Текст книги "Любовь крестоносца"
Автор книги: Александра фон Лоренц
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)
Да, девушка была чудо как хороша! Роскошная соболиная шапочка с богатым жемчужным понизовьем ловко сидела на обвязанной прозрачной кисеей изящной головке. Огромные васильково-синие глаза звездами сияли на раскрасневшемся от быстрого бега личике с полуоткрытым маленьким ртом. У рыцаря даже судорога пробежала по телу при воспоминании, как соблазнительно выглядел этот алый ротик, распухший от его страстных поцелуев. Сшитый по фигуре кафтанчик из темно-синего бархата, отороченный по вороту, бортам, низу и рукавам соболиным мехом, выгодно подчеркивал тонкую талию красавицы. Широкая юбка из расшитой золотой нитью парчи указывала на высокое положение девушки. На ногах были узорчатые меховые сапожки. Вдруг они столкнулись взглядами, и по ее потрясенному виду Ульрих понял, что она его узнала. Ее красивое лицо исказилось, словно от боли, и она бросилась бежать еще быстрее.
– Радмила, постой, подожди! – закричал он. Но за большим сугробом, оказывается, стояли низкие боярские сани, запряженные тройкой лошадей с бубенцами. Девушки с визгом повалились на меховую накидку, покрывающую всю поверхность саней. И лихой кучер дернул поводья.
– Это Радмила! Это Радмила, – билось в мозгу у Ульриха, когда он бежал, пытаясь догнать сани. На скользком снегу пеший рыцарь упал, ― погоня была обречена на провал…
– Чья эта боярышня? – спросил предприимчивый Бруно у толпившихся рядом зевак, которые откровенно радовались победе русских девушек над неловкими тевтонами.
– Боярышня Шумилина! – мужичок в зипуне и заячьей шапке сразу догадался, о которой из трех девушек идет разговор.
Крестоносцы быстро вернулись к своим лошадям и вскочили на них. Георг хотел было направить коня в сугроб, но Ульрих указал рукояткой плети на излучину реки. Река, обрамленная заснеженными старыми ивами, поворачивала вправо, но дорога, вьющаяся по крутому берегу среди домов, была, несомненно, длиннее.
– Тебе мало Чудского озера? – со смехом отозвался Георг.
– А, – махнул меховой рукавицей Ульрих, и небольшой отряд поскакал по заснеженному льду.
За излучиной реки пришлось резко натянуть удила. Кони чуть не упали на скользком льду. С криком и гиканьем сотни мужиков, молодых и постарше, молотили друг друга кулаками.
Приглядевшись, можно было определить – бились стенка на стенку. Одна ватага напирала на другую и явно побеждала. Среди дерущихся выделялся один богатырь в расхристанном меховом полушубке. Без шапки, с кудлатой бородой, он махал громадными, словно оглобли, ручищами в меховых рукавицах и налево, и направо. Все, кто попадался под могучие удары, летели в разные стороны. Победа была не за горами. Вдруг сзади к нему подобрался небольшой коренастый мужичонка в овчинном тулупе и треухе и резко ударил сзади чем-то, мелькнувшим в его руке. Богатырь пошатнулся и ткнулся в снег вперед лицом.
– Кистень, кистень! – закричали в толпе, и все, уже без деления на первоначальные отряды, кинулись на нарушителя правил. Мужичонка бежал весьма проворно, но толпа настигала его и слева, и справа. Тогда он повернул в сторону рыцарей вдоль реки.
– Надо отступить, – сказал Георг, – а то достанется и нам.
– Давай влево, к колодцу, нам нельзя вмешиваться, – согласился Ульрих.
Выбравшись на берег, рыцари оглянулись. Ватага драчунов рассеялась по берегу в поисках ловкого мужичка – он прятался где-то среди огромных сугробов и сараев. Богатыря тащили по снегу товарищи, взвалив себе на плечи его тяжелые руки. Он уже начинал приходить в себя и что-то злобно кричал.
Рыцари уже хотели продолжить погоню, но увидели, что они окружены. С десяток мальчишек, вооруженных деревянными мечами и копьями, с победными криками заняли позиции на сугробах и перекрыли все пробитые в снегу тропинки. Они махали мечами и что-то кричали визгливыми детскими голосами.
