Текст книги "Обретение (СИ)"
Автор книги: Александра Лисина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 30 страниц)
Глава 20
Небо. Солнце. Ласковые теплые лучи красиво подсвечивают перистые облака. Легкий ветерок, ерошащий далекие травы. Бескрайняя лазурь, заставляющая невольно задерживать дыхание от восхищения. Насыщенная зелень раскинувшихся внизу лесов и яркое лиловое пятно, отделенное от них искрящимися на солнце, бурлящими, невыразимо прекрасными водопадами.
Она летит высоко, под самыми небесами. Парит быстрокрылой птицей, постепенно поднимаясь все выше. Она хорошо видит раскинувшиеся далеко внизу земли. Видит далекие Охранные леса, вставшие стеной вокруг неприступного и недосягаемого для остального мира Занда. Видит, как шевелятся на ветру зеленые верхушки деревьев. Как так же мерно движутся лиловые ветки чуткого к магии игольника. Как лениво шелестит крона огромного Древа в самом центре заповедного леса и как бьется внутри него нечто живое. Волшебное. Чуткое и внимательное. Спрятанное в огромном дупле от жадных взглядов и чужих рук. Что-то божественное, дающее жизнь всему остальному миру. Бьется... бьется живое Сердце, под ритм которого живет и чувствует весь Зандокар.
А еще она ощущает внутри себя его ровный стук и твердо знает, что тоже является его неотъемлемой частью.
Затем ей становятся видны и усыпанные белым покрывалом Снежные горы. Снова ярко блестят на солнце покрывающие их непролазные сугробы. Снова скалы. Ущелья. Похороненные под толстым слоем льдов камни. А затем она отыскивает взглядом затерянную в снегах высокую башню, от которой исходит неприятное сияние.
Со смешанным чувством отстраненности и, одновременно, беспокойства она следит за тем, как скатывается по крутым склонам магический туман, но лишь теперь понимает, что это происходит везде. Не только там, где когда-то был ее дом.
Туман лавиной скатывается вдоль восточной части гор, плавно стекая в соседний Аргаир. Он точно так же падает на южные склоны, сползая оттуда вплоть до самого побережья Нахиб. Он ползет и на север, стремясь добраться до холодного Иандара. И даже на запад, откуда дует жаркими сухими ветрами Карашэха, а вместе с ним доносятся ароматы прекрасной и вечной весны царицы Четырех Королевств – Лигерии.
Она видит, как туман медленно расходится волнами от загадочной башни. Видит, как ловко он проникает своими щупальцами вглубь каждой из стран. Смутно ощущает, что он настойчиво что-то ищет, но при этом понимает, что туман еще и боится. Что он прокладывает себе дорогу по окраинам, по глубинке, там, где его не заметит острый взгляд магов Ковена. Там, где мало людей. Где редко появляются королевские посланники. И куда еще реже заглядывают бродячие маги, которые могли бы некстати насторожиться.
Она также видит, как туман по-воровски оглядывается, прежде чем коснуться какой-либо деревни. Как временами он неуверенно мнется, свивается кольцами, будто поджидая, когда в него войдут закутанные в темные плащи люди. Он не смеет двинуться без их соизволения. И даже вдалеке от башни... там, где он только выползает из внезапно раскрывшихся порталов, подолгу кружит на одном месте, словно потерявшая след собака.
Она смутно чувствует, что туман и башня как-то связаны между собой. Что появляющийся на ее вершине маг зовет его, приказывает, властно отправляет на охоту... за кем? За чем?
А потом она вдруг видит, как выныривают из порталов всадники на крепких конях, и понимает, что туман на самом деле – всего лишь завеса, прикрытие, воровской покров. Тогда как по-настоящему творят недоброе именно люди. Причем простые люди. Не маги. Вернее, иногда среди них встречались маги, но слабые, не слишком опытные, хорошо владеющие лишь заклинанием поиска и... долгого сна. Того самого, который очень трудно отличить от настоящей смерти.
