Текст книги "Россия в войне 1941-1945"
Автор книги: Александр Верт
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 54 (всего у книги 58 страниц)
Здесь, однако, следует сделать небольшое отступление и остановиться на сложном вопросе о советской политике в отношении Германии в период, когда Красная Армия начала занимать германскую территорию. После всего того, что совершили немцы – а такие ужасы, как разрушение Варшавы и лагеря уничтожения в Майданеке и Освенциме, еще были свежи в памяти каждого солдата, – немецкий народ не вызывал к себе сочувствия. Советские войска, почти четыре года воевавшие с немцами на своей родной земле и видевшие тысячи лежавших в развалинах городов и сел, не могли, ворвавшись в Германию, противостоять желанию отомстить.
Было ясно, что вскоре перед русскими в Германии встанет ряд политических и административных задач, которые никак нельзя будет решать на основе принципа, что «все немцы – зло». Впервые эта тревога нашла свое отражение в редакционной статье «Красной звезды» от 9 февраля 1945 г.:
«“Око – за око, зуб – за зуб”, – говорили наши деды… Конечно, мы понимаем эту формулу совсем не так прямолинейно… Нельзя себе представить дела таким образом, что если, скажем, фашистские двуногие звери позволяли себе публично насиловать женщин или занимались мародерством, то и мы в отместку им должны делать то же самое. Этого никогда не бывало и быть не может. Наш боец никогда не допустит ничего подобного, хотя руководствоваться здесь он будет отнюдь не жалостью, а только чувством собственного достоинства… Он… понимает, что всякое нарушение воинского порядка ослабляет армию-победительницу… Наша месть не слепа, наш гнев не безрассуден. В припадке слепой мести и безрассудного гнева можно, скажем, без нужды разрушить заводские сооружения, привести в негодность станки на уже отбитом у противника предприятии. От такого рода мести враг только выигрывал бы».
14 апреля в «Правде» была опубликована статья Г.Ф. Александрова, содержавшая резкую критику Эренбурга и положившая конец его пропаганде ненависти. Судя по послевоенным мемуарам. Эренбурга, его выступления были подвергнуты критике по прямому указанию Сталина. Статья Александрова «Товарищ Эренбург упрощает» вменяла ему в вину два момента: во-первых, считать всех немцев «недочеловеками» значило придерживаться антимарксистской и неразумной точки зрения. «Гитлеры приходят и уходят, а народ германский… остается» – так заявил в одном из своих выступлений сам Сталин; России придется сосуществовать с немецким народом. Было бы совершенно неправильно предполагать, что каждый немецкий демократ или коммунист – это обязательно переодетый нацист. В статье содержался ясный намек на то, что с некоторыми немцами советским властям придется сотрудничать. Во-вторых, Александров возражал против опубликованной двумя днями ранее в «Красной звезде» статьи Эренбурга под названием «Хватит!», где автор возмущался той легкостью, с какой союзники продвигались на западе, и отмечал отчаянное сопротивление, которое немцы по-прежнему оказывали русским на востоке. Эренбург объяснял это тем, что, уничтожив на востоке миллионы мирных граждан, немцы теперь боялись Красной Армии, но не западных союзников.
Соглашаясь с некоторыми из этих утверждений Эренбурга, Александров, однако, заявил, что он упрощает вопрос:
«На нынешней стадии войны гитлеровцы следуют своей издавна выношенной и внутренне присущей им провокаторской политике. Гитлеровцы стремятся… вызвать раздор между союзниками… и сохранить при помощи провокаторского военно-политического трюка то, что не удалось достигнуть при помощи вооруженной силы… Если бы немцами руководило чувство боязни в их нынешней преступной политике, они, вероятно, не продолжали бы усиленно топить своими подводными лодками англо-американские суда, не обстреливали бы Англию до последнего времени самолетами-снарядами и не продолжали бы умерщвлять военнопленных солдат и офицеров союзных армий. Из этого следует, что… говоря словами Эренбурга, тому факту, что «Кенигсберг был взят не по телефону»… нужно дать совсем другое объяснение, чем то, которое дано т. Эренбургом на страницах “Красной звезды”».
Этот реверанс в сторону союзников, несомненно, был задуман в духе добрых ялтинских традиций. Но не в этом дело.
