Текст книги "Московия. Легенды и мифы. Новый взгляд на историю государства"

Автор книги: Алексей Бычков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 34 страниц)

Князь Пожарский был Рюрикова дома, но силы не имел. Мавр сделал свое дело… Романовы вовсе не собирались уступать кому-либо трон.

В другом современном сказании, «Хронографе», рассказывается, что на соборе Пожарский стал говорить: «Теперь у нас в Москве благодать Божья воссияла, мир и тишину Господь Бог даровал: станем у Всещедрого Бога милости просить, дабы нам дал Самодержателя всей России. Подайте нам совет благий. Есть ли у нас Царское прирождение». На это все умолкли. Затем духовные власти держали такое слово: «Государь Димитрий Михайлович! Мы станем собором милости у Бога просить. Дай нам сроку до утра».

На следующий же день, 7 февраля, когда собрался весь собор, какой-то дворянин из Галича выступил вперед и представил письменное мнение, что последнему государю из племени Иоанна Калиты – Феодору Иоанновичу – ближе всех по родству приходится Михаил Федорович Романов, почему он и является прирожденным царем.

На это послышались голоса: «Кто прислал такую грамоту, откуда?» Но в то же время вышел и донской атаман и также подал грамоту. «Что это ты подаешь, атаман?» – спросил его Пожарский. «О прирожденном царе Михаиле Федоровиче», – послышался ответ.

Таким образом, и земщина и казачество, всегда между собой враждовавшие, произнесли одно имя, которое должно было их всех примирить.

Романовы победили!

«Тако благослови Бог и прослави племя и сродство царское, – говорит летописец, – достославного и святого и блаженные памяти государя царя и великого князя Федора Ивановича всея Руси племянника, благоверного и Богом избранного и Богом соблюдаемого от всех скорбей царя государя и великаго князя Михаила Федоровича всея Руси самодержца сына велика боярского роду боярина Федорова сына Никитича Юрьева».

^{Памятник Кузьме Миничу Сухоруку и Дмитрию Пожарскому в Москве}

Князь Пожарский попал в опалу, Минин же, не представлявший для Романовых никакой опасности, был возведен в дворянское сословие.

«Археологические известия и заметки» (М., 1897. Т. 5. С. 9) сообщают в хронике, что «Волгарь» пишет о находке, обнаруженной в сарае при старой колокольне кафедрального собора в Н.-Новгороде. Среди разного хлама там оказалась старинная надгробная плита с могилы Минина.

Так с давних пор мы чтим своих героев. Официальный памятник – положено! А могила… Да кому она вместе с самим ее владельцем нужна? Русский солдат достоин мемориала, но не уважения к его могиле. На Руси всегда было так.

Новая династия – Романовы

1 февраля 1613 года выборщики единодушно назвали имя Михаила Федоровича Романова. Именитые люди взошли на лобное место и не успели еще задать вопроса, как раздался громкий крик собравшегося на площади народа: «Михаил Федорович Романов будет царь-государь Московскому государству и всей Русской державе!»

Через несколько лет Смуты к власти пришли Романовы. Подозрительно спокойно и чинно. Именно в их эпоху началось создание первой версии русской истории. И эта история пришла в противоречие со свидетельствами европейцев – многих достойных и уважаемых людей.

^{Герб рода Романовых}

Какова была истинная роль Романовых в деле свержения династии Рюриковичей? Этот вопрос не изучен. Возможно, им было что скрывать, и они внесли свою лепту в то, чтобы сделать эту темную страницу нашей истории еще темней?

Известно предание, что первый из этого рода, кого мы знаем по имени, Андрей Кобыла, был выходцем на московскую службу «из прусс», т. е. литовского племени.

Летопись знает Андрея Кобылу среди бояр великого князя Симеона Ивановича: в 1347 году он ездил по невесту великого князя, тверскую княжну Марью Александровну.

