Текст книги "Класс отщепенцев (СИ)"
Автор книги: Алексей Ефимов
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)
Вы не подумайте! Замыслы их были чище и белее горного снега… В котором замерзло людей много больше, чем в грязной жиже, струящейся весной по сточным канавам… Валеку строго–настрого запретили его шуточки с прыгающими по сцене отрубленными конечностями, у Голана каким‑то чудом отобрали топор, а Хлиис прикладывал поистине титанические усилия, дабы его монолог могли расслышать не только отщепенцы на сцене, но и последние ряды вместительного актового зала.
Сам день мероприятия был по–своему особенным. У студентов сократили занятия, а по коридорам Академии смерчем носился декан, дабы успеть привести в порядок то, что не успели за целую неделю, ведь в гости обещал нагрянуть сам министр Родшин. По сути – третье лицо государства… По крайней мере, в официальной трактовке. В неофициальной это место прочно застолбила за собой теща ныне здравствующего короля. Но это к делу не относится.
То ли чувствуя неладное, то ли просто из элементарной перестраховки выступление отщепенцев отнесли на самый финал. Вишенка на торте, так сказать… Или, если вы привыкли смотреть на жизнь пессимистично, то чтобы успеть показать хоть что‑нибудь хорошее, если эти нелюди опять чего‑нибудь учудят.
Декан, не раз делавший попытки проникнуть на репетиции отщепенцев, раз за разом любовался вполне невинными, и очень точными по отношению к оригиналу деталями пьесы. После чего его мягко выпроваживали, объясняя, что актеры смущаются столь высокого внимания и не могут нормально готовиться…
На всякий случай специально отобранная деканом комиссия проверила заранее установленные декорации на предмет всевозможных глупых шуток. Декорации были чисты. Тут все же необходимо сделать небольшое отступление и признать, что природа Тридрилла все‑таки взяла свое, и он подпилил перила балкона Джуны, но, как он сам оправдывался впоследствии, у него были для этого по роли самые веские основания, и общая картинка бы только выиграла за счет такого поворота событий…
И все же… Все же декан, головой отвечающий за порядок на мероприятии, пропустил ключевую деталь. Которую, собственно, от него особо и не прятали… И, занятый уже начавшимися выступлениями других групп, он так и не удосужился пересчитать всю труппу отщепенцев и сопоставить роли…
* * *
Занавес… Мягкий свет… Приветственные аккорды музыки… Высокие гости замерли в ожидании кульминации праздника – совершенно новой постановки бессмертного человеческого произведения. Ибо что может быть прекрасней возвышенной любви, воспетой поколениями? Только когда эту любовь исполняют светлые эльфы…
Явление главной героини зародило в зале небольшие шепотки, а так же легкое смещение брови у высоких зрителей. Но, пожалуй, не более того, ибо кандидатура на роль Джуны была вполне приемлема.
Джуну играла Салли. Быть может, образ бойкой, и временами задиристой рыжеволосой девушки не совсем совпадал с нежной чувственностью героини пьесы, но главное, во внешней привлекательности ей не откажешь. Тут уже Налинна хорошо постаралась, заставив, наконец, Салли отказаться от стиля в одежде «под мальчика», приведя в порядок ее непослушные рыжие вихры и сделав подходящий случаю макияж. Одним словом, конфетка получилась, может и с перчиком, но это только придало действу больший интерес.
