Текст книги "Ловец ласточек (СИ)"

Автор книги: Александра Рябова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

Я подняла глаза и увидела усыпанное звёздами иссиня-чёрное небо. Даже заключённое в рамку кирпичных стен, оно казалось бесконечно широким, и его бездонная глубина с пугающей силой притягивала меня. Куда я должна была смотреть? Первая звезда могла упасть в любой момент, и я спешно придумывала подходящее желание.

Что-то блеснуло на краю взора. Я перевела взгляд: белая искра дугой скользнула по небу, прочертив след, растворившийся в ту же секунду. Толпа всколыхнулась, взревела, и я зажала ладонями уши. Звёзды падали одна за другой, подобно дождю. Ночная темнота расступилась. И хотя мне не удалось выразить желание словами, его тёплый огонёк, занявшийся в моей душе, давал надежду. Я вдохнула с такой лёгкостью, как никогда прежде не дышала.

Наступил новый год.

– По легенде, – заговорил вдруг Петер, – там, куда упали звёзды, рождаются самоцветы. Поэтому звездопад не просто красивое явления, он символизирует дары Владыки.

– Не думала, что тебе такое интересно.

Он мотнул головой.

– Не интересно. Просто Фани часто об этом рассказывала.

Я представила её невысокую фигурку, тянущуюся вверх, будто в стремлении оторваться от земли. Видела ли она то же небо, что и мы? Где бы она ни находилась, была ли счастлива в ту минуту? И я загадала, чтобы её желание непременно сбылось, чтобы одна из бессчётного числа звёзд, мелькавших надо мной, пролетела перед её сверкающими глазами.

Звездопад кончился. Зажглись фонари, и уставшие люди стали расходиться. Воцарилась непривычная для новогодней ночи тишина – праздник завершился слишком скоро. Мне было немного грустно, как и всегда в начале года, за год ушедший, за всё то, что не успела сделать и осуществить. Столько всего случилось с тех пор, как я попала в Тьярну, но…

– Марта, не унывай, – Кир легонько толкнул меня в бок. – Всё образуется. Лучшее впереди.

Пусть то и были банальные фразы, на сердце потеплело, и я благодарно улыбнулась. Грусть не исчезла, отнюдь, она ощущалась ещё отчётливее, ещё больнее. Но теперь я знала, что она пройдёт.

Мы прибрались на кухне и вызвали такси. Копаясь в сумочке в поисках кошелька, я заметила, как что-то поблёскивало на дне. Подцепила пальцами – это оказался морион на тонком ремешке, талисман, который мне подарил Рей. Буроватый камень грел ладонь. Пока я задумчиво рассматривала и ощупывала грубую гравировку, меня окликнула Мария.

– У тебя будет десять свободных минут?

– Такси вот-вот приедет. Что-то срочное?

– Кое-кто хочет тебя увидеть.

Он стоял на заднем дворе неподвижной тенью. Я застыла у двери, сжала в руке талисман, словно бы это могло придать мне сил. Шаркнула сапогом, и звук получился неожиданно громким. Он обернулся. На его правом виске больше не было белой пряди.

– Рад встрече, – чуть улыбнулся Бертран.

– Угу, – кивнула я и спрятала глаза: боялась, что он обидится, увидев в моём взгляде жалость. Язык не поворачивался что-либо спрашивать.

– Я пришёл попрощаться.

Земля под ногами качнулась. Бертран молча придержал меня за локоть.

– Куда ты уходишь? – с трудом произнесла я.

– Далеко-далеко, где меня никто не найдёт.

– И мы больше никогда?..

– К сожалению, нет.

С заднего двора, вдали от фонарей и в окружении тёмных окон, звёзды представали яркими. Я знала это небо, такое же, как в моём мире. И созвездия, хотя я не могла вспомнить ни одного, были те же.

– Не вини себя ни за что, – сказал Бертран. – Со мной, как видишь, всё хорошо. Я не пропаду, поэтому не терзайся. А лучше забудь обо мне.

– Не хочу. Больше я не хочу ничего забывать.

– Тогда… – Он вытянул из кармана белое перо. – Возьми. На память. С помощью такого же пера Лукия звала меня. Правда, теперь я буду слишком далеко, чтобы прилететь на твой зов.