Один из предков Романова – Федор Кошка так был охарактеризован Эдигеем: «Добрая душа к Орде была от Федора от Кошки, – писал Эдигей в. к. Василию Дмитриевичу, – и то ся минуло; нынтча же у тебе сын его Иван, казначей, твои любовник и старейшина, и ты из того слова и думы не выступаешь и старцев земских ни думы, ни слова не слушаешь».

Потомки Кобылы и Кошки получили прозвище Захарьиных-Юрьевых.

Михаил Юрьевич был среди бояр, которых великий князь Василий III перед кончиной призвал к себе для наказа, «како без него царству строитися». Но в борьбе боярских партий по смерти Василия III Захарьины роли не играли.

Их звезда взошла высоко с того момента, когда юный царь Иван Васильевич «смыслил женитися и выбрал себе невесту, дщерь окольничего своего Романа Юрьевича – Анастасию».

Роман Захарьин, вероятно, умер в молодых годах, так как не успел достигнуть боярского звания. Эта женитьба царская – 3 февраля 1547 года – выдвигала семью Захарьиных вне местнических счетов, возвышала нетитулованный род в первые ряды боярства. Среди княжат она вызвала тревогу и недовольство. С другой стороны, Захарьины не примкнули к правительственному кругу «избранной рады», который образовался около царского духовника протоиерея Сильвестра и А. Ф. Адашева.

Влиятельные лица московского двора почуяли в них опасных соперников, за которыми может быть будущее. Эта вражда к Захарьиным вскрылась в той смуте, какую царский дворец пережил в 1553 году. Царь Иван так тяжко заболел, что ожидали его смерти. Больной распорядился составлением духовной и повелел привести бояр к крестному целованию на имя царевича Дмитрия, родившегося во время возвращения царя из казанского похода. Бояре ближние, в том числе Захарьины, присягнули беспрекословно, но когда царь созвал «бояр своих всех», раздались возражения: «Сын твой еще в пеленках, и владеть нами будут Захарьины, Данил с братьею».

Царь выздоровел, но князьям обиды не забыл.

Князья жаловались, что царь теснит великие роды, а приближает к себе «молодых» людей. «Да и тем, – говорил князь Ростовский, – нас истеснил, что женился – у боярина у своего дочерь взял, робу свою, и нам как служить своей сестре?»

«И от того времени, – говорит запись современника в летописи, – бысть вражда промеж государя и людей, а в боярах смута и мятеж, а царству почала быти во всем скудость».

Народная память в исторических песнях о Грозном царе выделила из всего боярства именно Никиту Захарьина как защитника страдавших от царской опалы и противника Малюты Скуратова. Однако он сохранил расположение Грозного и влияние на дела до конца дней и правления царя Ивана. Боярин Никита стоял в центре той группы правительственных дельцов, с которыми царь осуществлял свою программу уничтожения политического значения крупного землевладения и традиционных привилегий бояр-княжат, объединения всех служилых сил и платежных средств страны в распоряжении центральной власти, единой и самодержавной. И когда по смерти царя Ивана власть перешла к Федору, неспособному править государством, Н.Р. Юрьев-Захарьин и по родству и по положению оказался главою фактического регентства. Но уже к осени того же 1584 года болезнь его сломила, а в апреле следующего он умер. Правительственная среда, объединенная его бесспорным первенством, раскололась на враждебные кружки. Шуйские, связанные с Никитой Романовичем свойством, при нем, видимо, держались на втором плане; теперь они потянулись к своей братии, княжатам, ища опоры против возвышения Годунова. К Годунову, правой руке Никиты Захарьина и царскому шурину, перешло правительственное первенство. По преданию, ему Захарьин завещал «соблюдение» своих детей, пяти братьев Никитичей Романовых, связав их клятвенным союзом дружбы. Никитичи были еще молоды, ни один из них не носил боярского сана.

Этим устранялось их соперничество с Годуновым, и проявление розни между ними не видим за все царствование Федора. Но постепенно Никитичи Романовы вошли в силу.

