Текст книги "Любовь крестоносца"
Автор книги: Александра фон Лоренц
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)
Было немного неудобно, но так приятны были эти крепкие объятья. И ранее никогда не испытанное чувство полной защищенности обволакивало, согревало, наполняло все существо девушки сладкой истомой и безмятежностью. Она зашевелилась – он моментально проснулся, его зеленые глаза с нежностью смотрели на милое личико с распухшим от его безумных поцелуев ртом. Радмила от неловкости закрылась своими шелковистыми ресницами. Ульрих показался ей совершенно незнакомым человеком. Вспомнив, что он проделывал с ней этой ночью, она моментально залилась восхитительным, стыдливым румянцем. Он понял ее и довольно больно шлепнул по голым ягодицам.
– Ну, женщина, ты совсем уморишь меня голодом, в животе так урчит, что, наверно, на улице слышно!
Она возмущенно взвизгнула и набросилась на Ульриха, стуча маленькими кулачками по широкой груди. Ее обнаженные груди соблазнительно покачивались у него перед глазами. Захватив в рот розовый кончик, он стал его посасывать, невинно глядя в возмущенные синие глаза. Безмерное удовольствие опять пронзило неопытное тело Радмилы.
– Ах! – она со стоном откинулась назад.
Он подхватил ее за ягодицы и, усадив к себе на бедра, ловко вошел в нее. От необыкновенного блаженства она вскрикнула, ухватилась за бугристые плечи, а он с хриплыми стонами, размеренными движениями сильных бедер подбрасывал ее вверх, пока восторженный вскрик не сообщил Ульриху, что теперь можно побеспокоиться и о своей разрядке.
Потом был чудесный завтрак. Сидя на коленях у мужчины, Радмила кормила его, перемежая сладкими поцелуями. Он перецеловал все ее изящные пальчики, осторожно посасывал припухшие губки. В общем, остаток дня любовники провели приятно и интересно, познавая друг друга совершенно в ином качестве.
Друзья Ульриха
Рано утром резкий стук в двери разбудил крепко спавших влюбленных. Радмила мгновенно вскочила.
– Кто там? – спросила она, не открывая дверь.
– Это я, Ульяна! ― послышался знакомый голосок.
Хорошенькая русоголовая девушка с игривыми серыми глазками, одетая в вышитую рубашку, туго подпоясанную пестрым витым поясом, показалась в проеме распахнутой двери.
– Радмила, я приехала тебя кое о чем попросить. Давай выйдем во двор! – дочка старейшины умоляюще посмотрела на девушку. – Я тебя очень прошу, помоги! Твоя матушка давала зелье для приворота, слова-то нужные я знаю, а зелье кончилось. Потратила не на того, кого надо. Бегает теперь, не отцепишься! – ее личико скривилось в презрительной гримасе. – Сын купца Волкова теперь ухаживает за мной. Хочу, чтобы посватался!
– Ах, глупая! Приворот-то подействует! Если бы он был ровня тебе, то и жизнь была бы нормальная. Но ты селянка, а он – купеческий сын. Сколько у него девок было! – Радмила покачала головой.
– Не твое дело, подружка! Я сама за свою жизнь в ответе! – с этими словами Ульяна потянула Радмилу за рукав. – Пошли, нальешь пузырек.
Выходя из дома, она оглянулась на Ульриха, и проговорила:
– А коня этого черного, что у тебя в конюшне стоит, немцы ищут. Приехали двое на здоровущих конях…сообщают, жеребец у них, мол, пропал, вороной с белой отметиной на одной ноге. Я спросила, – со звездой на лбу? – говорят, со звездой. Где мол, видела? Я-то смекнула, что про того жеребца спрашивают, что ты в лесу нашла, и объясняю – нет, не видела! Они и поехали восвояси, – затараторила Ульяна.
Вдруг в мягкий шелест соснового леса вплелся сначала тихо, потом громче, и громче топот тяжелых конских копыт.
– Ой, а они уже тут, гляньте в оконце. Ну, я поехала. Мамка заругает, что долго! – и побежала к своей повозке.
