Текст книги "Земля-воздух (СИ)"

Автор книги: Александра Лимова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

Вернулись девчонки, принеся с собой слабый запах сигарет с ментолом и напоминание о том, почему я с ними сегодня здесь и сейчас. Я тепло попрощалась с Женькой, и положила телефон на стол, глядя на темный экран и прикусив губу.

Ритка толкнула меня в плечо и посоветовала не грустить, ведь все закончилось хорошо. Видимо, они решили, что я с Ковалем разговаривала. Я расхохоталась. Почти до слез. И махом опрокинула в себя бокал.

Время было уже далеко за полночь, и я, памятуя, что мне на занятия с утра, думала, во сколько же встать, чтобы при этом выспаться хоть немного и забрать машину от дома Захаровых. Кристина домой меня не отпустила, сказав, что не надо выдумывать, она постелет мне в зале и мне не нужно будет трать время с утра, чтобы еще забирать машину. Аргумент поспать подольше окончательно утвердил меня во мнении, что Кристина, как и ее Пумба просто обалденные люди и, проводив пьяно хихикающую Риту до такси, я зашла в зал и завалилась на застеленный диван.

С утра я не протрезвела. И с ужасом вливала в себя литры молока, отчаянно пытаясь сделать хоть что-то с запахом перегара и отекшим лицом. В центр поехала на такси, понимая, что если меня остановят гаишники, то права точно отлетят. Кристина выдала мне с собой солидный пучок перечной мяты, которую я жевала сидя в такси, но судя по тому, как водитель приоткрыл окна, это помогало мало. Впрочем, на занятиях, забившись в самый дальний угол и пряча лицо в тетрадях я как-то миновала пристального внимания. Ближе к обеду позвонил Паша и узнав о моем бедственном положении, смеясь, предложил забрать.

– Уф, киса, да от тебя до сих пор несет. – Хмыкнул он, отстраняясь от моих губ. – Причем перегаром и почему-то мятой.

Я убито прикрыла глаза и откинула гудящую голову на сидение. Он фыркнул и выехал с парковки. День я промучилась со своим хмельным состоянием в одиночестве. Коваль умотал по делам. Я пробовала себя чем-нибудь занять, но все что у меня получалось это страдать. Ближе к вечеру отпустило. Приготовила свое коронное блюдо аккурат к моменту его возвращения. Паша выглядел усталым, но быстро взбодрился, зайдя на кухню. Я с упоением смотрела, как он ест и листает бумаги перед собой, распределяя их на стопки, одновременно придерживая плечом телефон и что-то уточняя у Рамиля. Попросил подождать и сходил за ноутбуком. Тарелка была отодвинута и забыта. Я покачала головой, глядя на его чуть нахмуренное лицо, вглядывающееся попеременно то в экран то в документы. Налила ему кофе и пошла в душ.

Он в спальню зашел где-то через час. Все еще разговаривая по телефону. Взял из шкафа чистую одежду, но в душ не пошел. Снова начав рыться в ноутбуке сев на край кровати. Это затянулось на еще один час. Пока телефон не разрядился. Но он достал второй, заставив меня закатить глаза.

– Коваль, когда это закончится? Я трахаться хочу! – возмутилась я, вставая на колени за его спиной, обнимая за плечи и целуя улыбающегося Пашу в висок.

– Да… Да… Нет, не трогай там ничего, я сейчас сам приеду. – Огорошил он меня своим ответом по телефону, поднимая мою руку к своим губам и прикусывая пальцы. – Вообще туда не подходи, Тимон, у тебя руки из задницы, доломаешь.

Я убито простонала, когда он сбросил вызов и повернулся ко мне, зарывшись лицом в грудь и рывком прижимая к себе. Чтобы в следующий момент толкнуть на постель и навалиться сверху, с упоением оглаживая мое тело, подрагивающее от его быстро пробежавшегося по ключице языка.

– Я часа на три смотаюсь, насос накрылся. Сейчас машины должны прибыть, нельзя, чтобы работа встала, кис. – Раздвинул мои ноги, чтобы прижаться пахом и пустить по моему изнывающему телу электрический импульс. – Вот вообще нельзя, чтобы работа встала. Особенно сейчас. А потом вернусь и оттрахаю тебя так, чтобы ноги свести не могла.