Старший, Федор, отличался среди них даровитостью и энергией. Смолоду он приобщился к популярности отца. Молодого боярина – щеголя, приветливого и радушного, в Москве хорошо знали. Но не такой известности нужно было Федору. Большое честолюбие, политический темперамент и неукротимая энергия влекли его к видной государственной роли. С 1587 года Федор Никитич стал боярином, старшим в своей большой семье, к которой тянуло, по родству и свойству, немало других боярских фамилий. Родство с царским домом, богатство и широкие связи, семейная традиция влияния и власти – все сулило боярину быстрое возвышение. Немудрено, что по мере укрепления позиции правителя Годунова нарастало чувство недовольства и недоверия, колебавшее прежний «союз дружбы» и разразившееся по смерти царя Федора прямой борьбой за престол угасшей династии. По Москве ходили слухи, что царь Федор завещал престол двоюродному брату своему Романову, что Годунов связан клятвой, данной отцу Никитичей, быть их «царствию помогателем». На избирательном соборе 1598 года у Федора была своя партия, как и во дворце. Но соперник стал царем по «единодушному» избранию собора. Федор Никитич не смирился. Разрыв с Годуновым был полный. Рассказывали о резких сценах между ними, причем Романов будто даже с ножом на Бориса кидался. Его сторонники не сдерживались в приемах агитации; из их среды поднялись обвинения против Бориса в убиении царевича Дмитрия и царевны Феодосии, в отравлении самого царя Федора. В Романовском круге возникла мысль противопоставить Годунову Симеона Бекбулатовича, будто имевшего право на престол по своей роли «государя московского» в эпоху опричнины; тут же, в горячке избирательной борьбы, мелькнула впервые мысль о самозванце – Дмитрии, правда, еще в форме обвинения Бориса в такой затее, на случай неудачи. Но помешать избранию Годунова не удалось.

И царь Борис, на первых порах, ищет примирения с Романовыми. При венчании на царство он велел «сказать боярство» двум Никитичам, Александру и Михаилу, и их родне, князьям Черкасскому и Катыреву-Ростовскому. Но глухая вражда и взаимное недоверие остались в силе. Романовы и их друзья окружены шпионами и доносчиками. По доносу их человека, Бартенева Второго, разразилась над ними опала в 1601 году. Гласно обвинили их в волшебстве и будто за какое-то «коренье», найденное у Александра Никитича. Но суровость расправы показывает, что дело было политическое. Романовых схватили, допрашивали, даже к пытке водили, хотя и не пытали. Розыск тянулся добрых полгода и захватил ряд боярских семей, связанных с обвиняемыми родством и дружбой. Все пять Никитичей с семьями и кое-кто из их родни разосланы были в ссылку. На истинный смысл всего дела указывает дошедшее до нас упоминание одного из приставов, стерегших Романовых в ссылке, что они «злодеи, изменнически хотели царство достать ведовством и кореньем». Федора Никитича сослали в Антониев-Сийский монастырь и там насильно постригли, под именем Филарета. Но и этот испытанный способ устранять неудобных людей с политического поприща в данном случае не достиг цели. Монашеский клобук не укротил Федора-Филарета.

Из Москвы внимательно следили за ссыльными, приказывая приставам «дослеженье держать большое, чтобы им нужды ни в чем отнюдь никакой не было и жили бы и ходили бы свободны», но в то же время постоянно доносить об их поведении. Первое время инок Филарет сильно тосковал, но к 1605 году его настроение круто изменилось, и пристав доносил с недоумением: «Живет старец Филарет не по монастырскому чину, всегда смеется неведомо чему и говорит про мирское житье, про птицы ловчия и про собаки, как он в мире жил, а к старцам жесток, лает их и бить хочет, а говорит старцам Филарет-старец: увидят они, каков он вперед будет!»

