голос из зала прерывает:

– Вы тоже не бедный!

– Я богатый. У меня всё есть. Я политик. Политику можно быть богатым. Это аксиома. Моё богатство не с потолка. Я ничего не приватизировал. Самолётов у меня нет. Вот вы мне ответьте, как можно стать богатым, сидя в кресле министра, на окладе и при этом не нарушить закон? Я хотел вам всем показать, как это делается, но вы мне не даёте. Ладно, об этом. Если народ выйдет на баррикады, все мы станем бедными. Борис Николаевич! Я предлагаю вам созвать завтра круглый стол с участием всех лидеров партий и движений, профсоюзов. Надо договариваться с теми, кто способен удержать народ от крайностей. В парламент не обращайтесь, им народ не верит. Указов не надо никаких. Они в такой момент неуместны. Назрел момент для создания коалиционного правительства народного доверия. Честное и компетентное оно должно быть. Иначе всё пойдёт прахом.

Владимир Вольфович спустился с трибуны и сел в первом ряду на место, которое освободил кто-то.

Президент посидел мгновение, встал, всех поблагодарил за участие и закрыл заседание.

Глава 6

Целый день Михаил добирался к себе домой. Демонстранты перекрыли центр, а милиция из-за опасений блокировала входы в метро. Пришлось топать пешком и кое-где стоять в ожидании, пока колонны проследуют мимо.

"Вот не было у меня каких-то планов и появились дела. Стрелявшая старушка всё в жизни моей перекрутила. И не случайно я себе тогда отметил, что прикрывавший отход старушенции долбанул нам поверх голов. Мне этот эпизод сразу запал в мозги и сильно не понравился. А ведь ему ничего не стоило нас завалить, но он так не поступил. Что я тогда подумал? Ага! Я тогда сказал себе, что это не криминальные. Те не стали бы церемониться. Кто-то всё это организовал, чтобы меня выбросили на улицу. И меня уволили. На охране у моей группы числилось два десятка человек. Почему они сделали мишенью Федотова? Наверное, потому что он из всех нами охраняемых был самым старым, восемьдесят – это возраст. Он был стареньким и больным человеком, перенес четыре инфаркта и мог, в принципе, умереть в любой момент. Консультант министерства иностранных дел по странам Ближнего Востока попал в перекрестие прицела. Старушка-автоматчица явно из спецбригады или была приглашена со стороны. Мог это быть и не русский. Он сделал работу, ему заплатили, и теперь он сидит у своего телевизора в парижской или Лондонской квартире, потягивая вино или бренди. И ко мне приходит Филатов, просит приглядеть за своей мымрой. Ну, зачем ты так!? Она вовсе не мымра. То, что она проститутка, ещё не повод её обзывать. Женю ненавязчиво склоняют к даче информации и почему-то через меня. Она категорически против и правильно. Просочись к кому-то данные об этом факте – она мертвец и я мертвец. Так данные добывают? Добывают. Тут возможны любые методы. Она им на слово не поверила. Она молодцом. Смерть Сашки выбила её из колеи, на что, видимо, сильно рассчитывали. Надо с Ильёй Бортником встретиться. Повод? Ищу работу охранника в банк".

– Привет, Борт!!

– Хайль! Нарисовался – не сотрешь,– Илья пожал Михаилу руку.

– Как здоровье, дети?

– Нормально. Какими ты ко мне путями? Ведомыми?

– А ты не в курсе?

– Слухам я не верю

– Выгнали без выслуги, но потом одумались, а может совесть в ком-то заговорила, вернули.

– Не ври. Совесть – продукт им неведомый. Домкрат опусти,– попросил Илья. Разговор происходил в гараже Бортника, где тот ремонтировал свою машину.– Значит, Федотова убили под тобой?

– Да. Хорошо убили.

– Чем намерен заниматься?

– Не знаю. Присматриваюсь. Вот мимо шёл, вижу, ты в гараже, дай, думаю, зайду и спрошу.

