Текст книги "Земля-воздух (СИ)"
Автор книги: Александра Лимова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)
Я поняла, когда он подошел на грани. Позволить ему окончательное движение и ввергнуться в пучину нависшего надо мной экстаза, или, уперевшись, проткнувшими кожу дивана шпильками сделать один настойчивый скользящий рывок бедрами и довести его до оргазма? Одно движение. Либо его, либо мое. Почувствовала, как напряженные до предела мышцы его тела начали сокращаться, отдавая приоритет мне. И перехватила бразды правления, одним быстрым движением вперед и с силой, на которую еще было способно мое замершее на границе тело. Его разнесло в клочья. Но успел отпрянуть, выйти, и впустить вместо себя пальцы. Едва уцепившись взглядом за вспыхнувшее изумление в изумрудных глазах, я не успела ничего понять, потому что тут же была погребена разнесшим меня оргазмом. Что было с ним дальше – не отпечаталось в памяти под громким беспощадным завалом в ответ на его пальцы, надавившими и во мне и на меня. Перед глазами померкло все. Разорвалось с болью и металлическим, превалирующим оттенком наслаждения. Швырнуло по беспощадному ветру, вырвавшему с корнем мир и с пламенем разворотившим его остовы. Разнесло на тысячи звенящих осколков. Разорвало. Развеяло. И приходить в себя не хотелось
– Снова плачешь, малыш.
Слова раза три повторились в догорающих остовах сознания, прежде чем смысл дошел до меня. И как согрело это его обращение. Хотя я была категорически против подобных выражений, считая, что есть имя, а все эти «заи» и «пуси», а уж тем более «кисы» – продукция сниженного коэффициенте интеллекта. Поэтому я не могла себе объяснить дурное желание улыбнуться, в ответ на его последнее слово. Но позволила, не в силах противиться оттенку удовлетворения, разносящему остатки наслаждения по тяжелому телу.
Лежу на боку, свесив руки с дивана и поджав к животу напряженные ноги в попытке удержать слабые уже, но еще расходящиеся волны немеющего удовольствия. Его отзвуки, еще тяжелящие вены так и норовили налить свинцом веки и отправить уже слабо тлеющее сознание в тень упоительного полумрака.
– Паш? – слабый, совсем невыразительный вопрос и моя дурацкая, безнадежная попытка скосить взгляд на него, сидящего в ногах.
– Нет, не в тебя. – С эхом усмешки, неожиданно утешительно обволакивающим растрепанное эмоциями сердце. – Прекращай с этими вопросами. Если я сверху, то я контролирую.
– И сейчас? – вопрос дался с трудом, со слабой тенью так тщательно вкладываемой усмешки, от которой почему-то даже эха не слышалось.
– Нет, не сейчас. – Слабо хохотнул, но тут же укротил мою взметнувшуюся было тревогу. – Но не в тебя, я же сказал. Да… чуть утратил контроль. Но уже научен. Так что нет.
Невыразительно фыркнула, сгоняя негу и истому, заставляя ослабевшее тело пошевелиться и начать двигаться. Села, дрожащими пальцами оправив белье и низ платья, с трудом свела вместе гудящие ноги и облокотилась локтями о колени, свесив голову вперед и прикрыв глаза, в попытках погасить волну слабости и отвоевать самоконтроль от заторможенного сознания.
– Кис, ты же осознаешь, что я тебя не отпущу.
И это был не вопрос. Он не спрашивал. Он утверждал. Я же тут в себя вообще-то пытаюсь прийти! Мне ни к чему эта нега разливающаяся под кожей и шепчущая в кровь не отпускать. Надавить. Гребанной иллюзией выбора. Так, как умел только он.
Тряхнула головой. И посмотрела в задумчивые зеленые глаза, глядящие на меня в упор с нехорошей тенью
– Нет, не осознаешь? – насмешка в глазах и ироничная улыбка на губах. Откинулся на спинку дивана и довольно потянулся, как сытый кот, прикрывая свои глаза и хрипло выдавая, – киса ты ж сука, я и забы-ы-ы-ы-ыл. Ну что ж. В воскресенье на три дня летишь фрилансом со мной в Барселону.
– На фриланс подаются два заявления от клиента и стюардессы. – Злорадно гоготнула я, уязвленная таким нажимом. – А у меня сейчас период повышения квалификации и от работы я отстранена. Обломись, гер Коваль.
