Текст книги "Обретение (СИ)"
Автор книги: Александра Лисина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 30 страниц)
Девушка медленно перевела неподвижный взгляд с его белого, как снег, лица на свою дверь и со странным выражением увидела оплавленную древесину, по которой явно не раз и не два прошлись боевыми заклятиями. Причем не так давно. Точнее, уже этим утром.
Поставленной Бриером защиты там тоже не было – сгорела под напором учителя. Как сгорели стандартные защитные заклятия, которые она выставила снаружи для вида, и напрочь исчезли все завитушки, которые еще вчера украшали дверную коробку. Однако сама дверь устояла. Не дрогнула, когда по ней ударили нешуточным зарядом. Только уголки слегка почернели, сизый дымок еще вился от расплавленной полоски железа вокруг того места, где когда-то красовалась изящная ручки. Да изнутри, прямо сквозь непострадавшую древесину, ненавязчиво проступило сложнейшее плетение, на которое маленький Кер потратил целую неделю своего драгоценного времени. Именно ради того, чтобы в такой же вот, погожий день, как сегодня, никакой маг не смог добраться до спрятавшейся от всего остального мира ученицы.
– Айра! – вдруг обрадовано пискнули в сторонке. – Живая! Всевышний... мы так беспокоились!
Она так же медленно оглядела столпившуюся в другом конце коридора стайку второкурсниц, жавшихся к стене, но с облегчением встретивших ее появление. Их большие испуганные глаза, бледные лица... явно переполошились, когда в коридоре раздался первый удар... растрепанные волосы, которые некоторые уже начали спешно приводить в порядок. Увидела стоящего рядом с ними лера де Сигона, которого тоже зачем-то подняли ни свет, ни заря... лера Лоура, с нешуточным беспокойством изучающего ее растерянное лицо... мадам Матиссу, еще более рассеянную, чем обычно... и, наконец, вернулась к Викрану дер Соллену, которого никак не желала сегодня видеть.
Он был одет точно так же, как и вчера – в те же черные штаны, слегка запылившиеся на коленках, высокие сапоги, на которых уже засохла ее кровь. Тот же ремень, на котором теперь покачивались длинные ножны... только рубаху сменил на новую, да, видимо, руку успел перевязать, потому что она, должно быть, сильно кровоточила. Маг был взъерошен, чего прежде никогда не случалось. Его коротко стриженые волосы лежали в полном беспорядке. Лицо бледное, жутковато застывшее в неестественной неподвижности. Губы бескровные, нос заострился, зато глаза...
Айра нахмурилась.
Странные у него были глаза: диковато расширенные, поразительно темные, почти черные, в глубине которых ритмично вспыхивал и тут же гас знакомый янтарный огонек, как бывало у Керга, когда он с трудом удерживал рвущегося на свободу волка. Чего это он? Спятил? Или и правда, беспокоился? А может, лер Альварис просто предупредил, что шкуру с него спустит, если с ценной ученицей что-нибудь случится?
– Доброе утро, лер, – сухо сказала она, тщательно соблюдая строгий приказ мага: никто не должен узнать, что у нее есть учитель. И никто не узнает. Никогда. Даже если для этого ей придется начать разговор первой и вежливо назвать ЕГО "лер".
Викран дер Соллен странно молчал.
– Что случилось? Чем вам не понравилась моя дверь?
– Э... с вами все в порядке, леди? – осторожно поинтересовался господин Лоур с другого конца коридора.
– Вполне.
Лекарь бросил престранный взгляд на замершего возле двери боевого мага, но потом на всякий случай уточнил:
– И вы хорошо себя чувствуете?
– Я чувствую себя неплохо. Спасибо, лер, – кивнула Айра, кутаясь в мантию, из-под которой торчали голые ноги. – А что случилось? Что за переполох вокруг моей двери? Кто-то умер? Кто-то придавило? Прищемили палец?
Преподаватели озадаченно переглянулись.
– Кажется, мы зря пришли, – пожал плечами лер де Сигон.
Господин Лоур пристально взглянул на спокойно стоящую девушку и вынужденно согласился.