Самым важным в критике Александровым Эренбурга была новая официальная линия в отношении «немецкого народа». Пропаганда ненависти к «немцам» прекратилась.
Решающее наступление Красной Армии на Берлин началось 16 апреля с плацдармов на Одере. Опубликованная спустя неделю сводка гласила:
«Войска 1-го Белорусского фронта, перейдя в наступление с плацдармов на западном берегу Одера, при поддержке массированных ударов артиллерии и авиации прорвали сильно укрепленную, глубоко эшелонированную оборону немцев, прикрывавшую Берлин с востока, продвинулись вперед… овладели городами Франкфурт-на-Одере, Ваннлиц, Ораниенбург, Биренвердер, Хеннингсдорф, Панков, Фридрихсфельде, Карлсхорт, Кепеник и ворвались в столицу Германии – Берлин».
Одновременно войска Конева ворвались в Берлин с юга, заняв сначала Коттбус, а затем Мариенфельде, Тельтов и другие пригороды.
25 апреля было объявлено, что войска Жукова и Конева соединились северо-западнее Потсдама, завершив, таким образом, окружение Берлина. В тот же день был взят Пиллау, последний оплот немцев в Восточной Пруссии.
2 мая после недели ожесточенных боев (недели, в течение которой в Берлине покончили жизнь самоубийством Гитлер и Геббельс) город капитулировал.
Вслед за этим 7-9 мая капитулировала вся немецкая армия. Йодль подписал капитуляцию в Реймсе, а Кейтель – на следующий день в Берлине. Здесь акт о капитуляции был подписан от имени Советского Союза маршалом Жуковым. Реймская капитуляция была предварительной формальностью: на церемонии подписания присутствовал лишь один советский генерал сравнительно невысокого ранга. В СССР об окончании войны было объявлено рано утром 9 мая. Победа над Германией празднуется здесь на день позже, чем на Западе. Не следует забывать, что Прага еще не была освобождена. Западные союзники считали это мелочью, русские придерживались другого мнения.
9 мая 1945 г. в Москве было незабываемым днем. Мне еще не приходилось видеть в Москве, чтобы так искренне и непосредственно выражали свою радость два, а может быть, и три миллиона людей, заполнивших в тот вечер Красную площадь, набережные Москвы-реки и улицу Горького на всем ее протяжении до Белорусского вокзала. Люди танцевали и пели на улицах; солдат и офицеров обнимали и целовали. Возле американского посольства толпа кричала «Ура Рузвельту!» (хотя он и умер за месяц до этого) [250] 250
Перед зданием английского посольства, находящимся на другом берегу Москвы-реки, на некотором расстоянии от места массовых гуляний, состоялись лишь небольшие дружественные демонстрации.
[Закрыть]. Люди были счастливы. На какое-то время Москва отбросила всякую сдержанность. Такого эффектного фейерверка, как в тот вечер, мне еще не доводилось видеть.
При всем том разница в один день между праздником победы на Западе и на Востоке произвела неприятное впечатление. Еще не успели высохнуть чернила на подписи Кейтеля, как между союзниками начались сперва мелкие, а затем и более серьезные разногласия.
Были споры из-за «фленсбургского правительства» [251] 251
Имеется в виду незаконное фашистское «правительство», созданное адмиралом Деницем и просуществовавшее 20 дней на территории, оккупированной англичанами. Дениц и его «министры» были в конечном счете арестованы по настоянию Советского Союза. – Прим. ред.
[Закрыть], из-за репатриации советских военнопленных и других советских граждан, возвращение которых задерживалось. Уполномоченный СНК СССР по делам репатриации граждан СССР генерал Голиков опубликовал гневное заявление о нарушении Ялтинского соглашения о репатриации. А главное, возникли новые разногласия из-за Польши. Многие семена недоразумений начали прорастать…
Глава II. Ялта и после нее
Ялтинскую конференцию Большой тройки, состоявшуюся за три месяца до поражения Германии, описывали столько раз (в частности, такие ее участники, как Черчилль, Бирнс и Стеттиниус), что нам нет необходимости подробно рассказывать здесь об этом историческом совещании [252] 252
Документы Крымской конференции см. в журнале «Международная жизнь». 1965. № 6-9. – Прим ред.