– Всё правильно,– Илья хитро улыбнулся.– Работы тебе никто не даст. По твоему профилю все места давно заняты. Советы даю бесплатно. У тебя немецкий есть?

– Читаю, пишу, матерюсь свободно.

– В банке ЛКС есть одна вакансия. Они в Швейцарии открывают филиал. Ищут туда надёжного человека для охраны. Сходи. А вообще-то я на твоём месте пошёл в частный сыск. Родю помнишь?

– Кто Барина не знает?!!!

– У него своя ма-аленькая сыскная конторка, но шипко мобильная. Тебе он не откажет. Ведь он твой должник. Так?

– Так то оно так, да только я таким путём долги не собираю. А вот в банк ЛКС схожу. Устал я от нашей страны.

– От неё не скроешься нигде, даже в Швейцарии. Не тешься иллюзиями. Твои как?

– Живут. Я дочери квартиру переписал, сам на даче отца обитаю, там кинул якорь. Ремонт сделал. Хочу свой старый "жигуль" толкнуть, устал его чинить.

– Потому тут?

– Именно.

– Я думал, что тебя другое интересует?

– Что?!

– Смерть к примеру.

– Чья?

– Да того же Федотова.

– Ты знаешь, нет.

– Выходит показалось.

– А что, его смерть дала какие-то круги?

– Дала.

– Да такого быть не может!– Михаил был искренне удивлён.

– Он был в МИДе приемщиком ценностей из-за кордона. Были у него доступы в банковские круги европейских стран. Одно время поговаривали, что у него осел капитал Андропова.

– Ну, ты посмотри!!! А я всё удивлялся. Старик на ладан дышит, вот-вот гикнет, а ему охрану подавай, да ещё усиленную. Мои говорили, что он на работу ездил каждый день, скрипел без выходных.

– Так интересуешься или нет?

– Нет, Борт, не интересуюсь. Убили и убили. Было видать за что. Кого теперь смертью удивишь?!! Я попал в субботу в пробку в центре. Демонстрация когда была шахтерская. Ко мне один знакомый пристроился, мы вместе из одного котелка хлебали в 1982 году в Ливане. Так он мне по поводу смерти так сказал: "Старик! У нас на войне было меньше потерь, чем тут в мирное время". И перечисляет кого из наших уже нет.

– Твой знакомый по войне прав. Время наше только на словах мирное. Сашку Гречаника убили, слышал?

– Слышал. И чего он в эту муть банковскую полез? Служил бы себе да служил. Так нет, все наровят в богатые пролезть.

– Ловлю на слове.

– А что! Я не прав? Десять лет мы прожили рядом. Всё у нас было. И хорошее и плохое, вперемежку. Я его через год, как он пошёл в банк, встретил в маркете, так он мне руки не подал. Весь в навороте. Сильно он изменился.

– Деньги, Миша, всех изменяют.

– Ой, вот только про это не надо,– Михаил отмахнулся.– Ты вот не изменился.

– Так потому, что их у меня нет.

– В бедные записался?

– Не всех, не всех. Согласен. Я был у Жени, когда Сашку взорвали. Ещё раньше она ко мне приходила по поводу его устройства. Консультировалась. Были у неё сомнения. И вот тебе пожалте, взрыв. С покаянием я к ней ездил. Моё слово мало что весит, но для очистки совести скажу. Его свои убили, из ФСБ.

– Ерунда!!

– Не ерунда. Чистая правда это. Они там что-то не поделили. Ты, верно, подметил, что деньги не всем впрок. За жадность к ним, проклятым, и убивают.

– Погодь!! А ФСБ тут причём? Он же в банке работал или ты хочешь мне сказать, что наши берут заказы на мокрое?!

– Иди, Миша, в задницу.

– Так и сделаю,– Михаил улыбается, и чуть лукавя, произносит:– ФСБ так ФСБ. У меня пенсионера совсем другие заботы. Достаточно сложные, чтобы ещё о ком-то думать.

