Текст книги "Въ лѣто семь тысячъ сто четырнадцатое… (СИ)"

Автор книги: Александр Воронков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)

Царь Дмитрий Иванович, тело которого я как-то занял накануне гибели, умудрился объявить войну крымскому хану Гази Гирею. Не уверен, имя это или прозвище, вроде русских «царь Тишайший», «император Благословенный», но оно мне заранее не нравится. В прежней жизни я не был таким уж полиглотом, зато от «реципиента» мне досталось более-менее сносное владение несколькими языками – от латыни до татарского. Так вот, если имя «Гази» нынешнему хану даль при рождении, так сказать, «на вырост и в качестве приятного пожелания», это одно. А вот если это – прозвище, полученное за реально совершённое, то ситуация выглядит гораздо неприятнее. Поскольку «Гази» на татарском, и, подозреваю, не только татарском, языке означает «победитель». То есть человек, которого так называют, по определению умеет воевать и побеждать. Не скажу, что сам я по полководческим талантам равен фельдмаршалу Румянцеву и Суворову, поскольку хоть и воевал, но службу закончил всего лишь с погонами старшины и Академии имени Фрунзе не оканчивал. Так, нахватался теории и знаний военной истории из разных источников, но прекрасно понимаю, что моих знаний недостаточно. Впрочем, в семнадцатом столетии никто «академиев» не оканчивал, обучаясь тактике и стратегии на практике с подросткового возраста. Однако от этого не легче. Уж слишком довлело надо мной почерпнутое «знание будущего». Крымские походы русских войск раз за разом оканчивались неудачами либо оставлением занятых территорий, как пришлось поступить Миниху. Тот самый Азов, запирающий выход из Дона в Сурожское, как его сейчас именуют, море православные осаждали за сто лет раз пять иди шесть, и лишь дважды его удалось захватить: сперва донским и запорожским казакам, которые пока что не являлись подданными России, а после – со второй попытки – войсками Петра Первого. К слову, боевое крещение русской гвардии, ставших в будущем знаменитыми Семёновского и Преображенского полков, произошло именно под Азовом, а не у Нарвы, как ошибочно считают некоторые граждане. Вот только дважды захваченный город пришлось дважды и сдавать. Сперва казаков предал первый царь из династии Романовых, Михаил, побоявшийся конфликтовать с турецким султаном, а потом наши покинули и Азов, и строившийся изначально в качестве новой столицы Таганрог из-за того, что ещё не получивший прозвища «Великий» царь Пётр бездарно проиграл Прутский поход и заключил с турками похабный мир, по результатам которого Россия отдавала все свои завоевания на Юге, отступая к Воронежу и Курску. Возвращать же отданное пришлось несколько десятилетий, вплоть до Екатерининской эпохи. Как бы ни относиться к занявшей престол немке-мужеубийце, но факт остаётся фактом: именно в её правление Россия вернулась к Русскому и Сурожскому морям и была создана Новороссия, раскинувшаяся от Измаила до Таганрога и от Севастополя до Луганского Завода.

Когда-то по «незалежному» телевидению неоднократно показывали дрянной – и в смысле режиссуры, и актёрской игры, и тем более истории – фильм про Мазепу. Тем не менее, самое его начало запомнилось: в голой степи, среди огня и дыма горящей травы идут и падают, погибая один за другим люди в кафтанах русских стрельцов. Так показан неудачный Крымский поход под командованием боярина Василия Голицына. И пусть сейчас в рядах стоящего передо мной войска таких вот стрельцов относительно немного, но именно их вид и всколыхнул неприятные воспоминания о будущем. Я знаю из истории, что именно эти вот люди в моей истории стали костяком войска Ивана Болотникова, чуть было не взявшего Москву, а после разгрома активно участвовали в Смуте как на стороне самозванцев, так и наоборот. Эти люди привыкли к войне, сражаясь под знамёнами «чудесно спасшегося царевича Дмитрия» и, к сожалению, отвыкли в большинстве своём от созидательного мирного труда. Нет, их нельзя распустить по домам, поскольку многие собьются в разбойничьи шайки и Русь может стать своеобразной «махновщиной». А такое нам не нужно. Но и посылать войско летом через безводные степи на Крым, во исполнение международных договоров, заключённых моим предшественником с австрийцами и ляхами – значит, заранее обречь этих людей на бесполезную гибель. Конечно, есть вариант начать осаду Азова, вот только не перекрыв донскую дельту от турецкого флота взять крепость почти невозможно.

