Текст книги "Клан – моё Государство 5"

Автор книги: Алексей Китлинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 38 страниц)

– Не только они. Колдуны, маги,– прервал Сашку Серов.

– Для меня все они экстрасенсы. Так вот они болтают, что цвет меняется, если человек возбужден или нервничает, а когда радуется, то тоже меняется цвет. Я этого никогда не видел и не встречал. Знаю, что это стабильный показатель. С ним ты родился и с ним подохнешь. Как таковой ауры не существует. Просто есть волновой диапазон, в котором фурычит мозг, и который дан человеку от папы и мамы через гены. А всякая волна имеет спектральный цвет. У людей один диапазон, но разные волны. Кстати, про смену цвета на первых неделях после рождения. Всё происходит следующим образом. От цвета ваших родителей ваш будущий зависит, но не совсем. Там гены интересно складываются, не подпадая ни под одну из имеющихся теорий. Однако, есть привязка к группе крови. В первые две недели цвет меняется только у тех, у кого происходит смена группы крови. Мы это установили точно, но совместить с остальными делами не смогли.

– Про спектральность согласен. К такому выводу пришёл сам. Про группу крови и её смену?– Серов развёл руки в стороны.– Впервые об этом слышу. И не только в привязке к цвету. А меняется кровь почему?

– К примеру у матери вторая плюс, а у отца вторая минус. При зачатии стал доминировать в плоде отцовский резус, но девять месяцев торчать надо на материнской плюсовой, связаны же пуповиной. А только родиться на свет, организм в течении пары недель самопереводится на минусовой резус. Так же и с группами крови,– разъяснил Сашка и продолжил о себе.– С трёх месяцев я живу в этой цветовой символике. Она влияла на развитие моего мозга. Яркие цветные игрушки мне были неинтересны потому, что у них мёртвый цвет. Любил я общаться с живыми. У живых цвет ярче и он всегда пульсирует в зависимости оттого, что человек говорит и что думает. Об этом я тогда не знал. Для меня это была самая интересная игра. Когда стал ходить, и меня выставляли во двор, я наслаждался. Вокруг меня расцвечивали кури, гуси, утки, вся живность, что водилась в доме. Собаки тема особая. От них я балдел. У них жуткая амплитуда пульсаций. Космические пульсары, да и только. Своих собак у нас не было. Отец их не выносил, терпеть не мог. Наследие лагеря. Но собаки всё равно сбегались ко мне со всей округи. Он их гонял, но они приходили вновь и вновь. Постоянная память у меня включилась в год. Через ручей в посёлке был мосток. Его скрепляли скобами и кованными гвоздями с широкими шляпками. Там где люди ходили, шляпки на солнце блестали. Ярко и с бликами. Ольга ставила меня на доски, пускала с рук. А нагретый металл тоже излучает в красном диапазоне. Я эти шляпки пытался оторвать и забрать с собой, она на меня бранилась, силой тащила с этого мостка, я упирался. Там и произошло слияние пульсации, цвета и звука её голоса. Они совпали и выстроились в ряд. С этого момента я стал понимать слова и вскоре речь, но через пульсирующие цветовые символы. И сразу почему-то стал их сравнивать. Частенько не совпадало. Звук соответствует чему-то, и я об этом знаю точно, но вижу картинку другую. Ничего не могу понять. С собаками было просто. У них ложилось ровно и всегда. Тютелька в тютельку. Потом уже я разобрался, почему так. Просто человек думает об одном, а говорит другое. Своеобразная фальшь. Собаки тоже умеют думать, но говорить не умеют, потому у них всегда совпадало. Ко всему я мог видеть собственную пульсацию. Они потому ко мне и сбегались, что у меня от восхищения сердце колотилось ужасно, а это усиливает пульсацию почти до уровня собачьей. Я был у них за своего. Вскоре я неосознанно научился их подзывать. Глаз собаки видит только в черно-белом, но есть внутренний глаз, который ощущает живое в цвете. Так они всё живое и друг друга фиксируют. Говорят, что есть злопамятные собаки, которые готовы при случае укусить обидчика. Собачья память достаточно примитивна в сравнении с человеческой, однако навсегда фиксирует цветовой фон ударившего человека, правда, не всегда и не все собаки так поступают. Но они все поголовно обладают этим внутренним глазом, способностью через мозг видеть цвет. И я с такой способностью родился. Но я – человек, потому поимел возможность это развить.

