Текст книги "Класс отщепенцев (СИ)"

Автор книги: Алексей Ефимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)

– Мне воды принести на всякий случай? – участливо спросил гремлин, посмотрев на гномку с, страшно сказать, некоторым сочувствием.

– Пожалуй, принеси… – кивнул Сержи. – И чего‑нибудь покрепче. Внутренние противоречия уже готовы были заставить его отказаться от своего жестокого замысла, но он взял волю в кулак и твердо решил идти до конца.

– Я снаружи… Если что… – и дверь за гремлином стремительно закрылась. Гномка посмотрела на этот недостижимый образ спасения и тяжело вздохнула – она отлично понимала, что ей‑то терять в любом случае нечего… Никакой возможности пересдачи сессии для отщепенцев не предусмотрено, а спросят с них по полной…

Сержи установил сигару на специальную подставку в углу комнаты. Сам он сел подальше. За себя эльф особо не волновался – создать защитное воздушное кольцо вокруг себя он мог легко, и касайся дело какого‑нибудь ядовитого дыма… В общем, беспокойств тогда было бы намного меньше.

Короткая концентрация внимания на кончике сигары, и от нее уже валит густой черный дым с красноватыми вкраплениями. Как говорится, назад дороги нет…

Дуча еще раз тяжело вздохнула, набрав попутно в легкие побольше воздуха, и принялась за дело. Сейчас у нее был как никогда серьезный повод понять механику темпестологии…

* * *

С наступлением сумерек гуляющая часть группы вернулась в родные стены альма–матер. Вид у них при этом был несколько задумчивый, как отметил бы наблюдательный глаз, если бы в этот момент не был прикован к другому странному явлению – целому столпотворению студентов у ворот. Студенты желали пройти внутрь, причем, чем скорее – тем лучше. И не то чтобы им кто‑то мешал… Ворота заведения были открыты настежь, да и пропускная способность у них была рассчитана на прием королевских особ, которые без пышной свиты даже в туалет не ходят… Мешали друг другу сами студенты, которые забыв о поколениях вдалбливания хороших манер, работали локтями как заправские базарные зеваки, прокладывая себе путь к Академии. Студенты прорывались туда… А потом – обратно! С не меньшим энтузиазмом.

Упомянутый выше наблюдательный глаз принадлежал Тридриллу, который, отметив странную несуразность рвущихся к знаниям студентов, поспешил к своим за пояснениями – где это видано, чтобы в сумерках спешили внутрь, а не наружу?

– Что случилось? И чего вы такие обеспокоенные? Что, нарвались на целую группу энтузиастов, считающих, что орки и гномы не должны пить вместе?

Подобное и вправду пару раз случалось, но заканчивалось, как правило, хорошо… Для отщепенцев. Чего уж точно не предполагали задиры, так это коллективной обороны с применением наступательной магии… Но в этот раз было явно что‑то другое…

– На Закатной улице человека загрызли… – Как‑то растерянно произнес Струк.

– Ну… Ты это вчера говорил… – Не понял Тридрилл.

– Да нет… Еще раз… В смысле, сегодня еще одного.

– Ничего себе! – Присвистнул гремлин. – Две ночи подряд в одном и том же месте… Это кто ж там такой завелся? С другой стороны, его ж должны тогда быстро отыскать. В столице не часто такая наглая нечисть объявляется… Бывает, конечно, но они свои следы тщательно заметают, и дважды на одном и том же месте никогда не появляются… Тем более, каждый день…

– Так в том то и дело! – начал возбужденно рассказывать гном. – С утра, как второй труп нашли, мигом переполох подняли. Не только в городскую стражу, но и в магический магистрат… Так что на Закатной улице весь день ошивались не только стражники, но и парочка сотрудников магистрата…

– И? – гремлин посерьезнел, поняв, что это явно не рядовое дело.

