Текст книги "Право на безумие"

Автор книги: Александр Земляной

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)

«Похоже, неизвестный благодетель помогает мне решить проблему выбора. Поперегрызли бы они друг друга, вот только Виолку жалко».

Перехватив меч, Алексей прыгнул вперед. Швырнув клинок, словно дротик в спину ближайшего насильника, он бросился в сторону Майкла. Ударил сзади под сгиб колена ближайшую гадину и резко слева добавил кулаком в висок. Увидел как противник картинно падает, успел обрадоваться  легкости и действенности атаки и тут же понял, что пропал. Руки, ноги, да и все остальное стало каменным и двигалось крайне медленно. Максимум, что он мог сделать – это упасть, и он упал. Боковым зрением он видел, как ближайший ящер двинулся к нему, и его намерения были явно недружественными. Зверь скалился, с клыков капало, а на каждый из когтей, можно было нанизать парочку былинных героев. Как можно быстрее Леший пополз в сторону от драки, и увидел то, чему смог удивиться даже в такой ситуации. Меч, пробив насквозь свою цель, с такой же легкостью пролетел и через другого стоящего напротив ящера, а затем по самую рукоять вошел в растущую рядом пальму, осветив всю округу нестерпимым зеленым светом. Пробитые клинком ящеры лопнули, словно воздушные шарики, а освободившаяся от «партнеров» Виолетта подпрыгнула и, превратившись в уже знакомый зубастый колобок, с диким воем кинулась в бой. Тут же прошла тяжесть, и все закружилось со скоростью взбесившейся карусели. Завертевшийся вихрем Майкл легко поотрывал головы еще трем нападавшим, а его подручные довершили дело с другими. Лишь одного подвесили на ближайшее дерево, предварительно опутав мерзко воняющей слизью. Затем вся троица собралась вместе и взмыла в небесную синь, оставив за собой гнусный шлейф сероводорода.

На острове снова воцарились тишь и покой. Связанная ящерица подергалась, подергалась и затихла. Труппы ее приятелей довольно быстро то ли рассыпались, то ли растворились, и кроме вспаханного песка уже ничего не напоминало о произошедшем побоище.

Алексей перевернулся на спину и провожал взглядом удаляющуюся компанию, пока та совсем не пропала из виду. Дрожь в теле прошла, только сильно ныл сбитый кулак. Опять накатило нестерпимое чувство голода. Он встал на ноги, и, поборов возникшее головокружение, дошел до воды, в которую и упал, испытав огромное облегчение и блаженство. Пролежав некоторое время и осознав, что засыпает, выбрался на берег и, перестав сопротивляться, легко погрузился в накатывающуюся дрему.

Почему-то снилась теща. Она шла по двору с бидоном молока и тихо ворчала. «Сынок, я все дою, дою, а сепаратор не работает. Починил бы, не зря ж на строителя учился. А я бы творожка для тебя да маслица наделала».

–         И почетную грамоту «За победу над ворогом» на лоб прилепила.

Слова продрались сквозь сон, вернув в реальность. Алексей открыл глаза. Чёрт, по прозвищу Майкл стоял над ним и, как обычно, скалился. Выглядел он как при первой встрече, поменял лишь серьгу, и теперь вставленный в нее камешек брызгал в разные стороны веселыми солнечными зайчиками.

–         Ну что, Леша, спас нечистого на погибель своей души? А на Страшном суде как оправдываться будешь?

Леший встал, голова была ясной и светлой, но буквально разрывалась от ощущений сильнейшей тревоги и опасности. Болела рука. Сбитые костяшки опухли, пальцы онемели и практически не гнулись. Майкл развернулся и пошел к месту боя, а Леший потоптался на месте и двинулся следом.

На поляне абсолютно голые Арлетта и Виолетта, разрисованные красными узорами, ножами странной формы разделывали пленника.

–         Я думал, вы его как «языка» взяли.

–         Если точнее, то из-за языка. И еще некоторых частей. Это мясо сейчас даже на праздничном столе редкость. Так что сегодня у нас королевский ужин. И у тебя, если доживешь.