Это было время, когда шла борьба царя Бориса с самозванцем. Годунов обвинял бояр, что появление самозванца «их рук дело» и, объявляя его Гришкой Отрепьевым, указывал, что тот «жил у Романовых во дворе»; и позднее царь Василий Шуйский пояснял польскому правительству, что самозванец был Отрепьев, который прежде «был в холопах у бояр, у Никитиных детей Романовича». Сопоставление этих заявлений с обстоятельствами ссылки Романовых дает основание предположить прямую связь между боярской интригой против Бориса и появлением самозванца.

Царь Борис, видимо, не ошибся. А он знал, кого обвиняет, потому что не колебался доверить борьбу с самозванцем боярам-княжатам Шуйским, Голицыным, Мстиславскому, соперникам Романовского круга. Но если враги Годунова думали найти в самозванце только орудие свержения, то на первых порах жестоко ошиблись. Неожиданная кончина царя Бориса и смута в войсках привели к воцарению Лжедмитрия I. Разбитая опалами Годунова, придворная знать лишь постепенно стала оправляться при новом царе. Филарет возвращен из ссылки, но не занял видного положения в Москве, а был назначен на митрополию в Ростов; брат его Иван, единственный из братьев, переживший ссылку, стал боярином. При дворе царя Дмитрия влияние досталось новым людям, и это сблизило против него прежних недругов.

Родовитое боярство поспешило свергнуть самозванца; Романовы и их друзья поддерживали заговор, но не руководили им. Союз двух кругов московского боярства не мог быть прочным: инициаторы заговора прочили на престол одного из своих, а в то же время по Москве пошли слухи, записанные иноземцами, что власть перейдет к одному из Романовых.

Царем стал Василий Шуйский. И он пытается примирить партию Романовых со своим воцарением, наметив Филарета на патриарший престол. Бояре в переговорах с польскими послами уже называли Филарета патриархом. Нареченный, но еще не поставленный, Филарет тотчас по воцарении Шуйского послан был в Углич для перенесения в Москву мощей царевича Дмитрия. В его отсутствие в Москве разыгрались какие-то уличные беспорядки, направленные против нового царя и возбужденные подметными листами, в которых говорилось о спасении Дмитрия. Польские послы записали слух, что эти листы приписывали Филарету, которого-де за это и низложили с патриаршества. Дело это темное, известия о нем сбивчивы, но несомненно, что в конце мая 1606 года лиц Романовского круга постигла опала, а Филарет вернулся из Углича, не выполнив поручения, на свою Ростовскую митрополию. Тут он и живет до октября 1608 года как «верный богомолец» царя Василия. В октябре 1608 года отряды Тушинского вора взяли Ростов, потому что тут «жили просто, совету и обереганья не было», и увезли Филарета в Тушино. Здесь пленника встретили с почетом, дорожа им для роли нареченного патриарха московского при Тушинском царьке. Известия о положении Филарета в Тушине противоречивы. По одним – он жил тут «не своею волею», его «блюли всегда крепкими сторожами»; по другим – он добровольно играл роль главы того духовенства, которое «вора» признало царем Дмитрием. Последнее лучше согласуется с дальнейшими событиями. Все, кто был враждебен Шуйскому, видели во втором самозванце орудие против него. И.Н. Романов, князья Катырев и Троекуров, женатые на Романовых, князь Трубецкой подверглись опале за то, что чуть было не увлекли войска на его сторону. А потом Троекуровы, Трубецкой, Черкасский и другие лица Романовского круга собираются в Тушине вокруг Филарета. Когда Тушино распалось, то в его «станах» осталась группа русских людей с Филаретом во главе, которая порешила к царю Василию не ехать, Шуйских и иных бояр на государство не хотеть и завела переговоры с королем Сигизмундом об избрании на московский престол королевича Владислава. Филарет в сношениях с королем продолжает титуловать себя патриархом.