Когда Ульрих, склонившись, выглянул в маленькое окошко, земля уже содрогалась от тяжелой поступи боевых коней, скачущих по дороге в направлении их дома. Рыцарь вышел на крыльцо, и его лицо озарилось радостной улыбкой. Спешившись, всадники тоже заулыбались и двинулись ему навстречу.
– Ульрих! А мы тебя уже почти похоронили!
– Георг! Бруно! Как я рад вас видеть!
Мужчины уселись за широким дубовым столом. Радмила подавала на стол жареную оленину, пироги с рыбой и капустой, глиняные плошки с клюквой, кислой капустой, словом – все, что было в доме.
– Ну, расскажи, чего тут застрял. А мы ноги сбили, пока тебя нашли. Твой оруженосец, когда меняли пленных, сказал, что тебя подстрелили, а Лотарь вывез куда-то в лес. Если бы не эта глупышка, – Георг кивнул на задержавшуюся от любопытства Ульяну, – не нашли бы! Вон в какой глуши спрятался! Мы так рады, что ты жив, брат! – друзья радостно хлопали Ульриха по широким плечам.
– Вот ее надо благодарить, дважды от смерти спасла. Вначале рану вылечила, а потом, когда от простуды чуть не умер, тоже она лечила. Простыл, целый день пролежал мокрым на снегу. Лотарь охранял! – Ульрих нежно обнял Радмилу за узкую талию.
– Наверно, ты сейчас каждую ночь рассчитываешься за лечение, я бы тоже согласился, чтобы меня подстрелили, если лекарь будет с такой внешностью, – весело загоготал Бруно.
– А она получше твоей Гиты будет, эта славянка, – ухмыльнулся веснущатый Георг. – Та уж больно смугла.
Ульрих приложил палец к губам, показывая друзьям всем своим видом друзьям, что Радмила понимает по-немецки, и добавил громко:
– Мою девушку зовут Радмила!
Радмила улыбнулась гостям, вытирая руки фартуком.
– Этот рыжий – Георг, а черный – Бруно, – сообщил рыцарь.
– Ну, уж по-французски она точно не понимает, – заговорил на своем языке Бруно. – Но как хороша! Огонь в глазах!
– И умна! Как быстро научилась по-нашему, – добавил тоже по-французски Георг.
– Ну-ну, довольно похвал моей женщине, заведите своих и восхищайтесь! – недовольно пробурчал Ульрих.
Вечер сгустился над домиком в лесу. Трое мужчин сидели за уютным столом при свете одинокой лампадки – они были очень взволнованы этой встречей.
– Мы уже и не рассчитывали найти тебя, но Бруно приснился сон, – сказал Георг.
– Прекрасная богиня приказала мне продолжать поиски. Как она красива! – Бруно с восторгом стал описывать внешность богини. Ульрих сразу узнал в описании его покровительницу Майю.
Друзья стали вспоминать свою прошлую жизнь, про то, как они познакомились, подружились.
– Да, пролетело шесть лет! – прислушалась к их разговорам грустная Радмила.
Рыцари пришли за другом. Пришли вернуть его могучему ордену, распространившему свою власть чуть ли не по всему миру. Ордену, который привел ее Ульриха на русскую землю с мечом, чтобы освободить от русов эту землю. Она видела, что Ульрих не хочет расставаться с ней. Но долг перед Орденом? Перед друзьями? Как он поступит? – терзалось девичье сердце.
– Я должен сказать вам, Георг и Бруно, – тихо говорил Ульрих, глядя на друзей, – вы помните наш поход по русским деревням? Тогда мы много набрали и ржи, и меда, и сала, и много другой снеди. Но наш комтур, барон Альфред фон Вюнсдорф, объявил тогда перед строем, что мы отправляем это все в дальний замок, на берега Сицилии. Там, мол, в осаде голодают наши братья. И надо им доставить продукты. А мы сами, ты знаешь, Бруно, как питаемся.
– Очень скоромная еда, – процедил Бруно.
– Потом я видел вот, что, – голос Ульриха стал тише – Командор продал это все градоначальнику эстов!
Бруно и Георг опустили глаза к столу.
– И деньги он тоже присвоил! – зловеще продолжал Ульрих, – я сам возил казну в ковент, в Монфор. Этой суммы там не было. Он послал копейки и, наоборот, требовал помощи от ордена для нашего пропитания.
