Текст книги "Небесное Сердце (СИ)"

Автор книги: Александра Плотникова

Соавторы: Алиса Строганова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 26 страниц)

2. Рождение легенды

Архив № Р/375/П/546. Запись ИИ машины Пректон-3

Извлечение данных. Обработка. Воспроизведение

Центр Экспериментальной Киберинженерии, сборочный цех.

Три года спустя.

Он был готов. Исполин шести с половиной метров ростом возвышался на сборочной площадке, освобождённый от лесов. Только стойки и натянутые стальные тросы держали его. Формы были грубоваты, но при этом благородно-пропорциональны. Серебристая броня складывалась в симметричный узор, чем-то напоминая старинные рыцарские доспехи. Держали его широкие ступни, каждая – с тремя точками опоры. Руки, во всём напоминающие человеческие, щетинились на предплечьях тонкими длинными пластинами, скрывавшими два встроенных излучателя средней мощности. Мало ли, от чего придётся обороняться на просторах неисследованного космоса. Камень Сердца вместе с процессором и прочими сопутствующими системами теперь помещался в полости за грудной бронёй, прочной и толстой.

Полиморф взирал на людей с высоты своего роста. Он видел, слышал, анализировал поступающую информацию, но пока не мог пошевелить даже пальцем. Для разблокировки двигательных цепей требовался хотя бы минимальный контакт с оператором.

Вайон задумчиво глядел на машину, стоя на смотровой площадке второго яруса, почти вровень с оптикой. Предстояло пробное слияние для проверки работоспособности полиморфа, выявления недоработок и неисправностей. Страх погружения в электронную бездну давно исчез. Он начал находить удовольствие в стремительном скольжении по цифровым  волнам и потокам, стараясь не думать о том дне, когда это состояние перестанет быть временным. Можно было решать сотни задач одновременно, тысячи сжатых в наноимпульсы мыслей проносились в мозгу за секунду. Жизнь за пределами контактов с Пректоном начинала казаться медленной и скучной.

– Ну, как тебе? – спросил Джаспер, стоявший рядом с неизменной кружкой кофе в руках. Напиток ядрёно пахнул пряностями.  – Хорош получился, правда?

– Угу, – кивнул Вайон. Взгляд скользил по машине почти равнодушно, не останавливаясь на деталях. За прошедшие годы будущий оператор досконально успел изучить и внешний вид, и внутреннее устройство. Да, это была воплощённая в реальность мечта кибернетиков, но Вайону куда больше радости приносил восторг друзей и коллег, нежели само железное создание. – Допивай свою смолу, и пошли к терминалам, а то док нас живьём съест, ели мы график собьём.

Программист, как всегда, проворчал что-то себе под нос относительно правильной крепости кофе и «всяких занудных медиков», но пить взялся быстрее.

– Кстати, – вспомнил он. – Там сегодня прилетел этот... Новенький от военных сверху. Хотел с тобой пообщаться. Аж полный майор, вирус мне в чип!

«Зачем вы, люди, всё время поминаете какие-нибудь неприятности, хотя совсем не хотите, чтобы они случались?» – тут же раздался в мозгу у обоих голос Пректона. Теперь он общался только с теми, кому вживили кристалл-репликатор, настроенный на него. С Джаспером, у которого стояло аж два импланта (второй под свою машину) и с Вайоном, с которого ИИ считывал всё восприятие напрямую.

«Это у него привычка дурацкая, ты же знаешь», – мысленно бросил Вайон. А вслух спросил:

– Как зовут?

– Марин Кхэл. Цинтеррианец. В отеле «Дор-Тейлас» остановился.

Ого. Неплохие командировочные армейское начальство своим эмиссарам выписывает. Познакомиться с этим человеком нужно непременно. Он единственный, кого власти навязывают команде. К тому же, вместе с ним придётся подбирать отряд охраны, а это уже серьёзно.

– Пошли, – Вайон потянул программиста за рукав. – Чем раньше закончим, тем быстрее ты отправишься к своей бабушке.

– Не напоминай! – взвыл Джас.

