Текст книги "Золото для Агаты (СИ)"
Автор книги: Александра Орлова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)
– Извините, это важно. – Историчка кивнула и продолжила семинар. Сзади послышался голос Красавкиной. Я хоть и не имею блютуз-гарнитуру, а слышу неплохо.
– С кафедры анатомии поди… – ее подружка усмехнулась. Я тоже. Как близко ты к истине, девочка!
Глава 29. Все точки над…
Домой я заехала буквально на минуту, со скоростью света попыталась запихать в рот бутерброд. Мама хотела сделать мне выговор, но стоило мне упомянуть больницу и ее пациентов, как вопросы ко мне кончились. Я сменила рюкзак и понеслась на остановку. Через час я уже подбегала к корпусу больницы. Катя была в кожаной куртке, с легким шарфом, в джинсах и больших солнечных очках.
– Здравствуй! Ты не поверишь, стоило папе оклематься, он буквально потребовал тебя к себе!
– Я уже боюсь! Будет спрашивать?..
Катя усмехнулась и сказала, что не удивилась бы, если бы папа собирал в палату свои группы и объяснял бы им материал прямо там. Правда, переключился бы он с анатомии на кардиологию. Я попросила у Кати двадцать минут на Беллку. Она неохотно согласилась. Я с трудом разобралась в катакомбах очередного медицинского сооружения. Опять сошлюсь на практику. К той больнице, больше похожей на бункер противоядерной безопасности, я привыкала около недели. Через подвал, потом наверх, через коридор, опять наверх и только тогда в отделение. Здесь было примерно то же самое.
Родители оплатили подруге отдельную палату. Когда я зашла, она смотрела телевизор. Увидев меня, она улыбнулась и попыталась повернуться ко мне, но тут же поморщилась. Давали о себе знать ребра. Она с трудом выключила телек и постаралась приподняться. Я помогла ей усесться.
– Рассказывай! – Велела она.
– Что?
– Все, что я пропустила за неделю!
– Нет уж, это ты рассказывай!
Подруга помрачнела, почесала заживающий подбородок. Выглядела она неважно. Синяки, круги под глазами, тяжелое натяжное дыхание. Мне было жаль ее, хотя какая-то часть души орала: сама виновата.
– Что рассказывать? Родители свалили на дачу. Я была одна. Позвонил Леня… твой папа, сказал, сейчас приедет. Голос у него был нервным. Действительно, приехал. С какими-то сумасшедшими глазами. Бросился на меня, я не выдержала и оттолкнула. Он и выговорил все свои мм…мысли и идеи на мой счет. Естественно, меня его слова оскорбили, я ответила. А он… – она закусила губу, из рассказа тут же исчез пафос, Белла опустила глаза на свое одеяло. – Ударил меня, ему, кажется, понравилось, там понеслось… я сознание потеряла, когда очнулась, смогла только до телефона доползти и скорую вызвать, его уже не было в квартире. Он дверь захлопнул и ушел.
– Ты ведь сказала, что бросила его!
– Ну… я собиралась его бросить, планировала.
– Когда в ближайший год? – Я чувствовала себя мамочкой, чья дочка постоянно влипает в сомнительные истории. Интересно, а как маме Беллы живется? У меня вот уже лет пять чешутся руки ее пристрелить, или сделать пересадку мозга, такие уж глупости она порой совершает. – Беллз!
– Перестань! Ты не понимаешь, это не так просто. Здесь как с курением, один раз попробовал и трудно слезть. Да еще и сигарета тебя не побьет после всего вашего счастья!
– Какого счастья?
– Такого! – Она открыла рот, благо, я быстро догадалась, что за этим последует.
– Все, фу! Не надо! А то я начну рассказывать о любовных способностях Миши.
Белла сделала вид, что ее стошнило за кровать, повеселив меня этим. Сделав ей еще пару внушений, и надеясь, что она прислушается хотя бы к одному, я попрощалась с ней, пожелав скорейшего выздоровления. В холле меня терпеливо ждала Катя. Мы направились в палату к Мише. Отделение кардиологии показалось мне более старым. Миша лежал в палате не один, у него были соседи. Увидев нас, они тактично покинули палату, так как уже могли ходить.
