Текст книги "Земля-воздух (СИ)"
Автор книги: Александра Лимова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)
– Твой муж сука, вот что происходит. – Тихо рыкнула я, бросив на нее предупреждающий взгляд.
– Так, девочки, хорош. – Рамиль приобнял охреневшую Кристину, и попытался отвести ее к подъезду, но она требовала объяснений.
Я, посмотрев на нее почти с ненавистью, повернулась к машине. И бросилась к Паше. Успевшему взять канистру из багажника и подойти к машине Кости.
– Рамиль! – заорала я, понимая, что на гребанных босоножках на шпильках не успеваю, просто не успеваю добежать до Коваля, который уже сделал замах, чтобы щедро окатить глянцевый бок и крышу Костиной машины.
– Твою мать! Паш! Паша, братан, не надо! – Рамиль в доли секунды преодолел расстояние до коваля, но тот, успев сделать затяжку выкинул зажжённую сигарету прямо в машину.
С хлопком воспламенившуюся. Я испуганно остановилась, глядя на взметнувшиеся на полметра вверх жадные языки пламени, с неукротимым аппетитом облизывающие водительскую сторону, лобовое стекло, крышу и часть капота машины.
Рамиль оттащил от машины Пашу, и велел мне подогнать мерин Коваля, сказав, что останется с Кристинкой, чтобы утрясти. Я оглянулась на Костину жену, прижимающую руки ко рту и с неимоверно распанутыми глазами глядя на полыхающий автомобиль Кости.
– Маша, блядь! – взревел Рамиль, еще на метр оттаскивая Коваля.
Я торопливо запрыгнула в Пашину машину и лихо вырулила с парковки, чтобы в следующий миг Рамиль запихнул Коваля на переднее пассажирское и велел ехать.
Мне казалось все происходящее дурным сном. На лице Паши вообще не было эмоций. Как будто спит, только глаза открыты и бессмысленно смотрят перед собой. Впрочем, длилось это не долго. Я только выехала из жилого комплекса на дорогу и взглядом запоздало, но бешено искала место чтобы припарковаться, потому что состояние у меня было совсем не то, чтобы ехать за рулем, когда он рядом сидит совершенно оторванный от реальности, но Коваль уже пришел в себя сам, когда я свернула к карману ближайшей остановки и поставила мерин в режим парковки.
– Мы где вообще? – жутко усталый голос резанул по мне остро заточенным лезвием.
Сошло. Взрывная стадия схлынула. Тонкий налет облегчения улегся на напряженные струны нервов, но эффекта от этого почти не было. С трудом сглотнув, я бросила на него краткий взгляд. Лицо бледное, но уже не белое, взгляд непонимающий, но измученный внезапно накатившей усталостью.
– Паш… что ты помнишь? – стараясь говорить ровно и спокойно, спросила я.
– Что в машину сел и водку достал… – Паша с силой провел рукой по лицу и, оглянувшись на заднее сидение, удивленно спросил, – а где Рамиль?
– Паш, ты Костину машину поджег. Рамиль с Кристинкой остался, чтобы уговорить ее заяву на тебя не писать. – Вдохнув и выдохнув, дрогнувшим голосом пояснила я, трусливо не переводя на него взгляд.
– Чего? Кис, ты сейчас орешь что ли? Кис? Посмотри на меня, блядь!
Я, скривившись, чтобы удержать рвущуюся наружу истерику, перевела на него мучительный взгляд. И Паша поверил. Убито прикрыл глаза и рвано выдохнул.
– Бля-я-я-ядь. – Он достал телефон и кому-то набрав прорычал в трубку, – поднимай всех. Сейчас. Абсолютно всех. Носом землю ройте, мне похуй, но чтобы Толстого нашли, ясно? Чтобы он был у меня в максимально короткие сроки. – Завершил вызов и откинулся на сидении прикрыв глаза дрожащими ресницами, слабо и как-то нехорошо улыбнулся. – Я же его убью, тварь… Я просто убью его… Кишки вокруг горла обмотаю… Я бы простил ему станцию… уебал, раскатал, но простил бы, послав нахуй… Но месторождение, сука, мое конденсатное месторождение… Я к нему всю жизнь шел, да я чуть не сдох два раза из-за него… Знал же, сука, знал же блядь, что покупку надо отложить на после того как сменю учредителя. Я знал же… Что я наделал?.. я же блядь верил ему, твари…
– Паш… – на ум ничего не приходило, все мое онемевшее тело заполняли только эхо его эмоций, мешающих соображать нормально.