Я трепетно заключила перо меж ладонями, вместе с талисманом.

– Прощай, – сказал Бертран.

Я не произнесла ни звука.

Вспышка – и ворон, громко хлопая крыльями, скрылся в вышине. Я не разглядела его силуэт на чёрном небе. Мне лишь показалось, что потухла пара звёзд.

Воспоминание: Имя

По лугу гулял ветер, ласковый и тёплый в прогретом за день воздухе. Заходящее солнце красило высокие травы в золотисто-оранжевый, они трепетали, напоминая языки пламени. Окружённая мягким шуршанием, я вела рукой, пропуская злаки между пальцами, и широкие метёлки соцветий приятно щекотали кожу.

Голос сказал, что завтра меня заберут.

– Могу ли я отказаться?

«Когда придёт время, я спрошу, желаешь ли ты последовать за мной. Если откажешься, то больше никогда меня не услышишь».

Ветер принёс запах речной воды. Я прислушалась, но не различила птичьих песен в шелесте трав. Хотелось утонуть в них, упасть на спину и смотреть на небо сквозь трепещущие стебли. Лишь бы не думать о завтра.

Я обернулась: Тау был на вышке. Сидел на краю, свесив ноги, яркий в солнечных лучах и как будто счастливый. Возможно, я видела его таким в последний раз. В голове сами собой стали всплывать имена: Тимур, Тимофей, Тарас… Казалось, ни одно из них ему не подходит.

Поднимаясь на вышку, перед последним пролётом я остановилась. Тау что-то напевал. Мелодия дышала теплотой объятий и костровым жаром. И, хотя я не могла разобрать слов, они вдруг вспомнились мне, словно были давным-давно знакомы:

Как тебя зовут, летняя девушка?

Останешься ли ты, пока не придёт сентябрь

И не заберёт солнце из твоих светлых волос? (1)

Когда я ступила на площадку, песня смолкла. Тау стоял ко мне лицом и улыбался так, словно наконец дождался встречи. В груди защемило.

– Заслушалась?

– Ещё бы. Ты здорово поёшь.

Тау самодовольно хмыкнул, но глаза его сияли в смущении и радости, которые он пытался скрыть. А я в свою очередь не сумела скрыть тревогу.

– Выглядишь загруженной.

– Да, завтра важный день. Никак не могу отвлечься.

– Беспокойство ничего не изменит, правда ведь? Отдохни, пока есть возможность, насладись вечером – погода просто изумительная! А завтрашние заботы оставь завтрашней себе.

Оттого ли, что я безоговорочно верила ему, или же оттого, что хотела услышать эту очевидную истину из его уст, но моя тревога развеялась. Я положила расслабленные руки на перила.

Молча мы любовались закатом. Привычно задувающий под крышу ветер, запахи луга и реки, уже ставшие родными. Тогда на вышке, далеко от стен квартиры, что была центром моей жизни, я почувствовала себя как дома. Если бы время остановилось, если бы ничто больше не ждало меня впереди, а мечты и стремления никогда не осуществились, я бы не сожалела. Или так мне казалось. Почему моё тихое, безмятежное счастье отдавало горечью? Почему наполненность, которой мне так не хватало, ощущалась ненастоящей? Почему я была так благодарна и предана Тау, и почему от этих чувств так болело сердце?

– Скажи, Эн, почему ты не называешь своего имени?

Он застал меня врасплох. Было в этом вопросе что-то созвучное разочарованию.

– Однажды я возненавидела его настолько, что пожелала забыть. Чем меньше людей будет его знать, тем быстрее оно исчезнет.

– За что ты его возненавидела?

– За смысл, наверное, – пожала я плечами.

Тау вдохнул, словно собирался заговорить, но помедлил и рассеянно глянул на луг. Его черты помутнели и расплылись, точно промокший рисунок. Я протёрла глаза, и видение рассеялось.

– Меня учили, – начал Тау, – что имя является неотъемлемой частью человека. Отказаться от него – всё равно что отрезать руку. К тому же это подарок от родителей, самый первый, данный при рождении, поэтому его нужно ценить. Думаю, в любви к своему имени заключена и любовь к себе. Значит ли это, что ты ненавидишь саму себя?