Вдохновенный монолог, отточенные жесты… И легкий смешок, прокатившийся по залу, при явлении на сцене родителей Джуны – почтенных Капутелли. Никто ведь не сказал, что почтенное семейство не может быть слегка бородатым… Ну, или не слегка…
А вот дальше… А дальше было явление главного героя, на пару с верным другом Меркнецио, и полный грусти диалог о недоступности красавицы Росилинды… И тут надо сказать, что не все ценители прекрасного так уж хорошо знают мелкие детали начала пьесы, так что вид плачущегося гремлина и утешающего его человека поначалу не вызвал недоумения… Разве что некоторое оцепенение тех, кто помнил, что именно Ромун некогда был пламенным воздыхателем Росилинды, а не Меркнецио…
И только на сцене бала, где были задействованы практически все действующие лица, до публики дошло неладное… Хотя неладное началось еще до бала, когда кормилица наставляла прекрасную Джуну. Просто… Просто когда кормилицей является холодный скользкий ящер, пусть и с нахлобученным на голову париком… Но это еще можно было списать на авангардность постановки и недостаток актеров в труппе…
Но потом все стало на свои места – Влюбленный взгляд, обращенный на сине–зеленого карлика, тоненькая струйка слюны из уголка рта в ответ (ну переигрывал Тридрилл, переигрывал…), гневный монолог Тибида, сотрясавший своды актового зала всею мощью орксих легких… Не спасала ситуацию и трогательная сцена, когда почтенная Капутелли уговаривает сына не доводить дело до кровопролития… Для этой сцены рослому Баргезу пришлось встать чуть ли не на колено, а крохотной гномке подняться на цыпочки, чтобы нежно погладить своего названного сына по щеке… Это все равно не могло изменить будущего.
Будущего, в котором мощный Тибид убивает щуплого Меркнецио, и сам принимает свою смерть от руки Ромуна… Орк убивает человека, и гибнет от рук крохотного гремлина, а человеческая красавица, презрев объятья высокородного графа–эльфа, предпочитает принять снотворное, проданное улыбчивым мурристом, дабы не разрывать своих уз с сине–зеленым карликом. И финал, в котором гном и темный эльф произносят монолог о мире, который теперь звучит не иначе, чем дележка пирога, на которую не позвали людей…
Дружба – странное явление. Она бывает многогранной, но всегда подразумевает некое равенство и взаимоуступчивость. Кто‑то может слизывать все сливки, называя это дружественным жестом, но такая дружба долго не протянет. Дружба народов – не исключение. Уж если хочешь дружить – дружи, но о принципе «нам – все хорошее, другим – все остальное» лучше забыть, если не хочешь, чтобы против тебя ополчились все вокруг. И дело тут даже не в принципе «наших девушек не тронь», хоть вид уводимой в дурманящую даль рыжеволосой красавицы покоробил многих… И даже не в том, что попытка навязать другим расам человеческую культуру и обычаи смотрится не лучше, чем парик на ящере… Тут речь шла о большем. О роли людей в мироздании, по версии людей и по версии нелюдей. И роли эти очень отличались…
И нет истории печальнее на свете…
* * *
Министр Родшин не зря занимал столь высокое место в официальной иерархии, и не претендовал на место в неофициальной. Он умел понимать тонкие намеки. На премьере он никак не отреагировал на представленную пьесу. Точнее, отреагировал так, будто никакой пьесы там не было и в помине. Пьесы не было. А вот разговор с ректором Академии по окончании празднества был. Тихий и довольно продолжительный разговор в кабинете ректора, после чего министр неспешно покинул стены Академии Высокого Колдовства, а ректор еще некоторое время приводил свои нервы в порядок. И лишь затем вызвал на приватный разговор дожидавшегося снаружи декана. Вот этот разговор тихим уже назвать было трудно, ибо даже сквозь защищенную от подслушивания дверь периодически долетали такие слова как «возмутительное», «издевательство», «гордость», «достояние», и прочий высокопарный бред.
Дальше, быть может, в действие вступил закон нервного полураспада, или просто декан был не столь тонкой и чувствительной к искусству натурой, но когда вызванный на ковер староста группы спокойно осведомился, что конкретно не нравится руководству… Возникла некоторая заминка. Текст пьесы был каноническим. Костюмы и декорации вообще принадлежали Академии. Все действия на сцене были выполнены в строжайшем соответствии с правилами постановки и не содержали ни следа отсебятины. Состав группы отщепенцев декану был известен давно… В чем, собственно, проблема?