Вайон, посмеиваясь, подтолкнул приятеля к лестнице. По его мнению мадам Крэт была совершенно потрясающей женщиной, коль охотно принимала у себя в доме всю команду, время от времени напоминающую сборище оголтелых остолопов. Её гениальный внук, увы, так не считал и спасался от бабушкиной заботы всеми возможными способами. Однако отметить завершение строительства полиморфа решено было именно у неё.

Огромные прозрачные окна операторской выходили одновременно на цех и ангар, в котором должны будут разместиться полиморфы. Рэтхэм уже поджидал возле одного из пультов. Вид у него был крайне недовольный.

«Опять, что ли, ходил ругаться с директором? – устало подумал Вайон. – Ну сколько можно...»

В последнее время отношения полковника с начальством стали похожи на бомбу с неисправным детонатором – не знаешь, когда рванёт. А началось всё из-за неразберихи с коэффициентом Гиммела.  Поначалу метрополия упорствовала, требуя находить людей со значением восемьдесят и выше. Приходилось летать даже в отдалённые посёлки, хотя никто не видел смысла в подобной трате времени и средств. Ну какой человек в здравом уме, всю жизнь занимаясь сельским хозяйством, вдруг ринется от семьи в космос? Да ещё подписав согласие на добровольную смерть! Коэффициент Гиммела ничего, совсем ничего не решает.

И каково же было их удивление, когда в одной из таких поездок они столкнулись с девушкой по имени Крима Хайет.

В Тарне, как согласно карте именовался населённый пункт, оказалось всего десять домов с подсобными хозяйствами, одно общее поле, на котором растили поочерёдно то сельму, то овощи, да ангар со старой сельхозтехникой и парой флаеров. Из благ цивилизации – только электричество, вырабатываемое собственной станцией и нерегулярный выход в Интерсеть. Тридцать лет назад в этом районе планировали построить большой агропромышленный комплекс и даже успели начать работы, но тут возмутилось энвильское общество защиты животных. Дескать, леса реликтовые, птицы в них обитают редкие, не смейте нарушать экологический баланс! Был подан иск в Верховный Суд Энвилы, и «зелёные», как ни странно, выиграли дело. Компания-ответчик выплатила штраф за нанесённый природе ущерб, строительство быстренько свернули. А первые поселенцы остались. У людей попросту не было денег, чтобы вернуться в города – рассчитывали ведь заработать на месте.

Всё это на нежданных гостей сходу вывалил местный агроном, первым явившийся на лай собак. Предложил остаться на ночь, а с утра попросить помочь местного техника – мастера на все руки. Деваться было некуда, предложение приняли. А на следующее утро с изумлением обнаружили, что пресловутым мастером оказалась девушка! Симпатичная, фигуристая, с россыпью веснушек на светлокожем лице и двумя хвостами соломенных волос, торчащими в разные стороны. Пока шли до места, где оставили флаер, она засыпала гостей вопросами, играючи набрала нужные восемьдесят баллов в подсунутом тесте и сама напросилась лететь в Тейлаан, едва услышав, что придётся иметь дело с техникой.

Больше таких самородков, как Крима им не попадалось. Устав от постоянных мотаний туда-сюда и окончательно разозлившись, Сайарез взялся ругаться с цинтеррианским начальством. Проходной коэффициент снизили, но с тех пор полковника в метрополии невзлюбили, а он свое раздражение срывал на подчиненных.

– Явились, – проворчал Рэтхэм, завидев приятелей. – Джаспер, я понимаю, что тебе свое сердце не жалко, но перестань ты, наконец, глушить литрами эту заразу, она скоро у тебя из ушей польётся, и пересаживать мы тебя будем в кофе-машину.

Программист на это только усмехнулся.

– Зато представляешь, какая будет продвинутая кофе-машина, с возможностью взлома кофейного производства!

– Джас, иди работай, – отмахнулся от него полковник. – Вайон, столбом не стой, иди к Пректону.

Оба удержались от того, чтобы закатить глаза к потолку и отправились по местам. Если док в таком настроении, его лучше лишний раз не задевать.

