Текст книги "Земля-воздух (СИ)"

Автор книги: Александра Лимова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)

Выйдя из стаффа, я сделала лицо непроницаемым, не реагируя на соболезнующий взгляд уже вернувшейся Татьяны, пакующей скатерти, и заинтересованный взгляд Лизы, к которой стремилась не поворачиваться передом, ибо она точно что-нибудь себе придумает, заприметив мой потрепанный вид.

До конца рейса я так и ни разу не вышла из стаффа. После того, как клиенты покинули самолет, нам надлежало заняться уборкой. Сердобольная Татьяна, придумавшая себе невесть какие ужасы относительно того, что происходило здесь, пока дверь была заперта, отправила меня в административное здание для сдачи рейса и получения увольнительной, сказав, что отмажет меня от послерейсового брифинга. А сама начала оформление на сдачу посуды и вещей, наказав Лизе начать уборку салона.

Мне дважды повторять не надо было, я торопливо побежала на сдачу рейса отчего-то весьма не желая видеться с Диего, который должен был выйти на сдачу джета через пару минут.

На сканере опростоволосилась, когда сотрудник попросил меня поднять руки, а я, забывшись подчинилась, спалив контору с прикрытой платком блузкой. Когда нарядчица подписывала мне увольнительную на две недели, от Женьки прилетела смска с вопросом, когда я уже соизволю притащить свою задницу. Забежала в туалет, сменив растерзанную блузку на свободный топ и пошла на выход.

Женька ждал меня на парковке для сотрудников аэропорта, оперевшись бедрами о капот своего новенького мерина и роясь в телефоне. Безупречный, как всегда. Каштановые волосы зачесаны назад, открывая высокий лоб, взгляд глубоких карих глаз скрывают его любимые солнцезащитные очки от Карера, идеальная борода говорила о том, что он явно совсем недавно снова посетил излюбленный барбершоп. Темно-синий блейзер, белая футболка и модные джинсы. Я радостно улыбнулась, волоча за собой чемодан, и направляясь к довольно скалящемуся Женьке.

– Кроссовки новые? – присвистнула я, ставя чемодан и падая в его крепкие объятия.

– И часы новые, смотри какие! – похвастался Женька, ласково целуя меня в висок и хвастливо демонстрируя восемнадцатые по счету часы в его коллекции, обхватывающие кисть с наманикюренными пальцами.

– Ну, ничего вроде. – Равнодушно хмыкнула я, разглядывая циферблат на кожаном ремешке, на что Женька хотел оскорбиться, но я ему не дала, спросив – Давно ждешь?

– Не-а. – Он поднял мой подбородок пальцами и посмотрел в глаза. – Машка, ты чего? Случилось что? Морда угрюмая.

– Да хер знает, Жень. Поехали, по дороге расскажу.

Рассказала. У меня от него секретов не было никогда. Женька – мой лучший друг, и взгляды на жизнь у нас всегда были примерно одинаковые. Когда я закончила свой опус, Женька вполне весело расхохотался и кинул на меня лукавый взгляд.

– Машка, ты так до блядства скатишься. Живешь с одним мужиком, трахаешься с другим, а втюхалась в третьего.

– Это с чего ты взял, что я втюхалась? – я аж опешила, глядя на ехидно улыбающегося Женьку, снижающего скорость в ответ на предупреждающий знак дальними фарами от встречной машины.

– Ну как же, с чего? – с сарказмом улыбнувшись и не переводя на меня взгляда от дороги, произнес он. – С того, что ты раз пятнадцать сказала «вообще не понимала, что со мной происходит» и чуть не дала ему, когда через стенку за штурвалом сидел твой итальянский чурка.

– Испанский. – Закатила я глаза. – Диего испанец.

– Да хоть эскимос. – Женька послушно свернул на обочину под взмахом палки гаишника и принялся рыться в бардачке. – Тут, Машка, понимаешь в чем дело, когда баба трахается, более чем с одним мужиком, то она уже блядь, а мужики ее лохи и неудачники. Ибо бабу нормального мужика никто, кроме него не трахает.

– А ты? – насмешливо спросила я, когда Женька передавал документы подошедшему гаишнику, через открытое окно. – Тоже лох и неудачник? Мы ж с тобой трахаемся.