– А кошачьи обладают?

– Да. Только у них несколько иначе сделан глаз. Кстати, кошки очень опасливые животные. Они врага определяют интуитивно, а это получают с рождением. А собаки у них главные враги по природной нише. Вот во мне с рождения, видимо, пульсировало, как у собаки и кошки приняли меня за пса.

– Другие языки вы тоже определяете амплитудой пульсаций?

– Первоначально – да. Я рос среди людей, которые знали много языков и часто на них говорили. Отец на маму всегда ругался по-немецки, а когда был в приподнятом настроении болтал ей стихи на французском. Я двигался методом проб и ошибок. Вот встречаю человека и спрашиваю, сколько он знает языков свободно, а люди привыкли обманывать, и мне точно не попадало. Погрешности эти я, в конце концов, вывел. Сделать это было довольно просто. В посёлке было много ссыльных разных национальностей. Это как минимум два языка. Родной и русский. Мне нужны были четкие константы, и я их находил. В посёлке рядом жил на поселении чистый немец. Не простой. Он родился и вырос в Берлине, где закончил университет, филолог. Будучи студентом, связался с социал-демократами, что и привело его в 1933 году в Советский Союз по линии Интернационала, а следом в 1939 году в лагерь по доносу своих же немецких товарищей. Русскому его обучили в лагере. Узнав, по прибытии на поселение, что наш отец выпускник Берлинской горной академии, он приехал к нему, чтобы поговорить на родном языке. Встречи эти стали в нашем доме обычной вещью. Начинались в субботу вечером и продолжались всю ночь. Он всегда сильно краснел, когда утром просил у матери извинения за надоедливость. Говорили они за жизнь, о политике и всегда заканчивали филологией. Отец ею живо интересовался по молодости и сохранил к ней привязанность до смерти. Эти споры я подслушивал, хоть меня гнали спать. Так я получил чистейшую константу на немецкий и отсюда мой чистейший берлинский диалект. Ещё был кореец, очень могучий дядька, который отбывал в одном лагере с отцом, владевший многими языками с обучения, а в голове у него сидел корейский переводчик. Языковая модель у меня в голове сложилась быстро и разлеглась по полочкам. Так вот языки я знал в чистом виде в звуке и цветовой амплитуде пульсаций и решил взять их за основу. У языков четкие протекторы. Как вам моё определение?

– Я шёл примерно также, но не через пульсации, они мне не видны, а через звуковые интонации.

– И об этом я вам сейчас расскажу. Мимо и тут я не прошёл. Не давали мне покоя визуалки в характерной полосе пульсаций, имевшие погрешность, которую трудно было расшифровать и определить. Человек говорит о чём-то, а мозг его в это время думает совсем об ином. Происходит накладка звука в цвете на цветовую пульсацию в мыслях. Чтобы понять и расшифровать, надо точно знать, о чём он в момент разговора думает. Я к мыслям людей пытался применять звуковую языковую схему, но всегда не совпадало. Сильно я по этому поводу мучался. На правильное решение меня подтолкнуло кино. Камера на экран не переносит ни цвета актёра, ни пульсаций. Есть только звук. Но и он мне почему-то не совпадал. Полез я тогда в техническую и выяснилось, что звук накладывают потом и делают это в ручную, на глазок. И это на глазок даже со специальным оборудованием не бьёт в целые секунды порой. Значит, решил я, мысль либо впереди звука, либо отстает. А как это проверить? Через радио, они же транслировали новости в прямом эфире. У нас тут программы две: "Океан" и "Маяк". Но в радио есть только звук. Часами я изучал голоса дикторов, слава богу, они годами не менялись, не то, что сейчас. Потом просил сестру Полину мне текст этот прочитать повтором. Она жутко на меня лаялась за приставучесть, но читала. При этом всегда мимоходом с написанного мной на листке. Так я научился отделять звуковой ряд от мысленного. Кроме того, я по теории высчитал цвета дикторов и величины их пульсаций. По интонациям голосов я знал, что у них в душе, хоть их самих не видел. Много лет спустя, я, впервые попав в Москву, сразу выкроил время, чтобы проверить свои выкладки. Ранним утром под зданием Радио в Москве я просмотрел всех дикторов, и все мои данные совпали. К тому времени я уже знал почти всё. Мог по пульсациям читать мысли любого человека, если знал родной язык его. Вокруг были прекрасные люди. Многие прошли через лагеря, но, не смотря на всё это, в отношениях была чистота, и мысли их были четкими. Они редко расходились со звуком. В вопросах гипноза тоже были отклонения. Вот мне кто-то из владеющих гипнозом, объясняет какой-то пункт, а я вижу, что звуковая в стороне. Не все же могут эту ахинею правильно изложить словами. И через это я переработал уйму материалов и информации, провёл тысячи экспериментов. Рос и в ширь, и вглубь самого себя, постигал себя с помощью знаний окружающих и пытался реализовать полученное на практике. Начинал эксперименты с собаками. Материал для начинаний достаточный, но, грубо говоря, никудышный. Мне бы шимпанзе тогда, клянусь, за пару лет я научил бы её говорить.