От вида полиморфа вблизи сердце невольно замирало. Вайон провёл ладонью по стеклянисто-гладкому металлу голени, сел в кресло рядом со стойкой. В мозгу «шевельнулся» Пректон, пощекотал сознание отголосками цифрового потока. Человек вздохнул, привычно опустил ладонь в ёмкость с гелем и, на короткое мгновение ощутив, как вещество захолодило пальцы, соскользнул в бездну.

На этот раз поток данных был куда шире. Результаты тестового сканирования всех систем единого поли-организма проносились в сознании тугим вихрем, и нужно было успеть разобраться в них, отметить неполадки, если возможно, запустить автоустранение или сообщить техникам и Джасу. Занудный и по кибер-меркам долгий процесс, потому как тестировать надлежало каждую систему в отдельности. Но, спустя полтора часа, Пректон, наконец, ушёл в спящий режим и отпустил оператора.

Вайон долго сидел, откинувшись на спинку кресла и прикрыв глаза. Надо собраться и ехать в гостиницу на встречу с этим военным. Пректон никак не проявлял присутствия, давая напарнику прийти в себя. Интересно, что за птица этот майор Кхэл? Насколько можно доверять выходцу с Цинтерры?

– Ну как ты? – подошёл Джаспер. – Всё в порядке?

– Да, – кивнул Вайон, поднимаясь. – Никаких проблем. Я съезжу на встречу с этим цинтеррианцем, а потом к вам подъеду, идёт?

– Давай, – кивнул программист. – Кримка там опять что-то особое затеяла кулинарить...

– Надеюсь, не лягушек из желе, – Вайон живо представил себе предыдущее творение бортмеханика, по виду неотличимое от настоящей освежёванной тушки. Спору нет, кулинар из Кримки гениальный, но за такие шуточки её порой хотелось стукнуть

Высказав ещё парочку предположений на тему грядущего ужина, приятели разбежались по делам.

Отель «Дор-Тейлас» считался одним из самых престижных в городе. Здесь останавливались чиновники и предприниматели из метрополии, дипломаты и просто те, у кого хватало средств оплатить пребывание в этих стенах. За внешней простотой интерьеров стоял безупречный вкус хозяина отеля, не допускавшего чрезмерной пафосности и крикливой роскоши. Пожалуй, на первых порах это поможет примириться с Энвилой и с этим кошмарным заданием, будь оно неладно.

Майор Марин Кхэл, сотрудник Департамента Службы Безопасности по Вешним вопросам последний раз бросил взгляд в зеркало. Облик вполне соответствовал его представлениям о том, как следует выглядеть в полуофициальной обстановке при разговоре с будущим начальством. Чёрный китель висел на спинке стула так, чтобы не маячили майорские звёзды. Будущий командир корабля вот-вот должен был подъехать. Интересно, что он собой представляет? Судя по голосу, он намного младше самого Марина.

Майор хмыкнул. Представив себя в подчинении у мальчишки, психологический портрет которого ему предоставили ещё три дня назад. Типичный меланхолик со склонностью к затяжным депрессиям. И это глава экспедиции? Впрочем, может быть, только формальный глава, а заправлять всем по факту будет Рэтхэм. А может быть, за прошедшее время парня подлечили, и всё в порядке?

Раздался стук в дверь.

«Ну, вот и увидим», – подумал Марин и пошёл открывать.

На пороге стоял до крайности усталый и замотанный человек в серой форме Центра. Из-под светлых прядей, зачёсанных на левый висок, поблескивал кристалл-имплант, сеть морщин вокруг глаз превращала метрические двадцать шесть во все тридцать с лишним.

«Бррр, – майор еле удержался, чтобы не поморщиться. – Неужели надо будет обязательно пихать себе в голову эту штуку?»

– Добрый день, вы майор Марин Кхэл? – похоже, он чувствовал себя довольно-таки неуютно или просто думал о том, как бы лечь спать.

– Добрый день, Вайон, ответил цинтеррианец, проклиная свой не слишком хороший энвильский. Всё-таки ускоренный курс, это не полноценное изучение языка, акцент, оказывается, жуткий. На общегалактическом общаться не хотелось – демонстрация уважения к принимающей стороне лишней не будет. – Да, вы не ошиблись, проходите.

