Текст книги "Золото для Агаты (СИ)"
Автор книги: Александра Орлова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)
– Значит так, – сложив руки за спиной, он стал ходить перед нами, как тигр в клетке. – Ты возвращаешься домой. Плюс, если хочешь оставить без проблем академию, исполнишь еще одно мое желание.
Я взглядом спросила, что ему от меня надо. Он улыбнулся своей кровожадной улыбкой, и я так же без слов все поняла: отец хочет, чтобы я бросила академию и поехала учиться в столицу, или еще лучше, в другую страну.
– Нет!
– Подумай, каким ударом это будет для кафедры, да и для вуза в целом.
Миша в молчании наблюдал нашу беседу. Я оглянулась на него. Растерянный и сутулый, с проседью в темных волосах, с мягкими, податливыми губами, теплыми руками, заботливым и ласковым взглядом голубых глаз. Сердце сжалось. Я не имею права ломать его жизнь.
– Я сделаю все, что ты скажешь. – Поломанным голосом сказала я. – Только не ломай невинную жизнь.
– Вот и славненько! – Он опять оскалился, на улыбку это не походило, мечта стоматолога. – Жду тебя дома.
Когда Ламборджини отца отъехала, я бросилась Мише на шею.
– Что это было?.. – только и спросил он.
– Я тебе потом все объясню, – шептала я, – просто знай, что я люблю тебя, ты самый дорогой для меня человек. Надо бежать… у меня две минуты до истории, пока.
Я наслепо чмокнула его в губы, наплевав на приличия, и бросилась в корпус, в тень. По щекам хрустальными виноградинами текли слезы.
Глава 25. Взрослая девочка
Я забежала на второй этаж, судорожно смахивая капли направо и налево. Не могу сидеть на истории в таком состоянии. Сейчас же Миша поднимется! Сделав пару глубоких вдохов и звонко хлестнув себя по щекам, я чинно направилась на кафедру истории и общей психологии. Наша историчка – молодая девушка с темно-шоколадными вьющимися волосами, темными огромными глазами, пухлыми губами и любовью добираться до абсурдных деталей, уже сидела в мощном офисном кресле. Непонятно, кто и зачем его сюда приволок, но оно обитало тут уже давно. Я подошла к ней:
– Валентина Викторовна, мне плохо, можно я домой пойду?
Она взглянула на меня и, я сама напугалась. Глаза приобрели сходство с черными дырами. Она кивнула и сказала, что если мне станет лучше, я могу взять следующую тему у одногруппников.
– Я ее провожу! – Вызвалась Белла.
Мы вышли из кабинета и зависли у стендов с информацией для поступающих. Я с грустью погладила красную тканевую доску. В прошлом году сама приходила сюда не раз, читала списки документов, осматривала корпус и приставала к работникам академии с вопросами. А сейчас моя жизнь, только начавшая набирать обороты, тормозилась. Весь первый семестр я прорыдала, ничего не понимая ни в одном из предметов, с трудом сдала зачеты, с трясучкой ушла на практику. И только во втором семестре, после появления в моей жизни Миши, все наконец-то стало таким, каким должно было быть с самого начала. Я до крови прикусила губу и посмотрела в потолок. Да что же это такое!?
– Что случилось?
Мне не хотелось делиться. Опять эта информация уплывет к отцу. И снова я буду скандалить, не зная, кого больше ненавижу, Беллу или его. Пожалуй, его, Беллка не пытается выпнуть меня из родных стен.
– Это Леня виноват? – Тихонько уточнила она.
– Да, Разумов тебя возьми, Леня! – Взорвалась я. Холерики тем и прекрасны, вы никогда не знаете наверняка, из-за какой мелочи они начнут выливать на вас свое мусорное ведро переполненной души. – Белл, вот только объясни, чего ты хочешь добиться? И моего и его расположения? Ни хрена у тебя не выйдет! С тем же успехом можешь одновременно тусить в клубе и учить БХ! Вы достали меня своими проблемами и желаниями! Хоть раз спросите, чего я хочу! Не так уж и много!
Я сползла по стене на корточки и закрыла лицо руками. Мне было тошно, хотелось завалиться на кровать в своей комнате и реветь всю ночь напролет. А лучше… обнять Золотко и пожаловаться ему на жестокий мир. От последней мысли стало еще больнее.