– Требуют выкуп, – с улыбкой сказал Бруно.
Ульрих раскрыл ладонь и рыцари положили туда по одной монете. Командир бесстрашных бойцов подбежал к Ульриху, и горсть монет исчезла у него за пазухой.
– Путь свободен! – указал он мечом на освободившуюся тропинку.
Перед рыцарями раскинулся покатый берег городских предместий. Весь берег был покрыт группками веселящихся людей. К реке катилось зажженное колесо, за которым бежали девушки, парни, неслись сани. На горе горело чучело из соломы. Слышались песни, смех, визг девушек.
Кругом стояло веселье. Среди сотен людей трудно было найти беглянок.
– Погоня не удалась, – сказал Ульрих, одевая рукавицы.
– Неплохо было бы к ним присоединиться, – заметил Бруно и добавил, – а девицы были очень хороши!
– Это была она! – воскликнул Ульрих, – Радмила!
Рыцари поскакали к саням у чучела Масленицы. Они выехали на большую покатую поляну, спускающуюся к реке. На западе медленно угасала заря. Посиневший воздух приобрел сонную неподвижность. Природа как бы затихла в преддверии перелома после зимнего солнцестояния. А люди, напротив, веселились изо всех сил. Весь огромный спуск к реке был покрыт группками развлекающихся людей. Слышались песни, звуки бубна, переливы колокольчиков. В этом месте река образовывала большую излучину с расширением, и на льду, поодаль от берега, была сооружена снежная крепость.
– Эгей! – кричали всадники и на неоседланных лошадях, нещадно скользящих по льду, пытались взять крепость. Защитники встречали их градом снежков и кусочков льда, а всадников, приблизившихся вплотную к стенам снежной крепости, пытались скинуть с лошадей с помощью метел. Среди защитников крепости было больше девушек и ребятишек. Они с визгом отражали атаки конных и пеших мальчишек и парней. Один из них, наиболее лихой боец, пробил стену и на полном скаку ввалился в крепость. Вместо того, чтобы остановить его, защитники поддали лошади метелкой под зад, и она бросилась в середину крепости еще быстрее. К удивлению всадника, в середине крепости оказалась прорубь, и он вместе с лошадью, под визг и хохот его противников, ввалился прямо в ледяную воду. Во всеобщей свалке кое-как вытянули дружными усилиями ошарашенного всадника и обезумевшую лошадь. Нападавшие с позором отступили.
– Смотри сюда! – дергал за рукав Ульриха Бруно
Слева под засыпанной снегом столетней ивой расположился маленький кукольный театр. Забавные куклы изображали тевтонских рыцарей и князя Александра Невского. В разгар баталии появился комтур тевтонов, и князь мечом зарубил его под улюлюканье зрителей.
– Осталось кинуть куклы в прорубь, – недовольно проговорил Георг, – для полной реалистичности.
Зрители не разделяли его настроения и хохотали до упаду. Завидев настоящих крестоносцев, они жестами приглашали их присоединиться к просмотру спектакля, но тевтоны решили удалиться.
Мимо них пронесся с песнями богато украшенный санный поезд. На первых санях сидела красивая нарядная девушка. Алые щеки ее то ли были натерты свеклой, то ли и вправду она так разрумянилась от мороза и веселья. На голове у нее была высокая, расшитая жемчугом кика. Она была прикрыта тонким полупрозрачным платком, а одета была очень нарядно – как невеста.
– Масленицу везут! Масленицу везут, – кричали ребятишки с сугробов.
– До чего хороши русские девушки, – плотоядно зацокал языком француз.
Вместо ответа Ульрих указал ему рукояткой плетки на дюжих молодцов, сидящих по обе стороны от Масленицы. К санному поезду пристраивались все, кому не лень. И богатые сани, застланные персидскими коврами, и бедные с цветными лентами и дерюгами.
Вдоль его пути бежали дети, кидали в ездоков снежками, цеплялись за оглобли.
На горе вокруг большого костра взрослые и дети водили хоровод. С песнями девушки и парни кружились у костра, то сжимали круг, приближаясь к костру, то расширяли, отдаляясь от него. Красные сполохи вечернего огня освещали их возбужденные, веселые лица.
