Текст книги "Право на безумие"

Автор книги: Александр Земляной

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

Не доходя до дома, Леший присел на лавочку и решил успокаиваться с помощью доступных средств, то есть достал сигарету, закурил и посмотрел на звездное небо. По прошествии десяти минут, он с удивлением заметил, что это помогает. Мысли перестали чередоваться с ругательствами, выстроились в ряд и потекли в мирном русле. «Старого» на столе он оставил специально, пусть посозерцает, помучается от своей не состоятельности как хранителя (или кто она там по должности?). Была твердая уверенность, что забрать его, или спрятать Арлетта не сможет. «Близок локоть, да не укусишь». На душе стало спокойнее и, он начал размышлять о том, где можно купить оконное стекло и как его потом доставить домой без машины. Еще нужно было купить картошки, килограммов десять сахару, и навести порядок в квартире. За время его семейного одиночества, она приобрела вполне созревший холостяцкий вид, и это не нравилось даже ему. Нужно было найти время и привести жилище в удобоваримый вид.

– Эй, мужик, закурить есть?

Он про себя, выругался. У родного подъезда расположилась группа малолеток. Излишек пива, присутствие девчонок и сгущающиеся сумерки явно провоцировали четверых, слегка выпивших, ребят на беспричинные подвиги. Алексей молча протянул пачку с оставшейся последней сигаретой подавшему голос пацану, повернулся и начал подниматься по ступенькам.

– Слышь, последнюю даже менты не забирают.

– Ничего, травись на здоровье.

– А ты че так борзо разговариваешь. Крутой, да?

Он остановился. Перед ним стояли все четверо, им было весело. Злость вернулась и настойчиво требовала своего.

– Знаете что, пионеры, забирали бы вы своих подружек и шли куда-нибудь подальше. Дойду до дому, не поленюсь, вызову пару «воронков».

– Дойдешь, но не сразу.

Ребятишки посчитали, что нашли подходящую жертву и отпускать его без мордобоя не собирались. Девчушки ободряюще захихикали и Леший перестал ждать и сдерживаться. Первые два удара получились на редкость сильными и точными. Ближайший искатель приключений, не успев осознать опасности, кулем рухнул на пыльный асфальт. А потом все пошло необычно. Он еле успел сдержать удар. Уже не кулак, а сверкающая изумрудами сталь неслась в лицо перепуганному мальчишке, и остановилась буквально у его носа. Леший замер, девчонки «окаменели», а ребят уже не было. Слышался только дружный удаляющийся топот. Он повернулся в сторону представительниц женского пола, вызвав в их рядах легкую панику. Размалеванная дворовая красавица ойкнула и уронила пивную банку. Он сурово погрозил ей пальцем, торжественно молвил: «Не надо мусорить» и, с легким сердцем и мечом в руке пошел домой. Ничто так не успокаивает мужчину, как победа. Пусть она маленькая, незначительная, и даже похвастаться ею стыдно.

Зайдя к себе и закрыв дверь, он с облегчением вздохнул. Как бы наивно это не было, но в этих стенах он чувствовал себя легко и в полной безопасности. Спать не хотелось. Леший поставил чайник, собрал и выбросил разбитое стекло, перемыл посуду, которой,  к его удивлению, оказалось не очень много. Навел мало-мальский порядок в квартире и, вспомнив одно из Арлеттиных откровений, подошел к стулу, на котором продолжала висеть пустая кобура. Она была в ржавых пятнах, а под стулом лежала приличная горка маслянистого порошка. «Не обманула, значит. Эх, «Старый», сожрал соперника. Чем тебе «макар» помешал, я из него даже стрелял крайне редко. Что прикажешь теперь делать несчастному оперу? Попрут со службы, как пить дать. Хотя, что для тебя эти мелочи по сравнению с мировой революцией». Меч который при первом же его упоминании появился в сжатой ладони, он бережно положил на диван и уселся рядом, бережно гладя рукой блестящую сталь.