– Наверное, вы правы. Ничего страшного. Просто крепко уснула и не слышала стука.
– Да, я спала, – немедленно подтвердила Айра. – Очень устала вчера, вот и легла пораньше. А проснулась поздно.
– И вы ничего не слышали?
– Нет, лер. Девчонки часто шумят по выходным, поэтому я подумала, что будет лучше заранее поставить заклятие, приглушающие звуки, чтобы выспаться вдоволь хотя бы один раз в неделю. Разве это запрещено?
– Что за заклятия вы поставили, леди? – наконец, подал голос боевой маг, удосужившись хотя бы при посторонних обратиться к ученице так, как положено.
– Полог Молчания, лер, – спокойно сообщила Айра. Да и чего волноваться? Все равно он узнает, а соврать ему не получится. К тому же, заклятие несложное и есть в одном из учебников, поэтому она ничем не рисковала, сообщая правду.
У Викрана дер Соллена недобро загорелись глаза.
– Я не об этом заклятии, леди.
– Правда? А о каком тогда?
– Что у вас с дверью? – тихо, угрожающе процедил он.
– Ничего. Дверь как дверь. Деревянная. Хорошая. Правда, Бриер мне обещал, что его "охранку" никто не тронет... впрочем, так даже лучше. Керу она все равно не нравилась, так что он переделал ее по собственному усмотрению. Позже. Это не запрещено правилами.
И это сущая правда – впрямую насчет мощной защиты в правилах ничего не говорилось. Просто подразумевалось, как само собой разумеющееся, что ученики не могут ее создать в принципе. Айра только не добавила, что о метаморфах там не было сказано ни слова, так что формально она ничего не нарушила. А если защита и стоит, то все равно это – дело не ее рук. Так что никаких претензий к ней быть не может.
Странно, в тот момент, пока наставник сверлил ее злым взглядом, ей неожиданно стало все равно, что теперь будет. А внутри откуда-то взялась какая-то необъяснимая, бесшабашная, веселая злость, из-за которой вдруг хотелось дерзить, язвить и даже неприкрыто хамить, наслаждаясь полной безнаказанностью, потому что в присутствии посторонних дер Соллен не посмеет ничего с ней сделать. Не имеет права. У него связаны руки, и он тоже прекрасно об этом знает. Правда, потом за все отыграется... но это будет ПОСЛЕ. Потом он может ее хоть убить, хоть расчленить, хоть распять на стене и глумиться до посинения. А сейчас она могла себе позволить его немного подразнить и хотя бы так показать, что больше не боится.
Айра вопросительно приподняла бровь, в точности повторяя его любимый жест, и с деланным удивлением посмотрела на наставника. Причем смогла это сделать так, что тот мгновенно понял – не нарушая собственного приказа, не сумеет добиться от нее ничего путного. Увидев ее дерзкую усмешку, маг тут же потемнел лицом и сделал уверенный шаг навстречу, собираясь выяснить все самостоятельно, но Айра внезапно сдвинулась тоже и бесстрашно загородила ему дорогу, одновременно прикрывая дверь и не позволяя разглядеть, что там внутри.
– Отойдите, леди. Вы мне мешаете.
– Это женский корпус, лер, – сухо напомнила Айра, бесстрашно глядя ему прямо в глаза. – И это – моя комната, в которой, как мне кажется, вам совершенно нечего делать.
Он коротко выдохнул, шалея от такой наглости, а потом вдруг втянул ноздрями воздух, мгновенно понял, почему ее аура, впервые за долгое время выбившись из-под Щита Овсея, так пылает сегодня. И неожиданно взглянул настолько страшно, что Айра бы присела, если бы могла сейчас испытывать страх.
– Кто дал вам воду из Ключа?!
– Друг, – холодно ответила Айра.
– Что за друг?!
– Старый и очень преданный.
– Имя! Кто это?! – ей вдруг показалось, что маг сейчас перекинется – до того жутко загорелись его глаза. – Кто дал вам эту воду?!
Она выпрямилась и твердо выдержала его взгляд.
– Этого я вам не скажу, лер. Я обещала.