Она раз за разом наблюдает, как по всему Зандокару выходят из пустоты эти молчаливые воины. Как посылают впереди себя клубящуюся серым призраком завесу, заставляя ее окутывать целые деревни. Как потом заходят в них сами и иногда выносят оттуда сонных, вяло шевелящихся или, напротив, отчаянно сопротивляющихся детей. Мальчиков. Совсем еще мальчишек, в которых вот так, с высоты птичьего полета, хорошо видны проблески непробуженной силы. А затем их уносят прочь, для чего-то приводя впоследствии в башню. То ли учить. То ли убивать. То ли приносить в жертву...
Она не знает, зачем тому магу понадобились эти дети. Хотя теперь уже понимает, почему в свое время ее не забрали, а попытались убить – им нужны только мальчики. Почему-то лишь мальчики. Которые затем безвозвратно исчезали в недрах зловещей башни, отдавая куда-то свой, пока еще слабый, но такой редкий дар.
Она беспокойно кружит над этим местом, не решаясь ни спуститься, ни подняться повыше. Пытается рассмотреть и понять, но почему-то к башне трудно приблизиться – вокруг нее гуляет слишком сильный ветер. И он такой холодный, что ее крылья буквально сводит судорогой, а сердце замирает кровавой сосулькой, заставляя с болезненным криком терять высоту и бессильно падать на голые скалы...
А потом снова Занд. И снова Охранные леса, много веков держащие вокруг него оборону. Она снова летит и снова живая. Снова чувствует и снова дышит. Жадно глотает холодный воздух. С пронзительным криком бросается с вышины. Только теперь уже не гордым орлом, а стремительной соколицей.
Она кружит над Зандом, постепенно вспоминая прошлые жизни. Кружит, изредка вскрикивая от острых и режущих, словно ножи, воспоминаний. Но потом успокаивается, понимает, что снова может летать, и, обретя новый облик, проворно устремляется прочь, повинуясь неслышному велению мерно стучащего Сердца.
Теперь ее интересует юг. Ее терзает смутное беспокойство, потому что там тоже что-то происходит. Что-то неправильное и неприятное. Где-то недалеко от южной границы Охранных лесов. В Редколесье, разграничивающем побережье Нахиб на две равные половины. Где-то возле затерянного в лесах Внутреннего моря. На одном из его берегов. Там, где почему-то пахнет болью и кровью, а еще – неподдельным отчаянием попавших в беду живых существ.
Она осторожно снижается, пытаясь разобрать подробности, но почти сразу отшатывается, не понимая, почему в этих затерянных и безлюдных землях вдруг взялось так много непрожитых жизней. Причем людских жизней. Заключенных в живую клетку. Жизней, уже обреченных и почти истративших запас своих сил.
Она борется с внезапным страхом, а затем снижается снова и только тогда, наконец, видит бесконечные вереницы рабов, зачем-то пробивающих гигантский тоннель от Внутреннего моря вплоть до самого... Занда?!
У соколицы взволнованно колотится сердце.
Неужели?!
Неужели они тоже стремятся в Занд?! Все вместе?! Так много?! Так глупо и так неправильно?! Но что это? Почему так тихо? Почему они в обносках? Почему идут так устало и измученно, с трудом перебирая ногами и по-старчески загребая ими сухую землю? Изможденные лица, исхудавшие руки, сбитые в кровь ноги и огромные язвы на гноящихся телах. И повсюду корзины, корзины, корзины... с камнями, с землей, с сыпучим гравием. Они приходят, приносят пустые корзины, отдают их куда-то, а затем забирают полные у огромного черного входа, исчезающего под землей. В одну сторону несут палки и брусья, чтобы крепить стены. В другую – те самые, грубо сплетенные корзины, чье содержимое постепенно заполняет собой гигантский овраг и уже высится неприступной горой, красноречиво показывая, насколько чудовищный труд им пришлось уже сделать, чтобы пройти так далеко. Но почему-то люди двигаются мертво и так безразлично, будто бы от них остались лишь пустые оболочки, тогда как души...
Она на мгновение заглядывает в чьи-то глаза и с ужасом шарахается прочь, потому что душ там уже не было. Ни в ком. Это просто живые тела, лишенные воли, чувств... сгоревшие тела, пустые. Только и умеющие, что ходить и исполнять приказы.
Что же это... как же... и кто?!
