Текст книги "Уничтожить королевство"

Автор книги: Александра Кристо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)

Глава 21
ЭЛИАН

Туман стелется у открытого окна, напоминая клубы сигарного дыма. С ним приходит запах рассвета, и за линией океана бледно-розовой полосой разгорается небо. Время здесь течет по иным законам, чем во всем мире. «Счастливый случай» словно затерялся в собственном измерении, собрав людей, которые не нашли себе места ни в одном из королевств. Здесь заключаются сделки, а обслуживают лишь тех торговцев, которые никогда не смогут выложить свои товары на прилавок.

Торик раздает, тихонько насвистывая. Ловко снимает пальцами карты, те скользят, будто маслом смазаны, и идеальными стопками укладываются на столе вокруг кучи красных монет. Когда он заканчивает, Мадрид равнодушно перебирает свой улов, словно сами карты не имеют значения, важно лишь то, как она ими распорядится. Она очень хорошо адаптируется и никогда не удовлетворится игрой тем, что раздали. Хотелось бы сказать, что этому ее научил я, но слишком многое Мадрид пришлось усвоить еще до попадания на «Саад». Когда тебя захватывает клефтизский рабовладельческий корабль, быстро понимаешь, что для выживания нельзя прогибаться под мир – надо прогнуть мир под себя.

К несчастью для Мадрид, ее выдает как раз отсутствие внешних проявлений. Она никогда не согласится заканчивать игру с тем, с чем начала, и пусть из-за этого ее расклад мне угадать сложнее, чем у остальных, но раз уж я знаю, что она не успокоится, то и предсказать ее дальнейшие шаги могу без труда.

Лира хищно наблюдает за нами, провожая глазами каждое движение руки и каждую упавшую с кучи монету. Не сомневаюсь, она видит то же, что и я, когда кто-то чешет щеку или сглатывает слишком шумно. Мельчайшие капельки пота, подрагивание губ, интонации, с которыми кто-нибудь просит принести еще кувшин вина, – от Лиры ничего не ускользает. Более того, она делает мысленные пометки. Чувствует язык чужих тел и зачем-то запоминает. Наверное, чтобы потом использовать.

Кай сдвигает в центр стопку красных монет, и я смотрю на Лиру. Правый уголок ее губ слегка приподнимается, и даже не зная карт Кая – с ее места это просто невозможно, – она явно знает его расклад. Знает, что он блефует.

А потом Лира ловит мой взгляд, и улыбка ее испаряется без следа. А я злюсь сам на себя. Я опять не успеваю разложить ее реакции по полочкам и понять, как она действует. Зачем. И что задумала.

Я толкаю свои монеты в центр стола.

– Здесь слишком тихо, – говорит Мадрид.

Она берет кувшин и наполняет свой стакан, пока красное вино не льется через край. Стреляет Мадрид отлично, но еще лучше пьет. За все годы знакомства я ни разу не видел, чтобы после ночи возлияний она хотя бы покачнулась.

Мадрид потягивает вино, наслаждаясь выдержанным вкусом, как не умеет никто из нас. Это напоминает мне уроки дегустации, которые отец включил в программу обучения наследника, ибо ничто так не говорит о короле Мидаса, как умение отличить хорошее вино от бражки в захудалой таверне.

– Спойте «Берег приливов», – сухо предлагает Торик. – Может, он заглушит солнечный свет.

– Если мы голосуем, то я за «Ромовую песенку». Ну или что угодно о роме.

– У тебя нет права голоса, – говорит Каю Мадрид и, приподняв бровь, смотрит на меня: – Кэп?

Я пожимаю плечами:

– Пойте, что хотите. Ничто не заглушит звук моей победы.

Мадрид показывает язык.

– Лира? – спрашивает затем. – Что поют в твоих краях?

Лиру вопрос отчего-то забавляет.

– Наши песни вы точно не оцените.

Мадрид кивает, словно это лишь констатация, а не оскорбление.

– «Сирена под водой», – предлагает сама, глядя на Кая с невольной улыбкой. – Там и про ром есть.

– Меня устраивает.