– Вот как? – тихо прошипел мастер Викран, лихорадочно рассматривая ее разгладившиеся волосы, очистившуюся кожу, чистое лицо, откровенно отдохнувший вид и ауру... несомненно подправившуюся ауру, на которой имелись следы серьезного вмешательства и множество зеленоватых сполохов, красноречиво указывающих на то, что его ученице кто-то здорово помог прийти в себя. Кто-то сильный. Уверенный. Наглый. Не ниже первой ступени. Маг, конечно же. Причем маг, имеющий доступ к воде из природного Ключа – достаточный, чтобы отпаивать ею измученную девушку целыми стаканами... или привезший ее с собой. В количестве, достаточном для того, чтобы расточительно тратить на какую-то ученицу.
Айра не отступила даже тогда, когда наставник угрожающе навис, едва не погребя ее под собой. Но уступать уже не собиралась. Нет. Не теперь. Потом он, может, и попытается вырвать у нее правду. Возможно, у него даже получится это сделать... но не раньше того, как она испустит дух или истечет кровью.
– Осторожнее, лер, – так же тихо сказала девушка. – Вы стоите на пороге логова взрослого метаморфа. И вы – НЕжеланный гость в его доме. Охранная Сеть, которая есть в моей комнате и на этой двери, обрушится сразу, как только вы переступите порог. Не надо нас провоцировать. Если вы сделали все, что хотели, вам лучше уйти: Кер не потерпит чужака в своем доме. И я не потерплю тоже. Или вы хотите сказать что-то еще?
Викран дер Соллен чуть вздрогнул.
– Да, – неожиданно хриплым голосом ответил он.
– Я слушаю, лер. Говорите.
Оторопев от подобного хамства, он даже не рявкнул. Только охрип еще больше и обронил так тихо, что никто, кроме нее, не услышал:
– Я пришел сообщить, что через месяц состоится ваша Инициация...
– Прекрасно. Кто ее будет проводить?
– Я.
На лице Айра не дрогнул ни один мускул.
– Очень хорошо. Благодарю за информацию, лер. А теперь, если вы не возражаете, я хочу спать. Вы позволите? Или в свой единственный выходной я не могу сделать даже этого? – она бестрепетно выдержала еще один пронзительный взгляд, в котором вдруг метнулось непонятное сомнение. Но потом он все-таки отступил, опустил руку, гася опасное заклятие. Затем отступил еще дальше, до последнего изучая ее неподвижное и абсолютно непроницаемое лицо, и неожиданно глухо уронил:
– У вас есть три дня, не считая этого, чтобы отдохнуть, леди. На это время вы освобождены от других занятий и вольны потратить его так, как считаете нужным. Все вопросы уже согласованы, поэтому никаких репрессий за ваше отсутствие на уроках не последует.
Айра нахмурилась, не понимая причин такой удивительной щедрости, но маг резко отвернулся и, по привычке не попрощавшись, быстрым шагом направился к выходу. Мрачный, зловещий, неестественно прямой, какой-то закаменевший и... неправильный. Будто бы даже чужой. Словно вселилась в него этим утром совсем иная сущность. Или же случилось нечто такое, от чего он просто перестал походить на себя самого.
Она проводила его долгим взглядом, а затем бесшумно прикрыла дверь и растерянно посмотрела на Кера.
– Ты слышал? Странно все это...
Глава 23
Едва вырвавшись из цепких объятий и настойчивых расспросов соседок по этажу, Айра снова заперлась в своей комнате. Но тратить время на всякую ерунду не стала – тут же создала портал и вернулась в Хранилище, с ходу огорошив обрадованно вскинувшегося призрака.
– Марсо, что такое Инициация?
Дух странно замер, разом прекратив выражать бурную радость по поводу ее внешнего вида, претерпевшего за ночь разительные перемены в лучшую сторону, и как-то резко осел.
– Марсо? – нахмурилась Айра. – Давай. Выкладывай, что знаешь. А ты знаешь – по глазам вижу. И это явно что-то не слишком приятное, раз у тебя такое лицо. Ну? Чего молчишь?
Призрак тяжело вздохнул.