Я разочарованно проворчала, сбиваясь с мысли, чувствуя его нажим бедрами с имитацией движений при сексе, от которого безнадежно намокло нижнее белье. Подло улыбнувшись, перехватила его правую руку, до боли сжимающую мою грудь и подняла к губам, со значением глядя в потемневшие, улыбающиеся глаза. Провела языком по большому пальцу, заставив его сглотнуть и зачарованно следить за моими губами обхватывающими его палец. Ну, давай же…

Но долг у него оказался сильнее. Мягко отнял руку и, быстро пробежавшись языком по моим губам отстранился, поправляя стояк и глядя на меня со смесью одобрения и разочарования.

– Кис, ну по быстрому перепих не для меня. Мне нравиться смаковать каждую секунду с тобой. Так что подожди. И будешь вознаграждена. – Усмехнулся, неотрывно наблюдая, как я медленно приглашающе развожу колени, со значением глядя на него.

– Ой, да иди ты в жопу, Паш. – Недовольно скривилась я, накидывая простынь на себя.

– Если в твою и это предложение, то я согласен. – Хохотнул, бросив на меня косой взгляд, когда снимал с вешалки кожаную куртку.

– Не-не, – глядя на него со священным ужасом, торопливо возразила я. – Не надо. У меня другие дырки есть.

– Кис, я иногда с тебя хуею просто! – расхохотался Паша, усаживаясь на край кровати и нашаривая под одеялом мою ногу, чтобы рывком дернуть за нее меня на себя. – Дырки у нее есть. Дырки, блядь! Ну надо же пиздануть такое!

Я фыркала, уворачивая лицо от его улыбающихся Губ. Но поцелуй он все равно сорвал, и наказав не скучать ушел. А я уснула.

Он меня разбудил, когда за окном еще было темно. Я сонно куксилась под его улыбающимися губами, и из вредности отворачивалась, вызывая его тихий смех, будоражащий мне кровь.

Откинул одеяло и поцелуями от подбородка спустился вниз, до груди. Прикусил зубами, заставляя сон полностью слететь с меня, а тело выгнуться ему навстречу. Чтобы ощутить его тело, уже избавленное от одежды.

– Я тут прибарахлился… – Положил мне на живот упаковку презервативов. – А то знаешь, уже надоело руки себе пачкать.

Я хохотнула, обвивая его за шею руками и рывком притягивая его голову к своему лицу, чтобы раздвинуть языком улыбающиеся губы. Рывком перевернулась, усаживаясь на его бедра, и целуя глубже, нетерпеливо сбрасывая с себя тонкий пеньюар, и так уже трещавший под его пальцами. Одновременно, не глядя, трясущимися под гнетом загорающегося возбуждением сознания пальцами распечатывала упаковку.

Отстранилась, медленно надрывая фольгу и из-за его пальцев, стискивающих грудь стараясь сдержать животный порыв отбросить все нахрен. А его пальцы сжимали сильнее. До боли. И скорее всего до следов. Но огонь, струящийся под кожей сжигал эхо боли, бьющей в запертые двери объятого пьянящим возбуждением разума.

Хитро улыбнулась, высвобождая латекс. И соскользнула с его паха ниже. Подмигнула, пробежавшись языком по затвердевшему стволу и заставив его вздрогнуть. Латекс на головку, обхватить губами кожу, исходящую жаром даже через тонкую резину, и медленно, с нажимом вниз. Расправляя презерватив и вырвав из него сорванный выдох. Вниз. До основания. Игривый, но очень аккуратный прикус и отстраниться, чтобы мгновенно и бескомпромиссно опьянеть от его вида. От почти прокусанной до крови губы, от изумрудного пламени в глазах. Рывок за мою руку вынуждая упасть ему на грудь. Краткий поворот, чтобы он оказался сверху. Вдавил, вжал собой в постель, одновременно даря болезненный укус в шею и тут же зализывая ноющую кожу. Звук рвущегося под его пальцами шелка трусиков, заставившего меня судорожно откинуть голову от ударившего в грудь нетерпеливого ожидания.