У него очень давно, с самого детства, не было любимой вещи. Такой, которую приятно и хочется держать в руках, постоянно носить с собой и хвастаться перед близкими и не очень близкими друзьями. В далеком третьем классе, Леша Егоров весь вечер просидел в мастерской отца, а потом предъявил на суд своих друзей деревянный пистолетик, который даже недруги объявили лучшим на улице. Он буквально купался в предложениях «поменяться», или «дать поиграться на время», но всегда отказывал и тем, и другим. А потом, в пионерском лагере, пистолет отобрали местные пацаны, испортив впечатления и от моря, и от солнца, и от черноморской природы в целом. Леший вздохнул. Сколько лет прошло, а не забываются почему-то искреннее маленькое счастье и большое детское горе.

К реальности вернул закипевший чайник, потревоживший тихие комнаты истошным свистом. «Надо мобильник зарядить, сел, наверное, молчит долго». Пристроив телефон, он улегся на диване, и начал размышлять о приятном: на какую стенку повесить меч. Так, чтобы было красиво или чтобы всегда был перед глазами. И тут же подал свой голос телефон. «Включил на свою голову».

– Алле. Леша, это вы?

Он автоматически кивнул.

– У Вас все нормально? Я пол часа не могу дозвониться.

– Оксана, извини пожалуйста, я дома. Устал за день, да и на работу завтра.

– Завтра же воскресенье.

– Работа, есть работа.

– Алексей, я бы хотела с вами поговорить с глазу на глаз, чтобы никто не мешал.

– А Арлетта где?

– В город пошла прогуляться.

Он усмехнулся: будет для кого-то сегодня веселье.

– Если окончательно перейдем на «ты», я согласен.

– Можно прямо сейчас?

– Оксана, я никуда не хочу идти. У меня чайник закипел.

– Я сама подъеду, если это удобно.

Он помолчал. Кто его знает, удобно или нет. Или для кого неудобнее.

– Подтягивайся. Тут минут пять пешком. Соседи мы, в каком-то роде.

17

Оксана, как обычно, очень хорошо выглядела. Что-то легкое, нарочито простенькое, минимум косметики и легкий, но запоминающийся цветочный запах. «Скромное обаяние буржуазии», одним словом.

Они сидели на кухне и пили чай. Он откровенно рассматривал ее, а она осторожно, изучала окружающую обстановку. Похоже, от его дома Оксана ожидала чего-то другого, и теперь пыталась скрыть легкое разочарование.

– Ты давно женат?

Разговор явно не клеился.

– Давно.

– А дети есть?

– Есть. Сын.

– А где они сейчас?

– Отдыхать отправил.

– Все вы, мужики, одинаковые. Жену куда-нибудь подальше, а самому можно немного расслабиться.

– Никогда не понимал женщин. Сама же в гости напросилась, чего же теперь на меня злиться.

– Абсолютно не злюсь. Но факт, есть факт.

 «Куда-то мы не в ту сторону отправились. Все-таки злится. На себя злится: «Напросилась, пришла, вдруг он обо мне подумает плохо». Эх, красивая женщина, но романтика на сегодня себя исчерпала, наверное. Хотя соседи все равно, будут счастливы».

– Чайку подлить?

– Нет, спасибо.

– Я тебя так и не поблагодарил. Весь день со мной возишься, раны перевязываешь, молитвы читаешь. Спасибо. Кто знает, действительно, что было бы, если бы не твои молитвы. От Арлетты такого не дождешься.

– Да ладно, мелочи. Я от чистого сердца. А кто такая Арлетта?

– Насколько я понимаю, – воин. Что-то типа амазонки. Рыцарь без страха и упрека.

– Расскажи что можно. Мне все очень интересно.

– Рассказывать об этом, все равно что диагноз психиатру диктовать. И опасное это знание, как я понял. Но попытаюсь, самому нужно с мыслями собраться. Но сначала ответь мне на один вопрос. Ты меня кем считаешь?