– Нам ничего не светит. Пора вырасти, ты взрослая девочка. Ни я с биохимиком, ни ты с анатомом, никогда не будем вместе.
– А ты попробуй не домогаться до него в открытую.
– Что?.. Откуда?..
– У меня свои каналы. – Я с трудом поднялась на ноги, меня шатало, голова кружилась, во рту остался мерзкий железный привкус крови. Хотелось наесться цианидов и закончить уже всю эту ерунду под названием жизнь. – Все, мне пора.
– Я тебя провожу.
– Иди на пару! – Белла попыталась взять меня за руку, я отбила ее. – Итак бываешь там только телесно!
Пошатываясь, я добрела до остановки, и в каком-то совершенно неадекватном состоянии добралась до дома. Стоило пересечь порог комнаты, как слабость тут же накрыла меня с головой. Я упала прямо на пол, больно ударившись коленями, и повалилась на бок, подтягивая к себе ноги. Слезы брызнули как из поливальных шлангов. Что я наделала?! Главное, что решение принято верное, и Миша будет в безопасности. А мне придется исполнить желание отца и уехать из города. Сердце разрывалось на куски. Я никогда больше не увижу его, не смогу взять за руку и посмотреть в эти живые глаза. Не нужно было вообще затевать эту историю. Сидела бы просто на парах и пускала слюни на прекрасного препода. Да я бы и недели не вытерпела! Бурная фантазия мгновенно создала в голове картинку: Миша не знает, кто я, он открывает свой кабинет, а там, в петле мерно покачивается молодое тело. Он зовет Кравчук, они вызывают полицию и удивляются «Такая молодая, чего не жилось?». Откуда эти дурацкие мысли? Я ведь не смогу покончить с собой, просто испугаюсь. Наверное, когда-нибудь я научусь жить без Миши…
Я нашла в себе силы подняться только к вечеру. Мамы дома еще не было, а отец ужинал в компании… Разумова. Увидев меня, он поднялся на ноги. В глазах повисло волнение.
– Ужинать будешь? – Спросил отец скорее для проформы, чем из заботы.
– Нет. – Я бросила взгляд на биохимика. Он все равно узнает, так чего скрывать все и делать из этого тайну века. – Я хочу поговорить насчет нашего с тобой компромисса.
Отец сбросил с глаз воображаемые волосы, на самом деле, они были идеально уложены, и кивнул на место напротив БХ, сам он сидел во главе стола. Я молча села.
– Вуз можешь выбрать сама, Питер, Москва, куда тебя больше тянет. Проблемы с переводом я решу. Думаю, к концу недели смогу взять тебе билет. Поначалу просто послушаешь, город посмотришь, познакомишься с кем-нибудь.
– Хорошо. – Безразлично ответила я, зажав ладони между колен и подняв плечи. Мне действительно было все равно, хоть на северный полюс. Там Миши не будет, а, следовательно, исчезнет и Агата. Ее создадут заново уже там, но этой девочки с вечно бушующими эмоциями и безграничной любовью больше не будет. Ее убили совсем недавно, и труп, еще теплый, вскоре начнет разлагаться. – И ты навсегда забудешь о существовании Миши.
– Как и ты! – Он отсалютовал мне бокалом красного вина. – Что за отвратительные желания? Меня тошнит от омерзения! Надо будет нанять тебе психотерапевта.
Психотерапевт застрелится из именного ПМ после часового рассказа о прелестях Миши.
– Агата уезжает учиться в другой город? – Осторожно влез Разумов. Он уже понял мое настроение и старался не волновать меня лишний раз. Я бросила на него взгляд и почувствовала, что мне становится еще хуже. Меньше всего я хотела видеть в них жалость.
– Представь себе! Поняла, что академия, извини меня, Саша, дыра, и что образование нужно получать столице.
– У нас неплохой уровень.
– Неплохой, а нужен – потрясающий! Правда, девочка? Она взрослая, имеет право сама принимать решения.
Я сжала кулаки и зубы, чтобы не вскочить и не придушить его прямо за столом. Как он смеет говорить о решениях? Как он смеет говорить о выборе, загоняя меня в рамки спичечного коробка? И почему я, в самом деле, не родилась в семье Золотухина?!