Его пальцы обманчиво нежно пробежались по моим губам, к виску, уходя за затылок и ласково сжимая пряди у корней. Я растерянно смотрела в темные, усмехающиеся глаза, взглядом умоляя не медлить, потому что я сдохну от чувства тяжести в низу живота… И он не стал томить. Его пальцы с силой дернули меня за волосы, одновременно первый жесткий и быстрый толчок. Сразу до конца. Вырвав из меня сразу и вскрик и всхлип и стон. Он не врал, когда обещал оттрахать. Вообще не врал.

Я задыхалась, сжималась, что-то бессвязно шептала, сквозь свои рвущие голосовые связки стоны от его каждого движения, от жуткой силы пальцев на коже, от рваных поцелуев на лице. Мир полыхал, горел и ревел в агонии, разнося по судорожно дергающемуся телу такое дичайшее, просто животное удовольствие, что осознать, что вообще происходит, не могла. Изнывала под ним. Безотчетно впивалась ногтями в кожу его спины, обхватывала ногами его бедра, то ли стремясь снизить амплитуду движений, то ли наоборот увеличить силу. Сама не понимала чего от него хотела, ясно было лишь одно – только бы не останавливался.

С губ бесконечное количество раз срывалось его имя, тело немело от напряженных мышц, отчаянно старающихся неведомо каким образом уцепиться за быстро нарастающее эхо грядущей катастрофы сознания. И приблизить ее, но разница между тем, где я находилась от этой грани, и где был он отчетливо ощущалась.

Он прикусив губу, зачем-то чуть замедлился, заставив меня едва не взвыть. Потому что вместе с тем как схлынула с него волна, она слетала и с меня, а я была дальше. Пока мой рот не оттрахали языком, методично, со вкусом повторяя каждое движение языка бедрами.

Кровь вскипела и кожа покрылась испариной. Кислорода не хватало. А я готова была сдохнуть. Прямо сейчас. Сгорая от нехватки воздуха и неукротимой стремительно накрывающей меня лавины. Последнее особо сильное движение бедрами и языком и меня убило. Раздробило на преагонию, когда мир померк и с оглушающим звоном рассыпался, агонию, когда тело забилось, содрогалось и было растерзано под невыносимым жаром пронесшимся от низа живота сразу во все направления, сжигая и сжимая каждую мышцу почти болезненной волной наслаждения и последнюю стадию – смерть. Просто тупо смерть. Когда ощущаешь себя подохшим зверем, но умирающим от удовольствия, уже почти схлынувшего, но будоражащего отдельные группы мышц.

Пришла в себя не сразу. Да и, если честно, не пришла в себя вообще. Святые угодники, мать вашу! С каждым разом все охереннее. Да я ведь и правда когда-нибудь не выдержу и умру под ним. Это будет самая приятная смерть на свете. От экстаза-то.

Его горячее, быстрое дыхание в немеющую кожу шеи. Пальцу слабо пробежались по моей руке, на живот, притянули мое безвольное тело к себе и прижали. Сухие губы по шее, и я непроизвольно улыбаюсь, чувствуя, как мурашки бегут по спине и рукам.

Он уснул быстро. Почти сразу. Дыхание выровнялось, рука, обнимающая меня ослабла. Я с трудом и осторожностью отстранилась и медленно повернулась, чтобы его не разбудить. С упоением скользила взглядом по красивому лицу. По темным, иногда чуть подрагивающим во сне ресницам. По тонкой линии носа. По губам, умеющим делать такие интересные вещи.

Усмехнулась и осторожно протянув руку, коснулась его. Аккуратно, почти невесомо. Оглаживая большим пальцем его скулу, я думала о том, что впереди неделя зачетов, экзамен и подтверждение классификации на работе. А потом рейсы. И впервые в жизни вернуться в небо мне не хотелось. Не хотелось за линию облаков к новым горизонтам, не хотелось засыпать под чужим небом. Не хотелось забот в подготовке, не хотелось брифингов, не хотелось уютных джетов. Не хотелось. Меня поглотила другая стихия. Здесь, на земле. Одно ее лучшее воплощение. Спокойное, мудрое, сильное и надежное. С глазами цвета первой весенней листвы. И покидать это воплощение прежде чуждой стихии мне не хотелось, хотя прежде я считала себя частицей воздуха. Ветра. Легкого, порывистого, иногда ураганного. Неотделимой частью неба, к которому так стремилась душа. Так ошибочно.