Оксана молчала. Все ее мысли об Алексее сейчас крутились вокруг чего-то очень восторженного и прекрасного, но высказывать это все вслух она не хотела категорически. Он и без этого о ней бог знает что думает. Поэтому она подумала о его жене, собралась с оставшимися критическими мыслями, набрала в грудь воздуха и… промолчала.

– Не знаю. Очень все странно. Но я думаю, что ты очень хороший человек.

– Спасибо на добром слове. Очень исчерпывающее и, главное, конкретное замечание.

Она почувствовала в его словах иронию и нахмурилась.

– Не обижайся, пожалуйста. Столько всего за последнее время произошло, и боюсь, что это только начало. Вот и нервничаю.

Он допил чай, включил приемник.

– Вкратце история такова. Не так давно ко мне прибыл представитель каких-то там сил и предложил работу. Почему именно ко мне, не знаю. Но, поскольку выглядел он отвратительно и уговаривал очень навязчиво, я отказался. А потом Аля с сестричкой подарили мне этот меч. Собственно, не подарили, а решили совершить жертвоприношение, но неудачно. Для них неудачно. И теперь за мной, по всей видимости, будет гоняться все их племя, чтобы вернуть потерянное «народное достояние».

Леший вздохнул, и «плотину» молчания прорвало. Понял, что если не поделится с кем-нибудь, вполне возможно, шутка про психиатра окажется весьма актуальной. Он вывалил на Оксану все, что случилось с ним за последнее время до самых мельчайших подробностей, удивляясь, что помнит все так точно и подробно. Рассказывал и не делал никаких выводов. Не старался найти глубинных причин и подумать о возможных надвигающихся неприятностях. Просто рассказывал, откровенно, как на исповеди.

Как ни странно, описание событий заняло не очень много времени, а она не задала ни одного вопроса.

– В общем, дружить со мной сейчас очень опасно. Ты чемоданчик спрячь куда-нибудь. Я не знаю, можно ли пользоваться этими деньгами, но, если хочешь, потрать на что-нибудь. Машину новую или в бизнес, на твой выбор. Я их трогать пока не собираюсь, а о других Майкл ничего не говорил.

Часы пропикали одиннадцать, и он решил, что пришло время прощаться.

– Давай я тебя провожу. Тут хулиганья полно. Прицепятся еще.

Он довел ее до машины, посмотрел вслед удаляющимся огонькам габаритных огней и медленно побрел к себе на пятый этаж.

Квартира была сиротливо пустой, а ему было одиноко и грустно. С мечом в одной руке и пультом от телевизора в другой, Алексей сидел в кресле, не включая ни света, ни члена семьи с плоским экраном, и сосредоточено думал над суперважными вопросами: на какое время ставить будильник и к какому часу прибыть на службу.

Звонок в дверь раздался как колокол громкого боя на корабле. Не задумываясь, кто бы это мог быть и не смотря в глазок, он открыл дверь и улыбнулся.

– Не разбудила?

– Да нет. Не ложился еще, все о проблемах мирозданья размышляю.

– Я у тебя сумочку забыла.

Он улыбнулся еще раз, и окружающее его пространство наполнилась легким цветочным запахом.

 18

Алексей шел по тихим улицам утреннего города, который остался цел после возможных Арлеттиных похождений, и думал об Оксане, которая, подкинув его до центра, пообещала перезвонить, и отбыла по своим делам. Хороший она была человечек. Ему редко встречались подобные добрые и отзывчивые люди, тем более женщины. И теперь то, что она без оглядки лезла в эти практически вселенского масштаба неприятности, ему не нравилось и, больше того, пугало. Он не привык и всегда избегал перекладывать свои проблемы на чужие плечи. К тому же, боялся, что эти красивые плечики не выдержат и сломаются в самый неподходящий момент. Леший вздохнул и, отогнав по возможности, грустные мысли, начал обходить лужу, которая распростерлась по дороге к отделу.