– А что тут скажешь? Ты бы все равно рано или поздно спросила, но это вовсе не значит, что мне хочется отвечать.
– Марсо, не юли. Говори: что такое Инициация?
– Процесс окончательного становления дара. Его стабилизация и момент, когда он, наконец, открывается полностью.
– Звучит пока нестрашно, – подбодрила его девушка. – В чем подвох?
Он вздохнул еще тяжелее, а затем кивнул на бортик Источника, чтобы она даже сейчас продолжала восстанавливать силы, и тоскливо сгорбился. А потом тихо спросил:
– Что ты знаешь о своем даре, Айра?
– Что он врожденный. Но, скорее всего, ненаследуемый, – тут же отозвалась она. – В том смысле, что среди моих предков магов не было. Это точно. Что уж тут сыграло роль, я не знаю, но, возможно, близость Занда... я же с окраины... имеет какое-то значение.
– Ты права: чем ближе к Занду, тем больше вероятность встретить ребенка с ненаследуемым даром. У дворян дар, чаще всего, передается из поколения в поколение, как ты уже знаешь, но со временем он все равно становится слабее. Тогда как самородки... те, в ком впервые открылась способность к магии... найти таких для Академии – большая удача. Именно поэтому Ковен заинтересован в том, чтобы регулярно прочесывать все Четыре Королевства. Особенно на окраинах и ближе к Охранным лесам. Как правило, дар просыпается в сравнительно раннем возрасте – лет в шесть-семь. Иногда позже, в период взросления. И совсем уж редко – после достижения восемнадцатилетия. Однако если это все-таки происходит, то, как правило, означает, что дар будет очень силен и, скорее всего, нестабилен. Поэтому с таким новоявленным магом предстоит очень много работы, прежде чем его можно будет без опаски выпустить в мир.
– У меня дар открылся в детстве, – напомнила Айра.
– Да. Но он несколько лет провел в дремлющем состоянии. Нерабочем. Так что фактически можно сказать, что по-настоящему он открылся у тебя только сейчас.
Она нахмурилась.
– Это может создать проблему?
– Могло бы, – кивнул Марсо. – Если бы в это же самое время тебе не удалось каким-то образом связать его с Зандом. Причем так, что теперь ты зависишь от того, что в нем происходит... помнишь сон, который ты мне рассказывала?
– Да, – поежилась она. – Тогда мне показалось, что кто-то хотел пробраться к Сердцу.
– Скорее всего так и было, – прошептал призрак. – Кто-то вспомнил про древние легенды и решил повторить мою попытку, не ведая того, что творит. Поэтому тебе было так больно. Поэтому так ослабли игольники и метаморфы... все, что связано с Зандом, зависит от него. Он – единое целое, многогранное, многоликое и божественное чудо, благодаря которому наш мир все еще жив. И если кто-то разобьет его Сердце, Зандокар погибнет. Я не понимал этого тогда... не знал, что иду на верную смерть... и вот сейчас кто-то точно так же лезет напролом, пытаясь до него добраться.
Айра нахмурилась.
– Что за легенды?
– Легенда о Сердце Зандокара, согласно которой, примерно раз в тысячу лет Занд раскрывает свои двери, опускает заслоны, успокаивается и пропускает к Сердцу одного-единственного смельчака. Для того, чтобы взять его жизненную силу, а взамен одарить щедрой наградой.
– Какой? Бессмертием? Силой? Властью?
– По-всякому. Кто чего пожелает. Говорят, великий архимаг Иберратус когда-то смог туда проникнуть... больше тысячи лет назад... и именно он привез оттуда первого известного нам дикого метаморфа. Такого же, как твой Кер. Благодаря ему Иберратус обрел большую силу. Он же создал Ковен магов. Он много десятилетий следил за тем, чтобы Охранные леса стояли вокруг Занда нетронутыми, и чтобы Охранители больше никого не подпускали к его границам.
– То есть, на самом деле Охранители берегут Занд от нас, а не наоборот?
– Так задумывалось, – согласился Марсо. – Когда-то давно. Но сейчас об этом помнят, как мне кажется, только эльфы. Да и то не все.
– А Иберратус?