Он посторонился, пропуская гостя. Тот вошёл, не оглядываясь по сторонам, взгляд голубых глаз на секунду вцепился в Марина, взвесил, измерил и отпустил. Тому показалось, что на него взглянула машина, а не человек.

– Насколько вы в курсе дела? – сходу спросил Вайон.

– Вы куда-то торопитесь? – светски улыбнулся Марин, решив подзадержать собеседника и попробовать завести беседу на отвлечённые темы. Так будет проще составить личный подробный портрет, не опираясь на чужие описания.

– Ну, часа три у меня есть, – ответил энвилец, окинув майора уже нормальным взглядом.

– В таком случае, присаживайтесь смело. Чай? Кофе? Или чего покрепче?

– Я, пожалуй, ограничусь чаем. Кофе не люблю, а покрепче не позволяет предписание, – Вайон уселся в кресло, усилием воли заставив себя не закрывать глаза. Цинтеррианец удалился заваривать чай, но беспокойство, связанное, как казалось, с его присутствием, никуда не исчезло. Зудело на краю сознания какое-то неясное ощущение наподобие предчувствия неприятностей, но оформиться во внятную мысль никак не могло. Открытой неприязни этот человек не вызывал, что же тогда?..

Майор вернулся с двумя чашками, вручил одну собеседнику, сел напротив.

– Так о какой части дела вы хотели меня спросить? – поинтересовался он, не спеша пробовать слишком горячий напиток.

– Скорее узнать, о чём начальство предпочло вам умолчать, – Вайон пригубил чай, слегка изучающе глядя на майора. Нежелание военного связываться с этим делом явственно читалось на ухоженном лице.

– Ну... Если речь идёт о сомнительном пересаживании в железные туши на неопределённый срок и о не менее сомнительном круизе на своих маршевых до края галактики, то да. Как ваш будущий командир охраны, я в курсе.

– Если у вас есть какие-то вопросы – спрашивайте, я обязан вас просветить, – Вайон взбадривал себя чаем, твёрдо решив вечером никуда не ехать, зато, наконец, отоспаться. Или, на худой конец, выпросить тихий угол у мадам Крэт.

– Вопрос, пожалуй, только один. Насколько по вашим нынешним оценкам безопасна такая пересадка?

Майор умирать не хотел, это горело в его глазах. У него ведь наверняка налаженная жизнь, в которую бесцеремонно вторглись власти. Жена, дети, родственники... Разве это может волновать Систему?

Вайон улыбнулся краешком губ.

– Мы либо умрём, либо... станем полиморфами, – честно ответил он. – По кошке или собаке не слишком-то определишь, сохранила она личность или нет.

Марин одарил его откровенно скептическим взглядом. Казалось, ещё немного, и офицер отбросит сдержанность, выскажется прямо. Но он лишь спросил:

– И вы действительно будете гордиться этим?.. Лично вы?

Ответом ему стал твёрдый взгляд уже не совсем человеческих глаз, слишком отстранённый и спокойный.

– Это лучше, чем спиться или утопиться, да и вообще, попусту коптить небо, проматывая деньги. А гордиться я буду только делом, но не фактом.

– Странная альтернатива, но я понял вас. Жаль только, что наша почётная роль легенды закончится здесь и никоим образом не поспособствует делам там наверху.

Взгляд Вайона стал на какой-то момент острым, как игла, проник в душу цинтеррианца. Неужели только личная трагедия толкнула парня на этот шаг? Марин не верил. Ни одно горе не смогло бы подтолкнуть его самого к подобному шагу. Но вопрос уже прозвучал единожды, незачем повторять второй раз.

– Вы ведь не хотите этого, так? У вас приказ и ничего более?

– Моё мнение как-то повлияет на дальнейший ход операции? – улыбнулся Марин, глотнув чая.

– Увы, боюсь, что нет. Все мы тут не питаем иллюзий, – Вайон устало потёр правый висок. – Остаётся надеяться, что полиморфы действительно нужны человечеству в том виде, в каком их пропагандируют.

Марин подумал и вскинул в шутливом салюте чашку. Неплохой лидер со временем выйдет из этого энвильца, если он переживёт пересадку. Но зря, зря он меняет свою молодую жизнь на железо. Впрочем, это не его, Марина, дело

– Тогда выпьем за то, чтобы в нашем лице они действительно таковыми стали.