– И ничего. Такое ощущение, что некая тварь падает прямо с неба, перекусывает кем придется, и так же исчезает. Это не городская нечисть – что‑то особое. Следы рядом с жертвами, говорят, такие жуткие, что не передать! Когтями быка разорвет, не то что человека! Да и размер и глубина говорят о том, что хищник здоровый… Что ему в городе делать?

– Ну и новости… Теперь понятно, чего все обратно в общагу ломятся… Тяга к знаниям тут явно ни при чем…

– Скорее уж тяга к сохранению целостности шкуры… – буркнул Баргез. – А теперь ты объясни, почему столько народу сидит у входа и не заходит внутрь, хотя тут уже тесно? И почему у всех такие перекошенные рожи?

– А… ну… это… – гремлин заюлил ножкой, изображая дежурную невинность и неосведомленность. – Там Сержи помогал Дуче с ветрами…

– И? – гремлин получил назад свой собственный вопрос.

– Ну и для вящей убедительности позаимствовал парочку твои сигар…

– Так–так… – начал понимать Баргез, уже учуяв носом знакомый аромат. Но на мякине его было не так уж просто провести… – Сам, значит, позаимствовал?

– Ммм… Нет. Попросил меня… Но я все ему отдал под честное слово, что он возьмет на себя всю ответственность… Я же не виноват, что они там увлеклись, и часть дыма просочилась наружу… Но, похоже, у Дучи, наконец, получилось! – закончил гремлин на позитивной ноте.

– Хм… Увлекшийся Сержи, это когда у него правая бровь приподнята или левая? – уточнил Голан.

– Это когда у него брови чуть сдвинуты к переносице, а сам он нахмурен чуть больше обычного. – Подсказала Салли.

– Мне другое интересно… – продолжил Голан. – Понятно, что никаких следов на ручках задвижек внутренней вентиляции мы не найдем… Но понять, что их трогали ну совсем недавно… Впервые за долгий период, не так уж и сложно… Ржавчину в пазах‑то там явно никто не убирал…

– Вот блин! Так и знал, что где‑то прокололся! – Гремлин недовольно насупился. И вправду серьезный прокол. Вечно с этой вентиляцией одни проблемы…

* * *

Таким или примерно таким был каждый рабочий день у отщепенцев. Когда проще, когда сложнее… Когда выдавались целые часы отдыха, не отравленные думами о предстоящем коллапсе, когда удавалось выкроить лишь куцые минуты на то, чтобы перевести дух, но по большей части расписание группы было эталоном постоянства. Они действительно учились, старательно восполняя пробелы в тех областях, в которых не блистали талантами. И, по большей части, результаты не заставляли себя ждать.

Кошмары вроде сегодняшней ботаники все же были редкостью – проверочные по большинству предметов группа брала играючи, ну а те, кто не мог блеснуть, получали помощь сразу нескольких друзей, благо отщепенцы всегда готовы были подставить другу руку помощи, а врагу – подножку.

Первым занятием следующего дня были проклятия – один из немногих уроков, на который орки выбирались из своего подполья, да и Валек перебирался в первые ряды. Из всех отщепенцев единственным, кто мог бы претендовать на звание «безобидный», была Дуча. Но это при условии, что вы очень надежно застрахованы от боевого гномьего топора, а также пребываете в абсолютно стерильной, недоступной для проникновения растений комнате. Если нет, то рекомендуем вспомнить, сколько в мире существует опасных разновидностей растений, и сколь широк диапазон их применения…

На «проклятиях» Дуча скучала. Ей не то чтоб не давались эти уроки, скорее они были просто ей неинтересны, в отличие от остальных отщепенцев. На этих занятиях она сидела рядом с Сержи…

Темному эльфу эти занятия тоже были неинтересны, но совсем по иной причине – те азы, что давались на втором курсе, он знал, будучи еще «под стол прямоходящим». Иногда как раз с целью оные азы применить на практике…

Сержи сидел себе тихонько на задворках и никого не трогал. Преподаватель отвечал ему взаимностью, лишь изредка вздрагивая, когда его взгляд падал на ту дощечку, над которой работал темный эльф во время уроков. Вычерченные кровью на небольшом, гладко отполированном овале символы вполне бы подошли для сдачи соответствующего экзамена курса эдак пятого. Наставнику было интересно, на кого может быть направлено столь изысканное плетение, но эльф каждый раз демонстративно уничтожал овал в конце занятия. По всем правилам техники безопасности, и с полным безразличием к шедевру. Просто отрабатывал связки…

В этот раз Дуча подсела вперед, намереваясь заработать себе оценку на будущее, чтобы потом можно было не отвлекаться, а ее место занял Тридрилл.

