Текст книги "Небесное Сердце (СИ)"

Автор книги: Александра Плотникова

Соавторы: Алиса Строганова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 26 страниц)

«Я так понял, что система имеет одно слабое место. Коды дезактивации не постоянны, они обновляются раз в сутки с корабля, к которому нас приписывают. Вроде как у нас на загривках, там, куда со стойки обычно тянется кабель, стоит мелкая хрень, которая за обновление этого кода отвечает. Ну ты понял, это что-то вроде ошейника. Радиус покрытия этого сигнала – пятьдесят тысяч километров, но можно попытаться обогнуть планету, и тогда он не пробьется. То есть, если удастся сбежать и сутки где-то отсидеться, чтобы корабль нас не достал – всё станет зашибись! Мы свободны!»

«А он не брешет?» – скептически пиликнул Мег, сам не заметив, что употребил одно из словечек напарника. За годы общения в его памяти осел весь Скримов жаргон.

«Точно тебе говорю – он мне запись скинул, как техники об этом трепались, думая, что он чурбан и их не понимает!»

Мег надолго задумался. С одной стороны, свобода в их случае – весьма призрачное понятие. Куда податься полиморфу, если у него, о чём бы там не ходили сплетни, нет никаких юридических прав, и любое военное подразделение, любой патруль сможет на законных основаниях его задержать? Только в глушь, где из людей обитают разве что контрабандисты, с которыми тоже опасно связываться – разберут и продадут по частям. А если совсем покинуть обитаемую часть галактики, что вовсе маловероятно для двух крошечных по меркам космоса истребителей, то исход остается только один. Жить ровно до тех пор, пока цела оболочка, и работает реактор. Некому ведь будет заниматься техобслуживанием. А дальше останется тихо гаснущий в мертвой туше кристалл.

Но это всё же лучше, чем до конца дней летать в бой по чужому приказу и сутками пялиться в соседнюю стену, ожидая неизбежной лаборатории и разборки.

«Мы попробуем в этом вылете», – сказал Мег.

И мысленный голос его на сей раз звучал отчетливо властно.

2. Достоинство полиморфа

Подборка из личного архива Адмирала Хайэнарта.

Пространство Роккона.

– Все корабли на позиции, – отрапортовал оператор локации на мостике. Объёмная карта системы Роккона со спутниками была густо усеяна разноцветными точками.

– Крейсер «Тарис» докладывает о полной готовности, – подал голос первый связист.

– «Орайнэс» – полная готовность.

– «Зайхо» – полная  готовность.

– Все эскадрильи на авианосцах к бою готовы.

– Начать операцию. Приготовиться к всплытию, – отдал приказ Лаккомо и опустился в своё кресло перед капитанской панелью управления.

«Не подведи меня, – мысленно обратился капитан к своему кораблю, погладив ладонью кромку пульта. – Сегодня последний раз. Потом будет отдых».

И как всегда, корабль отозвался молчаливым умиротворением. Как всегда, он был готов к любому бою и полон сил. Как всегда, он, подобно гигантскому зверю, окутал своего хозяина уютным теплом и спокойствием. Ах, если бы он мог говорить... если бы. И пусть корабли не разговаривают, «Стремительный» мог ответить своему капитану. Тишиной и ласковым уютом, незримой привязанностью и необъяснимой преданностью. Только со своим Капитаном он согласен был совершать такие чудеса, о которых конструкторы Федерации только мечтали. Только с Лаккомо на борту «Стремительный» соглашался в очередной раз петь песню войны. Об этом знал весь техперсонал, эту особенность подмечал экипаж. Торийский флагман сквозил холодом и пустотой без вице-короля на борту, скучал. И наоборот, наполнялся каким-то живым эхом и энергией, когда капитан вновь возвращался. И даже редкие гости, попавшие на «Стремительный», чувствовали разницу. Суеверные каждый на свой лад, все они находили на то разные причины.

Сейчас, чувствуя усталость Капитана, учителя и напарника, выросшего вместе с ним, «Стремительный» пытался поддержать Лаккомо. Оградить его от лишних потоков информации и просто делать то, для чего был создан: контролировать весь бой.