Лужа была большой и величественной. Можно сказать – монументальной. Она не пересыхала даже в жару, лишь покрывалась растрескавшейся коркой. Грязь в ней была жирной, липкой и неживой. Над ней никогда не вились ни мошки, ни букашки, словно боясь чего-то и облетая ее стороной. С опаской к ней относился и Леший, которому посчастливилось одной промозглой осенью поскользнуться и грохнуться в зловонную жижу. Эта смесь воды, земли и городского мусора очень плохо отстирывалась, и он для себя решил, что из ее дальней родственницы и вылез на еще невинную Землю тот, кого он теперь называл Майклом. Почему он так решил, Леший не знал. Не знал и почему сейчас пошел этой дорогой, хотя всегда старался обходить эту мерзость стороной. Но лужа лежала спокойно, признаков агрессии не проявляла, и он благополучно добрался до своего пункта назначения.

Отдел, не смотря на воскресенье, жил своей обычной активной жизнью. Опера сновали по этажам, кто с озабоченным, кто с уставшим, а кто и с отсутствующим видом. Собирались группками по интересам, чтобы выпить кофе и покурить в каком-нибудь кабинете. Поскольку борьба с коррупцией и курением в Службе была практически равнозначной, курили тайком, в тех местах, куда начальник отдела не забредал. На перекуре делились последними новостями, событиями и делами, которыми можно было поделиться, там же занимали друг у друга деньги до зарплаты и обсуждали, что делать вечером. Расходились по своим рабочим местам, где и отдавали свои знания персональным компьютерам, чертыхаясь про себя от их «скорострельности» и надеясь, что их не «заглючит» до момента сохранения документа. А потом разъезжались в разные стороны, и работали на территории, не считаясь ни с личными проблемами, ни с обеденными перерывами, ни с отсутствием государственного бензина, ни со своей безопасностью. В общем, как пошутил один местный острослов: «Если бы, проклятые буржуины знали, чем и как мы с ними боремся, им бы стало стыдно». В принципе, из этой неспешной суеты и рождались потом те дела, о которых иногда писали в газетах… или не писали.

Алексей добрался до своего кабинета минут через двадцать после того как открыл дверь отдела. Перекинулся парой слов, выпил чашку кофе, узнал о прибывающей очередной московской комиссии и не торопясь, поднялся на свой этаж. Воскресенье позволяло делать все неспеша, и не ставить о своем приходе в известность начальника. К сожалению, на объем необходимых к понедельнику результатов это никак не влияло. Он включил комп и чайник, разложил документы, и начал потихоньку собираться с мыслями для документальной отработки очередной плановой позиции.

В бумагах они тонули. Выходящие новые приказы и ведомственные инструкции, служившие, как мыслилось их разработчикам, повышению эффективности работы, несли за собой новый ворох документов, в которых опера плавали по мере своих умственных и моральных способностей. И чем дольше работал в конторе человек, чем опытней и грамотней он становился, тем больший ворох разнообразных бумаг и документов проходил через его руки и голову и тем меньше у него оставалось времени на саму эту оперативную деятельность, на которой, собственно, и держалась и сама Служба, и безопасность страны, в частности. Но человек есть человек. А опер, если он опер, есть опер. Поэтому, где наплевав на бюрократию, где отодвинув ее в дальний угол, занимались тем, чем и должны. Защищали свою страну на своем месте, иногда получая за это боевые награды и даже премиальные. А если не получалось скрыться от чиновничьей составляющей, печатали в свободное время, ночами, овладевая смежной профессией секретаря-машинистки.