– Может быть. Хотя я так мало из себя представляю, что во мне нечего ни любить, ни ненавидеть.

– Неправда, в тебе много всего замечательного. Например…

От резкого, взявшегося из ниоткуда порыва ветра в ушах зашумело, и я не расслышала, что сказал Тау. Но на душе потеплело.

– Знаешь, сейчас моё имя даже начинает мне нравится, – улыбнулась я. И, вдруг набравшись смелости, спросила: – Можно тебя поцеловать?

Тау не ответил. А мне померещилось, будто бы я уже не один раз целовала его.

– При следующей встрече давай познакомимся заново, – сказал он. – Пообещай, что назовёшь своё имя.

Дыхание перехватило. То единственное слово, упрямо рвавшееся наружу, я так и не смогла произнести: слишком страшно было нарушить данное ему обещание.

Мы стояли совсем близко к друг другу, но расстояние, разделявшее нас от прикосновения, было непреодолимо. И, хотя от обиды чуть саднило в груди, в ту минуту мне было достаточно просто смотреть вместе с ним на один и тот же закат.

–

1 – Из песни “Summer Girl” группы Family of the Year

Странники

Рут стояла возле пропускного пункта, переминаясь с ноги на ногу и утаптывая свежий снег. Завидев меня, она кивнула и шагнула навстречу. От серьёзности в выражении её лица я разволновалась до желания сбежать. Однако отступать было поздно.

– Главное, постарайся вести себя как можно более естественно, – с ледяным спокойствием говорила Рут. – Ты обратилась к Рыцарям за помощью и пришла на консультацию. Наш разговор будет записываться, поэтому придерживайся плана. Ну, готова?

Офис Рыцарей располагался в одном из старейших зданий Тьярны. Стены из тёмного кирпича, вытянутые окна, аркады и декоративные башенки – его строгое благородство, мрачное под пасмурным зимним небом, внушало страх, и я гадала, какие же секреты хранились за этими массивными дверями. Но просторный холл оказался неожиданно светлым, жизнь здесь кипела, заполняя пустоту под высоким потолком голосами, перестуками каблуков и телефонными трелями. Тревога притупилась.

На протяжении всего декабря я раздумывала, хочу ли знать правду. Потрясений с меня было достаточно, но в то же время предложение Лукии, эта ответная услуга, было своего рода последней волей, которую я не могла не уважить. Сомнения изнурили меня, к концу года лишив остатков моральных сил, поэтому я отложила решение и даже ненадолго забыла о нём.

Пока одним вечером в середине января не встретила у дверей агентства мужчину. Он смотрел на меня, как на последний лучик надежды, с мольбой, взывая к моей совести. И я выслушала его историю, до боли похожую на то, что мне уже доводилось слышать раньше.

– Наверное, глупо не верить Рыцарям, но это совсем не в её духе – исчезать вот так, – говорил он, сжимая в пальцах потрёпанный конверт. – Она взбалмошная, конечно, и нетерпеливая, но уйти не попрощавшись? Может быть, если бы я осмелился просить её руки, она бы осталась. Я подумал, вдруг она приходила сюда, вдруг вам что-то известно, но раз нет… не буду больше вам надоедать.

Он виновато улыбался, а я лишь беспомощно качала головой.

Его история напомнила о дневнике, который мне передала Лукия. Что же случилось с принцем Адамом и его невестой? Куда пропадали странники? Вопросы, точно домино, посыпались один за другим. Почему убили Лукию? Как в этом был замешан Бертран? Я не представляла, что заставило его улететь и от кого он хотел скрыться. Знала только, что однажды он отказался от Приглашения. Всё так или иначе упиралось в Приглашения.

Какой бы пугающей ни оказалась правда, я поняла, что нуждаюсь в ней. В конце концов, мне хотелось убедиться, что с Франтишкой всё хорошо. Поэтому я обратилась к Марии, чтобы через неё связаться с Рут.

По широкому коридору, кишевшему людьми в тёмно-синих костюмах, она проводила меня в приёмный кабинет. Когда я устроилась в кресле, Рут положила на столик между нами диктофон и, взяв планшет, села напротив.