Мадрид откидывается на спинку стула. И запевает сильно, громко, на родном клефтизском, слова на котором будто взвиваются ввысь и падают. Есть что-то необычное в том, как она поет, и в мотиве ли дело, или в ласковой усмешке, что расцветает на лице Кая по мере нарастания мелодии, но я не могу сдержаться и постукиваю пальцами по колену в такт голосу Мадрид.

Команда за столом подхватывает. Невнятно бормочет позабытые строки и чуть ли не кричит при каждом упоминании рома. Их голоса танцуют друг с другом, неуклюже сталкиваясь в куплетах и припевах. Каждый поет на языке своего королевства и будто делится с остальными частичкой дома, напоминая мне о далеких временах, когда мы были незнакомцами. Кучкой чужаков без места и племени, а не семьей. Мы бродили вокруг, не имея возможности отправиться туда, куда могли бы.

После третьего куплета я жду, что в хор вплетется полемистский язык Лиры, но она лишь наблюдает – молча, заинтригованно, сдвинув брови, словно пытается понять ритуал.

– Ты петь-то собираешься? – шепчу я, склонившись к ней.

Лира тут же меня отталкивает:

– Не приближайся. От тебя смердит.

– Чем это?

– Рыбаком. Маслом, которым они смазывают руки, да дурацкими сладостями, что они вечно жуют.

– Лакрицей, – поясняю с ухмылкой. – И ты не ответила. Ты когда-нибудь почтишь нас звучанием своего голоса?

– Поверь, ни о чем в жизни я так не мечтала.

Я откидываюсь на спинку стула и развожу руками:

– Как только будешь готова.

– Я готова выслушать все, что тебе известно о кристалле Кето.

К этому Лира сводит любой разговор. За два дня в Эйдиллионе она измучила меня вопросами. Причем ответов требует, но ничего не дает взамен. Конечно, кто-то должен заговорить первым. И если честно, я устал ждать этого шага от нее.

– Я знаю лишь, что кристалл в Пагосе, – признаюсь, кожей ощущая предостерегающий взгляд Кая. Будь его воля, и на «Саад» Лира бы поднялась, только чтобы вернуться в клетку. – Спрятан на Заоблачной горе. В священном ледяном дворце.

– Ты прекрасно притворяешься, будто знаешь много, когда не знаешь ничего.

– А ты прекрасно притворяешься, будто не знаешь ничего, когда знаешь все, – парирую я. – Ты так и не рассказала мне о ритуале.

– Если расскажу сейчас, какой смысл брать меня с собой? Я не собираюсь лишаться главного козыря, чтобы ты мог бросить меня здесь.

Резонно. Лучшая из моих привычек – держать под рукой лишь то, что можно использовать. А Лира точно будет полезна. При одной только мысли об этом я кажусь себе отъявленным пиратом и представляю, как разочаровался бы отец, узнав, что люди для меня стали средством в достижении цели. Разменными монетами. Но Лира сейчас в уникальном положении: она все осознает и с радостью принимает условия игры, коли сможет получить желаемое.

– Тогда расскажи мне еще что-нибудь. – Я меняю карту из колоды. – Что ты знаешь о кристалле?

– Во-первых, – поправляет она, – это не кристалл, а глаз. Рубиновое око великой морской богини. Его отняли у сирен, дабы их новая королева и ее последовательницы никогда не заполучили всю мощь Кето.

– Расскажи что-нибудь новенькое.

– Ну ладно. – Лира будто принимает брошенный вызов. – Трезубец Морской королевы создан из костей Кето, а питает его второй ее глаз. Когда богиню убили, рядом была самая преданная из ее дочерей. Она не могла предотвратить смерть Кето, но сумела выкрасть один ее глаз, пока люди не забрали оба. Из него и немногих останков богини сирена создала трезубец и стала первой Морской королевой. Он передается из поколения в поколение, от королевы к ее старшей дочери. С его помощью они контролируют океан и всех его обитателей. Пока трезубец у королевы, каждое подводное чудовище в ее власти. И если она отыщет второе око, то точно так же поработит и всех людей.

– Какая захватывающая история, – тянет Кай, не отрываясь от своих карт. – На ходу придумала?

– Я не сказительница.

– Значит, просто отъявленная лгунья?