Уважительно глянув на уже размеченный овал, гремлин заговорщицки пропищал:

– Я тут новую песенку с утра слышал…

– Всегда подозревал, что ты в душе меломан, – меланхолично отшутился Сержи, не отвлекаясь от работы.

– Да не… Она опять про нас…

– Надеюсь, ты их все записываешь? Будет, что вспомнить потом… – эльфу было не очень интересно, какое очередное «произведение искусства» было создано в их честь и славу. Все равно в своем подавляющем большинстве они были банальны и однообразны.

– Ты правда думаешь, что стоит конспектировать заметки о том, как именно гномы используют свои бороды? Это небезопасно… – гремлин все еще пытался заинтересовать эльфа, хотя было уже понятно, что в этот раз раскрутить Сержи на пакость не получится… Тем более, с применением его дощечки.

– По–моему, такое уже было и не раз… Они ими подметали полы, мыли посуду, терли друг друга в бане… Что может быть банальнее чем шутка о гноме и бороде? – последний вопрос эльф философски адресовал небу, точнее потолку над своей головой.

– Ну нельзя же это спускать! – гремлин решил прямо перейти к делу.

– Нельзя вот так реагировать на любую мелочь – это ниже нашего достоинства. Пусть развлекаются своими песенками. Вот плакат с эльфами – это был уже перебор… Хотя Налинна там получилась очень даже ничего… Явно профессионалу заказывали – тут таких художников нет. Если мы будем огрызаться на каждую мелочь, то у нас не останется сил и времени на серьезные вещи. Плюс, банальный шанс прокола и повышение вероятности, что нас высчитают. И вообще – чего это ты с этим ко мне? С шутками про бороды – к гномам. Голан и Струк порядком заскучали в последнее время… Но тебе ведь не их реакция нужна, правда? Да и поборником чести и достоинства тебя назвать трудно. Что, ищешь повод для новой пакости? И хватит так коситься на мою дощечку!

– Скучно с тобой! – надулся Тридрилл и скрестил руки на груди. – Да разве интересно смотреть, как наша парочка пойдет и разнесет чью‑то комнату? Ну и жалобы, опять же – несолидно… Мне просто обидно, что ты каждый раз уничтожаешь готовые овалы с проклятием, вот и хотел предложить более рациональный способ их использования…

– Тридрилл… – эльф отложил инструмент и внимательно посмотрел на гремлина. – Меньше всего я хочу, чтобы мои игрушки попали тебе в руки. Тогда уж точно не отмоемся. Куда уж там гномьему погрому…

Преподаватель тем временем вещал о своем:

– Коэффициент проницательности проклятья во многом схож с поражающим коэффициентом боевого заклинания. Только в отличие от грубой боевой магии, где оный коэффициент достаточно легко рассчитать прямо по ходу боя для каждого заклинания, для проклятий – это куда более тонкая материя…

– Мне вот интересно, а может преподаватель по проклятиям хотя бы на одном уроке не попытаться пнуть боевую магию? И наоборот? – шепнул Валек Баргезу.

– Сомневаюсь, – хмыкнул орк. – Очень обоюдоострая философская проблема, я бы так сказал, дополняя любимое высказывание Карикуса. – Будь сейчас лекция по боевым основам, преподаватель бы сказал, что в отличие от коэффициента проницательности проклятий, поражающий коэффициент – надежная штука, на которую можно положиться в бою…

– Основой коэффициента проницательности, конечно же, в первую очередь служит личный талант мага, тип проклятия, сила, вкладываемая в него, опыт применения данного конкретного проклятья… – продолжал преподаватель.