Проект выработанных ими условий воцарения Владислава показывает, что составляли его сторонники того порядка, который создался при Грозном и Годунове, был выгоден служилой знати и служилым людям вообще и вызывал вражду родовитых князей, сторонников Шуйского. В то же время они устанавливали прочные гарантии независимости русской государственной жизни, православной церкви и национального быта. На попытку Сигизмунда склонить их под свою власть тушинские политики ответили, что все дело не может быть решено без совета всей земли, а Филарет, поехавший было к королю, был «отполонен» у поляков и вернулся в Москву. Здесь его приняли с честью, и он, сохраняя Ростовскую митрополию, остался жить в столице. О личном его участии в низложении царя Василия известий нет, но там действовали близкие ему люди. После падения Шуйского выдвинулись две кандидатуры на престол: князя В. В. Голицына и М. Ф. Романова, за которого стояли большинство горожан московских и сам патриарх Гермоген. Но опасное положение Москвы, теснимой, с одной стороны, шайками самозванца, снова подступившего к столице, а с другой – польским войском гетмана Жолкевского, заставило бояр впустить в Москву польские войска и присягнуть Владиславу на условиях несколько измененного тушинского договора. Жолкевский, однако, понимал, что русские претенденты на престол опасны для польской политики, и принял против них меры. Князя В. В. Голицына он убедил стать во главе посольства к королю, а так как Михаил Романов был слишком юн для роли посла, то гетман постарался, чтобы послом назначили его отца, митрополита Филарета. В сентябре «великое посольство» отправилось под Смоленск, в польский лагерь. Оно ехало за утверждением договора об избрании Владислава от того совета всей земли, какой устроили для присяги королевичу из имевшихся на Москве представителей «всех чинов Московского государства».

Эпилог «московской трагедии» разыгрался без участия Филарета. Но семена, посеянные им и в Москве, и в Тушине, взошли и без него. Земщина, поднявшись на защиту государства, не искала царя вне той среды, которая сама сложилась в процессе его строения при старой династии, являлась естественной носительницей традиции этого строительства. Отец Филарета почти полстолетия стоял близко к центру всей государственной работы и занял в нем руководящее положение. Всю жизнь боролся его сын за сохранение этого значения себе, объединяя вокруг себя разбитые налетавшими бурями элементы московской правительственной среды. Злая судьба подвела его под монашеский клобук, но это не лишило его большой политической роли. Путь к престолу, который при новых условиях не минул бы Федора Никитича, был закрыт пострижением. Но выдвинулась кандидатура его сына, окрепла и осуществилась. Личность Михаила рисуется в исторической традиции крайне туманными, неопределенными чертами. Взоры искателей царя остановились на нем, конечно, не ради него самого. В годину избрания ему было всего 16 лет, и заявить себя он ничем не мог. Но и позднее, в течение всего продолжительного царствования, облик Михаила остается бледным. По-видимому, крутая энергия родителей, как это часто бывает, наложила печать мягкой пассивности на его натуру; не выходил он до конца из их воли, а «властительного отца боялся почтительным страхом. К тому же здоровье, по-видимому, часто ему изменяло; ходьба и езда утомляли, а «от многого сиденья» ослабевал весь организм».

Избран был Михаил и царствовал как представитель определенного правительственного круга, какой образовался при нем и правил его именем.

Михаил Федорович (1596–1645)

Михаил Федорович – первый царь (с 1613 г.) из династии Романовых. Сын патриарха Филарета (Ф. Н. Романова), двоюродный племянник царя Федора Ивановича Годунова. Избран на русский престол собором 21 февраля 1613 года. Его правление посвятилось главным образом преодолению последствий Смутного времени. Россия завершила войну со Швецией, вела войны с Польшей за присоединение Смоленска и некоторых других земель, отражала набеги крымских татар, занималась освоением Сибири.

Михайл Федорович был тихим и кротким человеком, очень здоровым физически и относился к числу царей, которые «царствуют, но не правят».

Вплоть до 1633 года настоящим правителем России был отец Михаила – патриарх Филарет, но и после смерти «родителя» Михаил ничего не решал в одиночку, без согласования с боярами.

Царствование Михаила началось с того, что прежние правители страны были устранены из политической жизни. Ревностный защитник интересов Марины – Заруцкий – посажен на кол. Законная царица Марина в 1614 году была задушена в тюрьме, а ее малолетний сын трех лет от роду (Иван родился в январе 1611 года) был повешен на Спасской башне Московского Кремля.

