Текст книги "Попались и Пропали (СИ)"
Автор книги: Александра Сергеева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 28 страниц)
Глава 10
Злюка
День закончился в раздумьях. Утро началось с такой кипучей деятельности, что на Руану поглядывали с подозрением. И кормилица, и Викрат, который вчера отказался от целых восьми предложений прокутить где-то с кем-то всю ночь. Пришлось ему укладывать спать в неурочный для таара час.
Заснуть бедняге не удалось, и он полночи не давал спать Урпахе. Которая ни с того, ни с сего напилась с молодым красавцем до полной невменяемости. И сейчас – по привычке продрав глаза с первыми лучами солнца – стонала, развалившись в кресле. С мокрой тряпкой на лбу и огромной кружкой рассола в дрожащих руках.
В кресле напротив восседал Викрат, заливая в себя наикрепчайший чай из бутонов каких-то южных цветков с дивным ароматом. И безобразным вкусом, от которого вязало во рту. Рубаха на тааре была распахнута, являя миру безупречно мускулистый живот – не хуже, чем у яранов. Руана, естественно, никогда не видела северянина с голым торсом. Но представляла тех именно такими.
Поскольку оба кутилы припёрлись страдать в её спальню – и прогнать их не удалось – она приступила к осуществлению новой задумки прямо при страдальцах. Ожидая разгромного скандала, но твёрдо вознамерившись стоять насмерть.
Пока старая кормилица с молодым повесой что-то там кряхтели, обсуждая ночную попойку, Руана разглядывала с десяток подаренных ей платьев. Служанки успели повытряхивать обновки из сундуков. Отгладили и развесили на подставках, задрапировав каждое тонкими холстами.
Руана заглядывала под каждый, оценивая платье, которое можно было носить, не выглядя в собственных глазах дурой. Таких не оказалось. А вечером ей предстояло впервые явиться на небольшой приём с чревоугодием и танцами. Где она собиралась произвести фурор. Что в придворных аляпистых, расшитых всякими финтифлюшками платьях просто невозможно.
Выбор пал на тёмно-зелёное бархатное платье с поясом на талии. И не слишком широкой юбкой с небольшим шлейфом. Всего-то и надо – примерилась она – поотрывать нашитых тут и там разноцветных кружевных бабочек. Не наделав при этом дыр. А ещё…
То, что внезапно пришло ей в голову, поначалу показалось бредом непьющей девицы, надышавшейся перегаром. Однако отбрыкаться от сногсшибательной идеи не удалось: та упрямо забиралась обратно в голову. В конце концов, Руана прониклась симпатией к упорной липучке: как-никак, сама такая. Сдаваться не в её привычках – где уж порицать за это других?
Она сняла с подставки выбранное платье и разложила его на кровати. Слушая вполуха воспоминания о бурной юности своей благонравной кормилицы, вооружилась ножницами и взялась за работу. Урпаху внезапно растащило на запретные откровения, которые Викрат слушал с нескрываемым удовольствием. Так что оба даже не заметили, как полоумная дурища кромсает дорогущую обновку.
А когда взбодрившаяся рассолом и приятной беседой старуха, наконец, вспомнила о воспитаннице, было уже поздно. Руана не только поработала с платьем, но и откромсала кусок меха от своей накидки серебристого меха.
– Ты!.. – едва ли не впервые на памяти, не сразу смогла обругать её Урпаха.
– Я, – согласилась Руана, сгребая с кровати недоделанное платье, и поторопилась заткнуть кормилице рот:
– Сейчас всё покажу.
Она бросилась за перегородку натягивать обновлённую обнову.
– А что случилось? – не понял Викрат причины того, что превратило лицо старухи в маску злобной лесной ведьмы.
– Что случилось?! – прошипела та, скручивая в жгут ту самую мокрую тряпку, которой спасалась от головных болей. – Что случилось. Да, уж случилось. Ну… Я тебе, задрыга, сейчас задам!
– Викрат! – завопила Руана, спешно натягивая платье. – Держи её! А то не покажу, что сегодня вечером всех убьёт!
– Я сама тебя сейчас убью! – вопила Урпаха, размахивая оружием и барахтаясь в объятьях мгновенно подскочившего таара. – Засранка! Чтоб тебя разорвало! Поганку этакую!