– Мы же чисто по дружески! – оскорбился Женька, возмущенно ко мне поворачиваясь, и не обращая внимание на ошарашенного гаишника. – Или от скуки! Это не считается! Мы же друзья! Я тебе сколько раз говорил, что была бы ты мужиком, ты бы тоже стала моим лучшим другом! Общих интересов больше было бы. А то футбол тебе не нравится, в машинах не понимаешь, рыбалку тоже не любишь… По бабам бы вместе ходили, в спортбар там, на стриптиз. Но этому не бывать, потому что ты женщина. – Женька горестно вздохнул, забирая свои документы из несколько дрожащих пальцев гаишника. – Но видишь, даже из такого большого твоего недостатка, мы извлекли пользу. Хоть потрахаться можно. А то было бы нехорошо, если бы у меня вставал на моего лучшего друга, когда тот мужик.

Я хохотала до слез, отчасти от вытянувшегося лица гаишника, смотрящего вслед Женькиной машине, вливающейся в транспортный поток. Женька всегда умел поднимать мне настроение. Я благодарно на него посмотрела, получив в ответ добродушную ухмылку и спросила, как прошли его выходные, но что Женька отчего-то весьма не радостно буркнул, что он наконец-таки уломал двоих своих силиконовых подружек на секс втроем. Я воодушевленно начала расспрашивать подробности, от чего Женька вгрустнул еще больше.

– Да нечего рассказывать, Маш. Это только в порнухе красиво все. А тут вообще звездец. Не знаешь в какую дырку тыкать, а их много, и все так и манят… Теряешься, а это тоже нарастанию возбуждения не помогает. Плюс ты мне сколько на уши наседаешь, что оральным сексом мне заниматься нельзя пока я с тобой сплю и целуюсь, и мне там вообще нечем заняться было, член-то у меня один, и две руки, а сисек четыре… – Женька расстроился окончательно, и едва не проехал на красный, но я его вовремя одернула, пытаясь сдержать богатырский хохот, чтобы он вообще в депрессию не ушел от моей бессердечности. – Вообще, я тут интересуюсь свинг-пати. С тобой бы сходил, пара на примете уже есть. Ты как на такое смотришь?

– Буэ. – Я изобразила рвотный позыв.

– Ясно. – Женька почему-то облегченно вздохнул и замолчал.

Приехав домой, и спихнув на Женьку разбор своих чемоданов я завалилась спать, потому что вечером наши семьи организовывали встречу в загородном доме моих родителей и мы обязаны были явиться.

Из-за того, что Женька никак не мог с первого раза уложить свои волосы и постоянно перемывал голову, смывая лак, мы немного опоздали, за что получили втык от моего отца являющегося воплощением пунктуальности и перфекционизма, и не терпящего отсутствие этих качеств у других. Впрочем, пятилитровая бутылка Джек Дэнилса быстро свела его бурчание на нет.

Мы сидели в беседке в саду, который мама довела до совершенства путем беспощадного террора ландшафтного дизайнера, который к моменту сдачи проекта рабочим уже заикался и сбегал, как только придирчивая мама приезжала в офис дизайнеров.

Барбекю давно остыло, салаты на вечернем ветру несколько заветрелись, но их постоянно обновляла вызванная на вечер команда официантов и уборщиков. Я сидела на мягком диване, подобрав под себя ноги, кутаясь в плед и потягивая хорошее французское кофе, млея от Женькиных пальцев, игриво и незаметно оглаживающих мое бедро под пледом.

Мужчины трепались о бизнесе Женькиной семьи. Что-то связанное с грузоперевозками. Наши мамы, захмелевшие, сидящие за резным столом напротив меня, горячо обсуждали какие красивые у них будут внуки, когда я залечу от Женьки. Я, старательно сдерживая хрюкающий смех, старалась не обращать на это внимания.

Мужчины решили снова пожарить стейки и я с сожалением проводила взглядом Женькины пальцы, секунду назад сдавившие джинсы и кожу на внутренней стороне бедра и вызвавшие оттенок желания внизу живота.