У меня сжалось сердце, Миша полулежал на постели, до живота накрытый одеялом, в простой футболке грязно-голубого цвета, с газетой в руках. Он читал без очков. Все та же блютуз-гарнитура в ушах. Щетина на щеках. Однако он все равно выглядел аккуратно.
– Папа! – Он повернулся к нам и замер. В глазах повисла болезненная нежность. Я не выдержала и сочувственно улыбнулась. Мы замолчали. Как хотелось обнять его, прижать к себе и пожалеть.
– Ну, ладно, общайтесь. – Катя тронула меня за плечо и тоже покинула палату.
Я принесла себе стул и уселась рядом с Мишиной постелью, он отложил газету на тумбочку.
– Надо было хоть апельсинов купить…
– Не стоит, пол тумбочки апельсинов! – Он грустно выдохнул. – Я почувствовал себя пропащим человеком, пока лежал здесь…
Я ощутила, как у меня начинает щипать в носу, глаза потеряли четкость изображения, я медленно и аккуратно взяла Мишу за руку, он крепко сжал ее и накрыл своей, сказав, что у меня холодные ладошки.
– Прости меня, я не хотела устраивать в твоей жизни такой бедлам.
– Агата…
– Нет, подожди! У тебя все было так хорошо, а тут появилась я, и все смешала. – Я покачала головой. – Мне нужно было уехать, отец хотел, чтобы я уехала, ты был бы здоров и… все было бы хорошо, а так теперь у меня проблемы с одногруппниками, и у тебя будут проблемы, а все потому, что я не смогла вовремя сказать себе «нет!». Ты такой замечательный, что я просто не смогла! – По щекам текли слезы, я старалась сбить их плечами, поднимая их. – Я с тобой учиться начала, хотеть жить, словно заново вздохнула после тяжелой пневмонии. Я не хотела причинить тебе боль…
Миша молча слушал мою исповедь. По его тонким губам блуждала грустная полуулыбка, глаза тоже грустили. Он не злился. А я хотела, чтобы он злился, чтобы не разговаривал со мной. Я его подвела.
– А теперь ты меня послушай. Работа давно стала для меня пресной, пока как ты говоришь, не появилась ты и не внесла в нее сумбур. Так приятно ощущать себя молодым и нужным. Дети выросли, у них своя жизнь, а наша с Лерой замерла. Ты ее оживила. Маленькое беспокойное чудо. Если бы ты уехала, я бы все равно оказался здесь, только вряд ли еще был жив.
– Что ты говоришь?!
– Понятно было, что ты прощаешься. Я все ждал, когда приедет моя группа леч фака, и тебя среди них не будет. Я настолько к тебе привык, что это стало бы кошмаром. Ты меня… своеобразно привязала к себе.
– Ты научил меня любить. – Улыбнулась я. – Теперь я понимаю, мы с тобой близки очень сильно, не физически, больше и не прошу, духовно. – Я закусила губу, мне вдруг захотелось это сказать. Я набрала побольше воздуха. Миша улыбался, он поднял руку и стер остатки моих слез. – Папа.
– Девочка моя! – Я согнулась и положила голову ему на грудь.
Начались медицинские разговоры. Как он себя чувствует, не болит ли сердце, когда появится в академии. Думаю, мы успели обсудить очень многое, все мелочи, которые нас волновали. Он нисколько не злился и не обижался на меня, только вот мой отец показался ему странным человеком, с «тараканами». Я не стала говорить о следствии, зачем волновать его сейчас? Главное, что он поправляется, что он остался жив, ведь прогнозы были не самые радостные.
– Если бы не вы, наверное, незачем было бы поправляться. – Усмехнулся он. – Кстати, Катя меня отругала.
– За что? – Удивилась я.
– По моему слишком активному желанию тебя видеть, она сделала неоднозначный вывод и попросила меня не упорствовать. Ты ведь еще маленькая. – Он гордо улыбался, хотя явно был немного смущен.