Я прижимаю пальцы к вискам:

– Завязывай, Кай.

– Прекращу, когда мы бросим ее здесь, как и планировали.

– Планы изменились, – говорит Лира.

– Давай-ка кое-что проясним, – не сдается Кай. – Ты ошибаешься, если думаешь, будто, затесавшись на корабль грубыми манипуляциями, вдруг стала частью команды. И покуда ты на борту, я с тебя глаз не спущу. Особенно когда ты рядом с Элианом. Шаг в сторону, и снова окажешься в клетке.

– Кай, – предупреждаю я.

Вцепившаяся в угол стола Лира выглядит готовой сорваться.

– Ты мне угрожаешь? – уточняет она.

– Никто никому не угрожает, – говорю я.

Кай бросает карты на стол:

– Вообще-то, именно это я и делаю.

– Что ж, прекрасно. И раз ты признался в том, что являешься моим наемным телохранителем, может, помолчишь пять секунд и дашь мне задать вопрос? – Игнорируя раздражение на лице друга, я вновь обращаю взгляд на своего нового члена экипажа. – Что значит «точно так же поработит и людей»?

Лира отпускает стол и отводит от Кая окаменевшие глаза.

– Сирены – несвободный народ, – говорит она.

– Хочешь сказать, мы их не так поняли? Нет, погоди, дай угадаю: на самом деле они любят людей и хотят дружить, но Морская королева управляет их разумом?

Лира в ответ на сарказм и бровью не ведет.

– Лучше быть верным воином, чем пленным изменником.

– То есть, как только я убью Морскую королеву, сирены смогут охотиться на меня по собственной воле, – подытоживаю я. – Чудесно.

– Как ты вообще собираешься попасть на Заоблачную гору и достать око? – спрашивает Лира.

– Мы собираемся, – поправляю я. – Ты же сама этого хотела, помнишь?

Она вздыхает:

– По легенде лишь пагосская правящая семья переживет восхождение. – Меня награждают скептическим взглядом. – Ты, может, и принц, вот только королевство не то.

– Спасибо за замечание.

Я сдвигаю в центр стола еще несколько красных монет, и Торик поднимает руки вверх.

– Дьявол вас задери, – сдается он, драматично швыряя карты на стол. – Сметайте.

Я с ухмылкой забираю две его карты – одну, которая мне и правда нужна, а вторую для отвода глаз. Оставшиеся делю между Каем и Мадрид, и оба, не стесняясь, пытаются испепелить меня взглядами за загубленные расклады.

– У меня есть карта, – говорю Лире.

– Карта, – повторяет она.

– С тайными тропами на вершину, так мы в разы сократим путешествие. По дороге есть даже площадки с особыми средствами для быстрого разведения огня, чтобы не замерзнуть. Все должно пройти без проблем.

Лира кивает медленно и задумчиво, словно пытается сложить в уме головоломку.

– Как ты достал эту карту?

– При помощи обаяния.

– А на самом деле?

– Я на самом деле очень обаятельный. Посмотри на этих людей, они готовы пожертвовать ради меня жизнями.

– Я согласилась не ради тебя, – заявляет Мадрид, не отрываясь от веера в руке, – а ради возможности пострелять.

– А я ради веселого и смертельно опасного приключения, – добавляет Кай.

– А я ради рыбных ужинов, – зевает Торик, потягиваясь. – Боги свидетели, питаться рыбой каждый день – это слишком мало.

Я поворачиваюсь к Лире:

– Видишь?

– Хорошо, ваше очаровательное высочество, – хмыкает она. – Какой бы ни была правда, уверена, она тебе еще аукнется. И пусть сейчас я ее не услышу, зато потом наслажусь по полной.

– Неисправимый циник.

– Неисправимый пират.

– Говоришь так, будто это оскорбление.

– Прими уже, что все, сказанное мной, оскорбление. В один прекрасный день удача от тебя отвернется.

Она скрещивает руки на груди, а я изображаю самую свою высокомерную улыбку, словно бросаю вызов и миру, и судьбе, мол, попробуйте меня одолеть. Я знаю, что когда-нибудь так и случится, но не могу позволить кому-нибудь это увидеть. Либо все встанет на места, либо развалится на части, но как бы там ни было, я должен продолжать притворяться.