Хотя… А ведь есть и третий вариант!

Захватить Азов, а уж тем более – Крымский полуостров – без того, чтобы не создать предварительно сильную тыловую базу, получится вряд ли. ближайшая к предстоящему театру военных действий Засечная линия располагается в полутысяче вёрст, крепость на месте, где в будущем расположен Ростов-на-Дону, Фёдору Шереметеву ещё предстоит выстроить. Дело это, к сожалению, не быстрое. Но вот попортить кровь туркам и крымским татарам способно даже это вот слабо дисциплинированное войско. Любят наши герои военную добычу? Вот и пусть грабят, да и донских казачков в подмогу себе прихватят. Про то, как те к турецким берегам за дуваном ходили, в будущем не только песни разные фольклорные ансамбли петь будут, но и книжки сочинять и кинофильмы снимать. Как верно подметил кто-то неглупый, «если беспорядок невозможно предотвратить, необходимо его возглавить». Вот и возглавим!..

Степан

Царь наш Дмитрий Иванович, прямо какой-то электровеник на конной тяге. Прежние-то самодержцы, по рассказам, всё больше в палатах кремлёвских или в Александровской слободе сидели, вместе с боярской Думой думу думали, за Русь и народ православный молились да изредка в походы ездили: то Казань брать, то каких-нибудь новгородцев карать… А дела бытовые да практические выполнялись людьми попроще, дескать, не царское это дело хлеб растить, мосты мостить да дороги строить. Как будут говорить в Советском Союзе, «кто на что учился». А этим летом самодержца в Москве и не встретишь, хотя после венчания на царство он частенько из Кремля выбирался, по улицам с малой охраной ездил, на торгу да Пушечном дворе бывал, с простолюдинами, словно с боярами, случалось, разговаривал, зимой за городом приказал снежные городки в размер натуральной крепости выстроить и сам во главе отряда их «штурмовал»[6]. Народные массы сильно удивлялись нестандартному поведению монарха, но, в общем, такое отношение к «чёрному люду» простецам льстило. Дмитрия народ любил и, когда в мае бояре со своими людьми, выпустив из заключения пойманных татей, то есть убийц и грабителей, попытались устроить переворот и под шумок убить Лже– (а может, и не «лже»?) Дмитрия, их сторону приняло относительно немного москвичей, в основном же грабежом и нападениями на иностранцев и обывателей развлекались всяческие деклассированные элементы, вроде скомороха и разбойника Глеба, дядьки по матери нынешнего моего тела. Я как раз утром того дня оказался в разуме подростка Стёпки Пушкарёва, так что успел и понаблюдать, да и в какой-то мере поучаствовать и в мятеже, и в его подавлении. Так вот: основным «девизом» наших «стихийных бунтарей» был: «Проклятые ляхи Государя убить желают! Спасём царя Димитрия Иоанновича!». Ну и постарались от души, нападая не только на поляков и литвинов, которых после царской свадьбы в Москве оставалось ещё немало и прочих иноземцев, но и на тех, кто предоставлял им кров и пищу. Было дело, что уж теперь.