– Госпожа Овертон, в первую очередь уведомляю вас, что не являюсь экспертом, и сегодня проведу с вами только предварительную беседу. По её результатам вам будет подобран подходящий специалист. В виде исключения я могу присутствовать на первых сеансах, если вам будет некомфортно наедине с незнакомым человеком. – Она сделала на листе несколько пометок и продолжила: – Теперь, пожалуйста, расскажите, что вас беспокоит. Вас не устраивают условия проживания или, может, отношение местных к вам? Нестрашно, если вы не дадите точного ответа, но и не стесняйтесь вдаваться в детали. Любая мелочь может быть полезна. Если вы ощущаете внутреннее противоречие, испытываете чувство потерянности или неудовлетворённости собой, не бойтесь это озвучить. Что бы вы сейчас ни рассказали, я не стану вас осуждать.

Всё то же, о чём рыцари любили спрашивать на инспекциях. Но если прежде я всегда отвечала уклончиво, то теперь должна была говорить откровенно. Хотя бы изображать откровенность. И пускай я многое умолчала, многое попросту не имела права упоминать, поистине честные слова о моих переживаниях с неприятной лёгкостью срывались с губ.

Беседа пролетела незаметно. Когда мы закончили, я, согласно плану, спросила, где находилась уборная. Рут жестом напомнила мне направление к архиву, но вместо того, чтобы на этом попрощаться, задержала меня на пороге, схватив за руку, и прошептала:

– Откуда у тебя это?

На запястье, которое она сжимала, болтался браслет с морионом. Я надела его на удачу.

– От Рея.

Рут еле слышно выругалась.

– В чём дело?

– Иди, – проигнорировав вопрос, она грубо подтолкнула меня в спину. – Времени мало.

Боязнь, что мою неумелую игру разоблачат, и лихорадочное повторение заученных кодовых фраз вскоре вытеснили мысли о странном поведении Рут. Осторожно озираясь и постоянно оправляя колющий шею шарф, я поднялась на второй этаж и повернула в левое крыло, совершенно не уверенная, что архив находился в той стороне. Таблички на дверях и номера кабинетов заставляли нервничать ещё больше, потому что среди них не было ни одного известного мне ориентира. Кое-как сохраняя самообладание, я молилась, чтобы никто из проходящих мимо вдруг не решил поинтересоваться, куда я иду.

– Марта? – раздался позади голос, так хорошо знакомый. Дыхание перехватило. Я замерла, чувствуя, что, если попробую обернуться, ноги мои подкосятся. И он, словно заметив это, сам обогнул меня и встал в метре впереди.

Сначала я увидела потёртые носки его ботинок и тёмно-синие брюки, потом такой же тёмно-синий пиджак и серебристый галстук, и лишь затем через силу перевела взгляд на его лицо. Гладко выбритое, бледноватое, как от недосыпа, оно казалось приклеенным к чужому телу в рыцарской форме. Я смотрела в его печальные, извиняющиеся глаза, и парализовавшая меня оторопь медленно отступала перед нараставшей злостью.

– Марта, позволь мне объяснить… – заговорил было он, но его прервал оклик.

– Юл! Ну и быстро же ты бегаешь.

Это был Рей. Нагнав нас, он отдышался и изящным движением отвёл со лба волосы.

– Госпожа Овертон, какой сюрприз, – сказал он без малейшего удивления. – Пришли к нам на консультацию? Что-то вы совсем не по той части офиса гуляете. Заплутали? Могу проводить вас, куда нужно.

– Я тоже могу проводить госпожу Овертон, – вмешался Юлиан. Со мной он никогда не говорил таким твёрдым и требовательным тоном.

– Ах, точно, точно, – протянул Рей с некоторым презрением. – Будешь объясняться со своей подопечной? Очень профессионально, Юл.

– Сейчас не время. Просто разреши мне самому с этим разобраться. Прошу.

Смерив его скептическим взглядом, Рей вздохнул.

– Ладно. Под твою ответственность.

Юлиан бережно взял меня за локоть и потянул за собой. Их разговор я наблюдала словно бы со стороны, со всей ясностью слыша реплики и видя жесты, но не в состоянии что-либо ответить. Теперь же, когда сказанное достигло сознания, самые разные эмоции пробудились внутри меня. В растерянности я обернулась на Рея, вопреки неприязни ища в нём спасение.