– Почему собаки плохой материал?

– У них маленький объём оперативной памяти и это сказывается. Даю команду голосом гавкнуть три раза. Она это успешно делает. Даю команду мысленную, и она это тоже исполняет. Привязываю мысленную команду к щелчку пальцев. Выполняет. Она это помнит месяц и забывает. Стирается это у неё. Я же работал со взрослыми собаками.

– А как же в цирке?

– Так там метод обучения через рефлекс Павлова. Сделай – получишь лакомый кусочек. Рефлекс не есть память осознанная. Это рефлекторная память и, кстати, весьма короткая, даже если ты с рождения приучаешь делать что-то. Свои способности я тщательно скрывал. Но не по причине боязни. Это иное. Мне не хотелось, чтобы окружающие знали, что мне известны их сокровенные мысли. Мне казалось, что это всё плохо. В восемь лет я уже мог сказать, что говорят двое, стоящие за толстой бетонной стеной и что они думают. Не проколоться было тяжело. Во мне шла борьба мыслей и голоса, внутреннего я и реального мира.

– А цвет человека точно не меняется в течение жизни?

– А вам встречались изменившие цвет?

– Да. Был один такой случай. Наш разведчик вернулся из США с другим цветом.

– Это могло быть воздействие гамма-излучения,– Сашка кивнул в сторону брата.– Он после прочтения текста изменил цвет с черно-жёлтого на чистый чёрный. Текст похож по действию на излучение, но в звуковой вариации. И то, и другое бьёт прямо по гену, отвечающему за размер волны работающего мозга. Гены же, единой функции не несут. На каждом висит множество, и проверить, пострадали ли остальные части нельзя. Вы тоже чёрный и это хорошо.

– Какая у вас терминология для таких как я и ваш брат?

– Способности развившиеся ставят человека на уровень просветленного. Прошедший первую ступеньку-стену – посвящённый. Алексей её прошёл. Вы у неё стоите, и он вам поможет её преодолеть. Он же расскажет об остальном раскладе.

– А кто вы в этой невидимой иерархии?

– Я тот, кто есть вы,– ответил Сашка,– в прошлом, настоящем и будущем. Впереди меня ничего нет, а позади меня всё. Весь мир.

– Тогда вы Господь, воплотившийся в физическую субстанцию,– произнёс Серов.– Я не случайно испугался, когда вы сказали, что таким родились. Вы пришли как новый мессия или как всепожирающий монстр. Древние предполагали раздельно, но времена изменили писание. Вы всевидящий?

– Да. И стал им давно. В десять лет,– Сашка поднялся.– Мне надо побыть одному. Лёха, расскажи Юрию Ивановичу о "стенах" и внутреннем зрении, о свечении и об остальном,– он удалился от них к стланикам.

Когда Сашка исчез, Серов спросил:

– Что с ним?

– Ему тяжело. Он не Господь, но почти. Всего есть семь "стен". Седьмая и последняя за его спиной. Он не хочет идти вперёд. Ему что-то мешает и не даёт покоя. Сделав один шаг, он станет ИМ. Тогда все его действия в прошлом, настоящем и будущем не подпадут под понятие греха. Даже убийство миллиардов людей будет оправдано.