Я точно знаю, что в той истории, где Лжедмитрия в тот день всё-таки схватили раненым и убили, на московский престол сел организатор госпереворота Василий Шуйский, потом началась крестьянская война[7] под руководством Ивана Болотникова. Но сейчас ситуация совершенно иная: сын Ивана Грозного (по мнению широких народных масс) жив и здоров, мятежники в основном схвачены и частично высланы в дальние дали, благо, Сибирь большая, частично отправлены трудом искупать преступления. Как ни странно, но казней не было не то, что массовых, но даже Василия Шуйского с братьями не обезглавили прилюдно: в монахи, говорят, постригли и отправили куда-то. В первом я позицию царя поддерживаю: убивать несколько сотен здоровых мужиков, когда рабочих рук в государстве катастрофически не хватает – не слишком умно. А вот оставлять в живых главных организаторов госпереворота, на мой взгляд, глупость несусветная. Но я-то – не царь, а простой помощник царского конюха – одного из многих – и, соответственно, от меня такие решения не зависят. А тот, от кого зависят, похоже, решил, согласно Писанию, продолжать подставлять щёку после ударов.

Впрочем, сейчас Дмитрий Иванович уехал поближе к войскам, армия его любит и бояр, по сравнению с Москвой, там относительно немного. Так что, может, и обойдётся без покушений и дворцовых переворотов. И вот что удивительно: уехать-то он уехал, но чуть ли не ежедневно гонцы привозят государевы указы, причём всё больше – на хозяйственно-бытовые темы. Мало того: в тем указам ещё и собственноручно исполненные чертежи приложены бывают! Нет, врать не буду, сам лично тех чертежей не видал, не тот у меня уровень. Но кое-что из приспособлений, согласно тем указам на пробу изготовленным, встречал. С кремлёвского-то Конюшенного двора после массового отбытия царского поезда, соответственно, с конским составом, меня и ещё с дюжину таких же работников отправили на государев конезавод в большом селе Хорошёво, где и приставили к делу. Оно понятно: за просто так кормить никто не станет. А какое дело может быть у помощника конюха? Правильно, следить за лошадками, обихаживать их и пристраивать к работе. Тракторов да автомобилей на Руси ещё не выпускают, всё на конной тяге.

Вот и понадобились третьеразрядные, постаревшие царские маштаки в качестве тягловой силы для изготовленных по царёвым указам приспособлений. Борона лично меня не особо удивила: похожие в станицах использовали и до революции семнадцатого года, и позднее, вплоть до развития колхозов. Четырёхугольная жердяная рама с поперечинами, в поперечины накрепко дубовые зубья вколочены, пара оглобель да хомут. Полезный инструмент, и относительно недорогой. А вот конная жнейка по карману будет далеко не каждому: нынче в деревне мужик, имеющий в хозяйстве топор да ухват зажиточным считается, потому как железо дорого, а уж сталь, или «свейский уклад» и помещики не все приобрести способны. Ибо царское жалование невелико, а мужиков в поместьях, после голодных-то годов, сильно поубавилось, содержать дворян на должном уровне не получается. Уж не знаю, кто царю эти агрегаты придумывает, может, иностранный инженер, вроде Леонардо Да Винчи, но получилось толково: шесть стальных лезвий, вроде тех, которые на косах-литовках применялись, закреплены на небольшом дубовом валу, который проворачивается через систему зубчатых колёс. Тащит лошадка жнейку, колёса крутятся вместе с задней осью, от неё вращательный момент передаётся на зубчатки, те вертят вал – и лезвия срезают луговую траву. А когда придёт время жатвы, точно так же будут срезать и налитые зерном ржаные колосья.