Пьяная от счастья и свечения его глаз, я засмеялась. Катя несколько перепутала объект наезда. Нужно было мне лекцию читать. Я косячно влюбилась в ее потрясающего папу-анатома.
– Мы этого никому не скажем. – Подмигнул Миша. – Как анатомия? Все понятно? Чтобы наведывалась с учебником и все мне рассказывала!
– Ну, Михал Иваныч!
– О, Соколова, все с вами ясно! Распустились без меня, разленились, не учите ничего! Вот выйду я к коллоквиуму…
– Не торопись! Отдыхай!
Я, конечно, скучала по Мише, но если после доброй Кравчук, спрашивающей в пределах разумного, мы будем сдавать колок дяде Мише, то провозимся с ним до самой осени. Поняв мою заботу о нем правильно, Миша лишь покачал головой.
Мы просидели так, пока меня не вытолкала мед сестра, приехав с капельницей.
– Дедушке пора лечиться! – Сказала она мне, решив, видимо, что я совсем еще глупая.
Я не выдержала и прыснула, попытавшись замаскировать это в кашель. Миша, посмеиваясь, помахал мне:
– Приходи, внученька!
– Иди ты лицевым каналом височной кости!
– Как страшно!
Катя спала на пуфике в коридоре, приоткрыв рот. Бедненькая, интересно, когда она последний раз полноценно высыпалась? Я осторожно потрепала ее по плечу.
– А? что? Все уже? – Я кивнула. Катя встала, потянулась, и мы пошли на выход.
Пока стояли на остановке, она решила поговорить со мной серьезно:
– Папа несильно усердствовал в общении?
– Нет. – Спокойно ответила я, стараясь не улыбаться во все тридцать два зуба. Однажды я общалась со стоматологом, так с ним вообще нельзя было обнажать зубы, он тут же начинал искать ямки в моих премолярах. Хорошо, не гинеколог.
– Ты, если что не стесняйся, говори.
– У тебя потрясающий отец! Верь ему.
Катя замерла и удивленно на меня посмотрела, потом пожала плечами и замолчала.
Всю следующую неделю я каталась к Мише, мы учили анату, он даже лежа в постели с былой активностью и юмором рассказывал мне строение анализаторов. Я ругалась на проводящие пути и оболочки глаза. А Миша приводил потрясающие метафоры:
– Как стекловидно тело по латыни?
– Corpus… gialinum?
– Что?
– Ну, гиалиновый хрящ ведь «стеклянный»!
– Женская логика. Так, ты когда гуляешь по проспекту, куда смотришь?
– Под ноги.
– Да? А чего туда смотреть? Дорога ровная.
Я задумалась.
– На отражение!
– В чем?
– В витринах! Vitrium! – Довольная собой, выдала я.
– О, – кивнул Миша, – а то под ноги! На витрины смотришь, на трусики да бюстгальтеры кружевные.
– Миша! – Я легонько стукнула его по плечу. Мы продолжили.
Естественно, после его шуточек, а настроение у него последнее время находилось где-то между «хорошее» и «весенне игривое», я отвечала потрясающе. Кравчук даже признала, что не удивлена нашим дружеским отношениям с зав кафедрой. Это она еще предыстории не знает. И не надо.
Белла тоже приходила в себя. Играла в планшет, наслаждаясь ерундой и бездельем. Но стоило мне напомнить ей об учебе, как у нее начинала кружиться голова. Что ж, посмотрим, как она летающей тарелкой, извините, сферой, улетит в зачетную неделю. Она неминуемо приближалась.
А мама передала дело отца в соответствующие органы и теперь сама проходила по нему свидетелем. Она решила выговориться, и следователь часами слушал ее ворчание на бывшего мужа. Она и на развод подала. Немного обижалась на меня за тайну с Беллой. Ревновала, считая, что подруга для меня важнее ее. Я разводила руками, не могу это аргументировать. Все слишком трудно, нет времени объяснять.