– Может он не хочет, чтобы содеянное им растворилось,– высказал предположение Серов,– и потому не идёт вперёд?

– Всего, что он сделал я не знаю, но и того, что знаю об им содеянном достаточно, чтобы гореть в аду вечно. Речь не о памяти. В общем, хрен его знает, что у него в голове. Пройти семь "стен" к сорока годам – бешеный темп. Христос по моим прикидкам был слабо просветленным.

– Почти как я,– пошутил Серов.

– Вы гораздо выше Христа. Вы мудрый просветленный. Христос был фраеристый босяк. Раз вы до всего добрались через звук, то мне есть, что почерпнуть у вас. Так бывает, что не преодолевший первой стены, в каких-то вопросах уходит дальше. Так случилось с вами. А у меня есть, что дать вам. Ваш портрет, нарисованный Левко с помощью компьютера, не обманул моих ожиданий.

– Левко просветленный?

– Да. Но Сашка об этом не знает. Я помог ему пройти первую "стену", но они после этого не виделись. Парень давно стоял у неё, несколько лет. Понять не могу, почему Санька не стал ему помогать.

– Алексей, а вам не страшно за брата?

– Есть немного, но это не страх. Я его хорошо знаю. Страшно было раньше. Хотите верьте, хотите нет, но была даже мысль его убить. Он кроваво начал. Боязнь есть во мне и теперь. До конца я в нём не уверен. Сомневаться есть причины, которые объяснить вам не смогу. Это словами не передать.

– Это связано с "поездом"?

– Между нами должна пройти тропка доверительности, иначе мы не сможем понять друг друга. Что вы делали по работе? Какой блок вели?

– Возглавлял отдельную группу контрразведки.

– У вас на совести есть грехи, о которых вы точно знаете, что это грехи?

– Есть. Такие проколы случались и у меня.

– Вы как-то пытались в себе их оправдать?

– Конечно. В системе не принято было всё брать на себя, это, во-первых. Во-вторых, сама система так устроена, что от тебя самого мало что зависит. Но были и личные ошибки.

– Хоть это, но всё-таки вас оправдывает. А у Сашки нет за плечами системы, на которую он бы мог кивнуть. И за ним нет профессиональных ошибок, а убийств множество. Сие означает только одно. Он убивал преднамеренно, под что разработал модель. Одно дело случайность, когда у тебя нет выбора, другое дело планирование на перспективу.

– Планирование убийства на перспективу – геноцид, если это касается вещей глобального характера. "Поезд" – глобально. Вы уверены, что в планах может быть смерть?

– На все сто не уверен, но у него были такие планы в отношении Советского Союза, однако, ему отказали в поддержке нужные люди из официальной системы.

– Он по своей натуре злопамятен?

– По обстоятельствам. Как бы вы охарактеризовали человека, который в течение двадцати лет искал и нашёл, а потом и убил, всех кто был причастен к столкновению тут в наших краях? Он в тех событиях принял самое непосредственное участие.

– Это могла быть просто жажда мщения.

– Вас послушать, так прям граф Монте Кристо да и только,– Лёха усмехнулся.– Да, он злопамятен. Помните, как в Бейруте в 1982 году подорвали казармы морских пехотинцев США?

– Да. И французские казармы тоже. Помню.

– Он был в момент взрыва у янки в гостях и чудом остался жив. Но, подорвавших казармы и чуть не отправивших его на тот свет, искать не стал.

– Мне это ни о чём не говорит.

– Юра! Он тот и не тот в одно и то же время. Либо он их ещё не вычислил, а прошло уже двадцать пять лет, либо сыскал, но смерть ещё не подготовил. Этот подрыв кому-то сильно печёт пятки, раз так тщательно прячут концы. Могло быть и по-другому. Он мог найти и поставить в резерв, но в случае, если найденные составляют финансовую элиту, и их смерть будет падать тенью на его дело. Но только они отойдут в сторону с тропы, прозвучат выстрелы. Он никогда никому ничего не прощает. Его не смогут остановить никакие аргументы с той стороны, они ему безразличны. Такие вещи ему вдолбили с рождения. Первым он пистолет никогда не вынимает и никогда не стреляет первым, но… но его стрельба – реактивна и происходит в ответ на чьи-то действия, направленные на него или на рядом с ним присутствующих. И в том он греха не видит. Он размышляет примерно так. Раз они хотели меня грохнуть, пусть даже не зная этого, случайно, то есть, то тем самым они дали мне полное право поступить с ними также. И баста!