Меня же с двумя крупными маштаками приставили и вовсе к механическому чуду по нынешним временам. Сам бы не поверил, но агрегат налицо, можно руками потрогать! Этот самый царский инженер придумал ни что иное, как дорожный грейдер на конной тяге! К обычной крепкой телеге снизу прикрепили тяжёлое дубовое бревно, стёсанное в форме клина, получившееся заострённое бревно оббили железной полосой. Переднюю часть телеги загрузили для тяжести булыжниками, а посерёдке в жердевой дне прорезали щель почти в ладонь ширины, прикрытую крышкой из ивовых прутьев. От щели включительно и до задней тележной грядки установили плетёный короб объёмом, если на глаз, литров сто-сто двадцать, куда сыплют осколки глиняной посуды, битых кирпичиков плинфы и мелкие камешки. И вот этим самым грейдером, точнее, запряжёнными в него маштаками, я управляю. Наша артель расширяет и выравнивает дорогу от Хорошёва до Москвы: играющий роль бульдозерного ножа дубовый «клин» при движении разравнивает неровности дороги, стоящий на телеге с лопатой «оператор деревянной лопаты» через щель засыпает ямки керамическим боем. Позади идут вооружённые дубовыми колодами с рукоятками здоровые мужики, уплотняющие при помощи этих «баб» дорожное полотно, а по краям дороги ковыряются лопатами землекопы, роющие канавки-водогоны, куда при дожде и таянии снега должна будет стекать лишняя вода. Понятно, что совсем дорогу от размытия водогоны не спасут, но скорость разрушения будет всё-таки поменьше. По слухам, которым хочется верить, царь-батюшка задумал таким вот манером благоустроить и московские улицы, а там и к иным городам построить дороги, а не направления. Конечно, одного прото-грейдера на это не хватит, но плотники и кузнецы на Руси пока не перевелись, самодержец прикажет – не то, что грейдеры, танки без единого гвоздя соорудить сумеют. Я такой в журнале на картинке видел, как раз в статье про Леонардо. Кто же всё-таки такой башковитый у царя завёлся, интересно? Встретиться бы, поговорить…

[1] Напомню, что в данной версии истории патриарх Игнатий так и остался главой Русской православной Церкви, в то время как у нас он после переворота Шуйских был низвергнут из сана и заточён в Чудовом монастыре.

[2] Практически непрерывная череда боевых действий на Руси продолжалась одиннадцать с половиной лет и прекратилась только с подписанием так называемого Деулинского перемирия с Речью Посполитой 3 января 1619 года.

[3] На самом деле в результате раскрытия первого заговора Шуйских, были казнены «мелкие сошки»: дворянин Пётр Тургенев и купец Фёдор Калачник. Сами же братья Шуйские были отосланы в Вятку, но прощены и возвращены с полпути.

[4] Речь идёт о первой «Астраханской шапке», изготовленной в Англии, которая в нашей истории была похищена из Кремля после успешного переворота Шуйских и цареубийства, и вывезенной в Жечпосполиту. Она нарисована на погребальном портрете 1632 года «Сигизмунд III на катафалке» – именно она венчает голову мёртвого короля. В Россию так и не вернулась. «Астраханская шапка», хранящаяся ныне в Оружейной Палате московского Кремля, изготовлена гораздо позже, в 1627 году для Михаила Фёдоровича Романова.

[5] Умнов, несомненно, видевший бутафорскую «Шапку Мономаха» на голове актёра Ю. Яковлева во всенародно известной кинокомедии, не знает, что Иоанн IV постоянно не носил царских золотых шапок даже на торжественных мероприятиях. Даже во время приёма английского посольства «Царь сидел в полном своём величии, в богатой одежде, перед ним находились три его короны…» («The Travels of Sir Jerome Horsey» (нарусскомязыке: ДжеромГорсей. Записки о России. XVI – начало XVII в. – М.: Изд-во МГУ, 1990))

[6] Исторический факт. Именно так и поступал царь, которого в учебниках называют «Лжедмитрием Первым».

[7] Степан Ртищев именует этот исторический эпизод так, как его называли в советских учебниках: всё-таки он прожил жизнь в СССР и был убит омоновцем уже в капиталистической РФ. На самом деле основной ударной силой болотниковцев были всё-таки казаки, боярские дети и мелкое дворянство с присоединившимися городовыми стрельцами, а сам Иван Исаевич Болотников именовал себя «воеводой Государя Димитрия Ивановича», будучи убеждённым в том, что царь вновь сумел спастись от убийц.