Мамы, пользуясь тем, что Женька с папами ушли к барбекюшнице, начали на меня наседать, настойчиво интересуясь когда же мы с Женькой поженимся, и скрепим наши семьи родственными узами. Я привычно парировала, что как только Женька решит, что он стабильно стоит на ногах, а я поднимусь в карьере если не до инструктора, то хотя бы до старшей стюардессы, свадьба непременно случится. Я это уже года три талдычу, с того самого момента, когда мы с Женькой под нещадным напором родственников сошлись, решив, что десять лет сватанья сведут нас в могилу, если мы не подыграем.

Хотя, если быть честной, не только поэтому. Женькин папа всегда везде и во всем решал за него, и шантажировал сына тем, что если он не будет подчиняться, то бизнес он ему не оставит и из дома выгонит. А у меня папа, отпахавший старшим пилотом тридцать лет на грузовых карго, человеком был еще более жестким и настойчивым, в пятнадцать моих лет безапелляционно заявив мне, что замуж я выйду только за сына его лучшего друга, других кандидатов он не примет, потому что лучше Женьки быть не может. Я вновь пригубила кофе, вспоминая несколько лет моих проигранных войн с отцом, пока я окончательно не убедилась, что возражать здесь бесполезно.

А потом Женька, наблюдая мое кислое лицо в очередные родительские посиделки, отвел меня в сторону и предложил коварный план – сделать вид, что у нас все-таки любовь и получить наконец свободу. Год повстречались, под радостные улыбки родителей.

И мой суровый папа даже не возражал, когда я опасливо соврала, что Женька предложил мне съехаться и жить вместе. Женька тогда об этом не знал. Просто я, доведенная до предела умильными лепетаниями мамы на мою дальнейшую совместную с Женькой жизнь не выдержала, и пошла на поклон к отцу, завуалированно попросив свободы. Папа удовлетворенно хмыкнул в усы и дал добро.

Женька называл меня гениальной женщиной и обещал зацеловать до смерти, когда я позвонила ему и сказала, что раз уж мой суровый надзиратель разрешил съехать из темницы, то его чуть более мягкий отец тоже эту мою идею о совместном проживании одобрит и разрешит ему, наконец, свалить из отчего дома.

А дальше закрутилось, завертелось. Мы, лишившиеся наконец родительского гнета, первые полгода пустились во все тяжкие, и боже, как же это нравилось обоим. Отношения у нас сложились сразу понимающие и дружеские, в съемной квартире мы жили как прекрасные соседи, разделяя все бытовые обязанности пополам. Переспали первый раз по пьяни и нам тоже понравилась эта новая грань в наших придурочных отношениях. О будущем почти не думали. Женька ждал, когда отец полностью отдаст ему бизнес, а я жаждала момента, когда получу абсолютную независимость, дойдя до уровня инструктора и открыв свою школу. Потом бы мы «разбежались». Как преподнести это родителям мы не особо распланировали, потому что времени еще вагон было.

Время пролетело незаметно, и Женька, соврав отцу, что завтра по его указанию поедет рано утром в другой город, чтобы присмотреть несколько автоцистерн заявил нашим родителям, что нам пора ехать домой.

Тепло попрощавшись, мы сели в мою машину, и я вырулила с широкой асфальтированной дорожки. Женька был несколько напряжен, я молча ожидала рассказа, чем его там огорошили наши папы, ибо пришибленным он вернулся именно после того, когда они со стейками вернулись за стол. Хоть Женька и не показывал своего расстройства, но за пять лет я его неплохо изучила. Свернула на обочину и, припарковавшись, повернулась корпусом к Женьке, выудившему из бардачка пачку сигарет и дымившего в окно, философски разглядывая красивый кованный забор дома, у которого я остановилась.

– Жень, не томи. Что там опять папы удумали? – мягко спросила я, ободряюще сжимая кисть его левой руки, лежащей на колене.

Женька молчал, напрягая меня этим еще больше. На него это не похоже. Он всегда и обо всем говорил мне в лоб. Я усилила нажим пальцев на его кисти, призывая его внимание. Женька невесело усмехнулся и не поворачиваясь ко мне негромко проронил:

– Маш, а может, попробуем, а?