Зазвонил телефон где-то наверху. Отец извинился и вышел, оставив нас с Разумовым. Он тут же наклонился ко мне.
– У тебя глаза, словно ты неделю не просыхала.
– А хорошо бы! – Откликнулась я. На столе стояла открытая бутылка вина, стакан налил себе отец, пол стакана было и у биохимика. Я схватила ее и сделала несколько больших глотков. Ее резко дернули у меня из рук, немного расплескав на стол.
– Совсем что ли? Жертва метаболизма нейромедиаторов! – Он убрал вино подальше и вытер лужу на столе. Я грустно улыбнулась его ругательству. Горло жгло от быстро поглощённого спирта. – Давай рассказывай, что случилось!
– Вам, что тоже нужна блютуз-гарнитура? Все было сказано за столом.
Повисло молчание. Я уже совсем наплевала на приличия. Все равно скоро меня не будет в этой академии, так чего я должна напрягаться?
– А… Миша тут каким боком?
– И правым, и левым, и передом, и задом. Или он, или я. Третьего не дано! – Я глянула в глаза Раузмову. Он смотрел на меня жалостливо, и в то же время, с выражением лица психиатра, сомневающегося в душевном здоровье пришедшего на обследование пациента. – Был выбор – я его сделала. – Я вздохнула. Боль немного отступила, не может же мой организм все время меня мучить, осталась пустота. И она требовала чужих эмоций, чужой боли. – Знаете, а я буду скучать! – Я нахально хлопнула его по плечу, в голове расстилался туман. – Кто еще будет надо мной издеваться и называть дебиленком?
– Ты когда ела последний раз?
– Да кто ж его знает? – Я засмеялась, свесив голову через спинку стула. – Где-то между гистой и анатой!
– Таак…
Голова кружилась, я смотрела в потолок, который как-то странно перевернулся, меня подкинули, а потом я поняла, что куда-то перемещаюсь. Да это же Разумов тащит меня наверх! На руках! Я крепко вцепилась ему в рукава рубашки и заболтала ногами, мозг уже работал по своей воле.
– А знаешь, как давно я последний раз развлекалась? Он же меня вечно отталкивал! Ну, что я некрасивая? Непривлекательная?
– Красивая и привлекательная! Только усталая!
– Нашел время! – Голос отца. – Она что напилась?
– Не без этого. – Биохимик честно пытался меня удержать, но я вывернулась и некрепко встала ногами на пол. Он прижимал меня к себе, чтобы я не упала.
– Мне нужно уехать.
– Я присмотрю за ней. – Они пожали друг другу руки.
Я с трудом переставляла ноги, поднимаясь в свою комнату, биохимик страховал меня, стараясь не дать мне впечататься носом в пол или в стену. Я открыла свою дверь и вошла в комнату.
– Да осторожней ты! Как же тебя торкнуло-то! Вроде вино обычное… хотя…
Я улыбнулась и положила руки ему на плечи, повалилась почти всем весом, стоять было трудно, голод, алкоголь, недостаток эндорфинов от долго отсутствия мужчины в жизни.
– Хочешь остаться?
– Я итак останусь. – Он был явно удивлен моим нахальством, хотя чего только не творят пьяные.
– Возьми меня!
– Что?.. – Он захлебнулся воздухом и крепче сжал руки. Я впилась губами в его, он царапнул меня по спине, ненадолго прижал к себе и оттолкнул. – Конечно, только ты отдохни сначала. Тебе ведь много сил понадобится! – Он ухмыльнулся. – Ложись, отдохни.
Я уже не могла распознавать правду и ложь и покорно упала на кровать.
* * *
Что за ерунда?! Почему у меня по внутренней стенке черепа долбят молотком? Я сжала голову руками и зажмурилась со стоном. Попыталась вздохнуть и закашляла, во рту, словно караван верблюдов прошелся! А как еще объяснить такое количество песка?
– Водички? – Ухмылка слышалась даже в голосе. Мне протянули стакан воды, который я осушила в два глотка. Улыбающийся Разумов налил мне еще, все повторилось. Потом он осторожно опустился на край моей постели и погладил меня по горящей голове:
– Ну что, взять тебя?
– Чего? – Я отскочила на край и чуть не свалилась с кровати, он успел поймать меня за запястье.