Чёрт подошел к пальме, в которой продолжал торчать меч, и взялся за рукоять. Алексей посмотрел на перемазанных кровью ящера девок, которые, как заправские мясники, вырезали из него какие-то куски, вспомнил летающих колобков и передернулся: «Мама-дорогая, кого ж я трахал».

–         Ничего, Алексей Сергеевич, зоофилия не самый страшный грех. К тому же, эти звери очень редкие и страшно красивые. Да и не ты их, а они тебя. У девушек редко такое счастье случается, чтобы подходящий партнер появился. Переместился здоровым и работоспособным. Сам свеж и прекрасен, хоть сразу на вертел, без маринада.

Чёрт дернул за меч, клинок остался недвижим, а пальма выгнулась дугой и стала тихонько потрескивать. Неся корзинку с кусками мяса, подошла Арлетта. Скользнула глазами по опухшему кулаку Лешего и положила испачканную руку ему на плечо. Майкл, не прекращая попыток вытащить меч, спросил.

–         Сколько ему осталось?

–         Обычно яд действует сразу. Почему он до сих пор живой непонятно. Скорее всего, большая сопротивляемость организма. Думаю, часов шесть, и все кончится.

Звенящими льдинками резанул полный равнодушия голос. Она стояла рядом, прижимаясь всем телом, как обычно горячим и манящим. Ее не портила даже грязь и покрывавшая с ног до головы кровь. Обнимавшая его рука, нежно, одними кончиками пальцев, поглаживала по щеке. Нежная ручка оборотня и убийцы.

–         Лечить будешь?

Она молчала, завистливым взглядом наблюдая, как ее подруга жует кусок отрезанного от ящера мяса.

–         Кстати, Алексей Сергеевич, что вы мне ответите на мое предложение? Согласны, или нет? Соглашаетесь, Аля вас мгновенно в надлежащую форму приведет, а затем все царства мира у ваших ног.

Раздался сухой треск. Пальма, наконец, лопнула и всем своим весом рухнула на голову Майкла, где еще раз переломилась и лишь затем, величественно опустилась на песок. Чёрт почесал ушибленный затылок.

–         Ну, надо же, просто «Эскалибур» какой-то. Леший, ты ему хоть имя дал?

–         Имя?

Он подошел к бревну, в котором торчал ЕГО меч, положил больную руку на рукоять: «Спаси меня, «СТАРЫЙ». Негромко повторил имя в слух и потянул на себя. Сталь легко и неторопливо вышла из своего заключения. Освободившийся клинок вспыхнул алым и, не удержавшись в больной руке, упал, зарывшись в песок.

Арлетта, перестав пускать слюни на свежатинку, засунула ему руку в штаны.

–         Пойдем, хороший мой. Вечность так коротка.

Леший отстранился, поднял здоровой рукой меч, взглянул в глаза Майклу и, не отводя взгляда, произнес длинную нецензурную тираду, которую можно было перевести на доступный как «устал я от вас и от этой прекрасной природы». Потом, сделав шаг назад, произнес: «Нет».

–         Нет. Не хочу, плохо с вами. Чужие вы.

Чёрт начал нехорошо скалиться, а стоящая рядом женщина коротко, без взмаха ударила Алексея по щеке и, повернувшись, пошла прочь.

–         Ну что же. Свое возьми себе, а мое оставь со мной.

Щелчок пальцами. Стало темно и уютно.

«Не думай о секундах свысока, наступит время, сам поймешь…».

ГОРОД

Я бреду по бездорожью,

Мысли рвутся как в бреду.

Каждый шаг неосторожный,

Мне из радости в беду.

Будто – в плен или на волю,

Должен долю выбрать я.

Чьей судьбы, любви и боли

Мне откроются края?

           Константин Никольский

1

«Не думай о секундах свысока, наступит время, сам поймешь, наверное…».

Открыл глаза, и машинально начал шарить рукой по тумбочке. Где-то там разрывался от нетерпения мобильник. Судя по мелодии, звонил «непосредственный»: похоже, его тоже разрывало от нетерпения.

–         Ты где? Почему трубу не берешь?