На заявление о недопустимости подобного отношения к чувствам людей, темный эльф сухо ответил:
– А вы представляете себе отношение к подобной постановке других рас? Тех же орков и гномов? За сцену с поглаживанием по щеке их разорвали бы на части, а род предали бы несмываемым проклятиям до самого основания. Или их чувства вас мало беспокоят? – Холодный тон, привычно скрещенные на груди руки, твердый взгляд льдистых глаз, в которых нет и капли раскаяния. – Вы видели эту сцену на репетиции, но тогда речь об оскорблении чувств какой‑либо из рас совершенно не шла. Тогда говорилось о всеобъединяющей силе искусства. А теперь вдруг кто‑то недоволен… Даже не представляю, чем именно… Актеры, на мой взгляд, сыграли безупречно. Уж всяко лучше прочих постановок в этот день. Я бы даже сказал, всю душу вложили в эту пьесу, что от студентов Академии Колдовства вроде и не требуется…
– В том то и дело, что студентов Академии! – взорвался декан. – А студенты должны уважать не только букву закона, но и дух учебного заведения! А вы над ним надругались!
– Постановка пьесы о Ромуне и Джуне была вашей идеей.
– Нет уж! Я говорил о постановке отрывка пьесы в исполнении двух светлых эльфов, а не всей вашей развеселой братии! – декана так просто было не пронять, хотя на самом деле он боялся, что его «авторство» всплывет там, где не надо – карать будут широким жестом и без детального разбора, так что сейчас важно отвести грозу. По крайней мере, от себя.
– И тем не менее, – Сержи на взрыв декана никак не отреагировал. Можно было подумать, что в его присутствии деканы каждый день взрываются. – Ваше пожелание о постановки пьесы мы исполнили в лучшем виде. И если это оскорбило чьи‑то чувства… Возможно, нам не следует в дальнейшем принимать участие в самодеятельности Академии…
– Нет уж! – рявкнул декан. – Я сам разберусь, в чем вам не следует участвовать! Раз уж вы все из себя такие исполнительные! Свободны!
* * *
– Думаю, самодеятельности в дальнейшем можно действительно не опасаться… – Как бы подвел итог Сержи, пересказывая одногруппникам их разговор с деканом. – А вот насчет всего остального…
– Думаешь, мы сильно вляпались? – обеспокоенно спросила Салли. Девушка, в отличие от остальных актеров труппы, так и не потрудилась смыть с себя остатки театрального грима. И даже Тридрилла на коленях держала вполне чувственно, а уж последний от этого так вообще выпал в астрал.
– Мы знали, на что шли, – философски пожал плечами темный эльф. – Они этого так не оставят…
– Но что они могут сделать? – спросил Струк. – У нас ведь все было по букве – не подкопаешься!
– Думаю, тем же они нам и ответят… И я бы сказал, что это очень жесткий вид наказания…
Вновь потекли учебные будни. Для группы отщепенцев они, по–хорошему, и не прекращались, в отличие от других групп, для которых подготовка к празднику была отличной отмазкой от занятий чуть ли не неделю. Например, за день до праздника группа успешно сдала контрольную по магическому сопротивлению – зубо – и мозгодробительной дисциплине, сводящей с ума обычных студентов, но которую отщепенцы, как и прочие талантливые маги, чувствовали буквально нутром. Для них это был всего лишь проходящий этап, не сильно отвлекающий от основной задачи подготовки к выступлению.
Можно было, наконец, и в город выбраться – немного развеяться и пополнить исхудавшие запасы провианта. Насчет «развеяться» Сержи одногруппников предупредил особо: никаких попоек, драк и задирания окружающих. Даже если очень хочется! Отщепенцы понимающе кивали – все осознавали, что в сложившейся ситуации от них только повода и ждут. Так что пришлось гномам оставлять в комнатах свои топоры, оркам и Валеку – изрядно подчистить карманы на предмет обнаружения там всевозможных запрещенных штучек, которые эти шутники любили с собой таскать и время от времени применять против ничего не подозревающей публики.