Где то в недрах корабля, в Центральном Процессоре, зазмеились и засверкали вспышки разрядов. Лавиной хлынул после капитанского приказа поток информации. Ядро «Стремительного» выстрелило сотнями связей, сцепило все корабли эскадры, опутало своей собственной сетью. Дотянулось до каждого кристалла в электронных мозгах, коснулось и схватило мягкими нитями каждое Сердце, давая понять, что Оно слышит. Оно смотрит. И Оно знает.

Когда Мега захлестнул невидимый, но крепко ощутимый поводок, от неожиданности и накатившей паники он непроизвольно вскрикнул резким сигналом в эфир. Подобное с ним случилось впервые – как на это нужно реагировать, он понятия не имел. Вдруг от него хотят какого-то кода, пароля или ещё чего, вдруг кто-то будет контролировать оболочку вместо него? Но нет, пронесло... Счастье, что в бою показатели Сердец никого не интересуют – нервы были на пределе.

«Спокойно, утюжок, работаем до конца», – летевший чуть в стороне Скрим дотянулся до напарника коротким ободряющим всплеском.

Эскадрилья из двадцати полиморфов на крейсерском ходу приближалась к планете. Скримрейк командовал группой прикрытия из десятка ТИСов, Мег вел штурмовиков – тяжёлых, похожих на него самого, набитых под завязку разными типами ракет «воздух-поверхность». По левую сторону в пределах видимости оптики маячил дерзко белой черточкой флагман эскадры – так опасно, так пугающе близко. В Сердце всколыхнулся страх.

Интеллект корабля всё знает... Он доложит капитану...

Спокойно. Отчеты оператору перевести в фоновый режим. Задействовать все наличные системы внешнего восприятия.

Хочу чувствовать всё, что могу.

«Брось дрейфить, командир, – внезапно просигналил давешний триста семнадцатый. – В случае чего – я прикрою».

«Тебе-то это на кой?»

«Если сумеете вы – значит, систему можно сломать».

Мег не ответил, сосредоточившись на деле. На сей раз предстояла действительно серьёзная работенка. Нужно было расчистить плацдарм для человеческих войск, подготовить место для десанта. Уничтожить зенитно-ракетные и лазерные комплексы ПВО и ПКО, попутно вычищая всю враждебную робототехнику, накрыть точечными ударами командные центры противника. Каждый полиморф имел собственные вводные, постоянно корректируемые своим командным центром. В его личном списке пока значились три цели.

«Внимание, входим в плотные слои атмосферы».

Сердце накрыло потоком данных от датчиков давления и температуры. Планета надвигалась жёлто-серой равниной, постепенно теряя очертания шара и разворачивалась перед оптикой всё новыми подробностями ландшафта. Скалистая часть материка была прорезана широкими вогнутыми равнинами. Вон змеится мелкой сетью транспортная система, города рассыпали вокруг себя пучки скоростных трасс. Их было много, но работа полиморфов исключала приближение к населенным пунктам. Ревел под крыльями ветер, металл раскалялся, нарастала боевая решимость.

Впервые его вела вперед не злоба, а желание изменить свою судьбу. Что-то подсказывало – впервые не только в железной жизни. Он бы удивился, доведись ему видеть спектр собственных глаз. Светокристаллы не отражали ни алой ярости, ни оранжевой злости, ни жёлтого страха – лишь уверенное синее спокойствие.

«Входим в зону начала операции. На стартовой позиции будем через триста двадцать циклов».

«Принято, вижу первую цель».

«Прикрой, атакую».

Маневр и выход на вираж...

– Первая радарно-локационная группа целей уничтожена, – доложил во всеуслышание оператор на мостике «Стремительного». – Поражение на девяносто восемь и девять десятых ппроцента. Эскадрильи приступили ко второй группе. Работа по наземным орудиям.

– Замечен вылет истребителей противника, – сообщил второй. – Наземные пусковые установки активированы.

– Продолжать операцию, – едва махнув рукой, ответил Лаккомо. – Всем боевым судам эскадры приготовиться к отражению ударов.