– Ты так умоляла меня вечером устроить тебе ночь любви! – Не унимался он. – И где моя страстная девочка? Я хочу обещанного! – Он потянулся ко мне.
Я с криком соскочила с кровати.
– Псих что ли? Какая ночь любви!? – Я бросилась в ванную, меня затошнило. Фу! Фу! Фу!
Меня сопроводил звонкий хохот. Когда я вышла из ванной, более или менее причесанная, умывшаяся и свежая, биохимик разливал по чашкам кофе. Увидев его, я нырнула обратно в ванную. Мало ли!
– Да ладно, пошутил я! Какая трусиха! Я тебя вчера кое-как от себя отлепил, маленькая развратница!
Я вышла из ванной и плотнее запахнулась в халат. Уселась за стол и приняла чашку дымящегося кофе.
– Спасибо. И… извините за… за мое поведение. – Мне действительно было стыдно. Кусками мозг выдавал события вчерашнего вечера. Я ведь, о нет! Я могла действительно оказаться с ним в постели! Как хорошо, что в академии работают только высокоморальные люди.
– Да ладно! – Вполне искренне отмахнулся он. – Об этом никто не узнает. – Он даже подмигнул мне. Если…
Я подняла брови. Еще один шантажист нашёлся.
– Какой была бы реакция, если бы проснувшись, ты обнаружила рядом меня? У меня просто руки чесались так сделать, но я решил, что не стоит тебя так сильно нервировать.
– Я бы уже полдома разнесла, – подумав, сказала я, не в силах сдержать улыбку, – потом… лупила бы вас за проявленную неосмотрительность и ругала за решение воспользоваться моей беззащитностью.
– Ничего себе беззащитность! Ты на мне чуть клеймо когтями не оставила!
Мы немного посмеялись, разворачивая эту тему. Это странно, вот так общаться с преподавателем. Впрочем, теперь он не совсем препод. По крайней мере, для меня.
– А времени сколько? – Встрепенулась я.
– Около одиннадцати.
– А пары-то! – Я подскочила и стала бегать по квартире в поисках своих вещей. Разумов мне не мешал. Через пару минут, допив кофе, он поднялся со стула и, потянувшись, сказал:
– Мне вот только интересно, какие это у тебя пары в воскресенье утром? Нет, может, конечно, у вас с Золотухиным свои занятия… дополнительные! – Последнее слово было произнесено потрясающе пошлым тоном.
Я уже была наполовину собрана:
– А раньше никак нельзя было это сказать?
– Я пил кофе.
Я не выдержала и хлестанула его рукавом кофты. У меня будут болеть скуловые мышцы.
– Теперь я не удивляюсь, почему ты заинтересовала этого престарелого стоматолога, такую эмоциональную особу я еще не видал!
– Кто бы говорил! – Не сдержалась я.
– А теперь по-серьезному, что же все-таки случилось, и почему ты свои проблемы стала решать алкоголем, ведь взрослая девочка?
Я выдохнула, и, усевшись, на диван, все в подробностях ему рассказала. Это было так естественно, что я просто болтала все, что думала. Выслушав меня, Разумов только развел руками:
– Потрясающая наглость! Свою же собственную дочь. Кстати, он как ушел, так его всю ночь и не было.
– Что мне делать?
– То, что тебе кажется правильным. Ты приняла тяжелое решение. – Я цокнула языком и ответила, что любая на моем месте сделала бы так же. – Нет, не любая, Агата. Ты готова пожертвовать собой, а готов ли тот же Золотухин продать себя для твоего блага?
– Да… – не очень уверенно сказала я.
– У тебя еще есть время. Присмотрись, стоит ли твоя жертва такой платы.
Он объяснил, что имеет в виду. Не отговаривает меня спасать Мишу, просто просит поискать еще пути, выход есть из любой ситуации. От моего отъезда никому, кроме отца, лучше не станет. Вот и нужно попытаться найти решение. Я ведь уже взрослая девочка.