Он расхохотался и, поднявшись, заправляя рубашку в брюки, подошел к столу, взяв с него бутылки минералки, упал в кожаное кресло, отпивая из бутылки и глядя на меня, тупо рассматривавшую свою прошитую ладонь. Кровь успела запечься в багровые разводы и полукруглые ранки слабо кровоточили и болели.
– Это что? – негромко спросил Коваль, привставая с кресла.
– Я себя ногтями. – Мрачно посмотрела на него, присевшего рядом на корточки. – И рубашку тебе испачкала на плече.
– У тебя какая-то извращённая тяга к крови. – Фыркнул и полил на ладонь из прихваченной бутылки, и неожиданно осторожно оттирая длинным пальцем кожу в налившейся краснотой воде, лужицей стекающей на паркет. – Признайся, кис, что у тебя там в фантазии? Вампирская тематика или коктейль из триллера «Пила» и порнухи? Не хочешь тамадой заделаться? Я бы тебя позвал к некоторым людям на праздники, чтоб ты их сначала изнасиловала чем-нибудь эдаким, а потом всю кровь из них выпустила. И тебе и мне удовольствие. Ты определенно имела бы спрос в моих кругах.
– Коваль, вот что у тебя там в голове? – сдерживая смех, спросила я. – Совокупление жестокости Калигулы и наполеоновских планов?
– Совокупление, да. – Паша прыснул, бросив на меня ироничный взгляд.
– Ой… я хотела сказать совокупность. – Заржала я, отнимая свою руку и принимая протянутые им со стола салфетки. – Хотя нет, прозвучало правильно. – Поднявшись и зажимая рукой салфетку, а второй оправляя одежду, бросила ехидный взгляд на Пашу, облокотившегося бедром о стол и вопросительно приподнявшего бровь. – Ну, спасибо, что ли. Я пошла.
Не этого он ожидал, это было заметно по опешившему лицу, когда я, фыркнув отвернулась и направилась к двери.
– Стоять. – Голос заморозил на шаге, но я упрямо мотнув головой, выбрасывая попытку подчинения протянула пальцы к дверной ручке. – Стоять, я сказал. Киса, я ведь и заставить могу без особого напряга. На фриланс, и на много чего еще. Хамства я не потерплю, не вынуждай меня идти на радикальные меры.
Опешила теперь я. Пораженно застыла. Раздраженно оглянулась.
– Ну, рискни. – Злым полушепотом сквозь стиснутые зубы.
– Это ты не рискуй. – Чуть прищурился, снова растягивая губы в блядской улыбке. – До вечера подумай над моим предложением.
Я хотела что-то съязвить, но мысли разлетелись, и я загипнотизировано смотрела на несколько ленивое, даже чуть вальяжное приближение его тела ко мне. Остановился в шаге. Усмехнулся, заметив, что у меня в ответ на выброс адреналина участилось дыхание. Вот так заводить взглядом уметь надо. Чтобы тяжело застучало сердце, чтобы тело горячо заявило пораженному разуму, что оно готово на еще один олимпийский заход. И он тоже. Рывком прижав меня к двери. Его пальцы вцепились в мои кисти и настойчиво повели по полотну двери вверх, над головой скрестили на миг, а потом положили за его шею. С намеком таким. Дескать, давай добровольно.
Опустила голову, прикрывая глаза и негромко рассмеялась. Мои пальцы царапнули кожу его шеи, прежде чем руки обняли плечи. Подняла взгляд и, сдерживая в себе мучительно разгорающееся желание, напитывающееся темной тенью приглашения в его глазах, резко и сильно толкнула к стенке шкафа справа от двери. Конечно, мог устоять, но усмехнувшись, послушно сделал шаг назад и прижался спиной. Какое одолжение!
Раздражение пронеслось по сосудам, ударило в голову и распылило возбуждение, предоставив царствование над мыслями и телом коварству. Улыбнулась и прижалась к его телу. Глаза в глаза, и снова вон пробуждал сыто спящее на краю разума безумие, охотно воспрянувшее и пока контролируемое. Взяла его правую руку и медленно с нажимом провела по своей талии вверх до груди, пальцы было сжались, чтобы сломить мой настрой и замыслил, но я несколько нервозно повела его рукой дальше. До лица. До губ. Его глаза потемнели, он неотрывно, не моргая смотрел на свои пальцы, которые я держала у своего лица, и я физически ощущала, как от него расходятся волны едва сдерживаемого напряженного желания.