– Что случилось с ним потом, я не знаю, хотя, признаюсь, потратил немало лет, чтобы это выяснить. Одни источники гласят, что он ушел к эльфам и доживал свой век (а век этот, по слухам, был необычайно долог) под сенью Дерева Огла, в котором и растворился потом без следа. Кто-то считает, что он просто покинул Лир, чтобы навсегда поселиться в Занде. Другие полагают, что под конец жизни Иберратус сошел с ума и погиб где-то на окраине Иандара... версий много. Шума вокруг него поднялось еще больше. И никто в точности не уверен, как именно было дело, хотя легенда жива до сих пор. Правда, во избежание сложностей и проблем вроде моей, о ней знают только члены Совета магов.
Айра задумчиво потерла переносицу.
– Хорошо. А при чем тут я?
– При том, девочка моя, что тебе каким-то образом удалось заполучить живого метаморфа. Такого же, какой был у Иберратуса. И если этот факт станет известен Совету, то он всколыхнет Лир и все Четыре Королевства так, что тебе придется скрываться, дабы не оказаться в руках какого-нибудь особо любопытного мага... именно поэтому Альварис предпочел умолчать о твоем существовании. И ни слова не сказал на Совете о том, что у него в Академии вдруг появилась странная ученица. Он, как и я, захотел сам во всем разобраться, и только это хранит тебя в безопасности. Альварис бережет своих учеников. Академия стала смыслом его жизни. Поэтому он не будет тебя выдавать... по крайней мере, пока не убедится в том, что ты опасна.
Айра невесело усмехнулась.
– Теперь ясно, почему мне запретили говорить о Кере.
– Конечно, – прошелестел Марсо. – Если сведения о диком метаморфе просочатся наружу, за тобой начнется охота. Всему Совету захочется на тебя взглянуть и выяснить, каким образом ты коснулась Занда и при этом выжила. Да еще вернулась обратно со столь необычным другом.
– Я там умерла, – мрачно сообщила Айра.
– В этом-то и загвоздка.
– Полагаешь, они захотят меня убить во второй раз, чтобы понять, как это вышло?
Призрак отвел глаза.
– Не знаю. Но загадывать бы не стал.
– Чудесно, – горько усмехнулась девушка. – Просто чудесно. Теперь я еще больше уверена, что мне надо уходить отсюда как можно быстрее. Как считаешь, дер Соллен понял, в чем дело?
– Нет. Если ты, конечно, не рассказала ему о своем прошлом.
– Я никому об этом не рассказывала. Только тебе. А если бы даже он понял, что было бы? Он бы меня испепелил? Удавил? Прихлопнул, как таракана?
Марсо нахмурился.
– Викран молод. Слишком молод для такой трудной ученицы, как ты. Я бы предпочел, чтобы тобой занимался Альварис. Лично. Но он все в делах, в поездках... да еще в Совете заседает... он редко когда бывает на месте. Ему просто не успеть научить тебя всему, что нужно. Но Викрану он доверяет. Викран был его учеником на протяжении почти десяти лет.
– Какой у дер Соллена ранг? – вдруг спросила Айра.
– Магистр.
– А ступень?
– Первая, конечно. Как может быть иначе? Хотя, по моему мнению, он давно уже дорос до архимага, хоть и не желает этого признавать. Его, я думаю, даже в Совет бы пригласили, если бы он не был так резок и непримирим.
– Что ж он отказался от архимага? – хмуро спросила девушка. – Глядишь, и учить бы никого не надо было. Никаких проблем, никаких сопляков под ногами... а чего его вдруг вышвырнули из Охранителей? Не по той ли причине, по которой не берут в Совет?
Марсо странно покосился.
– Нет. Из Охранителей он сам ушел. Лет семь назад. Просто не смог больше.
– Занда испугался? – насмешливо хмыкнула она, но призрак только покачал головой.
– Нет, девочка. На его долю выпало слишком много трудностей, чтобы он сумел с ними справиться самостоятельно. Ему и сейчас нелегко, поверь. Хотя, конечно, уже не так плохо, как раньше.