–         Кажется, дома.

–         Креститься надо, если «кажется». Ты на часы давно смотрел?

Он перекрестился. На часах было десять, за окном светло, значит, было утро.

–         Десять утра. А какое сегодня число?

–         Ты что, опять всю ночь куролесил? Бери свою задницу в охапку, и чтобы через пятнадцать минут был в отделе. Сразу – ко мне с рапортом, объяснишь, почему тебя нет на службе.

Шеф отключился. Телефон услужливо сообщил об утраченных звонках. Начальник звонил четыре раза, не иначе – волновался. Алексей переключился на календарь. Пятница, 5 августа. «Все еще 5 августа».

Встав с постели, он побрел в ванную. Посмотрел на себя в зеркало.

«Здрасьте, Алексей Сергеевич. Да, морда как с бо-ольшого бодунища. Побриться тоже бы не мешало».

Взял мыло и сунул его под струю холодной воды. Тут же сильно защипало пальцы левой руки. Сжав кулак, он поднес его к глазам. Костяшки были словно стесаны напильником. Свежие ранки едва-едва затянулись тонкой и нежной как у младенца кожицей. В голове что-то щелкнуло, и Леший тяжело опустился на стоящий рядом унитаз. Еще раз осмотрев кулак, он скосил глаза на плечо. Арлеттин засос оставался на прежнем месте, и уходить не куда не собирался.

В позе «думающего мальчика» он просидел минут двадцать. Верить в то, что происшедшее было явью, ему не хотелось, но, как говориться – факты упрямая вещь. Разбитый кулак, загар, прочие милые отметины, и, главное, запах океана, который он принес с собой, как будто говорили: «Было, это все было. Это все действительно случилось с тобой. Нравится, или не нравится, но ты был там, и ты был не один».

«Отравили меня, или уже не отравили. С рукой, вроде, все нормально, опухоль прошла. Зато, если окочурюсь, можно будет не писать рапорт. Блин, сегодня ж совещание на девять объявляли. Вот чего шеф все утро трезвонил. Надо попить чаю и двигать на работу, не то вся эта нечисть, в сравнении с разгневанным командиром, покажется кучкой детсадовских хулиганов».

Он встал со своего импровизированного трона и потопал на кухню. Там его встретили потеки чая на холодильнике, осколки разбитой чашки, на один из которых он тут же наступил, и большое выжженное на полу пятно. А вот хрусталя, столового серебра и прочих приятных вещиц и деликатесов, аромат которых еще не успел выветриться из небольшой кухни обычного блочного дома, не было и в помине.

«Вот сволочь. Жратву, значит, убрали, а разруху устранить и не подумали. Коврик сжег, паразит. Линолеум хоть целый?»

Они с женой лишь совсем недавно закончили делать долгожданный и выстраданный ремонт на кухне. Все это длилось долго, процесс шел крайне медленно, цепляясь различными мелкими и крупными неприятностями за все возможные выступы семейного быта и вечного безденежья. Поэтому стоило представить выражение глаз любимой супруги, которая, по возвращению от не менее любимой тещи, обнаружит сгоревший линолеум, который она сама лично выбирала, неделю бегая по всем торговым базам и магазинам, и веселое летнее утро, само по себе начавшееся довольно странно, тут же становилось абсолютно безрадостным.

К счастью, пол был цел. Буркнув «и за это спасибо», он скатал коврик, глянул на часы и, глотнув минералки, заторопился одеваться. Брюки почему-то болтались, поэтому пришлось колоть еще одну дырку на ремне. А затем, уже застегивая пуговицы на рубашке, Леший осознал то, что близко к русскому устному можно было выразить как «полный привет».

Скромно прислонившись к прикроватной тумбочке, стоял его меч. Он, по-прежнему обмотанный кусками порванной простыни, стоял себе в уголочке и ненавязчиво поблескивал отраженными лучиками солнца. Но не это было плохо. Рядом с клинком в небольшой лужице уже подсохшей крови валялась отрубленная кисть руки, судя по маникюру и колечкам – женская, а чуть поодаль, сиротливо лежала открытая и пустая кобура. Пистолета в кобуре не было. Его не было и в других местах квартиры. Впрочем, осматривая комнаты в поисках табельного оружия, Леший знал, что ничего не найдет. Не найдя пистолета, он, к счастью, не нашел и других частей от возможного трупа.