Так с петли вокруг шейки трехлетнего младенца началось правление династии Романовых.

Со сменой власти порядок не наступил. Казаки, пришедшие в Москву «за зипунами», вовсе не собирались сидеть просто так. Начались грабежи, погромы и убийства. Все как положено.

Вот что пишет о вакханалии разбойников А. Нечволодов: «Особенно сердился государь на непрекращавшиеся грабежи и разбои. Сопровождавшие его Феодорит и Шереметев послали 28 апреля следующую грамоту собору: «Писал к вам государь много раз, чтобы у вас в Москве, по городам и по дорогам убийств, грабежей и никакого насильства не было, а вот 23 апреля приехали к государю на стан в село Сватково дворяне и дети боярские разных городов переграблены донага и сечены… на дороге, на Мытищах и на Клязьме, казаки их перехватили, переграбили, саблями секли и держали у себя в станах два дня, хотели побить, и они у них, ночью развязавшись, убежали… Писали к государю из Дмитрова приказные люди, что прибежали к ним из сел и деревень крестьяне жженые и мученые огнем; жгли их и мучили казаки».

За два дня до этого, 26 апреля, в обители Живоначальной Троицы государь и мать его, великая старица Марфа, призвали митрополита Казанского Ефрема и других членов собора, присоединившихся к «походу», и говорили «с великим гневом и со слезами, жалеючи о православных крестьянах, что грабежи и убийства на Москве, и по городам и по дорогам встали воры великие и православным крестьянам, своей единокровной братье, чинят нестерпимые смертные муки и убивства и кровь крестьянскую льют беспрестани… И государь и мать его, видя такое воровство, из Троицкого монастыря идти не хотят, если всех чинов люди в соединение не придут и кровь христианская литься не перестанет».

Это крепкое слово государя, сейчас же всецело вставшего после своего избрания на защиту сирого и убогого люда, подействовало. 30 апреля собор приговорил отправить посольство с выборными из всяких чинов бить челом царю, чтобы «он умилосердился над православными христианами, походом своим в Москву не замешкал; а про воровство про всякое митрополит и бояре заказ учинили крепкий, атаманы и казаки между собой уговорились, что два атамана через день осматривают каждую станицу и чье воровство сыщут, тотчас про него скажут и за воров в челобитчиках быть не хотят».

Период великого разбоя отразился в одном из распространенных мифов, посвященных начальному периоду династии Романовых.

Миф об Иване Осиповиче Сусанине

Иван Сусанин – русский национальный герой. Крестьянин села Деревенька Костромского уезда. Якобы в марте 1613 года отряд польских интервентов шел в село Домнино Костромского уезда, чтобы захватить и убить находившегося там избранного на русский трон Михаила Федоровича Романова. В качестве проводника интервенты избрали Сусанина. Однако вместо того чтобы вести поляков в Домнино, Сусанин завел их в непроходимые болотистые дебри, где они погибли, предварительно подвергнув мучительной смерти проводника.

Этот подвиг русского крестьянина воспет Кондратием Рылеевым в стихотворении «Иван Сусанин». Михаил Глинка написал оперу «Жизнь за царя». На родине героя, в Костроме, ему установлен памятник.

Некоторые весьма настырные исследователи провели расследование: откуда взялись польские интервенты?

Увы! Никаких интервентов не было. Да и царь в это время не в деревне сидел. Выяснилось, что шайка казаков-разбой ни ков просто грабила все, что могла. При одном таком неприятном происшествии от рук разбойников и погиб Иван Сусанин. Узнав о том, что погибшим от рук поляков будет выдаваться денежное пособие, зять Ивана Сусанина написал просьбу на имя матери Михаила, уверяя, что его тесть погиб при защите интересов царя Михаила. Естественно, это оказалось неправдой, однако мать Михаила ходатайствовала об оказании помощи семье Сусаниных хотя и не за заслуги, но «из милосердия».