Странно это все. Поднялась с постели и пошла на кухню. Взяла из холодильника лимонад, и бросила взгляд через стеклянные раздвижные двери, ведущие на террасу. Там, за границей высоких деревьев небо разбавило синевой свою ночную мглу. Повинуясь порыву, вышла на террасу, зябко кутаясь в батистовую простынь, села на плетенный стул и подобрала под себя ноги.

Воздух свежий такой, чистый. Расправляет легкие, насыщая кислородом кровь. Такой только перед рассветом. Где-то за оградой, в недалекой кромке леса стрекотали сверчки, но уже не так часто, с перерывами, будто понимая, что вот-вот первые солнечные лучи пронзят мощные кроны деревьев и освятят ночной храм леса, знаменуя наступление нового дня.

Я смотрела, как неторопливо растекается синева в небе, как она изменяется, светлеет, готовясь вобрать в себя оранжево-розовато-желтый ореол восходящего солнца. И думала, что снова ошиблась. Снова ошиблась, считая, что самые красивые рассветы – на борту джета. Эстетически может быть и да, более впечатляющие. Однако красота – это не только когда глаза наслаждаются, это еще и чувство, когда одновременно с потрясающим видом перед глазами по венам течет странное, тяжелое но до безумия приятное чувство, заставляющее дрожать все внутри и неметь кончики пальцев. На губах вкус лимонада, и я не поняла, почему они растянулись в безотчетной улыбке. Пока не почувствовала. Сильные пальцы, обнимающие меня за плечи. Теплый выдох в затылок.

– Киса-киса, думал, ты на кухне что ли уснула. – Хрипло фыркнул в ухо, пустив мурашки по рукам. – А ты тут в меланхолию ударилась, тягаешь лимонад, любуясь на рассвет. Чудо ты мое.

– Ты не спал? – повела головой, прижимаясь виском к его скуле.

– Я чутко сплю. Проснулся сразу, когда ты моего лица коснулась. – Отставил бокал из моих пальцев на стекло столешницы и обошел мой стул. Чтобы взять на руки.

– Я на рассвет не досмотрела, чудище, – притворно проворчала я, уворачиваясь от его губ, когда он зашел в дом и ногой закрыл дверь. – Неси меня назад.

– Я тебе проспойлерю и скажу, что солнце все-таки встанет, – хмыкнул, поднимаясь со мной по лестнице. – Тысячу раз видел, уверен.

Рассмеялась, когда он скинул меня на постель и навалился сверху. Откинул простынь, в которую я чисто из вредности куталась, уже чувствуя как охлажденную улицей кожу подогревает жар в сосудах.

– Сверху? – усмехнувшись, шепнул мне в губы и прижимался лбом к моему.

Я покивала головой, мягко толкая его на спину, и осторожно села сверху. Почти неощутимо пробежалась пальцами по часто вздымающимся ребрам. Господи, ему наверняка все время больно. Шестая, с момента аварии пачка обезболивающих на тумбочке. Уже почти допитая. А он даже не поморщился ни разу. На руках меня, дуру склеротичную, нес.

– Кис? Чего это тебя так перекосило?

Я торопливо вернула себе самообладание и улыбнулась, взяв его ладони и накрывая свою грудь. Он прицокнул языком, с подозрением глядя на мое лицо, но спросить ничего не успел, потому что его мобильный зазвонил. В пять утра. В это время хороших новостей ждать явно не стоит.

Звонил Рамиль, который приехал на станцию, потому что Костя на его звонки не отвечал, а прибывшие машины обслуживать некому было. Потому что ни Кости, ни его автомобиля на пустующей станции не было. Паша протяжно простонал, называя Пумбу страшными словами, и спихнув меня с себя начал торопливо одеваться, попутно вызванивая еще кого-то и рыча, что на он их на работу принял и чтобы приезжали к восьми утра.