Кто создает этот странный тоннель? Вот же он – вьется под землей подобно гигантскому червю. Длинный, устрашающе длинный, словно его роют уже не первое десятилетие. И он уходит почти строго на север. Через все Редколесье, под скалами и неприступными породами. Уходит неровно, изгибами, как ползущая на запах добычи змея. Но упрямо движется вперед. К Занду. До которого не достает совсем немного. Лишь чуть-чуть не доходит до его границ. Даже Охранные леса уже пройдены. И даже там никто из Охранителей ничего не заметил. И вот теперь он близко. Он уже очень близко. Настойчивый. Коварный. Двуличный змей, сумевший так долго оставаться незамеченным.
Там, где находится его мощная "голова", клубится все тот же знакомый туман, который никак не позволяет ошибиться: он из той же башни, что и везде. Такой же серый и недобрый. Только тут он гораздо плотнее, яростнее, живее. Он словно сам по себе. И он яростно вгрызается в землю, буравя ее гигантским червем. С тем, чтобы выплюнуть сзади раздробленную породу, освободить немного места, а потом жадно вгрызться снова, остервенело кроша само основание мира.
Она вдруг вскрикивает, задыхаясь от внезапной боли, когда одно из щупалец вдруг касается границы Занда. Не там, где стоят игольники. Не там, где безмятежно спят Охранные леса. Не там, где шумят гремучие водопады, а ближе. Гораздо ближе к огромному Дереву и спрятанному в нем гигантскому Сердцу.
Туман – это холод. Туман – это тьма. В нем – смерть, холодная и неумолимая. Он жаден. Равнодушен. Жесток. Ему нет дела до того, как во внезапной тревоге вздрагивает весь Занд до основания. Он слишком долго сюда шел. Долго пробирался окольными путями. Годами сражался с упрямой породой, но теперь вдруг оказался так близко, что нетерпение буквально съедает его изнутри. Он так страстно желал прорваться внутрь, минуя неподкупную охрану. Так неистово рвался вперед. Так люто стремился дотянуться до вожделенного Сердца, что почти позабыл об осторожности. И в тот миг, когда Занд вдруг болезненно содрогнулся от его прикосновения, конвульсивно задрожал сам, словно скрюченный от страсти, острый и больно ранящий похотливый коготь, обманом добравшийся до самого сокровенного.
Она рывками поднимается в небо, слыша, как взволнованно колотится и зовет ее встревоженное Сердце. Едва не ломая крылья, стремится туда, где когда-то была заново рождена. С плачем мчится вперед, роняя драгоценные слезы, обгоняя ветер, теряя по пути перья, которые вдруг стали сильно тяготить. Она не знает, зачем мчится с такой безумной скоростью. Не понимает, отчего вдруг так больно стало в груди, где неожиданно отчетливо зазвучало далекое, умоляющее о помощи Сердце. Но зато хорошо чувствует, что если опоздает и не сумеет вернуться, Оно может вскоре погибнуть. И это пугает. Это заставляет ее спешить. Это приводит в сокровенный ужас, заставляющий холодеть ее собственное сердце. Она с криком бросается в небеса, разрывая воздух сильными крыльями. Безошибочно находит Древо, застывшее в страшном ожидании. Не помня себя, камнем падает вниз с сумасшедшей высоты. Бесстрашно пробивает собой колючую мешанину из листьев и ветвей, а потом с облегчением падает в огромное дупло, из которого некогда вышла.
И вот тогда все меняется разом. Вот тогда она уже больше не птица. Вот теперь она вдруг вспоминает и узнает, наконец, кем и для чего была создана. Потому что теперь ее руки – вовсе не крылья, а разбросанные во все стороны ветви, которыми, кажется, можно обнять весь мир. Ее тело – сырая земля, из которой исходит всякая жизнь. Ее кровь – целительная влага, которую с благодарностью пьет все живое. Ее глаза – горящее полуденное солнце и спокойно светящаяся луна, попеременно следящие за всем, что творится вокруг. Ее волосы – ветер, опутывающий мир мягкими струями. Слезы – как дождь, благодатно проливающийся на травы, дыхание – теплый воздух, колышущийся над верхушками деревьев, а гнев – это лава, которая неистово клокочет внутри и яростно желает уничтожить святотатцев.
– Назад! – тонко вскрикивает небо, распарываемое яростной молнией.