– И зёрна в такой логике есть, но в чисто индивидуальном варианте. Если это перекинуть в глобальность – вечная война, и всякий смысл потеряется.

– Вот этого я больше всего опасаюсь. Вот у тебя отца расстрелял НКВД с подачи партии, а мать убили гитлеровцы. Так давай мсти за это коммунистам и людям из гэбэ, а также немцам, как прямым потомкам наци. Для меня индивидуально тоже не выход.

– А ты к нему как относишься?

– Как к единственному человеку, после матери и отца, которого безмерно и искренне люблю.

– Но на отчаянное готов!?

– Мои сомнения на мою любовь к нему не относятся. Чтобы так размышлять, надо быть сторонним наблюдателем, нейтралом и уметь не грызть ногти.

– Правдивый взгляд?

– А почему нет!? Если он хочет строить чистое и светлое, то правда не станет помехой. Если правда мешает, значит, строится не чистое. Тогда это очередной виток в построении дерьма, в котором мы и так уже сидим, но в более грандиозных масштабах. Чем заканчивалось раньше, надо объяснять?

– Гибель миллионов безвинных.

– Вот. Не хочу я быть к такому причастен даже косвенно.

– Но и остановить вам всем его не под силу.

Они замолчали и так сидели долго. Электронные часы Серова пискнули.

– Час дня по-местному,– сказал он Лёхе.

– Вижу по солнцу, что час,– ответил тот.

– Алексей, скажи, Александр мог избавить вашего старшего брата от алкоголизма?

– Мог.

– Но вместо этого, это с его слов, у нас был разговор, доставал ему водку.

– Игорь был несгибаемым и упрямым как осёл. Санька с ним про это говорил и ему предлагал помощь, но тот отказался категорически. И мотивировал свой отказ следующими словами: "Если ты меня насильно изменишь, я на себя руки наложу. Пусть я сдохну от водки, но дать себе жить опущенным – хрен-с два дождёшься".

– Ты знаешь, почему он так сильно пил?

– Знаю. Совесть. Внутренняя совесть. Случайность на войне вылезла ему боком. Тебе Санька про это сказал?

– Нет. Я же лежал в реанимации, когда Игорь там умирал, и я же про это рассказал Александру. Может он как Игорь мучается тоже?

– Не знаю. Может. Но мы его переубедить не способны. Хотя б уже потому, что он упрямее всех нас вместе взятых. За исключением брата Павла. Пошли жрать. У нас никто никого не ждёт.

Кушали вчетвером, Сашка на обед не появился. И к ужину тоже не пришёл.

– С ним нечего не могло случиться,– сказал Лёха, предупреждая вопрос Серова.

– Я нервничаю немного,– признался Серов.– Не столько от его отсутствия, сколько оттого, что мне предстоит сделать выбор.

– У каждого в жизни наступает момент, когда надо решить для себя главный вопрос: во имя чего. А о себе самом размышлять не стоит, и заботиться тоже. Это только в пьесах Шекспира главный вопрос: "Быть или не быть". Он глуп как пуп. У тебя ребром не стоит, речь, в конце концов, не о жизни и смерти.

– Если нам под руководством Александра удастся что-то сделать, это может как-то изменить ситуацию к лучшему?

– Упирается в индивидуальность. Вот Левко молодой совсем, а "стену" преодолел и уже на пути ко второй. Для меня это счастье, ведь ни мне, ни тебе до второй не дойти.

– И он может не дойти,– возразил Серов.