– Сука, Толстый пидор… – Раздраженно швырнув телефон на кровать, застегивая джинсы. – Сказал же никуда не дергаться, что под утро три тачки должны прийти, их слить и рассчитать надо. Пиздец, блядь… Ну как, ну ка-а-а-ак так можно, ублюдок, блядь? Где мой телефон? Куда, блядь, я его дел? – я молча протянула ему трубку, сидя на постели и напряженно глядя в глаза, он бросил на меня взгляд и смягчился. – Кис, ты чего? Нормально все. Что ты так переживаешь? Хоть ничего при тебе не говори.

Он чмокнул меня в нос и умчался в гараж, на ходу все еще проклиная Пумбу. Я убито откинулась на постели, глядя в окно, за которым уже царствовало утро.

На занятиях я старалась не уснуть, в обед он меня забрал. Костя под утро, оказывается, проголодался, и решил съездить в придорожную кафешку на трассе, недалеко от станции. Я отвернулась в окно, чтобы не рассмеяться, пока Паша, заковыристо ругая Костю не успокоился.

Решив дать ему еще время успокоиться я рылась в телефоне, но в себя он пришел гораздо раньше.

– Ух ты ж нихуя, какая красотка! – невероятно восхищенно присвистнул Коваль, заставив меня подавиться.

Я молниеносно проследила за его взглядом, чтобы узреть ту суку, которая заставила Пашу забыть о моем присутствии. И узрела. Автоцистерну. Которую неторопливо обгонял Паша почти с любовью глядя на глянцевый бок цистерны.

– Да в ней под шестьдесят кубов и два блока! Хотел же такую с Германии пригнать, зачем передумал, дебил. – Удрученно произнес Коваль, перестраиваясь на полосу перед большегрузом и с тоской глядя на него в зеркало. – Надо будет взять все-таки. Месяца через три примерно должны свободные деньги появиться. Подарочек себе на новый год куплю. Пару штучек возьму. Или лучше три. Или нет, а то опять с налоговой придется кусаться. Одну пригоню. Или лучше в новом квартале взять?.. Блядь, я таким макаром опять ничего не куплю. Ебучая налоговая, чтоб вам там провалиться всем, сраным баскакам…

И он расстроился. Прямо очень. А я не знала плакать мне или смеяться. Смотрела на него, угрюмо следящего за дорогой и испытывала… нежность. Хотелось прижаться к нему, зацеловать это мрачное лицо, провести рукой по коротким волосам.

– Кис, давай тебя в экономический запихнем, а потом в налоговую? У меня сейчас один парнишка юридический заканчивает. Талантливый малый только в нашу юрку хер ты просунешься без денег. А мальчишка и вправду талантлив. Я ему обучение оплатил с одним условием, что связи наработает и будет потом по моей команде «фас» всяких нехороших людей взъебывать. У него еще диплома нет, адвокатура не получена, а уже грамотные вещи делает. Молодец, вообще. Я весь в предвкушении, когда его в столицу отправлю за квалификацией. Он здесь потом рвать и метать без напряга сможет. Вот и с тобой давай так же сделаем. В эконом я тебя запихну, дальше сама учись, потому что мне качество нужно. Пока будешь грызть гранит науки я лазейку найду у баскаков, и как диплом получишь втиснемся куда-нибудь на интересное место…

– Паша. – Сдерживая смех позвала его я. – Меня иногда поражает полет твоей мысли.

– Постоянно идеи в голове, кис, постоянно. Я иногда спать ложусь и думаю о чем то, тело вырубает, а мозг продолжает думать об этом даже во сне. Потом просыпаюсь и дальше думаю. Пока не придумаю, не успокоюсь. – Фыркнул, сворачивая на проспект. – Я тебе за экономический сейчас серьезно говорю. Ты не дура, учебу осилишь, тем более с мотивацией, что ты мне нужна в налоговой. Нахер тебе эта авиация? Принеси-подай, иди на хуй, не мешай. До сих пор помню, как тебя корежило, когда Толстый тебя пресануть пытался при перелете на Ямал. Думал, ну нахуя ты здесь, строптивая кошечка, если пресмыкаться не умеешь.

– Я вообще-то думала школу свою открыть… – несколько уязвленно отозвалась я. – Часы налетать, старшей выйти на джет…

– Это твоя мечта? Скажешь «да» – отстану, и больше в жизни этой темы не коснусь. Но все-таки советую хорошо подумать.