– Я пока не уловил разницу. – Хмыкнул Баргез.

– В случае боевой магии сила, вкладываемая в заклятье, выводится за скобки в начало уравнения. Она не влияет на сам коэффициент, – гордо ответил на незаданный коварный вопрос преподаватель.

– И все? – Ответ аудиторию явно не удовлетворил.

– Нет, это только по основам. В боевой магии не учитываются нюансы щита противника и окружающие условия… – преподаватель не сдавался.

– Ну да, потому что вражеский щит берется за конкретную величину, которую нужно пробить, а окружающая среда на боевые заклинания не влияет… – Друххуку все эти хождения вокруг да около не слишком нравились…

– Вот и я о чем! – не сдавался наставник. – В проклятиях это все тоньше, и нужен куда более точный расчет. Плюс, обязательно нужно учесть возможное влияние среды…

– Хорошо, когда есть возможность заняться расчетами, не отвлекаясь на такую ерунду как бой! А то очень уж он требует к себе внимания… – осклабился орк, в то время как преподаватель стремительно искал пути к отступлению.

– Да, подготовка и наведение проклятий требуют значительно больше времени и аккуратности, но и результаты у них значительно лучше…

– Вы можете привести конкретные примеры боевых заклятий и проклятий одного уровня и типа, чтобы их результаты имели именно значительную разницу? – деловито осведомилась Налинна, подняв руку в знак вопроса. Преподаватель стушевался вконец. Не знаем – была тому причиной его молодость и неопытность (он читал этот курс впервые – седой мэтр, который должен был взять под свое крыло отщепенцев, неожиданно приболел в начале года), необычные вопросы, которые не должны были задавать новички на «азах», или то, что задает их особа, известная всей Академии в первую очередь своей изумительной фигурой… От таких особ нечасто ожидаешь коварных вопросов… Коварных в области магии, разумеется… Преподаватель чуть ослабил воротничок своей мантии.

– Ну, под значительной разницей я имел ввиду то, что проклятия подразумевают намного более широкий спектр воздействия и полученных результатов…

– Иными словами, виды порчи, а не ее глубину? – Налинну мишура не интересовала.

– Ну… Да. – сдался наставник.

Одним словом, занятие шло своим чередом – преподаватель делал вид, что он дока в проклятиях, а учащиеся – что им интересно.

* * *

– Что мне действительно интересно, так это понять, к чему был весь этот балаган? – буркнул Тридрилл, когда урок закончился. – Ну ладно, профессор Амадей заболел, так поставили бы кого‑нибудь еще толкового, а не этого бездаря. Он хоть кого‑нибудь, кроме себя самого, способен проклясть?

– Кафедру! – уверенно сказала Налинна. – Для кафедры – это сущее проклятие!

– Разве что…

– Ты действительно считаешь, что нас тут всерьез собираются учить таким вещам? – с безразличием в голосе спросил Сержи. – То, что в расписании на год стоит опытный преподаватель, совершенно не значит, что он будет передавать нам все свои знания. Это в первую очередь означает, что он точно знает, что стоит давать, а что – нет. Замена это подтверждает – этот оболтус гарантированно не сболтнет ничего лишнего просто потому, что он сам ничего не знает. В случае другой замены этот фокус мог бы не сработать…

– То есть?

– Вспомни вчерашнее занятие по рунам. Господин Транн не пытался делать вид, что мы – самые обычные студенты, как это принято на всех остальных занятиях. Он не пытался впихнуть в нас стандартную программу или приравнять друг к другу… Есть и другие, кто не пытается, хотя и в меньшей степени, но главное – они все равно не выходят за пределы академического курса азов. Им запрещено. Запрещено учить нас магии. Этот эксперимент провалился с самого начала, просто тогда ни у кого не хватило духу признать ошибкой задумку кого‑то из вышестоящих шишек – поэтому нас не разогнали. Но это не значит, что о нас забыли. Для них наилучшим решением будет пропустить нас через себя, как через пищеварительный тракт. С тем же результатом в финале. И тут же о нас забыть. А вот учить проклятиям или боевой магии… Они предпочтут ботанику – вреда меньше.