– Кис, видишь дом, – Паша кивнул в сторону неплохого офисного центра по правую сторону дороги. – Как думаешь, вот сколько он стоит, м?
Я немного растерянно оглядела здание, но ответить не успела. Да и мой ответ ему не нужен был.
– Ну, лимонов сто навскидку, – прищурено поглядев на фасад, заключил он. – Знаешь, сколько я таких домов должен? Почти десять. Из них три банку, но там похуй, я под станцию кредит брал, ее отметут и мы в расчете, я за это даже не особо переживаю. А вот остальные шесть с половиной домов… Ты понимаешь, на сколько бабок меня мой лучший друг кинул? И что я с этим нихуя ничего уже не сделаю, понимаешь? Шестьсот шестьдесят шесть миллионов, кис, и это нихуя не шутка. – Он захохотал, прикрывая дрожащей ладонью глаза. – Шестьсот. Шестьдесят. Шесть. Блядь, да так и в бога поверишь. Скорее в дьявола и его наместников на земле. Вон один мне в друзья набился… обратно в ад отправлю, тварь… Надо Глебу позвонить… Где мой телефон?..
Паша закурил в окно, снова кому-то позвонив и довариваясь о встрече. Я смотрела на него, чувствуя, как все внутри стягивается в тугой ком. Ожидала, когда закончится разговор, не зна, я что сказать, но сказать что-то определенно нужно. Коваль курил без остановки. Может быть уже четвертую сигарету подряд и без перерывов с кем-то разговаривал. Не успевал завершить звонок, как телефон снова издавал мелодию входящего.
Паша нашарил под сидением закатившуюся бутылку водки, почти грубо оборвал собеседника, сказав, что перезвонит и, выключив телефон, швырнул его на приборную панель. Три больших глотка водки и ни разу не поморщившись, закрыл глаза и откинул голову на подголовник.
У меня в душе все перевернулось. Почему-то из глаз норовили вырваться слезы. Я упрямо сдерживалась, понимая, что сейчас это вообще ни к чему. Протянула ладонь и коснулась его прохладной кожи кисти.
– Кис, рули домой. Мне бы пару часов отдохнуть. В ночь уеду. – Смертельно устало произнес он, швыряя бутылку на пол и сжимая, стискивая до боли мои пальцы. – К утру вернусь. Хотя, может и раньше. Не решил еще.
Дома он ходил как загнанный зверь, не мог сидеть. На ходу читая какие-то документы и безостановочно с кем-то разговаривая по телефону. От всего произошедшего у меня тихо, но верно ехала крыша. Я сидела на кухне, забившись в кресло и гасила белое сухое прямо из бутылки, вздрагивая всякий раз как его силуэт мелькал в проеме двери. И делая большие глотки. Но не пьянея.
Где-то через час приехал Рамиль, едва не вырвав из меня вопль отчаяния, когда сказал, что с Кристинкой он почти было все утряс, но вот вызванные пожарные оказались теми еще сволочами, позвонившим ментам. А те изъяли видеозаписи с камер наблюдения понатыканных в дом. И если Кристинка сказала, что претензий не имеет, то у владельцев соседних машин, понесших небольшой, но ущерб от поджога Костиной машины и от ее тушения, претензии имелись. И скорее всего завтра Паше нужно будет чесать в ментовку.
Коваль, наконец, более-менее угомонившись, сев за кухонный стол, только заржал в ответ на эти слова Рамиля, и сказал, что ему на все это сейчас глубоко похуй. Что есть проблемы важнее. Я смотрела на него и не узнавала. Состояние аффекта с него давно сошло, но след оставило. Оттенок безумия в интонациях, во взгляде, в резкости движений. Это пугало. Но всякий раз, когда я задерживала на нем взгляд, он начинал злиться и смотреть на меня в упор. Так что речи о поддержке и тактильных прикосновениях даже не шло. А мне они нужны были. И поддержка и прикосновения. Потому что у меня тупо не получалось взять себя в руки. А ведь это сейчас необходимо. Ему. Мне. Нам обоим.
Сгустившуюся тишину нарушил Рамиль. Нарушил робко, и таким непохожим на себя голосом:
– Нет человека, нет проблемы.
Я сначала не поняла. А когда до меня дошло, я хотела ему с ноги уебать, но меня остановил напряженный взгляд Паши в окно. Нет. Не может быть.