[Закрыть]. Ялту называют «кульминацией единства Большой тройки», и в свое время большая часть американской печати на все лады восхваляла ее результаты. Лишь позже, в разгар холодной войны, Ялту стали именовать «Мюнхеном», где Англия и США якобы «капитулировали перед Сталиным», притом, как утверждалось, главным образом потому, что во время Ялтинской конференции Рузвельт был уже «усталый и больной человек», который дал себя «обмануть и перехитрить».
Несомненно, Рузвельт был больной человек. Я до сих пор помню те поистине патетические кадры заснятой в Ялте кинохроники, показывающие страшно изможденного Рузвельта в его кресле на колесах. Помню я и Феню, добрую пожилую русскую горничную из московской гостиницы «Метрополь», посланную в Ялту в качестве личной горничной Рузвельта; по возвращении она сказала чуть не плача: «Такой добрый и милый, но ужасно, ужасно больной человек». Когда вскоре после этого Рузвельт скоропостижно скончался, плакала не только Феня, но и тысячи других русских женщин.
В то же время Стеттиниус утверждает в своей книге [253] 253
Stettinius E. Roosevelt and the Russians. London, 1950.
[Закрыть], что в Ялте советские представители сделали больше уступок, чем западные союзники. В его список «советских уступок» входят следующие:
Советский Союз принял американскую формулу голосования в Совете Безопасности, положив, таким образом, конец тупику, возникшему в Думбартон-Оксе.
Советский Союз отказался от своего требования, чтобы в ООН были представлены все 16 советских республик, и удовольствовался предоставлением права голоса только для СССР, Украины и Белоруссии.
Советский Союз согласился, чтобы присоединившиеся нации, объявившие войну Германии к 1 марта, приняли участие в конференции в Сан-Франциско в качестве членов – учредителей ООН.
Советский Союз согласился на более тесную координацию военных усилий союзников.
Несмотря на прежние возражения, он согласился, чтобы французы не только получили оккупационную зону в Германии, но и были представлены в Контрольной комиссии.
Он принял предложение, чтобы урегулирование вопроса о западной границе Польши было отложено до мирной конференции.
Он согласился на компромиссную формулу о составе будущего польского правительства и на проведение свободных выборов в Польше.
Он принял точку зрения США, что Комиссия по возмещению убытков на начальной стадии работы будет рассматривать сумму в 20 млрд. долларов только как основу для обсуждения.
Русские сняли две поправки к Декларации об освобожденной Европе, в том числе поправку о предоставлении особого статуса народам, «активно боровшимся против нацизма».
С другой стороны, западные державы, взывая к «великодушию» Сталина по отношению к Польше, не сочли возможным настаивать на передаче ей Львова и нефтеносных районов Галиции. Они также пошли на уступки в одном-двух вопросах, касавшихся строгого контроля союзников за выборами в Польше, но, как писал Стеттиниус:
«В связи с военной обстановкой (в феврале 1945 г.) речь шла не о том, что именно Англия и Соединенные Штаты позволят России делать в Польше, а о том, на что этим двум странам удастся убедить Советский Союз дать согласие…
[Наши войска] лишь незадолго перед тем отвоевали территорию, потерянную во время «битвы за выступ», и еще не форсировали Рейн. В Италии наше наступление завязло в Апеннинах. Советские же войска заняли почти всю Польшу и Восточную Пруссию, а на некоторых участках вышли на Одер… В руках Красной Армии находились Польша и большая часть Восточной Европы, за исключением части Чехословакии» [254] 254
Stettinius E. Op. cit. p. 266.
[Закрыть].
При всем том Стеттиниус утверждает, что «в целом Ялтинские соглашения явились дипломатическим триумфом Соединенных Штатов и Англии. Действительные трудности в отношениях с Советским Союзом возникли после Ялты, когда эти соглашения не были выполнены».