Времени на полное осмысление этих событий не было. Ждала работа, и ждал разгневанный начальник, а может, и не только он.

Алексей быстро стер с пола кровь, положив тряпку в кулек. Затем в бесплатную газету, которую засовывали в каждый почтовый ящик, замотал свою жутковатую находку и впихнул ее в другой пакет.

За окном неожиданно грохнуло. По подоконнику глухо забарабанили крупные капли дождя. Чертыхнувшись, засунув подмышку коврик, с кульками в одной руке и зонтом в другой, он выскочил на улицу.

Висевшая в небе туча с ожесточением выливала скопившуюся в ней влагу на раскаленный от летнего зноя город, изредка постреливая в разные стороны электрическими разрядами в сопровождении оглушающих раскатов грома.

Перепрыгивая через лужи, Алексей добрался до мусорных баков и швырнул туда коврик и тряпку. Хотел отправить туда же и остатки компромата, но передумал и побежал к машине, которая приветливо мигнула фарами, открывая замки на дверях.

Забравшись внутрь, он закурил и перевел дух. Затем развернул газету и стал рассматривать содержимое свертка. Рука точно была женская. Явно отсечена одним четким и сильным ударом, даже кость была ровной, без сколов. На ладони то ли фломастером, то ли маркером начертана буква «Z». Длинные красивые пальцы, с хорошим маникюром. Четыре кольца. Три из них тонкие, изящные с белыми камешками средних размеров, собственно – ничего особенного. А вот четвертое было вещицей довольно приметной. Массивное и грубое, похоже, сделанное давно, и явно не в этом веке. Сплетенное из десятка тончайших, слегка расплющенных золотых нитей. По каждой нитке бежала какая-то надпись. Шрифт был мелкий, а язык незнакомый. Поэтому смысла надписей Леший не понял. Ясно было одно: хозяйка руки была женщиной богатой и, скорее всего, довольно известной в их небольшом городишке.

Часы пропикали одиннадцать. Времени не хватало просто катастрофически. Завернув все в ту же газету, он завел машину. Поразмыслив, где по дороге находятся очередные мусорные ящики, выжал педали и потихоньку двинулся вперед. Автомобиль дернулся, что-то сзади взвизгнуло и задняя часть резко просела. Багажник с глухим стуком врезался в асфальт. Прежде чем ошарашенный Леший заглушил двигатель, машина проползла вперед еще около метра, добавив к шуму грозы, противный металлический скрежет.

Все было просто и обыденно. Кому-то очень не хватало одного колеса, а в магазин идти было лень. Вот и позаимствовал по-соседски, благо гаечный ключ был под рукой. Даже кирпичики заботливо подставил, чтобы автомобильчик не перекосило.

Ища под дождем гайки, Леший окончательно вымок, а когда ставил запаску, основательно перепачкался. Поэтому уже просто бегом помчался домой переодеваться. По пути споткнулся и врезался коленом в ступеньку лестничного марша. Кое-как дохромал до квартиры и, потянув на себя входную дверь, услышал звук разбивающегося стекла. Сквозняк, резко подхватив балконную дверь, сделал свое подлое дело. Не став собирать осколки (почему-то была уверенность, что он обязательно порежется), поменял рубашку и неторопливо, стараясь внимательно смотреть по сторонам и под ноги, вернулся к машине.

Дождь уже, к счастью, закончился. Ветер утих и деревья, едва помахивая ветками, сбрасывали с листьев задержавшиеся на них капли. Ярко светило солнце. Насыщенный озоном воздух резко бил в нос. А над домами умытой улицы, висела радуга. Почему-то перевернутая.

«Радуга – это вроде хороший знак. А перевернутая к чему?» Размышляя про себя над этим, наверное, редким событием, он завел двигатель и начал медленно выезжать из двора. Улица была пуста, ни пешеходов, ни машин, будто город вымер или готовился к очередному природному катаклизму.