Почему-то стало не по себе. Я смотрела на него и чувствовал, как внутри вскипает протест. Он бросил на меня быстрый потемневший взгляд и мои губы холодно выдали:

– Да. Да, Коваль, это моя мечта.

Он свернул к обочине. Припарковал машину и повернулся ко мне корпусом внимательно глядя в глаза.

– Маш, убери сейчас эту сучью бабскую натуру. Я знаю, что задел. И, наверное, за живое. И даже скорее всего не в первый раз. – Негромко произнес он, твердо глядя мне в глаза. – Давай ты просто снова станешь моей женщиной, а не той привычной тебе сукой, которой была. И обдумаешь мое предложение. Я уже услышал в твоем тоне неуверенность, когда ты говорила про свою школу. Не услышал бы – поверил, что мечта и не съехал на обочину. Просто подумай над моими словами. Мне кажется, в том, что я тебе предложил, ты со своим характером реализуешься больше. Откажешь – пойму и приму, к теме не вернусь – это к вопросу о том, что тебе может показаться, что я на тебя наседаю. Нет. Просто обдумай.

«Моя женщина не сдается». Испания. Прохладные волны. Серпантин. Авария. Страх. Отчаяние. Ужас. Решительность. Стекло в моих ногах, скрежечущее о мокрый асфальт, когда я, плача от того, что я бессильная тварь, пыталась затянуть на дорогу почти две тонны искореженного металла, где намертво был зажат он. Не уходила, когда матом посылал. Боялась оставить. Боялась подчиниться и всю жизнь жить с мыслью, что ушла в надежде на помощь, а он сорвался. Пусть увидела бы, но знала, что сделала все, что могла.

И, скорее всего, руки бы на арке не разжались…

Он сильнее. Умнее. Смелее. И предложил мне то, что может его защитить. Выучись, как стать одной из тех, кто его жмет, влейся в их коалицию и прикрывай. Привычная шкура барашка, но впервые в жизни в тему и оправданная. Впервые в жизни я буду этим наслаждаться. Это идеально. Буду учиться, применять навыки вызывать к себе расположение, полученные на текущей работе, чтобы, как и его человек в юридическом, наработать связи. Чтобы быть подстать ему, покрывать и быть хоть в чем-то безусловно необходимой. Быть предметом его гордости, опоры и надежности. Кровь горячеет. Тяжелит вены. Просто от понимания, что этот человек будет во мне нуждаться и сам предлагает стать такой. Нужной ему не только как спутница или как любовница. Реализовать то, что он во мне видел и мне раскрыл. Как я могла отказаться?..

– Я согласна. – Прикрыла глаза, усмехнувшись и качая головой.

– Подумай хотя бы до вечера и потом тольк…

– Согласна, Коваль. – Прервала, твердо посмотрев в его глаза.

– Однажды я задам тебе еще один вопрос, кис. – Улыбнулся он. – И ответ должен быть такой же, поняла меня?

Я рассмеялась, потянувшись к его губам и обвивая шею.

Неделя пролетела незаметно. Вообще. Коваль появлялся дома редко, и в основном сразу валился спать. Я не возражала, замечая, как день ото дня он становится все более осунувшимся, и как растут тени под его глазами. Ему было тяжело. Но фыркал на мои расспросы по редким совместным утрам, когда я собиралась на учебу, а он только приезжал, чтобы поспать до обеда и снова ехать обратно. Когда я, просительно заглядывая в потемневшие зеленые глаза, говорила, что ему нужно отдыхать, ничего там без него не развалится, устало улыбался, удобнее усаживая меня на коленях и зарывался лицом в плечо, пока я обнимала его за шею, оглаживая короткие волосы. Его склонность все контролировать после предательства его же людей была возведена в абсолютную степень, и он сознательно себя загонял. Сознательно не обращал внимания на то, что иногда с ног валится. Что засыпает прямо за столом, провожая меня на работу. Идиот. Но какой!

Паша все чаще говорил о Толстом в матерной форме. Пумба доводил его до белого каления, и в дежурства, когда на станцию выходил он у Паши начинался нервный тик. Он орал на Костю по телефону за абсолютное отсутствие ответственности, и злобно рыкал, что когда-нибудь его убьет.