Глава 26. Заранее не прощаются
Слова Разумова заставили меня задуматься. А действительно, кто обрадуется моему отъезду? Мама будет скучать, она итак видит меня не чаще, чем по выходным, и то по своим, когда на работе можно чуть-чуть продохнуть от трупов. Подруги… вот уж не знаю, сколько продлится их тоска, спокойная Полина, может, даже немного поплакала бы со мной в честь отъезда, Белла – вообще без вариантов. Миша. Вот уж кого я не хочу оставлять, он стал частью моей жизни, даже оставаясь на расстоянии. И самое отвратительное – я уже начала к этому привыкать! Да что там, даже Разумов, думаю, будет скучать, над кем еще ему будет так сладко измываться?
Но ничего не поделаешь. Либо я выставляю всю эту историю на всеобщее обозрение, либо просто тихо уезжаю. Хочу попрощаться с Мишей и с академией. Она все-таки стала моим домом, несмотря на всю ерунду с учебным планом, сумасшедшие сроки сдачи и темпы учебы. Я прижилось, привыкла к странному медицинскому климату и юмору. И это все – заслуга стоматолога с кафедры нормальной анатомии человека.
Постепенно выяснилось, что билеты в Питер (я решила связать свою жизнь с Павловкой, раз уж на то пошло) отец взял на следующие выходные. Неделю я могла прощаться с академией. Я сидела подавленная, не зная, куда бросаться.
Главный корпус. Желтый, приветливый, новый. Турникеты, странные гардеробщицы со своими правилами, ларьки и буфеты. Большой холл, лекционки, актовый, кафедры. На четвертом этаже расположился Разумов, летающий по коридорам со скоростью супермена. На пятый этаж мне уже не попасть – до физиологии в этом вузе я не добралась, как и до фармы.
Два корпуса, которые встречают тебя после тряски в маршрутке. Один с подвалом, столовой и конференц-залом, там проходит биология. Начева с червями, спокойная латынь. А вот и мой морф корпус, любимый. Особенно кафедра на втором этаже, небольшая, с вечным отдаленным запахом формалина, студентами в наглухо застегнутых халатах и шапках. Кастрюли с органами по углам, с мозгами – в кабинете Миши. Я решила, что в субботу не поеду сюда, слишком больно будет остаться на анату, а потом на препаровку. Я не выдержу. Закончу академию физикой в пятницу. Как раз попрощаюсь с кураторшей. Бойкая тетка, классная, не стесняется выражать свои чувства, я бы, наверное, так не смогла. Мне будет не хватать ее непосредственности.
Во вторник я сидела на анатомии почти в слезах, старалась улыбаться, и еще более жадно разглядывала Мишу. Худенький, астеничный, со сведенными плечами, в белом халате и шапке стояком. Морщинки у глаз напоминают мне зрительную лучистость в мозге, губы, изгибающиеся в усмешке, и, конечно же, его потрясающей красоты и живости глаза. В них он весь. Голос сводил меня с ума. Я сжала руку в кулак, и облизнула губы. Вот и все. Беллка написала смску.
«Твой отец рассказал мне о твоем отъезде. Тебе надоела академия?»
«Да. Дыра».
«А как же Золотко?» – Я чуть не застонала. Она не понимает, что еще секунда, и я с криками брошусь ему на шею и зацелую.
«Окислилось».
«По-моему, ты не по своей воле едешь».
«С чего ты взяла?»
«А чего такая, словно тебя скоро на эшафот поведут? Он это устроил, я уверена».
«Гениально!»
«Я ушла от него, он козел», – Я бросила на подругу удивленный взгляд. Неужели? Жаль мать не наставила ему рога.
«Я вообще не понимаю, как ты могла с ним встречаться! Это же фу фу фу!»
«Фу фу фу – это секс с Золотухиным!»
«Это – да да да!»
Белла сделала вид, что ее стошнило в лоток с мозгами.
– Белла Викторовна, что такое? Не нравится? А вот идите и покажите нам проекционный центр зрения!
Она фыркнула и вышла. Ответила на «три» с трудом. И то, потому что слушала, что я показывала перед парой. После нее Миша подозвал меня к себе.
– Ты сегодня хуже медузы. Что там было в субботу?
Я постаралась как можно небрежнее отмахнуться.
– Я звонил, ты была недоступна.
– Мы решали семейные проблемы. – Спокойно ответила я, в кармане сжимая кулаки от боли в сердце.
– Решили.
– Вполне.