– Ну, это им так кажется… – уверенно сказала Дуча.

Группа молча брела в сторону следующего занятия. Сказанное старостой не было в новинку, но, по крайней мере, никто не думал до сегодняшнего дня, что от них будут избавляться именно таким образом. Жестокие контрольные – это вызов. Вызов их воле, вызов интеллекту. Вызов им как личностям, от которых нельзя просто отмахнуться. Они не ожидали пренебрежения… Пренебрежения, за которым последует вполне логичное пожимание плечами на выпускном экзамене, дескать, что еще взять с этих нелюдей… Вон, давали им лучших преподавателей, а в итоге… Пшик…

– То есть, по их мнению, мы ничего не можем? – возмутился Голан.

– Не «не можем», а «не должны». Чувствуешь разницу? По мнению людей, мы должны выращивать цветочки! – буркнул Баргез.

– И еще ставить им на сцене «Ромуна и Джуну»… – в тон ему поддержала Налинна.

– Будет им «Ромун и Джуна»… Животики надорвут! – мрачно пообещал Лоувель. – Друххук, побудешь венчающим священником?

– А как же! – осклабился орк. – Спляшу и спою в лучшем виде, да и узоры нанесу, как перед первой битвой!..

Следующим занятием шла теория магии – вечное проклятие всех без исключения студентов с первого и до последнего курса всех специальностей. Неизвестно, есть ли в природе такая нарочная закономерность, но почему‑то все предметы подобного рода читаются настолько монотонным и заунывным голосом, что на первый план выходит бесконечная борьба со сном, и только на втором остается понимание услышанного. И, прямо скажем, понять это сложно даже на более бодрую и свежую голову. Видимо те же законы обязуют формулировать бесчисленные постулаты теормага самыми расплывчатыми и абстрактными формулировками, дабы избежать, не приведи создатель, даже намеков на оспаривание нерушимых основ.

Это занятие не являлось исключением из общего правила. Исключением являлся состав слушателей – теормаг читался сразу всему потоку в специальной аудитории, сравнимой с амфитеатром.

Обычно отщепенцев старались не смешивать с другими группами даже на поточных занятиях. Уж очень разница бросалась в глаза, притом речь идет не о цвете кожи и длине ушей. Обычные студенты Академии, за редким исключением, брались за ум только курса с третьего, когда их растасовывали по специализациям. Природные склонности брали верх над природной же ленью, и в головах элиты человечества медленно начинал двигаться учебный процесс, скрипя проржавелыми шестеренками так, что за стенкой слышно. Трудно поддерживать статус элиты, когда всякая шваль стремиться лихо обойти на повороте… Но на теормаге этого можно было не опасаться, просто особо впечатлительным на зевки орков рекомендовалось не смотреть.

– И если рассматривать величину магического давления как векторную сумму вступивших во взаимодействие сил, а не как скалярную, то становится очевидным, почему теорема Лариссера, долгое время господствовавшая в разделе магического давления, неверна. Косвенно это предполагали такие ученые, как Анулфер, Брокс, Трессер и Самдорк, но доказать это аргументировано они не сумели, приводя в основном в качестве доказательств эмпирические наблюдения. Кайзаннер же вывел конкретную формулу воздействия. Особо следует обратить внимание на параметры взаимопоглощения чар, так как именно от этого зависят конечные величины, входящие в уравнение. Итак, запишем… – и скрип мелом на специальной доске. Тут не признавали объемных иллюзий, применяемых некоторыми преподавателями для лучшей визуализации. «Традиции – наше все!» – гласил девиз теормага, и в душе даже самых закоренелых консерваторов разгоралось пламя революции.