– Ты скоро? – уточнил Викрат, подсмеиваясь над развоевавшейся старухой, но держа её крепко-накрепко. – Мне ещё ни разу не доводилось прилагать столько сил, чтобы удержать даму. Обычно те сами от меня не торопятся отцепиться.
– Что?! – взревела обалдевшая кормилица. – Ах ты мерзавец! Пахабник!
– Отпускаю! – предупредил таар, ускользнув от удара тряпкой по башке. – Руана! Давай скорей! Она же меня убьёт! Откуда тут бабочки? – проворчал он под нос, перепрыгивая через кровать.
– Сейчас покажу, – пообещала ему Руана, выплывая из-за перегородки.
И пытаясь на ходу затянуть боковую шнуровку.
– Уф-ф-ф! – шумно выдохнула Урпаха, рухнув в кресло после того, как не сумела перевалить через кровать вслед за попрыгунчиком тааром. – Показывай: что там у тебя?
– Вот, – расставив руки, картинно продемонстрировала рукодельница результат своего скоропостижного труда.
Облегающее платье имело неглубокий полукруглый вырез горловины – почти под самое горло. Неширокую юбку и совсем узкие для нынешней моды рукава. Довольно строгое платье для прогулок на свежем воздухе: чтоб нигде не поддувало. За исключением срезанных бабочек оно практически не претерпело изменений. На первый взгляд.
– Ну, и? – разочарованно зафыркал Викрат, в прыжке падая на девичью кровать.
Аж все бабочки разлетелись. А Руана медленно повернулась на месте.
– Да, чтоб меня! – восхитился неутомимый повеса, хлопнув в ладоши. – Это просто…
– Срамота, – со вздохом уныло констатировала всякого повидавшая старуха. – Так и знала, что очередное позорище.
– Да, ладно тебе, – не согласился великий знаток женской красоты. – Не будь злюкой. По-моему, превосходная задумка. И так щекочет… э-э…
– Знаю я, где у вас от такого бесстыдства щекочет, – более благодушно проворчала Урпаха и вдруг признала: – Завлекательно вышло. Даже завлекательней того платья, где у тебя всё наружу аж то сосков.
– Мамушка! – обернувшись, возмутилась Руана.
– Что вижу, то и говорю! – окрысилась кормилица, поднимаясь и бросив на стол ставшее ненужным мокрое оружие. – Будет она меня ещё поучать. Лучше за дело взяться. А то до вечера можно и не поспеть. Ты ж ещё чего-то хотела?
– Обшить по горловине мехом, – голоском величайшей из скромниц пролепетала воспитанница.
– Серебристым по зелёному? – глянув на кровать с испорченной накидкой, пробормотала Урпаха. – А что. Красиво так-то. Но это уж я сама. А то ты нашьёшь тут: вкривь да вкось.
– Тогда, я, с твоего позволения, пойду прогуляюсь.
– Иди, – отмахнулась кормилица.
И рухнула обратно в кресло: ещё чуток пострадать и повздыхать. Выходило у неё замечательно.
Выйдя из-за перегородки и направившись к подставкам с платьями, Руана вспомнила о приятеле:
– Пойдёшь со мной?
– Я иду спать, – отверг тот лестное предложение. – Хотя бы на пару часиков: не меньше пяти, – категоричным тоном предупредил он, что любое вторжение посчитает поводом к войне.
После чего господин Таа-Дайбер откланялся. А Руана принялась облачаться на прогулку. На верховую прогулку, ибо, как выяснилось, днём в цитадели ничего интересного.
– Мамушка, ты не против, если я одену свой наряд для езды верхом? Тот, что подарили Таа-Дайберы тоже нужно переделывать.
– Тебе не стыдно? – с тяжким вздохом безнадёжно проигравшего воспитателя, задала та пустой вопрос.
– Конечно, не стыдно, – утешила её воспитанница. – Я же сама его изготовила.
– Такую срамотень даже ярании не носят, – попыталась укорить её кормилица.
– Я всегда знала, что превосхожу их во всём, – горделиво заявила таария.
И принялась вытаскивать из сундука нарочно запрятанный Урпахой подальше костюм наездницы. Вскоре она стояла у зеркала, что вдвое превосходило те, что были дома. В него можно увидеть себя в полроста. А, отойдя подальше, и в полный.