– Не беспокойтесь, госпожа Овертон, – самодовольно улыбнулся он. – Я передам Рут, кто и зачем забрал вас.

Всё смешалось. Недоумение, злость и досада, страх и отчаяние – они боролись во мне и крепчали, пока не стали равнозначны и не слились в монотонный белый шум. Я не помнила, как покинула офис Рыцарей и села в машину Юлиана, как мы доехали до его дома. В ушах звенело, и что-то неопределённое мелькало перед глазами.

А потом сквозь эту сероватую рябящую дымку проступила дверь его квартиры. Клацнул замок, и меня против воли увлекло внутрь.

Первым был запах. Пыль на окнах, вытертый паркет, блёклая штукатурка, пожелтевшие книги и промятый диван – всё это представилось мне от одного лишь запаха. В квартире ничего не изменилось. Даже мои цветочные горшки стояли нетронутыми на прежних местах. Я рассматривала старое пятно на стене, не понимая, какие испытываю чувства. Вроде бы сердце ныло, но томление его было сладким.

Юлиан усадил меня на кухне. Долгие минуты я слушала, как льётся из крана вода, как она шипит и бурлит в поставленном на плиту чайнике. Хотелось, чтобы эти звуки не прекращались. Но вода затихла, и Юлиан стукнул чашками о стол. Сел на свободный табурет и наблюдал, как поднимается над чаем пар. Я заметила, что на нём уже не было ни пиджака, ни галстука. В белой рубашке с закатанными рукавами он походил на учителя, и мне было приятно вновь видеть его таким.

– Прости, – глухо произнёс Юлиан.

– За что? – спросила я, и злость волной поднялась до самого горла. – За что из всех тех вещей, которые ты скрывал?

– За всё, – ответил он ещё глуше.

Я привалилась к стене и глубоко вздохнула, унимая раздражение. Юлиан продолжал виновато смотреть в чашку.

– Выходит, ты тоже рыцарь? Почему не рассказывал?

– Работал под прикрытием.

– Значит, – сердце замерло и тут же бешено забилось, застучало в висках, – я была твоей целью?

Юлиан уткнулся лбом в сцепленные над столом ладони. Что-то внутри меня надломилось.

– Каждого новоприбывшего странника встречает рыцарь. Мы знаем, где и когда произойдёт переход, и первое время сопровождаем вас, помогаем освоиться. Однако бывают особые случаи, когда необходима третья, нейтральная сторона – друг в новом мире, которые обеспечит страннику психологическую поддержку. Я был выбран таким другом для тебя.

Мне вспомнилось, в больничной палате, где я очнулась, сидела женщина в тёмно-синем костюме. Никто даже не упомянул, что она была рыцарем. Юлиан о чём-то спорил с ней, но из-за тумана в голове я едва ли их слышала.

– То есть… – Голос предательски дрогнул. – То есть всё это было игрой? Всё между нами было не по-настоящему?

– Нет, Марта…

– Не надо. Даже не пытайся, я… я больше… не могу…

Мне не хватало воздуха. Я вскочила, поддала коленом стол, и он зашатался, чашки качнулись, расплескав горячий чай.

– Постой, Марта, прошу. – Юлиан схватил меня за руку. Я не стала вырываться, застыла, спрятав глаза и стиснув зубы. – Всё было по-настоящему. Мои чувства к тебе были и остаются настоящими.

– Как будто я поверю в это теперь.

– Что мне сделать, чтобы ты поверила?

Он смотрел с мольбой. Крепко стиснул мою руку, отчаянно не желая отпускать.

– Хочешь, я расскажу тебе всё?

Смысл его слов затерялся в буре противоречивых эмоций, разрывавших меня на части. Что есть мочи я сдерживала её, готовясь взорваться в любой момент. Но стоило мне наконец осознать, что он спросил, как буря утихла, сменилась напряжённым, бдительным штилем. Капля пролитого чая звонко ударила об пол, и по спине пробежала дрожь.

– Всё? – выдавила я.

– Про странников, про магию, про Приглашения. Всё, что мне известно. Не сочти это за попытку искупить вину – я дай бог возмещу тебе за всю ложь и недомолвки. Но, какими бы проблемами это ни обернулось, я больше ничего не утаю. Обещаю, – произнёс он с неподдельной честностью. – Ну, что скажешь? Выслушаешь меня?