– Что-то я в этом сомневаюсь... – хмыкнул Вайон.

– Сомнения – это моя главная обязанность в экспедиции... командир, – искренне улыбнулся цинтеррианец. Он надеялся поладить с Вайоном Канамари, потому что если не будет взаимопонимания с командиром корабля, то всю задачу сразу можно считать проваленной.

***

Планета Энвила, пригород Тейлаана, 10 лет спустя.

Флаер заложил резкий вираж, снизился и помчался над лесом, почти задевая днищем густые кроны. Серебристой рыбкой скользил в наполненном солнцем и голубизной воздухе. Грозовая свежесть ещё жила вокруг. Напитанный ею встречный ветер наотмашь бил в лицо и путал волосы. Рука мягко потянула штурвал на себя, мазком большого пальца по сенсору усилив мощность. Маленький кораблик загудел тоном выше и ринулся вперёд и вверх ещё резвее.

Надышаться. Пряным воздухом позднего лета, недавней грозой. Наглядеться. На лес, на умытое солнце, на небо. Быть обласканным ветром, выжать скорость из машины, всю, до последней капли, чтобы вышибло слёзы из глаз. И кричать, кричать во всё горло – ведь здесь всё равно никто не услышит. Кричать, пока можно, до боли, до сорванных связок.

Потому что завтра будет уже нельзя. Крен влево, дуга, крен вправо, дуга, крен влево... Заходящее солнце бьёт в глаза, но рука держит штурвал ровно. Пусть оно будет, будет как есть. Разбиться всё равно невозможно – автоматика всё сделает сама, едва почувствует неуверенность пилота. И вглядываться до зелёных пятен в глазах, до полной слепоты и жгучих, разъедающих кожу слёз.

Город расстилался вдалеке призрачной беловатой дымкой, подпирал небо высотными башнями. Отдельно торчали шпили космопорта, и там, на стартовой площадке, сверкала обшивкой махина корабля, почти готового к отлёту. Он звался сообразно цели – «Искатель». Меньше, чем через полгода, двадцать восемь полиморфов поднимутся на его борт.

А команда, подобранная лично Вайоном, все эти годы тренировавшаяся вместе с ним, ждала завтрашнего дня. Ждала, когда он сделает первый шаг, чтобы остальные могли последовать за ним.

Нужно ещё раз перепроверить все бумаги, оставить последние распоряжения насчёт личных вещей и остатков имущества; почти все оставшиеся от родителей средства он вложил в проект. Всё равно они больше никому не нужны, наследников нет. Потом надо зайти поговорить с Пректоном.

Ежедневные беседы за прошедшие годы превратились для обоих в обязательный ритуал, которым нельзя было пренебречь. Во время общения машина считывала память человека, запоминала образ его мыслей и суждений. Иначе существовал риск, что после слияния в машине окажется чистая личность.

Вайону нравилось наблюдать, как меняется Пректон с каждым новым разговором. Его речь становилась всё богаче, суждения – шире, он научился выражать несогласие и недовольство, у него сформировались собственные вкусы. ИИ не любил авангардное искусство, зато находил совершенной классическую поэзию и охотно болтал на философские темы. Музыку запоминал в огромных количествах. Однажды Вайон из интереса подключил Пректона к голографическому редактору. Тот за полчаса создал трёхмерную картину, не скопировав ни одного штриха с уже существующих. В памяти Пректона хранилась вся Энвильская Государственная библиотека, чтобы можно было в полёте вспомнить любимые книги и «прочитать» новые.

Разумеется, все финансовые расчёты предстоящей экспедиции тоже вёл Пректон, помогая команде распределять средства. Это был очень любопытный ИИ, совавший порой свои антенны даже в политику.

Нельзя любить машину. А Вайон свою – любил. Может быть, совершенно зря, может, нет. Кто знает? Но заставить себя относиться к Пректону как-то иначе после сотен часов контакта и изнурительных совместных тренировок не мог.

Запищал коммуникатор, и Вайон нажал кнопку свободной рукой.