...Очередная ракета сорвалась с ножной подвески Мега и иглой скользнула к группе  наземных сооружений. Про неё теперь можно забыть – умная начинка сама обманет систему наведения, сама уйдет с прицела и даже на повторном вираже всё равно достигнет цели. Скучная работа. Знай только доставляй эти напичканные электроникой «сюрпризы» в атмосферу и накладывай маркер в целеуказание. А то и последнего делать не надо – ракета сама находит свою цель в соответствии с указанием из командного центра.

Скучно...

Опасность! Маркер наведения противника!

Чужой прицел отозвался в сознании чем-то вроде «зуда между лопаток».

Ворону мне в сопла, едрить вашу мать карбюратором...

Форсаж, маневр уклонения. Эскадрилья Скрима, как назло, связана боем с роботами, штурмовикам по таким юрким мишеням палить нечем, да и заняты они предписанными целями. Ещё раз уклонение.

Прицепилась, падла. Выбиваемся из графика, пока я тут верчусь.

Активировать вспомогательное лазерное орудие. Захват цели, корректировка...  огонь! Увернулась.

Форсаж, петля.

«Скрим, мать твою!..»

Процессор изводит Сердце тревожными сигналами, дальномер отсчитывает стремительно убывающее расстояние до ракеты.

«Не трожь мою матушку, я вижу. Уходи!»

Свечка. Серебристой ласточкой Скримрейк вынырнул из облака сзади, почти мгновенно набирая высоту. Уравнял скорость со скоростью снаряда, ювелирно прицелился и... одиночным выстрелом, не слышным за надсадным рёвом двигателей, снёс один из рулей. Ракета беспомощно закувыркалась и через мгновение осталась позади. Спустя долю секунды сработал ликвидатор уже бесполезной боевой части, но осколки вместо тела полиморфа пронзили лишь облако.

«С меня хватит! На такое я не подписывался! – пробурчал Мег, закладывая вираж и возвращаясь на предписанную позицию. – Какого, спрашивается, хрена я сожрал тогда эту их гадость?..»

И замолк, потрясенный яркой вспышкой памяти, на короткий миг скрутившей Сердце болью.

Живая, скользкая клякса шевелит усиками на ладони. Светится, тянется по пальцам.

– Чтобы контракт вступил в действие, нужно поставить отпечаток напротив своего номера.

Сухой, бесчувственный голос. Который раз он произносит эту деловую фразу за сегодня?..

– А это?..

– Универсальный анестетик.

– Будет больно?

Человек, сидящий на фоне ослепительно яркой лампы, поднял руку и потер глаза. Который раз за день ему задают этот вопрос?..

– Отпечаток. И закончим. Выбор всё равно невелик.

И казалось, что серая дрожащая рука сама потянулась к заветному планшету...

«Я не хочу это помнить!..»

Больно. Сбоят системы. Оболочка автоматически отправила очередной «подарок» к цели, но Сердце плачет от боли и поглощено борьбой с собственной памятью. Вокруг с тревогой вьётся Скрим, ему не до боя. Ракета мажет. Не фатально, но за это могут потом и спросить.

«Делайте ноги, ребята! – тот самый офицер повторным залпом накрывает недобитую зенитку. – Слышь, Скримрейк! Хватай напарника и валите, пока никто ничего не понял!»

Долго упрашивать не нужно. Активирован пароль управления беспилотными полиморфами, и машины, обработанные Скримом, в том числе и из других эскадрилий, начинают метаться, создавая неразбериху.

«Мег, очнись! Пора сваливать!»

Смена курса. Маршевые на полную мощность. Занять минимальную высоту. Вперед – в горы, к скалам, где можно попробовать укрыться от ненавистного сигнала или сбить наводку.

Я не хочу это помнить. Мне не нужно мое имя. Я Мег. Я полиморф. А этого – я не хочу. Не хочу...

...– Капитан, несколько беспилотников потеряли управление и вышли из строя. Похоже на сторонний сбой систем, – слегка взволнованно отрапортовал оператор. Его пальцы быстро застучали по сенсорной панели терминала, одно за другим отключая средства ведения огня у машин.