Ясно, что Англия и США вели переговоры с Советским Союзом не с «позиции силы». Несомненно, у Рузвельта и особенно у Черчилля имелись очень серьезные возражения по ряду вопросов, в первую очередь в связи с Польшей. «Вопрос о Польше, – заявил Черчилль, – самый важный из всех стоящих перед конференцией вопросов, и я не хочу оставлять его нерешенным». Иден ссылается на то, что «присутствие Миколайчика в польском правительстве больше, чем что-либо другое, повысит авторитет этого правительства и убедит английский народ в его представительном характере». По словам Черчилля, его ужаснули сообщения о том, что «люблинское правительство объявило о своем намерении судить как изменников членов Армии Крайовой и подпольных сил» [255] 255
Речь шла о суде не над членами Армии Крайовой вообще, а над антинародными элементами в ее рядах, открыто или тайно боровшимися против новой, демократической Польши. – .Прим. ред.
[Закрыть]. Он возражал также против намерения «так набить польского гуся немецким кормом, что он начнет страдать несварением желудка», и особенно против того, чтобы часть западной границы Польши проходила по западной (а не по восточной) Нейсе.
Но советские государственные деятели по-своему еще острее воспринимали вопрос о Польше, нежели Черчилль. В ответ на одно из заявлений Черчилля, что Польша должна остаться «хозяином своей души», Сталин заметил: «Для Англии Польша – это вопрос чести, а для Советского Союза это вопрос и чести, и безопасности». Время от времени он возвращался к вопросу о том, что Армия Крайова представляла угрозу для Красной Армии в Польше.
Протоколы Ялтинской конференции свидетельствуют, что, согласившись на создание комиссии в составе Гарримана, Молотова и Керра – эта комиссия должна была помочь «реорганизовать» польское правительство и «подготовить», таким образом, свободные выборы в Польше, и дав тем самым союзникам возможность «спасти лицо» – Сталин в то же время не делал секрета из того, что он считал основными интересами СССР в Польше [256] 256
Автор не поясняет, что он имеет в виду. Подлинными «интересами СССР в Польше» было прежде всего создание дружественного Советскому Союзу независимого сильного демократического польского государства. – Прим. ред.
[Закрыть].
Как бы то ни было, Черчилль (и в меньшей степени Рузвельт) продолжал питать серьезные сомнения в отношении Польши. Но ни один из них не мог игнорировать тот факт, что Польша находилась уже в тылу Красной Армии. Характерно, что, когда вскоре после Ялтинской конференции король Михай вынужден был сместить генерала Радеску и заменить его просоветски настроенным Петру Гроза, Рузвельт счел неуместным протестовать, так как через Румынию проходили коммуникации и линии снабжения Красной Армии. То же самое относилось в известном смысле и к Польше.
Проблеме Германии Ялтинская конференция уделила меньше времени, чем можно было ожидать. Было принято решение о «более тесной координации военных усилий трех союзников, чем это было когда-либо раньше». В опубликованном сообщении о конференции говорилось, что «нацистская Германия обречена» и что «германский народ, пытаясь продолжать свое безнадежное сопротивление, лишь делает для себя тяжелее цену своего поражения». Условия безоговорочной капитуляции опубликованы не были.
«Эти условия не будут опубликованы, пока не будет достигнут полный разгром Германии… Силы трех держав будут занимать в Германии особые зоны… [предусматривалось создать] Центральную контрольную комиссию, состоящую из главнокомандующих трех держав, с местом пребывания в Берлине» [257] 257
Берлин выделялся в особую зону, разделенную на четыре сектора.
[Закрыть].
Франция, говорилось далее в сообщении, будет приглашена если пожелает взять для себя зону оккупации и участвовать в качестве четвертого члена в Контрольной комиссии.
Далее следовал абзац о том, что для союзников «непреклонной целью является уничтожение германского милитаризма и нацизма», что они «полны решимости разоружить и распустить все германские вооруженные силы, раз и навсегда уничтожить германский генеральный штаб… изъять или уничтожить все германское военное оборудование… подвергнуть всех преступников войны справедливому и быстрому наказанию и взыскать в натуре возмещение убытков… стереть с лица земли нацистскую партию, нацистские законы, организации и учреждения; устранить всякое нацистское и милитаристское влияние из общественных учреждений, из культурной и экономической жизни германского народа… В наши цели не входит уничтожение германского народа. Только тогда, когда нацизм или милитаризм будут искоренены, будет надежда на достойное существование для германского народа и место для него в сообществе наций».