– Да, Джас?

– Возвращайся. Док велел тебе к восьми быть дома.

– Хорошо.

Флаер взблеснул корпусом, развернулся и помчался к городу.

Покоя не было.

Вроде бы и мысли не скакали в голове бешеными тараканами, и завтрашний день не пугал воображаемыми картинками. Даже ощущение приближающейся смерти не пугало.

Но покоя всё равно не было.

Вайон сидел на кровати и, не моргая, смотрел на груду личных вещей, разложенных на полу спальни, выделенной ему доктором. Десять лет назад он распродал всё имущество и перебрался к Рэтхэму с единственной сумкой на плече. А сейчас не знал, куда деть весь этот ненужный хлам.

Книги. Старые, пожелтевшие и новые, на кристаллических носителях. Коробки с коллекциями камней и минералов. Растопырившее крылья чучело пятнистой сиппы. Какой-то железный лом, недособранные боты. Одежды всего на несколько смен, вся неярких серых тонов. Ему не нужно было ни красоваться перед девушками, ни появляться «в обществе».

Но всё равно, этого слишком много. Небо за окном посерело. Дождь? Вон и капли забарабанили по стеклу. Интересно, а как звучит дождь, падающий на полиморфа? И одобрили бы родители? Мама наверняка сокрушалась бы, что он не пролезет в дом и непременно собьёт головой люстры. Сестрёнка – обрадовалась, что не придётся делиться тортом, обязательно шоколадным. Нарина хохотала бы до слёз.

Он медленно встал, подошёл к окну и упёрся лбом в стекло. Потом толкнул створки, впуская промокший холодный воздух и мелкие брызги. Влага ударила в лицо, запах земли и мокрой зелени отрезвил. Колючий комок в груди перестал ворочаться. Маета понемногу отпускала.

«Хватит жить прошлым. Если бы не Нари, и контракта того я не подписал бы».

И камень Пректона, как назло, уже вынули из машины и установили в трансплантационный аппарат. А так хотелось в последний раз услышать болтовню любопытного ИИ, опять без спросу забравшегося в дебри интервидения и раскопавшего там что-нибудь интересное.

Тихий предупредительный стук в дверь и щелчок ручки напомнили об ужине.

– Вы всё ещё маетесь с этим добром, юноша? – Рэтхэм заглянул в комнату и покачал головой, не сумев сдержать досады. – Бросьте, жаркое стынет. Перестаньте забивать себе мысли ерундой, лучше подумайте о том, как прекрасно готовит мадам Фобс.

Вайон улыбнулся и закрыл окно. Света он не зажигал, и теперь тёплая жёлтая полоска, покрытая тенью доктора, безуспешно пыталась спорить с поселившимися в комнате дождливыми сумерками.

– О да, мадам готовит прекрасно, – хоть убей, он не вспомнил бы сейчас ни единого дня, проведенного здесь! И вообще где бы то ни было. Как будто кто-то невидимый одним движением пальца стёр его память. Как никогда остро он чувствовал время вокруг себя, чувствовал, как оно спокойно утекает сквозь пальцы серебристыми ртутными капельками. С одной и той же скоростью. Не останавливаясь.

Кап.

Разлетелась ядовитыми шариками об пол ещё одна минута.

Кап.

Они сидят за ужином втроём: Вайон, Сайарез и Джаспер. В бокалах вино. На столе высокие витые свечи истекают жёлто-красными слезами воска. Шутки и смех. Тосты за удачу. Но не больше одного бокала за вечер. И ещё три часа улетают в никуда волной серебряных брызг.

Кап.

Последняя ночь одноглазо смотрит в окно зелёной луной. И он в последний раз ложится в постель. Зарывается в одеяло. Прячется от желания ощутить рядом кого-то больше, старше, сильнее себя. Никогда у него не было старшего брата.

Кап.

– Не бойся, – сказал голос верной машины. – Всё будет хорошо.

***

Энвила, Центр, 7:30 утра.

Операционный зал.