Мысли в голове путались, словно серое вещество его мозга не знало о какой неприятности думать в первую очередь. Смешались и колесо, и покореженная машина, и разгром в квартире, и начальник со своим совещанием, и разбитое колено. Отдельными глыбами висели исчезнувший пистолет и отрубленная рука в кулечке. Иногда из этой мешанины высовывались разбитый кулак и рекламная улыбка Майкла, а также распадающиеся в труху ящерицы и целующиеся зубастые колобки. Неожиданно в эту круговерть вклинился звонок мобильника.

Откуда взялась эта бабка, Алексей так и не понял. Она со своей сумкой и палочкой возникла перед машиной, словно материализовалась из воздуха. Крутнув баранку в сторону, он перелетел через растущие вдоль дороги кусты и врезался в стоящий на обочине столб.

2

Оксана Павловна проснулась раньше обычного, что-то около девяти. Объяснялось это нарушение обычного распорядка долгожданной встречей с подругой. Не то чтобы они давно не виделись или подруга была такой незаменимой, но Верка уже неделю обещала похвастаться какими-то драгоценными побрякушками, недавно подаренными то ли мужем, то ли любовником, а все как-то не получалось. Личность любовника подруга также отчаянно скрывала. Все это вместе внушало Оксане Павловне какое-то внутреннее беспокойство. И вот вчера, поболтав по телефону, они, наконец, условились об ее утреннем визите, где, как Оксана Павловна надеялась, Верка покажет и драгоценности, и похвастается новым мужским приобретением.

Слегка перекусив и уделив должное внимание своему внешнему виду (красивая, временно разведенная двадцатидевятилетняя обеспеченная женщина обязана даже в кромешной тьме ненавязчиво бросаться в глаза), она взяла сумочку и вышла во двор своего не очень большого, но вполне комфортабельного и уютного дома.

Дом был ее гордостью. Его построили на деньги второго мужа, но по ее рисункам и эскизам. В проекте были учтены все ее прихоти и капризы, которые, однако, сложившись вместе, создали то целое, что очень нравилось и ей лично и каждому из ее знакомых в отдельности. Дом стоял на участке, который раньше принадлежал ее деду. Если, конечно, быть до конца честной, то не на нем одном. Пришлось купить и три соседних. Но в беседах с приятелями Оксана всегда подчеркивала, что вернулась жить в родной город и живет на земле своих предков. О том, что бывший муж кроме крупного счета в банке после развода ничего не оставил, и даже три судебных разбирательства не выжали из него ни дома в Подмосковье, ни квартиры в столице, не говоря уже о части его бизнеса, она скромно умалчивала.

Все три развода она перенесла спокойно, без надрыва, хотя и выходила замуж за тех, к кому испытывала большую внутреннюю симпатию, а в первый раз – большую, как ей казалось, любовь. Повезло, что все три мужа были крайне состоятельны. Первый был молод и красив, сын какого-то комсомольского работника, вовремя подавшегося в коммерцию. Второй – занимался рыбой, и хоть жил на Средне-Русской возвышенности, кораблики плавали по всем просторам Мирового океана. Третий не был красив и молод, но был богаче и первого, и второго вместе взятых.

О разводах она не жалела. Всех троих застала с другими женщинами, а, поскольку, себе она в браке вольностей не позволяла, и о мужьях как могла заботилась, «бывшие» на алименты не скупились.

Жалела о двух вещах. Первое – как в старом анекдоте: «Если муж бьет в морду, значит, муж – скотина. Если третий муж бьет по морде, значит дело в морде». А второй, но главной неудачей для себя Оксана Павловна считала отсутствие детей. Сидела внутри нее эта червоточинка, лишая уверенности в себе и как в женщине, и как в полноценном человеке. Но как личность сильная и целостная, загоняла она эти сомнения глубоко в себя, где они ее и грызли, особенно ночами и особенно последние полгода.