Костя вообще как-то наплевательски к бедственному положению организации относился. Хотя я и не исключала, что возможно, Паша своим стремлением к безупречности и дикой работоспособности несколько преувеличивает. Не исключала. Но и моменты напряженного молчания Коваля, когда он раза с шестого пытался дозвониться до Кости мне не нравились.

В одно утро, подвозя меня в обучающий центр, когда Паша впервые за неделю поспал больше пяти часов, и пребывал в хорошем настроении, он сжал мое колено и въезжая на парковку центра, произнес:

– Тут у меня дело одно есть к тебе. Вечером сходишь со мной в ресторан. Встреча у меня. Подсобишь.

– Интригующе. – Хмыкнула я, выходя из машины. – Ладно, Коваль, уговорил.

Он расхохотался и, посигналив на прощание, уехал. Я, что-то безостановочно мурлыча себе под нос, взлетела по ступеням в здание.

Ближе к вечеру, когда я, пританцовывая заканчивала уборку в доме, он позвонил и сказал, чтобы была готова через два часа.

И я была готова. А он опаздывал. Залетел домой, на ходу раздеваясь, помчался в душ, сказав принести одежду. Отмывался он плохо, сетуя на все не сходящий с кожи запах нефти. Я удовлетворенно следила за его силуэтом сквозь прозрачные и мокрые стенки душа, сидя на мраморной столешнице раковины и болтая ногами. Позвонил Рамиль, сообщивший, что он подъехал и ждет нас на подъездной дорожке.

Паша, чертыхаясь, запихивал рубашку в брюки, одновременно разговаривая с кем-то по телефону, и продевая в петли брюк ремень. Я, сдерживая смех, помогла ему с последним, получила кусающий поцелуй в губы и приказ идти в машину, мол, сейчас носки оденет и прибежит.

Сев на заднее сидение внедорожника Рамиля я запоздало с ним поздоровалась. Паша, все еще разговаривая по телефону появился через минуту, и сев со мной рядом велел Рамилю трогать.

Закончив свой треп, начал обсуждать какие-то рабочие моменты с Рамилем, вгоняя меня в тоску. Забрал телефон, когда я, заматерившись, в пятый раз не смогла пройти уровень в мобильной игре. Я подняла на него глаза, и он, усмехнувшись, произнес:

– Так, кис, расклад такой: сейчас встретимся с супружеской парой. Мне нужно Владимира Олеговича склонить к контракту. Но он каблук, построивший свой бизнес на деньги своей не очень умной жены, которая лезет во все его дела, считая себя его гениальным советником, имеющей на это право. И не подозревающей, как она ошибается. Поскольку она меня очень раздражает, а женщин бить нельзя, убереги меня от позора и отвлеки ее. Ясна твоя задача на вечер?

– Ясна, мой генерал. – Усмехнулась я, с трудом отведя взгляд от наших переплетенных пальцев на подлокотнике.

– Вольно. – Хмыкнул мне в губы под хохот Рамиля, поворачивающего на парковку перед рестораном, где недавно, но кажется, что очень давно я встретилась с Пашей, давшим добро Женьке на аренду Петровских машин.

Нас уже ждали. Паша вежливо нас друг другу представил. Вообще обожаю, когда он выглядит так. Спокойным и деловым бизнесменом. Прямо теку. Снова. И в буквальном смысле. Я сдержанно улыбнулась немолодой чете, чем-то неуловимо напоминающую пару из Цюриха и пробуждая ностальгию. И жар в венах от воспоминания как я в кровь расцарапала руку Паши под столом. Ту самую, которая почти так же как и тогда, снова легла сейчас на мое бедро, едва не заставив поперхнуться собственной слюной. Особенно после того, как пальцы на краткий миг, но с силой сжали кожу ноги. Очевидно, не только у меня сейчас были ассоциации со Швейцарией.

Супруга Владимира Олеговича, кроме внешности ничем не походила на немку Сандру, с которой мы так мило беседовали в ресторане на Цюрихском озере. Она очень внимательно слушала разговор своего мужа и Паши и встревала. Раздражая сексиста Коваля. Впрочем, небезосновательно. Потому что ее вопросы, даже с моей точки зрения были глупыми. Но ее муж действительно был каблуком и не мог никак ее осадить. Ну, Машка, настало твое время.