– Он доберётся. Обязательно. И не только до второй. И до третьей и, скорее всего, до четвертой. Таких, как он сейчас несколько. Это не попытка подготовить замену Александру. Разве можно заменить его семь "стен" на четыре пройденных десятью? Нет. Нам надо преодолевших семь "стен" сотни, тысячи. Прошедших одну – миллионы, две – сотни тысяч. Левко сейчас 25 лет и прекрасная энергетика. Ему удалось сжать время для достижения первой "стены", но стоило это невероятных усилий ему самому, преподавателям. Это каторга. Я сам преподаю и знаю это. А вот два разбойника,– Лёха показал на игравших в сторонке в кости Бесов,– которые в свои четырнадцать уже стоят у первой "стены". И таких малолеток у нас есть сейчас мал-мал. Они её ещё не преодолели, но в любой момент каждый из них способен найти лазейку и как только один проскочит, мгновенно сработает волна. Я помог Левко потому, что он на моих глазах вырос, тяжко шёл и он не от колыбели у нас в воспитании. Он попал к нам в шесть лет. Это поздно. Потому он достоин был пройти среди наших "стену" первым.

– И это прекрасно!!

– Ещё как! А Санька прошёл первую сам в восемь лет. И его стремление подвести всех к ней в восемь не даёт результатов.

– Да ведь к четырнадцати уже достижение великое!

– Если нам с тобой удастся что-то выяснить, возможно, ускорится. Нам придётся пахать как чертям, привлечь объёмников придётся, которые тоже будут потеть не за страх, а за совесть.

– Объёмники зачем?

– Той информации, что есть у тебя и у меня не хватит. Мало её у нас. Станем плутать в предположениях. Сашка путь ощупывал, ну так у него тогда уже была за плечами четвёртая и вагон информации. Однако, он не пошёл. Много там ловушек и мин.

– Так он пообещал нам свою информацию и личную помощь?!

– А как ты себе это представляешь? Его мозги не наши и даже сумей он нам всё своё перегрузить в головы, мы такими объёмами не сможем оперировать. Пока надо пробовать идти без него. Обойтись кем-то иным.

– Кого ты предлагаешь?

– С Левко ты знаком. У него есть хороший объём, и он на нашем уровне. Артур с объёмом великолепным и с опытом хождения по разным лабиринтам. У меня опыта на обобщения уйма.

– Артур прошёл "стену"?

– Нет. Но он давно стоит у неё. И знает, как её пройти, но тоже его что-то сдерживает. И даже хорошо, что он ещё за неё так долго не прётся.

– Почему?

– А потому, что вокруг тоже лежит много всего, того самого, что нам с тобой удлиняло путь. Он сейчас сортирует и выискивает маршрут оптимальный, но так, чтобы ничего не растерять. Ко всему он по ряду направлений достиг успехов, и они тоже нам понадобятся.

– Почему вы раньше не сводили всё в кучу?

– Много причин. Каждый своим идёт путём, вот как мы с тобой. А эта бригада одного выводка и им нечего сводить, им надо ускориться помочь. При трёх составляющих больше шансов собрать что-то дельное, чем при двух. А, учитывая наличие Саньки, как главного контрольщика по теме, проблем возникнуть не должно.

– А если ещё одного человека с иным приходом?

– Искали мы такого, но не нашли. Хорошо хоть ты всплыл из своей берлоги. А то, что ты умный – двойной успех. Тебе никто ничего не навязывает. Здесь нет своих и врагов. Если всё получится, никто тебя неволить не будет и силой держать подавно. Добровольно пришёл, добровольно в любое время уедешь. Но одно дело уйти пустым, второе с уже отработанной методикой, которую сможешь поставить на обучение. И этому никто противиться не станет.

– Стар я организовывать своё, построить уже ничего не успею. Заманчиво, правда, выглядит.

– Вот и гости пожаловали,– произнёс Лёха.

Из леса появились две тени. Это были Артур, шествовавший первым и Левко, следовавший сзади. Они поздоровались с Лёхой и Серовым, кивнули в сторону Бесов, уселись на лавку. К столу приблизился один из Бесов и подал им миски и кружки.

– А где Александр?– спросил Артур, приступая к еде.

– Ушёл в тайгу ещё до обеда,– ответил Лёха.– А ты чего в ваших краях оказался?– обратился он к Левко.

– Я в краях своих гостем быть никак не могу. В Москве стоит жара за сорок, вот я оттель и дриснул, но не по своей воле. Вообще-то мне нужен лично Сашка. А что, есть предложения?