– Никак не налюбуюсь, – хвастливо заявила Руана, крутясь в поисках огрехов. – Отлично сидит. И заметь: с ним совсем не нужны помощницы. Я сама одеваюсь от начала и до конца.
– Чего ж в штаны-то самой не залезть? – беззлобно проворчала кормилица, любуясь ею и не скрывая этого. – Ох, и хороша ты у меня.
– Мамушка, – насупилась Руана. – Я у тебя, конечно, не совсем уродка. Но такая невзрачная, что… А! – махнула она рукой, присаживаясь в кресло, чтобы натянуть сапожки.
– Ну, личиком ты у нас и впрямь не вышла, – никогда не врала ей Урпаха. – Так себе личико: обыкновенное. Зато уж фигура у тебя знатная. Как у покойной матушки. Вон грудь какая высокая да крепкая. Поди сыщи такую. Большинство здешних красоток свои титьки вверх взбивают, да подматывают. А то и вовсе тряпья в платья напихают и ходят, как…
– Мамушка! – с деланным возмущением вытаращилась Руана и хихикнула.
– А ноги у тебя какие? – не сдавалась та. – Длинные да сильные. Главное, прямые. Не то, что у некоторых.
– А ещё? – разулыбалась Руана, и сама залюбовавшись, как ею страстно гордятся.
– Ну, волосы у тебя так себе, – придирчиво раскритиковала Урпаха. – Цвет уж больно невзрачный. К тому ж могли быть и погуще. Сколько я не подкармливала их отварами, а толку маловато. Зато у тебя талия тонка, а задница широка, – не преминула она соблюсти баланс. – Мужикам такие формы нравятся. Да и рожать легко будешь.
– Мамушка, я себя чувствую горшком на рынке, – насмешливо упрекнула расписанная во всех местах благородная таария. – Словно ты меня перед покупателями нахваливаешь.
Поднялась, пристукнула обутыми ногами и опустила юбку. Верней, расправила, ибо опускать там нечего. Вопреки всем законам приличия, Руана обрезала её наискось: так, что впереди она была едва по колено, открывая ноги в штанах. А сзади, как положено, до пят. Очень удобно: и залезть на Мордатого и спрыгнуть самостоятельно.
Ярании порой вообще ездили в одних мужских штанах – ну, так то воительницы. Хотя в цитадели северянки предпочитали надевать поверх штанов длинные юбки с разрезами по бокам: от самого пояса. Тоже подходяще, но у Руаны юбка гораздо удобней. К тому же, ни у кого подобной нет – а это великое дело при императорском дворе.
Да и коле́т такой поди сыщи – как говорит кормилица. Он больше напоминал крестьянский жилет, только с рукавами. Низкий глубокий вырез заканчивался почти на талии, выставляя напоказ грудь в складках тонкой рубахи. Так сказать, любуйтесь тем, что у нас краше всего. И пореже разглядывайте неудавшееся природе личико.
Она хмыкнула и натянула на голову широкий берет, упрятав под него скрученную наскоро шишку. Её бы чем-то закрепить, да неохота возиться. Авось не вывалятся – махнула Руана на своё иронично улыбавшееся отражение рукой. И направилась к Урпахе.
Поцеловав кормилицу, она выскочила за дверь, сопровождаемая воркотнёй про бесстыдниц и обрезанные панталоны. Столкнувшаяся с ней служанка распахнула в изумлении рот. Выронила стопку каких-то сложенных тряпок и принялась тыкать в таарию пальцем. Руана усмехнулась и направилась к лестнице. Кажется, она и сегодня удивит всех встречных – пускай злословят.
На площади со встречными не сложилось: никто не повстречался. Таары, послушные привычке полуночничать, ещё дрыхли без задних ног. Яраны давно разбрелись кто куда. Руана слегка обиделась на такое пренебрежение своими ожиданиями. И поспешила за дом в сторону коровников.
Тут вожделенный успех её таки настиг. Некоторые скотники и скотницы таращились на высокородную бесстыдницу, как на чудо с четырьмя ногами и парой голов в беретах. Хоть пальцами не тыкали – и то хорошо. Мордатый как раз выплывал из загона: красивый, довольный собой и осёдланный.
– Как вы узнали? – опешила Руана, когда пожилой мужик сунул ей в руки повод.