Бруно и Георгу тоже передалось всеобщее чувство праздника и веселья, и они уже хотели было присоединиться к хороводу, или ринуться в атаку на снежную крепость.
Ульрих же был расстроен, и немного отъехал от веселых друзей. Вдруг он почувствовал, что сзади кто-то дергает его за край одежды. Все трое обернулись. Дородная краснощекая девушка с блюдом, покрытым расшитым полотенцем, и седобородый дед с бочонком под мышкой и ковшиком в руке окликнули их.
– Угощайтесь, гости дорогие! – торжественно сказал дед, и девушка, сбросив полотенце, протянула полное блюдо румяных блинов.
– Запейте сбитнем медовым, – добавил старик и протянул друзьям по очереди полный ковш вкусного напитка.
Видя, что рыцари чувствуют себя неловко, красавица свернула по нескольку блинов и сунула каждому в руку.
– До чего вкусно, – продолжал восхищаться Бруно.
– Одевай морду козла и оставайся, – оборвал его восхищения Георг и показал на группу ряженых, ведущих еще одного в костюме козы на поводке.
– Мы чего сюда приехали? Развлекаться на праздниках язычников? – поторопил друзей Ульрих. – Поехали, переночуем, а завтра найдем дом этого боярина.
Все-таки день выдался удачным! Нашли все-таки ее! Странно только, что она не захотела даже поговорить со мной. Видимо, права эта Марьяна, нашла себе другого. Ну, я отобью этому Шумилину охоту чужих невест уводить! На всю жизнь запомнит!
А может, и не любила вовсе, – отвечал голос из темных закоулков души. – Может, ты все это выдумал?
«Шутки шутками, а надо найти Радмилу», – лишь одна мысль стучала в голове Ульриха.
Он прислушался к своим чувствам и с удивлением обнаружил, что жаждет встречи с ней больше всего на свете. О чем бы не думал рыцарь, его мысли вновь и вновь возвращались к ней. А после этой неожиданной встречи еще сильнее все всколыхнулось в душе.
Где она? Почему сбежала? Она же меня узнала, могла поговорить, объяснить. Нет, он найдет ее и добьется ответа. Пусть посмотрит прямо ему в лицо и ответит!
Ульрих вспомнил ее прекрасные глаза. Они с такой нежностью смотрели на него, она так жалела его, когда он умирал.
– Она мне дала слово, как она могла разлюбить меня и уйти к другому? – думал Ульрих.
– Мы искать русский боярынь, – прервал ход его мыслей Бруно, обратившийся к седобородому старцу.
– Она проехала на тройке лошадей, – более уверенно помог ему Ульрих, – средняя белая.
– Туда! – все же пытался показать свое знание русского языка Бруно.
– Их было трое, – уточнил немец. – Мы ищем ту, что в синем наряде.
– Это ж боярышня Шумилина! – воскликнула краснощекая девица с блинами.
– Знать, тевтонец не дурак! – посмотрев на Ульриха, многозначительно протянул дед. – Самую красивую девку Пскова высмотрел!
Девушка уже было открыла нетерпеливый рот, но старец жестом ладони остановил ее.
– Но, ведай, рыцарь, – с важным видом начал он сам. – Мы, русичи, своих девиц в обиду не дадим! Помни о славных походах князя нашего!
– Как найти ее? – обрадовался Ульрих и постарался придать своему суровому лицу более учтивое выражение. – Очень надо говорить. Прошу вас, отец, скажите, где ее дом.
– Вон, там, за ветлой, – удовлетворенный его вежливостью продолжил старик. – Начинается улица Великая. Пройдешь по ней из Окольного града в Средний. Вон, видишь, за стеной, вдали три маковки Троицкого собора, средняя золотая?
– Вижу, – ответил Ульрих.
– Тебе туда не надо. А по Великой пойдешь – попадешь в Захабье, там погреба. Ну, тюрьма по-вашему. Там давеча двадцать немецких купцов сидело.
Рыцари удивленно смотрели на старика.
– Ну, вам туда еще рано, – опять путал старик.