Моя вторая рука легла на его пах, чтобы ощутить, что он готов хоть прямо сейчас. Сердце застучало бешено, разгоняя по сдающему контроль телу опьяненную этим осознанием кровь.
Я медленно приоткрыла губы, примагнитив к ним его тяжелый взгляд. И так же медленно подвела его указательный палец к ним. А хотелось бы не палец. Снова потекла, когда поняла, как трещит по швам его самоконтроль, а ведь я еще ничего не сделала. Только мои пальцы жадно сжали его стояк, вырвав его тихий свистящий вздох сквозь стиснутые зубы.
И я медленно, пробно пробежалась языком по его пальцу. Дошла до основания и накрыла губами. Язык прижимает ладонную сторону пальца, поднимает его и прижимает к верхним зубам. Медленно подалась назад, готовая кончить от его вида на грани безумия. От глаз, полыхающих изумрудным огнем и неотрывно следящих за моими неторопливо скользящими губами по его коже. Он даже дышать перестал, но я заставила, вырвав рваный выдох когда сильно сжала пальцами другой руки уже даже через ткань горячий ствол.
Он рванул ко мне, но я тут же отстранилась, чувствуя, что от помутнившего разум возбуждения мир кружится, а ноги готовы вот-вот подкосится от тяжелейшего жара в низу живота.
– Остановись. – Глухо и не своим голосом выдала я. – Я рассмотрю твое предложение. А ты рассмотри это. И думай, прежде чем наседать, Коваль. Создай с этим моментом четкую ассоциацию. Подчиниться-то я, может, и подчинюсь, если выбора не дашь, только вот удовольствия ты от этого явно не получишь.
В его глазах мелькнуло ироничное изумление, он застыл, вопросительно приподняв бровь, и вглядываясь в непроницаемую маску моего лица, за которой без труда считал разочарованный вой ненасытевшейся жажды, разбуженной им, но не накормленной мной. Прикрыл рукой глаза и рассмеялся.
– Да, кис. Весело с тобой. Но, господи, да, я сделаю вид, что напуган. И даже безропотно приму твое грозное предупреждение. – Не сдержавшись, снова прыснул, отняв от лица руку, и глядя в мое усмехающееся лицо. – Кис? Ты сейчас серьезно, да?
– Вот сразу видно, Коваль, что серьезных отношений с бабами у тебя не было. – Не без самодовольства своей проницательности глумливо заявила я, глядя в его глаза. – И ты не знаешь, что ради гадости ближнему женщина может очень далеко зайти, наплевав на свои приходи. Да, я возбудилась. Да, я хотела бы… – осеклась, мысленно одарив себя затрещиной, но он прекрасно понял, что я чуть не ляпнула и блядская улыбка стала шире, вызывая во мне распавшееся было раздражение. – Но ради того, чтобы доводить тебя до сумасшествия, как сейчас, я поступлюсь своими желаниями.
И я уже отвернулась и вышла, но до меня все равно долетело его негромкое удовлетворенно-возмущенное «сука», вызвав мою довольную улыбку.
Да, я не могла избавиться от мыслей о его гребанном предложении. Даже генеральную уборку затеяла дома, включив для фона любимую музыку, но допустив фатальную ошибку – не убрав из списка воспроизведения «фрау». Воспламенившем во мне воспоминая о недавней вакханалии. Я пришла к одному однозначному выводу: все оказалось гораздо хуже, потому что получив дозу, я только сильнее возжелала еще. И еще.
Попыталась смыть наваждение в Женьке, который только переступил порог, но уже был взят в тиски и быстро отбуксирован в спальню.
Петров был совсем не против, что-то мурлыча мне на ухо, пока я стаскивала с него шмотье и усаживалась сверху. Не то, блядь. Никакого запала, все затухало от его покорной податливости, от ласковых прикосновений. И хотелось выть от злости, потому что у меня даже сердцебиение не учащалось. И я готова была уже свалить в закат, но Женька возмутился, мол, сколько можно издеваться, возбуждать и не заканчивать.