– Я принес твои вещи. Они у меня в кабинете. – Как-то грустно сказал Миша. – Без тебя дома стало слишком тихо…
Я не выдержала и обняла его, поднявшись на носочки. Завтра ни шагу на кафедру анатомии! Даже если в туалет захочется, схожу в мужской на гисту. Я не смогу его отпустить, просто сил не хватит. Снова напросились слезы, я уткнулась носом в его плечо. Его руки с готовностью гладили меня по спине. Он чувствовал, что что-то происходит, а как без этого? Просто не спрашивал, прекрасно знал, что я не отвечу. Я просто физически не смогу это озвучить, а если смогу, все рухнет тут же. Я уже никуда не поеду. Его жизнь никогда не развалится. Не из-за меня. Я итак внесла в нее слишком много сумбура. Мне ужасно захотелось сказать ему все то, что было на душе. Я немного отодвинулась и заглянула в его глаза. Он жалел меня, он боялся за меня, на лбу морщины стали глубже.
– Это были лучшие полгода в моей жизни. Ты сделал их такими, ты вернул меня к жизни, как спящую красавицу. – Я уже не могла справиться со слезами. Голос стал тише, прерывался. – Я никогда… не чувствовала себя такой счастливой…
Я стерла слезы ладонью, Миша осторожно провел пальцами по моей щеке.
– Я с тобой стал мальчишкой. – Ответил он. – Глупости постоянно делаю.
– Я так тебя люблю! Я смирилась с положением дочери!
Я опять оказалась в его объятиях.
– Ты всегда будешь для меня, как дочка! Мой дом – твой дом. И… – мы опять посмотрели друг на друга. – Что бы тебя так не расстроило, знай, я всегда буду с тобой, если ты этого захочешь. – Его рука осторожно легла на мою грудь, отыскивая часто бьющееся сердце, я сжала ее своими холодными ладошками.
Я отрывала от себя кусок плоти. Со всем: мышцами, сосудами и нервами. Когда-нибудь эта дыра зарубцуется, но пока она будет причинять мне боль. Я не смогу спокойно жить. Мы стояли и просто смотрели друг на друга, по моим щекам текли слезы, капая на халат, смазалась тушь, я крепко сжимала его руку. Миша грустно смотрел на меня, он не мог мне помочь, и это сильно его терзало. Подходило время. Я попросила забрать вещи. Мы вышли из кабинета за руки и чуть не сбили Кравчук.
– Михал Иваныч, ой… извините!
– Минутку, Елена Игоревна.
Она бросила на меня быстрый взгляд, но тут же отвела его. Я удивилась: она не пыталась узнать, что происходит. Насколько человек уважает жизни других. Забрав сумку, я еще раз обняла Мишу.
– Золотой. Ты действительно золотой!
– А ты действительно Агат. – Я слегка улыбнулась и одним взглядом спросила почему. – Камень яркий, везде видно, среди всех.
Я попрощалась с ним. Никогда не забуду момент, когда моя ладошка выскальзывала из его, я переступала порог кабинета. В глазах тут же потемнело. Сумка оттянула руку. Я постаралась спокойно дойти до выхода с кафедры и только там завалилась на стенку. Нет! Истерика подступила слишком быстро. Я ревела прямо сидя на лестнице. Ко мне подходили, но я только качала головой. Угроза повисла, когда с кафедры вышел Наумыч, вот тогда я поспешила улинять. Мало ли, что придет в его седую, почти лысую голову?
Начева разрешила мне войти без вопросов. Видок у меня был явно не сахарный. На вопросы я отвечала, что переработала с формалином, а от него глаза слезятся.
До остановки меня провожали Белла с Полиной. Мне было все равно, что происходит вокруг.
– Агат, ты ему все рассказала? Он тебя отправил в больничку лечиться?
– Типа того. – Решив не спорить и не придумывать, ответила я.
– Бедная девочка! Ну, пойми, он уже дедок! Того и гляди на пенсии дома будет телевизор смотреть да носки штопать. А ты молодая и красивая.
И безнадежно влюбленная в самого потрясающего препода академии. И моя любовь оказалась разрушительной для меня самой. Это уже чересчур.