– Да ладно вам, дедушка, – вмешалась девушка, – в среднем граде спросите дом бояр Шумилиных, всяк покажет.
Старик с шутливым осуждением взглянул на свою внучку и добавил:
– Ну, добре, молодцы, чай, найдете без труда.
– А ты, рыжий, – обратился он к Ульриху. – Помни, что сказывал!
Но тройка друзей не отправилась тотчас на подворье Шумилиных. В столь поздний час это было неприлично.
На следующий день, поутру, бодро бежали их кони по подтаявшему от оттепели снегу по улице Великой.
Большое подворье бояр Шумилиных состояло из двух господских домов – каменного и деревянного, а также многочисленных домиков служивого люда и хозяйственных построек. Деревянный терем находился в глубине двора. Каменный дом выглядывал белыми стенами из-за высокого забора. Крыша из черных досок была окаймлена резными полотенцами, а наверху задорно выглядывал на зимний Псков разноцветный деревянный петух. Редкие глубокие окна на обширной оштукатуренной стене были застеклены ромбиками из цветных стекол. Толстые каменные столбы подпирали тяжелую крышу над широким, как бы прилепленным к дому, каменным крыльцом. Тройка всадников въехала в открытые по случаю праздника ворота и остановилась у крыльца. Дворовые люди, остолбеневшие от вида неожиданных гостей, с интересом рассматривали тевтонцев. Их угловатые черные кресты резко диссонировали с округлой русской архитектурой и красочными нарядами русских. Вот на крыльце появился слуга, одетый в красный кафтан, и вопросительно посмотрел на тевтонцев.
– Рыцарь Ульрих фон Эйнштайн, – представился Ульрих – Со своими друзьями. Хотел бы встретиться с боярином Шумилиным!
Долговязый слуга кивнул и исчез на уходящих вверх ступенях. Через мгновение он появился вновь и, старательно изображая улыбку, пригласил:
– Прошу заходить!
При этом он неуклюже изобразил поклон, чуть не упав с каменных ступеней.
Рыцари спешились и вошли в покои. Под белыми сводами каменного потолка с большого резного стула с высокой спинкой им навстречу поднялся молодой красивый русич и приветливо улыбнулся,
– Рады гостям, – произнес он.
Страшная ревность потрясла рыцаря, даже сердце защемило.
Да, он хорош… и дом у него богатый. Боярин – это по-нашему барон. Теперь ясно, почему она меня бросила.
Тевтоны представились, и Ульрих объяснил Добровиту Славутичу, что он ищет боярышню Радмилу Шумилину.
Брови боярина поднялись от удивления.
– Должен объяснить, – подбирал слова немец, – Радмила спасла мне жизнь. Я хотел бы благодарить ее.
– Сестра мне ничего такого не сказывала, – еще больше удивился Добровит. Ульрих развел руками
– Так она ваша сестра? – от радости сердце чуть не вырвалось из груди у бедного влюбленного.
– Да, нас разлучили враги, но я ее отыскал!
Посмотрев на напряженное лицо немца, он все же сжалился:
– Эй, Голован, – из-за двери выглянул знакомый слуга в красном кафтане, – кликни Радмилку.
Дворовый исчез, но через минуту появился вновь:
– Не желают боярышня никого видеть.
Ульрих побледнел и опустил глаза вниз. Бруно и Георг переглянулись и застыли, не зная, что делать дальше. Видя замешательство тевтонцев, Добровит прервал возникшую паузу:
– Ладно, дорогие гости, сам пойду, позову сестру.
– Как же она издевается надо мной, – горестно думал Ульрих и почувствовал тяжелую руку на своем плече.
– Все равно ты должен поговорить с ней, – сказал Георг, – пусть даже в последний раз.
Добровит вернулся, его открытое лицо выражало растерянность.
– Никогда не видел ее такой! – проговорил он, – может, обидел ты ее чем?
– Ульрих фон Эйнштайн благородный рыцарь, – вступил в разговор Бруно. – И он никогда не обидит даму!
Ульрих посмотрел в голубые глаза Добровита, и русич смягчился.
– Посидите, гости дорогие, – показал он рукой на широкие лавы. – Квасу-меду отведайте. Пирогов попробуйте. Может, девица одумается? Не могу я ее принуждать, больно долго в разлуке были.