Что характерно, вырвавшиеся из тенет теормага студенты были всегда так счастливы, что готовы признать братом любого ближнего. Даже гнома. И даже Тридрилл предпочитал спокойно перевести дух, а не воспользоваться столпотворением в своих сомнительных целях. Вот и говорите потом о бесполезности теоретических предметов – ни одно чудо мира больше на это не способно!

* * *

Сегодня столовая была открыта. Видимо, вчерашнее расследование дало положительные результаты, и сегодня здоровью учащихся ничего не угрожало… Только что‑то не видно четвертого курса ботаников… Видимо, сами опасаются стать жертвами несварения, ну или еще какой напасти…

Кормили тут весьма прилично – вынужденная необходимость, когда слишком большое число посетителей может прямо пожаловаться вышестоящим инстанциям на качество обслуживания. Цены же радовали своей умеренностью – прекрасный пример заботы короны если не обо всех подданных, то о лучшей их части. Злые языки любили пошутить, что по мнению Академии, хороший волшебник – толстый волшебник, ну или что на самом деле магические знания поступают с пищей, но делали это в четверть голоса – шутить о волшебниках довольно опасно. Они почему‑то не понимают юмора в этих шутках. А в ответных шутках волшебников с выпадением волос и зубов, падежом скота и падением уважения в обществе слишком большой упор делается именно на корень «пад», что, видимо, никому кроме волшебников по каким‑то сугубо лингвистическим причинам не смешно…

Обычно в столовой было шумно и весело – обсуждали тут все, что угодно, и никаких особых запретов на шум не действовало. Но сегодня столовая бурлила явно сильнее обычного.

– Что случилось? – Друххук решил не искать тонких путей овладения истиной, а попросту обратился к сидящим за крайним столиком. Вид нависшего над ними рослого мрачного орка почему‑то не способствовал аппетиту учащихся, а расцветки мантии не позволяли вот так сразу отшить любопытствующего простолюдина (пардон, простоорка), так что, проглотив застрявший в горле комок, сидящий за столом юноша ответил:

– Третий.

– Что, «третий»? – вот и утверждайте потом, что орки не любят поговорить…

– Третий человек загрызен на Закатной улице этой ночью… – выдавил из себя юноша, поражаясь своей словоохотливости.

Отщепенцы переглянулись. Новость, конечно, та еще, но у них имелись и более неотложные дела – надвигающийся, словно людская кавалерия, праздник осеннего равноденствия. Хотя, видит небо, отщепенцы бы предпочли отправиться на поиски неведомого проглота.

– Так что мы будем готовить на этот треклятый праздник? – задал вопрос вопросов Струк.

– Историю о Ромуне и Джуне, – спокойно ответил Сержи, сцепив руки и откинувшись на спинку стула.

– Ну… В смысле, что мы с ней сделаем? – не унимался гном. В его представлении любая нормальная история должна содержать в себе пару хороших драк на топорах, угарную попойку и, желательно, поход развеселой компанией куда‑нибудь с целью поотрывать кому‑нибудь чего‑нибудь. Тут допустимы варианты, дабы истории не были похожи одна на другую… Любимая людьми история о Ромуне и Джуне хоть и содержала в себе парочку ключевых элементов – ну, дуэль там, бал… Но все оно было какое‑то… Аляповатое. С кучей столь любимой людьми мишуры, отвлекающей от сути процесса. И что за смысл в вечеринке, когда обязательно нужно вырядится в какой‑то костюм, но при этом нельзя притащить с собой топор? Что вообще за вечеринка без топора?! Короче, в понимании гнома история о Ромуне и Джуне требовала серьезной корректировки, дабы ее можно было показывать в приличном обществе.