Глава 22
ЛИРА

Лицо Кальи не дает мне покоя. Я представляю ее в воде Реома Путодер, склонившей голову в попытке скрыть следы побоев. Словно кузине стыдно, что я увижу боль, которую причинила ей моя мать. Осознание этого накатывает волнами, как тошнота. И страдания Кальи комом стоят в горле, как и в тот день, когда я держала в руке сердце Крестелл.

Я слоняюсь по палубе, наблюдая за рутинными делами команды. Они со смехом разведывают обстановку на воде и играют в карты, пока заряжают оружие. Все так спокойны, нет в их глазах потаенной тоски по дому. Будто они не против вновь и вновь покидать родные королевства, в то время как я скучаю по своему все сильнее с каждым днем. Как они могут так легко соглашаться на кочевую жизнь?

– Ты слишком много думаешь, – говорит Мадрид, вставая рядом со мной.

– Надо же компенсировать, а то остальные на этом корабле вообще не думают.

Ухватившись за веревочную паутину, она балансирует на перекладине, и, когда «Саад» скользит вперед, ноги Мадрид болтаются над пустотой.

– Если ты о Кае, – отвечает она, – то вынуждена согласиться.

– Он тебе не нравится? – Я опираюсь ладонями на плоский поручень. – Разве вы не пара?

– Пара? – возмущается Мадрид. – Мы тебе что, лошади? Мы партнеры. Большая разница, знаешь ли.

Правда в том, что, когда дело касается отношений, мне нечего сказать. В моем королевстве нет времени узнавать кого-то поближе да налаживать связь. Люди говорят «заниматься любовью», но сирены ничто без строгих правил. Так что любовью мы занимаемся так же, как воюем.

Под водой есть только тритоны, и почти все они служат в гвардии моей матери, защищая королевство Кето. Они сильнейшие воины в океане. Злобные и смертоносные существа. Куда отвратительнее русалок. И куда безжалостнее меня.

В отличие от сирен, в тритонах нет ни капли человеческого. Мы похожи на людей и потому чувствуем с ними связь. Или, может, они похожи на нас. Мы хоть и рождены морем, но наполовину люди, и порой я гадаю, откуда на самом деле берется наша ненависть.

У тритонов такой проблемы нет. Они всецело принадлежат океану, смесь самых смертоносных видов рыб, с хвостами акул и морских чудовищ. У них нет желания взаимодействовать с землей даже ради войны. Они не покидают морских глубин, становясь либо замкнутыми и дисциплинированными солдатами, либо одичалыми отшельниками, свирепствующими на окраинах океана.

С этими существами мы и спариваемся по приказу Морской королевы. Еще до материнского проклятья я была обещана Пожирателю Плоти. У тритонов нет времени на имена и прочие глупости, потому мы называем их по их особенностям: Призрак, Живодер, Пожиратель Плоти. Если русалки насквозь рыбины и откладывают оплодотворенную икру вне тела, то сиренам не так повезло. Мы должны спариваться. И именно жестокость и грубость тритонов делают их достойными партнерами для продолжения нашей кровожадной расы. По крайней мере, так утверждает моя мать.

– Я рада, что капитан решил тебя оставить, – говорит Мадрид.

Стряхнув мысли о доме, я смотрю на нее удивленно:

– С чего бы тебе радоваться?

– Нам нужно численное превосходство.

– Над кем?

– Над мужчинами. С тех пор как на борту остался лишь костяк команды, здесь слишком много тестостерона.

– Кажется, в этой миссии было бы безопаснее с полным экипажем.

Мадрид пожимает плечами:

– Капитан не хотел рисковать ими.

– Или не доверял им.

Мадрид спрыгивает с перекладины, громыхнув фейскими сапожками о дерево палубы.

– Он всем нам доверяет, – голос ее звучит оборонительно, глаза прищурены.

– Ты расстроилась? – спрашиваю я, поднимая бровь.

Люди такие чувствительные.

– Нет. Просто ты не должна говорить такого. Кто-нибудь может услышать.

– Кто, например?

– Кай.

– И это плохо, потому что они с Элианом близкие друзья?