– А что случилось? – безразлично осведомилась Айра. – Он кого-то не того убил? Ошибся? И после этого звено попросило его оставить важный пост дриера?
Призрак недолго помолчал, но потом снова вздохнул.
– Я расскажу. Но при условии, что этого больше никто не узнает.
– Согласна.
– Тогда наберись терпения и слушай, потому что начать мне придется издалека. А именно – с того, что эльфы... отец Викрана, если помнишь, был Западным эльфом... довольно сильно отличаются от нас с тобой. Внешностью, привычками, манерой держаться, отменным высокомерием... это ты уже знаешь, – Марсо вдруг кашлянул. – Забудь о Легране и не считай, что он особенный. Просто у него есть причины выглядеть не тем, чем он является на самом деле. Особенно для тебя. Но сейчас не об этом...
Айра неловко отвела взгляд, потому что действительно подумала о красивом учителе.
– Так вот, – невозмутимо продолжил дух. – У них есть немало особенностей, о многих из которых люди совершенно не подозревают. И эльфы, между прочим, прикладывают немало усилий, чтобы так оставалось и впредь. Особенно в том, что касается... Эиталле.
– Чего? – удивилась девушка.
– Эиталле. В переводе это означает что-то вроде Притяжения. Влечения. Страсти... ну, каждый понимает по-своему. Но факт в том, что для истинного эльфа в жизни случается только одно настоящее чувство, которому впоследствии будет подчинено очень многое. Сильное чувство. Могучее. Практически неодолимое. И именно его называют Эиталле.
– То есть, по-нашему – просто любовь, – хмыкнула Айра, слегка переиначив непривычное слово.
– Да. Хотя для эльфов оно означает гораздо больше, чем мы обычно привыкли видеть и понимать. И причина в том, что та женщина, которую он... ну, скажем так, полюбит... станет для эльфа существом, от которого он никогда больше не сможет отказаться. Он будет преклоняться перед ней, оберегать, хранить, как самое великое в мире сокровище. Он сделает все, что она велит, и будет для нее всем, чем она только пожелает. Это как рок. Как проклятие, от которого уже не удастся избавиться. Как чудовищное наваждение или яркий сон, от которого уже не проснуться.
– Что же в этом плохого? Если эльфы так сильно любят, то это должно быть хорошо?
– Это не просто любовь, – покачал головой Марсо. – Это страсть на грани безумия. Боль на острие ножа. Наслаждение до полной агонии. Это жизнь. Это смерть. Это искушение и самый сильный дар, который только можно себе вообразить. Ради Эиталле эльфы бросают леса, оставляют дома, свое дело, память, семьи... все. Все, кроме Эиталле, теряет свое значение. Когда оно происходит, они буквально перерождаются заново, теряют все, что было прежде, забывают свою старую жизнь, и уходят туда, где для них живет их единственная любовь. В дальнейшем только она ведет их вперед. До конца. Через все. К жизни или смерти. И в этой страсти они почти сходят с ума. Эиталле делает эльфов неуправляемыми. Ради той, которую выбрало Эиталле, они готовы на все – обмануть, убить, предать, изувечить... им не страшна даже смерть. Ничего не страшно, кроме мысли о том, что они могут внезапно потерять ее. Если женщина Эиталле велит, они с радостью бросятся с ближайшего утеса, чтобы доставить ей удовольствие... и они не способны причинить ей вред. Для эльфа это хуже смерти. Хуже предательства. Хуже самой страшной кары, которую ты можешь себе измыслить. Когда она улыбается, они счастливы. Когда грустит, им больно. Когда обнимает чужого мужчину, они сходят с ума, а когда умирает...
Айра невольно прикусила губу.
– Что, все так плохо?
– Более чем, – вздохнул Марсо. – Как правило, эльф, потерявший Эиталле, не живет ни на день дольше. А если и живет, то это уже не жизнь, а жалкое существование, в котором все дни похожи на предыдущие, где больше нет радости, нет боли, нет желаний, нет смеха, а смерть кажется искуплением за свои ошибки. Но скрывают они свою слабость не поэтому. Вернее, поэтому, но не только.