Домой завалилась никакующая. В среду на парах не была. Хотя лекцию Кравчук пропускать было обидно. Она понимающая, мягкая и справедливая. Всегда верит в своих студентов, даже в самых бестолковых. В четверг лекция по биохимии, на нее я пришла. Подруги с жалостью на меня смотрели, я заранее предупредила их – слово, и я не посмотрю, что они девочки. Разумов как всегда оживленно рассказывал всякие смешные вещи. Да еще я не выдержала и вклинилась в лекцию. Кто меня за язык тянул.
– Стимул для работы нужен всем! – Рассуждал биохимик. – Кому-то кнут, кому-то пряник!
– Не всегда!
– А у тебя какой стимул? – А то он не знал этого.
– Не скажу.
– Среди молекул тоже есть извращенцы! – Пожал плечами БХ и продолжил лекцию.
Мои подруги валялись со смеху, даже я засмеялась. Это было так потрясающе, так обычно и банально. А что? Разумов опять хохотал надо мной, прекрасно зная мою страсть к анатому.
В пятницу на паре он тоже не забыл сделать свою обычную гадость – спросить меня и посмеяться. Что ж, это мой последний день в академии. На перерыве он тихо, чтобы никто не слышал, попросил меня пойти с ним. Как и в случае с Мишей, это все было законспирировано. Мы зашли к нему в кабинет, он как всегда был завален книгами. БХ стал рыться в своих стопках.
– А вот! Я недавно купил новый учебник, мне он понравился, понятный и яркий, вы, девочки, такое любите. Не знаю, как вы будете изучить биохимию там, но это должно тебе облегчить процесс восприятия.
Он протянул мне желто-бордовую книгу формата А4. Я взяла ее в руки и открыла, действительно, красочная и яркая.
– Нет, что вы! Ну, зачем?
– Затем! Твоего мнения, уж извини, спрашивать не буду. На память. – Он усмехнулся. – Скучно без тебя будет, Соколова.
– Спасибо. И как мне расплатиться за учебник?
– Не надо цветов, возьму натурой! – Отозвался Разумов. – Чтобы училась хорошо! – Погрозил он мне.
Меня эта ситуация как-то растрогала. Я улыбалась, пока биохимик рассказывал мне о важности базы в меде. Не выдержала и обняла его за шею свободной рукой. Он удивился и по-отцовски погладил меня по спине.
– Я буду скучать. Кто будет выносить мне мозг?
– Найдутся люди.
Смешной он все-таки, невысокий, похож на медвежонка, с забавными ушами, кругами под глазами и быстрым взглядом, таким подкалывающим и одновременно нежным и ободряющим.
Книжка действительно оказалась потрясающей. Я поняла это дома, пролистав ее по темам и рассмотрев кучу иллюстраций. Вокруг меня стоял бардак. На кровати, застеленной стеганным детским одеялом, лежал открытый чемодан, на половину заполненный вещами. Я разбирала свои конспекты, пытаясь понять, что мне пригодится, а что можно не брать. Завтра весь день проведу лежа, буду смотреть в потолок и думать о своих ошибках. Больше никогда не подойду к преподу ближе, чем на расстояние вытянутой руки. А то еще опять влюблюсь и наживу себе проблем. Вещи тоже вывалены, платья, джинсы, никогда не думала, что у меня столько тряпья. Сейчас, не задумываясь, променяла бы его на возможность побыть здесь еще недельку.
Устав от сборов, я вышла из комнаты и немного пошаталась по дому. На диване я любила учить уроки, думая о Мише. Тут же я ругалась с биохимиком. Я подошла к фортепиано и провела пальцами по его клавишам, они загудели в ответ. А почему бы и нет? Настроение как раз в тему. Я уселась, и пальцы послушно запрыгали по клавишам. Первой в голову пришла песня, которую я уже давно не вспоминала. Она была у меня в плейлисте, но я слушала ее редко. Грустная, со стуком сердца. Я запела, чтобы он остался со мной, не оставлял меня, что я строила свой мир вокруг него, и теперь у меня не получится жить одной. Я стою с твоей фотографией в руках и прошу тебя остаться. Эта история в моей голове – история разбитого сердца. Я стою в темноте и жду…
Пока я пела во весь голос, мне было не так больно, я выпускала свою боль наружу, она была рядом, но не во мне. Стоило песне закончиться, как она со звоном пронзила грудину и ворвалась обратно в сердце.