Выйдя во двор, Оксана погладила подбежавшего к ней кобеля-кавказца: «Охраняй, Семен», и, окинув довольным взглядом цветочные клумбы, которые были яркими и свежими после прошедшего ливня, подошла к стоящему перед воротами темно-бордовому «Жуку». Эту машинку привезли прямо с выставки (муж сделал подарок на три месяца совместной жизни), и ей она очень нравилась. Она считала «Жука» очень стильным автомобильчиком, хорошо гармонирующим с ее образом, а если быть совсем точной, то с любимым и модным на тот момент костюмчиком.

Уютно расположившись за рулем и проверив настройку зеркал, Оксана запустила двигатель. Нажав кнопку пульта, она с удовлетворением отметила, как бесшумно открываются створки ворот. Когда-то, ей пришлось неоднократно ругаться с мастерами, которые устанавливали, монтировали и настраивали кучу привезенного железа, пока не добилась желаемого результата, который в итоге выразился в отсутствии скрежета и лязганья металлических деталей.

Ворота открылись, и «Фольк» тихо покатился со двора на улицу. Водила она хорошо и с удовольствием, считая это пусть небольшим, но развлечением. Получала просто детское удовольствие от управления автомобилем, особенно если это кабриолет, движущийся вдоль морского берега. Но в данный момент развлечение несколько откладывалось. Перед воротами, мешая проехать машине, двигалась старуха. Была она маленькая, согнутая в дугу. Шла очень медленно, словно прошедшая долгую дистанцию лыжница, тяжело опираясь то на одну, то на другую палку, при этом таща на себе огромную хозяйственную сумку. Бабуля явно была из породы тех старушек, чьи силуэты шутники-дальнобойщики иногда рисуют на дверях своих грузовиков. По сторонам она не смотрела, ну не интересовало ее окружающее, шума открывающихся ворот не слышала, а выезжающий автомобиль просто не заметила. Расстояние в два метра было преодолено минуты за четыре. Оксана Павловна терпеливо ждала, но когда бабуля решила остановиться и заняться активными поисками в своей сумке, она не выдержала и нажала на клавишу сигнала.

Бабка подскочила на месте, уронила одну из своих палок и, совершив дикий прыжок, оказалась на проезжей части. Оксана, не сдержавшись, прыснула в кулачок… и схватилась за сердце. Старуху вынесло буквально под колеса девятки, которая, даже не тормозя, резко ушла вправо и, разворошив кусты на обочине, ударила правой стороной фонарный столб.

Мир для Оксаны замер. Бабка лежала на дороге и не подавала признаков жизни. В «ладе» тоже никто не шевелился. И ни одного пешехода, и ни одной проезжающей мимо машины вокруг. Первой ее мыслью было – вдавить в пол педаль газа и скрыться за ближайшим поворотом, но воспитание победило, и она осталась. «Господи, я убила двух человек... Нет, кажется меньше». На дороге зашевелилась бабка. Она копошилась, стараясь принять мало-мальски вертикальное положение. Когда это ей все-таки удалось, окрестности огласились оглушительным потоком матерных слов, общего смысла которых понять было невозможно, а вот от звучащей в голосе ненависти Оксану буквально передернуло. Бабка, воинственно размахивая сумкой, которую не уронила, несмотря на столкновение, заковыляла к «девятке». И подойдя к своей цели, с каким-то варварским остервенением, принялась наносить удары по и без того покореженной машине, которая вдруг подала признаки жизни.

Из салона, слегка покачиваясь, появился еще один участник происшествия. Мужчина лет тридцати. Высокий, не сказать, что стройный, но широкоплечий, с неплохо прочерченной мускулатурой и с каким-то удивительным загаром, отливающим на солнце далеким теплым морем и прочими радостями не здешней жизни. Удивило Оксану лицо, которое, несмотря на сочащуюся из разбитой брови кровь, было абсолютно спокойно и не выражало никаких эмоций.

Бабуля перестала орать и шарахнулась в сторону, явно намереваясь смыться куда-нибудь подальше и от машины, и от страшного водителя, но мужик, схватил ее одной рукой за шкирку и, приподняв над землей, вырвал сумку, и зашвырнул «мечту оккупанта» в салон своей машины. Вытер кровь и вперился тяжелым взглядом в лицо пенсионерки.