19

ГЛАВА 4

Дмитрий

После общего смотра войска я распорядился провести на следующий день соревнования по «военно-прикладному спорту». Скачки с лучной стрельбой и рубкой лозы и глиняных «болванов», пехотные перестроения «на чёткость» с выполнением копейных приёмов, пальба в цель из ружей, лёгких и тяжёлых артиллерийских орудий. Было объявлено, что победители получат ценные призы из царских рук, а возможно, что и зачислены в особый государев полк. Всё верно: основной личный состав для будущего сводного «полка нового строя», конечно, будет набираться из простолюдинов, ранее не бравших в руки оружия – но именно для их «дрессировки» и потребуются инструкторы.

Да, в Европе полным-полно наёмников, продающих своё воинское умение любому, кто способен заплатить «цену крови». И в известной мне истории их активно приглашали на Русь и Василий Шуйский, и Алексей «Тишайший», и его младший сынок Пётр Алексеевич… Обычная практика. Вот только наёмники – это: а) дорого; б) долго – замаешься ждать, пока иноземные солдаты своим ходом припрутся из какой-нибудь Швабии или Швеции в Подмосковье, причиняя по пути всяческие неприятности русским людям, от стыренного гуся до перепорченных девок; и в) опасно: нанимаются эти ребята не поодиночке, а в составе слаженных боевых подразделений численностью от одной роты до нескольких полков. Приглашение тех же шведов Василием Шуйским переросло в оккупацию почти всего русского Северо-Запада в скором времени, а век спустя вновь пришлось проливать русскую кровь, отвоёвывая бездарно профуканное в Смуту. Значительная часть из двадцати пяти процентов мужского населения, потерянного Россией при Петре Первом – это как раз жертвы той самой Северной войны со Швецией. А ведь была возможность эту войну предотвратить, попросту не сорвавшись в штопор гражданской войны и не пустив делагардиевских козлов в наш русский огород… Да, сейчас история, кажется, пошла в ином направлении: переворот Шуйских ликвидирован, на престоле законный, по мнению народа, царь, Иван Болотников пока что возвращается из турецкого плена через всю Европу аж из Италии… Толковый, к слову, был мужик, надо распорядиться, чтобы отыскали. России такие народные полководцы всегда нужны. Тем не менее – мало ли что может случиться? Пусть мне досталось достаточно молодое тело, но недавние события показали, что профессия царя – довольно рискованная. Пока я своими действиями глобально не помешал ни боярской аристократии, ни дворянству, ни верхушке чиновничества – приказным дьякам, ни духовенству – всё хорошо. Но когда – не «если», а именно «когда» – начну расшатывать эти «столпы общества»… Тут может произойти всякое. Царским пеплом из пушки, может, и не выстрелят – это уж совсем экстремизм. А вот ткнуть кинжалом по примеру мсье Равальяка, подлить по старой византийской традиции отравы или медленно травить ртутью, сурьмой и свинцовыми солями, как Ян Эйлоф Иоанна Грозного… Почему бы и не да?

Государь, то есть теперь я, помирает бездетным, вдова – бывшая католичка – ни народной любовью, ни поддержкой боярства не пользуется… В результате возвращаемся на прежние позиции: страна вновь рушится в Смуту, помимо своих Рюриковичей (да и Романовых – почему бы и нет), которых хоть ложкой кушай, столько их расплодилось за шесть веков, на престол претендуют наши злейшие союзники как с Запада, так и с Севера, да и турки со степняками постараются поживиться за счёт русских земель…

Нет, товарищи, такой «хоккей» нам не нужен! Смешно: я, убеждённый большевик-коммунист и республиканец, теперь вынужден бороться за укрепление русского самодержавия. И опираться мне приходится только на этих вот слабо дисциплинированных вояк, способных при неудаче, наплевав на всё, вернуться в свои усадьбы, на вздорного грека-патриарха, понимающего, что занимает свой престол только пока на Руси царствует не очень понятный в смысле легитимности «сын Ивана Грозного». Да ещё на народную любовь, которая, как хорошо известно, весьма переменчива…