– Ты о чем? – саркастично спросила я думая о траве, которую Женька периодически покуривал, и неоднократно предлагал закатывающей глаза мне. – Жень, я уже сказала, что я этой хуйней заниматься не стану. Хочешь шмалять – пожалуйста. Только не в моей машине и не дома и вооб…

– Маш, я не об этом. – Женька выкинул сигарету и повернулся ко мне, прикусив губу, и накрывая мою ладонь на его кисти пальцами свободной руки. – Давай попробуем по серьезному. Ты и я. И никаких левых отношений.

Я бесконечно удивленно смотрела на него, в ожидании, что он все же скажет, что пошутил. Но нет. Он не шутил. У меня отпала челюсть.

– Это они чем так тебя пресанули? – хрипло спросила я, во все глаза глядя в его напряженное лицо.

– Тем, что если я буду кота за яйца тянуть, ты не выдержишь и уйдешь. Мол, все бабы о свадьбе мечтают. Я не спорю, наши родители нас плохо знают, и мы с тобой знаем друг друга гораздо лучше… Блядь, не смотри на меня с таким выражением, – поморщился он, снова доставая сигарету. – Я сначала еле сдерживался, чтобы не заржать, а потом на миг представил, что ты реально свалишь. Встретишь кого-то и свалишь. Или вон вообще к чурке своему. А я… не хочу я тебя отпускать. Мне ни с одной не было так хорошо. И поболтать есть о чем, и поржать, и доверие вообще беспредельное. Я с тобой даже когда сексом занимаюсь, стараюсь чтобы ты раньше кончила, хотя мне по большому счету плевать на это с другими. Сначала думал, ну мол, уважение. Я к тебе никогда не относился как к просто телке… и… блядь, я не знаю. Маш, давай попробуем, м?

– Петров, ты влюбился в меня что ли? – пораженно прошептала я глядя на угрюмую Женькину морду. – Ты давай… вот без этого, да? Ты же мой лучший друг, Жень! Ну о чем ты вообще! Какие нахер отношения? У нас с тобой? Серьезно, да?

– Почему ты против того, чтобы я занимался оральным сексом со своими телками? – выстрелил вопросом он, прищурив глаза.

– Потому что… – я растерялась, не ожидая этого вопроса. – Потому что, блядь! Потому что это фу! И к тому же инфекции всякие!

– Сосут и в презервативе, если что.

– А лижут без него!

– А дело ведь не в защите. Да, Маш? – Женька сглотнул и снова прикусил губу, глядя в мое растерянное лицо. – Ты была бухая в дрова в тот день. Тебя твой итальянский чурка домой привез. Ты проблевалась в туалете, освободила место в желудке и присосалась к моему бренди, едва не введя себя в алкогольную кому, ладно вовремя бутылку отобрал. Потом пристала ко мне с душещипательными разговорами. Речь пошла о сексе. И кое-кто, сведя пьяные глазки к переносице признался, что до безумия любит оральный секс, и пару раз занимался им с Диего потому что видел его справки с медкомиссии, а хотелось бы не с ним этим заниматься. Вот вообще не с ним. А со мной. Но ты не станешь этого делать, ибо брезгуешь наличием у меня левых телок, и не сможешь меня целовать, зная, где побывал мой язык. А не целовать меня ты не можешь, поэтому запрещаешь мне оральный секс.

Я потерянно молчала. Нашлась с трудом и не сразу.

– Жень, я же всегда херню несу, когда пьяная, не первый год знакомы… Ты мне вон в любви каждый раз признаешься, как перепьешь, но это же не значит…

– А ты ни разу не просекла, что я говорил тебе это не только, как другу. Не страшно, я сам до сегодняшнего дня не осознавал. Маш, давай попробуем серьезные отношения.