Как-то немного пробило на человечность, тем более, что Женька и не знал, что у меня в голове… совокупление. Только не заскоков Калигулы и амбиций Наполеона, как у Паши. А Паши. И Паши. И еще раз его. Мое ебучее бесконтрольное наваждение. Вот и сейчас, перед закрытыми глазами вспыхнул его образ. Блядские глаза, разом потемневшие, ставшие ненасытными и такими жутко затягивающими, когда я скользила языком по его пальцу… По сосудам прошелся жар, вскипятивший кровь, и иллюзорно создавший на губах вкус его кожи.
Женька притянул меня к себе, заставляя упереться руками в спинку кровати, и сам начал руководить процессом, подначивая бедрами снизу, осыпая градом поцелуев, и сгоняя мое наваждение. Поморщилась, пытаясь задержать образ и скатывающееся ко дну эхо грядущего конца.
– Па… – «ша» едва не сорвалось с губ. – …скорее…
Нашлась, блядь. «Па…скорее» он сделал, чем совершенно все испортил. Он кончал не так, как Коваль. Не так красиво, не так по мужски. Не так пробирающе. Не так. Его глаза не темнели, не затягивали, не опьяняли. Это было в стиле «Мавр сделал свое дело, Мавр может идти», даже как-то странно, что сейчас это цепануло. И хвала богам, что он не заметил. Потому что мне не хотелось ни проникновенных вопросов о моем скуксившемся лице, ни попыток разговора. Ничего.
Женька, довольно что-то насвистывая, учесал в ванную.
Перевернулась на живот и подняла свой телефон, валявшийся возле кровати. «Я согласна» – отправлено на номер не забитый в память телефона. Спустя пару мгновений ответ «Ты снизу, кис». Вызвало безотчетную улыбку и желание ответного смс: «Сообщение не закончила. Я согласна сверху».
«Ты согласна, это главное. С остальным по ходу разберемся» – пришло почти сразу, и тут же еще одно сообщение: «Минут через тридцать тебе позвонят относительно моего запроса на фриланс. Ты знаешь, что сказать. Вылет в воскресенье на три дня, рейс возвратный, я предпочитаю Courvoisier L’Esprit Decanter и ненавижу белые лилии, позаботься об этом. И да киса, я тебя, суку, отжарю на высоте в десять тысяч метров».
С последнего проперло до чувства влажности между ног. Французский коньяк я знала, иногда на рейсы заказывали пойло, которое достать было труднее, чем это.
«Коньяк за две сотни? Понторез. Хотя, это даже возбуждает»
«Киса, не заводи. Я на встрече. Со стояком проблематично сидеть и обсуждать кубатуру продаваемой нефти»
Я поймала себя на том, что безотчетно улыбаюсь и скрещиваю ноги, в попытках сдержать возбуждение. Мстительно гыкнув, быстро набрала ответ:
«Коваль, я весь перелет буду без нижнего белья»
«Суууука» – я мерзопакостно захихикала, но обомлела от его последующего смс: «Я бы сейчас тебя нагнул. Прямо сейчас и прямо на этом столе в присутствии пяти человек. Руку в волосы. Оттянуть голову. Коленом раздвинуть ноги. Прижал бы к столешнице и отымел, как суку. При всех. Чтобы кончила. Чтобы билась подо мной.»
«Сверху» – прикусив пересохшие губы, и восстанавливая участившее дыхание, старательно не думая о влажной коже бедер.
«Только после минета».
А вот тут резануло по серьезному. Я с силой сжала ноги, не понимая, что это за проклятое сумбурное чувство, погружающая в разум в сумерки, полыхающие изумрудными всполохами. «Снизу, после кунилингуса» – дрожащими пальцами набрала я.
«Снова твои ебучие игры, киса) Впрочем, пойду на компромисс – «69» – и я согласен. На все. В пределах разумного»
Господи, я чуть не кончила от этого его сообщения. Перечитала раз двадцать.
«Мне нужен ответ» – требовательно с его номера.
«Как ты там говорил? Разберемся по ходу?» – неверные пальцы набрали ответ.
«Скажи, кис, ты намокла, когда читала про «69»?»
«Нет»
«Пиздишь, сука) Без трусиков на рейсе. Я проверю».