Во второй половине дня собрал воевод и бояр на «походно-полевой совет». Поскольку формально война туркам и крымчакам мною – вернее, моим предшественником в царском теле, но кто об этом знает? – объявлена, войско, какое-никакое, а собрано, оно, это войско, должно поработать инструментом политики. Иначе сейчас с бандитским государством, в которое превратилось Крымское ханство, нельзя: либо мы будем наносить удары, либо станут бить нас. А поскольку Турция, как принято будет выражаться в двадцать первом веке, покровительствует террористам, то и османам следует дать по рукам.

Я обозначил перед собравшимися круг предстоящих задач. Прежде всего, в течение ближайших семи-десяти дней навязать плотов и закупить плоскодонных насадов, наняв при этом перевозчиков из местных, для чего выделил денег сверх имеющейся войсковой казны, а заодно послать гонцов в Воронеж, чтобы провести эту операцию и в приграничье. Затем войска должны отправиться по реке Сосне до её впадения в Дон: пехота и пушечный наряд – сплавным способом, а большинство конницы – по трактам вдоль берега. Слишком сильно вперёд она не вырвется, поскольку дороги здесь пока что паршивые, да и проложены в основном по лесистой местности. Топтать же крестьянские поля запретил категорически: и без того урожай ржи сам-два у тутошних мужиков за счастье считается, а сам-три – чуть ли не чудом. А ведь этим хлебом приходится кормить и города, и тех же вояк – артиллеристов и набранную пехоту. Кавалеристы-то с пожалованных им поместий кормятся, да и те – не сказать, чтобы впроголодь, но и не сытно.

Далее – дойти до Воронежа, принять дополнительные плавсредства и, переправив часть конницы на противоположный берег в качестве флангового охранения и разведки – как сейчас принято говорить, ертаула, спуститься по течению Дона сперва до казачьего Усть-Медведицкого городка, где постараться закупить как можно больше продовольствия, дополнительно к перевозимому с собой, а также сманить в поход часть тамошних казаков. Всё равно те пока что живут не с плуга – да и нет пока что на Руси плугов как таковых, – а с сабли и от предстоящей военной добычи вряд ли откажутся. Конечно, Дон в семнадцатом веке более опасен для путешествия, особенно учитывая крупные пороги, мели-перекаты, а также немирный характер населения, всегда готового пограбить чужаков. «Москальское – значит, ничьё, а что ничьё, то моё»: эта казацкая пословица дожила до двадцать первого столетия, хотя в будущем уже не столь открыто афишируется. Да к тому же за долгое время пребывания сперва под боком у Русского царства, а потом и в составе Империи Москва и Питер сумели всё-таки ассимилировать этот буйный народ и в плане религиозном, и в нравственном. В будущем мне почти не встречались люди, общающиеся между собой на «гуторке» тюркского происхождения: все пользуются русским языком или суржиком. Да и считают себя, чаще всего, православными христианами. А ведь ещё перед Первой мировой восемь из десяти природных казаков были старообрядцами, а за полвека до того Синод на полном серьёзе выпускал «методички» для священников по борьбе с языческими пережитками…

Ну, до этой ассимиляции я вряд ли доживу, разве что снова сознание в кого-нибудь перекинет. А пока что русское войско от реки Медведицы должно добраться до Черкасского городка, сманив с собой также и сколько получится тамошних казаков. И уже с ними, обойдя крепость Азов по Мёртвому Донцу, добраться до Азовского, на Руси именуемого Сурожским моря. В своей прежней-будущей жизни я не раз бывал в тех местах у родственников жены, проживавших в селе Недвиговка. Село же это построено буквально на руинах древнегреческого города Танаис, а частично – и из добытых там камней. Видел я там и место, где когда-то стояла турецкая крепость Лютик, блокировавшая выход в море для казачьих лодок-«дубов». Сами турки называли её как-то по-своему, но как именно – никогда не интересовался. Так вот помнится мне, что Лютик османы пока что не построили, а ведь место – крайне стратегически удобное. Именно сюда я и распорядился идти большей части войска, выделив часть конницы для того, чтобы обложить Азов с суши, перерезав купцам дороги на Кубань и Кавказ. А если под удар попадут некоторые татарские кочевья – ну что же, война есть война.