Сержи тоже решил прогуляться, вспомнив, что последний раз он делал это чуть ли не до начала занятий на втором курсе. Тем более, что сегодняшняя хмуро–осенняя погода располагала к этому намного лучше, чем легкомысленное солнце.
Слякоти, к счастью, тоже особой не было. Стояла та самая золотая середина осени, которую и принято ассоциировать с днем осеннего солнцестояния, но которая об этом почему‑то не в курсе. Страдая удивительной непунктуальностью, осень одаривает в эти дни гуляющих то снегом, то градом, а то вообще забывает прийти, прося подменить себя на вахте еще не до конца собравшемуся лету. И если против последнего отмечающие осенний праздник почему‑то не возражают, то на первое очень обижаются. Хотя, казалось бы, реагировать должны одинаково. Эти разумные существа такие непостоянные… И именно непостоянство – их самая постоянная черта.
День после праздника осеннего равноденствия в этот раз выпал на выходной, что не могло не радовать. Так что группа отправилась в поход с самого утра, намереваясь не только закупиться на предстоящую рабочую неделю, но и подзадержаться на свежем воздухе, а то и сделать крюк и сходить на недалеко протекающую речушку.
Далеко, впрочем, они не ушли… Примерно до Закатной улицы…
– Держу пари, что это столпотворение людей – не очередная городская ярмарка… – заметил Тридрилл, ткнув пальцем в сторону сборища.
– Да… Ярмарки редко проводят в переулках… – заметила Салли.
– И ведут себя на них, как правило, шумнее, а не стоят столбом и пялятся в одну точку… – поддержал Струк, жалея об отсутствии верного топора.
– Как на похоронах, – закончил за собрата Голан.
– Сколько тут народу за последнюю неделю погибло? – спросил Сержи у одногруппников.
– За последнюю неделю трое. Итого пятеро. Но это только на этой улице. Было еще два трупа в соседних районах. Итого семь, – выдал Голан отчет по трупам. Ему было все равно, что считать, главное, чтоб баланс сошелся.
– Значит, проглот все‑таки умеет двигаться… – задумчиво сказал темный эльф.
– В отличие от магического магистрата, который топчется на месте… – съязвила Налинна.
– Пошли глянем, что ли? – выразил общую мысль Друххук, и отщепенцы дружно двинулись к переулку.
* * *
Такую пеструю компанию к эпицентру событий толпа пропустила без вопросов. Пожалуй, нужно уточнить, что «пеструю» не в смысле по цвету кожи и длине ушей, а по их магическим балахонам. Академия Высокого Колдовства не требовала унифицированной магической учебной формы – для каждого мага его одежда – это свой собственный источник сил, вдохновения, а то и поддержки. Звучит несколько высокопарно, тем не менее, каждый маг имеет право решать для себя, какой тип мантии ему удобнее и нужнее в тот или иной момент, так что цвета, покрой, а главное – символы и украшения варьировались от ситуации к ситуации. Отщепенцы не были исключением из этого правила, просто их всеобщее скудное финансовое состояние не позволяло иметь большого сменного гардероба. Так что толпа заметила подходящую к ней группу магов и поспешно расступилась.
В эпицентре, как не трудно было догадаться, лежал труп. Человек. Мужчина лет сорока. Весьма мощного телосложения и отталкивающей наружности – наверняка решил, что уж ему‑то по ночам нечего бояться. Вот только он не предупредил об этом неведомого проглота. Тот наверняка бы удивился.
Грубо разорванное горло и перекошенная от животного ужаса лицо жертвы не прибавляло картине живописности. Особо привлекали внимание следы – большие, трехпалые и очень глубокие, они были видны только рядом с жертвой. Больше в переулке этих следов не было, хотя казалось, что такие следы должны были остаться даже на брусчатке улицы, а не только в грязи переулка. Если не из‑за веса их обладателя, то хотя бы из‑за когтей.