Группа немного негодовала по поводу моего теперь открытого положения почти что дочки Золотухина. Я поначалу волновалась по этому поводу, потом решила плюнуть. Все-таки это касается только меня. Свыкнуться со временем. Я же свыклась с ролью дочки, хотя претендовала на другую, а теперь наслаждаюсь этой.
Жизнь шла сложно, но ведь шла. Я радовалась и печалилась, ожидая возвращения моего любимого анатома в академию. Пока же своим долгом присматривать за мной пользовался БХ, я старалась не попадаться ему на глаза лишний раз. Он не терял шанса постегать надо мной при любом удобном случае. То методично обругал способность невропатолога, то мою любовь к Мише, правда, последнее было завуалированно, но актуальности не теряло. Биохимик даже спрашивал у меня о здоровье моей подруги, он волновался, ну, так немного. Он вообще мог вести себя прилично и галантно, просто не хотел. Прикалываться и издеваться над студентами куда веселее.
Семестр подходил к концу. Колки давили, напряжение росло, а я ждала. Я знала, что без сюрпризов не обойдется. Так и получилось. Это же академия, здесь по-другому не бывает.
Глава 30. Alma mater
Группа готовилась к коллоквиуму по анатомии почти на расслабоне, если так можно вообще говорить об анате. Сдать Кравчук было куда проще. Учишь, вытягиваешь билет и просто отвечаешь на те вопросы, которые указаны в билете. Если она вообще будет принимать, ведь у нее своя группа сидит. Любящие халтурить студенты-медики крутились вокруг ее кабинета, особенно наши активисты, и ждали возможности спросить, а будет ли, собственно, причина нервной дрожи.
Кравчук, удивленная напором первой группы, даже отшатнулась было обратно.
– Елена Игоревна, а коллоквиум-то будет? – Девчачьим голосом спросила моя вечная проблема. Я стояла поодаль с учебником в руках, меня передернуло. Я молилась, чтобы она сказала «нет». Ей ведь некогда. Вернется Миша и устроит нам веселье. Я выдохнула. Его кабинет был закрыт.
– Будет. – Кивнула Елена Игоревна и поспешила от нас слинять.
– Пойдем, водички купим, а то я сейчас умру. – Белла осторожно потянула меня за руку. Мне было все равно. Будет, так будет. Ничего не изменишь. И чего это я захотела завалиться в глазах Миши еще раз? Мы добрались до буфета почти без происшествий, я чуть не врезалась в какого-то мальчика в халате. Он поймал меня за плечи и отодвинул в сторону. Его явно прикольнул мой сосредоточенный вид. Ну да, я тут пытаюсь разобраться в путях мозжечка! Повисла пауза, Белла, видимо, извинялась за мою нерасторопность. Я сосредоточилась до невозможности, и не могла сказать точно, через сколько времени Белла вновь потянула меня за бутылкой. Очереди не было, она быстро купила холодную минералку, и мы пошли обратно наверх на мою любимую и пока пустую кафедру анатомии. Белла вдруг резко тормознула, так что я врезалась ей в спину.
– Белла!
– Правда, он был милым? – Я вопросительно на нее посмотрела. – Тот мальчик, в которого ты чуть ребром учебника не въехала.
– Без понятия, я не отвлекалась от страниц.
– Все учишь! А вот я не могу. – Она надула губки. – У меня весна. У него такие ушки смешные, как у биохимика. – Добавила подруга заговорщицким тоном.
Я стукнула себе по лбу книгой. Ничего не меняется! Стоило ей выйти из больницы и замазать оставшиеся следы побоев тональником и пудрой, как она тут же нашла себе объект воздыхания, да еще и с ушками, как у БХ!
Мы поднялись на кафедру. Я захандрила. Мне даже показалось, что я слышу его голос вдалеке. Я отвернулась и вздохнула.
– Что такое? – Голос ее звучал весело.
– Мне уже мерещится его голос.
– Соколова, и чего вы тут стоите? – Попыталась передразнить Белла. Я стукнула ее по плечу. – Ау, я итак раненая! А ты лучше туда посмотри! Во блин!