^{Памятник Ивану Сусанину в Костроме}

Впоследствии легенда обросла вымыслами и была признана полезной для воспитательных целей в духе преданности царю и отечеству. После просмотра оперы «Жизнь за царя» царь выразил пожелание включить эту легенду в книгу для чтения в гимназиях. Так вымысел попал сначала в книгу для чтения (литературу), а затем и в учебник истории. И по сю пору находятся писатели, у которых Сусанин все еще жертвует жизнь за царя.

В жалованной грамоте от 30 ноября 1619 года зятю Сусанина, Богдану Сабинину, говорится так: «В те поры приходили в Костромской уезд польские и литовские люди и тестя его, Богдашкова, Ивана Сусанина в те поры литовские люди изымали и его пытали великими немерными пытками. А пытали у него где в те поры мы великий государь царь и великий князь Михаиле Федорович всея Руси были и он, Иван, ведая про нас, великого государя, где мы в те поры были, терпя от тех польских и литовских людей немерные пытки про нас, великого государя, тем польским и литовским людем, где мы в те поры были, не сказал, и польские и литовские люди замучили его до смерти».

На основании данных этого единственного документа А. Нечволодов строит рассказ: «По-видимому, дело спасения Михаила Феодоровича Сусаниным произошло следующим образом: близ села Домнина рыскала одна из многочисленных польских шаек, которая уже проведала, что престол предназначается молодому сыну Филарета Никитича Романова, и решили будущего царя захватить.

Шайка эта шла мимо Железноборовского монастыря, куда в это время как раз приехал из Домнина набожный Михаил Феодорович. Иноки издали увидели движение поляков и тотчас же предупредили его об этом.

Тогда Михаил Феодорович вскочил на лошадь и поскакал в Домнино. Путь его лежал мимо селения Деревеньки, где в ту пору случилось быть Сусанину, у которого накануне сгорел овин. Увидев государя, Сусанин уговорил его не ехать в Домнино, так как поляки несомненно отправятся искать его туда, зная, что это Романовская вотчина, и затем спрятал Михаила Феодоровича в сарае, зарыв в сено.

Сам же Сусанин, сняв с Михаила Феодоровича его боярские сапожки, надел их на себя, разрезав вдоль по переду, и побежал в лес, по течению замерзшей речки Кобры. Отбежав несколько верст, Сусанин взлез на дерево, снял с себя сапожки и затем, заметая насколько возможно свои следы, вернулся назад в Деревеньки, где стал у ворот своего двора.

Скоро подъехали поляки и стали допрашивать его, как старосту, «где боярин – мы знаем, что он здесь был». На это Сусанин отвечал им, что был, да ушел на охоту, и указал на снегу следы боярских сапожков. Тогда поляки потребовали, чтобы он вел их в лес; Сусанин согласился на это и завел их в самую чащу, а взятого с собой Богдана Сабинина незаметно послал сказать Михаилу Феодоровичу, чтобы он спасался в Костромской Ипатьевский монастырь. Долго шли поляки, и, когда наступила ночь, им стало ясно, что Сусанин их обманывает. Тогда они стали требовать, чтобы он их вывел на большую дорогу, но Сусанин отказался от этого, несмотря на угрозы, и даже объявил, что нарочно завел их в непроходимую чащу. Поляки должны были сами выбираться из леса; после многих плутаний и невзгод они вышли к деревне Исупово; здесь, как говорится в указе Конюшенному приказу от 19 мая 1731 года, они его «пытали разными немерными пытками и, посадя на столб, изрубили в мелкия части».

По преданию, изрубленное тело Сусанина было найдено только на третий день и доставлено в Деревеньки, где Михаил Феодорович оставался спрятанным. Когда государь услышал громкий плач, то, еще не зная в чем дело, он вышел из своего убежища, затем сам обмыл останки верного слуги, положившего за него жизнь, и во время похорон рыдал над ним, как над родным отцом.