– С вашего позволения, мы поедем, – отказался от угощения Ульрих, и, откланявшись, рыцари покинули покои.
Громко стуча каблуками о каменные ступени, тевтонцы сбежали по лестнице. Погруженный в свои невеселые мысли, Ульрих и не заметил, как столкнулся плечом с поднимавшимся по ступеням нарядным Юрием Всеволодовичем Путятиным. Они оба одновременно повернулись и вплотную взглянули друг другу прямо в глаза. Ульрих мгновенно узнал своего соперника и железной рукой схватил его за роскошную меховую свиту. Юрий отшатнулся в удивлении, но рыцарь притянул его к себе и сквозь зубы произнес:
– Говорил же, не ходи за моей девушкой! А ты опять за Радмилу взялся? ― С этими словами немец так рванул боярскую свиту, что и пуговицы серебряные зазвенели по крыльцу, и боярин полетел с крыльца в утоптанный грязный снег. Ульрих бросился было вслед за упавшим соперником, но подоспевшие вовремя друзья схватили его за руки.
– Ульрих, не надо, – говорил Георг. – Здесь все-таки Русь. Мы должны быть благоразумны.
– Совсем одурел ты с этой Радмилой, – отряхиваясь от снега, возмущался Юрий – Не желает она пока замуж выходить! От ворот поворот мне! И княжичу тоже отказала! Задается сильно девка красотой своей!
Ульрих силился понять смысл русских выражений. Через минуту он улыбнулся.
– Чего лыбишься, белобрысый? – в запале кричал Юрий, счищая грязь с колен. – Тебя, я вижу, тоже развернули! А я своего добьюсь! Уговорю все-таки девку за меня выйти! Хоть год буду сватов посылать, а уговорю!
Рыцари оседлали своих коней и тронулись со двора. Завтра нужно было срочно возвращаться в Орден
Похищение
По возвращению из Пскова Ульрих не находил себе места. Жуткие картины стояли у него перед глазами. Вот она, кокетливо улыбается и подставляет свой очаровательный пухлый ротик, который так восхищал рыцаря своей свежестью и красотой, молодому черноглазому боярину, вот он снимает с нее одежду и… Нет! Это уже не боярин, а сам княжич, роскошно одетый в дорогой русский кафтан, отделанный соболиным мехом. И шапка у него тоже отличная. Из драгоценных сибирских соболей. Только сам-то он жидковат, одного удара в наглое лицо хватило бы, чтобы сбить с него спесь. Эх, если бы русские устраивали турниры! Ульрих обязательно вызвал бы этого наглеца на поединок. Интересно, как бы понравился он своей даме, когда от удара его копья вылетел бы из седла! Рыцарь представил, как ненавистный соперник, мощным ударом выбитый из седла, несколько раз переворачивается на земле, каждый раз загребая ладонями полные пригоршни песка. И удовлетворенно засмеялся.
– Ты чего? – с удивлением посмотрел на друга Бруно. Настроение Ульриха вызывало в последнее время у них беспокойство. То молчит как сыч, ходит с угрюмым лицом, на обращения отвечает сухо и резко, то вот хохочет без всякой причины.
Это все красивая русская ведьма свела его с ума!
Георг и Бруно затащили его на пирушку, которая проводилась в тайне от комтура у одного знакомого купца. Были приглашены доступные женщины. Ульрих вроде бы согласился, даже повеселел. После того, как он уединился с одной довольно симпатичной эстонкой, весь вечер просидевшей у него на коленях, на него было страшно смотреть. Побыл пару минут и ушел, громко хлопнув дверью.
– Что там у вас произошло? – шепотом спросил Бруно у знакомой ему женщины.
– Бруно, ты меня знаешь, я не уродина, и не лентяйка в своем ремесле, – тут она кокетливо подмигнула крестоносцу, – но у твоего друга, наверно, проблемы по мужской части после ледяной воды этого озера, где вы дрались с русскими, как там оно называется, Чудское, что ли?
– Все, хватит, рассказывай, что с тобой? – друзья подхватили Ульриха под руки и силой усадили на кресло. Сами уселись рядом.