А Мордатый ткнулся влажным носом в щёку хозяйки.
– Что госпожа изволит прогуляться? – хитро ухмыльнулся скотник. – Так господин Таа-Дайбер велел. Ещё с вечера, как вернулся с охоты. Даже время назвал. Дескать, приготовьте, а то ж она вам жизни не даст. Как примется над душой стоять: дескать, скорей да пошевеливайтесь. Мол, госпожа таария страшно нетерпелива.
– Враньё, – твёрдо заверила его Руана, оглаживая морду любимца. – Правда, дружок?
– Му-у, – поддакнул тот, хлестнув скотника хвостом.
– А-а! – махнул тот рукой.
Мол, что тут с вами бестолку языками чесать, когда дел невпроворот. Хмыкнул, развернулся и пошёл, прочь, чуть подволакивая ногу.
– Куда направимся? – поинтересовалась у Мордатого Руана, перекидывая повод ему на спину.
– М-м-м, – задумался тот, послав к воротам рассеянный взгляд.
– Понятно, – согласилась Руана и поднялась в седло: – Куда пойдётся, туда и пойдём.
Она поёрзала, разглаживая под задницей складки штанов. Заодно расправляя юбку, покрывшую бычью спину натуральной попоной. Нащупала в левом седельном кармане арбалет – Викрат и об этом позаботился.
– Вперёд, – бодро скомандовала, чуть наподдав в бока пятками
Бык вздохнул и поплёлся мимо оставленного загона к воротам.
Эффектного выезда не получилось. Во-первых, Мордатый, как нарочно, изображал из себя дохлую свинью. Во-вторых, большинству здесь у ворот и дела не было до провокационного наряда высокородной бездельницы. От воображаемого торжества осталась лишь кислая мина на собственном лице – от неё никак не удавалось избавиться.
За воротами Мордатый оживился. Не понукаемый своей наездницей, самостоятельно потрусил по наезженной дороге навстречу поднимавшемуся солнцу. Лучи которого безжалостно топили глаза в слезах, но Руана терпела. Вокруг одни луга да рощицы: только сверни с дороги, и бык прочно застрянет в траве, решив, что завтрак важней. В конце концов, прогулка – не его идея. И нужна ему, как дополнительная пара конечностей с крабьими клешнями.
Так они и трусили по дороге – каждый, думал о своём. Повстречали три воза с сеном – Руана благосклонно поприветствовала возниц. Мордатый проигнорировал тягловых собратьев, которых за людей-то не считал. И совершенно непреднамеренно встрепенулся, перейдя на горделивую рысцу: вот, мол, я какой! Дивитесь.
– Дивлюсь я на тебя, – насмешливо прокомментировала Руана выходку позёра. – Вокруг ни одной коровы. Перед кем красуемся?
– Му-у, – философски заметил Мордатый, что герой и без публики орёл.
И наддал. Поскакал, поднимая пылюку, и задирая морду: что-то высматривал впереди или продолжил выпендриваться?
Ответ она получила почти сразу. Навстречу неслись несколько всадников – за облаком пыли точно не разглядеть. Сомнения не вызывало одно: северяне. В дальних переходах на скакунах те всегда обматывали головы плотными шарфами – оставляли только щели для глаз. Так, чтобы не приходилось глотать пыль. Таары же редко носились вскачь. А долгий путь предпочитали преодолевать в крытых повозках.
Желая избежать ненужное общение, Руана понукнула быка сойти на обочину дороги. Мордатый понял её намерения по-своему и вломился в низкий колючий кустарник на обочине. Стал продираться к лежащей за ним поляне: зелёной и нетронутой. Обжора сопел в предвкушении, а всадница вытащила ноги из стремян и поджала: чтобы не ободрать сапожки.
Вдруг Мордатый остановился, не закончив штурм кустарника. Повернул морду к покинутой дороге и, так сказать, набычился. Скакуны – в отличие от тягловой скотины – славились несносным характером. Будь иначе, их никакой силой не загнать в бой, где все шумят и портят друг другу шкуры.