Вайон не мог идти сам. Его держали под руки две ассистентки-близняшки. Миловидные голубоглазые блондинки с одинаково закрученными локонами, с одинаковой небрежностью выпущенными из одинаковых причесок. С самого приезда, вот уже полтора часа, он цеплялся взглядом за эти локоны, тугими пружинками скачущие по щекам. Неизменный белый свет слепил глаза. Сливал воедино белые стены, белые халаты персонала, белую аппаратуру. Лишь изредка нестерпимое сияние разбавляли россыпи сине-зелёных голограмм с проекторов да блеск металлических частей оборудования.

В центре зала одиноко белела анабиокапсула с прозрачным верхом. Над ней искрилась широким выпуклым блюдом огромная линза. А ещё выше, уходя остовом куда-то в потолок, нависала трансплантационная машина.

Он не мог идти сам. Ноги подкашивались.

В голове звенела пустота. Лица проплывали мимо расплывчатыми пятнами. Голосов не слышно. А до капсулы тридцать шагов. Ноги ватные. Почему так жарко? Ему что-то вкололи? Он не помнил. Двадцать девять шагов. Надо пройти. Какой красивый локон у близняшки слева, тугой золотистой колбаской перекатывается по щеке. Ну давай же, ещё шаг. Надо пройти. Ещё. Ещё. Как горячо... Почему в животе поселился горячий еж? Вытащите его кто-нибудь. Ну пожалуйста! Язык не слушается. Надо пройти. А у правой близняшки такая же золотистая тугая колбаска.

Спрячьте меня!

Пожалуйста...

Он пошатнулся – удержали. Сквозь звон в ушах стали доноситься голоса, обрывки фраз. А ёж в животе из горячего стал ледяным.

– Готовьте инъекцию, семь кубиков ледоксила.

– Да, доктор.

– Запускайте агрегат. Пректона на прогрев в режиме стазиса.

Семь... Кубиков... Ледоксил? Искусственная кома?

Колени подогнулись совсем и отказал голос. Кричи не кричи, бестолку. И Вайон только шевелил пересохшими губами, повторяя одно за другим имена родных.

Если всё провалится, мы увидимся... где-нибудь?

Хоть где-нибудь?

Я так хотел бы иметь старшего брата.

С тихим гудением раскрылся стручок капсулы. Близняшки не стали ждать, сами уложили его внутрь. Затылок коснулся холодной металлической пластины. В позвоночник будто залили жидкий лед. Тело тут же онемело. Перед глазами внезапно замаячила фигура в сером костюме. Она казалась настолько чужой в царстве стерильности и белизны, что Вайон даже пришёл в себя. Кольнуло непонятным страхом – что здесь делает посторонний человек? Зачем? Какое застывшее неприятное лицо и рыбьи глаза... Как у... личинки? Незнакомец поймал взгляд Вайона, и тому показалось, что он проваливается в чёрные тоннели булавочных зрачков. Страх заставил и без того скачущее сердце сжаться судорожным комком, но странный человек уже исчез. Привиделось?

Короткая боль от укола в вену, мягкая тёплая ладонь Рэтхэма на мгновение сжалась на плече. И прозрачный купол закрылся, отсекая все – звуки, запахи, лица. Тело свело судорогой страха, но ни единый мускул не сумел даже вздрогнуть под действием нейропарализатора.

Высоко над головой, прямо перед глазами медленно раскрывался хищным стальным цветком чёрный зев машины. Увеличенный линзой в несколько десятков раз, он нависал, давил, затягивал, грозя сожрать. Вайон зашёлся в беззвучном крике, и слёзы двумя горячими дорожками побежали по щекам, затекая в уши. Страх и чернота подступающей смерти уничтожили весь остальной мир, из горла не смогло вырваться ни звука.

Вот...

Уже...

Совсем...

Я не...

Черноту разорвал синий огонь. Острый сияющий конус кристалла нацеливался прямо Вайону в лицо. В его гранях переливалось и вспыхивало сотнями языков голубое пламя. Оно постепенно приближалось и росло, ширилось, звало, обещая спрятать от смерти.

Вот же я, ну? Иди. Сделай шаг.

И Вайон изо всех сил потянулся к мерцающему свету.

Выполняется стартовая проверка всех систем. Активация сенсоров внешнего восприятия. Загрузка центра управления двигательных цепей. Активация. Подключение систем навигации. Вызов рефлексов.