На месте не построенного пока что Лютика приказал возвести укрепления: сперва деревянный острог, из разобранных на брёвна плотов, а после – расширенный вариант, со рвом, земляным валом и каменными стенами с редутами. Благо, камень там буквально под рукой, в паре вёрст. Конечно, археологи будущего проклянут меня за нанесения ущерба руинам эллинского города – но тут не до жиру: крепость нужно выстроить хотя бы вчерне до осенних ливней. Пока русское войско станет строить будущую базу на Сурожском море, добровольцы и казаки на своих «дубах» начнут в этом самом море промышлять каперством, портя кровь османам от Азова до Керчи и Темрюка.

Разумеется, турки и татары вряд ли станут терпеть такое к себе отношение и постараются отомстить за обиду. Ну что же, как говорят, флаг в руки а древко – в дупу. При появлении под Азовом действительно крупных отрядов ногайских татар, блокирующая город русская конница должна отступить к строящейся крепости, где соединиться с основным войском. Которое стройку и станет прикрывать. Конечно, русская артиллерия разношёрстна, но при установке на валах и с пехотным прикрытием ногаям Лютик в открытом бою не взять. То же и на море: из-за мелководья по-настоящему крупные корабли на дистанцию прицельного выстрела османы подвести не сумеют, казачьи же плоскодонки при встрече с превосходящими силами врага всегда способны заскочить в устье Мёртвого донца – и достать их сможет только крупный десант. Высадка его ввиду крепости – изощрённый способ отправить янычар, или кто там окажется на свидание к райским гуриям. Конечно, не исключён вариант десантирования в другом месте, с последующим пешим переходом. Но вряд ли враги смогут перевезти по морю много кавалерии, а пехота у них хоть и хороша, но, как уже сказано, против бьющей с валов артиллерии – «не играет».

Так что нашим там придётся только зиму и весну продержаться, а там и войско Фёдора Шереметева должны будут подойти, заложив крепость на месте не построенного пока Ростова-на-Дону. Совместно от крымчаков должны отмахаться, а там, надеюсь, удастся заключить мир со Стамбулом. Ну а не удастся – так Азов в любом случае придётся брать – в отличие от царя Петра – сразу блокируя его с моря и суши. Таким образом Россия и союзнические обязательства перед «западными партнёрами» выполнит, и на Нижнем Дону закрепится, с одной стороны получая выход в Сурожское море – а торговать с Крымом, Кавказом и собственно Турцией рано или поздно всё равно придётся, так как войны имеют свойство заканчиваться, а торговля существует постоянно, – а с другой стороны – усиливая контроль над донскими казаками.

Конечно, хорошо было бы выйти на западном направлении на Миус и Северский, или, как его пока что в России называют, «Северный» Донец, да и Перекопский перешеек «запереть» бы не помешало, но это уже планы не завтрашнего дня: тут бы в устья Дона и Мёртвого Донца зацепиться, чтобы не сковырнули.

Предстоящий поход я повелел считать «без мест», чтобы доблестные военачальники не перегрызлись между собой. Во главе же войска поставил князя Ивана Михайловича Барятинского: мужчину неглупого и исполнительного и, что немаловажно, не замаранного в недавнем заговоре. Во время царской свадьбы он состоял в числе поезжан, следовательно, мой предшественник имел основания доверять ему. Не сказать, что этот выбор пришёлся по душе большинству присутствующих – но для предстоящей операции нужна не столько древность рода, сколько точное исполнение планов.