– Но, может, и посылали, эту помощь, – задумчиво процедил Бруно.
– Мне все равно уже, – сказал Ульрих. – Нас послали на верную смерть. Разве не его была обязанность проверить лед? Да и Фридрих перед атакой кричал, что лед не выдержит.
– Вот и остался на дне, – с жалостью добавил Георг.
– И сколько там осталось наших братьев! – сказал Ульрих. – Лютой смертью умерли.
– Нам повезло, что наш отряд стоял в засаде, – виновато сказал Бруно, – мы все видели. Как стал крушиться лед под копытами, как затягивались знамена между льдинами…
– Винить себя за то, что остались живы? Надо винить за павших! И хоть бы в бою, а то по глупости, по тупости начальника! – возмущался Ульрих. – Мы не должны жертвовать собой ради их корыстных интересов. И в Палестине я видел, куда отправляются корабли с награбленным добром. В Венецию! В тайные хранилища!
– Чтобы ссужать под проценты! – добавил Бруно.
– Я покидаю орден. У меня появился другой взгляд на нашу жизнь. – Ульрих с грохотом опустил кружку с медовым квасом…
– Еще слышали вы, что сказано древним: «не преступай клятвы, но исполняй пред Господом клятвы твои»– сказано то в святом писании, – пробормотал Бруно.
– А еще сказано: «А Я говорю вам – не клянись вовсе: ни небом, потому что оно престол Божий, ни землею, потому что она подножие ног Его, ни Иерусалимом, потому что он город великого Царя»– добавил Ульрих, – и еще: «Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют, и где воры подкапывают и крадут, но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют, и где воры не подкапывают и не крадут».
– «Никто не может служить двум господам, ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить, или одному станет усердствовать, а о другом не радеть. Не можете служить Богу и мамоне» – это уже про комтура, – сказал Георг.
– А чем жить? – спросил Бруно.
– Помнишь в Атлите старика Хариша? – обратился к нему Георг.
– Правильно, – сказал Ульрих. – Не пора ли проверить, действительно ли существуют сокровища бога Камы? Помнишь, он дал нам план?
– И обе части его нужно соединить, – сказал Георг – но у нас есть только половина карты.
Еще долго за полночь мужчины обсуждали план предстоящих действий. Надо было покинуть орден, добраться до Палестины, найти и вывезти оттуда сокровища. Везде в этих местах и по дороге бушевали войны, в морях искали добычу викинги и пираты, на Руси, в Ливонии и, да и в Палестине рыскали отряды противоборствующих сторон. Да и орден так просто не оставит их в покое – они понимали это.
Самый тяжелый разговор предстоял у Ульриха с Радмилой. Он все никак не решался начать его. Уже настало утро. Мужчины позавтракали и готовились к отъезду. А Ульрих все не мог найти в себе силы подойти к любимой и объяснить ей, что она пока остается. Уже накинуты седла на коней, уже сумки с едой, приготовленной Радмилой в дорогу, наброшены на крупы, а горло сдавила неизвестная сила – не дает слово вымолвить. И Радмила молчала. Гордая девушка только грустно посмотрела на рыцаря, укрепляющего сумки на коне, и побрела на конюшню, к своему единственному другу. Там она обняла Голубу за шею, припала лицом к покатому боку и молча стояла, изо всех сил сдерживая слезы.
В дверях показался Ульрих. Он подошел к девушке и обнял ее. Радмила оттолкнула его. Но он настаивал:
– Прости, милая, но я должен ехать! – и вновь прильнул к ней. Она молчала.
– Я считаю тебя своей дамой, и клянусь тебе словом тевтонского рыцаря, что я вернусь за тобой.
Радмила взглянула на него глазами, полными слез.
– Ты должна понять, я связан клятвой с орденом!
– Я тебя не держу, – отвечала она.
– Какова будет моя клятва тебе, если я так легко нарушу другую, – воскликнул Ульрих.
– Мы могли уехать отсюда, Русь велика…
– И как долго мы будем прятаться? Я сын барона фон Эйнштайна, и не привык бегать по лесам от закона. И ты не представляешь, какие длинные руки у ордена. Они не позволят нам быть счастливыми. Они отпустят меня! Я добьюсь этого! Тебе только нужно будет немного подождать.
– Я вернусь за тобой, любимая, через неделю приеду за тобой. – уже более нежно продолжал он. – Я знаю, как раздобыть много денег. Целые сокровища! Мы будем богаты, мы будем счастливы. Мы поженимся. У нас будет замок в Англии, слуги. Много детей.
Слезы стали просыхать на глазах Радмилы.
– Я буду ждать тебя, милый. Ты только береги себя, – шептала она, целуя Ульриха.
– Я клянусь тебе словом рыцаря, – и Ульрих снял с пальца перстень с большим зеленым камнем и одел на палец Радмилы. Затем он снял платок, завязанный на тонкой талии молодой женщины, бережно сложил его и спрятал его на груди под доспехами. Вскоре топот копыт стих в утреннем шуме леса.
Ливония, Дерптское комтурство 1242 г.
Большой замок комтурства встретил друзей настороженно. Патрульные опустили тяжелые, из мореного дуба ворота и кавалькада въехала на широкий двор. Подчиненные Ульриху люди с радостными возгласами бросились навстречу.
– Слава пресвятой Деве, вы живы! – оруженосец Отто радостно улыбался. – Столько рыцарей погибло в этом бою! Не повезло нашему комтурству, половина погибших – наши братья. Сейчас вот пополнение привезли. Молодые рыцари, неопытные. Так что, господин, это большая удача, что вы снова с нами.
– Ладно, ладно, Отто! Скоро ты узнаешь еще кое-какие новости! – рыцарь с удовольствием смотрел на бесхитростное лицо добродушного малого.
– Ульрих фон Эйнштайн! Как мы рады, что ты нашелся! Да, кстати, тебя просит зайти комтур! – братья хлопали его по плечу.
За небольшим столом, крытым скатертью из сурового льняного полотна, сидел дерптский комтур барон Альфред фон Вюнсдорф. Немолодой коренастый мужчина был в длинной шерстяной тунике коричневого цвета, на ногах – мягкие полусапожки. Ульрих знал его давно, но вдруг он показался совершенно незнакомым человеком. Черные с проседью волосы ниспадали до плеч, коротко постриженная челка открывала высокий, изборожденный морщинами лоб, глубокие складки у ястребиного носа, тщательно выбритый квадратный подбородок – это было суровое, очень жестокое лицо.
– Пресвятая Дева, да я смотрю на него глазами Радмилы, – ужаснулся он и припомнил давнишний спор о смысле крестового движения.
– Ты можешь объяснить причину такого длительного отсутствия, брат Ульрих? – сурово спросил комтур.
– Да, господин комтур. Я был тяжело ранен, после того, как с раной стало полегче, от переохлаждения воспалились легкие. И я пролежал почти месяц, – прямо посмотрел в ястребиное лицо Ульрих.
– Но, ведь прошло два месяца! – брови пожилого мужчины взметнулись вверх. – Я вижу, что ты не спешил к своим братьям.
– Тот человек, который дважды спас меня от смерти, попросил остаться до середины июня. Я был связан долгом благодарности по отношению к нему и согласился. – Ульрих не хотел рассказывать о своих чувствах черствому комтуру.
– У тебя нет ни перед кем не никаких обязательств, брат Ульрих, кроме как перед богом нашим! И перед своими командирами, которые являются для тебя представителями господа нашего и Пресвятой Девы Марии! – глубокие складки на лице у комтура заострились, нос выдвинулся вперед.
«Точно, настоящий гриф-стервятник, что кружились над полем после боя. Вот сейчас ринется и выклюет глаза»! – подумал Ульрих. – «Мы, наверно, все тут стервятники. Ведь Радмила права. Не существует никакой благой цели… Если бы мы несли им только просвещение…это
наша верхушка борется за лучшую жизнь для себя ― за счет других».
– Но, господин комтур, во время тяжелой болезни мне явилась прекрасная Дева, и сказала, что теперь моя жизнь принадлежит моей спасительнице. Я не могу не подчиниться святой деве, вы сами сказали, что только она и Господь наш распоряжаются нашими жизнями. И я дал ей обещание, что попрошу гохмейстера Ордена отпустить меня и уйти в свет, чтобы служить моей спасительнице. Вы знаете наш род, господин комтур, не было еще такого случая, чтобы представитель рода фон Эйнштайн не сдержал свое слово. Моя жизнь отныне принадлежит ей! – молодой мужчина прямо смотрел в глаза комтура.
– Вот это новости, брат Ульрих! Ты же находишься на хорошем счету, – удивленно воскликнул комтур. – И тебе полагается большое вознаграждение, помимо того, что тебе уже выделено!
– Брат Фридрих тоже был не на плохом счету, а свое вознаграждение, видимо, получит на дне холодного русского озера. Нет, я твердо решил отказаться от чести быть членом ордена, я дал ей обещание, что уйду в свет! – лицо Ульриха стало каменным.
– Видимо, твоя спасительница очень красива, что ты дал такой обет. Ах, женщины, женщины! Как мудры были отцы-основатели нашего ордена, что внесли в устав статью о целибате. А то наша великая цель распространения истинной веры так бы и осталась лишь бы в планах и мечтах! – и лицо комтура приняло неприятное елейное выражение.
Точнее, наш план захвата чужих земель и обращения населения в бесправных рабов. А ведь они так хорошо живут и без нашего бога!
– Ладно, можешь обратиться к гохмейстеру с просьбой разрешить тебе уйти в мир. Ты, конечно, знаешь, что половина причитающегося тебе имущества отойдет ордену. Второй половиной можешь сам распоряжаться, также и своим земельным наделом. Но тебе еще придется послужить своим братьям, в последний раз. Приказываю тебе принять командование над двадцатью братьями и отправиться в Бранденбургское комтурство, которое изнемогает, отбиваясь от озверевших язычников. Отдохни день, и в дорогу! Все братья, что будут под твоим командованием, уже готовы! – комтур взял со стола какой-то документ, давая понять, что разговор окончен.
– Но я обещал ей вернуться через неделю! – воскликнул раздосадованный молодой мужчина. – Пусть Бруно или Георг примут на себя командование этим отрядом.
– Ты отлично знаешь, что братья из Ордена меченосцев недовольны, что тевтоны на всех руководящих постах. А выдержать Бруно, и француза, и тевтона, они просто не в силах. Георг хороший рыцарь, но командовать никогда не сможет. И вообще, почему ты обсуждаешь мой приказ? Пусть Бруно возьмет оруженосца и съездит к твоей женщине, заберет ее сюда, раз ты дал слово. Все! Выполняй!
Сидя на Лотаре в полном боевом облачении, с длинным мечом, пристегнутом с левого бока, Ульрих выглядел грозным и беспощадным воином. Осмотрев подчиненных ему братьев, оруженосцев и вспомогательных служебных братьев и придя к выводу, что сборы прошли успешно, он направился к комтуру.
– Господин комтур, вы сдержите свое обещание разрешить Бруно со своим оруженосцем съездить за моей женщиной? Я снял в Дерпте для нее дом. Пусть она будет под присмотром брата Бруно, пока я съезжу в Бранденбургское комтурство. Я также намерен отправиться в Монфор за разрешением оставить орден. После этого у меня есть план заехать к графу фон Гессен, другу нашей семьи. А если хватит времени, посещу своих родителей в их родовом замке Марбург. Я думаю, у меня все эти дела займут примерно шесть месяцев. Если, конечно, язычники не изменят моих планов стрелой или хорошим ударом копья, – лицо рыцаря скривила холодная усмешка.
– Не беспокойся, все договоренности в силе! Я благодарен тебе, что ты принял командование на себя в этом походе, – комтур не скрывал своего удовлетворения, что нашел хорошего командира, способного выполнить поставленную перед ним задачу и сберечь подчиненных ему братьев. – Твоя женщина получит все необходимое.
– Бруно! Я прошу тебя через два дня выехать за Радмилой. Объясни, что я поехал за разрешением в ковент. Покажи ее платок, она поймет, что это я тебя послал. Отвези ее в тот дом, что я для нее снял, ты знаешь где. Денег для Радмилы я тебе оставил, на все шесть месяцев. С прислугой я тоже вопрос решил. Как только нас отпустят, поедем в Петру, ты знаешь зачем. Если окажется, что у нее будет ребенок, удели полное внимание ее нуждам. Я приеду еще задолго до рождения малыша. По приезду в Дерпт она должна принять христианскую веру, чтобы у нее не было никаких проблем. И еще! Если я узнаю, что кто-нибудь из вас слишком внимателен к ней, ну, ты понимаешь в каком смысле, я не посмотрю, что вы мои друзья. Как вернусь, женюсь на ней. Если, конечно, останусь в живых. – Ульрих был серьезен как никогда.
– Не беспокойся, брат! Я клянусь тебе честью рода де ла Дийон, что с твоей девушкой будет все в порядке. А насчет твоей жизни – у меня было видение, что мы в Петре. Значит, за эту поездку с тобой ничего не случится! – Бруно обнял друга, потом Георга. – Ну, удачи!
– В путь! – крикнул Ульрих, и отряд выехал из ворот комтурства.
Встреча
Ливония, город Дерпт, 1243 год
Затемно выехав из гостеприимного Оденпского комтурства, Ульрих и Георг рассчитывали часам к шести вечера добраться до Дерпта. Шел приятный, легкий снег. Изящные снежинки, плавно кружились и таяли, упав на лица всадников и морды лошадей.
– Хотя бы метель не началась! – переживал осторожный Георг.
Но радостному Ульриху было не до таких мелочей. Приближалась его встреча с любимой, и он постоянно пребывал в приподнятом настроении. Взошло холодное зимнее солнце. Дорога, проходившая через густой еловый лес, стала казаться не такой угрюмой, и настроение стало вообще превосходным. Все вышло просто великолепно – и разрешение получил, и встретился с отцовским другом, бароном фон Гессен, повидал семью, и даже с братом помирился. Посмотрел он и на его семейную жизнь. Тогда и понял слова матери о том, что они ему желали счастья, когда дали согласие на брак Генриха с Хильдегард. Какой же он был влюбленный дурак! Даже внимания не обращал на то, какая Хильдегард злая и эгоистичная особа. Какая разница между доброй и самоотверженной Радмилой! И хотя у них двое детей – две девочки, счастья и тепла в своей семье брат не нашел. Дом у них чопорный и холодный, взрослые равнодушно относятся друг к другу, девочки запуганы матерью. Та помешана на правилах поведения для детей, а сама вовсю заигрывала с красивым деверем, помня об его былой влюбленности. Хотя уже и прошло шесть лет, его невестка по-прежнему интересная женщина, ухоженная и умеющая хорошо себя показать. А Генрих сильно потолстел, и имеет большую склонность к пиву. Интересно, сколько же он должен выпить, чтобы ему хватило? Жена, по-видимому, ему изменяет. От злости у Ульриха сжались кулаки, – почему-то стало жаль старшего брата. Подлая гадина! Хильдегард ночью пришла к нему в спальню, почти голая, в одном лишь шелковом халате. Наглая шлюха, как она посмела подумать, что его устроят объедки! Она, видите ли, думает, что он по-прежнему в нее влюблен. Но главное, что его оскорбило, что эта плебейская девка решила, что из-за похоти сын барона фон Эйнштайн унизится до того, что заберется в постель к своему старшему брату! Ульрих вытащил ее из своей спальни и едва удержался, чтобы не дать пинка по голой заднице.
Поговорив с родителями, он стал собираться. Баронесса, обычно такая суровая, не сдержала слез:
– Мой милый сын! Когда мы тебя еще увидим? Доживу ли я до этого? Я так рада, что нашлась девушка, что заставила тебя уйти из Ордена! Как я ей благодарна! Я бы очень хотела увидеть внуков, твоих детей. Мы с отцом выделим приличную сумму для тебя и твоей семьи. Генрих не возражает, – пожилая дама ни за что не хотела расставаться со своим младшим сыном.
– Мама, я не нуждаюсь в деньгах. Моя девушка любит меня не за деньги. Тех средства, что я привез из Палестины и передал отцу на хранение, достаточно на достойную жизнь, пусть и не на роскошную. Но, кроме того, Орден мне выдаст приличную сумму при уходе. Гохмейстер только попросил держать его в курсе по некоторым вопросам, которые важны для Ордена. Ты знаешь, мой друг граф Девон приглашает меня к себе в Англию. Я получу титул барона, и буду иметь свое поместье с замком. Вскоре я с женой заеду к вам. Знаешь, мама, жизнь мне кажется прекрасной! А насчет внуков? Я постараюсь выполнить твою небольшую просьбу! – под смех отца и брата он закончил свою речь.
Он ехал и улыбался своим приятным воспоминаниям, а верный Лотарь неспешно шествовал по заснеженной дороге.
– Послушай, Георг, – вдруг встрепенулся Ульрих. – А как распорядилась твоя семья теми деньгами, что ты привез из Палестины?
– О, все резко изменилось! Наконец-то я увидел свою любимую мамочку радостной! Сестру удалось хорошо выдать замуж. На лице у отца исчезло беспокойство. Как все-таки помогли нам деньги и драгоценности бедной красавицы, которую замуровали в стене! Пусть хоть на небе ей бог воздаст за те страшные муки! Как подумаю, ужас охватывает душу!
– Я положил ее прах в ладанку и ношу на цепи, посмотрю на ладанку и возношу молитву за бедную девушку! Ей же было всего шестнадцать лет! – помедлив, сказал Ульрих.
– Ну, что вы все о грустном, господин Ульрих! – вмешался оруженосец Отто, – лучше я расскажу, как я хорошенькую девчонку увел у кузнеца Ганса.
– Ну, ты и смельчак, мы тебе скажем! А что, девчонка так хороша? У нее, что с золотыми бережками, что ты так жизнью рискуешь? – засмеялись рыцари.
– Не такая уж и красавица, но, как подумаю, что у самого верзилы Ганса отбил, кажется, будто к черту в пекло залез. Возбуждает здорово! – на губах у озорного оруженосца засверкала распутная улыбка.
Так, разговаривая понемногу обо всем, посмеиваясь над немудреными шутками Отто, добрались до Дерпта. Солнце только что успело скрыться за горизонтом, когда они оказались на заснеженном дворе Дерптского комтурства. Друзей радостно встречал Бруно.
– Ну, как, отпускают нас? А к моим заехали? – он по очереди обнял приехавших братьев, затем приветливо поздоровался с оруженосцами. Остальные братья тоже приветствовали возвратившихся рыцарей.
– Все хорошо, просто отлично. Подробности позже. У тебя тоже все нормально. Живут хорошо, рады, что тебя отпустили. Мать твоя просила тебя заехать домой. Я пообещал. Вот и все пока, остальное позже. Ты мне лучше скажи, съездил за Радмилой, выполнил мою просьбу? Где моя девушка? – Ульрих заглянул в огорченные глаза друга.
– Выполнить-то я выполнил, но понимаешь, в чем тут дело… – и Бруно рассказал, что произошло с Радмилой.
Как и обещал Бруно, через два дня после отъезда Ульриха он отправился в путь со своим оруженосцем, и к вечеру был возле Радмилиной избы.
Из-за угла выскочила рыжая собачка, остервенело лая. Отворилась дверь, и из дома вышла совершенно незнакомая Бруно женщина, изможденная и неважно одетая.
– А Радмилу можно позвать? – на ломаном русском языке спросил рыцарь.
– Проходи, батюшка, в избу. Радмилушка просила не впопыхах все рассказать. Посидим, поговорим. Поужинаете с дороги, – пригласила женщина.
Накормив путников похлебкой с мясом, заготовленным Ульрихом для своей возлюбленной, она сказала:
– Уехала наша красунюшка, повезло ей, увез ее молодой красивый боярин! А богатый какой! Дружина вся в хороших кольчугах, а кони под ними – звери, не подходи. А какой стати молодец, прямо Финист Ясно солнышко! Увидел нашу красу, упал в ноги, выходи, мол, за меня замуж, жить без тебя не могу! – льстивая речь легко лилась из уст Марьяны.
– А как же мой друг, она же ему дала обещание, вот и платок подарила на память! Он меня послал ее забрать. Сам не смог за ней приехать, его послали по военным делам! – вскочил огорченный Бруно. – Она же его любила, сама же говорила!
– Любила, а потом разлюбила! Боярин-то сильно ладный и пригожий, увез ее в Псков – сболтнула, не подумав лишнее, селянка. Раньше она планировала не говорить, куда уехала Радмила.
– А как имя боярина? – спросил расстроенный Бруно.
– Не ведаю, батюшка! Радмилушка просила передать, пусть простит, если сможет! Мол, сердцу не прикажешь. И вправду, пусть отыщет себе любушку по себе, со своей земли. А наши девки пусть за своих выходят. Так что, переночуете? – спросила хитрая селянка, рассчитывающая на подарок от молодого боярина Путятина.
– Нет, какая ночевка! – вскочил в сердцах Бруно. Но, посмотрев на усталого оруженосца, согласился скрепя сердце. Рано утром они поехали назад. Бедный Бруно с ужасом думал, что он скажет Ульриху. Зная его много лет, он понимал, что у друга серьезное чувство.
Его друг был потрясен, даже слова не мог вымолвить. После длинной паузы Ульрих сказал:
– Я все-таки не верю! Это на нее не похоже! Ты, наверно, не так понял, или же это какая-то ошибка! Я сам должен с ней поговорить! Едем в Псков, найдем ее! Там все и выяснится!
Русь, город Псков, 1243 год
Солнце только что скрылось за горизонтом, и закат окрасил небо в синевато-розовый цвет, облака же приняли неясно-пурпуровую окраску. Справа от наезженной санной дороги светлой полосой змеилась река. Начинался Псков. То там, то тут из сугробов выглядывали деревянные дома, уютно дымили трубы. Далекий смех да поскрипывание снега под копытами коней слегка нарушали тишину. Три всадника медленно ехали по заснеженной улице. Они представляли, по-видимому, интересное зрелище для горожан, особенно для горожанок, поскольку все оглядывались на видных иноземцев. Одетые почти одинаково в черные шапки в виде ступки, отороченные мехом бобра, черные сюрко из плотной шерстяной ткани, по рукавам и вороту также отороченные тем же мехом, мягкие меховые сапожки. Белоснежные плащи с черным крестом, броско диссонируя с черным цветом одежды, подчеркивали ширину плеч. Они ниспадали вниз эффектными складками, покрывая все тело всадника и круп коня. Длинные мечи, закрепленные у широкого кожаного пояса, имели простые, не украшенные самоцветами наручья.
Ульрих залюбовался красотой великолепной зимы. Его Лотарь тоже притих и осторожно ступал по санному следу. Жеребец Георга остановился и стал нюхать белый искристый снег.
– Никак не могу привыкнуть к этой вашей северной зиме! Правда, холодно чертовски, но зато как нарядно! Как будто серебром все засыпало! – Бруно радостно засмеялся. – И воздух такой чистый, хоть и морозный. Ну, брат Ульрих, хватит злиться! Найдем мы твою женщину. Ведь всего три дня ищем. Еще мало у кого спросили!
Неожиданно Ульрих получил сильнейший удар в левое ухо, да так, что и шапка покатилась в сугроб. Снег больно залез прямо в ухо и залепил глаза. Пока Ульрих пытался освободить лицо от снега, второй удар пришелся в белую звездочку на лбу Лотаря. Конь взвился на дыбы, и от неожиданности Ульрих чуть не вылетел из седла. Раздался звонкий девичий смех, и Ульрих увидел слева в сугробе нескольких русских девушек, весело кидающих снежки в немецких посланников. У рыцаря в последнее время настроение было не из лучших, он разозлился, но понял комичность своего положения и решил сойти с коня. Не оставалось ничего другого, как тоже отбиваться снежками. Друзья быстро спешились и принялись лепить снежки, готовясь нанести решающий удар.
– Бежим! – закричали девушки и исчезли среди сугробов. Побитые снежками бросились вдогонку. Весело визжащие девушки быстро бежали впереди, но, конечно, куда им было справиться с крепкими молодыми мужчинами! Те неотвратимо их настигали. И тут Ульрих получил возможность рассмотреть лица молодых разбойниц.
– Пресвятая дева, да это же Радмила! – сердце гулко застучало в груди рыцаря. – Но как она прекрасно выглядит! Или это другая девушка, и мне уже мерещится? Одета она как богатая русская боярышня! – и вдруг какой-то противный голосок пробубнил у него в голове:
– Конечно, любовница богатого боярина получит от него подарки, и такую красавицу он хорошо оденет!