– Не знаю, что и сказать, не могу я без нее. Наверно, чары наложила, ни с одной женщиной больше не получается. Как узнал о том, что этот русский боярин ее увез, сразу пошел к одной хорошенькой вдовушке, как там русские говорят, клин клином вышибают, и… – обхватив голову руками, он замолчал.
– Ну? – осторожным шепотом спросил Бруно.
– А ничего, ровным счетом ничего. Вроде все нормально шло, ну как положено: и целовались, и всякие там нежные объятия, все, как учил старый Хариш. А как до основного дошло, у меня ничего не вышло. Я теперь эту вдову обхожу, как увижу, за версту. Ну, думаю, дела. Но не испугался. Думал, случайность. Но эта случайность теперь каждый раз….. А как увидел ее в Пскове, теперь и по ночам плохо сплю, а главное, как представлю ее, такое бешеное желание! Не знаю, что и делать теперь. Явно заколдовала!
– А зачем это ей, если за ней княжеский сын волочится? Он-то побогаче тебя будет, да и так женихов у нее очень много. И редкая красавица, и брат богатый, – резонно заметил Георг.
– Все, спасибо, успокоили! – рассвирепел после этого справедливого замечания Ульрих.
– Да ты не кипятись! – примирительно сказал Бруно, – вот что я тебе скажу. Запомнились мне слова одного сарацина, да будут всегда гурии вокруг него. – «Когда я спросил отца – почему у меня нет ничего? Отец ответил: сын, я дал тебе меч, иди и возьми себе сам, что тебе нужно»! Тебе нужна эта девушка, так пойди и возьми ее.
– Жениться на ней, после того как она меня бросила? – вспыхнул Ульрих.
– Не хочешь жениться, не надо, сделай ее своей наложницей, пока страсть не пройдет, только пожалей нас, тех, кто тебя любит. Потом еще и смеяться будешь над собой. – Бруно протянул руку. Ульрих положил свою руку на его протянутую ладонь и посмотрел в его верные карие глаза.
– Я пойду с тобой, Ульрих, – сказал Бруно.
– А меня вы не забыли пригласить? – обиженно спросил Георг.
– Но успех любого дела зависит от составления разумного плана и тщательной подготовки, – оживленный Ульрих сразу же стал тщательно продумывать предстоящую операцию.
– Да, хороший немецкий план нам не помешает! – франк весело похлопал по плечу приободрившегося влюбленного. После длительного обдумывания, споров и советов план принял вот такой вид. Во-первых, надо договориться с комтуром, не говоря ему об истинной цели, о поездке в Псков. Во-вторых, боярин Шумилин, брат будущей пленницы, очень часто вместе с дружиной ездит к своему сеньору, князю Александру Ярославовичу. Так что надо получить сведения о том, когда намечается эта поездка. Осведомителей в Пскове у Ордена было сколько угодно, так что в этом не было проблемы. Продуман был также план действий и на боярском подворье. Эта часть плана тоже не вызвала затруднений, поскольку крестоносцы были в гостях у боярина Шумилина и хорошо рассмотрели расположение всех построек. Дома, где жили дворовые мужики, а именно: сокольничие, псари, конюхи, те, которые могут помешать осуществлению плана, находились довольно далеко от боярского терема. В тереме было больше прислуги женского рода – сенные девушки, служанки, поварихи.
Приготовлена была крытая повозка на санях, внутри обтянутая медвежьим мехом и отапливаемая маленькой печуркой.
Не прошло и недели, как трое заговорщиков вместе со своими верными оруженосцами находились на посольском дворе, в Пскове.
Дождавшись, когда все лягут спать, друзья стали собираться. По обоюдному согласию решили, что броская одежда тевтонских рыцарей будет излишней в предполагаемом мероприятии. Надели простую темную одежду, взяли по кинжалу и длинному мечу. Тайно выскользнув из ворот посольского двора, пятеро всадников поскакали в темную морозную ночь. Шестой, оруженосец Отто, сидел, закутавшись в огромный русский тулуп, на облучке крытых саней.
Повозку и лошадей оставили поблизости от боярского подворья, в ельнике, а сами потихоньку прокрались вдоль высокой стены из частокола.