– Паш. – Негромко позвала я, боясь поверить его облику, не выражающему протеста словам Рамиля. – Паша, мать твою!
Но он будто меня не слышал.
– Коваль, блядь… – слабо прошептали мои онемевшие губы.
Он прикрыл глаза и сглотнул. Протянул руку и, не открывая глаз, нашарил пачку сигарет. Закурил прямо за столом, подавшись вперед и опираясь головой на руки, сжимая виски мелко дрожащими пальцами. С сигареты сорвался пепел и мягко рассыпался на дубовой лакированной поверхности стола.
Я перевела напряженный взгляд на бледного Рамиля, прикусившего губу и неотрывно смотрящего на Пашу.
– Ты нахуя такое говоришь, долбоеб? – я не узнала свой голос. С нотками злобного рычания, заставляющего тембр моего голоса звучать тише и гораздо грубее слов.
Страх, родившийся во мне в ответ на то, что клубилось во всем естестве Паши, сейчас переродился в чистую неистовую ярость, которая страстно диктовала мне встать и вцепившись в волосы Рамиля, ударить его лицом об столешницу. Такие вещи говорить в такой момент! Когда он сломлен, слаб и зол! Но Рамиль не обратил на меня ровным счетом никакого внимания, все так жене отрывая взгляда от Паши, и побуждая меня-таки встать. Но прозвучавший голос Паши, заставил сидеть на месте.
– Тише, Кис. – Коваль вскинул голову, глядя поверх моего плеча. – Если уж откровенно, то он просто озвучил мои мысли.
И тут Паша медленно перевел на меня взгляд и я его не узнала. Потому что Рамиля он явно слышал. И соотнес свой долг в три шестерки лямов с его словами. В солидарной форме. Я в абсолютном неверии покачала головой при виде темного злобного огня на дне его глаз. Незнакомых, непонятных. Пугающих. Звериная натура занимала в нем все больше места, набирала силу, вытесняла все человеческое. Выла злобно, погано и яростно в изумрудных всполохах, успокаивала дрожь в его руках, стягивала резкие черты лица в пугающее подобие животного оскала. Превращала моего Коваля во что-то из числа мифических порождений мрака, в лучшее его воплощение, готовое на все. Безумная и бескомпромиссная агрессия питала его, перемалывала, перерождала во что-то совершенно незнакомое и запускающее мне под кожу тысячи напитанных страхом иголочек, распарывающих и отравляющих мое представление о нем. И верить этому не хотелось.
Взбудораженная испугом кровь пронеслась к лихорадочно анализирующему ситуацию мозгу и отравила его, мешая рационально мыслить и оставляя в разуме только ужас от увиденного.
– Ты хочешь его убить? Из-за долга? – мне казалось все происходящее просто дурным сном, каким-то театром абсурда. – Паш, есть же юристы, адвокаты, по любому должна быть лазейка! В конце концов, ты такие аферы мутишь, как, например, с тем тендером… – я лихорадочно переводила неверящий взгляд с мрачнеющего с каждым моим словом Паши на убито прикрывшего глаза ладонью Рамиля. – Ты же сам, считай, с нуля… Смог один раз, получится и в этот. Ты же не душу с мозгом утратил вместе с деньгами! Паш, неужели из-за них ты убьешь человека? Ты, который всегда по-людски жить пытался…
– Во-первых, не из-за денег. – Он фыркнул, отпивая ром из бутылки и глядя на меня снова незнакомыми звериными глазами, и заставив помертветь. – А за предательство. Во-вторых, лазеек здесь нет, вот. – Он фактически швырнул мне свой телефон. – Данные росреестра, Костина ооошка называется «Оилхим» и посмотри, что у этой компании в собственности. Хер я что сделаю, кис. Все законно. В-третьих, схемы мои и аферы… у меня нет базиса, не на что опереться, я по миру уже пошел… И ты удивляешься, почему у меня желание убить его? Правда, ты удивлена? Сука, да я прямо мечтаю руки по локоть в его крови испачкать. За то, что мне по горлу полоснул и хребет сломал, когда я так ему доверял! Так доверял! В глаза мне, тварь, улыбался, а в спину не нож воткнул, нет, просто бензопилой поперек позвоночника! Так что, блядь, удивительного в том, что я так его ненавижу?!
Он злобно стряхнул пепел на стол и снова присосался к горлышку бутылки. Пил жадно, большими глотками, но до сих пор не опьянел.