– Как всегда, никто ничего не видел и не слышал, ваше магичество! – поспешил отчитаться стражник, приняв отщепенцев за сотрудников магистрата.
– На крышах следы есть? – Сержи решил воспользоваться оплошностью представителя сил правопорядка и выяснить парочку деталей.
– Нет, ваше магичество, но там такие крыши… Словом, бронтозавра спрятать можно, и никаких следов не останется…
– Царапины, сбитая черепица? – спросил Струк.
– Да сколько угодно! Кто ж определит, от чего? – пожал плечами стражник.
– А вы собаками пытались след взять? – вдруг спросил Сержи. Вопрос был задан несколько более резко, чем предполагало следствие.
– Конечно, ваше магичество… Еще в первый раз… – стражник уже начал сомневаться в правильности оценки гостей, но все‑таки ответил – Собаки что‑то чуют, боятся дико, но след взять не могут. Даже специально обученные. Даже по воздуху, если их левитировать… Тут ваши коллеги уже такое вытворяли… В цирк не ходи!
– Валек, твой ход… Ты чувствуешь тут что‑нибудь?.. Родное… – Сержи в упор посмотрел на Валека, который и так уже старательно вслушивался в свои ощущения. Вопрос был не праздный – такая охота была больше характерна для нежити, чем, скажем, для демонов, а Валек великолепно распознавал любые следы присутствия и деятельности умертвий… Особенно, если не он сам их создавал, а посему мог не опасаться обвинений.
– Что‑то очень странное… – задумчиво сказал юноша. – Впервые с таким сталкиваюсь, это точно… И это что‑то очень тонкое… Я чую это так, будто убийство произошло не прямо тут, а пару кварталов отсюда… Хотя оно произошло именно здесь. Тут замешана какая‑то тонкая, высокая магия – это точно не спонтанно поднятое умертвие…
– Умертвие? Это не может быть умертвие! – уверенно заявил стражник. – Все места смерти проверяли специальными амулетами, реагирующими на умертвий… – Сержи так глянул на словоохотливого стража правопорядка, что у того в горле пересохло. После чего обвел взглядом всю группу и кивнул на выход из переулка. Отщепенцы послушно потянулись прочь от места смерти…
– Ты что‑то бледноват, ушастенький! – участливо осведомился гремлин, когда группа вышла на улицу. – Али переулок был слишком грязноват для представителя знати эльфов, али кушать захотелось?
– Хуже… – Сержи никак не отреагировал на «ушастенького» и упоминание о своем происхождении. Это было настолько нетипично для гордого и вспыльчивого эльфа, что вся остальная группа сама собой напряглась. – Боюсь, у меня есть очень нехорошая догадка о том, что тут произошло…
– Вот здорово! – восхитился гремлин, которому трупы в подворотне были не интереснее прошлогоднего снега. – Магический магистрат много потерял от того, что ты не состоишь у них на службе. А что? Неплохая карьера! Сержи, ты подумай, как здорово будет пойти после Академии пойти в магический магистрат и до конца дней распутывать дела о том, как одна домохозяйка другую прокляла!
– Заткнись, Тридрилл! – рявкнула Салли.
– Как прикажешь, о моя королева! Я весь у твоих ног!
– Ты всегда у чьих‑то ног… Прям половичок какой‑то! Хорошо, что хоть не между, – рыкнул Друххук.
– Ну это уж как повезет…
– Тридрилл!
– Ладно–ладно, я уже заткнулся, честное слово! Так что скажет нам наше серое светило криминалистики?
– Для начала все‑таки хотелось бы узнать точную ауру происшествия… Я, как мог, ее считал, да и с Валеком у нас мнения сошлись, но одно дело – походные замеры, а другое – по всем правилам…
– Ну вот! – разочарованно пискнул гремлин, не сдержав тем самым только что данное слово. – Я уж подумал, что ты сейчас нам продемонстрируешь убийцу… Вытащишь, как кролика из шляпы!