Комиссии из Центра любили приезжать в теплое время года. Их члены, улыбаясь, в один голос заявляли на совещаниях, что прибыли оказать методическую и другую необходимую помощь, вмешиваться или как-то по– другому влиять на рабочий процесс абсолютно не собираются. Потом расходились по своим направлениям, и отдел «становился». Его состав бросал все текущие дела и начинал приводить в порядок имеющиеся документы, сверять описи с наличием, делать разноски, писать дополнительные объясняющие и поясняющие справки. Потом нес все это на проверку, а затем судорожно бросался исправлять выявленные недостатки. Затем, комиссии уезжали и присылали разгромные телеги, объясняя, что работа не ведется, шпионы не ловятся, дела не шьются, а цвет чернил отличается от общепринятого. Местный народ все это спокойно и привычно выслушивал. Тихо матерясь, воспринимал решение руководства Управления об урезании каких-нибудь выплат в качестве дисциплинарного наказания за проявленную халатность в служебной деятельности, и начинал работать как обычно, надеясь, что следующая проверка прибудет как можно позже.

Чайник громко клацнул выключателем, сообщив о своей готовности угостить кипяточком. Алексей навел себе кофейку и снял трубку затренькавшего внутреннего телефона.

– Леха, здорово.

Звонил Мишка со смешной и всем известной фамилией Сыроежкин. Был он здоровым и умным двадцатисемилетним парнем, сыном богатых и известных в области родителей. Обаятельный, остроумный и абсолютно не жадный. В контору пришел исключительно по собственному желанию, наперекор мнению семьи, работал, выкладываясь по полной, и довольно успешно. А потом у него случилась командировка в Чечню, где один горный житель прострелил ему колено. Часть ноги так и осталась в этом ауле, а Мишка вернулся с протезом и орденом «Мужества», потому что, невзирая на ранение, смог взять необходимую сволочь, причем живым. Ему сочувствовали, женщины жалели (чем он нахально и пользовался), потом привыкли, а Мишка написал рапорт на главного руководителя с просьбой оставить его на службе. И его оставили. Родители махнули рукой, мол, что взять с идиота, и купили ему огромного «японца» с автоматической коробкой, чтоб передвигаться легче было. Вот он и передвигался, в том числе и по карьерной лестнице, умудрившись за «реальные результаты» получить очередное звание досрочно.

– Как самочувствие? Слышал, ты в аварию попал.

–  Да ничего. Все нормально.

– Сергеич, тут проверка очередная ожидается, будут наличие имущества проверять. Поэтому шеф распорядился всем оружие сдать. Пока не посчитают, выдавать не полагается. Я по журналу глянул, ты ствол с собой таскаешь. Приказано, пока не сдашь, из отдела не выпускать.

– Хорошо, я сейчас.

 Леший неожиданно для себя успокоился. В принципе ситуация с утратой пистолета пришла к своему логическому завершению. Не то чтобы неприятностей стало меньше, но проблема выбора больше не стояла. Этому Алексей и обрадовался. По крайней мере, ему не нужно было лезть к криминалу с просьбой о покупке пистолета. Нужно было писать рапорт и нести его начальнику отдела. Вопрос был только в одном – что именно писать в этом рапорте? Если ссылаться на временную потерю памяти, то надо объяснять, почему молчал целые сутки. Если же быть хотя бы слегка откровенным (он пощупал кулечек с собранными с пола квартиры металлическими опилками), тогда можно получить уж совсем плохую репутацию. Он допил кофе и стал просчитывать различные ситуации развития событий. Вывод во всех случаях был крайне неутешительный. Скорее всего его ждало увольнение. Перестав себя накручивать, он вышел во двор, выкурил сигарету, послушал треп водителей и, плюнув через левое плечо, пошел к шефу.

Начальник отдела был молодым полковником, спортивным и очень перспективным. У него где-то впереди отчетливо блестели генеральские звезды, и он, обладая здоровым офицерским карьеризмом, делал все возможное, чтобы этот блеск стал ярче и еще отчетливее. Владимир Петрович Федоренко был профессионалом своего дела, с академическим образованием, правда четко разбирался лишь в одной линии работы, которой и занимался всю свою оперскую жизнь, а потом и как руководящий работник. Было это направление по борьбе с коррупцией, которое периодически у руководства страны выходило на первую позицию. И как-то так получалось, что все громкие реализации, разработчиком которых являлся Федоренко, происходили именно в момент очередной волны по борьбе с этим практически неистребимым злом. Естественно следовали необходимые оргвыводы, способствовавшие служебному росту и широкой известности в узких кругах, которые, собственно, и позволили ему в настоящее время занять свой нынешний пост. По другим линиям деятельности отдела все обстояло несколько сложнее, но, к его чести, начальник гнул свою линию только в тех случаях, когда находился в плохом настроении.