После своего спасения Михаил Феодорович отправился к матери в Кострому, откуда они проследовали, несмотря на опасности от польско-литовских людей, в Макарьевский на Унже монастырь, основанный святым Макарием Желтоводским и Унженским, и провели в нем несколько дней в посте и молитве, благодаря преподобного за освобождение от врагов и дав обет вновь прибыть на богомолье в обитель, если Господу угодно будет освободить от польского плена отца Михаила Феодоровича – Филарета Никитича.

Затем сын с матерью, взяв с собой из Деревенек оставшуюся сиротой дочь Сусанина Антониду, бывшую тогда невестой Сабинина, вернулись в Кострому и поселились в Ипатьевском монастыре в палатах, принадлежавших боярам Романовым».

О ценности такой истории читатель может судить сам.

Костомаров писал, что воображать себе Сусанина героем – спасителем царя и отечества мы привыкли со школьной скамьи; но может ли он указать время, когда началась эта привычка? Он указывает на географический словарь Щекатова (1804 года), где впервые рассказан был подвиг Сусанина с подробностями, которых нет в грамоте царя Михаила. Костомаров находит противоречие между рассказом Щекатова и грамотою, именно: в грамоте сказано, что царь жил в Костроме, а у Щекатова говорится, что он был в селе Домнино.

Костомаров находит новые искажения, т. е. новые подробности, в рассказах Глинки и князя Козловского, и эти новые подробности приписывает выдумке названных писателей; но сам автор приводит примечание князя Козловского о Назаровской рукописи, находившейся у Свиньина, в которой заключаются новые подробности, не внесенные, однако, князем Козловским в свой рассказ.

^{Государственный герб Российской империи}

«По случайному сближению то, что выдумали про Сусанина книжники наши в XIX веке, почти в таком виде в XVII веке случилось действительно на противоположном конце русского мира, в Украине. Когда в мае 1648 года гетман Богдан Хмельницкий гнался за польским войском, один южнорусский крестьянин, Микита Галаган, взялся быть вожатым польского войска, умышленно завел его в болото и лесные трущобы и дал возможность козакам разбить врагов своих» (Костомаров).

Но в летописи Величка сказано: «Войска польские и обозы их, ведомые каким-то неверным или и неприязненным к ним человеком, подходят к оврагам и крутизнам».

Так что легенды о болотах, куда поляков заводят герои, были широко распространены не только на Руси, но и на Украине. Чем им поляки-то не угодили?

В царствование Михаила происходит постепенное восстановление народного хозяйства, потерпевшего большой урон в первое десятилетие XVII века. В 1617 году был подписан мирный договор со Швецией в Столбове, по которому шведы возвратили России захваченную ими Новгородскую область. Однако за Швецией остались города Ивангород, Ям, Копорье, Карела с прилегающими районами. Поляки предприняли два похода на Москву, а в 1617 году польский королевич Владислав со своим войском дошел до стен Белого города. Но вскоре интервенты были выбиты из предместий столицы. В 1618 году между Польшей и Россией было заключено Деулинское перемирие на 14,5 лет, по которому польский король отзывал свои войска с территории России, но за Речью Посполитой оставались Смоленская, Черниговская и Северская земли. Поляки не признали прав Михаила на русский трон. Сын Сигизмунда III Владислав величал себя русским царем. Вышла из подчинения России Ногайская Орда. Ногайцы стали опустошать пограничные земли. В 1616 году с ними удалось заключить мир. Несмотря на то что правительство Михаила ежегодно посылало в Бахчисарай дорогие подарки, крымские татары совершали походы в глубь русской территории. Их к этому подталкивала Турция. Фактически Россия в 10–20-е годы XVII века находилась в политической изоляции. Чтобы выйти из нее, была сделана попытка женить молодого царя на датской принцессе. Но переговоры о женитьбе успехом не увенчались. Тогда Михаила попытались женить на шведской королевне. Русские потребовали от шведской принцессы перехода в православие и получили отказ.