– Поверь, тебе бы очень не понравилось, если бы я вытащил на свет эту тварь… Даже тебе… – Тихо сказал темный эльф, так что даже гремлин, наконец, посерьезнел.
– А ты можешь?
– Нет… И я знаю очень мало тех, кто в принципе может такое создать…
– Ты так и не сказал, что это? – уточнила Салли.
– Градобой… По крайней мере так их называют у нас, если грубо перевести на человеческий довольно вычурную конструкцию.
– Что это за напасть? – заинтересовался Валек, впервые слышавший такое слово.
– Люди по большому счету не зря гордятся своими городами… Они большие, хорошо защищенные. В том числе и магически. Но они регулярно забывают, что придумывать разные каверзы, прикрываясь улыбками – не только их прерогатива. Наши старейшины в свое время придумали неплохой способ изрядно разнообразить ночную городскую жизнь… Градобой – это что то вроде оживленной статуи… Статуи, в которую аккуратно подсажен дух вампира.
– Ничего себе! – присвистнул Валек. И тут же уточнил: – А какого вампира? Их же много видов.
– Не простого, это уж точно. Желательно, конечно, высшего, но они свой дух так просто не отдадут… Хотя… Наши старейшины умеют уговаривать. Но духи для Градобоев берут только у самых сильных охотников.
– Ой…
– В том то и дело… Страшная тварь! Днем – обычная статуя, украшение города. Ночью – опаснейший хищник. Силища у них страшная: латника разорвут пополам вместе с латами. Обычное оружие против каменной статуи неэффективно, сами понимаете… Простой магией, даже против нежити, их тоже не возьмешь. На амулеты, обереги и прочую дребедень им попросту начхать. Я не зря спрашивал про собак и следы – они их не чуют. Камень есть камень. И магически их отследить трудно – магия применялась при их создании, а сами они ее не творят, и все тот же камень препятствует ее распространению. Понимаете? Не нежить и не статуя, не живое и не мертвое. Что‑то среднее… И при этом невероятно опасное! Наши старейшины хорошо постарались…
– Я не понял, а при чем тут города и их защищенность? – нахмурился Струк.
– Города людей окружены высокими стенами, там много башен и бойниц. И военная стратегия людей обычно крутится вокруг этих стен и башен – как их побольше настроить для защиты и как их лучше сломать для атаки. Ну и свои представления о тактике люди переносят и на другие народы… Иногда это правильно, но не всегда. Военная стратегия темных эльфов всегда была направлена на использование построек людей против них самих. Люди чувствуют себя в безопасности внутри стен до тех пор, пока считают, что опасность снаружи.
Если же они осознают, что опасность внутри, то эти стены действуют на них подавляюще.
Люди не так далеко ушли от диких зверей, как им самим кажется, и в критических ситуациях ведут себя именно как дикие звери… Запертые в тесной клетке дикие звери. Градобои – одно из средств оружия и психологического накала на случай войны с людьми. Подумайте сами – с гномами, орками, или светлыми эльфами такой фокус бы совершенно не прошел – их поселения построены по совершенно иным принципам. А так – запускается в город двадцать–тридцать таких вот тварей… Можно даже не запускать – желательно использовать для создания Градобоя какую‑нибудь родную статую, которая давно примелькалась жителям города и не вызовет подозрений. Дистанционный способ создания Градобоя не так уж и сложен: тут важна именно «начинка» – душа сильного вампира и комплекс связывающих и направляющих заклинаний. Вампиры – великолепные городские хищники. Никто с ними в этом не сравнится, так что и Градобой получается непревзойденным охотником. Чутким, аккуратным, умеющим выслеживать жертву и выжидать удобный момент для нападения.
– Так что, эти твари нужны для того, чтобы сеять панику?