Кое-как совладав с собой, я кивнула.

Юлиан прибрался и снова сделал нам чай. Он не спешил, а может, и специально медлил, давая мне время собраться. И в этом тягостном ожидании мной вдруг завладел страх. Чего я боялась? Что не вынесу правды или что поплачусь за своё любопытство?

– Ты колеблешься, – заметил Юлиан. – Я не стану рассказывать, если ты передумаешь.

– Вечно вы оставляете выбор за мной. Нет бы взять и выложить всё как есть, раз уж захотелось. Зачем так осторожничать?

– Причин много. – Он покрутил чашку, но к чаю так и не притронулся. – Счастье в неведении. Рыцари знают это лучше, чем кто-либо.

Однажды Рут говорила нечто подобное. Имела ли она в виду то же, что и Юлиан?

– Расскажи. Расскажи мне всё.

Он шумно выдохнул.

– Для начала… этот браслет больше не носи. Ты его от Рея получила, верно?

Я кивнула. Кисть потяжелела, а тонкий ремешок, казалось, так туго перетянул запястье, что оно затекло.

– Рыцари ничего не дарят просто так. В браслет метка, чтобы отслеживать местоположение. Видимо, Рей решил перестраховаться из-за твоего внезапного переезда. Сегодня ты едва избежала допроса.

Я подумала, что помещать метку в браслет ненадёжно. Потом вспомнила его странный, почти мистический магнетизм, вспомнила, что в то утро надела его по собственной инициативе. А если бы не надела, то он бы до сих пор лежал на дне моей сумки – значит, меня бы всё равно обнаружили.

– Пока что не снимай его. Сделаешь это, когда вернёшься домой. Но не избавляйся, просто закинь поглубже в какой-нибудь ящик и притворись, что забыла.

– И это поможет? – процедила я. – Вы ведь, наверняка, ещё как-нибудь за нами следите, да?

Юлиан горько усмехнулся.

– Прослушиваем телефоны в общежитии. И агентство тоже прослушиваем.

Язык онемел. Вот почему Мария запрещала нам разговаривать о прошлой жизни. Взгляд лихорадочно забегал по кухне, из угла в угол, от стены к стене.

Юлиан дотронулся до моей руки.

– Не бойся, здесь нас не прослушивают. Можешь говорить свободно.

От прикосновения по коже пробежал холодок, и я отняла руку. Тело проняла дрожь. Юлиан пристыженно потупился, снова обхватив пальцами чашку. И как раньше меня не раздражала его бесхарактерность?

– Зачем вам всё это? – наконец осмелилась я подать голос. – Работа под прикрытием, слежка – одних инспекций вам недостаточно?

– Я был бы счастлив, будь их достаточно. Но мы вынуждены жёстко контролировать странников, чтобы они добровольно принимали Приглашения, чтобы желали их получить. Даже церковь создавалась для того, чтобы внушать вам нужные, «правильные» идеи. Не существует никакого Владыки, который бы приводил вас в наш мир, а потом звал куда-то дальше.

– Тогда что же такое эти Приглашения? – не выдержала я. – Что такое стоит за ними, на чём свет клином сошёлся?

Юлиан стиснул чашку так сильно, что она могла бы треснуть. Он не поднимал головы и долго молчал, и в нетерпении, в этом невыносимом ожидании я вообразила десятки возможных вариантов его ответа. Ни один из них не оказался верным.

– Начнём с того, – неуверенно заговорил он, – что магия, которую мы используем как топливо, и магия из ваших источников – это одно и то же.

Я сощурилась, недоумевая, почему он так осторожно подбирал слова. Должно быть, из-за знакомства с Киром, из-за его необычной способности, а вернее, её отсутствия тождественность природной магии и магии странников казалась мне очевидной. Разве было это таким страшным секретом?