– Ничего особого делать не будем, – скучающим тоном ответил Сержи, пребывая в мыслях где‑то очень далеко. – Текст этой пьесы давно канонизирован, роли расписаны вплоть до мельчайших жестов, костюмы эпохи не подлежат изменению… Не думаю, что стоит тут особо мучиться и с чем‑то мудрить. На мой взгляд, достаточным будет просто грамотно распределить роли…

* * *

Декан был безмерно рад, когда заявившаяся к нему Налинна затребовала из бездонных запасников Академии весь антураж для предстоящей постановки. С одной стороны это говорило о том, что группа все же втянулась в студенческую жизнь, а с другой гарантировало, что ничего эти дьяволята там не напортачат.

Обычно нехитрый реквизит для студенческих постановок участники изготавливали сами под свои конкретные нужды, но если и был в запасниках любого учебного заведения некий универсальный набор предметов для постановки, то это был набор для пьесы о Ромуне и Джуне. Который, впрочем, легко трансформировался в декорации для празднования «Дня короны» или любого другого великосветского сборища. Каноны поведения и запросов высшего общества менялись нечасто. Так что неудивительно, что в распоряжении отщепенцев оказался набор хоть и слегка поеденных молью, но все же практически аутентичных нарядов аристократической элиты.

– Ну и красотища! – со вздохом приговаривала Дуча, перебирая ворох платьев.

– Тебе из такого платья можно целый гардероб нашить. – С неожиданной теплотой ухмыльнулся Баргез, с трудом примеряя на себя элегантный черный камзол. Им с Дучей предстояло сыграть в паре…

– Да… Но все равно они будут смотреться на мне в лучшем случае как чехлы… Вон как твой камзол на тебе отлично выглядит! – в голосе Дучи чувствовалась обида на судьбу за несправедливое разделение фигур в природе.

– Я буду чувствовать себя ненамного лучше тебя, поверь. Не забывай, что для орков костюм – абсолютно маловажный атрибут, в отличие от оружия… А мне придется прыгать по сцене с этой зубочисткой! – орк с презрением, но аккуратно (чтобы не сломать) пнул валяющуюся на полу декоративную рапиру.

– Да… Пожалуй… – Дуча смирилась с превратностями судьбы. Если она в роскошном платье и с высокой прической просто будет посмешищем, то орку грозит несмываемый позор… Впрочем, все это меркнет в сравнении с предстоящим им диалогом, от которого в бессильной ярости сгорят старейшины обеих рас, узнай они о таком кощунстве.

– Все‑таки в этой истории что‑то есть… Такой острый конфликт предрассудков… И такой глупый… Но чтобы преодолеть их, нужно действительно потерять самое дорогое… Вот и говорите потом об эпохе чистого разума, когда самая любимая история людей повествует о чувствах…

* * *

Сюжет известной всем без исключения пьесы не был оригинальным. Его эксплуатировали великие сказители древности без опасения быть уличенными в плагиате, ибо свои творения они представляли на суд суровой публики за тысячу лет до рождения бессмертного шедевра. Ученые мужи, заработавшие это звание как раз за доскональное изучение одной небольшой пьесы, могли назвать минимум с десяток пьес, сюжетом отличающимся от канона в лучшем случае именами и местом действия. Да и что тут может быть нового? Знатным семьям для кровавой вражды обычно даже повод не нужен – самого факта знатности уже достаточно. Юные сердца влюбляются друг в друга без оглядки, и чхать они хотели на наставления предков даже в более приземленных вопросах. Ну а романтика… Ее ведь так не хватает в серой обыденности, построенной на циничных правилах практичности. В подобных историях ей самое место.

Пожалуй, тут важно не то, что рассказано в этой истории.

Важно, как она рассказана.

Одну и ту же мелодию могут сыграть криворукий неумеха и виртуоз. Станет ли кто‑нибудь их сравнивать?

Рассказанная пятьсот лет назад история о Ромуне и Джуне так задевала потаенные струны человеческой души, что называть это произведение ахинеей опасались даже маститые критики того времени – есть вещи, способные в одночасье погубить репутацию даже самого матерого губителя.

О бессмертии произведения говорит не обязательность его изучения в школе, и не постоянные перепостановки в провинциальных театрах, а то что под балконом вымышленного дома Джуны до сих пор влюбленные пишут в записочках свои имена. Все остальное – пустая суета.