Я дочитывала последнее слово, когда вернулся Женька и одновременно мне позвонил начальник летных бригад с уже известным предложением. Я, подавляя довольную улыбку, дала согласие, не став уточнять, как решится вопрос с учебой. Очевидно же, что решится, если звонит сам начальник. Да и то, этот звонок так, для галочки. Учитывая молчание моего начальства по поводу свинского поведения при перелете Пашиной компашки на Ямал, я мало сомневалась в том, что при желании меня бы заставили. Но он снова давал мнимую свободу выбора, и одновременно отнимал всякую волю к сопротивлению.
– Только не говори, что тебя вызвали в рейс. – Женька бухнулся на живот рядом со мной, откладывающей телефон на тумбочку и все еще тщательно подавляющей в себе улыбку, стараясь изобразить расстройство как можно более качественнее. – Совсем что ли охуели? У тебя же сейчас занятия по квалификации.
– Я согласилась на фриланс.
– Ты же терпеть это не могла. Рабством обзывала, – Женька с подозрением на меня посмотрел. – И кто твой рабовладелец?
– Па…лина. Полина Межекова, жена президента агрохолдинга. Она нормальная. – Я действительно летала с ней пару раз и Полина и вправду нормальная, пока вопрос не касался ее ссаного йоркширского терьера, которому я обеспечивала отдельное меню, да такое, что не всякий чиновник себе позволяет, присутствие ветврача (а вдруг что-то случится, перелет же) и этого… как его? Собачий парикмахер, в общем.
Самое интересное – Женька поверил и тяжело вздыхал, обзывая мое начальство тварями. На следующий день меня оформили за двадцать минут, хотя обычно это занимало на порядок дольше времени.
В рейс я попала с Аллочкой. Видимо, чтобы жизнь медом не казалась. Она была моей старшей бортпроводницей и второй, после Ксюши любовницей Диего. И в отличие от Ксюши, отношения у меня с ней были так себе. На предполетном брифинге она все пыталась меня зажать на предмет того, что предпочитает мой клиент, и все ли я обеспечила. Утром я настрочила Ковалю в смс список вопросов, на который должен знать ответ уважающий себя фрилансер. Еда, музыка, корреспонденция и еще двадцать шесть вопросов, на которые Коваль ответил кратким «мне похер», заставив меня проникнуться теплотой к нему, как к самому непритязательному своему клиенту.
Перелет предстоял ночной, и все, что меня беспокоило до его начала – стремительно таящее время и свое нарастающее голодное напряжение. Впрочем, от своих похабных мыслей, заставляющих ноги сжиматься под столом, меня неплохо отвлекала Аллочка, со змеиной улыбкой повторяющая на брифинге как заведенная «о, я думаю, вопрос стоит уточнить у Марии, ее же клиент», «Мария должна знать об этом, она же с ним фрилансерит», «Маш, а ты как думаешь? Ты же знаешь о его вкусах». Я мило улыбалась и отвечала, бросая на нее снисходительные взгляды пока никто не видит. Все ужимки Аллочки меня не впечатляли, ассоциируясь с играми в песочнице. Да нахер мне не нужен твой Диего, дурочка, я буду такого шикарного мужика три дня жарить, что Диего и рядом не стоял.
Но сказать ей об этом я, разумеется, не могла и насмешливо фыркала, когда она ходила за мной по пятам при подготовке джета и перепроверяла все, что я сделала. Такая моя ровная реакция ее задевала и она пыталась этого не показывать, но выходило у нее с каждым разом все хуже и хуже.
К моменту, когда Коваль поднимался на борт, а я выверено улыбалась, чувствуя как руки подрагивают от расходящихся от него волн секса, Аллочка уже была в бешенстве, хоть и не показывала. Но мне и Ковалю было на нее плевать. Он вообще не выдал никаких эмоций, лицо было непроницаемо, но его палец с нажимом прошедший по моему бедру, когда он проходил мимо, заставил горло пересохнуть.
Аллочка была в стаффе, заканчивая последние приготовления перед вылетом, когда я зашла в салон. Паша сидел в середине, в кресле, и не поднял на меня взгляда от документов в своих руках, когда я протянула ему меню с винной картой и только хотела произнести заученную речь, когда он негромко произнес:
– Киса, на тебе белье.
Я с трудом сглотнула, глядя на его задумчивое лицо с потемневшими глазами, скользящими по строчкам документов. Разумеется, на мне белье.
– Сними.