– Назад! – вторит ему море, поднимаясь на берегу высокой волной.
– Назад! – властно требует ветер, свиваясь вокруг подземелья тугими смерчами.
– Назад! – бешено бьется под скалами лава...
Но туман упорно продолжает ползти вперед.
Его щупальца склизки и очень настойчивы. Он навязчиво просовывает их в любую щелочку, ввинчивается, продавливает, раздвигает собой вековые заслоны. Как насильник, вонзается в землю, требуя подчинения, покорности. Вынуждая пропустить его вперед, туда, к беспокойно скрипящему Древу, в котором неистово пульсирует лиловое Сердце.
– Нет, – в забытьи шепчет Айра. – Нет... это Сердце вы никогда не получите...
И неистово ревущая лава, словно получив долгожданное разрешение, внезапно тугой струей вырывается наружу. Взвивается вверх огромным огненным столбом, разбрасывая вокруг алые капли. Поднимается яростной волной до верхушек самых высоких деревьев, а затем всей мощью обрушивается вниз, заливая собой подземные ходы, обрушивая скалы, навеки запечатывая в них упрямых безумцев и распыляя в прах их бездушные тела. А затем со злым ликованием выливаясь в море и заставляя проклятый туман со злобным шипением отступить.
После чего, наконец, над Зандом воцаряется долгожданная тишина. Над Охранным лесом умиротворенно взвивается облако белого пара. Взбудораженное море успокоенно засыпает, а скатившаяся в него лава застывает на берегу быстро чернеющим языком, на поверхности которого медленно оседают хлопья такого же черного пепла...
Айра очнулась от того, что кто-то ласково гладил ее по щеке и мерно баюкал, трепетно обнимая, словно заботливый и преданный друг. Вокруг было темно, но сквозь шелестящее зеленое покрывало смутно проглядывало ночное небо, крохотные точки далеких звезд. Терпко пахло цветочным соком. Со всех сторон шевелились и осторожно переплетались тугие ветви, из ладоней осторожно выходили острые шипы, и, кажется, именно это движение ее разбудило.
– Шипик? – хрипло спросила девушка, придя в себя.
Вместо ответа ее снова обняли и нежно прижали, как самое дорогое в мире существо. Как мать, как сестру, как долгожданную возлюбленную, которую ни за что и никому больше не отдадут. И это было так неожиданно, так трепетно, что после недавней пытки Айра не выдержала и снова беззвучно заплакала, зарываясь в игольник как можно глубже, чтобы никто не увидел этих вымученных слез.
Однако и сейчас что-то тревожило ее внутри. Что-то снова беспокоило: какая-то трудная мысль, чье-то незримое присутствие, от которого словно холодком подуло по спине. И это ощущение оказалось так настойчиво, но при этом настолько значащим, что она торопливо отерла слезы и настойчиво потянула за ветви, пытаясь понять, когда и каким образом она тут оказалась.
– Кер? – слабо позвала Айра, пытаясь выпутаться из игольника. – Шипик, пусти. Кер? Где ты? Кер!
Заслышав слабый писк, она с внезапным испугом дернулась, не обращая внимания на безумную слабость и сильную, но уже притупившуюся боль в истерзанном теле. После чего выбралась, наконец, наружу, ненадолго лишилась твердой опоры и тут же рухнула на колени, не удержавшись на ослабевших ногах. Но потом завидела тяжело дышащего крыса, которого Шипик так же осторожно опустил на землю, забыла обо всем остальном и с тихим вскриком поползла навстречу.
– Кер! Господи... Кер!
А потом завидела неподалеку еще одно распластанное тельце и, не успев прижать измученного крыса, с горестным стоном кинулась дальше.
– Зорг! Зорг... неужели еще и тебя?!!
Пустынный дракон выглядел так, словно его много часов методично избивали дубиной. Длинные иглы на его спине оказались безжалостно обломаны, крупные чешуйки на боках потемнели, побурели, словно покрылись засохшей кровью. Когти выглядели так, словно он неистово скреб ими пол, пытаясь откуда-то выбраться. Или, наоборот, добраться? Метаморф господина Огэ выглядел так, будто долго полз, с трудом подтягиваясь на ослабевших лапах. Сперва откуда-то бежал, явно пробив грудью или прогрызя деревянную дверь, потом мчался, пошатываясь от слабости, на тихий зов и, наконец, измученно рухнул только здесь, не дотянув до спасительного игольника буквально пары шагов.