Я повернулась и замерла на месте. Учебник чуть не выскользнул из расслабившихся пальцев. Я еще не совсем псих! Мне не показалось. Миша действительно стоял около своего кабинета и беседовал с коллегой в очень смешной шапке стояком, но с прогнувшимся дном. Он был таким же, каким я его помнила до больницы: сутулые плечи, белый выглаженный халат, шапка. Он с явным удовольствием обсуждал рабочие вопросы. Коллега кивнул и пошел в мою сторону. Миша чуть прищурился, провожая его взглядом. Я безотрывно смотрела на него, улыбаясь. Он узнал меня, даже вдалеке. Улыбнулся и еле заметно поманил руками. Мой любимый, вот ты и снова дома!
Забыв о студентах, преподавателях и приличиях, я зигзагами бросилась через весь коридор, Миша усмехнулся и покорно ждал, пока мой марафон окончится у него на шее. Так и получилось, я оплела его руками, подпрыгивая на месте и что-то вереща. Он осторожно приобнял меня и попытался отцепить, но куда уж там. Студенты оборачивались, бросали на эту картину совершенно ошалевшие взгляды. Уже не нужно было ничего скрывать, все итак знают о существовании «Золотой девочки». Только они подразумевают под этим свое, а мы – свое.
– Я так рада, что ты вернулся!
– Группа в комнате? – Я кивнула. – Не представляешь, как я рад. Скучно в больнице, а здесь такое веселье, особенно сегодня.
Он глянул на часы, время подходило к паре. Он отправил меня в комнату, сказав, что зайдет в кабинет за журналом. Я попыталась вернуть на себя унылый вид, закрылась учебником и сидела, с трудом сдерживая улыбку. Наши Мишу еще не видели и обсуждали предстоящую сдачу Кравчук.
– Здравствуйте! – Миша как всегда вошел в кабинет очень тихо, его никогда не было слышно, как кот, самый настоящий, мартовский. Даже голос у него такой же. – Садитесь.
Я с диким кайфом наблюдала удивление на их лицах, они белели, студенты начали листать учебники, судорожно пытаясь дополнить уже имеющийся уровень информации.
– Мы рады вас видеть, Михаил Иванович! – Сказал Фима вполне искренне, здесь я могла поверить в истину его слов, он всегда хорошо относился к Мише.
Белла тихо материлась под боком, она как обычно не планировала ничего сдавать. Я толкала ее локтем под ребра, если Золотко сейчас наслушается ее комментариев, ей будет тяжело сдать.
– Очень приятно слышать. – Улыбнулся он. – Что ж, посмотрим, чему вас в мое отсутствие научила Елена Игоревна. Надеюсь, ее вы так, как меня, не пугали?
Я хихикнула. Были инциденты, когда лобную долю перепутали с затылочной. Поняв мой смешок, Миша только пожал плечами, мол, он знал, что мы любого до седины доведем. Как он еще не поседел, проверив наш первый коллоквиум, я имею в виду письменную часть. У меня оценки были хорошие, если учесть, что за седалищно-прямокишечную ямку стояло «5», хотя это была полнейшая импровизация, я сделала вывод, что Миша, либо поленился читать, либо я написала очень неразборчиво, и опять же он не стал утруждаться расшифровкой, либо я действительно гениально фантазирую.
– Что ж, я так понимаю, вы сегодня как чистые листы бумаги. К слову, достаем по листку бумаги. Или не успели еще свои умы, как это называется, отформатировать? Семен Сергеевич, что скажете?
Он лишь невесело усмехнулся.
– О том и речь. Что ж, тогда сегодня пишем, рисуем, а на следующем занятии я вас по препаратам поспрашиваю. Растянем удовольствие, весной ведь так хочется побольше радости. Ясно?
Миша взял журнал, и стал диктовать, кому что писать. Там было все, серое и белое вещество различных отделов мозга, пути, которые нужно было разрисовать и расписать, кора, ядра, строения анализаторов. Всего пять вопросов, но они объемные и сложные. Голову пришлось напрячь.