Руана нехотя повернула голову и обнаружила, что всадников трое. Что те остановились напротив выломанной в кустарнике бреши и наблюдают. Их скакуны поводили взмокшими боками, с интересом наблюдая за работой сородича. Зелень, видная в проделанной им бреши, манила и тех, кто заслуживал обеда гораздо больше отдохнувшего лентяя. К тому же со стороны поляны доносилось журчание воды. А это уж и вовсе отменный приз.
Руана вздохнула и не без досады решила проявить благородство:
– Господа, я уступаю вам эту поляну. Мордатый, давай назад.
– Му-у?! – возмутился тот попранием своего права первой находки.
– А поляна и без того наша, – с неприкрытой издёвкой заявил один из яранов.
Он уже размотал на голове шарф, явив лицо совсем молоденького парнишки-защитника. Симпатичного лишь в силу своей юности: чуть подрастёт, и рожа станет топорной, как у Радо-Яра. Традиционно длинные волосы росомахи были заплетены в две косы, стянутые за спиной. В ухе красовалась здоровенная серьга с зелёным камнем.
– Даже не начинай, – поморщилась Руана, дёргая повод в надежде, что Мордатый одумается и уступит.
– Му-у! – предложил тот, чтобы она даже не обольщалась.
– Кстати, чуть дальше за поворотом дороги кустарник кончается, – вполне дружелюбно заметил второй яран, не торопясь стаскивать шарф. – Не пришлось бы продираться через эту колючую преграду. Пожалела бы шкуру своего быка.
– Я? – невольно удивилась Руана, вздёрнув брови. – А кто сказал, будто его туда погнали силком? Я всего лишь просила уступить дорогу тем, кто торопится.
– Так, кто у вас на ком ездит? – иронично осведомился третий яран, кажется, весьма знакомым голосом.
– Я ещё не замужем, – проворчала Руана, продолжая дёргать повод и наподдавая пятками в бока упрямого мерзавца.
– В смысле? – удивился нелепому ответу мальчик росомаха. – А причём тут это?
– Госпожа таария имеет в виду, – заметил яран со знакомым голосом, – что она пока не научилась помыкать мужиками. Вот замуж выйдет, подучится, и дело пойдёт веселей.
– Если ты такой умный, – окрысилась Руана, – так чего ж не проехал мимо?! Вас кто-то приглашал побеседовать?!
– А она злюка, – удивлённо прокомментировал её вспышку третий яран, стаскивая с головы шарф.
И оказался женщиной. Явно за тридцать, хотя, может, и за сорок. Некрасивой, с грубоватым голосом. С кое-как закрученными на затылке светлыми волосами, где паутинками проблёскивала на солнце седина. И с широким шрамом, перекрестившим всё лицо от правого виска до левой щеки.
Лишь большие умные насмешливые глаза оттенка зимнего тёмного неба сверкали на нём подлинным украшением.
– Прости, – чистосердечно извинилась перед ней Руана. – Я сорвалась. Хотя это никак меня не оправдывает.
– Что-то я тебя не помню, – обтирая лицо шарфом, объявила ярания.
– Я в цитадели всего третий день.
– Понятно, – довольно приветливо улыбнулась ярания-тигрица с отменно отшлифованными техниками атакующего и защитника. – Всего третий день и уже достали. Это мы можем. Чести-Яр назвал тебя таарией. Это правда?
– Правда.
– Однако, – задумчиво пробормотала ярания.
– Да уж, – деланно посетовала Руана. – Угораздило.
Тигрица коротко рассмеялась, после чего одобрительно заметила:
– А у девочки голова не пустая.
Тот, кого она обозвала Чести-Яром, наконец, стащил шарф. И Руана узнала того красавца-щёголя, что был с Радо-Яром и Багеной в первое их знакомство. Он изобразил на лице полную превосходства ухмылку и съязвил:
– Настолько, что заинтересовала самого Урха.
– Будто бы? – удивился мальчишка росомаха.
– Не помню никакого Урха, – нахмурилась Руана.
– Радо-Яра Яр-Турана, – пояснил красавец, оказавшийся тигром с техниками защитника и лазутчика.
– А-а, этого, – мрачно процедила она, потеряв к разговору всякий интерес.
Хотя с этой яранией хотелось познакомиться поближе. Уж больно ей понравилась женщина, плевать хотевшая на своё уродство.
– И верно злюка, – недовольно оценил её гримасу мальчишка.