Я протяжно выдохнула, откидываясь на свое кресло и прикрывая глаза. Помнила я тот день с разговорами об оральном сексе. Возмущение брало, чувство собственничества, глупое и необоснованное. Именно в тот момент, когда в крови алкоголя было больше чем крови. Я ни разу его ни к кому не ревновала. Женька для меня идеальный друг, но не больше. Хотя… нет. Определенно, нет. Иногда он представлялся мне в другом свете. Особенно по редким утрам, пока я суматошно носилась по квартире, собираясь в рейс, он наливал мне кофе и собирал для меня пару бутербродов, чтобы я перекусила в дороге. Или когда покупал лекарства и терпеливо смотрел со мной дурацкие мелодрамы, пока я шмыгая носом, растекалась на его коленях и горестно возвещала, что эту простуду я точно не переживу. Глупые женские мысли вертелись в моей нездоровой голове, заставляя представлять, что это мой мужик, переживающий за меня и заботящейся обо мне, а не мой лучший друг, чисто по человеческим соображениям проявляющий заботу и помощь. Но то были лишь глупые женские мысли. Да и в моменты слабости.

Я распахнула глаза и повернула к нему голову, собираясь парой хороших едких фраз вернуть его мозг, отчаливший в дальнее плавание, но Женька резко подался вперед и поцеловал меня. Против обыкновения нежно, едва касаясь губами и не пуская в ход излюбленный прием языком, от которого у меня часто намокало нижнее белье. Мышцы тела окаменели, я не знала такого Женьку, запустившего руку в мои волосы, а пальцами второй руки ласково оглаживающего мою скулу. Где-то внутри что-то дрогнуло. Мне с ним всегда было хорошо и спокойно. А он еще и нежный, оказывается… Отстранилась, чмокнув его нос и заставив чуть улыбнуться.

– Вообще никаких левых? – негромко спросила я. – Можно я все-таки оставлю себе Диего? Я с ним трахаться только в рейсах буду, честное слово.

Женька раздраженно прищурил глаза, а я рассмеялась, накрыв его губы своими, обхватив руками за голову.

Следующая ночь и день прошли как-то странно, но очень приятно. Женька полностью вжился в роль ухажера и начинающийся конфетно-букетный период, притащив мне огромный букет с утра и любимый кофе в постель. Осыпал комплиментами, звал в кино, ласково целовал и оглаживал, пока я врубала хозяйку, гарцуя от него по квартире и с хохотом отмахиваясь шваброй, когда он пытался схватить меня и утащить в спальню, где минувшей ночью продемонстрировал такие грани своей нежности, что я правда чуть не влюбилась.

Женька работал на своего отца, выполняя его поручения. Не особо рьяно, но его отец об этом не знал. Поэтому в обед Женька отхватил люлей, за то, что автоцистерны так и не купил. Женька врал в трубку, что все-таки в соседний город ездил и машины смотрел, но они оказались редким дерьмом, пока я, глумливо улыбаясь, тушила мясо на плите, вспоминая, как именно Женька утром «осматривал цистерны» и едва сдерживая богатырский хохот.

В обед мне позвонил начальник летных бригад и попросил выйти за заболевшую стюардессу в завтрашний возвратный рейс в Цюрих, пообещав взамен дополнительную неделю к увольнительной. Возвратный рейс намного проще, чем «эстафетка». Возвратный означал перелет, несколько часов ожидания в самолете либо в гостинице, если обратный перелет планировался через сутки. Эстафетный рейс – это город за городом, ожидания перелета в отелях, и как правило, нудного клиента. Чаще от перелета до перелета был перерыв в пару дней, и мы с экипажем нещадно этим пользовались тратя командировочное на экскурсии, посещение местных достопримечательностей и баров. Однако «эстафетка» могла затянуться до двух недель и дольше, и я начинала парадоксально скучать по дому.

Поэтому, наверное, из всех наших бригад я одна только любила «разворотки» сильнее «эстафеток». Диего вон пне столько раз писал жаркие смс со слезными просьбами на смеси русского и английского, уйти с ним на «эстафетку», очевидно неистово желая горячих ночей в перерывах между полетами. Только я знала о Ксюше, так же подогревающей его постель на эстафетных, когда нас меняли джетами или расписаниями.

С сомнением глядя на закатившего глаза Женьку, на которого орал отец по телефону, принуждая сегодня вечером костьми лечь, но заключить контракт, с человеком, который на той неделе Женьке отказал, я все же согласилась выйти завтра в рейс.