Айра со всхлипом подобрала тяжелого ящера и обернулась к стене, возле которой каким-то чудом оказалась. Собралась было попросить Шипика или Иголочку помочь и ему, но внезапно увидела, в каком они виде, и в ужасе замерла: кирпичная стена перед ней оказалась оголена почти на две трети. Игольник почернел, ссохся, будто кто-то заживо выпил из него все силы. Его ветви ужались, свернулись сухими тростинками и больше, чем наполовину, обломились. Гибкие стебли пожухли. Толстые листья опали. И теперь только острые шипы на совершенно сухих ветвях доказывали, что еще пару часов назад здесь шелестела настоящая зеленая крепость.
– Мамочка... мама... да что же это?! – прошептала Айра, в панике обшаривая взглядом стену. – Шипик, что случилось? Иголочка... Зорг...
Она вдруг вспомнила свое последнее видение и, словно в бреду, пошатнулась.
– Господи... значит, все правда? И вас тоже...?!!
Игольники обессиленно зашелестели, радуясь хотя бы тому, что в том жутком аду, который они испытали, уцелела хотя бы она. Но все действительно было правдой – они тоже почувствовали, как Занд содрогнулся от боли. Они – его создания. Его дети. И все они ощутили, что с Зандом едва не случилась беда. Они точно так же, как Айра, бились и корчились от боли, когда его коснулось ледяное щупальце. Всем было плохо. Все кричали в ночи, как безумные. А потом точно так же ощутили, что в последний момент неведомая угроза все-таки миновала их дом, и измученно рухнули на землю. Потому что даже мимолетная судорога Сердца Мира сумела на них сказаться – высушила, обессилила, едва не убила. И лишь близость к хозяйке, в которой тоже жил кусочек Его силы, помогла им выжить. Именно поэтому к ней так отчаянно стремился Кер, поэтому так плотно прильнули игольники, именно поэтому сюда мчался насмерть перепуганный Зорг. И именно поэтому Айра сидела на земле, даже не думая скрывать горькие слезы.
– Зорг... – она со всхлипом прижала к груди обмякшего дракончика и совсем не удивилась, когда из страшненького ящера он постепенно превратился в пушистого рыжего котенка. Совсем маленького, измученного, устало свесившего лапки, но все же нашедшего в себе силы благодарно лизнуть ее руку, от которой в него понемногу вливались новые силы. – Кер, возьми и ты. У меня немного есть. Шипик? Иголочка?
Игольники протестующе зашелестели и даже отодвинулись, словно говоря, что свое дело уже сделали и теперь непременно выживут. А вот ей уже давно пора, потому что ночь на дворе, да и в парке, несмотря на темноту, все еще бродил посторонний народ, а они, впятером, произвели столько шума, что сюда скоро сбежится вся Академия, чтобы узнать, что за сиреневое зарево вдруг поднялось от вздыбившегося до небес игольника. Почему любимец господина Огэ вдруг стал носиться, оглашая окрестности диким ревом. Откуда тут взялась ученица второго курса и почему, наконец, у нее из ноздрей до сих пор потихоньку сочится кровь?
Заметив неладное, Айра поспешно утерла лицо и с трудом поднялась на ноги.
Думать о том, что ее принес сюда проклятый маг, совсем не хотелось. Однако другого варианта пока не было. Скорее всего, услышав-таки ее долгожданный крик, он искренне порадовался за свои успехи, решил, что добился всего, чего хотел, и милосердно ослабил цепи. Может, оставил ее так, на полу, как всегда. Может, проникся этаким снисхождением... но в любом случае он зачем-то принес их с Кером именно сюда и именно тогда, когда они так остро нуждались в помощи. Причем не его, а кого-то своего, принадлежащего Занду всей душой. А он, даже не подозревая об этом, неожиданно совершил свое первое (и, вероятно, единственное) благое дело, о котором теперь можно вспоминать, как о подвиге истинного милосердия.