– Наверняка уже успела насолить Яр-Турану? – вдруг вполне дружелюбно улыбнулся Чести-Яр.
И злость Руаны, как рукой сняло. Она улыбнулась в ответ и демонстративно пожала плечами, молвив голоском невинной девы:
– Не убила же.
На этот раз северяне посмеялись от души: долго и громко. Перебрасываясь едкими комментариями в адрес назла. Симпатичные люди, лёгкая беседа.
Как вдруг малец брякнул:
– А Урх обид не прощает. Даже бабам.
Бац! Оплеуха ярании чуть не сбросила его с быка. Красавец тигр не просто помрачнел – его лицо стало хищным.
– Вы что, собираетесь меня запугать? – вежливо осведомилась Руана, постаравшись изобразить зловещую ухмылку.
И у неё получилось. Ярания покачала головой:
– Ты неплохая девочка. С мозгами и, похоже, с живой душой. У нас нет причин тебя запугивать. Но от Радо-Яра держись подальше.
– Я-то, как раз, его не ищу, – возразила Руана, больше не пытаясь ничего изображать. – Лучше бы он держался от меня подальше.
Ярания стронула с места быка. И проезжая мимо неё, негромко бросила:
– Это вряд ли. Раз уж он тебя отметил.
Красавец тигр сдержанно кивнул и последовал за спутницей. Молодой росомаха глянул на Руану как-то виновато. Однако ничего не сказал
Вот и поговорили. Лучше бы дома сидела.
Глава 11
Новорожденная
Руана была чужда многочисленным суевериям, что в народе буквально командовали всеми: и людьми, и делами. Встретить на восходе или на закате трёх яранов – это не к добру трижды тридцать раз. Уж такая гнусная примета – хоть ложись да помирай.
А если разобраться, всё объясняется просто. Некогда было время, когда подобная встреча вела лишь к паре возможных исходов: ограбят и убьют. Как, собственно, на любой войне с любым народом. Война давным-давно закончилась, и яраны больше не лютуют, а примета осталась. И зловредно добавляла опасного недружелюбия в общую картину мирного противостояния северян с прочими гражданами империи.
Однажды это полыхнёт – всерьёз заботило Руану, как девушку образованную, изучившую историю великого северного нашествия. Не нужно иметь лоб шириной в ладонь, чтобы это понимать. Однако ей казалось, что никого, кроме неё, назревшая проблема вообще не волнует. Разве что заставляет строго придерживаться устоявшихся норм и законов.
Погружённая в нелёгкие политические проблемы – решать которые её никто не приглашал – она рассеянно водила глазами окрест. Утро выдалось погожее, настроение пока никто не испортил. В поднебесье надрывалась какая-то пичуга – её щебет был подлинным гимном полученному шансу вылупиться и жить.
Мордатый раззадорился и весело трюхал по дороге размеренной рысью. Вскоре он стал прибавлять шаг – Руана не сразу и услыхала, что позади их кто-то догоняет. Поскольку разбойников вблизи цитадели и столицы не водилось, она даже оборачиваться не стала. Кому надо, объедет. А сама с дороги больше ни за что не сойдёт – хватит с неё на сегодня благонравия и манер.
Что произошло дальше, она так и не поняла. Даже придя в себя после падения на землю. Верней, именно придя в себя, она меньше всего заинтересовалась причиной катастрофы. Упала и упала – последствия её оглушили гораздо больше самого падения.
– Этого не может быть, – прошептала она, очнувшись.
И осознав, где находится. Что важней: кто она. Точнее: кто она теперь. Потому что раньше её звали Ольгой. Ольгой Тумановой. Двадцати пяти лет отроду. Ещё точней: прожившей всего двадцать пять лет – здешние года отчего-то в зачёт не пошли. Поначалу.
Перед внутренним взором отчётливо маячило искажённое лицо пьяной мачехи. И скабрезно ухмылявшаяся рожа её очередного хахаля. Которого ревнивая любовница застала за паскудной изменой: тот пытался облапать ненавистную падчерицу. Её, Ольгу.
Она с детства не позволяла этой суке себя обижать. Впрочем, пока был жив отец, двуличная гадина ещё держала себя в руках. Стиснув зубы, изображала нормальную мать, лишь изредка срываясь на мелкой падлюке – как однажды услыхала Ольга в свой адрес. Но год назад отец умер…
Год назад – окончательно прихлопнуло Руану осознание случившегося. Если присовокупить это фантастическое перерождение, получается, что отца нет уже семь лет. А в её дважды… нет, трижды ушибленной башке образы обоих отцов странным образом слились в единый.