И это сказал не он. А я. Охреневшая от себя. Но тут же потонувшая в огне, вспыхнувшем в изумрудных глазах, застывших на середине строчки. Прикусила губу одновременно с ним. Отложил документы и рывком дернул меня на себя, заставив встать между его широко разведенных ног.
– Повернись.
С трудом отвела взгляд от его глаз, ввергающих в необъяснимое темное безумие, и запускающих негу ожидание по крови. Повернулась, уперевшись взглядом в дверную ручку стаффа и не находя оправдания своему порыву.
Его пальцы заскользили от колен. Медленно. Вверх. Сминая и поднимая ткань, почти оголили ягодицы и остановились. Мое дыхание участилось, а все существо сосредоточилось на нажиме пальцев. Нет, не пошел дальше. Ладони скользнули под ткань юбки и с силой, до боли сжали кожу ягодиц, вырван судорожный вдох и желание закатить глаза от вкусного и горячего возбуждения, заполонившего каждую клеточку тела. Но я смотрела на дверь, чуя, как сильно сузились сосуды, напитавшиеся адреналином.
Зацепился пальцами за тонкую линию белья и потянул вниз. С нажимом, ногтями по коже. С сильным, болезненным, собственническим нажимом, до следов, до почти сорванного самоконтроля, готовому пасть перед диким, неукротимым порывом развернуться, оседлать его и впиться в губы, и пусть весь мир пойдет к черту и там же останется.
А ручка повернулась. В доли секунды привнеся ясность в меня и мое тело, резко повернувшееся к двери стаффа спиной, и ногой зашвырнувшее под его кресло изрядно намокшее белье, почти стянутое Ковалем до щиколоток.
– Мария, время. – Я чувствовала по ее голосу, что она ему улыбается, чувствовала ее вопросительный взгляд в мое спину, ведь я нарушила регламент, принимая предполетный заказ клиента.
Паша уперся в нее давящим, тяжелым взглядом до того, как я забрала меню, которое бросила на стол и ровно отозвалась, что я помню.
– Ничего не заказал? – спросила Аллочка в стаффе, сверяя время до вылета по своим наручным часам.
– Нет. – С легким эхом раздражения, ответила я, тщетно пытаясь взять себя в руки, чтобы не ударить эту дуру по голове.
– А что так долго тогда?.. Ну и взгляд у него, как будто в ледяную воду столкнули… – она задумчиво осматривала свое отчего-то побледневшее лицо в зеркале у двери. – С ним Римма Абубакирова работала, говорила требовательный, но адекватный. Не знаю, по взгляду не скажешь, что адекватный.
Шесть часов перелета. Убить Аллочку я готова была на третьем часу. Если поначалу меня забавляла эта ее попытка контроля надо мной, то сейчас мне хотелось ее головой в унитаз окунуть. Я не могла надолго выйти в салон, потому что эта овца при любой задержке стремилась пойти за мной. Коваль начал злиться и предложил самому с ней переговорить, или мне ей вшатать. Оба предложения я отклоняла, сказав, что решу вопрос сама, потому что Аллочка под его напором может и будет молчать, но слухи все равно пустит.
Он недовольно на меня посмотрел и закатил глаза. Я не стала говорить о том, что эти самые слухи рано или поздно дойдут до начальства. Среди которого много папиных друзей. Меня папа уже спрашивал о Диего. Кое-как отбрехалась, плача от оскорбления моей неземной любви к Женьке. А потом я давила на Диего, чтобы держал своих куриц в узде. Он, конечно, заявлял, что ничего подобного, я его первая и единственная любовь, но прессингу внял и эти две клуши язык прикусили.
Что произойдет, когда Аллочка, явно меня недолюбливающая, спалит меня с Ковалем, представить страшно. И я понимала, что он не выдержит. И я тоже. Сердце у меня билось учащенно, а в ногах собирался свинец, тяжело и обжигающе перетекающий в низ живота каждый раз, когда я заходила в салон.
И Паша не сдержался. Когда я сервировала стол, и не то чтобы не специально, но с глумливым умыслом, нагнулась так, чтобы юбка чуть поднялась, он рванул меня на себя и впился в губы, руками сжимая ягодицы. Сознание запылало и вырубило нахер все доводы разума, запустив в тело разряд импульса возбуждения и желания, сжегшего все нервные окончания.