Активность Сердца – восемьдесят два процента.

Я – есть?

Анализ потока входящих данных. Расшифровка значений.

Свет привычно заливает сознание, постепенно преобразовываясь в чёткую картинку. Следом приходят звуки, но они слишком громкие и мешают собраться во что-то осмысленное.

Снизить приоритет входящего сигнала слуховых анализаторов.

А это удобно.

Я есть. Я – Вайон Канамари. Но кроме моего «Я» больше ничего нет. Как странно.

Не было никаких ощущений. Не было прикосновения воздуха к коже. Не было запахов. Не было вкуса – осталась только память о выпитой несколько часов назад на голодный желудок чашке чая. Теперь отсутствовали и желудок, и чувство голода. Не было пола под ногами, хотя он знал, что ноги есть. И руки. Вернее сказать, манипуляторы, имитирующие человеческие конечности. И есть многочисленные показатели давления внешней среды на детали и броню.

Сосредоточься, не зависай!

Преобразование сигнала. Активность Сердца – восемьдесят три процента.

Зафиксировано давление поверхности на ходовую часть под влиянием веса.

Тьфу! Проще говоря, я на полу стою. Ногами. Двумя. Двумя ногами. И лицезреть стену ангара мне надоело.

Полиморф повернул голову вправо. И увидел застывших на верхнем ярусе людей.

Какие маленькие...

Почти все сотрудники Центра собрались сейчас на широкой платформе плотной толпой. Стоявшие у перил зрители вцепились в блестящий металл до побелевших пальцев. Сзади на них напирали коллеги. У всех лица застыли напряжёнными масками, многие не верили в успех.

Полиморф повернул голову влево. Там, за прозрачной перегородкой, была видна операторская. И закаменевший у терминала Джас.

Люди о чём-то заспорили. Запрыгала, пытаясь вынырнуть из-за мужских спин, смешная конопатая девчонка с торчащими в разные стороны хвостиками – будущий бортмеханик Крима Хайет. И зачем её-то понесло в полиморфы?.. Она всегда отмахивалась от этих вопросов, ну а Вайон не настаивал. Хочет – её дело.

Настроить благоприятный уровень слышимости.

– Команди-и-ир!

– Эй, командир!

А это её «напарничек», будущий бортстрелок Кирен Стаф, задира, повеса и ловелас. За пять лет работы в команде пытался обхаживать, кажется, уже всех сотрудниц Центра, но каждый раз неизменно получал за это по шее от Кримы, да и от начальства. Участникам проекта даже интрижки были запрещены – из опасений, что придётся потом разгребать любовные драмы или, звёзды упаси, спешно искать замену влюблённому созданию.

Что бы им такого ответить?

Вайон, не задумываясь, переступил на месте под едва слышное жужжание сервоприводов и фырчание клапанов. Только долей секунды позже процессор отметил нормальную работу прописанных в прошивку рефлексов. Ощущений так и не было.

– Вовсе незачем орать, я вас прекрасно слышу, – сказал он. Удивительно, но голос прозвучал  его собственный, разве что синтезированный, а не живой.

После этого ангар взорвался. Теперь они поверили. Хлопали в ладоши, орали, прыгали, обнимались. Кошмарная толкотня и давка. А он чувствовал себя полностью отделённым от царящей вокруг кутерьмы, вися в цифровой пустоте над людскими головами. Не было ничего кроме цифр, холодных и чуждых.

И никогда больше не будет.

Вайон понял это так резко, что процент активности Сердца мигом подскочил до девяноста. Он ждал смерти, готовился к ней, мысленно убеждал себя, что примет любой исход. А на самом деле оказался подвешен над пугающей пустотой безысходности. На тоненьком волосе, имя которому – Пректон.

Подвешен навечно.

Страх.

Активность Сердца девяносто пять процентов.

Почему люди стали шарахаться от него? Почему подняли такой шум? Что происходит?

Он не замечал, что мечется по ангару, как запертое в банке насекомое. Грохот собственной оболочки процессор начисто игнорировал, пытаясь сладить со слишком высокими показателями.