С шефом у Алексея отношения как-то не сложились. Отчего и почему, дело было темным. Служебных залетов у него никогда не было, загрузка была выше среднего, работа шла, иногда даже очень хорошо. В коллективе тоже все было нормально, коллеги уважали, с некоторыми он дружил, причем и с теми, кто с начальником был в более или менее человеческих отношениях. Но напряжение между ними чувствовалось, и над причиной этого Леший давно перестал ломать голову, принимая это как данность.

Улыбнувшись секретарше, заохавшей при виде его пластыря, он постучался и зашел в кабинет.

– Здравствуйте, Владимир Петрович.

– Здравствуйте, Алексей Сергеевич, присаживайтесь. Как себя чувствуете?

– Спасибо, нормально. Доктора больничный выдали. Разрешите, я недельку по свободному графику поработаю.

– Я не против. Согласуйте с начальником отделения.

– У меня утрата личного оружия.

Шеф замер. Тишина кабинета начала сгущаться и давить своей массой на и без того сумрачного, посетителя.

– Очень плохо, Алексей Сергеевич. Почему не сдали оружие, уходя со службы? Пишите рапорт.

Он помолчал немного.

– Утрата произошла в результате аварии? Вам, Егоров, необходимо будет пройти освидетельствование на алкоголь.

– Я напишу рапорт того содержания, которое вызовет меньше суеты, вокруг этого события. Дело вот в чем, пистолет у меня, похоже, сгнил.

Леший положил на стол кулечек с маслянистыми опилками.

– Я не собираюсь кричать об этом на каждом углу, но не могли бы вы показать это каким-нибудь очкарикам-умнярикам. Пусть дадут свое заключение о структуре вещества.

– Прекратите, Егоров. Вам надо пересмотреть свое отношение к спиртному, тогда и не будет подобных инцидентов. Идите, пишите рапорт, но, по моему мнению, подобным лицам не место в нашей структуре. Поэтому готовьтесь к возвращению в народное хозяйство. Кто вы по базовому образованию?

– Разрешите идти?

– Идите. Я дам распоряжение о проведении сверки имеющихся у вас документов. Сверку проведем коллегиально. Отдел покидать – по моему личному распоряжению.

Леший неторопливо развернулся (всегда были проблемы со строевой подготовкой) и побрел к себе. Настроение было гадостным. Одно дело – самому рассматривать вопрос о своем возможном уходе, а другое – когда тебе об этом четко и недвусмысленно дает понять начальник, от которого, в принципе, это и зависит.

Зашел в кабинет. Позвонил Сыроежкину, сказал, что вопрос об оружии согласовал с руководством, а потом принялся за рапорт. Покрутив в руках пакетик с остатками пистолета, решительно закинул его в ящик стола, и изложил следующее. Пистолет возил в машине в бардачке, во время ДТП потерял сознание, когда пришел в себя, об оружии не вспомнил, что может быть объяснено легким шоковым состоянием, а при сдаче машины в автосервис обнаружил отсутствие оружия, о чем, собственно, сим и докладываю. Получилось несколько коряво, но поскольку от этого мало что зависело, менять ничего не стал. Сами допишут и подкорректируют, если надо. Поставил точку и понял, как ему не хочется менять свою жизнь и уходить со службы. Что он, собственно, еще умеет делать? Да и куда уходить? Разве что в бригаду к Майклу, других предложений о трудоустройстве в последнее время не поступало. Отчетливо вставал вопрос о чемодане с миллионом и мече. Но меч он отдавать не собирался, а вот над тем, как спереть у черта деньги, стоило поразмыслить. Как говорится, голь на выдумки хитра. А затем он отодвинул все свои проблемы на задний план и начал работать. Перед уходом необходимо было многое закончить и привести в порядок.  Ему очень не хотелось, чтобы ребята, с которыми столько времени отработал бок о бок, поминали его недобрым словом, закрывая за него план и решая оставшиеся незавершенными задачи. Он просидел в отделе до позднего вечера, подготовил пачку документов, ответил на все имевшиеся у него запросы, привел находившиеся в производстве дела в порядок, сжег черновики и старые ежедневники, и решил идти домой спать.