– Это не с поверхности, – тут же вторил ему другой, быстро проверивший показания всех пойманных сигналов.

– Капитан, два полиморфа не отвечают на запросы и стремительно покидают зону боевых действий, – отозвался уже третий за пультом.

«Еще скажите, что это их работа...» – мельком подумал Лаккомо и спросил уже вслух:

– Они представляют опасность?

– Пока нет.

«Только полиморфов-дезертиров мне не хватало».

– Задействовать дистанционное отключение. Вернуть их, – отмахнулся Лаккомо и немного успокоился. Петля паникующей интуиции слегка ослабла – больше сюрпризов за сегодняшнюю операцию она не обещала.

...Быстрее, ещё быстрее, надрывая двигатели и оболочку. Чтобы скрыться, чтобы вильнуть за ободок планеты. Сумасшедшая идея? Да! Но она стала целью, стала последним призрачным шансом на спасение. Если смогут они, значит, смогут и другие. Как много дано было им времени, как сильны двигатели, с бешеной скоростью несущие их вдаль... Все получится! Не может не получиться! Ещё несколько сот километров...

Они успели осознать лишь темноту перед тем, как отключение швырнуло их тела наземь, а их самих – в пучину цифровых сновидений.

***

– Оставьте меня в покое! – отчаянный крик разорвал тишину капитанской каюты. Широкий взмах руки снёс со стола бумаги, письменные принадлежности и стопку информационных пластин.

Тяжело дыша сквозь сжатые зубы, Лаккомо вцепился в стол. Не будь он намертво привинчен к полу, тоже летел бы в стену. Яркие фиолетовые глаза, не моргая, смотрели на белеющие руки с проступившими венами.

В каюте капитан был абсолютно один. Или нет?..

– И ты тоже убирайся! – зверем рявкнул он на пустой угол за правым плечом и пронзил невидимое взглядом.

Несколько секунд капитан буравил взглядом серые стены, словно спорил с кем-то. Наконец, лазоревая лента на колокольцах под потолком слегка шевельнулась, и чужое присутствие исчезло. Золотой Журавль обессиленно упал в кресло и схватился за голову.

Голоса... Бесконечные голоса, то едва шепчущие, то болезненно вопящие прямо в голову, не отпускали. Они преследовали, шли по пятам, но сами не знали, зачем. Их невнятные стенания сверлили мозг, заставляли метаться от зудящей тревоги, злиться от невозможности прервать пытку. Не унимался и другой шепот, вечно предупреждавший об опасности, дергавший по любому поводу, заставлявший оборачиваться на любой шорох.

Лаккомо понимал, что приблизился к самой грани безумия, и преследования федералов – последняя капля. Он уже боялся получить заряд плазмы в спину на борту собственного корабля. Сколько ещё он сможет прожить в таком темпе? Неделю? Две? Месяц? А что будет потом? Торийская клиника и хмурый голос брата над ухом: «Ну я же говорил»... И это в лучшем случае.

Недавний бой прошел мимо, почти не задев сознания. Вроде бы, «Стремительный» висел на орбите Роккона, вроде бы, отдавались какие-то приказы, но Алиетт-Лэ не смог бы внятно вспомнить ни одной минуты этого боя. Все силы уходили на то, чтобы закрыться от беспрестанного шепота, не дать себе скатиться в истеричную панику, не дать команде увидеть страх.

Ах, попасть бы сейчас на планету, в толпу, да хотя бы на самый тесный базар, где будут звучать простые голоса, будет кипеть хаос человеческой жизни, где всем будет наплевать, кто ты такой.

– Вон из моей головы... – мелко дрожа от напряжения, почти жалобно прошептал Лаккомо. По сознанию мазнула какая-то детская обида, и глаза невольно защипало.

Вице-король вскочил с кресла, распрямился, как сжатая пружина и, чтобы хоть как-то  отмахнуться от бурлящих внутри не своих эмоций, принялся шумно подбирать бумаги.