– Удивительного в том, что ненавидишь, нет. – Очень спокойно отозвалась я, загоняя внутрь в себя страх от резкости тона и правдивости его слов, тронувших истеричной дрожью кончики моих пальцев. – Паш… только в любой ситуации надо оставаться человеком.
Он отставил бутылку, затушил сигарету о пробку и склонив голову, испытывающее посмотрел мне в глаза.
– Давно умной такой стала?
Я стиснула зубы и отвела взгляд. Прекрасно. Он просто ищет на ком сорваться. И сложно его за это осуждать. У мужика жизнь рухнула. Удивительно, что он вообще себя в руках все это время держал.
Машину Костину сжег. Будь я на его месте в тот момент, я бы, наверное, Костю сожгла вместе с машиной, квартирой и всем, что у него было. Но это я. А это он. И он другой человек. С этими операторами, наебавшими его с нефтью, тоже момент занимательный. Я бы, вероятнее всего, рвала бы и метала. А он сел, поугрожал, узнал схему, поставил на счетчик и уволил. Он всегда поступает умнее, максимально по человечески, и то, что сейчас происходит, не укладывается у меня в голове, даже с учетом его критического эмоционального состояния. В Испании он знал, что машина в пропасть может сорваться, знал, что сам вылезти не может, но меня выпроводил. Тоже такая себе экстремальная и весьма показательная ситуация. Но сейчас… А имеет ли смысл сравнивать?..
– Маш, прости. – Его голос глухой и сиплый.
Я вскинула голову и меня пришибло его видом. Раздавленным. На мгновение. Он быстро взял себя в руки. Искоса взглянул на Рамиля и велел пробить, когда Костя возвращается и начать чистить бумаги. Рамиль тяжко вздохнул и, кивнув мне на прощание, пошел на выход.
Нужно умыться. Холодной водой. Черт знает в который раз за этот сраный день. На этот раз не помогло. Я смотрела на свое отражение в зеркале, прикусив губу. Меня била нехилая такая нервная дрожь и что делать, я вообще не знала.
Паша, крикнув из коридора, что за ним приехали, и чтобы я его не ждала, хлопнул входной дверью. Охренеть. Просто охренеть и все. Бессильно сползла на пол. Не заю сколько так в прострации просидела. Сколько еще сидела на кухне, глядя в одну точку и допивая вино. На часах было около четырех утра, когда он вернулся. Зашел в кухню, невесело хмыкнул, забрав у меня бутылку. Присел на корточки возле моего кресла, глядя в глаза. Вид у него усталый замученный, мрачный, а на губах такая горькая полуулыбка. Подобие той, что мне привычно. Сердце дрогнуло, сорвалось и пустилось в галоп.
– Кис, вот тебе наказание досталось, скажи же. – Устало усмехнулся, разворачивая кресло со мной так, чтобы оказаться прямо у моих поджатых под себя ног. – Ты знаешь… я пойму. Правда, пойму. Ты мне ничем не обязана. Да и вообще, отношения у нас изначально странно начались…
– Бросить себя предлагаешь? – хохотнула я, оглаживая пальцами его по щеке.
– Я же не дурак, кис. – Отвел взгляд, прикусив губу и собираясь с остатками сил, которых его лишили. – Все я понимаю и…
– Ты дурак, и ничего ты не понимаешь. – Негромко перебила я его, взяв пальцами за подбородок и поворачивая голову к себе, заставляя смотреть в свои глаза. – Вырулим. Понял меня, Коваль? Вырулим.
Он невесело хмыкнул и прикрыл глаза. Тень облегчения расправила все еще стянутые напряжением черты. Взял мои пальцы, удерживающие его лицо и прижал к губам. Вот сижу я и смотрю на него, еще не полностью узнаю в нем своего Пашку, еще чувствую это пугающее веяние безумия, а отстранить руку не могу. И не хочу. Подалась вперед, хотела обнять, прижать к себе. Возмущенно вывернулся и подхватив на руки понес прочь из кухни. На второй этаж. В спальню. Положил на кровать и присел на край рядом. При требовательном звонке его мобильного, черные в полумраке глаза недовольно закатились, и он вышел из спальни, разговаривая с кем-то на весьма повышенных тонах.
Я повернулась на бое и сжалась в калачик, слушая стертые пространством слова и почему-то успокаиваясь от его достаточно резких интонаций. Не знаю, нервное перенапряжение ли сказалось, либо выпитый алкоголь, либо все вместе, но я уснула. Благо без сновидений.