Женька еще с полчаса поплевался ядом относительно указания отца, заявив, что потенциальный партнер тот еще урод, и на контракт по аренде Петровских машин не пойдет, как бы Женька вертелся, а коварный отец за это его прибьет и снова отправит куда-нибудь в Сибирь на недельку, чтобы он там машины искал. Что, мол, Женька уже ходил на встречу к этому клиенту и если уж в первый раз Женьке тот ему отказал, то сейчас уж тем более, а папе просто нужно на ком-то сорвать злость. В Сибирь ехать Женьке не хотелось, он называл это ссылкой, а своего отца садистом. Женьку ссылали в Сибирь довольно часто. Не знаю в чем прикол, может в звучании самого словосочетания. Но поскольку заниматься там было нечем, потому что любимые Женькины стриптизбары и спортклубы с барбершопами там отсутствовали, то он начинал работать, искать машины, лишь бы поскорее вернуться домой. Может смысл в этом, но я, зная его отца, думаю все же что дело в самом словосочетании «отправить в Сибирь».

Я сообщила о намечающемся рейсе Женьке, и он окончательно расстроился, убедившись, что в Сибирь я с ним не поеду (слава богу, что согласилась на рейс, роль жены декабриста меня не прельщала), и куковать ему там придется одному.

– Давай я с тобой на встречу схожу, очарую твоего партнера. – Чувствуя некоторые угрызения совести и листая пультом каналы, потягивая кофе, предложила я. – Может, подпишет. Вы, мужики, всегда не той головой думаете, стоит вам на что-нибудь этакое намекнуть. Воспользуешься моментом, и все дела…

Женька, подумав, заключил, что идея неплоха с учетом девяноста процентов неудачного исхода, а значит нужно использовать все варианты. Горестно вздохнув, позвонил клиенту и попросил о встрече в ресторане.

Вечером я облачилось в черное коктейльное платье, дополнив его ниткой жемчуга. Завила волосы, накрасила морду лица и довольно чмокнув свое отражение в зеркале алыми губами, поцокала шпильками на выход в след за несколько напряженным Женькой.

В ресторан мы приехали раньше потенциального партнера и я без интереса разглядывала винную карту. Сидя в полупустом симпатичном зале с закосом под барокко, оглаживала Женькины пальцы, покоящиеся на подлокотнике моего кресла, скользя взглядом по разделу испанских вин, думая, как бы сказать Диего, что я тут решилась на серьезные отношения, но не с ним. И где решиться на этот разговор? Хорошо бы в поле. Хотя, он, наверное, и пеньки вырывать начнет, учитывая его страсть к метанию предметов в случае неудовлетворения. Его страсть… жгучая испанская страсть. Не хочу я рвать с ним. Видит бог, не хочу. Совру Женьке…

– Он идет. – Негромко сказал Женька, поднимаясь клиенту навстречу.

Я подняла взгляд, и все, чего мне захотелось это водки, а не вина. А лучше самогона. Литр. Два.

Это был он. Тот самый… Как его? Паша. С эскортом. Годы в бизнес-авиации давно научили отличать этих девиц от официальных девушек и законных жен клиентов. Выхолощенные, ухоженные, спокойные элитные проститутки, с прекрасными манерами и багажом знаний правил этикета. Я не знаю, почему я столько внимания уделила красивой девушке в строгом темно-синем платье, мягко ступающей за его плечом.

Павел. Шаг твердый, уверенный. Он заметил Женьку сразу, как только вошел в зал и впился прохладным изумрудным взглядом в его лицо, неторопливо направляясь к нашему столу. Не замечая меня. И слава богу. Ибо справиться с собой у меня не получалось.

Приталенный пиджак не застегнут, открывая взору шикарную белую рубашку с коротким стоячим воротником. Темные отглаженные брюки и лаковые, начищенные до блеска туфли. Хоть сейчас в ЗАГС. Женька, одетый в очередные модные джинсы и серый пиджак с черной рубашкой выглядел пижоном на его фоне.

Они крепко пожали друг другу руки.

– Моя невеста, Мария. – Произнес Женька, доброжелательно улыбаясь.