Голоса из прошлого. Мертвые голоса. Неужели это сегодняшние жертвы? Нет... не может быть. Разведка показала, что жертв среди мирного населения не было, и вообще... Тогда это прошлое? Да, должно быть это старые ошибки. Те, кого не удалось спасти. Кто надеялся, ждал помощи, звал, и вот только сейчас космическое эхо нашло адресата и донесло их мольбы.

Резко стрельнула головная боль, и вице-король тихо взвыл. Через силу поднялся с пола и рухнул в кресло. На ощупь открыл ящик стола, извлек небольшую каменную шкатулку и достал из неё пахнущую травами тонкую пластинку. Положил под язык. Не двигаясь, дождался, пока боль отпустит хотя бы глаза. Потом убрал лекарство и забрался в кресло с ногами.

«И почему раньше они почти не слышались... Почему не стучались все так настойчиво в голову? Будто я в силах им всем помочь. На то полно других людей. Родственников, жрецов, храмовников всех мастей на каждой планете, в конце концов! Почему раньше такого не было?..»

«Раньше и солнце было ярче, и трава синее» – так любил говаривать Даэррек. Тут с ним не поспоришь...

«Родной, дорогой мой Учитель. Как же тебя не хватает рядом! Именно сейчас, когда вокруг полно бед, забот, мыслей, дел, голосов, взглядов... Как не хватает простого твоего слова, снимающего все проблемы разом. Знаешь ли ты, как я устал ждать удара в спину и бездействовать? Как я мечтаю хоть ненадолго спрятаться от всего. Помню, каждый раз ты уговаривал меня оставить флот и измениться. Так вот, скажу я тебе честно. Не выйдет. Слишком поздно».

И будто теплая ладонь коснулась головы, даря молчаливое сочувствие.

Пропали на короткое время все заботы, да и само время словно остановилось, стыдливо отойдя в сторону и не смея напоминать о своем течении. Стало тихо и спокойно, как в далеком беззаботном детстве. Сознание ютилось под безопасной ладонью, отдыхая и набираясь сил. А потом, напившись сполна золотого солнечного тепла, выскользнуло птицей из щедрых рук, покружилось и устремилось вверх, к границе собственного кокона, окаменевшего от забот. Чтобы вспороть острыми когтями оболочку, пробить длинным клювом, вывернуть беспощадно наизнанку, как изношенную одежду, и сбросить... С головы, с плеч, с тела. И воспарить в небо на крыльях собственных мыслей, неподвластным чужим приказам.

Лаккомо открыл глаза, впервые за последние пару недель чувствуя легкость и свежесть на душе. Множество дел и опасений осталось где-то за гранью собственного личного пространства и больше не беспокоило. Очищенное сознание ещё не хотело заново нырять в рутинное болото жизни и просто наслаждалось нетронутым и незапятнанным покуда «коконом». Да, скоро придется готовить очередные отчеты о проведенной операции. Но потом. Придется вновь смотреть себе за спину. Но и это будет потом. Как всегда – придется справляться, оправдывать репутацию... Потом.

Часы на стене показывали, что у капитана есть ещё примерно пара часов до прибытия делегации с Цинтерры. Дипломаты пожелали явиться на сдавшийся Роккон лично.

Забавно, что при всей остаточной военной мощи рокконианцы предпочли быстро огласить перемирие и выйти на переговоры. Их власть даже можно понять. Выдав на растерзание несколько особо агрессивных оппозиционеров, они свалили весь ущерб от военной операции на них. Но и сдаться совсем без боя они не могли себе позволить – многомиллионное оппозиционное население этих уступок не поняло бы. В итоге бой над планетой превратился в масштабный спектакль для зрителей по обе стороны баррикад. Цинтеррианцы и прочие довольны мощью «своих» военных сил, а рокконианцы вынуждено признали превосходство миротворческого Флота. Из ущерба – куча железа, беспилотники, роботы и несколько полиморфов. Как говорится, всем спасибо, все свободны.

Лаккомо ещё несколько минут блаженно просидел в кресле, наслаждаясь редким отсутствием головной боли, потом поднял встроенный в стол монитор терминала и открыл форму для письма.

В конце концов у него было честно заработанное личное время!