А Коваль за ночь так и не прилег. Впрочем, и я поспала мало.
Он рылся в бумагах, все так же повиснув на телефоне. Был странно зол, раздражен и парадоксально довольно улыбался. Отмахнулся от моих предложений кофе или завтрака, сказав, что ему «нужно все подготовить» и чтобы я ехала на учебу, которая вообще у меня из головы вылетела. Настолько вылетела, что я и не помнила, что сегодня у меня день итогового зачета.
Который я с треском провалила. Потому что находится вдали от Коваля, не знать, что с ним там, когда случился адовый пиздец – выше моих сил. Я не помню, сколько раз читала строки вопросов в билете, но смысл написанного так и не дошел до меня. Я нервничала. Несмотря на дорогие успокоительные, которые купила по дороге в центр.
Пересдача была назначена через две недели, меня отчитывали за отсутствие ответственности, безалаберную подготовку, непременно обещая отметить это в личном деле. Но было похер. Я даже не скрывала этого. Когда забирала документы мне прилетела смска.
«Маш, пожалуйста, мне нужно с тобой поговорить.»
Сообщение от Кристины, вызвавшее внутри вихрь противоречивых чувств. Я прикусила губу, когда оповещение сказало, что от этого же абонента пришло еще одно сообщение. Открыла.
«Я прошу тебя. Пожалуйста!»
Не понимаю ее реакции. Паша сжег машину Кости. Паша… Перед глазами встало воспоминание о прошедшем вечере. О его ярком и мрачном безумии.
Сбросила ответ смской, чтобы подъезжала к моему обучающему центру.
Она подъехала. Мигнула фарами на парковке, когда спускалась по ступеням. Сев в машину, я обнаружила радостно поздоровавшихся со мной близняшек на заднем сидении, тут же снова углубившихся в просмотр мультика на планшете. Кристина выглядела осунувшейся и мрачной. Кивнула мне на улицу. Я, нервозвозо согласилась, настороженно оглядывая ее лицо.
Встали рядом с машиной. Я выжидательно на нее смотрела, готовая в любой момент проявить агрессию на нападки. Но тон ее сообщений говорил, что в режиме готовности я зря, а ее вид утверждал, что все-таки настороже следует остаться. Она выдохнула и твердо посмотрела мне в глаза.
– Маш, все, что я прошу – время. Дайте мне чуть-чуть времени. Я поговорю с Костей, он прилетел в город примерно сорок минут назад. Должен скоро домой приехать. Сегодня вечером его отец из другого города прибудет, мы сумеем его убедить. Пожалуйста, Маш, сдержи Пашу просто до вечера. Пожалуйста!
Ее голос дрогнул в конце и погас. Она отвела взгляд в сторону, сжимая побелевшие губы и изо всех сил стараясь не заплакать. Но страх, расходящийся от нее волнами, как круги на воде, ощущался четко. Он питал мое напряжение, побуждая упиться положением, унизить жену предателя, поизгаляться и поиздеваться, пользуясь ситуацией. «Сдержи Пашу просто до вечера». Ее, как и меня вчера напугал аффект Коваля, очевидно. Только она не слышала, что он потом говорил на кухне. Иначе, думаю, так бы и не решилась через меня на него попытаться воздействовать. Сразу бы пошла и пала ему в ноги.
Я безотчётно и невесело усмехнулась, опираясь бедром о глянцевый бок ее внедорожника. Из которого послышался детский смех, отчего-то заставивший мое горло пересохнуть.
– Что значит «сдержать до вечера»? – глухо спросила я, не понимая, почему в голове не глохнет эхо смеха близняшек. – От чего сдержать?
– Маш… – и она не выдержала.
Ужас вырвался из нее хриплым выдохом сквозь стиснутые зубы. В глазах мелькнуло темное, всепоглощающее безумие, очень сходное с хаосом, который я вчера видела в глазах Паши. Кристина, безуспешно пытаясь справиться с собой, зло вытерла ладонями слезы сбежавшие по щекам и бросила взгляд в тонированное заднее окно своей машины. За которым смотрели мультики ее дочери. Их дочери.