– Есть еще что-то? Хуже Эиталле?
– Не то, чтобы... просто рок Эиталле касается исключительно мужчин. Тогда как их избранницей совсем необязательно будет эльфийка.
– Человек?! – тихо охнула Айра. – Марсо, так они могут быть привязаны к смертным?!
– Да. И вот это и есть то страшное, от чего они всеми силами стараются убежать. Я не знаю, почему это вообще происходит. Не понимаю причин, хотя довольно долго изучал этот любопытный феномен. Но, тем не менее, все так и обстоит: любой эльф способен полюбить смертную. В любой момент времени. Независимо от того, кто она, сколько ей лет, имеет ли мужа или свободна, воспитывает ли детей или давно бездетна... я же сказал: дня них это – рок. Самое страшное, что только может случиться, потому что Эиталле способно выбрать и маленькую девочку, и давно отжившую свое беззубую старуху.
Она вздрогнула и тихо согласилась:
– Ты прав. Это действительно страшно. Эльфы ведь живут долго?
– Очень долго, – так же тихо согласился призрак. – Не бессмертные, конечно, но срок их жизни намного превышает наш. Даже если человек – маг и знает, как задержаться на этом свете подольше. Но все равно: двести лет, триста... редко больше... эльфам с их веками одиночества до нас очень далеко. Однако и эти века теряют всякий смысл, когда умирает Эиталле. Для них становится неважно: жизнь или смерть, холод или жара, мороз или солнце, здоровье или болезнь... когда Эиталле уходит, они медленно сходят с ума. Угасают год от года, становясь похожими на старые коряги, которые ты каждый день видишь в пустом лесу. Их ничто не интересует. Им не нужны деньги, золото, власть. Они теряют интерес к самой жизни, порой опускаясь настолько, что даже смерть кажется им избавлением.
– Господи... – содрогнулась Айра. – Я не знала, что все так жутко. Так они поэтому почти не выходят из своих Лесов? Боятся Эиталле?
– Да. Никому не хочется стать зависимым от простой смертной. И никто не хочет умирать, лишь начав жить.
– А как же лер Легран? – вдруг вскинулась девушка. – Разве он не...
– У него уже есть та, для которой он живет, – довольно сухо сообщил Марсо. – Поэтому по-настоящему испытывать чувства он ни к кому больше не сможет. Это и есть причина, по которой Альварис разрешил ему работать в Академии.
– Значит, Алька может спокойно о нем забыть и искать себе новый объект для воздыханий... Марсо, а что случится, если женщина, на которую падет выбор Эиталле, вдруг не захочет этого? Если она уже любит кого-то? Если у нее семья, дети, любимый мужчина?
– Эиталле не делает различий, – так же сухо повторил Марсо. – Это не имеет никакого значения.
– Значит, эльфу придется мучиться от неразделенного чувства?
– Зачем же? Сперва он попробует ее завоевать. Как считаешь, для чего существуют их чары?
Айра замерла.
– Хочешь сказать...
– Ты ведь прочувствовала это на себе. Знаешь, как оно бывает. Даже твой Щит с ними едва справился. Думаешь, много женщин способно перед этим устоять?
– Но ведь...
– Эльфу неважно, каким именно способом он завоюет свою Эиталле, – резко бросил Марсо. – Полюбит ли сама, поддастся ли чарам... я тебе говорил и еще раз повторяю: от Эиталле они становятся неуправляемыми. Дикими. Безумными. И дабы не сойти с ума окончательно, они сделают ВСЕ, чтобы заполучить ее. Любой ценой. Такова их суть. Пойми: эльфы – не люди. Настолько не люди, что их не останавливает даже мысль о том, что это тоже – своего рода принуждение. Для них это неважно. Как неважным становится и понимание того, что после смерти Эиталле они будут умирать долго и мучительно. Только поэтому они так упорно держатся подальше от людей. И поэтому же предпочитают со смертью Эиталле возвращаться в Дерево Огла – обрести покой, забвение, раствориться в его корнях и отдать себя тем, кто еще не познал этого горя... или же счастья, если все случится благополучно, и избранная эльфийка благосклонно отнесется к тому, кто отдал ей свою долгую жизнь.