– Не только. В случае небольших городов, или отсутствия толковых волшебников они вполне в состоянии самостоятельно вырезать все живое население… У них, грубо говоря, есть два активных режима – охота и уничтожение. У нас тут типичный охотник – одна жертва, съел и исчез. Градобою нужно питаться, хоть он изначально и каменный. А второй режим – это именно целенаправленное уничтожение всего живого. Это не значит, что он выйдет на главную площадь посреди военного парада и примется крушить гвардию. Он по–прежнему будет охотиться, таится и выслеживать, просто он не ограничится одной жертвой за ночь. Десять – двадцать… Как получится. И, еще раз, не предполагалось, что эти твари будут работать в гордом одиночестве. Двадцать–тридцать на средний человеческий город, плюс вся прочая подготовка, вроде непроглядной ночи, специальных крыс, разносящих чуму, отравленных колодцев и амбаров, самопроизвольных поднятий мертвецов, спонтанных пожаров, воплей баньши… Все это позволит превратить город в фурункул, наполненный гноем, который только и ждет, чтобы его вскрыли…
– Милые у вас традиции… – ошарашенно произнесла Салли. Она, как и Валек, уже давно причисляла себя к отщепенцам, а не людям, но слышать, как спокойно предполагается уничтожение людских городов…
– У всех такие традиции, Салли, – спокойно пожал плечами темный эльф. – Мы, например, никогда не разрабатывали наркотики, вызывающие необратимое привыкание и разрушение психики отдельно взятых рас, а вот люди в этом продвинулись необычайно далеко… У всех свои методы, просто я рассказал вам о том, что знаю и о чем распространятся не принято…
– А ты не выдаешь нам какую‑то сверхсекретную военную тайну? Чтобы тебя за это не прокляли, как у вас умеют… – обеспокоился Валек.
– Меня прокляли в тот момент, когда я добровольно перешагнул порог Академии. Заочно, но несмываемо. Так что все остальное уже мелочи… – хмыкнул Сержи. – В любом случае, это скоро перестанет быть тайной – рано или поздно с одним Градобоем все же должны справиться. Я даже удивлен, что с ним не справились до сих пор – не такое уж это и совершенное оружие, если разобраться…
– Почему? Ты тут нам таких ужасов понарассказал… – не понял Голан.
– Во первых, это все‑таки статуя… В нашем случае с уверенностью можно сказать, что это какая‑то горгулья. Нападает с крыш, трехпалая лапа с когтями… Явно есть крылья. Летать умеет, но ограниченно. Скажем, с крыши на крышу или снизу вверх. Город, конечно, кишит горгульями, но это уже зацепка… Во–вторых, она вампир. Что имеет сильные и слабые стороны. Днем она спит, и найти ее по магическим эманациям нельзя, но она неопасна. Ночью – другое дело… Ее можно отследить. К тому же они не слишком‑то умны. Это же статуя, а не настоящий живой вампир. В нашем случае она даже охотится в одном и том же районе, что не является признаком большого интеллекта. Вряд ли она «живет» прямо на этих крышах, но явно в одном из соседних районов. И главное – вампиры, конечно, сильные сущности, и камень – материя прочная, но они не неуязвимы. Серьезное боевое заклинание вполне способно успокоить эту штуку. Градобои ведь направлены на борьбу с простыми людьми, вооруженными простым оружием, а не против магов. Так что магистрат, тем более, столичный, должен легко ее одолеть. На столицу, насколько я знаю, в случае войны планировалось напустить не менее сотни таких вот тварюшек. Уж больно здесь места много. Есть, где разгуляться…
– Так получается, что днем эта тварь никого слопать не может…
– Да.
– Тогда это не такая уж и проблема… Даже странно, что есть такое ограничение. Стоит себе спокойненько на виду и ждет, когда ее раздолбает орава крестьян с молотами… Не очень‑то здорово, особенно на случай войны… – Салли нашла в себе силы удивиться.