Они старались двигаться бесшумно, но промерзший снег предательски хрустел. Георг показал рукой вперед. Благодаря высокому сугробу стена в этом месте была не так высока. Друзья двинулись к этому удобному месту. Ветра сбили на сугробе плотный наст, и рыцари, не проваливаясь, подобрались к стене. Ульрих достал давно испытанную в Палестине веревку с крюком на конце и набросил его на острые концы бревен. Крюк надежно впился в высохшее дерево. Попробовав натянутую веревку, Ульрих убедился, что путь в подворье Шумилиных проложен… Ловко перебирая руками, Ульрих быстро перекинул свое сильное тело на ту сторону ограды. Перед ним стояла задача отыскать свою возлюбленную и вынести ее к дверям, на красное крыльцо. А Бруно и Георг должны были заняться сторожем. Когда же Ульрих зажжет сигнальный фонарик в комнате девушки, ворота следовало быстро распахнуть, и на лошадях подъехать к крыльцу.
Сторож сделал небольшой обход вдоль ограды, но поленился идти дальше, чем, впрочем, и спас свою жизнь. Он убедился, что покой во дворе не нарушен, и через некоторое время занял позицию вблизи центральных ворот в теплой маленькой сторожке.
Ульрих замер в тени частокола, изучая путь к заветной цели. Невдалеке от того места, где он перелез через ограду, стоял высокий нарядный терем. На массивной деревянной подклети расположились три яруса здания с замысловатыми башенками и богато украшенными окошками. К основной постройке примыкали более низкие, двухъярусные и одноярусные. Разнообразной формы крыши были увенчаны башенками и резными петухами. Вход в терем был крытый и располагался на толстых резных столбах. К нему вела также крытая, длинная лестница, украшенная ажурной резьбой; внизу она тоже начиналась богатой беседкой.
Почти все окна терема были темны. Лишь на нижнем ярусе светились три маленьких окошка, да внизу в подклети одно.
Это хорошо, почти все спят. Те три окошка не в счет.
Он хорошо знал, где находятся комнаты Радмилы, осведомитель добросовестно нарисовал примитивный, но вполне понятный план шумилинского терема. Он даже указал на чертеже окна светлицы и спальни боярышни.
Громко скрипнула дубовая ступенька на лестнице под тяжелой ногой Ульриха, и собака с лаем бросилась в его сторону. Ульрих торопливо достал заранее припасенный кусок мяса и бросил далеко в угол двора. Собака взвизгнула и бросилась за куском. Дверь в нижней части терема приоткрылась. Ночной двор прорезал луч света из подклети. Ульрих замер.
– Пошто лаешь, Белян? – раздался из двери хриплый мужской голос.
Белян не отвечал, лишь повизгивал в углу двора, жадно глотая мясо.
– Видать, кот, – заключил голос, и дверь, скрипнув, затворилась.
А Ульрих тем временем уже карабкался по крутой крыше над крыльцом. Ноги соскальзывали с обледенелых деревянных черепиц, и приходилось продвигаться по коньку.
– Только бы бревна сруба не были скользкими, – думал Ульрих, продвигаясь к стене терема. Бревна оказались сухими, и после обледенелого конька на ощупь казались даже теплыми. Крестоносец ловко взобрался по углу сруба и замер, затем заглянул в крайнее окошко. Там было немного светло от дров, горящих в огромной, украшенной нарядными изразцами печи.
«Успех атаки обеспечивает мгновенный и решительный натиск. Не думайте, атакуя – думать будете после победы»! – вспомнил слова комтура рыцарь.
Ульрих осторожно вставил тонкое лезвие дамасского кинжала в узкую щель оконной рамы и резко отворил окно. Дальнейшие передвижения уложились в одно мгновение: крепко ухватившись левой рукой за какое-то-то украшение над окном, Ульрих перекинул ноги через подоконник и оказался в девичьей спаленке.