С трудом отстранилась. С трудом отпустил.
– Реши с ней. Сейчас. Либо я это сделаю сам и радикально. – Перехватив мою руку, и скользя взглядом по ягодицам, тихо сказал он.
Мрачно думая о том, как правдоподобно уломать курицу Диего на некоторое время без контроля и не вызвать при этом подозрений, я зашла в стафф. Чтобы понять, что судьба ко мне в который раз благосклонна.
Аллочку рвало в туалете стаффа. Вышла она оттуда бледная и несчастная. Я задумчиво на нее смотрела сидя на пуфе за столом.
– Только не говори, что ты беременна. – Негромко произнесла я, глядя на живот любовницы Диего.
– С утра тест дал отрицательный результат. – Она устало усмехнулась, отводя взгляд и присасываясь к бутылке минералки. – Не успела сделать не повторный тест, не в клинику сходить. Задержка только первый день, но все же…
А потом разрыдалась. Жалко и невпечатляюще. Я равнодушно смотрела на нее, повернувшуюся полубоком и утирающую рукавом глупые слезы. Еще бы совсем недавно эта ситуация вызвала у меня злорадное удовольствие, такое же, когда я Ксюшу пугала мнимым сифилисом Диего. А сейчас… мысли уцепились за мужчину в салоне. Почему-то именно в этот момент. Когда я спросила у себя о причине отсутствия злорадства.
Усмехнулась, понимая, что на горизонте маячат проблемы и встретила прямой, но такой слабый взгляд Аллочки, с третьей попытки задавшей мне животрепещущий вопрос:
– Это правда? О Диего?
Хотелось заржать. Расхохотаться, и стоя поаплодировать моему бывшему испанскому мачо, имевшему меня, и заставляющему дружить своих неофициальных любовниц, делящихся друг с другом секретами. Хорош подлец! Правда, он очень хорош! Прямо гордость берет, что я трахала такого мерзавца.
– Принцип шведской семьи? Ты, Диего и Ксюша? Или у вас график очередности есть? – уничижительно фыркнула я, заставив ее несколько оторопеть. – А самому Диего ты о задержке не сказала? Или подружка доложилась? Вы ведь с Ксюшей ничего в тайне друг от друга не держите, так?
Она хотела было вскинуться, но положение у нее было не то, чтобы на претензиях со мной разговор вести. Ей нужны были ответы от сдерживающей смех меня. У нее риск беременности от сифилитика. Ну, это она так считала. Я не сдержалась при этих мыслях и фыркнула. Но злорадства снова не испытала, хотя должна была. Мой взгляд почему-то снова зацепился за дверь, ведущую в салон. Отвела я глаза оттуда не сразу. Только после того, как курица Диего снова ринулась в туалет, и, рухнув на колени, начала блевать в унитаз.
Хотя, это даже на руку – заключила я, рассматривая ее содрогающуюся спину. Когда она более-менее пришла в себя, я сделала соболезнующий вид, усадила ее за стол и приготовила зеленый чай с чабрецом. Она выглядела подавленной, принимая бокал и флакон соевого молока. Подняла на меня умоляющий взгляд и я, стремясь придать себе облик матери Терезы, сказала, чтобы она отдохнула, а лучше вздремнула, что я сама полностью возьму обслуживание клиента на себя. Она заикнулась было о сифилисе, я честно ответила, что результаты у меня отрицательные, изобразила соболезнующий вид, и, подхватив поднос с чайный сервизом и вскипевшим чайником, готова была упорхнуть к Ковалю, когда меня остановил ее слабый голос:
– Знаешь, Маш, тебя все считали сукой. Даже сам Диего. Но ты оказалась хорошим человеком. Спасибо тебе. За отсутствие истерик. За такую поддержку. Я бы так не смогла.
Я едва сдержала саркастичный смешок, бросила милосердный взгляд на нее, кутающуюся в плед и дрожащими пальцами прижимающую к бледным губам кружку чая и вышла в салон.
Коваль. Ко-валь. При одном звучании фамилии, так мягко, но терпко ложащейся на язык у меня уже на двенадцать. Он поднял на меня взгляд. Глаза блядские, зеленые, глубокие и затягивающие. Взгляд прямой, твердый, бескомпромиссно и безжалостно пробивающий. Как пуля навылет. Я фактически швырнула поднос на стол, подходя к нему. Меня не заботил звон фарфора и горячие капли из чайника. Меня заботило только то, что изумруды его глаз подернулись призывной, искушающей поволокой эротики. Просто один его взгляд, а я уже теку и чувствую, как кровь пенится в сосудах.