– Ты не понимаешь, с кем связалась да?.. – тон ее изменился, в нем прорвалась грубая хрипотца, возразившая моему предположению относительно того, что она стала бы умолять Пашу на коленях, если бы услышала, его речь на кухне. Очень убедительно возразила, что заставило меня напрячься. – Маш, Пашка может быть очень жестким. Вот чего я боюсь. Костя натворил дел, но я клянусь тебе своими дочками, что я сумею его переубедить. Я и его отец. Маш, просто не дай Паше… ничего сделать. До вечера. Мы все исправим. Пожалуйста, Маш, помоги мне.
Отчаяние, страх, ужас в ее голосе. Она боится Коваля. Она смертельно его боится. У нее дети, материнский инстинкт при виде вчерашнего Пашиного аффекта вывел этот страх в абсолют и, очевидно, дикие фантазии. А может не фантазии. Меня саму вчера он напугал.
Мороз пошел по коже, когда память услужливо подкинула воспоминание о его глазах. С расцветающим буйным цветом безумием на дне. С ненавистью. С отчаянной злостью. Но что, если Кристина и вправду сумеет все исправить? Но от чего его сдерживать? От чего? Я уезжала, он рылся в документах и о чем-то разговаривая с по телефону. Не хотела же уезжать. Выпроводил, мрачно улыбнувшись и сказав, что ему «нужно все подготовить». И улыбка дряная такая. Злая. Уродливая. Сжимающая сердце в тиски жалости, которую я не имею права ему показывать. Ехала в долбанный центр, умываясь злыми слезами и проклиная Костю. А теперь его жена стоит передо мной, тоже ревет и боится.
– Кристин, почему ты уверена, что он согласится на ваши уговоры? – почти сквозь зубы спросила я, напряженно глядя ей в глаза. – Почему, Кристин? Он наебал своего друга, отнял у него бизнес, оставив на нем пиздецовые долги. Твой шакал наплевал на Пашку, на их дружбу, на все то, через что они вместе прошли. Знаешь, каково это видеть, когда он этому поверить не мог? Когда сидел тупо в одну точку смотрел и не верил очевидным фактам? Что его друг, который и поднялся-то благодаря ему, приоритет деньгам отдал. Что обманул его и подставил. Что человек, которому он доверял, оказался просто жалкой гнидой, ставящей бабло выше всего. Знаешь, каково это было видеть?
– Он вернет. – Кристина твердо смотрела в мои глаза. – Вернет, Маш. Я это гарантирую. Дряной поступок, я знаю, не оправдываю. Но и ты пойми, что Коваль не из тех, кто безнаказанным оставляет попытки себя наебать. Я не понимаю, почему Костя так уверенно это сделал…
– Потому что Паше не до мести будет, потому и уверенно сделал. Паша теперь дохера денег должен из-за твоего Кости. И спрашивать будут не с твоего мужа.
– И именно это Пашу подстегнет к военным действиям. Маш, я их всех знаю дольше тебя. И я знаю, как Паша реагирует на подобное. – Она снова посмотрела на свою машину с дочерьми и прикусив губу тихо, с мольбой произнесла, – пожалуйста, помоги мне.
Из машины снова раздался смех девчонок, не подозревающих, какой урод их отец, и как их мать сейчас переживает из-за этого и боится что его за это накажут. Две дочери, маленькие совсем, не виновные в том, что их родители долбоебы. Будь ты проклят Костя!
Закрыла глаза и судорожно выдохнула. До вечера. Просто буду с ним до вечера. Неотступно. Я кивнула ей. И она снова расплакалась, с неверием и облегчением. Словно бы получила шанс выжить, спастись. Я смотрела, как она дрожащими пальцами вытирает лицо в безуспешных попытках взять себя в руки и не могла понять, как и чего она настолько сильно боится.
Ответ не заставил себя ждать. У нее зазвонил телефон. Кристина подняла трубку. И умерла. Я это видела. Жутчайшее зрелище. Будто у человека разом душу вырвали. Вырвали жестоко, грубо, со злостью. Оставив только пустое тело. Пустые глаза и восковую маску вместо лица. Я смотрела на ее неимоверно бледное лицо не скрывав своего испуга. Ее ноги подкосились и я едва ее успела подхватить.
– Кристин? Кристина! – сипло звала ее я, прижав к двери и глядя в опустошенные широко распахнутые глаза. – Кристина!
– Костю убили… – она перевела на меня расфокусированный взгляд и как-то не по-человечески жутко улыбнулась. – Расстреляли по дороге из аэропорта. Спасибо, Маш. Тебе и Паше. Будьте вы прокляты.