Его взгляд упал на меня, поднявшуюся и заученно улыбающуюся. Пошатнуло. Сожгло. Заморозило. Если бы не Женькина рука на моем локте, у меня бы явно пол из-под ног ушел. Пробило насквозь дичайшим сумбуром чувств, пронесшихся по венам сразу и в ноги и в голову. Будто обухом ударили. Я не в силах моргнуть смотрела в его глаза, чувствуя, как обрывается дыхание и немеют кончики пальцев, хотя мышцы лица изображают доброжелательную улыбку, по привычке, вбитой в механическую память.

А его выдали лишь невыразимо расширившиеся зрачки, но ни одна мышца лица не дрогнула. Он, правда, с некоторой заминкой, выверено улыбнулся и произнес:

– У вас впечатляющая невеста, Евгений Игоревич. На этот раз решили запастись тяжелой артиллерией в качестве убеждения?

– Ну что вы. – Фыркнул Женька, садясь в кресло чуть позже меня. – Бешенный график работы не дает нам возможности видеться чаще, используем все моменты, чтобы побыть вместе.

– Мария… – от звучания его обволакивающего голоса у меня задрожали колени, несколько смазав мою попытку элегантно опуститься в свое кресло. – Вы тоже работаете?

Челюсть сковало, у меня даже сглотнуть не получалось, не то что бы пошевелить губами с намертво приклеенной к ним улыбкой. Женька толкнул меня ногой под столом, но я была не в силах среагировать, сжимая дрожащие пальцы на отчего-то трусящихся коленях.

– Да. – Несколько удивленно глядя на меня, смотрящую в стол в попытке взять себя в руки, ответил Женька. – Стюардесса частных джетов.

– Должно быть, весьма… интересная профессия. – Двойственно. С намеком. Для тех, кто понимает, что он имел сейчас в виду, а таких за столом было двое. – Столько разнообразных людей встречать и пытаться наладить с ними отношения, здесь должен быть талант выдержки. У вас с эти успешно обстоят дела?

А то ты, блядь не видишь! Я едва себя сдержала, почти с ненавистью уставившись в насмешливые изумрудные глаза урода, от которого у меня так сильно рвало планку. Краткий выдох, на мгновение прикрыла глаза, беря вожжи безумия переворачивающего мой упорядоченный мир.

– Да. Весьма успешно. Хотя клиенты разные бывают. – Ровным голосом отозвалась я, почти полностью справившись с собой.

– И ни разу не сдавали… нервы? – мягкая усмешка Павла, едва заметная, легкая, почти неощутимая, как ответ на мои дрогнувшие губы, готовые выдать ничего незначащий положительный ответ. И внутри снова сорвало тормоза. Сука, да он издеваться решил!

– Есть одна нехорошая история. Даже глупая, скорее. Очень глупая. – Не спуская милой, отточенной улыбки с лица, я откинулась на спинку стула, сдерживая свои руки, пытающиеся скреститься на груди. Мне не нужна закрытая поза, иначе он поймет, что победил. – Но, как вы понимаете, весьма непрофессионально рассказывать о таком. А я дорожу своей репутацией.

Он понял намек. А вот Женька не понимал, начав поверхностно рассуждать на избитую тему, что хамство чаще в гражданской авиации в чартерах встречается, а бизнес сегмент достаточно безопасная вариация. Его не слушала ни я, пытающаяся успокоить свои воющие от злости и напряжения нервы, ни Паша, вбивающий меня в кресло расходящимися от него волнами удовольствия от ситуации со мной и во мне.

Нельзя позволять ему загнать меня в позицию жертвы. Ему точно нельзя этого позволять. Подняла на него взгляд, вкладывая в него все упреждение на которое была сейчас способна. Паша смотрел чуть иронично, двояко, с ноткой снисходительности. И эхом терпкого мужского желания.

И все было бы даже терпимо, только если я в ответ на этот взгляд не испытала парадоксальной жажды прикосновения его губ. Того самого жесткого поцелуя, от которого едва не сошла с ума. Такого, что сама в него втиснулась, что потеряла голову, что готова была…

С трудом сглотнула, едва сдерживая доброжелательность на лице. Меня так и перекашивало и это злило. Я никогда не теряла самоконтроль. Никогда и нигде. Прежде.