Но стоило выбрать в качестве адресата анонимного получателя, как часть светлого настроя ускользнула, пропустив вперед притаившуюся тоску. Как давно он не был дома. Ведь его же ждут.

Строчка, вторая. А потом уже не важно. Лучше просто позволить мысли свободно вылиться в слова.

Ясных тебе звезд, мой лучик надежды.

Я не могу назвать точно день, когда мы вернемся. Мне кажется, что до этого момента пройдет целая вечность.

Прости. Если можешь, прости мое молчание. У меня нет слов описать ту боль, с которой я заставляю себя молчать обо всем, что происходит с нами. Иной раз кажется, что мы уже лишь тень тех, кем мы были раньше.

Я жив. Это, пожалуй, самое главное. Мне есть куда направлять свои мысли – и это не дает мне окончательно раствориться сознанием в пустоте.

Когда я был мальчишкой, то думал, что космос – это океан, полный загадок и неизведанных красот. Его рассекают бесконечные тропы других путешественников, и сама мысль о том, сколько сил и знаний положено на то, чтобы иметь возможность шагнуть на эти тропы... будоражила. Не знаю, полюбил бы я космос тогда, если бы знал, как он беспощаден. Нам никогда не обуздать его. Никогда не шагнуть за тот предел, после которого все это пространство вокруг будет нами покорено. Как не запрячь ветер, как не связать океанские волны. Что бы ни творили мы, люди, между собой... Как бы ни делили друг с другом бесконечность... Космос будет неподвластен. Его красота вдохновляет. Но бесконечность убивает хуже самой страшной пытки.

Люблю ли я его?

Не знаю.

Но представляя, как перечеркну все и привяжу себя к земле – чувствую, что буду умирать с тоски.

Это наркотик, который хорош только в меру. Но он нам нужен. Он всем нам тут нужен...

Прости меня, моя дорогая.

Не смей плакать.

Каждый день я все ближе к дому, и очень скоро долгожданно распахну знакомую дверь, чтобы свернуться у твоих ног и заснуть головой на коленях.

Нерешительно застыла над монитором рука. Отправить или стереть? Позволить прочесть этот крик души или сохранить очередной раз в тайне? Не слишком ли откровенно? И все-таки... Отправить или стереть?

Из ступора Лаккомо вывело окошко оповещения в углу экрана.

«Обнаружена неопознанная программа».

Затем ещё одно.

«Неопознанная программа изолирована».

Лаккомо по-птичьи склонил голову набок и удивленно уставился на всплывающие одно за другим оповещения.

«Обнаружена попытка проникновения в системные файлы».

«Попытка проникновения в системные файлы пресечена».

«Обнаружена вредоносная программа».

«Вредоносная программа удалена».

Вице-король помотал головой, вновь уставился на череду служебных сообщений и, наконец, сообразил, что его нахальным образом взламывают.

В первый миг Лаккомо инстинктивно оторвал руки от панели монитора. Но сообразил, что пока антивирус ещё подает признаки жизни и выдает сообщения – система ещё цела. Следующая мысль мгновенно воскресила в памяти все хранящиеся в электронном виде документы и отчасти успокоила капитана. Ничего особо ценного и компрометирующего в Сети корабля нет.

Лаккомо перебрал все возможные способы лично прекратить это хамство, но ничего дельного в голову не пришло. Закрыть и выключить терминал было бы верхом глупости – хакер уже напал на след и вошел в сеть. А вот пробьет ли он последнюю версию защиты, регулярно обновляемую персональным королевским отделом информационных технологий...

«Входящее видеосообщение по личному зашифрованному каналу».

Ах ты гадёныш!

Иных слов у Лаккомо при виде оповещения не нашлось. То, что какой-то нахал затратил столько сил на взлом, чтобы достучаться до вице-короля с целью поболтать – тоже в голове плохо укладывалось. А ведь его заверяли, что защиту такого уровня пробить и обмануть невозможно! Зря что ли заверяли и пора кого-нибудь уволить?

Назойливый значок продолжал мигать в углу монитора, как ни в чем не бывало.