Согласно протоколам Ялтинской конференции (в то время не опубликованным), условия капитуляции Германии содержали пункт о том, что Большая тройка «предпримет любые шаги, какие она сочтет необходимыми для будущего мира и безопасности, включая полное разоружение, демилитаризацию и расчленение Германии». Изучить способ расчленения было поручено комиссии в составе Идена, Вайнанта и Гусева (то есть министра иностранных дел Англии и американского и советского послов в Лондоне) [258] 258
В «Истории войны» утверждается, что на Ялтинской конференции русские выступали против расчленения Германии и с подозрением относились ко всяким планам расчленения, выдвигавшимся западными державами (ИВОВСС. Т. 5. с. 130-135). Вопрос о «расчленении» обсуждался на ряде совещаний, в частности в период между заседанием Европейской консультативной комиссии в ноябре 1944 г. и Потсдамской конференцией в июле 1945 г. На заседании Европейской консультативной комиссии в марте 1945 г. советские представители решительно высказались против расчленения.
[Закрыть].
В Москве была создана Комиссия по возмещению убытков под председательством Майского, которая приняла «за основу обсуждения на начальной стадии работы» предложенную СССР цифру в 20 млрд. долларов (половина этой суммы предназначалась Советскому Союзу).
Нельзя сказать, чтобы советские руководители были очень довольны этим решением о репарациях, которому был умышленно придан ни к чему не обязывающий характер. Позже они утверждали, что Рузвельт соглашался с тем, чтобы они получили 10 млрд. долларов (в виде промышленного оборудования, поставок из текущей продукции и рабочей силы), несмотря на весьма решительные возражения Черчилля, все время – напоминавшего о невероятной неразберихе с репарациями после Первой мировой войны. Несомненно, однако, что, не считая этого вопроса о репарациях, СССР был вполне удовлетворен решениями о денацификации и демилитаризации Германии. Также бесспорно, что Сталин весьма серьезно отнесся к созданию международной организации, основанной на единстве Большой тройки.
Атомная бомба еще не была взорвана, и американские военные опасались, что если СССР не примет участия в война против Японии, то эта война может затянуться до 1947 г. и потребует от США по меньшей мере еще одного миллиона человеческих жертв. Поэтому в период Ялтинской конференции Англия и США стремились добиться вступления Советского Союза в войну с Японией. Однако после всех потерь, понесенных в войне с Германией, у русских не было ни малейшего желания вести новую войну, и Сталин утверждал, что, для того чтобы они согласились воевать с Японией, он «должен за это что-то показать им». Поэтому он потребовал, во-первых, сохранения статус-кво Монгольской Народной Республики; во-вторых, восстановления прежних прав России, нарушенных Японией в 1904 г., то есть возвращения южной части Сахалина и признания (при условии предварительного получения согласия Чан Кайши) советских интересов в Дайрене, Порт-Артуре и на Китайско-Восточной и Южно-Маньчжурской железных дорогах, которые должны поступить под управление смешанного советско-китайского общества при сохранении Китаем полного суверенитета в Маньчжурии; и, в-третьих, передачи Советскому Союзу Курильских островов (хотя они долгое время принадлежали Японии). Таковы были условия, которые могли удовлетворить СССР на Дальнем Востоке.
В целом Сталин в Ялте произвел на англичан, а еще больше на американцев довольно благоприятное впечатление.
Переговоры он вел спокойно и умело, и сильные эмоции проявлял лишь тогда, когда говорил о репарациях с Германии и о страшных разрушениях, совершенных немцами в СССР. В общем он проявлял достаточную уступчивость и не настаивал на таких требованиях, которые его партнеры считали совершенно неразумными, например чтобы в ООН были представлены все 16 советских республик. На западных наблюдателей произвел большое впечатление тот факт, что на протяжении всей Ялтинской конференции Сталин внимательно следил за ходом войны и выполнял свои функции Верховного Главнокомандующего между полуночью и 5 часами утра.
При внимательном изучении протоколов Ялтинской конференции становится ясным ряд моментов. Сталин был целиком за создание Организации Объединенных Наций на основе единства Большой тройки.
Не делал Сталин тайны и из своих намерений в отношении Польши. Он без конца говорил об «агентах лондонского правительства, стреляющих в русских солдат», и несомненно, что, пока СССР нужен был как союзник в войне против Японии, ему нечего было опасаться англо-американских протестов против советской политики в Польше или на Балканах.