– Мы все близкие друзья. – Мадрид вскидывает руки. – Прекрати.

– Я ничего не делаю.

– Ты пытаешь влезть между нами.

В свете моих истинных планов это обвинение кажется несусветной глупостью. Я собираюсь вернуть свое право по рождению, предать мать, а затем вырвать сердце Элиана, чтобы сиренам больше ничего не угрожало. И тем не менее Мадрид почему-то беспокоят мои замечания об их дружбе. Найдутся ли у них слова, когда я стану настоящим врагом?

– О чем болтаете? – спрашивает Кай, поднимаясь из трюма.

На меня он смотрит с недоверием и любопытством, что разительно отличается от беззаботной симпатии, которую он проявляет к остальными на борту «Саад». Если я кого и не сумела убедить в своей полезности, то именно псевдотелохранителя Элиана. Да выложи я хоть все подробности о Морской королеве – даже местонахождение моря Дьяволос, – Кай все равно останется при мнении, что от меня лучше избавиться. Я мысленно прокручиваю угрозы, которыми он сыпал в Эйдиллионе. Теперь он наблюдает за мной, будто ждет, когда я ошибусь и дам ему то, что поможет убедить принца в моей ненадежности. На корабле я или во владениях матери, каждую секунду приходится что-то доказывать и не забывать, что неосторожный шаг может привести к падению.

– О том, что я, похоже, сую нос не в свое дело, – отвечаю Каю.

Мадрид фыркает:

– По крайней мере, она открыта для критики.

– Хорошо, – говорит Кай, – ибо мне есть что сказать.

– Кстати о том, что у нас есть. – Мадрид кривится, глядя на мое платье. – Не хочешь переодеться? Не можешь же ты все путешествие таскать эту тряпку.

– Это не путешествие, – возражает Кай. – Это священная миссия по спасению мира и уничтожению Морской королевы, и мы не должны брать с собой всяких приблудных.

Мадрид кивает:

– Конечно. Но еще мы не должны заставлять Лиру носить ветошь.

Я тереблю подол. Платье уже совсем износилось, и нити отслаиваются от ткани. И цвет уже не столько белый, сколько приглушенно-серый, пропитанный дымом и грязью, о происхождении которой я и думать не хочу.

– Она может и сама одеться, – бормочет Кай. Затем пробегается взглядом по измятому платью и растрепанным кончикам моих рыжих волос. – Если жаждешь перемен, начни с душа.

– Душа, – повторяю я.

Он вздыхает:

– Теплая вода и мыло. Полагаю, там, откуда ты родом, таким пользуются?

Мадрид закатывает рукава, обнажая солнечные часы и строки, покрывающие каждый дюйм ее кожи. Татуировки на ее лице достаточно просты, но я легко узнаю и те, что вьются от ее ладоней к локтям и, вероятно, обхватывают плечи. Клеймо пиратов Клефтиза. Метка убийцы. Пусть я предполагала, что Мадрид из Клефтиза, но не думала, что Элиан возьмет в команду убийцу. Для человека, который отрицает, что воюет, он на удивление хорошо подбирает солдат.

Толкнув меня плечом, Мадрид понижает голос:

– Вода не теплая, но насчет мыла Кай не соврал.

– Это лучше, чем прыгать в океан, – замечает Кай. – Если только ты не хочешь, чтобы я соорудил новую доску.

– Нет, – говорю я. – Сохраним это для следующей порции угроз.

Он хмурится:

– Если б капитан не наблюдал, я бы бросил тебя за борт.

Я закатываю глаза и смотрю на верхнюю палубу, откуда Торик сейчас правит кораблем. Элиан стоит рядом с ним, прислонившись к перилам. Тем самым, к которым меня когда-то привязали. Шляпа затеняет его глаза. Принц кажется расслабленным и непринужденным – ноги скрещены, руки сложены на груди, – но даже я понимаю разницу между тем, чтобы выглядеть спокойным и испытывать спокойствие. Никогда не показывать пылающий внутри огонь – вот черта истинного убийцы.