– Лично не по поводу "поезда"?– не отстает Лёха.

– Нет. Я не кондуктор. По этим вопросам к другим.

– А я думал ты прямо с Тибета?

– Дядь Лёш!– Левко перестал есть.– Просьбу твою я исполнил. Данное слово сдержал. Теперь из Москвы. Там жара невыносимая, клянусь! И это не локальное изменение климата, глобальное. А если всё подтвердится, то "поезд" будет соревноваться скоростью с природными катаклизмами. Тебе известны способы, кроме распыления всяких порошков, чтобы её родненькую обуздать, коль распояшется?

– Климат и впрямь меняется на глазах. Ощущается даже тут,– Лёха нахмурился.– В эту зиму я зафиксировал, правда, на пару часов, температуру -73,2 градуса. Рекорд побит сразу на 4,1 десятую. Вон Санька прётся.

Подошедший Сашка кивнул Артуру и вопросительно глянул на Левко.

– Подарок тебе привёз,– сказал Левко.– Твоя супруга осталась довольна.

– И чем её можно прельстить до степени удовольствия?– спросил Сашка.

– При нём можно?– Левко посмотрел на Серова.

– Да, можно,– Сашка налил себе чай в кружку.

– Твоя родила пять месяцев назад,– начал Левко.

– Я в курсе по этому поводу,– прервал его Сашка с нотками сарказма в голосе.

– Вот я твоему младшему карапузу привёз сестренку. Ей, правда, всего три. Нужна была кормилица. Твоя согласилась и деваха уже с ней.

– Сирота?– спросил Сашка, между глотками.

– Слушай, Саш, я не выяснял ситуации. Меня вызвал в порт стрелок и девчушку с рук на руки передал. Сказал, что доставить надо тебе лично, я её и привёз. Но поскольку ты не кормилица, оставил у твоей супруги. У девочки обнаружили блуждающий нерв. Это ты просил поиск на такой предмет? Получи и распишись.

– Откуда она?

– Из Аргентины.

Сашка посмотрел на брата, потом на Артура.

– Первое обнаружение за десять лет. Не густо. Почти ноль. И самая великая удача. Хоть один на десять прироста нам не даст. И как девочку во всё это посвящать?

– Эт, Саш, не ко мне,– Левко поднял руки.– Ты пол не оговаривал. Значение это имеет, конечно. Я пока летел всё думал. Может провести детальное изучение её генов. У её родителей сняли данные. Ну, вдруг она, как матка пчела наплодит себе подобных кучу.

– Артист!!– Сашка усмехнулся.– Даже если и так, ждать придётся как минимум пятьдесят лет, а у нас максимум четверть века в распоряжении. Ладно. Ещё есть новости?

– Нет,– Левко стал пить чай.

– И то хорошо,– Сашка встал из-за стола.– Вы тут давайте сговаривайтесь веселее, а я спать.

После его ухода оставшиеся переглянулись. К столу пришли оба Беса, и один из них сказал:

– Мы не слушали, о чём вы тут говорили, но Сашка вас всех сканировал. Потому и сказал, чтобы вы быстрее сговаривались. Дядь Лёш! Он всё знает. О ваших сомнениях и прочем. Дело, как нам кажется, пахнет плохо. Тихим бунтом. Не все наши согласятся, даже будут сильно против. Надо включать внутренний маятник, иначе подпольщина приведёт к разделу. Лучше всем своим этот вопрос обсудить, чем выносить сор из нашей избы на мировое обозрение. Миру наше дерьмо не нужно. Дело внутреннее. Что скажете?

– Я не пойму, о чём ты?– спросил Левко.

– Брат! Тебе дядя Лёша всё пояснит. Мы пока отбываем на шахту. Уведомление вышлем сию минуту всем стрелкам,– Бес постукал по коробке радиотелефона.– Смысла в сокрытии не видим. Тем более Александр в курсе,– Бесы покинули зимовье.

– Что произошло?– спросил Левко у Лёхи.

– Внутренний кризис. Санька перепаковал свой мозг и теперь совсем пустой. Там ничего не видно, даже цвета.

– Я это приметил. И что?