– Для нас странники – всего лишь ресурс, – продолжил Юлиан. – Мы собственноручно завлекаем вас сюда, в наш мир. Это не жест доброй воли, не дарованный вам шанс начать жизнь заново, понимаешь? Мы всего лишь выбираем подходящих людей, сломленных и отчаявшихся, пользуемся их слабостями, чтобы заманить и получить магию. Сейчас, когда её потребление стремительно растёт, каждый странник на вес золота и мы активно приводим новых. Тьярна небольшая, поэтому здесь вас пока немного, но в крупных городах странники исчисляются сотнями.

– Подожди, ты имеешь в виду… что вы добываете магию из наших… источников?

– Именно так.

– Но тогда что такое дикая магия?

– Она рождается из нестабильных источников. Почему, думаешь, мы так печёмся о вашем самочувствии, почему пытаемся ускорить ваше восстановление? Нам всего-навсего нужна пригодная для применения магия. В противном случае меня бы не приставили к тебе, да и вообще мы бы не тратили столько денег, сил и времени, чтобы угождать вам и…

– Как вы добываете магию?

Юлиан отвёл взгляд. Во рту пересохло, но я не притронулась к чаю, опасаясь, что поперхнусь.

– Ты ещё не догадалась?

Мысли беспорядочно заметались, оглушая и ослепляя меня.

– Как с этим связаны Приглашения?

Он вздохнул. Я заметила, как дрожали его сложенные на столе руки. Пугающая догадка мелькнула в мешанине мыслей, но озвучить её было всё равно что сделать явью. И в то же время мне не терпелось услышать истину, не терпелось убедиться в своей правоте или же узнать, что я ошиблась. «Пожалуйста, пусть я окажусь неправа». Юлиан тянул мучительно долго.

– Приглашение – просто ширма, и в действительности…

– Господи, да скажи это уже!

– Их убивают! – выкрикнул он, ударив по столу. – Довольна? Странников убивают и выкачивают из них магию. Нет никакого лучшего мира, нет ничего после Приглашения, кроме смерти.

Он смолк, и стало так тихо, что можно было различить его сдавленное дыхание. «Угадала», – разочаровано подумала я. Эмоции нахлынули не сразу. Но их волны были сокрушительными, уничтожающими. К горлу подступила тошнота.

– Значит, ты… ты вёл меня к смерти? Ты знал это и всё равно… всё равно… О какой, к чёрту, любви ты говорил?

– Нет, Марта, я не собирался… Я хотел найти способ уберечь тебя, обмануть систему. Я не врал, я по-настоящему любил тебя и люблю до сих пор. Я ведь поэтому и рассказал тебе всё, рискнул всем ради тебя, слышишь? Прошу, поверь, я не желаю тебе зла.

Он потянулся в мою сторону – я отшатнулась, вскочила на ноги.

– Не прикасайся ко мне! Даже не подходи!

– Марта, умоляю…

Я замотала головой, зажала ладонями уши, зажмурилась. Хотелось кричать, но я не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть. Перед глазами плыло. И когда наконец грудная клетка судорожно расширилась и лёгкие наполнились кислородом, я побежала. Прочь из кухни, из его квартиры. Как можно дальше от его дома.

Я не помнила, как добралась до общежития, а придя в себя, обнаружила, что стою перед комнатой Кира. Он открыл почти сразу, будто поджидал меня, но глядел растерянно, взволнованно, не решаясь ничего спросить. Я же, с трудом совладав с голосом, сумела произнести лишь:

– Фани… Фани больше…

По щекам покатились слёзы. Мир заволокло пеленой, и он растворился в ней, исчез. Что-то грохотало не то снаружи, не то внутри. Оглушительно, болезненно.

Кир легонько приобнял меня за плечи, провёл в комнату и запер дверь.

Он терпеливо ждал, пока я успокоюсь. Плач не унимался, предательски усиливался, как только я пыталась заговорить. Тело налилось свинцом, было ни сбежать, ни спрятаться, ни заслонить лицо трясущимися руками. Я сминала бумажный платок, беспомощно смотрела в пол и дышала, дышала, пока стягивающая грудь верёвка не распустилась.

– Как давно ты знаешь?

– Месяца три, наверное, – глухо ответил Кир. – Мне Мария рассказала. После того случая с дикой магией в лесу.

– И ты жил с этим всё это время?

– Жил… Забыла уже, в каком я был состоянии?

– Если было так тяжело, почему молчал?