Я придирчиво осматривала ее маникюр. Ничего так. Пальцы в кольцах, на шее бриллианты, в ушах тоже. Волосы хорошо уложены, морда дорого и качественно накрашена. Я поняла, в какую сторону направить ветер.

– Ольга Сергеевна, у вас чудесный маникюр. Тоже посещаете «Ля Санте»?

Она перевела взгляд не особо умных глаз на свои ногти и несколько высокомерно кивнула. Само собой, самый понтовитый, но не самый лучший салон в городе, обслуживающий таких вот куриц, считающих, что чем дороже, тем лучше. Была я там пару раз. На маникюре срезали до крови кутикулу, а нарощенные ресницы начали отваливаться на третий день.

– Должно быть, у вас мастер Татьяна? – обворожительно и с видом знатока улыбнулась я, с трудом вспомнив имя той «мастерицы», которую салон позиционировал как ведущего мастера маникюра, и которая раза с третьего мне кружево-таки дорисовала на безымянном. И то криво.

– Татьяна, да. – Ольга Сергеевна заинтересованно на меня посмотрела, почуяв перед собой то, что я ей внушала – такую же курицу, как и она, весьма падкую на понты, а не качество.

А дальше дело техники. С салона красоты перевести разговор на ведущие рестораны (исключительно пафосные), с них на путешествия. Она пробовала изобразить из себя великого сомелье, я старательно ей потакала, внутри заливаясь богатырским ржачем, ибо она даже не знала самого элементарного (человек свято был уверен, что вино из красного винограда невозможно получить белое вино), но я кивала и восхищалась ее «познаниями» и широким опытом. Она этим вдохновлялась, и уже вовсю несла полную околесицу, путая названия винограда и страны производителя действительно изысканных вин. Впрочем, тщательно гася рвущийся хохот, я испытывала удовольствие от ее тирады. Чужая глупость, особенно поданная с таким пафосом самолюбие всегда греет. И я наслаждалась ею и ее глупыми разглагольствованиями.

До тех самых пор, пока не почувствовала чей-то пристальный взгляд. Повернулась на источник и похолодела. За три столика от меня сидел Женькин друг с девушкой. Етить-колотить.

С лицом я справилась, но Коваль будто почуял. Сжал пальцами ткань платья на бедре, привнося успокоение в мой напряженный мир.

– Мария, вы меня совсем не слушаете! – проворчала эта дура, осознав, что утратила такое нужное ей внимание восхищающегося ею фаната.

Тихо охуевающего от происходящего. Я улыбнулась этой глупой овце и восторженно похлопала глазами в ответ на ее очередную несусветную глупость уже о коньяках. Снова бросила беглый взгляд на Женькиного друга, приподнявшего бровь и в глазах которого отчетливо читалось: «вот ты и попалась, блядина». Сообщит. Он расскажет Женьке. Может даже прямо сейчас.

Когда он поднял телефон с явным намерением нас сфоткать, у меня внутри все оборвалось. Сука, да ты же охуел.

– Паш, что он делает? – мстительно улыбнувшись другу Женьки, негромко спросила я, обвинительно тыча пальцем на него, замеревшего при этом моем жесте. Пизда тебе, родной.

– Охуевает, кис. – Паша холодно усмехнулся, и поднялся из-за стола.

Ольга Сергеевна возмущенно ахнула при словах Паши, картинно восклицая, как же невежливо материться в светском обществе. «Ебало завали» – взглядом сказала я ей, напряженно глядя на очень побледневшего друга Женьки, перед которым остановился Паша. Может, зря я так? Хотя нехер наглеть было. Однако, когда Женькин друг поднялся и пошел на выход за Пашей, я снова занервничала.

– Какой кошмар, деловая встреча превращается в какой-то фарс! – все еще возмущалась курица, вызывая у мене непреодолимое желание ударить ее лицом об стол.

Перевела взгляд на ее нахмуренного супруга.

– Владимир Олегович, вы решили свои вопросы с Павлом Александровичем? – сдерживая желание нервно постучать ногтями по ножке бокала с вином, очень вежливо поинтересовалась я. Если он этой тупой суке позволяет лезть в свои дела, то и мне ответит.