Айра, сердито шмыгнув носом, притянула к себе зашевелившихся метаморфов, а потом вдруг заслышала вдалеке встревоженные голоса, торопливо заозиралась и принялась лихорадочно размышлять. Попадаться на месте преступления с двумя полумертвыми метаморфами ей совсем не хотелось. Бежать куда-то просто не было никаких сил. Скрыться под стеной, когда уставшие Шипик и Иголочка уже не смогут ее закрыть собой, тоже не удастся. Тогда что?
Она вдруг до боли зажмурилась, чувствуя, что ответ есть, даже лежит буквально на поверхности. Потом ощутила знакомую тяжесть в груди, словно туда положили холодный камень. Почти вспомнила, что когда-то давно это уже было... а потом ее резко дернули за рукав, с силой поволокли прочь, и злой голос буквально ударил по напряженным нервам:
– Так и знал, что без тебя тут не обошлось! Ну?! Что ты опять натворила?!
Девушка вздрогнула и изумленно воззрилась на злого, как цепной пес, Бриера.
– Ты откуда тут взялся?!
– Мимо проходил! А ты что тут делаешь?! Почему у тебя кровь?! Признавайся: опять колдовала?!!
– Я не...
– Бегом отсюда, пока учитель не пришел!!!
– Что?! А разве это не он меня сюда...?
– Нет! – рявкнул юноша. – Это я, болван, за тобой следил, когда заметил, что ты от Леграна поздно побежала! Шел с демонологии, наткнулся на открытую дверь, потом обернулся и увидел, как ты оттуда вылетела, словно кипятком ошпаренная! И, как дурак, пошел следом! Решил, с тобой чего плохое случилось! Затем сунулся в зал, да не подумал, идиот, что он защищен от чужаков, и так получил по морде... только полчаса назад оклемался! Потом все-таки вошел, увидел, что ты на полу лежишь, и выволок! Да, сюда! Куда ж еще?! Хотя в таком виде тебя вообще надо было хоронить! В белых тапочках!!!
Айра, с трудом поспевая за другом, невольно глянула на свои голые ноги.
– Так это ты меня сюда принес?
– Да, – на бегу буркнул юноша. – Испугался я, понятно? Пока очухивался у двери, видел, как учитель вышел оттуда и пошел к Лоуру... за помощью, наверное? А потом нашел тебя, испугался до смерти, цапнул вас обоих, ну и... короче, влетит мне завтра по первое число. Правда, если ты туда вернешься раньше учителя, то, может, и обойдется?
Она невольно содрогнулась и едва не остановилась, наотрез отказываясь спускаться в свою персональную пыточную, но Бриер упорно тянул за собой, поневоле заставляя ее перебирать ногами. Дотащил до проклятого холма, пинком раскрыл материальную (на этот раз) дверь, к чему-то настороженно прислушался и вдруг выдохнул с таким невероятным облегчением, что Айра почувствовала жгучий стыд.
– Прости, – она опустила голову и, отпустив его руку, мучительно медленно шагнула к мрачному подвалу. – Ты сильно рисковал. Спасибо, что помог.
– Не за что. Смотри только, не проболтайся!
– Конечно, нет, – Айра горько улыбнулась, а потом вдруг порывисто обняла своего спасителя и всунула ему в руки заснувшего Зорга. – Держи. Отнеси его поближе к господину Огэ. Проснется – сам его отыщет и сделает вид, что все в порядке. Нельзя, чтобы его видели.
– А это кто?
– Зорг. Его сегодня тоже тряхнуло.
– Кто?!
– Все, пока, – Айра торопливо оттолкнула Бриера и, внутренне похолодев, спустилась по ступенькам вниз. – Завтра увидимся.
"Если я буду жива".
А потом юркнула за вторую дверь, аккуратно ее прикрыла, стараясь сделать все, как прежде. Потом прошлепала грязными ногами вперед, запоздало спохватилась, отерла ступни о свою мантию, торопливо протерла ею же пол, затем повесила обратно, развернув чистой стороной наверх, и вернулась туда, откуда, кажется, не так давно свалилась, разбив себе нос. По крайней мере, можно было бы сказать, что она его разбила, потому что крови возле проклятой стены было так много, словно ею из тазика плеснули. Щедро так, от души.