– А если она его отвергнет? Если откажет? На эльфиек ведь эти чары не действуют?
– Действуют, но гораздо слабее. Хотя, конечно, ты права: если она откажет, отвергнутый эльф станет самым несчастным существом на земле. И тогда ему проще прийти с мольбой к Дереву Огла, чтобы смиренно попросить его о великом одолжении.
– А если она его примет?
Марсо слабо улыбнулся.
– Тогда счастливее существа ты не найдешь. Принятое Эиталле – это свет. Это – жизнь. Это – свое собственное маленькое счастье, выше которого ты никогда и ничего уже не познаешь. Это – буря чувств. Море блаженства. Каждое прикосновение – как огонь, каждый вздох – как живительный глоток влаги, каждый взгляд – как обжигающий страстью пожар, а каждая ночь – как заключенная в себе самой Великая Бесконечность. Это – почти недостижимое чудо, Айра, которого эльфы страстно жаждут и смертельно боятся. Божественное откровение. Благословение небес. И это чудо будет длиться ровно столько, сколько будет жить Эиталле. Кстати, именно это и случилось с отцом Викрана.
Айра внезапно застыла от неожиданной мысли.
– Он что... полюбил смертную?!
– Да. Причем не простую, а с даром. Магичку с отличным сродством к Воде и Воздуху, в то время как и сам был неплохим магом Огня и Земли. Такое редко бывает, однако ему повезло: он смог добиться ее благосклонности и обрел свое счастье быстро. Она не отказала. К слову сказать, эльфы никогда не оставляют Эиталле вне своих Лесов – слишком боятся. Поэтому он немедленно увел ее из Ковена, хотя Совет был категорически против... втайне увез в Западный Лес, где она через несколько лет подарила ему первенца, названного в честь одного из Старейшин Леса Виорана... правда, потом имя слегка изменили, чтобы не сравнивать истинного Высокого с полукровкой, но изначально оно звучало именно так: Виоран... хотя дело не в этом. А в том, что младенец вдруг самым неожиданным образом унаследовал свойства и отца, и матери, включая способность к перевертничеству, а также их общую магию, которая совершенно невероятным образом сумела в нем ужиться. Собственно, именно это и стало главной причиной, по которой после смерти родителей Совет Старейшин позволил ему остаться в Западном Лесу, хотя обычно полукровок эльфы не терпят.
– Почему погибли его родители? – резко спросила Айра.
– Мать умерла при родах, а отец... – Марсо тяжко вздохнул. – В общем, ты понимаешь: он не стал без нее жить. Ушел, оставив новорожденного сына, потому что даже это потеряло для него значение. Растворился в Дереве Огла, одно из семян которого некогда выросло в Западном Лесу, точно так же, как и в Восточном. Он исчез. А Викран узнал об этом лишь спустя многие годы. После чего, разумеется, тут же собрал вещи и ушел из Западного Леса.
Девушка нахмурилась.
– Почему же он оттуда ушел?
– А ты думаешь, кто-то из Старейшин стремился смягчить для него правду? Для эльфов некоторые вещи кажутся несущественными, поэтому, когда пришло время, мальчика вызвали на Совет и без особых эмоций сообщили, что, как и почему. В том числе и то, что оставили его своей большой милостью только потому, что он представляет для Леса определенный интерес.
Девушка поджала губы и промолчала.
– Потом все просто – Викран попался на глаза кому-то из магов, когда влип в какую-то неприятную историю в Вольных Землях. Его отыскали, благополучно захомутали и осторожно переправили сюда, где он провел еще десять лет под пристальным надзором лера Альвариса. По окончании обучения стал одним из самых выдающихся магов, на которого у многих были свои виды, но он и тут никому не дался в руки. И, как только был объявлен выпуск, без благословения наставника снова исчез. На этот раз – в Охранных лесах, благо там всегда нужны хорошие бойцы.
– Зачем ты мне это рассказал? – снова нахмурилась она. – Хочешь, чтобы я его простила? Потому что у него так сложилась жизнь или потому, что просто не могло быть по-другому?