– Потому что Мария попросила держать всё в секрете. А этот твой Юлиан неужели не предупредил тебя, что лучше помалкивать?

– Не успел.

Под потолком чуть мерцала янтарная лампочка. За стенкой гудели несущие магию трубы. И мне вдруг стало гадко, липкое отвращение расползлось по шее и спине, точно меня облило грязью. Я поёжилась, забралась на кровать с ногами, лишь бы избавиться от этого ощущения. Но оно не желало проходить.

– Почему она рассказала тебе именно тогда?

Кир потёр затылок и нерешительно подсел ко мне. Он долго собирался с мыслями, сплетал и расплетал пальцы, приоткрывал рот, только чтобы тут же сомкнуть губы, и наконец, тяжело вздохнув, сказал:

– Дикая магия хранит чувства и память странника, который её породил. Тогда я… испытал чужой ужас, и боль, и… в общем, много чего. И у меня, конечно, появились вопросы. Как-то так. – И, снова потерев затылок, добавил: – Об этом сложнее говорить, чем я думал.

Я лишь промычала что-то невнятное в ответ. Не нашлась, как лучше проявить сочувствие.

Мы сидели в тишине, под гудение труб и мерцание лампочки. Связанные тайной. Было спокойно рядом с ним, но вместе с тем тревожно за нас обоих.

– Что теперь с нами будет?

– Ничего, если будем молчать.

– А как же Петер?

– Не нужно ему этого знать. Боюсь, он может не выдержать.

В окно лепил снег. Странно, метели совсем не было слышно. Хотя в ту минуту странным казалось всё: и пугающая чернота неба, и неестественный янтарный свет, и пустая, вакуумная тишина. Я крепче прижала колени к груди.

– Постой, – внезапное осознание пробрало меня дрожью. – Но твоя магия, она ведь не дикая, правда? Значит, тебе уже должно было…

– Не переживай, Приглашение мне не придёт. Не в ближайшее время.

Кир замялся. Однако не смог проигнорировать моё немое недоумение.

– Похоже, пора рассказать тебе мою историю. Если ты не против. – Я мотнула головой, и он продолжил: – Тому, что у меня нет способности, если причина. Говорят, что способности странников – это выражение их сокровенных желаний, но на самом деле они отражают наши величайшие сожаления. Те сожаления, что мучают нас и рано или поздно заставляют покинуть родной мир. Это то, от чего мы бежим. Смешно, да? Какие же мы после этого странники? Много чести. Эскаписты в лучшем случае. А так – не более чем трусы. И я тоже трус. Хотя у меня нет способности, а значит не было и сожаления. Я ни от чего не бежал. Скорее, наоборот.

– Бежал за чем-то?

Кир отвернулся, шмыгнул носом.

– Восемь лет назад мой отец пропал. Ну, знаешь, ушёл за хлебом и не вернулся. Мама долго, очень долго искала его. Не таким он был человеком, чтобы исчезнуть, ничего не сказав. Но в итоге мы смирились, свыклись с жизнью без него. Пока однажды я не нашёл отцовские записи. Про голос, про магический мир – всю эту чепуху. Сейчас я часто задаюсь вопросом, что же его так угнетало, о чём он сожалел? О долгах? О том, что не мог достаточно нас обеспечивать? Разве не глупо уходить из-за такого? Но тогда я ни о чём подобном не подозревал. Для меня те записи стали единственной ниточкой, ведущей к отцу, я пожелал найти его, последовать за ним. И услышал тот самый голос, о котором он писал. Так я и оказался здесь. Правда, почти сразу рыцари обнаружили мой абсолютно стабильный источник и попытались всучить Приглашение, но я никак не мог уйти, не разыскав отца. Поэтому мне пришлось заключить с ними сделку.

Прервавшись, Кир стиснул сцепленные в замок ладони, точно силился овладеть собой. Даже на несколько секунд задержал дыхание.

– Я ведь уже говорил, что начал помогать Петеру не по доброте душевной? Я просто им воспользовался. Мы познакомились здесь, в общежитии, и мне быстро стало ясно его плачевное состояние. Пообещать, что приведу Петера в норму, и под видом помощи тянуть время – я тут же ухватился за эту возможность. Мне было глубоко плевать на его чувства. Отвратительно, правда?