Сглотнула, и перевела взгляд на Женьку, все еще распинающегося на тему классовой различности, пока официанты расставляли алкоголь и еду на столе. Женька не знает. Не понимает, что происходит за этим столом. И в свете наших новых с ним отношений, я не была уверена, стоит ли мне вообще ему об этом рассказывать. Павел милостиво дал мне передышку, переведя взгляд на Женьку и начиная с ним дебильный, малопонятный треп про сроки аренды, кубатуру цистерн, технические характеристики, и прочее. Я, едва сдержалась, чтобы одним махом не осушить бокал вина, глядя поверх его плеча в полупустой зал с приглушенным освещением.

Его девица, являя собой образец манер и воплощение гордости пансиона благородных девиц (три моих глумливых «ха»), из вежливости попыталась завязать со мной беседу. Она меня раздражала. Она была неуместна. За этим столом. Рядом с… нами. Я не смогла полностью исключить оттенок сарказма из своего голоса, когда спросила, кем она работает. Она соврала что-то про риэлтерскую фирму, и я не удержала ироничной улыбки. Она повернула голову к подошедшему официанту, и я заметила на белой коже шеи у воротника едва выглядывающий след от засоса.

Почему-то тряхануло. Отвела взгляд, тщательно пытаясь сдержать себя, пытаясь хотя бы чуточку разобраться в себе. Пока зачем-то не подняла на него взгляд. И мне захотелось его ударить, за тень насмешки. Он все замечал. И понимал. Сука.

Паша ответил на входящий мобильный звонок, что сейчас выйдет, извинился, сообщил, что на две минуты и покинул стол. Как будто спал неистовый прессинг. Я, не обращая внимания на Женьку и проститутку, одним махом допила бокал и пошла в дамскую комнату.

Охлажденные под ледяной водой пальцы, приложенные к лицу, мало помогли прийти в себя. Я с тоской посмотрела на мощную струю, льющуюся из крана, сожалея, что не могу сейчас окатить свое лицо трезвящими каплями. Макияж только попорчу.

Почти окончательно пришла в себя, решив образцово завершить спектакль и больше не поддаваться провокациям этого ублюдка, и вышла в полумрак коридора. Чтобы меня тут же толкнули назад в туалет. Едва не упала. Паша удержал за талию. Прижался лбом к моему, томно улыбаясь и щелкая замком на двери. Отшатнулась, чувствуя, как вскипает кровь. Как зудит кожа от его прикосновений. Отступила, чуть опустив голову, враждебно глядя в насмешливые зеленые глаза.

Взгляд раздевающий. Зажигающий похоть и порок, первобытные бескомпромиссные потребности. Превращающие меня в незнакомку, страдающую странным психическим отклонением, раз я так охотно теряю контроль, почти со страстью отдаваясь в лапы сладко и зазывно поющего в крови безумия.

– Глупая история, значит? – усмехнулся он, делая ко мне шаг, и вынуждая пятиться назад. – Очень глупая? И непрофессионально ее рассказывать, потому что репутация, да, киса?

Сердце грозило пробить грудную клетку. Я все безотчетно отступала в ответ на его неторопливое, даже ленивое приближение, пока не почувствовала, что дальше некуда – лопатки уперлись в стену.

Он обманчиво плавно приблизился ко мне. Навис, упираясь руками в стену по обе стороны моих плеч. В горле пересохло от его взгляда.

Одно движение и снова его губы впиваются в мои, сжигая, опустошая напрочь. Внутри что-то торжествующе взревело и взметнулось столбом адового пламени, сжигая к чертям мир вокруг и парадокс всей ситуации. Не осознала, когда вжалась в него, когда обхватила руками шею, когда прильнула всем телом и требовательно скользнула языком по языку.

Вены жгло от полыхающего желания, отравляющего кипящее сознание.

Вжал в себя. Его пальцы жадно и жестко сжали мои ягодицы, вызывая желание закинуть ногу ему на бедро и сделать контакт вульгарно тесным. Не поняла момента, когда это сделала. Попытался вжать собой в стену, распаляя сбившимся дыханием и страстью, испепелившей всякую осторожность. Он кипел. Кипел так, что я окончательно сошла с ума, позволив подхватить себя под ягодицы и зажать свое тело между ним и спиной.