«Просто удав и кролик какой-то». Оксана, осознав, что все живы и никаких претензий ей никто не предъявляет, с неподдельным интересом продолжала наблюдать за происходящим в целом и за мужчиной в отдельности. «Здоровый экземплярчик, однако». А тот вдруг обмяк, бережно опустил старушку на землю и как-то засуетился, глухо бормоча извинения. Залез в салон автомобиля, покопался там, вытащил аптечку, явно намереваясь оказать старухе первую помощь. Открыл дверь и усадил ее на заднее сиденье, постоянно бубня себе под нос что-то успокаивающее. Старушка вдруг заплакала, сначала тихо, а потом, словно входя во вкус, все громче и громче и, наконец, завыла в полный голос. «Заявлю, ирод». «Ну, что ты, мать. Все ж хорошо», протянул ей сумку и, похоже, деньги, потом еще что-то сказал и попытался взять бабку за руку. Но та взвизгнула, схватила деньги и сумку, и с неожиданной резвостью выскочила из машины. Через минуту воцарилась тишина. Дорога была все так же пуста, ни машин, ни пешеходов, не было даже случайных зевак. Только разбитая машина и ее курящий хозяин.

3

Головой он все-таки стукнулся, и некоторое время перед глазами стояло кружево разноцветных ярких красок. В себя пришел после легкого тычка в висок. Живая и здоровая бабка, изображая из себя плюющуюся фурию, пыталась сумкой, в которой, похоже, лежали пустые бутылки, отбить зеркало заднего вида. Пора было прекращать этот бардак. Вылез наружу, поймал упирающуюся бабку, вырвал из рук и зашвырнул в салон сумку. Приподняв над землей, поразмышлял на тему «придушить или нет», и увидел глаза своего «противника», и отражающийся в них  животной страх и ужас. Поняв, что увидела бабка, испугался сам.

«Надо улаживать ситуацию. Дам денег, отвезу куда ей там надо. Стоп, сумка».

Бабуля, похоже, успокоилась и снова начала орать. Сначала помянула добрым словом всех его родственников, а затем начала угрожать милицией, каким-то депутатом и, конечно, президентом, который обязательно «до всех сволочей доберется». В завершение объявила его «новым русским», накупившим кучу иномарок, которого давно пора сдать в БХСС.

Леший сунул ей деньги и сумку, и вытащил из аптечки одноразовый шприц. Крепко взяв старуху за руку и смотря ей прямо в глаза, сурово произнес:

        – Так, мать. Пора принять успокоительное. Я тебе сейчас димедрольчика вколю, и будешь как огурчик.

        – Совсем доконать решил, отравитель проклятый.

Подхватив сумку, бабка, словно антилопа, ринулась в ближайший проулок.

Он стоял, прислонившись к машине, смотря вслед убегающей бабуле, в чьей сумке теперь покоилась отрубленная конечность, и курил.

«Зря я, наверное, ей пакет подсунул. Еще кондрашка хватит. Ну, что сделано, то сделано».

        – Возьмите платок, у вас кровь сильно течет.

От неожиданности Леший вздрогнул. Оглянулся. Перед ним, с протянутым носовым платком, стояла живая кукла Барби. Вот только глаза у нее были умные и встревоженные. Он машинально взял платок, приложил его к ссадине.

–Вы себя хорошо чувствуете? Может, помощь нужна? Отвезти вас в больницу? А машину здесь оставите, или ко мне во двор поставим? Я живу напротив. Давайте зайдем, у меня йод есть и пластырь.

Под таким напором он сдался. Пока, под неодобрительным взглядом пса, загоняли во двор его развалину и неумело, но очень тщательно обрабатывали его бровь, Алексей думал о том, что хорошо бы сейчас плюнуть на все, собрать удочки и уехать куда-нибудь в глушь, где нет автомобилей, начальства, работы и связанных с ней неприятностей, а также мечей, отрубленных рук и злых собак.