Я написала минут на десять раньше и вышла из кабинета отдохнуть. Подошла к окну. Как все-таки хорошо. Он сидит в паре метров от меня, такой классный и улыбчивый. Стоило мне зажмуриться и представить его, как мне на плечо легла рука. Он опять подошел беззвучно.
– Они же спишут!
– Пусть хоть что-нибудь спишут. – Улыбнулся он. – Ты все списала?
– Конечно. У меня есть шикарная шпаргалка, мозг, называется.
Мы похихикали над его триумфальным появлением. Никто не ждал и не надеялся, Кравчук тоже не стала портить первой группе сюрприз.
– Это я попросил. – Признался Миша. – Мне это показалось забавным.
Он глянул на часы и вернулся в учебную комнату, я даже из коридора услышала шуршание страниц. Вскоре он собрал листочки, и выгнал студентов из кабинета. Мы с улыбками распрощались. Пора было идти на биологию.
* * *
Знаете, первый семестр стал для меня сущим адом. Вчерашняя школьница, привыкшая рассчитывать на свой устоявшийся авторитет, я и представить не могла, что академия будет жестокой. Казалось, я быстро заработаю себе имидж хорошей девочки и стану учиться. Ничего подобного. Задавали нам горы, предметы новые, сложные, моя психика не выдерживала. Я вымоталась к середине октября, когда начала реветь по пустякам, вспоминая школу самыми ласковыми словами.
Зачетная же неделя стала сущим кошмаром, слезы через день, крики отца по поводу и без. Я чудом сдала зачеты. Особенно анатомию. Наш Наумыч не особенно трудился в плане выставления зачетов. Он просто расписался, сказал, все остальной – сама допишешь.
Я была выпита до капли, я мечтала влюбиться. Просто потому, что я знала, стоит моему сердцу кем-то увлечься, и появятся силы, если это будет взаимная любовь. Все оказалось не так радужно, зато очень мощно. Словно во мне взорвали атомную бомбу. Я часто вспоминала, как увидела Мишу в первый раз и удивилась, услышав его необычный голос, которого он немного стесняется. Как не хотела, боялась признаваться себе в своих чувствах. А потом совсем съехала с катушек, веселая вышла история. Смешная. Теперь я хохотала над ней. Миша стал моим другом, моим отцом. Он помогал мне, любил меня по-своему, по-золотухински. Конечно, в голове все еще проскакивали шальные «а если…». Я прокручивала в голове яркие сцены с нашим участием, девочки продолжали надо мной хихикать. Особенно старалась Белла. Она даже переусердствовала однажды, когда просила поднять Мише настроение перед занятием, а Миша услышал.
– Вы бы, Белла Викторовна, выучили хоть раз, это бы мне на весь месяц настроение подняло.
Она не выдержала и расхохоталась. Миша с удивлением на меня посмотрел.
– Она другое немного под этой фразой подразумевала. – Тихонько уточнила я и объяснила, что в голове подруги весна задержалась и пронзила ее до мозга костей. Она по жизни склонна к мыслям подобного типа.
– Теперь понятно, почему она не учится. Надо еще разобраться, чем она там занимается.
– Точно не анатомией.
Беллка была немного воздушная, она кружилась и радовалась. Правда, иногда уничтожала свою воздушность пошлостями, хотя меня они скорее веселили. Тот мальчик, которого я чуть не сбила, оказался вполне милым пареньком по имени Паша. И у него действительно были уши по типу БХ. Темноволосый, светлоглазый, он как-то очаровал мою подругу, и теперь она думала о нем и о БХ. Но о последнем периодически. Так, только в качестве беглой фантазии на незаданную тему.
Когда я по секрету рассказала Разумову, что Белла нашла себе кавалера, он чуть не подпрыгнул от радости. Она его немного напрягала, вызывала чувство вины. Вроде и отвечать нельзя – студентка, да ведь красивая, да и жалко ее.