Надо же – поморщилась Руана, пошевелившись и ощутив в затылке зверскую боль – она прекрасно помнила удар по голове там, дома. За мгновенье до того, как выключилась. Значит, мачеха её убила. Тварина бессердечная!
В тот же момент в этом мире девочка по имени Руанаина Таа-Лейгард сверзилась с быка. И, видимо, почти с тем же результатом. Хотя ей повезло больше: из неё, как говорится, лишь дух вышибло. Чтобы сознанию Ольги было куда приткнуться. Знать бы ещё: какими путями-дорожками она вновь стала новорожденной?
– А ты дёргался, – приятным снисходительным баритоном прогудело над её головой. – Она уже пришла в себя. Но выделывается: видать, нам назло. Таария, ты бы открыла глаза. А то моего друга Урха сейчас надвое порвёт.
Урха? Слово показалось смутно знакомым. Руана пошевелила отбитым мозгом и вспомнила: кличка Радо-Яра. Значит, это он её нагонял. И что? Сбросил на землю? Пытался убить? Бред!
Если бы назл хотел кого-то прибить, еле живое тело тут бы не валялась – шевельнулась она, проверяя себя на дееспособность. Причём явно в чьих-то объятьях. Жёсткая рука сдавливала плечи с таким энтузиазмом, словно пыталась выдавить из неё кишки, как пасту из тюбика. Вторая рука – с твёрдой мозолистой рукой – бестолково шарила по её голове. Видимо, в поисках повреждений.
– Руана, – мрачно и чуть обиженно просипел Радо-Яр, слегка её встряхнув. – Открой глаза. Это не шутки.
– Не тряси, – с трудом разлепив высохшие губы, попросила она. – Больно.
– Где? – не скрывая, тревожился он.
– Голова. Что случилось?
– Ты упала с быка, – пояснил баритон. – То ли заснула, то ли просто дура.
– Почему? – удивилась Руана.
– Потому что скакун не предназначен для того, чтобы спать в седле, – получила она резкую отповедь Радо-Яра.
– Я не спала, – обиженно возразила она.
– Глаза открой! – резко потребовал он.
И веки поспешно распахнулись, словно только и ожидая команды. Но тотчас схлопнулись: солнечный свет плеснул в глаза кипятком. Слёзы выкарабкивались из-под ресниц и неуверенно ползли по щекам, будто боялись, что назл их тоже прикончит.
– Ладно, не открывай, – разрешил тот. – И ничего не бойся. Сейчас мы тебя поднимем в седло и отвезём домой.
Руана кивнула и…
Снова отключилась – поняла она, очнувшись уже в постели. И первым делом напомнила себе: я Ольга. О чём уже никогда не забыть, вернувшись в прежнее безмятежное существование. В сущности, оно было именно таким – несмотря на проблемы с Ати…
Ати! Готовая расплыться, будто лужа под ногами, психика моментально мобилизовалась. У неё теперь есть сестра. А не этот гадёныш – сын мачехи – который вовсю помогал мамаше отравлять жизнь сводной сестрице. Нет, её Ати чудная девочка – просто ангел. И старшую сестру обожает…
Её нужно спасать! А не валяться тут, как куча дерьма в заброшенном загоне.
– Очнулась? – придирчиво проскрипела кормилица.
И на лоб опустила её тёплая рука.
– Урпаха! – так неестественно пылко обрадовалась Руана, что сама испугалась.
– Ничего, детка, – сухо успокоила та. – С тобой всё в порядке. Не померла и ладно.
Руана осторожно приоткрыла глаза:
– Не померла и ладно? Мамушка, чего ж так неласково?
– Это ещё ласково, – угрожающе прокряхтела суровая старуха. – Вот погоди: одыбаешь, я с твоей задницы семь шкур спущу.
– За что? – машинально поинтересовалась она, осторожно вертя головой.
Под черепушкой ничего не болело.
– Кстати, кто меня принёс? Радо-Яр?
– Наш хозяин, – вздохнула и разом помягчела кормилица.