Разумеется, пьесу не обошли вниманием и те, чья работа и призвание – глумиться над чужими трудами. Превратить пьесу в балаган? Побольше пошлых шуточек и неуместных сравнений с современниками – и готов новый «шедевр», на котором невзыскательная публика будет надрывать животики и нести, нести звонкую монету в кассу театра, а значит, постановка удалась, и все сделано правильно…

Отщепенцам не хотелось опускаться до такого уровня. Но и спускать всем желающим их театральные наклонности – тоже…

Главная проблема тонких издевок – они не до всех доходят! Хочется кусать локти, когда после изысканного оскорбления оппонент тупо моргает глазами и вопрошает: «Чё?!» От такого опускаются руки, а разум грозит суицидом – толку в насмешке, если она не достигает цели. Приходится импровизировать, балансируя на грани между пониманием и высокими материями.

До праздника осеннего равноденствия оставалось не так много времени, а тяжелых занятий группе никто не отменял, так что пришлось временно отложить в сторону второстепенные дела и все силы бросить на репетиции. У гномов и орков с артистизмом не очень, но этого и не требовалось… Впрочем, все участники группы старались изо всех сил, предчувствуя потеху. Вопрос в том, оценит ли ее кто‑нибудь еще?

* * *

Дни пролетели быстро. Предпраздничные дни – это вообще отдельная тема для разговора. Тема избитая и преимущественно нецензурная, ибо руководство «вдруг» осознает неминуемость визита каких‑нибудь высоких особ, которым жизнь не мила, если они не сунут свой аристократический нос в котел на кухне или не проведут рукой в лайковой перчатке по поверхности антресолей. И, как на зло, осенью начинают падать листья на прилегающей территории, которые аристократам почему‑то особенно немилы. Почему? Не знаем. Но романтика золотого листопада тут и рядом не ночевала… Она вообще не ночевала, используя это время для наведения порядка на подведомственной территории. Штатные садовники и уборщики сбивались с ног, ухитряясь в лучшем случае черкануть в перерыве весточку своим родным, что они живы.

Бесконечные проверки комнат общежития напоминали смотр королевской гвардии… Многие из учеников могли это подтвердить вполне обоснованно… Пятно на полу являлось порождением крамолы, пыль на шкафу была залогом неблагонадежности, а разбросанные вещи вообще приравнивались к попытке государственного переворота. Все аспекты студенческой жизни, будь то учеба, сон или еда отныне должны проистекать не иначе как по стойке «смирно». Это минимум. Желательно еще в процессе отдавать честь или иными какими способами демонстрировать свою приверженность традициям. Что характерно – «День короны» еще через два месяца, но верхушка Академии почему‑то регулярно путала главный королевский и студенческий праздники…

Надвигающийся праздник внес свои коррективы и в учебный процесс. На пожилых преподавателей накатывали незапланированные приступы ностальгии, рассуждения о предмете плавно перетекали в обсуждение предстоящих выступлений, а то и нарядов приглашенных.

И везде, буквально во всех пунктах подготовки к предстоящему мероприятию возникали проблемы с отщепенцами. Ну не укладывались они в картину светлого Академического быта. Идеи о расовой дружбе разлетались как осколки стекла под ударом булавы, стоило кому‑то упереть свой взор в хмурое и невыспавшееся лицо гнома. А если бы еще кто знал, что это представитель прекрасной половины гномов…

Что же касается их комнат… После посещения комиссией комнаты орков, крыло отщепенцев решили попросту изолировать, ибо даже самым благонадежно настроенным оптимистам становилось понятно, что простой (или непростой) уборкой тут делу не поможешь. Предпочтительнее снос… Впрочем, запах так и невыветрившейся оркской сигары предавал табличке «испытательная лаборатория» внушительный вес, и желающих посетить эту часть общежития было не так уж трудно уговорить сменить маршрут следования. Так что отщепенцам никто особо не мешал претворять в жизнь их замыслы.