– Браво! – Я вздрогнула. В дверях стояла мама с тряпкой в руках. Вот уж что в этом доме нельзя увидеть. – Всегда восхищалась твоим голосом. А в детстве ты не любила петь, упиралась, когда отец заставлял тебя заниматься.
– Я и сейчас упираюсь, если он заставляет меня чем-нибудь заниматься. Ты дома?
– У меня отпуск. – Я растерянно смотрела на нее. – Я ведь говорила… ты могла и не услышать, в таком-то состоянии.
– Что ты делаешь? – Мама подошла ко мне, я опустила крышку на клавиши, и она чуть присела на нее.
– Пытаюсь мыть окно. Но, видимо, это мне дается хуже, чем допросы. – Она провела рукой по моей щеке. – Бедная моя девочка… ты ведь просто любишь…
Я с непониманием и изумлением на нее посмотрела.
– Не думай, что я ничего не знаю. Порой я вижу, что происходит в доме. Да и отец рассказывает. Хотя из его уст не все правда.
– И тебе не удивляет мой… выбор? – Осторожно заинтересовалась я.
– Удивляет, конечно, хотя судя по тому, как Леня его костерит, он потрясающий человек.
– Это точно! – Я принялась рассказывать, уже совершенно не стесняясь, маме можно знать, что я чувствую, чего я хотела, и что у меня получилось или нет. Она не перебивала, только улыбалась и качала головой местами.
– Он самый необыкновенный из всех, о ком я слышала. А опыт у меня не маленький, можешь поверить. Такой моральный. А ты… вся в отца! Вот скажи, ты действительно собираешься уехать?
– А что мне делать? Он погубит мишину жизнь!
Мама отмахнулась, слегка сморщив лицо.
– Он и мою маму так выжил, когда они перестали сходиться во взглядах, а потом пригрозил ей своими связями, она была вынуждена оставить меня, отказаться и уехать.
– Я знаю, Агат.
Я сжала свой камень. Это она мне оставила. Мой талисман. Галя – не моя биологическая мать, ее последний раз я видела года в три. Потом появилась Галя. Отец долго ее завоевывал, даже не знаю, как она поддалась. Впрочем, Соколов умеет быть обаятельным, когда хочет. Она стала мне родным человеком, помогала не свихнуться в этой психушке отцовского тиранства.
– Но она могла бы побороться. За тех, кого мы любим, стоит бороться.
– Я так и делаю. Я оберегаю его.
– Если ты уедешь, ему будет плохо. – Резонно сказала мама.
– Но…
– Послушай. Что он хочет сделать? Отнести в ректорат твои наброски? Ты помнишь его положение? Это будет скандал, а скандал твоему отцу может быть и не полезен. Конечно, можно обвинить академию, однако я сомневаюсь, что она не будет защищать своего преподавателя, тем более заведующего кафедрой, тем более невиновного. Да и что собственно случилось? Ты совершеннолетняя, вы не в школе. Я думаю, он тебя просто пугает.
– А если он скажет Лере?
– И кому Лера поверит больше? Мужу, с которым живет столько лет и который для нее идеальный, или какому-то незнакомому дядьке?
Я совершенно растерялась. Мама никогда не вмешивалась в его дела. Она занималась своими, а отец мирно строил планы мирового господства прямо у нее под боком. Хотя раньше все не было так серьезно. Меня не пытались отправить в другой город прицельным пинком. Она изменилась, взгляд стал уверенным, как на допросах, осанка гордой. Львица, королева следственного комитета.
– Я, наверное, не должна одобрять твоего увлечения. Однако твой… дядя Миша проделал столько тяжелейшей воспитательной работы, на которую твой отец постоянно плевал, а я не находила времени. Тебе нужен такой человек, который сможет тебя поддержать. Соколов не лучший отец.
– Зачем ты вышла за него?
– Да кто б его знал! Это так давно было, влюбилась.
– Что ты мне предлагаешь? – Уже более деловито спросила я, чувствуя, как ослабевает петля на шее.
– Остаться. В очередной раз сделать по-своему. Только на этот раз ты будешь не одна. Я буду с тобой. А, если Соколова сорвет с катушек слишком сильно, на нашей стороне будет весь следственный комитет и еще десяток силовых структур.