Лаккомо всё же собрал мысли в кучу, разбудил задремавшую бдительность и пришел к выводу, что затраченные усилия человека на том конце явно стоят разговора и заслуживают внимания.

Но гад!

Коснувшись пальцем экрана, вице-король ограничился пока голосовой связью.

...И в каюте зазвучал синтезированный речевым модулем голос, приятный, но сухой.

– Прошу прощения за наглое вторжение, Ваше Величество, но другого способа выйти на связь у меня не было.

Полиморф?! О, Исток, почему это живое железо повсюду преследует его! Ещё немного – и в душе проснется тихая ненависть. Лаккомо быстро запустил программу обратного сканирования.

– Это закрытый канал, – не менее сухо сказал он. – С кем я говорю?

– Системный администратор ковчега «Искатель», лейтенант внутренних войск Энвилы, Полиса Тейлаан Джаспер Соррэ Крэт к вашим услугам.

Лаккомо не поверил. Вгляделся в показания сканера, запустил ещё несколько уровней проверки. Собеседник терпеливо ждал. Дыхания на том конце не слышалось вообще. Программа ясно показывала, что взлом был произведен не с терминала, и не с планшета, что инициировал его высокорганизованный ИИ второго типа, почти такой же, как Эохан.

– «Искатель» сгинул около сотни лет назад, – попытался возразить вице-король.

– Ложь. Связь была потеряна, с грубым округлением, десять лет назад. Неделю назад мы вернулись в пространство Цинтерры. Если вы желаете убедиться в подлинности моей личности – извольте. Я могу перечислить вам все основные характеристики прототипа, переданного мной Эхайону, особенности кода, детали завещания, его дату, имя нотариуса, заверившего документ...

– Довольно, – вздохнул Лаккомо. – Допустим, я вам верю. Но вы понимаете, что я обязан доложить о вашем взломе, куда следует?

– Прекрасно понимаю. Но повторюсь, другого выхода у меня не было. По прибытии мы были взяты под арест под угрозой болевого шока от стазис-излучения.

Услышав такое заявление, Сан-Вэйв только скрипнул зубами. Его опасения, что с полиморфами изначально не всё чисто, подтверждались самым мерзким образом. Подумав, он всё-таки  включил видеосвязь. Хуже уже не будет.

...Так вот, как должен выглядеть настоящий, полностью живой полиморф.

Картинка на экране отобразила относительно небольшое замкнутое помещение с белыми стенами, по которому расхаживала туда-сюда машина среднего роста – всего метров пять. Четкие, плавные и в то же время человеческие движения, обтекаемые формы, очень светлый, кое-где отливающий синевой металл. Привлекало внимание множество мелких деталей брони – гораздо больше, чем у набивших оскомину военных громил. Шаги были тихими  для пяти-семитонной туши, видимо, ступни оснащены амортизаторами.

Полиморф остановился и повернулся лицом к камере.

– Здравствуйте, Ваше Величество, – сказал он, сложив губы в учтивую улыбку, хотя светокристаллы выдавали его истинный настрой, постоянно меняя оттенки между фиолетовым и красным. – Чтобы избежать лишних вопросов, поясню сразу: я воспользовался камерой наблюдения, которая висит в моих... скажем так, апартаментах в цинтеррианском Центре «Полиморф». Их служба безопасности видит сгенерированную мной картинку, пока сигнал перенаправлен вам.

Сканер в это время мигнул зеленым, подтверждая подлинность изображения.

«Умелец дъерков», – подумал Лаккомо. Впрочем, кто бы сомневался в том, что «отец» полиморфов – страшный в своей области человек. Такого бы завербовать... Но у него, естественно, имеются собственные интересы, и ещё неизвестно, стоит ли с ним связываться. Голова полиморфа почему-то наводила на мысли о котах формой маски и постоянно шевелящимися плоскими антеннами по бокам головы. И этот «котик», судя по всему, нервничает, зол и напуган одновременно.

«Исток, ну почему окружающие стараются всучить решение своих проблем мне?!»

Но полиморфу не стоило видеть этот крик души, эту усталость. Если он, конечно, видит картинку со своей стороны.