Хозяйка, усадив его на деревянный стульчик в оплетенной виноградом беседке, отлучилась в дом, пообещав принести чего-нибудь прохладительного, а он, собравшись с духом, набрал номер шефа.

– Ну, и где нас носит?

– Да я тут в аварию попал. Жертв нет, машина в хлам.

– Сам-то целый?

– Вроде целый. Башка только сильно болит. Может, я выходной возьму?

– Хорошо. Долги свои знаешь. В понедельник, чтобы все было готово.

«Так, одной проблемой меньше».

Тихонько звякнув, на стол опустился поднос с запотевшими стаканами и таким же кувшинчиком. Барби смотрела на него и улыбалась нежно, ласково, с каким-то обезоруживающим сочувствием.

– Все нормально?

– Да, спасибо. Уже гораздо лучше.

Они пили сок и молчали. Хорошо как-то молчали, словно знакомы давно и слов никаких не нужно. Она рассматривала его, изучала, но мягко, ненавязчиво. Словно прижималась к нему своей душой, стараясь этим слиянием рассказать ему о себе то, что никакими словами не передашь. А он сидел рядом, и несколько растеряно рассматривал ее сережку. Нежный запах винограда, прохлада после дождя, красивая женщина рядом, полная идиллия. Резко залаял пес, и очарование начало улетучиваться. «Если я машину завтра заберу, это вас не затруднит? Нет, пожалуйста. Позвоните предварительно. Запишите телефон. Спасибо за помощь, я пойду».

Он встал со стула, рыкнул дернувшемуся Семену «сидеть», махнул на прощанье рукой и вышел на улицу.

Оксана молча провожала его взглядом. Большой, толстый, сильно хромающий и весь какой-то помятый человек. «Даже не спросил, как меня зовут». Очарование не улетучивалось, очарование убегало со страшной скоростью, словно оказалось рядом случайно, спутав  составленное заранее расписание.

Она села в машину и, резко сорвавшись с места, двинулась к подруге, твердо для себя решив, что сегодня Верунчик не отвертится и расскажет все и про любовника, и про его подарки, и, возможно, о его каком-нибудь холостом друге.

4

Весь остаток дня Алексей провел в суматошных хлопотах, утрясая накопившиеся неурядицы.

Заехал к терапевту, где оставил бутылку коньяка, но взял больничный (не мешало подстраховаться перед начальством). Затем был нудный разговор в автосервисе, где его убеждали в сильной занятости мастеров, а он в крайней необходимости быстро закончить еще не начавшийся ремонт. В завершение все свелось к обсуждению суммы, после чего стороны пришли к консенсусу и расстались к общему удовольствию. После он заскочил в ментовскую управу, где через знакомого сыскаря разжился сводками о происшествиях за истекшую неделю. Вспомнил, что еще ничего не ел, и зашел в ближайшую кафешку, где, уплетая солянку, насладился информацией о мошенничествах, кражах, пропажах сотовых телефонов, одном изнасиловании и обнаружении двух мертвых бомжей без следов насильственной смерти.

Ни пропаж без вести, ни убийств, ни тем более расчлененки в сводках не было. Не было и каких-либо других фактов, которые могли бы послужить толчком для осмысления его находки. Отсутствие этих сведений его абсолютно не успокоило. Если видишь, что происходит можно иногда подготовить необходимую защиту, а так жди удара по затылку в самый не подходящий момент.

Без перерыва звонил мобильник. Слух о том, что он попал в аварию, разошелся по городу с пугающей быстротой. Его самочувствием интересовались буквально все – от друзей до едва знакомых. Причем все предлагали помощь и содействие, хотя не всегда понимали, чем же они хотят помочь и в чем хотят оказать содействие. Такая вселенская забота окончательно вывела его из себя, и когда очередной раз в заголосившем мобильнике мужской голос спросил: «Это ты, Люда?», – Леший, хриплым от курева голосом, ответил: «Да, это я, любимый», после чего решил напиться до поросячьего визга и завалиться спать. Однако этим мирным планам явно не суждено было сбыться, и помешал этому опять же телефон, который хоть и был на последнем дыхании, все же добросовестно поддерживал связь с окружающим миром.