Айра измученно опустилась на пол, сжавшись в комок и старательно прижимая к груди уснувшего метаморфа. Бесконечная усталость навалилась на нее так резко, будто кто-то выключил свет. Раз – и все. Тот запас сил, которым поделился лер Легран, давно иссяк. Свой собственный она израсходовала до капли, пока висела на дыбе. Подаренный изможденным и сильно пострадавшим игольником извела, пока лечила Кера и Зорга и шла сюда. Вот ничего и не осталось. Только безмерная усталость, полная опустошенность внутри и необъяснимое безразличие, с которым она подумала о том, что скоро сюда снова зайдет Викран дер Соллен, снова потребует от нее ответа и, как всегда, его не услышав, продолжит то, что начал этим вечером.
Девушка заранее сжалась, когда заслышала снаружи знакомые шаги: всего за неделю она научилась узнавать их из тысячи. Тяжелые, размеренные, зловещие шаги, за которыми всегда раздавался бесстрастный голос, а затем неизменно приходила боль.
– Ну? Пришла в себя? – сухо поинтересовался маг, остановившись у нее за спиной.
Айра, не оборачиваясь, молча кивнула.
– Вставай. Повернись и посмотри на меня.
Она, слегка пошатнувшись, медленно встала с пола, подавив болезненный стон, и без всякого выражения взглянула в холодные синие глаза мага. Смотрела долго. Пусто. Безжизненно, старательно держа ключ от заветной, спрятанной в голове комнатки с ненавистью в намертво зажатом кулаке.
– Способна продолжать? – приподнял одну бровь Викран дер Соллен.
"Нет!" – испуганно вскрикнул кто-то внутри. Неужели она сама?
Айра, вспомнив безумную боль, судорожно вздохнула.
Продолжать? Еще раз? На эту дыбу?!
"Господи, только не это! – взвыло внутри нее перепуганным зверьком. – Я больше не смогу! Я не сумею! Я просто не справлюсь!!!"
– Война – это смерть, дитя мое, – сочувственно прошептал в ее голове голос старого солдата. – На войне нет жалости, нет совести, нет чести. На ней убивают, калечат, режут и жгут. Причем далеко не всегда делают это с оружием в руках. Война может быть разной – долгой и короткой, кровавой и яростной, медленной и вялой, предательской и холодной. Если ты решишь идти до конца, значит, будь готовым к тому, что и враг твой тоже не отступит. Он будет ждать тебя за каждым углом, за каждым поворотом. В каждом доме и в каждом лице. Ни на минуту не оставит в покое. Будет преследовать тебя до самой смерти. Станет пугать своей тенью в ночных кошмарах, заставлять шарахаться прочь от каждого угла и гнать, как дикого зверя. Если, конечно, твой враг силен и если он настоящий. Но когда ты перестанешь прятаться... когда сможешь повернуться и открыто встретить его взгляд... когда не испугаешься прямой схватки, это будет означать лишь одно – твой враг не сломил тебя, дитя. Это значит – он сделал тебя сильнее. И это – именно то преимущество, которого тебе не хватало. Воспользуйся им, дитя мое. Воспользуйся, коли видишь, что враг неизмеримо сильнее. Обмани его. Уничтожь. Затаись и ударь из засады. И запомни: на войне не бывает благородства. Война – это боль, страх и потери. Война – это яд, который очень скоро иссушит твою душу и уничтожит тебя изнутри. Тот же самый яд, который точит душу твоего врага. Поэтому, прежде чем ты все-таки нанесешь смертельный удар, взгляни в его глаза и посмотри на то, что случится с тобой на войне. А потом хорошенько подумай: готов ли ты к этому?..
Айра, внимательно посмотрев в мерцающие ледяными огнями глаза Викрана дер Соллена, на мгновение замерла, а потом сжала зубы, стараясь не думать о том, во что ей это обойдется, и медленно наклонила голову.
Да. Она была готова.
– Не здесь, – вдруг усмехнулся маг, после чего указал на спящего Кера и добавил: – Настало время заняться и им. После полуночи он должен явиться в стаю. К виарам, разумеется. ОДИН. Надеюсь, последствия нарушения моих приказов тебе теперь понятны?
– Да, – ровно повторила Айра, и он усмехнулся шире.
– Прекрасно. В таком случае ты свободна. А его я жду к ночи на обычном месте.