Поплескала руками в стоящем на столе тазу. Вынула тряпку, отжала и плюхнула на лоб болящей:
– Встретил того упыря у загонов и отнял тебя. Даже драки учинять не стал: сразу домой потащил. Лекарей нагнал. Вон, какого богатства тебе натаскали, – усевшись на край постели, кивнула она в сторону стола.
Там стояла целая куча глиняных и дорогих стеклянных пузырьков.
– Я это жрать не буду, – скуксилась Руана. – Отравят ещё. У меня желудок не железный.
– И не надо, – подозрительно покладисто согласилась Урпаха. – Сама полечу. Не впервой. А ты на эту скотину Мордатого больше сроду не сядешь. Я его на мясо сдам.
Угроза была дежурной, многократно повторяемой – Руана пропустила её мимо ушей. На повестке стоял более важный вопрос:
– Мамушка, я сегодня обязательно должна попасть на приём.
– К императору? – придирчиво уточнила та. – С чего такой зуд? – и вдруг выдвинула ультиматум: – Пока всё не расскажешь, никуда не пойдёшь. А то и вовсе отцу отпишу. Пускай тебя домой забирает.
Поскольку ультиматумами кормилица никогда не злоупотребляла, Руана относилась к каждому со всей серьёзностью. Старуха у неё кремень: сказано – сделано. Даже отец её попугивался. Выхода нет: придётся колоться.
И Руана выложила всё, что знала, думала, задумала и успела насвершать. Ждала отповеди и даже скандала. Но Урпаха осталась верна себе:
– Нашу девочку нужно спасать. Тут никаких таких… всяких быть не должно. Только верно ли ты поняла, что происходит? А пуще того: что произойдёт. Откуда такая уверенность, что император на нашу Ати позарится? У него шалав больше, чем выпавших волос. Только пальцем помани: всю его кровать заполонят. Так поленницей и сложатся. Зачем ему деревенская простушка? Ох, что-то наши добрые хозяева мудрят.
– Почему ты так думаешь? – не слишком прониклась Руана её предосторожностью.
– Больно добрые! – отрезала кормилица и вдруг пошла на попятный: – На приём ступай. Если чувствуешь, что ноги пойдут. Станет дурно, так небось Викрат обратно притащит. Не помрёшь. А там смотри в оба. И не на мужиков, а на этого похабника… единственного. Чтоб ему пусто было!
Единственным в этом мире обзывали императора, как на Земле всяким царям-королям говорили: ваше величество. Почему так? Потому что он и был единственным. Хотя его и не назвать неповторимым: императорский талант добросовестно тиражировался в потомках.
– Платье я подготовила, – проворчала Урпаха, поднимаясь с кровати, и вдруг озорно хмыкнула: – А здорово оно вышло! Вроде скромней скромного, а поди ж ты. Глаз так и притягивает. Это у меня-то, у старухи. У мужиков так и вовсе повыскакивают. Так, глядишь, императору и наша Ати не глянется: по тебе все глаза проглядит. А уж мы с тобой отобьёмся, – пригрозила она пустому пространству, тряся кулаком. – Нас голыми руками не возьмёшь.
Руана открыла рот, чтобы поддакнуть… Да и закрыла. До неё вдруг дошло: она вспомнила себя прежнюю, но Ольгой больше себя не ощущает. То есть, абсолютно. Будто и не было тех двадцати пяти лет подлинной жизни…
Стоп! А чем она сейчас не подлинная? Ей и здесь приходилось расти да взрослеть. Учиться, бороться за право на самоопределение. К тому же этот мир был несравнимо добрей. Здесь отец не просто любил её, но и давал это почувствовать. Не смотрел сквозь дочь, как сквозь мешающий видимости туман.
Здесь мачеха кривилась на каждый её выверт, но просиживала ночи напролёт, когда Руана заболевала. Беспокоилась о её нарядах, манерах, будущем. Пыталась научить всему, что, по её мнению, могло защитить дурочку от неприятностей. Собственно, по-своему любила брыкливую малолетку. Про Ати и говорить нечего: немыслимый подарок судьбы. А Урпаха?
Вот и получалось, что именно эту жизнь душа стремилась считать единственно подлинной. А Руана и не думала противоречить. Тем более что даже мысленно так и не называла себя Ольгой.