– Ну и логика! А потом вы говорите, что у женщин нет логики!
– Нет. – Подтвердил он, и мы опять пустились в затяжной спор о смысле жизни и обучения в меде.
Здесь все было как всегда. Биохимик стебался, издевался над студентами и, кстати, после ареста отца не забыл дорогу к нам домой. Он с присущим ему обаянием подружился с мамой и отвлекал ее от проблем. Кажется, он даже познакомил ее со своей женой. И теперь мама на выходных могла пропадать у них дома, обсуждая, как выражался сам биохимик «всякую бяку». Она отвлекалась от истории с отцом, о ней трещали по телевизору. Вот дело! Беллка даже давала интервью жертвы. Я ворчала и скрывалась от репортеров. Ох, это они еще не знают, с чего все началось!
Пока журналисты искали пятна крови на рубашке моего отца, Полинка радовалась жизни. Как-то раз ее парень приехал за ней на крутом мотоцикле. Она с восторгом надела шлем и запрыгнула сзади. Отсалютовав нам, парочка уехала. Мы стояли на крыльце втроем: я, Белла и Миша. Парень Беллки с курса постарше сегодня был в другом корпусе.
– О, на жужжалке-то на какой приехал! Лишь бы не в столб!
– Сплюнь! – Посоветовала я.
Мимо прошли несколько студентов, окинув нас вопросительно-удивленными взглядами.
– Когда они уже таращиться перестанут? – Спросила я. Меня напрягало всеобщее внимание. Любому нравится быть в центре, но все имеет свои пределы.
– Это они на меня смотрят. – Прищурившись на солнце, сказала Белла. – Ну что на тебя смотреть-то? А вот я в платье новом!
Мы переглянулись с улыбками. Миша сказал, что привык к всеобщему вниманию, когда стал преподавать и читать лекции. Поначалу страшно, а потом начинаешь чувствовать себя главным.
– Как там говорит твоя подруга в этих случаях?
– Забей! – Подсказала Белла. Миша кивнул. – Действительно, Агат! Видишь, дядя Миша забил!
Последнее время она взяла на себя смелость называть Золотко именно так. Он не протестовал. Миша показательно для зевак и любителей сплетен предложил мне взять его под руку, и мы направились к остановке. Пусть смотрят, я счастлива рядом с ним, я его родной человек. А то, что вам выдает ваше воображение – не моя проблема. Камень тепло лежал на груди, я взяла его пальцами и сжала. Этот кусочек моего сердца останется со мной, а второй – отдан Мише. И он относится к нему очень аккуратно и бережно. Я бросила на него взгляд, он рассказывал о чем-то интересном, Беллка хохотала. Мой любимый анатом, выпускник стоматологического факультета. Когда-то он тоже ходил по этим дорожкам студентом, боялся колков и преподавателей. Мечтал ли он ходить здесь доцентом? Вряд ли.
– Агата? Задумалась? – Я моргнула. – Лера тебя на дачу зовет, поедешь?
Я с улыбкой кивнула. Если бы жизнь предложили прожить еще один раз, я бы все равно кинулась ему на шею. И спасибо огромное тому человеку, который решил поставить нашим анатомом Михаила Ивановича Золотухина. Он меня научил не только анатомии, но и жизни. Я расплывалась в невесомой улыбке. Как там говорится, он только пересек порог учебной комнаты, и тут началось… началась моя история любви. Появилось мое Золото и обрамило дикий камень. Теперь он стал похож на драгоценный. У каждого человека свое золото, мое – челюстно-лицевой хирург с лукавой улыбкой и живыми глазами, и мне плевать, сколько ему лет, он от этого не становится хуже. А, если у вас другое мнение, то вы просто его не знаете, так как я знаю.
Мишина рука сжала мои пальцы. Очередной день в академии подошел к концу, но не подошел к концу срок обучения. Меня ждет еще столько интересного, и самое главное, у меня теперь есть проводник. Так что без нервов – все обязательно получится. Я верю в моего дедушку-блютуса и в нашу святую для студентов-медиков Alma Mater.