Было сложно в темноте что-либо рассмотреть, но тут взошла луна и осветила неярким светом всю небольшую комнату. Своды потолка был разрисованы золотом. На них было изображено ночное небо с россыпью крупных и мелких звезд. Двурогий месяц сиял прямо над девичьей кроватью. Возле оштукатуренных и выбеленных стен стояли богато разукрашенные сундуки. В промежутке между окнами, в резные рамы которых были вставлены разноцветные стекла, стоял небольшой туалетный столик, заставленный различными баночками, флакончиками, гребешками и прочими женскими безделушками. Пол в комнате был сделан из широких деревянных плах, плотно сбитых и хорошо отполированных. Выложенная изразцами печь завершала убранство спальни.
Всю неделю после встречи с Ульрихом Радмила плохо спала. Вконец измученная бессонницей, она приготовила себе снотворное из запасов старой ведуньи. И уснула мертвецким сном. Радмила видела чудесный сон, где все было хорошо и прекрасно. Был теплый летний вечер, они с Ульрихом сидели на берегу реки Желчи, и он перебирал ее волосы, говорил нежные слова о том, как она красива, и как он любит ее. Она чувствовала его теплое дыхание на своем лице, ей хотелось, чтобы его жаркие губы прикоснулись к ее жаждущему рту, ей хотелось еще более смелых прикосновений. В этом чудесном сне все было ясно и просто, не было его жестокого обмана, не было такой ужасно длинной разлуки. Была только чистая, незамутненная любовь.
– Радмила, Радмила, – услышала она его голос, и кто-то стал ее бесцеремонно расталкивать
– Почему он меня так грубо трясет? – думала девушка. И не просыпалась.
Потеряв терпение, Ульрих сорвал одеяло, чтобы, наконец, она проснулась. Пресвятая Дева, лучше бы он этого не делал! Картина, которая открылась перед ним, потрясла всю его исстрадавшуюся душу. Молодая женщина спала обнаженной, и все его ночные грезы оказались перед ним наяву. Нежный запах юного тела разжигал желание, роскошная грудь с затвердевшими от прохлады розовыми сосками манила к поцелуям, маленькая раковина на впалом животе навевала воспоминания о былых ласках. Не выдержав, он присел на кровать и стал осыпать поцелуями бархатистый живот. Грудь просто разрывалась от гулких ударов сердца. Во рту внезапно стало сухо, по телу пробежали мелкие судороги. Ульрих опустил руку – фаллос был тверже камня! Не мудрено, за полгода воздержания! Неистовое вожделение скрутило его, отметая все разумные доводы.
– Это не займет много времени, а ты убедишься, что у тебя нет проблем, – шептал кто-то у него в голове.
– Так можно погубить все дело! – сурово выговаривал он этому второму Ульриху, – займешься этим, когда будем в безопасности. Она может закричать, поднимется шум, нужно будет защищаться, погибнет несколько человек из ее дворовых, разразится скандал, и в конечном итоге все это дойдет до Гохмейстера.
Но жадная рука сама по себе поползла по бедру и оказалась между стройных ножек ―пальцы ощутили любовную влагу в желанной лощинке. И, окончательно потеряв здравый смысл, он стал поглаживать чувствительный бугорок внутри влажного лона.
Невзирая на все эти действия, Радмила упорно желала досмотреть восхитительный сон. Ее молодое тело радостно отозвалось на смелые ласки, она раздвинула пошире ноги и томно застонала. Этот сладострастный стон победил все сомнения. Ульрих сбросил подбитый мехом кафтан, сапоги и стал лихорадочно развязывать штаны, выпуская на волю восставший фаллос. Разгоряченная Радмила недовольно простонала, когда он отодвинулся, чтобы раздеться.
– Я сейчас, – лихорадочно шептал рыцарь и, уже не контролируя свое вожделение, приподнял ее ягодицы и одним толчком ворвался во влажную глубину.
Это резкое вторжение разбудило молодую женщину, огромные глаза распахнулись, и мужчина понял, что сейчас раздастся вопль. Он мгновенно накрыл поцелуем раскрывшийся от удивления рот, и стал двигаться, вонзаясь в Радмилу в страстном, настойчивом ритме. Его фаллос, оказавшийся внутри желанного тела, был твердым как сталь и неутомимо стремился к высшему наслаждению.
– А как там она, не отстает от меня? Надо, чтобы сегодня она получила удовольствие, легче будет договориться, – мелькнула мысль. Но было видно, что и она безмерно наслаждается любовным сражением.