Поэтому Лаккомо старательно нацепил отстраненно-деловую маску и спросил:

– Что вам от меня нужно?

Джаспер, воспринимая изображение собеседника напрямую оболочкой, отчаянно сдерживал бешенство. Огромных усилий стоило не дать эмоциям переставить мимические пластины в соответствующее выражение лица.

«Червя тебе в терминал, морда коронованная, ты ж нихрена делать не станешь...»

Это выражение бесчувственной надменности программист знал очень хорошо. С таким лицом всякие высокопоставленные сволочи обычно в очень вежливой форме заявляли, что они сожалеют и сочувствуют, но ничем помочь не могут и ничего предпринимать даже не намерены.

«Ну так я тебя заставлю нам помочь, сгори мой проц!»

Чтобы взломать персональный канал второго монарха Тории, мощности железа едва хватило, не говоря уже о том, что пришлось почти с нуля разбираться в основательно изменившемся программном обеспечении. Будь его воля – Джас бы вообще не полез к Сан-Вэйву. Но иного выхода действительно не оставалось.

Стоило «Искателю» выйти из цинтеррианских ворот и запросить у командира ближайшего сторожевого поста разрешение на проход в планетарное пространство, как поднялась суматоха.

И очень быстро стало ясно, что их давно ждали, но отнюдь не с распростертыми объятиями. Блудных астронавтов рады были видеть только на словах. Не разглядеть в толпе встречающих сотрудников всех возможных спецслужб умудрился бы только слепой. Или наивный дурачок. Конечно, на виду маячили исключительно ученые, но среди них то и дело промелькивали совсем иные люди, слишком старавшиеся быть понезаметнее. Конечно, как же иначе, ведь среди делегатов изволил присутствовать сам генеральный директор. Он всеми силами демонстрировал радушие и гостеприимство, но Джаспер видел и слышал фальшь. Рэтхэм тоже – он рассылал на закрытой частоте предупреждающие сигналы.

Явно склеенная на скорую руку приветственная речь звучала нелепо и пафосно, директор сбивался, а глаза суетливо бегали. Полиморфов учтиво попросили пройти процедуры дезинфекции и очистки от радиации и только после разрешили ступить на борт орбитального транспорта. Градус учтивости становился все выше. В стенах до отвращения стерильного центра это нарочитое почтение превысило все мыслимые пределы. Пректон, тоже понимавший, что люди лгут, сканировал всех и вся.

Первым опасность почуял полковник, но было поздно – команду разделили, предложив «пройти реконструкцию оболочки», вмешалась охрана. Полиморфы со скрытым оружием куда мощнее того, которое носили Марин и его ребята, живо оттеснили молчаливого Пректона. Сам засланный вояка куда-то пропал ещё раньше, и дозваться его было невозможно. Белые стены и яркий свет сбивали с толку, мешали нормально видеть, будили ярость. Джаспер старательно держал под контролем оптическую систему, чтобы она ни в коем случае не выдала красный спектр. Программист прекрасно понимал, что любой агрессивный бунт в этих стенах бессмыслен. Вместо протестов он терпеливо позволил проделать с собой всё, что люди считали нужным, дождался, пока его оставили одного, а потом принялся за дело.  Нужно было быстро понять, во что именно они вляпались, а для этого требовалась хоть какая-то информация.

– Ваша помощь, разве не очевидно? – ответил Джаспер, подбавив в электронный голос нотку раздражения.

– Я не занимаюсь выяснением причин задержания кого бы то ни было, – холодно и монотонно, как автоответчик, сказал Лаккомо.

– О нет, выяснять ничего не потребуется, – Джаспер позволил себе отмахнуться. Надменный тон собеседника начинал все больше раздражать. – Я уже выполнил это за вас, – голос полиморфа при этих словах стал отчетливо ядовитым.

Лаккомо проигнорировал тон нахала. Подобным образом с ним нередко пытались разговаривать высшие чины из Адмиралтейства и члены Сената, так что давно выработалась привычка. Да и не хотелось ввязываться во всякие сомнительные авантюры.