– Что-то желаете, Павел Александрович? – а голос мой будто и не мой.
Дрогнувший, с прорывающейся хрипотцой и немного глухой. Я остановилась рядом с его креслом, и как полагается, элегантно присела на корточки. Не в силах совладать с голодом во взгляде. Который зародил адский изумрудный отклик в его глазах.
– Да, киса. Тебя. – Низкая интонация, от которой пробрала дрожь больше, чем от смысла слов.
И все. Мир померк и пал еще до того, как он с силой за руку дернул меня на себя, одновременно поворачивая кресло, чтобы я упала на его грудь. И он не убедился в том, что я позаботилась, чтобы свидетель не вошел. Ему было плевать на это. Он впился в мои губы таким сумасводящий ярким и жадным поцелуем, что это мгновенно сожгло мои слова о безопасности. Ему было плевать. Что кто-то увидит. Что у меня и у него могут быть проблемы, в основном конечно, у меня, но…
Мое тело само дало ответ. Жаркий и однозначный. Втискиваясь в него, пытаясь наивно подавить его губы своими, руками обхватывая шею.
Подхватил под ягодицы и встал с кресла вместе со мной. Бросил, именно бросил на диван. Я хотела подняться и он даже позволил, но развернул к себе спиной, и прижался, сжигая кожу шеи горячими губами. Толкнул вперед, подсказывая встать на колено на сидение и упереться руками в спинку дивана. Его пальцы впились в мой узел на затылке. Распустили его. Мой взгляд уцепился за картину, видневшуюся в иллюминаторе – завораживающие бескрайние поля облаков проплывающих под самолетом. Протекающих быстро, так же как возбуждение по суженным сосудам.
– Видишь, кис, мир под нами. – Хрипло шепнул на ухо, запуская руки под ткань пиджака и блузы, сжимая грудь, пуская разряд удовольствия и томления по телу. – Слышала выражение про седьмое небо? Сегодня мы будем выше…
Прижался бедрами к моим ягодицам. Пальцы чуть потянули за волосы, вынуждая немеющее под его руками тело, прогнуться в пояснице. Каждый сантиметр движения юбки вверх вызывало дурманящую волну алчности большего немедленно и прямо сейчас и одновременно дикое, ни с чем не сравнимое наслаждение от его нарочитой медлительности, от его якобы невзначай покачивающихся движений бедрами. Краткий мог его борьбы со своей одеждой. Ой хриплый вздох, когда почувствовала, как он прижался к бедрам.
Медленное движение вперед и медленный натяжение за волосы назад порвали, испепелили, уничтожили мой мир. Сладко, до щемящего чувства в груди. Замер, давая пару мгновений привыкнуть и расслабляя пальцы в моих волосах. Кровь вскипела и гремела набатом в ушах в краткий миг перерыва. Перед пиздецом. Жестко, слишком жестко брал меня. На грани боли. И удовольствия. Как ни парадоксально, удовольствия от каждого грубого, зажигающего вены жаром движения, было больше. Настолько больше, что я едва заглушала стоны, прорывающиеся с губ свободной не упирающейся в спинку дивана рукой.
А между тем, накал возрастал. Во мне, жарко поддающейся назад, навстречу его бедрам. И в нем, сбивчиво дышащим за моей спиной. Накал возрастал и готов был спровоцировать обрыв в пропасть в глубину кружащих под джетом облаков. И сорвал, вырвав из моих легких жалобный всхлип, как результат подкосившего ноги сметающего меня, мир под ногами и одновременно его, чуть упразднившего и снизившего чувство нереального наслаждения от последнего его особенно сильного движения. Рухнула на прохладную кожу дивана. Задрожала, закусила ткань обивки, пытаясь унять сотрясающие волны наслаждения, разбивающего тело. И пришла в себя далеко не сразу, стыдливо утерев влажные дорожки на щеках и с трудом повернувшись к Ковалю, неведомо когда рухнувшему рядом, отставив испачканную руку и восстанавливающему дыхание откинув голову на спинку дивана и прикрывшему глаза.