– Извини, что втянул тебя в глупый разговор,– ответил Илья.– Ты как? Сам или кто-то есть? Да, совсем забыл про внука. Он как?

– Внук нормально. Операции вроде удачные, ну а последствия… Даром ничего не проходит. Живу сам, один. Твоё-то как здоровье?

– Тяну тихонько. Диета больше всего донимает. Быват сердечко побаливает. Я три года назад умудрился подцепить где-то вирусный гепатит, а с моими остатками печени это почти могила. Осталось мне не долго, так думаю.

– Сейчас пацанов стараешься поднять?

– За них я уже не переживаю. Сами встанут. Оба учатся в МГИМО. Мы с тобой давненько не виделись. Дочка у меня родилась. Семь лет будет в августе. Моя разродилась на старость лет. На неё работаю.

– А чё на старость? Твоя Светка много нас моложе.

– Я не про то. Про разрыв в возрасте между детьми. Бугаям мои уж по двадцать, а ей семь.

– Приезжай ко мне в гости, если время будет,– пригласил Михаил.– У тебя есть дача?

– Дачи нет. Мне не по силам. За приглашение спасибо. Воспользуюсь обязательно. С ночёвкой примешь?

– Да хоть на всё лето приезжайте. Это и не дача вовсе, а домина. Два этажа, гараж, летняя кухня.

– Тогда по рукам,– Илья протянул свою и Михаил пожал.– Так когда к тебе можно?

– Да хоть сейчас.

– Ты серьёзно?!

– Борт, аль ты меня не знаешь?

– Не хочу выглядеть скотом, но, правда, в пятницу приедем.

– Вот и отлично. Мне скучно там одному. Извини, надо забежать ещё в одно местечко. Жду.

– Хорошо.

Глава 7

Всё лето Михаил проторчал в двух местах: своём огороде и складе рынка «Щёлково». Так произошло потому, что семейство Бортника перебралась жить к нему на дачу и с приготовлением пищи, стиркой справлялась жена Ильи. Два месяца сыновья Бортника ходили с Михаилом на склад грузить и разгружать по настоянию отца, чтобы, мол, от простого народа далеко не отходили, дипломаты хреновы. Парни оказались на удивление крепкими. Работа грузчиками была для них почти ничем, так как силой оба обладали недюжинной. Их маленькая сестрёнка быстро освоилась по хозяйству и целыми днями ошивалась на огороде, где ей был выделен участок. Она совсем была непохожа на бледную московскую интеллигентку. Рыжая, конопатая, с румяными щечками толстенькая клуша возилась на своей грядке, где у неё было посажено всё как у взрослых.

На складе ребята кой-что подзаработали на житьё-бытьё, Илья их особо не баловал. К сентябрю семья Бортников стала собираться к возвращению на московскую квартиру. Дочке надо в школу. Ребята подошли к Михаилу с просьбой, разрешить им остаться у него. Им сильно не хотелось возвращаться в трёхкомнатную квартиру. Михаил разрешил, но при условии, что родители не будут против. Жена Ильи была за, и сам Борт категорически против. Итак, мол, всё лето человека стесняли, мелькали у него перед глазами, надо и честь знать. И тут ребятки упёрлись заявлением, что тогда на часть заработанных денег снимут небольшую квартирку, но домой не поедут. И это, в конце концов, убедило Илью разрешить им остаться у Михаила. Ко всему всё какой никакой, но есть присмотр.