– Ты плохо представляешь себе задачи и возможности этой твари. – Мягко казал Сержи. – Они отлично умеют прятаться и выбирают для ночлежки труднодоступные места. Статуи для Градобоев с главной площади или из центрального храма редко используют, хотя в этом есть и своя прелесть… Просто тогда выбирают душу действительно крутого вампира, который сможет «сохранить инкогнито» в такой ситуации. Ночная охота – это тоже плюс, просто не столь однозначный. Она должна загнать людей по домам и держать их там надежнее любых замков. Город не может замереть на ночь. Особенно в военное время. Он должен жить. А для этого люди должны бодрствовать и передвигаться. Город не может остаться без ночного патрулирования, таким образом, возрастает вероятность того, что Градобой закусит именно ночными стражниками – то есть взрослым, боеспособным и обученным держать оружие людьми. Понимаешь? Плюс охрана ворот, патрули на стенах… Если несколько ночей не предпринимать активных мер, то город попросту останется без защитников, и его можно будет брать голыми руками. Ну а если все стражники попрячутся по своим караулкам… Еще раз, это военное время… Представь, что будет, если весь город остался без стражи и противник об этом знает?!
– Подожди, так а что мешает просто разрушить все статуи днем? Как только люди поймут, что к чему, они просто разнесут все эти статуи на кусочки! – Салли и сама догадывалась, что такой простой выход – явно не выход, но вот почему – понять не могла.
– О, это было бы очень неплохо, – улыбнулся Сержи. – Город – не маленькая деревушка, и тут можно много чего разнести. Как ты сказала? Все эти статуи? Ты представляешь, сколько времени и сил нужно, чтобы облазить каждую крышу и мансарду, каждый подвал и закоулок? Сколько людей на это надо отрядить? А ведь эти люди действительно будут крушить все, что им покажется мало–мальски подозрительным. А быть может и прибирать к рукам. На память и для перестраховки. И как вежливо они будут это делать? Стражник без страха и упрека – не самое частое явление, так что хозяева обыскиваемых домов будут счастливы, я полагаю. А уж как рада будет знать, если к ней в особняк влетит толпа ополоумевших от страха крестьян…
– М–да–а… Хорошенькое дельце… – покачал головой Струк. – Но что эта тварь делает здесь и сейчас? Я надеюсь, твои соплеменники не планируют начать войну против людей? Несколько не вовремя… По крайней мере, еще лет пять, пока мы не закончим учиться…
– К сожалению, меня в известность не ставили… – сухо ответил Сержи. – Но не думаю, если честно… Тут действует одна тварь… Это какая‑то… ошибка…
– Да уж, ошибка… Лучше и не скажешь… – покачал головой Баргез. – Могла эта тварь вырваться на свободу?
– Их не держат в плену… Ни в клетках, ни на привязи… Они же не собаки. И для экспериментов их тоже не держат… Я сам не понимаю, как такая тварь может оказаться на воле… Только если это кому‑то надо… Кому‑то, у кого есть возможность такую тварь создать.
– А как их создают?
– Для начала нужно разжиться душой какого‑нибудь вампира… – ухмыльнулся Сержи. – Сами понимаете, товар не самый ходкий, и на дороге не валяется… Опять же, эту душу надо грамотно изъять и законсервировать, на что способны уже не многие, но главное – сплести специальную сеть заклятий, позволяющих проявляться некоторым свойствам пойманной души – навыкам охоты, в частности, умению заметать следы, уходить от опасности… Сложный комплекс, очень сложный, плюс нюансы управления и подчинения, да поверх этого комплекс виталистических заклятий, позволяющих оживить статую… Поэтому я в самом начале и сказал, что сделать это под силу очень малому количеству магов. Это настоящее искусство! Вершина темной магии…
– У тебя глаза горят… – со свойственной ему деликатностью заметил Тридрилл.
– Конечно, горят! Я всегда мечтал создать Градобоя! Это не какие‑то ерундовые фокусы с управлением тучами!
– Ты за этим пошел в Академию? – спросила Дуча, пропуская ремарку насчет туч.
– Нет… Тут этому точно не научат… – темный эльф поежился. Еще немного подумал, вздохнул и сказал: