Текст книги "Муниципальная ведьма - 2 (СИ)"
Автор книги: Александра Брагинская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 26 страниц)
– Я всего две недели на этом участке, ещё не успел ознакомиться, – смутился парень и снова зашмыгал.
– Как убрали отсюда бордель, крышевать стало нечего, – пояснил Бубновый. – Прежний участковый по-быстрому перевёлся в какое-то более-менее хлебное место, а на это безрыбье поставили фраера. Он быстро понял, что ловить тут нечего, вот и злится на весь мир.
– Насморка больше нет, – сообщила я, и лейтенант перестал шмыгать. – Пойдём знакомиться с коммуной. Вам это тоже будет полезно. Надеюсь, они торгуют не коммунизмом.
Бывший детский садик окружал сплошной забор зелёного цвета, высотой примерно в два с половиной метра. Мы подошли к воротам и постучали. Открылась калитка, и к нам вышел бритый наголо мускулистый мужчина лет этак сорока-пятидесяти, точнее не определить, одетый в шорты, тельняшку и шлёпанцы.
– Чего надо? – недружелюбно поинтересовался он.
– Нам бы войти и осмотреться, – робко попросил участковый, напрочь утративший понты, если выражаться языком моего отца.
– Запросто. Входи и осматривайся. Если, конечно, у тебя ордер есть. А он есть?
– Нет, но я легко могу его получить.
– Вот иди, мент, легко получи, и только тогда возвращайся. И бандитов с собой забери, они мне ни к чему. Кто такие? Люди Кареты?
Я ожидала, что бандиты, похитившие Светлану, так просто не пропустят нас к месту, где её какое-то время держали. Но вот не видела я в этом грубом привратнике бандита, и всё тут. Искренность в нём какая-то была, которой мы, все остальные, лишены. Я не могла поверить, что он позволил бы держать в заточении невинного человека, тем более, женщину. Рыцарь это, а не бандит, несмотря на то, что вместо сверкающих доспехов у него несвежая тельняшка.
– Да, трое из нас в каком-то смысле люди Кареты, – подтвердила я.
Привратник замер в недоумении. Он явно не мог осознать, как это – женщина, и вдруг сказала что-то связное. Ну, да, настоящий рыцарь. Согласен спасать прекрасную даму, рискуя жизнью. Готов преклоняться перед ней, ставя выше Бога. Но признать у дамы каплю ума – нет, невозможно.
– А вы кто, собственно говоря, будете? – наконец, произнёс он, уже немного более доброжелательно.
– Я – дочь Михаила Павловича Каретникова. Но к вам пришла не по его делам. Можно сказать, я действую в интересах адвоката Мелентия. Вы его должны знать.
– Да плевать мне на этого вонючего адвокатишку! – вновь разозлился мой рыцарь. – Век бы его не видать! Вы хоть знаете, что он учудил, когда меня судили?
– Только с его слов.
– Может, мы послушаем эту историю, не стоя на жаре? – предложил участковый.
– Мент, ты ещё здесь? А ну, марш за ордером! Не понял? Пошёл вон, говорю! А остальные, проходите внутрь. Он прав, нечего стоять на жаре. Надо же, всего полдесятого, а такая топка!
Пропустив нас, он захлопнул калитку перед носом полицейского. А перед нашими носами возникли две огромные собаки. Не знаю, какой породы, но страх они внушали. Нет, вели себя совсем неагрессивно, просто стояли, распахнув пасти с кошмарными клыками, с которых на землю капала слюна, и недружелюбно на нас смотрели.
– Это гости, – сообщил им привратник, и собаки полностью потеряли к нам интерес. – Хорошие пёсики, – он потрепал по загривку одного из них. – У нас их пятеро. Сам обучал и натаскивал. Мимо них мышь не проскочит! Хотя жрут много, это просто кошмар. Да ещё и мясо подорожало. Но ничего, они себя окупают. Их даже кавказцы боятся.
– Вы имеете в виду кавказских овчарок? – уточнил Юра.
– Не овчарок, а шакалов, – усмехнулся привратник.
Мы шли к зданию, а я быстро осматривалась. Забор, который с внешней стороны казался деревянным, изнутри выглядел бетонным. Снаружи, стало быть, его слегка обшили дешёвым деревом и покрасили, чтобы не выглядел так устрашающе. Напрашивалась ещё колючая проволока по верху, но её не было. Действительно, зачем она, если по двору бегает пять псов, больше похожих на порождения Преисподней, чем на обычных животных?
Один из псов брёл за нами следом, слегка повиливая хвостом. Чуть в стороне ещё один такой же сидел возле группки дерущихся стенка на стенку десятилетних мальчишек, и безучастно наблюдал за схваткой. Это не было обычной дракой – возле детей суетился парень лет двадцати пяти, и время от времени что-то подсказывал то одним, то другим. Дети дрались в одних шортах, их наставник щеголял в фирменных спортивных штанах и тельняшке, причём тельняшка издали сверкала чистотой.
Один из мальчишек, уже не участвующий в схватке из-за разбитого носа, подбежал к нам и обратился к привратнику.
– Степан Алексеевич, а можно мне ещё потренироваться?
– Только на штанге, – бросил тот. – Никаких поединков, пока сопатку не подлечишь. Не мешай, я занят. Неужто больше не у кого спросить?
– Хочу ещё схватку, а Борис Петрович не разрешает.
– Правильно делает.
Мы вошли в здание бывшего садика, оставив снаружи мальчишку и собаку. Жара мгновенно отступила, сменившись прохладой даже не кондиционеров, а дорогой сплит-системы. Наш провожатый зашёл в кабинет с табличкой ‘Директор’, сел за стол и предложил нам размещаться по своему желанию. Я почему-то совсем не удивилась, что он директор, а не швейцар.
Уже стало понятно, что Светлану держали не здесь. Помимо прочего, пять сторожевых собак ни за что не выпустили бы отсюда пленницу. Можно было уходить сразу, как только нам показали очаровательных пёсиков. Но я любопытна ничуть не меньше Юры, интересно же узнать, за что Степан Алексеевич не любит Мелентия, да и вообще, чем занимается эта фирма. Хотя, наверно, я просто оттягивала неприятный разговор с Марио, который произойдёт сразу же, как мы покинем коммуну.
– Чего уставился, будто приведение увидал? – обратился директор к Мешку. – За машину волнуешься? Не тронут её, у нас там камера, и человек постоянно смотрит. Ну, нет места для большой стоянки в детском садике, что я могу поделать?
– Стёпка, так я на самом деле привидение вижу. Тебя же убили!
– Убили, да не совсем. А ты откуда меня знаешь? Погоди, припоминаю. Славик Мешков?
– Он самый.
– Карете, значит, служишь?
– Ему. А ты чем тут занимаешься?
– Детьми торгую, – усмехнулся Степан. – Вон, видел, как моему товару нос подпортили?
– А если серьёзно?
– Куда уж серьёзнее? Помогаю мальчишкам выжить. Помнишь, Славик, сколько пацанов у нас во дворе было? Где они теперь? Кто сидит, а кто уже и лежит. Ты вон тоже сядешь не сегодня, так завтра, на такой ‘работе’. Вот я и не хочу, чтобы и с этими пацанами так же получилось.
– Учишь их драться?
– И это тоже. То, что вы видели на площадке – тренировка двое против десяти. На улице не так и часто дерутся в равных составах. Это вам не спорт. Но навыки боя – не главное. Знаешь, что я увидел, когда из армии сюда вернулся? Вся моя рота полегла, трое нас всего не по зубам чехам оказались, чудом спаслись. В роте ребята многие здешние были, и у большинства жены и дети. Контрактники же, не сопляки восемнадцатилетние. Вот я приехал, пошёл обходить этих жён, вернее, вдов. Думал рассказать, как их суженые смерть приняли. А им по барабану, они с кем попало пилятся, кто за бутылку, а кто и за дозу. Не все, конечно, но таких оказалось немало. Что с их детьми, рассказывать не буду. Ни к чему это. Вот и пошёл я в военкомат, потом к мэру, говорю, нельзя же так, это дети героев, а гляньте, в каких условиях живут! А они мне все кивают, мол, да, согласны, надо что-то делать, но ничего не делают. Вообще ничего.
– А твоя семья как?
– Какая ещё семья? Была у меня когда-то давным-давно невеста, да за другого вышла, из армии не дождалась. Ладно, то дело прошлое, да и тебе оно без надобности. В общем, побазарив с городскими чиновниками, я понял, что если хочу что-то изменить, должен сделать это сам. Вот и сделал. Поехал кое-куда, деньжат немного подзаработал, и всё в коммуну вложил. А тут и мэр уже новый в городе, не такая сволочь, как прежний. Пошёл я к Мэрскому, рассказал всё. Только не ему, а его заму. Думал, опять будет та же бодяга, ан нет. Потом Мэрский сам меня вызвал, задал пару вопросов, ответы его устроили, и мы получили этот детский садик. И ещё льготы по налогам. Так что живём пока.
– Торпед из них готовишь?
– Не хотелось бы. Раньше как было? Подходит тебе восемнадцать, и выбор небольшой – или в бандитскую бригаду какую-нибудь, или в армию. Ещё в милицию можно, но это совсем уж плохо. А эти ребята без коммуны вряд ли бы и до восемнадцати дожили. Видели бы вы их матерей! Надеюсь, с нашей помощью они смогут выбирать из большего. Глядишь, кто-нибудь и в институт попадёт.
– А бабки ты на чём делаешь?
– Тебе не кажется, Славик, что ты слишком много спрашиваешь? О семье я тебе ответил, теперь моими финансами интересуешься? А с какой целью?
– Да ладно, я думал, мы просто базарим.
– Степан Алексеевич, вы начали говорить о Мелентии, но не закончили. Чем он вас обидел? Я думала, он спас от зоны вашего сотрудника, а может, даже вас самого. Что не так? – вмешалась я, чтобы узнать то, что могло в будущем пригодиться, а заодно и немного разрядить обстановку.
– Что в этом может быть интересного для вас? – вздохнул Степан, показывая своё нежелание говорить об этом, но я ему не поверила.
– Мелентий – мой знакомый, кроме того, я здесь, потому что выполняю его просьбу. Вот мне бы и хотелось знать побольше о ваших с ним отношениях. Как, впрочем, и с Мэрским.
– Мэрский, если я правильно понял, ваш муж?
– Да.
– Вот у него и спросите. Мне кажется, о моей коммуне он давно забыл. Ничем больше не помогает. Ладно, не мешает, и то хорошо. А с Мелентием вот как получилось. И пары месяцев не прошло, как нам предложили крышу. Думаете, кто? Чехи? Другие бандиты? Менты, в конце концов? Не угадали. Первыми были церковники. Припёрся к нам какой-то отец Поносий, или как-то так, и говорит, что заняты мы богоугодным делом, и потому Церковь готова помочь, то есть простереть над нами свою длань, дабы защитить от происков слуг Сатаны. Я ему в ответ, мол, лично я считаю, что религия – опиум для народа, сам я коммунист до мозга костей, и непохож на тех, кто тоже называет себя коммунистом, но с партбилетом в кармане крестится, свечки держит да поклоны бьёт. Но ежели совместно действовать на благо – пожалуйста, я готов. А он мне: на завтра ему нужны мои отроки, дабы побить каких-то слуг Сатаны. Вот тут я его и послал. А он сказал, что всё равно будет окормлять отроков. Оттолкнул меня, и пошёл им проповедь читать. Да только вдруг собачку испугался. Никогда не видел, чтобы такой толстяк так быстро бегал. Даже кадило своё бросил, или как оно там называется. Наверно, думал, дурачок, что сможет удрать от пёсика. Да где там ему! Здоровенный кусок рясы в зубах оставил. Но – только рясу. Команда была – мяса не трогать.
– При чём тут Мелентий?
– А вот при чём. Попику я кадило отдал, и даже рясу отгрызенную отдавал, да он не взял. На прощание проклял и пообещал кару небесную. Вот ни капельки не сомневаюсь, что это он натравил на нас чехов! Хоть они и другой веры. В тот же день подъехали впятером, и все с автоматами. Оружие, оно, конечно, важная вещь, но против десанта его маловато будет. Мы их всех голыми руками уложили, они и понять ничего не успели. Ещё через день их пахан пожаловал. Бухтеть на нас борзо начал, но мы ему показали сперва стволы, причём законно оформленные, а потом и собачек. Так что он сразу сдулся, и больше мы чехов в глаза не видели. Но это не значит, что нас в покое оставили. Это сейчас тут заборчик такой, что его не каждым танком пробьёшь, а тогда ещё был старый, детсадовский. И вот какой-то придурок на экскаваторе начал нам его сносить. Борька увидал такое дело, вытащил этого гада из кабины, да и вломил ему как следует. Тот поначалу пугал, что ему ни мы, ни менты не страшны, потому как ничего не докажем, а потом и вовсе замолк. Борька если бьёт, уже особо не поговоришь. Но что ему чехи заплатили, сказать успел. Десант учат допрашивать пленных, у нас не отмолчишься! Ну, а вечером Борьку менты забрали. Говорят, за нанесение увечий, как-то так, и за злостное хулиганство. Вот тут Мелентий и появился.
– Кто ему платил? – уточнила я.
– Он сказал, платить не надо, он и так защитит Борьку, потому что за справедливость готов работать бесплатно.
– С трудом верится.
– И правильно, что с трудом! Потому что он, сволочь, взял деньги у чехов! Я так думаю, он с самого начала это задумал. Понимаете?
– Нет, если честно. Они натравили на вас бульдозер…
– Не бульдозер, а экскаватор!
– Неважно. Так вот, натравили, ваш Борька избил их наёмника, и они оплатили адвоката? Хотя им было выгодно, чтобы Бориса посадили?
– А Мелентий чехов перед выбором поставил. Сказал, что если не заплатят, докажет в суде, что они на десантников хвост подняли. Тогда со всех окрестностей сюда наедет десантура, и будет их гонять самое меньшее две недели. Весь их бизнес такие убытки понесёт, что мало не покажется. А ещё десантники обязательно кого-нибудь из чехов поймают, и не одного. А это будет очень больно. Вот они ему и заплатили. Может, ещё и своему мерзавцу с экскаватора сказали: на суде – не дёргаться. Вот Мелентий и повернул всё так, будто тот гад сознание сам потерял, и об рычаги фонари под глазами себе набил да рёбра переломал.
– Какая разница? – не поняла я. – Бориса же освободили подчистую. В чём Мелентий не прав?
– Не понимаете, – снова тяжко вздохнул Степан. – А ведь что ж у нас получилось? Мужик тот без сознания был, значит, Борька лупил больного человека, не способного защищаться? И кто Борька после этого?
– Свободный человек. А без Мелентия стал бы зэком.
– Да, не понимаете. А как же честь? Её куда спрятать прикажете? Честь дороже жизни, не то что свободы! А этот адвокатишка за деньги чехов выставил Борьку… Эх, всё равно не поймёте!
***
– Куда едем, Елена Михайловна? – вновь поинтересовался Мешок, и меня пронзило острое ощущение дежа вю.
– Немного постоим, – распорядилась я. – Только отъедь так, чтобы коммунисты нас не видели. Надо кое-что обдумать.
– Что именно обмозговать хотите? – полюбопытствовал Бубновый. – На чём он собирается бабки делать? Я бы тоже хотел знать. А то Мешок его спросил, а он не ответил.
– Балда ты, Бубновый, – заявил Мешок. – Я там классный допрос устроил, Стёпка запел соловьём. А ты слушал его, слушал, да так ничего и не просёк. Не будет Стёпка навариваться, ясно? Не ради бабла он всю эту хренотень замутил. Честь ему велит это делать. Это нам с тобой честь – так, плюнуть да растереть, а он – не такой.
– Как он собирается зарабатывать – его дело, – ответила я Бубновому. – А обдумать хочу некоторые нестыковки в его рассказе. И самая первая – почему он всё это нам выложил? А сам даже не спросил, зачем мы пожаловали.
– Да тут всё понятно, Елена Михайловна! – высказался Мешок. – Он подумал, что это наезд. Вот и принялся запугивать нас собаками, да своей крутизной десантника. Ещё и про легальные стволы не забыл упомянуть. Заодно попытался вас разжалобить, типа какой он хороший и каким благородным делом занят. В общем, чтобы не наезжали. А то кавказцев эти коммунисты прогнали, а вот против Кареты им не выстоять.
– А как он понял, что мы от Каретникова? Тебя же он узнал только в кабинете, гораздо позже.
– Зато вас он узнал сразу, – фыркнул Бубновый. – На городском портале то ваше знаменитое фото собрало кучу лайков. Это значит, что многим понравилось.
– Я знаю, что такое лайк.
– Ну, вот. А под ним написано, что вы – жена Мэрского и дочь Каретникова. Да он и сам сказал, мол, Мэрский вам супруг. Так что знал, кто мы.
– А я вот думаю, не в том дело, – возразил напарнику Мешок. – Он хотел Елену Михайловну на бабки развести. Мэрский ему когда-то подмогнул, а потом напрочь забыл. А тут классный случай о себе напомнить. Вот он для неё и выложил, какой он честный да благородный, да и крутой тоже. Хвост вовсю распустил, короче, но не в смысле закадрить, а в смысле бабок.
– Ладно, сойдёт, – согласилась я. – Теперь следующий пункт. Мелентий говорил, что забор снесли бульдозером, а Степан – что экскаватором.
– А что, нам есть разница? – удивился Бубновый.
– Я – бухгалтер. А у нас, бухгалтеров, если баланс не сходится хоть на копеечку, нужно искать, где ошибка. Бульдозер и экскаватор – разные машины. Одна с ковшом, другая с ножом.
– А есть такие, которые и с тем, и с другим, – вспомнил Мешок. – Хотя вряд ли. Они – колёсные, и не такие мощные, чтоб забор напрочь снести. И там руль, а не рычаги.
– Бульдозер это был, – авторитетно заявил Юра, молчавший уже очень долго. – Дядя Мелентий сказал, что избитый бульдозерист якобы потерял управление. То есть, просто ехал и сносил забор. Экскаватор так не может.
– Я тоже больше верю Мелентию. Давно заметила, что он почти ничего не забывает, а если забыл, то не станет выдумывать. Выходит, соврал уважаемый Степан Алексеевич. А раз соврал в одном, мог и в другом слукавить. Ну, не могу представить, чтобы он попа травил собаками, а поп, вместо того, чтобы заявить в полицию, натравил на него иноверцев. Не бывает так!
– Бывает всякое, – возразил Мешок. – Только Стёпка нам в натуре лапшу навешал. Может, даже сам этого не замечает. Была у него жена, точно помню, а он говорит – не было никогда. Да и пацаны с нашего двора не все в землю полегли или зону топчут. Таких даже не половина. Многие работают. Получают, правда, крохи, но живы и не сидят.
– А ещё он говорил, что с чехами воевал, – прервав молчание, Юра теперь болтал без умолку. – А с кем они воевали? Со словаками? Так там и не было настоящей войны.
– Это не те чехи, которые в хоккей здорово шпилят, – заржал Бубновый. – Он говорил про смуглых чехов, которые живут в горах, а сюда беспредельничать ездят.
– Чехами он называет чеченцев, – пояснила я. – Или всех кавказцев, не очень поняла. Кстати, где он денег на эту коммуну заработал? Это же не три рубля.
– Наёмником он где-то был, – тихо сказал Мешок. – Им очень хорошо платят. Другое дело, что не все доживают до выплаты. Стёпка ничего не умеет делать, кроме как воевать. И с этой своей коммуной тоже облажается. Чему этих пацанов может обучить десантник? Тому, что сам умеет. Драться да убивать. Подрастут, и станут такими же десантниками. Это если в армию пойдут. А если не пойдут, кем тогда?
– Торпедами, а то и киллерами, – подсказал Бубновый. – Не все, конечно. Кто-то, может, и в институт поступит.
– В университет, – поправил Юра. – Все институты давно переименовали в университеты. Маркетинговый ход – так солиднее звучит, можно дороже брать за обучение.
– Да? Значит, и тут Стёпка отстал от жизни.
– Ну, поступит кто-то, – согласился Мешок. – Адвокатом каким-нибудь станет. Будет, как Мелентий, кавказцев на бабки разводить, когда защищает таких, как тот Борька.
– Тётя Лена, а ты веришь, что дядя Мелентий такое сделал?
– Верю, Юра, – кивнула я. – Фокус вполне в его стиле. Но не забывай – его клиент при этом освобождён подчистую. Свою работу Мелентий сделал, и сделал качественно. Кто-то должен был за это заплатить. Ведь если бы он, во имя чести и справедливости, всё время работал бесплатно, жил бы в теплотрассе, а питался с помойки. Ему бы это не понравилось.
– Почему обязательно ‘всё время’? Зачем такие крайности? Иногда же можно?
– Иногда можно, – согласился Мешок. – Мелентий десять лет назад бесплатно Коляна из зоны вытащил. Его туда менты по беспределу засунули. Может, ещё кому за так помог, кто знает. Менты, они такие. Кстати, Стёпка их тоже не любит. Даже участкового подальше послал, а это о чём-то, да говорит.
– О том, что у него крыша сильная, – заявил Бубновый.
– Какая крыша? Он кавказцев прогнал, а Марио его боится.
– Дурак ты, Мешок, хоть и морда у тебя, как у мыслителя. Малец сегодня говорил о том, как фирмы закошмаривают, а ты ушами прохлопал. Как попрут одна за другой комиссии из школьного ведомства, да из охраны труда, а вдобавок налоговые, пожарники и медики – никакой десант не отобьётся, и собаки не помогут. Кстати, собак тоже кто-то имеет право проверять. Короче, мало не покажется. Думаешь, менты не могут такое устроить, за то, что их человечка на хрен послали? Могут и похуже! Штурм организуют, пёсиков перестреляют, а потом извинятся – мол, ошибочка вышла, не было здесь террористов. Или тонну-другую героина найдут. Тут никакой Мелентий не отмажет. А этого нет. Почему, мыслитель?
– И почему?
– Потому что кто-то сказал, что этого делать нельзя. Кто-то такой, кого у нас слушаются. Или просто связываться не хотят. Церковь, например.
– С его отношением к Церкви они скорее удавятся.
– А я и не говорю, что они. Есть ещё Мэрский. Сказал три года назад ‘не трогать’, давно об этом забыл, а они боятся и до сих пор не трогают.
– Бубновый, а ты откуда знаешь, как именно кошмарят? – поинтересовалась я.
– Мы с Мешком иногда шефа охраняем, а бывает, что и Татьяну Викторовну. Телохранители много разного слышат.
– Это точно, – кивнул Мешок. – Знаешь, Бубновый, я тут помыслил немного, и вот что надумал. Не Мэрский его крыша. Или шеф, или Марио. Во как получается, браток.
– Им-то зачем?
– Толковые начальники заранее подбирают себе людей. Мы с тобой не вечны, а шефу, каким бы он великим политиком ни стал, пара десятков торпед никогда лишними не будут. Особенно такие, как Стёпка подготовит. Десант – это тебе не школа бальных танцев, и не драки двор на двор.
– Циничные вы люди! – возмутилась я. – Степан Алексеевич для меня – рыцарь! Он лучше всех нас. Для него честь и справедливость – не просто пустые слова, а руководство к действию. Идеалы у него есть, а это редкость в наше время.
– Ваш идеальный рыцарь воевал наёмником, – напомнил слегка обиженный Бубновый.
– Иногда рыцари становились наёмниками. Что это меняет?
– Рыцарское сословие могло существовать только в эпоху феодализма, и было встроено в систему феодальных отношений, – тоном школьного учителя заявил паршивец Юра. – И руководствовались они не только рыцарским кодексом, но и приказами своего сюзерена, которые были обязаны беспрекословно исполнять.
– Сюзерен – это кто-то вроде шефа? – уточнил Мешок.
– Да. Можно и так сказать. Шеф – сюзерен, а подчинённый – вассал.
– Вот! Значит, какой бы рыцарь ни был благородный, если сюзерен у него сволочь, то и рыцарь будет творить сволочные дела. А слово ‘вассал’ помню. Мы в школе с него ржали.
– Но Степан Алексеевич никому не вассал! – возразила я. – Он сам по себе, у него нет шефа!
– Ошибаетесь, Елена Михайловна. На самом деле шеф у него есть, только Стёпка об этом ещё не знает. Ладно, это всё лирика. Мы дальше тут стоим или куда-нибудь едем? Если едем, то куда?
***
Я пока не знала куда ехать. Нужно было звонить Марио, мне этого не очень хотелось с самого начала, а после разговора со Степаном Алексеевичем желание пропало совсем. Бывший десантник, при всех его недостатках, был светлым человеком, он не только верил в добро, но и пытался его творить. Как же он выделялся на фоне тех, кто меня окружал в моём нынешнем мире, сотканном из криминала, грязного бизнеса и ещё более грязной политики!
Впрочем, мои знакомые из времён, когда я ещё не была женой Мэрского и не знала, что мой отец – Каретников, мне откровенно завидовали, а значит, внутренне ничем не отличались от бандитов, политиков и чиновников. Бизнесменов можно отдельно не упоминать – все они или бандиты, или чиновники, а чаще всего и те, и другие сразу.
А ещё исчезла мама, с которой я раньше за всю жизнь ни разу не расставалась. Нет, конечно, совсем не так исчезла, как Светлана. После моей свадьбы она поехала в Сочи, отдохнуть пару недель. С тех пор прошло уже полгода, а она всё отдыхает. Раз в несколько дней мне звонит, спрашивает, как дела, рассказывает о себе, время от времени просит ещё денег, решив продлить отпуск ещё на пару-тройку недель. На работе ей безропотно продлевают отпуск, с такой роднёй всегда пойдут навстречу. А мужа это полностью устраивает, он очень рад, что тёща где-то далеко.
Я решительно тряхнула головой, выбрасывая из неё отвлекающие мысли. Увязнув так глубоко в этом деле, сейчас я не могла остановиться, а значит, придётся звонить. Я набрала номер Марио, в глубине души надеясь, что он вне зоны доступа, например, на очередной стрелке с кавказцами. Но нет, он мгновенно ответил.
– Здравствуйте, Марио! Бывший садик – пустой номер. Там женщину держать не могли, – сообщила я.
– Верю вашему ясновидению, но всё же дайте какое-нибудь логическое обоснование, – попросил он.
– Легко. Дам даже два. Здание охраняется собаками. Оттуда не сбежать. А второе – там и близко нет никаких скатертей, и даже столов, где они могли бы лежать.
– Скатерть, скатерть… при чём тут она? – задумался Марио. – Та хрень, в которую была завёрнута бабёнка – скатерть?
– Да.
– Вот как! А менты её обнюхали? У них же эксперты всякие могут определить, откуда её взяли. Что об этом говорил Нежный?
– Не говорил ничего. Но в деле написано, что скатерть искали, но не нашли. Пропала.
– Жаль. Тогда придётся обойтись своей экспертизой. Значит, что у нас получается? Три места, где могли держать бабёнку. Школа отпадает?
– Уверена в этом.
– Садик, значит, тоже. Выходит, остаётся только моя гостиница?
– Выходит.
– Ясно. Будем разбираться. Хотите поприсутствовать?
– Если разборки намечаются без стрельбы, хочу.
– Стрельбы не будет, гарантирую. Но я знаю, что женщинам на такое смотреть неприятно. Хотя, наследственность у вас вполне подходящая, может, для вас оно и нормально. А вот мальца, который за вами всюду таскается, с собой не берите. Ему там быть уж точно незачем. Пусть в машине посидит.
Когда Мешок подъехал к бывшему борделю, а ныне респектабельной гостинице, Марио с двумя телохранителями, теми же, что были вчера в ресторане, уже ждал у входа. Юра, невзирая ни на что, рвался пойти со мной, но Бубновый предложил дать ему по сопатке, и обиженный паренёк, нахохлившись, остался с Мешком караулить ‘БМВ’.
Как и говорил Нежный, за стойкой регистрации сидела благообразная старушка, при виде Марио расплывшаяся в улыбке. Она что-то хотела ему сказать, но он не был расположен слушать. Спросил только ‘Илона у себя?’ и, дождавшись подтверждения, повёл нас куда-то вглубь здания. В углу фойе я успела увидеть средних размеров стол, накрытый белой скатертью. Впрочем, это ещё ничего не доказывало. Мало ли где есть скатерти…
В коридоре нас встретил седой мужчина лет под шестьдесят, очень крепкого сложения для своего возраста, видимо, местный вышибала. Марио прошипел ему ‘Исчезни!’, и тот послушно исчез. Мы подошли к дверям без таблички и даже номера, Марио постучал и, не дожидаясь разрешения, вошёл. Нам ничего не оставалось, как последовать за ним.
– Марк Леонидович! – обрадовалась женщина, при нашем появлении вскочившая из-за стола.
Красотой она ничуть не уступала своей ровеснице Анжеле, только, в отличие от неё, ещё и не брезговала косметикой, которой очень умело пользовалась.
– Илона, есть к тебе одно дело, – сообщил Марио.
– Так здесь же теперь обычная гостиница, кроме себя, мне и предложить некого, – улыбнулась Илона.
– Для начала ответь мне на один простой вопрос. Этак с месяц назад у тебя тут пропала скатерть. Почему ты мне ни о чём не доложила?
– Так ведь скатерть – это же сущая мелочь, Марк Леонидович, – женщина продолжала улыбаться, но теперь в её глазах плескался страх.
Не требовалось ясновидения, чтобы понять – она уже догадалась, о чём идёт речь, чувствует себя виноватой и ужасно боится неизбежного наказания. Марио тоже всё прекрасно прочитал по её лицу.
– Илона, лучше колись сразу, – попросил он. – Расскажи всё, что знаешь о бабе, которую здесь держали, и никто не пострадает.
– Я не понимаю, о чём вы говорите!
Всё она отлично понимала. Умение скрывать мысли явно не относилось к её сильным сторонам. Я не сомневалась, что ещё пара-тройка вопросов, и она выложит всё, что знает. Но Марио решил пойти другим путём. Почти не замахиваясь, он ударил женщину по лицу, и она упала, обливаясь кровью.
– Заорёшь – убью, – прошипел он.
Илона поверила, кричать не стала, только тихонько плакала, размазывая по лицу кровь и слёзы.
– За что? – произнесла она, всхлипывая.
Я видела, что сейчас он будет бить её ногами. Меня замутило, я готова была бросить всё это дело, лишь бы прекратить ту мерзость, что происходила у меня перед глазами. Шагнув к Марио, я хотела его остановить, но Бубновый одной рукой меня обхватил, а второй зажал рот.
– Не вмешивайтесь, – Елена Михайловна, – прошептал он мне в ухо. – Здесь он хозяин и в полной силе, полезем – только себе навредим.
У меня всё плыло перед глазами, доводы рассудка больше не имели силы. Я укусила его за ладонь, но он не освободил мне рот. Вместо этого он вынес меня в коридор и потащил к выходу. Только в фойе он убрал руку с моего лица, тут уже кричать смысла не имело. На улице ко мне подбежал Мешок, и вдвоём они без труда забросили меня в машину. Бубновый сел рядом, на заднем сиденье.
Уже через полминуты мы были в двух кварталах от этой мерзкой гостиницы. Мешок остановился, Бубновый выволок меня наружу. Я глубоко вдохнула свежий воздух, и вдруг почувствовала у себя на языке вкус крови. Дальше сдерживаться было выше моих сил. Меня стошнило, желудок исторг весь завтрак и огромное количество жёлчи. Когда я, наконец, остановилась, Мешок протянул мне пластиковую бутылку холодной минералки, уж не знаю, когда он успел её раздобыть.
– Что, малец, и ты хотел посмотреть на то, что видела она? – мрачно поинтересовался Бубновый.
Юра испуганно замотал головой. Мешок протянул Бубновому аптечку.
– У тебя рука в крови, – сообщил он. – Что там? Похоже на укус.
– Так и есть. Я к ней со всей душой, а она со мной – вот так, – Бубновый умело бинтовал ладонь.
– Теперь тебе прививки надо будет делать, – попытался пошутить Мешок, но никто даже не улыбнулся. – Да что с вами? Ну, глянули, как Марио допрашивает свою шалаву. Не пойму, что вы ожидали увидеть? Ладно она, но ты, Бубновый? Ты же и сам мастер поработать паяльником!
Меня опять замутило, но на этот раз я подавила позыв к рвоте.
– При мне больше о пытках ни слова! – приказала я. – Может, по-другому и нельзя, но я не хочу этого ни видеть, не слышать! Ясно?
– Куда уж яснее, – ухмыльнулся Мешок. – Не тянем мы на благородных рыцарей в сверкающих доспехах. Куда нам до Стёпки!
– Это уж точно, – равнодушно согласилась я. – Отстань.
– Никогда не видели, что вытворяют эти благородные рыцари в День десантника?
– Это совсем другое! Озорство, может, и глупое, но женщин они не избивают!
– Уверены, Елена Михайловна? Я слыхал другое.
– Хватит! Замолчи!
Он замолчал. Но было уже поздно. Я снова вспомнила несчастную Илону. В глазах потемнело, и я бы рухнула на асфальт, если бы кто-то из моих чудесных телохранителей меня не подхватил. Юра выскочил из машины и суетился вокруг меня, пытаясь привести в чувство.