«Вы думаете, нам, царям, легко? Ничего подобного!». Артист Юрий Яковлев из советской кинокомедии был совершенно прав. «Военный совет в Ельце» утомил меня до крайности, а обязательное присутствие на церковных службах вытянуло последние силы, поэтому в сон без сновидений я провалился, как только оказался на постели, даже не успев укрыться одеялом. И, как показалось, тотчас же проснулся с ощущением чего-то крайне знакомого, и в то же время – необычного. Знакомого мне-прежнему… Но чего именно? Вспомнил, как, казалось бы, совсем недавно – а ведь сколько разного успело с тех пор произойти! – после попадания в мою луганскую квартиру украинского снаряда оказался своим сознанием в организме человека совершенно другой эпохи и первое, что почувствовал – запах горящего дерева. И первая мысль была о пожаре. Впрочем, оказалось, что это горела в специальных подставках-светцах лучина – обычный в семнадцатом веке «осветительный прибор». Сейчас лучина так же издавала свой особенный запах, который смешивался с иным, издаваемым сгораемым в лампаде в красном углу оливковым, или, как здесь и сейчас говорят, «деревянным» маслом. Моё обоняние давно свыклось с такими ароматами, как и зрение, приспособившееся к почти постоянному полумраку внутри помещений. Климат на Руси холодный, здания, как правило, все, от простой избы до царских теремов – бревенчатые, с небольшими, чтобы не мёрзнуть зимою, оконцами. А до электрического освещения – да что там! Даже до керосиновых ламп! – народ пока что не додумался. Так что и для зрения ничего необычного. А вот слух… Ведь что-то прозвучало такое… Нездешнее. Вслушался. Действительно, откуда-то издалека доносятся какие-то ритмичные отголоски. Подошёл к двери, приоткрыл – за ней встрепенулись четверо стрельцов-телохранителей бывшего десятника, за один день ставшего стольником, Евстафия Зернина. Без пищалей – внутри терема с ними не развернутся, потому длинноствольное оружие сдано в караулку, размещающуюся рядом с сенями – зато при саблях, и за кушаками у каждого – по паре кремнёвых пистолей, третий, со взведённым курком, во время дежурства каждый держит в руках. Понятно, парням так непривычно, но такова моя, сиречь, царская, воля: трусом никогда не был, но Устав гарнизонной и караульной службы в своё время затвердить пришлось крепко. Вот и внедряю потихоньку некоторые моменты применительно к историческим условиям. А то ведь события во время мятежа Шуйских показали, что привычные здесь и сейчас царские «телохранители», пусть и пригодны в качестве своеобразной «роты почётного караула» для пускания пыли в глаза народу, но свои обязанности по охране и защите первого лица в государстве исполняют плохо. Впрочем, тогда это были иностранные наёмники – и на черта «предыдущий» царь Дмитрий их набрал, раз от них, как от того Антонеску, «много треску, мало блеску»? – а нынешние парни все коренные русаки, вроде как искренне преданы «истинному сыну государя Ивана Васильевича», а не просто отрабатывают жалование, все поучаствовали в подавлении попытки путча.

– Слышали сейчас что-нибудь?

– Нет, Государь, не слыхали!

– Всё тихо было, разве что служки воеводские ходили с поварни, но тому уж долгонько…

М-да… Слуги с кухни шляются мимо царской спальни… И охрана их игнорирует! В двадцать первом веке в такое не поверит никто. Но здесь и сейчас ничего поделать нельзя: отдельного царского жилого комплекса в Ельце нет, квартирую на воеводском подворье. По здешним понятиям – с максимумом комфорта, а сравнить с моим будущим – в редком колхозе такая убогость встречалась, и то – там, где война туда-сюда прошла, годов до шестидесятых. Ладно, будет вам, ребята, цивилизация, если доживём с вами до исполнения моих задумок. Сейчас пока пробуем с первой нашей бедой сладить, дороги начали строить. С дураками, конечно, придётся сложнее – их не сеют, не жнут, сами родятся…