Узнав в дежурке, что начальника отвезли домой и, выслушав соболезнования по поводу пропажи пистолета (народ уже был в курсе), он вызвал такси и поехал домой. Зашел в квартиру, взял в руки меч, полюбовался его блеском и успокоился. Решение было принято. «Делай что должен, и случится что суждено».

Но жизнь человека иногда течет совсем не так, как ему хочется, и даже не так как он предполагает, а по известному только судьбе направлению и к известной  лишь ей цели.

19

Телефон зазвонил около пяти утра. Несколько взвинченный голос дежурного по отделу сообщил, что объявлен общий сбор.

– Что случилось? Опять учеба?

– Похоже нет. Шифровка пришла. Машина нужна?

– Да. Я безлошадный.

– «Дежурка» на маршруте, у тебя будет минут через десять.

Через полчаса он был в отделе. Узнал, что прибыл Первый замнач  Управления и внутренне напрягся. Похоже, все было серьезно. Оперативный состав с сумрачными и встревоженными лицами собрался на совещание и расселся по своим местам в кабинете начальника.

Генерал был сух и деловит. Его голос звучал резко и устало.

– Товарищи офицеры. По имеющейся проверенной информации в вашем городе находится террористическая группа, прибывшая для проведения терактов в отношении летного состава авиаполка, базирующегося на территории вашей ответственности. Как вам известно, полк принимал активное участие во второй компании. Целью террористов являются жилые дома, расположенные в военном городке. Не исключено использование смертников – в группе две женщины. Полный состав и установочные данные членов группы не известны. Необходимо в кратчайшие сроки выявить террористов и задержать, либо – уничтожить, по ситуации. Работа будет осуществляться во взаимодействии с военной контрразведкой. Вам придаются сотрудники УВД города по принципу линейности, соответствующее распоряжение отдано. Им информация не доводилась во избежание утечки. Милиция начинает работать по плану «Буран». К 9.00 разработать необходимые первоочередные мероприятия. Доклад ежедневно к 10.00 и 22.00. Предупреждаю о соблюдении мер конспирации и режиме секретности. Начальникам отделений остаться, остальным приступить к работе. Товарищи офицеры.

Работать они начали минут через пятьдесят. Сначала провели свое «совещание» в курилке, на котором выплеснули эмоции и поделились своими мнениями. Затем всех собрали по отделениям, где каждому «нарезали» первоочередные задачи и определили направления поиска. Еще разок перекурили и начали.

Их было всего пятнадцать. Молодых и не очень. Уже послуживших и только прибывших после учебы. Прошедших долгую и иногда жестокую проверку. Считавших себя элитой и каждый день доказывающих это своей будничной работой. Доказывали рядовым гражданам, которые чуть ли не на генном уровне впитали в себя некое опасение по отношению к их организации, интеллигенции, до сих пор держащую как знамя 37-й год, семьям, не понимающим, ради чего всего эти мучения, да и государству тоже, которое редко вспоминало об их обычной жизни и социальном уровне. Но они работали. Пятнадцать человек на довольно большую и насыщенную многочисленными объектами территорию. Полтора десятка на страже их малой Родины, на которую пришел враг. Который пришел с одной целью – убивать. Убивать женщин, детей, стариков. Убивать их жен, детей, родителей. И это они простить не могли. Уже считая себя виноватыми за то, что допустили это, проворонили, прошляпили, они искали эту гадину. Зная, что сделают, как только найдут «чужих», а в том, что найдут – они не сомневались.