Он наблюдает за нами ястребиным взором, время от времени оглядываясь на Торика, чтобы поддержать разговор. Но даже в эти мгновения Элиан не выпускает меня из вида. Он изучает меня без стеснения, не скрывая, даже намеренно демонстрируя, что за каждым моим шагом следят. Мне не доверяют, и он хочет, чтобы я об этом не забывала. Умно, хоть и раздражает, но пусть себе смотрит, как я ничего не делаю, так вскоре и успокоится. А потом и вовсе забудет приглядывать. И в конце концов доверится мне настолько, что в слежке отпадет необходимость.

– Ему плевать, что я его вижу, – вслух замечаю я.

– Это его корабль, – напоминает Кай.

– Разве я не гость здесь?

– Ты не пленница.

В голосе его сквозит столь явное разочарование, что я не могу сдержать смеха.

– Ему наскучит все время за мной наблюдать.

Мадрид хмурится, и морщины искажают ее татуировки.

– Капитан не испытывает скуки. Это не в его духе.

Я глубоко вдыхаю холодный воздух и оглядываюсь на воду:

– Каков наш следующий пункт назначения?

– Псемата[18]18
  Psémata – греч. «ложь».


[Закрыть], – отвечает Кай.

– Страна лжи.

– Твоя стихия, да? – глумится он, за что и получает шлепок по плечу от Мадрид.

– На самом деле мать заставила меня изучить большинство королевств, – честно отвечаю я. – Она решила, что мне будет полезно побольше узнать о своей… – Я осекаюсь, едва не ляпнув «добыче». – Истории.

– И много ты узнала? – спрашивает Кай.

Я бросаю быстрый взгляд через плечо на Элиана, который все сильнее откидывается на поручень, упираясь в него локтями.

– Достаточно.

– А на многих языках говоришь?

Я внимательно смотрю на Кая, ибо происходящее уже напоминает допрос.

– Нет.

Просто не было причин осваивать что-то кроме мидасана и еще пары диалектов, что используются во всех королевствах. При всей его резкости, мне хватало и собственного языка. Если честно, я могла бы и вовсе не говорить на мидасане. Многие сирены его не учат, пусть даже он широко распространен в человеческом мире. Наши песни крадут сердца, на каком бы языке ни звучали.

И все же теперь я рада своим знаниям. Не будь их, принц бы убил меня, едва я открыла рот. Человек, который может говорить лишь на псариине, не лучшая маскировка.

– Капитан говорит на пятнадцати языках, – восхищенно тянет Мадрид.

– Не забудь потом вытереть слюни с плеча. – Кай указывает на ее руку. – Вот здесь.

Мадрид отталкивает его ладонь:

– Я о том, что это впечатляет. Я вот знаю всего два.

– Ну да. Я так и подумал.

– Зачем кому-то нужны пятнадцать языков, когда весь мир говорит на мидасане? – спрашиваю я.

– Только при кэпе этого не повторяй, – предупреждает Мадрид. – Он за «сохранение культуры». – На последней фразе она закатывает глаза, будто сама только и мечтает понаблюдать, как ее собственная культура исчезнет в пламени. – Он учился в Глоссе[19]19
  Glóssa – греч. «язык».


[Закрыть], но в конце концов понял, что никто не в силах овладеть всеми языками, кроме глосской же королевской семьи.

– Лире не нужна предыстория жизни капитана, – одергивает ее Кай. – Пусть лучше наденет что-нибудь, что не воняет оружейной смазкой.

– Точно. – Мадрид щелкает пальцами: – Как насчет чего-нибудь посмелее?

– Посмелее?

Я колеблюсь, и сквозь воинственные черты Мадрид проступает улыбка.

– Не паникуй. Я лишь предлагаю что-нибудь менее девчачье и более пиратское.

Я медленно киваю. Мне все равно, во что она меня обрядит, только бы согреть хрупкие кости, ибо сейчас холод сдавливает их с силой сотни сирен.

Я осмеливаюсь еще раз взглянуть на Элиана. Шляпа по-прежнему защищает его глаза от полуденного солнца, но я чувствую, что принц смотрит. Наблюдает. Ждет, когда я оступлюсь и открою свои истинные намерения или, может, когда чем-то заслужу его доверие. Пусть смотрит. Если у Мадрид получится, то при следующей встрече я буду таким же пиратом, как и он.