– И ещё он прошёл седьмую "стену". Это вызывает подозрения. Я не уверен, что он остался прежним и не спорет горячки. "Поезд" может никуда не поехать, его вообще может не быть, потому что может никого не быть на этой планете,– Лёха вскинул руки, и произнёс:– Бах, бах!!!

– Эта планета давно стоит у края. Ты данные о солнечной активности смотрел? Через 21 год так впиздячит, что этим местом все накроемся. Я не спорю и его защищать не собираюсь, факт констатирую. Даже если он стал богом или монстром – мне всё равно. Все мы стрелки. Никто не имеет права выражать претензии на действия. И на его в том числе. Пацаны правильно сказали. Об этом должны знать все. Вам надо было уведомить о своих страхах, а это вопрос серьёзный, всю лигу.

– Мы знаем, что так надо было поступить, и собирались это сделать, но…,– взял слово Артур,– но, кто даст гарантии на всё это? Допустим, все выскажутся, и голоса как-то лягут. Ну и что из этого следует? Речь не о том, прав он или нет, монстр он или бог. Вопрос о сохранении живого на планете. Так получается, что от него самого может ничего не зависеть.

– Брат мой, жизнь на планете зависит не от него, а от нас. У каждого стрелка есть, чем этот мир разнести вдребезги. У сорока восьми стрелков на руках "дуки". Их не дали только старым по возрасту и тем, кто в оперативной разведке. В "дуке" достаточно мощности, чтобы планетка лопнула. Сорок восемь шансов на всеобщую смерть. Как вам?– Левко осмотрел присутствующих.– Он раздал всем и сказал: "Это гарантия от внутренних распрей и доверие – одновременно, в одном лице. Мы, как прежде, все равны и так должно быть в будущем". Разум не может пойти на такое преступление, коем есть взрыв планеты. Я в Александре уверен на сто. Не потому, что он мой учитель, потому что он запросто уничтожит себя самого, если кто-то в его сущности, какой бы она не была, захочет убить всех. Ясно высказываюсь? Не тот он человек, который пойдёт на что-то, подвергая риску всех. И "поезд" не он организовал. "Поезд" сам сорганизовался. Все поняли, что надо самоочиститься, создать нормальные или хотя бы приближённые к нормальным условия, во имя будущего. А мир не понимает другого языка. Им нужен кто-то верховный. Глава им нужен. Вот въелось им, что любая идея – принадлежность ума. Они не знают, что все мы единое целое, что мы индивидуальны, равны и свободны. Что нет у нас лидеров. Александр не хочет становиться верховным божеством, так как это разрушает нашу внутреннюю концепцию хаотичности. Ему тяжелее всех. Он перед выбором. Если он не пойдёт на встречу мир ничего не потеряет, но ещё долго будет трястись от злобы. Сколько это должно продолжаться? Трудностей в пути никто не боится. Мы все готовы пахать, как проклятые столько, сколько потребуется, но такой мир может лопнуть в любой момент времени. Тогда всё будет напрасно. Всё, что создавали в муках в себе и окружающем нас пространстве. Только безнадёги сейчас и не доставало. Я знаю его лучше вас. Он никогда не рвался на престол, не стелил дорогу к нему трупами, презирал любую власть. Чужд он этого. Его теперь толкают насильно ко всему этому дерьму во имя нашей цели, и весы сомнений работают в нём, они работают и в вас,– Левко смолк.

– Мы всё прекрасно понимаем, брат,– сказал Артур.– И не за свои задницы беспокоимся. Пойди он на встречу – сработает механизм, и часы начнут тикать. И всё. Обратного хода у них нет. Наличие божества опять засрёт людям мозги. Сколько этот религиозный туман будет стоять? Или другое. То, что глобально изменяется, не проходит бесследно. Начнутся сильные подвижки в климате, народонаселении и всем им без божества неуютно будет существовать и умирать. Он поневоле влезет в ярмо, из которого не выберется. Из этой трясины никто ещё не вылазил, все в ней утонули. И у него не будет времени на дело. Кто сможет всё довести до ума? Кто станет шлифовать механизм самопознания? Мы без него ничего не сможем сделать. А ведь в будущем такого шанса может уже не представиться. Когда ещё появится такой мозг?