За эти два месяца Михаил отдохнул духовно. Лишённый хорошего домашнего очага и нормального общества, он в присутствии семьи Бортников нашёл тепло и уют. Поработать пришлось физически. Огород уродил. Засыпали в погреб 70 мешков картошки, засолили полста банок огурцов и помидоров, наварили варенья и компотов (три яблони, две сливы, сто кустов чёрной смородины, сто кустов крыжовника), нашинковали пять деревянных бочек капусты. Из такого рая Михаил вылезать не желал. И потому свою нужность для кого-то оставил в стороне, посчитав, что коль будет сильно необходим – прийдут. Но к нему никто не спешил тащиться, и он понял почему. "Они все считают плюсы и минусы, рассматривают всякие там подходы, а мне отталкиваться не от чего, так как мне сунули мизер информации в надежде на мою горячность. Но не учли того, что я перестал пыркаться по мелочам. Конечно, всё произошедшее для кого-то не мелочь, ну да мне до этого нет никакого дела. Меня, видишь ли, кто-то за смерть Гречаника подрядил в отдачу, моего согласия не спросив. Перед Евгенией я, безусловно, в долгу. Женя мне помогла не на словах. За неё я подпишусь. За дочь её тоже как за свою. А за её мужика почему мне надо корячиться? А ведь он мне в маркете руки и, правда не подал. Что-то он мне тогда сказал, ехидно при этом улыбнувшись. Я сильно спешил и не запомнил. Да нет! Если б не запомнил, то всё прошло бы мимо твоего сознания, а ты как раз всё запомнил. Он тебе сказал: "Ты теперь рангом мелочёвка, а я большой человек и мне подавать руку таким – себя позорить". Вот так всё было. Выходит, что стал ты Миша позорной мелочёвкой, которая за смерть большой и жирной задницы должна с кем-то рассчитаться. Женя умная баба, она во всём разберётся сама. В своих чувствах и своих делах. Конечно, ей больно, ей тяжело, ей горько, но она крови больше не хочет. Если б она её готова была пролить, то принесла бы данные. Но она их не принесёт. Такую подачу, действия через жену, пытается организовать кто-то умный. Он либо имеет под рукой людей умеющих стрелять и взрывать, и сам смерти делал, либо воспользовался предоставившейся ситуацией. Во втором случае он сильно, так получается, информированный человек".

Третьего сентября ребята Бортника привели с собой девчонку. Они продолжали по очереди ходить с Михаилом на склад, чтобы не тянуть у отца деньги.

– Дядь Миш!– сказал Юс.– Это Люба. Она учится в нашей группе. У неё проблемы с жильем и деньгами. Пусть она с нами будет. Готовит она хорошо и по дому глаз нужен. Только ничего не думайте. Меж нами ничего нет. Кто-то же должен помочь?

– Пусть живёт,– согласился Михаил.– Но чтобы между нами всё было без витиеватостей, знайте, не всякая помощь в пользу. Ты, Люба, не обижайся, но поскольку ты здесь, мы все за тебя несем ответственность, особенно я, как хозяин, а посему мне нужны твои данные. Ясно дело не для прописки. Просто жизнь всякие причуды преподносит.

Девушка достала из сумочки паспорт и студенческий билет, протянула. Михаил быстро посмотрел и возвратил со словами:

– Вселяйся. Комнату выбирай сама. На тебе будут пирожки. Остальное у нас на всех поровну. Пирожки печь умеешь?

– Я сибирячка,– ответила уклончиво Люба.

– А вы – оболтусы, помните, что в баню голышом бегать теперь нельзя.

Так началась зима. Вечерами устраивали посиделки с крепким чаем, вареньем и болтали обо всём. Михаилу с ними было интересно. Он приглядывался к ним, сравнивал с собой, когда был в их возрасте, рассказывал им всякие истории из своей и чужих жизней, они внимательно слушали и выкладывали ему свои истории. Общения такие, и это не вымысел, продлевают человеческую жизнь. Говорят, что общение со старыми людьми добавляют ума-разума, мудрости, рассудительности, а с молодыми – удлиняет её. Наверное, потому что твои мысли возвращают тебя в твоё прошлое, тем самым останавливая реальное время. Вы заметили, что учителя, чей труд сопряжён с огромными нервными перегрузками, живут всё-таки дольше, чем другие части населения. Михаил с этими жильцами омолаживался и им передавал свою житейскую мудрость.