20

Домой он попал лишь через двое суток. Позвонил жене, сказал, чтобы пока не приезжала, и завалился спать.

Город и близлежащие окрестности они буквально перевернули вверх дном. Гостиницы, пансионаты, базы отдыха, подозрительные адреса и прочие места притяжения были проверены по многу раз и поставлены на дополнительный контроль. Взяли на заметку лиц, прибывших из района большого и малого Кавказа. Ломая кумовские и прочие связи, отработали коммерческие фирмы, работающие с коммерсантами того же региона или были открыты с участием подозрительного капитала. Провели работу с коммерческими деятелями из шоу-бизнеса и отменили ряд ближайших концертов. Под полную охрану взяли военный городок и саму часть. Ошалевшие от такой интенсивности менты роптали в полный голос. Кому же понравиться работать под постоянным присмотром. Начальник УВД жаловался по инстанции, что комитетчики парализовали деятельность всех городских милицейских служб. Инстанции скромно отмалчивались. И встречи, встречи. Люди и люди. Новые и не очень лица, не особо понимающие, чего именно от них хотят. Добровольные и не очень помощники, которые заинструктированы «до смерти», и звонят в любое время дня и ночи, и, по большей части, несущие всякую околесицу. В процессе выяснили, что немногочисленная городская подозрительная диаспора, практически вся куда-то разъехалась. По крайней мере, из женщин и детей никого не осталось. Провели опросы оставшихся, но результатов никаких не получили. Начальство от этой новости буквально взбеленилось. Грозили то ли расстрелом, то ли другой ерундой. Шеф ходил белый и злой. Имевшийся в отделе розыскник, вообще стал похожим на призрака, и старался дематериализоваться при приближении руководства. Все были задерганные и нервные. Реально понимали, что не успевают, где-то не дорабатывают. Оставалась смутная надежда, что их деятельность не осталась незамеченной, и те, кого они ищут, по-тихому смоются восвояси. Но на это особо не рассчитывали. У фанатиков свои принципы. Однако несколько неадекватную активность правоохранительных органов заметили другие: обычные обыватели и журналисты, которые, несмотря на убогость провинциальных средств массовой информации, все-таки были журналистами. Вплотную вставал вопрос об информировании и местного самоуправления и горожан, что само по себе говорило о несостоятельности и профессиональном инфантилизме их конторы. А потом появился первый результат. Как говорится – ищите и обрящете. Может быть – случай, может – удача, а может – жуткая дотошность Сашки Иванова, который несмотря на усталость и недосып, не отмахнулся, от, казалось бы, незначительной информации. Не информации даже, а так – то ли шутки, то ли байки из мужских рассказов.

Собственно, дело было так. Один ППСник, культурно проводивший время в обществе своей подружки, подчинился требованию любимой срочно отвезти ее домой. Мол, мама волнуется, а папа – просто ужас, и милицию не любит. Повез-то, он повез, но для более близкого прощания заехал в небольшую приморскую рощицу. И, как на грех, их любимое место оказалось занятым. Девушка стала «ломаться» и, доблестный страж порядка, не вынеся такого разочарования, взял в руки рабочий «демократизатор» и вышел пообщаться с «захватчиками». Но те, испугавшись своей наглости, подхватив на плечи мешок, нырнули в припаркованную неподалеку «семерку» и скрылись в неизвестном направлении, оставив поле боя за представителем власти. Довольный победитель, удовлетворившись содеянным, тронул свое авто вперед, и грохнулся передним колесом в довольно глубокую яму, из которой и вытаскивал свою машину всю оставшуюся ночь. Девушка, естественно, домой не попала, получила нагоняй от родителей и отказала парню в доступе к телу. О чем он, собственно, и жалился своим коллегам и приятелям, проклиная ночных копателей.