Решения о Германии, о ее демилитаризации и денацификации удовлетворили Сталина, хотя соглашение по вопросу о репарациях он считал слишком туманным; к тому же был еще один важный и тесно связанный с этим вопрос, поднятый в Ялте, но, очевидно, сразу же снятый. Это был вопрос о крупном американском займе Советскому Союзу для целей восстановления.
Согласно Стеттиниусу, этот вопрос всплыл неожиданно, когда Молотов сказал ему, что СССР рассчитывает получить с Германии 3 натуре, а также «выразил надежду, что Советский Союз получит долгосрочные кредиты от Соединенных Штатов» [259] 259
Stettinius E. Op. cit. p. 115.
[Закрыть].
Стеттиниус напоминает, что незадолго до Ялтинской конференции министр финансов Моргентау направил президенту письмо, в котором обосновывал «конкретный план помощи русским в период восстановления» и высказывал предположение, что «это устранило бы многие трудности, с которыми мы сталкиваемся в связи с их проблемами и политикой». Но, как указывает Стеттиниус, «Советский Союз не получил займа в конце войны. Вопрос о том, побудил ли бы его этот заем занять более разумную позицию и проявить больше желания сотрудничать, остается одной из серьезных загадок истории».
Намек на такой заем можно, пожалуй, усмотреть в тосте, провозглашенном Сталиным за здоровье Рузвельта на одном из приемов в Ялте. Сталин сказал, что президент был «главным кузнецом орудий, позволивших мобилизовать весь мир против Гитлера». Ленд-лиз, заявил он, был «одним из самых замечательных и жизненно важных достижений президента», свидетельством исключительно широкого понимания национальных интересов Америки.
Хотя на том же приеме Сталин сделал также несколько очень любезных комплиментов в адрес Черчилля, назвав его «самым смелым государственным деятелем в мире», все наблюдатели сходятся во мнении, что он старался проявлять гораздо больше дружественных чувств к Рузвельту.
«После войны, – сказал Сталин, – когда союзников будут разделять различия интересов, перед нами встанет трудная задача. Я убежден, однако, что наш союз выдержит испытание и что в мирное время отношения между тремя великими державами будут такими же прочными, какими они были во время войны» [260] 260
Там же. р. 198.
[Закрыть].
Американские авторы много писали о том, что Сталин якобы «изменил» ялтинским решениям вскоре же после конференции. Кое-кто совершенно неубедительно объяснял это критикой и оппозицией, которые Сталин встретил со стороны некоторых членов Политбюро. Гораздо более правдоподобным являются другие объяснения этого «изменения» советской политики после Ялтинской конференции.
Какое-то значение в обострении отношений между Востоком и Западом имела усилившаяся в Америке в марте – апреле тенденция против предоставления Советскому Союзу крупного послевоенного займа. Смерть Рузвельта вызвала в СССР подлинную тревогу, [261] 261
Эта смерть произвела очень глубокое впечатление. Все советские газеты вышли с траурными рамками на первых полосах, и в силу какого-то непостижимого инстинкта люди чувствовали, что это была огромная утрата для СССР.
[Закрыть]тревогу, оправданность которой скоро подтвердилась, особенно когда президент Трумэн начал с того, что сразу же после победы в Европе прекратил поставки СССР по ленд-лизу, хотя на Советском Союзе еще лежало обязательство вступить в войну с Японией на стороне Америки. Как мы знаем из описания Гопкинсом его визита в Москву, состоявшегося вскоре после этого, Сталин был сильно раздражен и оскорблен этим шагом, который Стеттиниус назвал «несвоевременным и непостижимым».
Собственно, Ялтинская конференция – эта великая демонстрация единства целей трех держав в предвидении близкой победы над Германией – оказалась, пожалуй, неизбежным водоразделом в отношениях между союзниками. Пока шла титаническая борьба, противоречивые интересы и идеи, которые в обычных условиях были почти несовместимы, отодвигались на задний план. Но теперь, когда пришло время готовиться к миру, достигнутые рабочие компромиссы оказались слишком непрочными. Как мы видели, даже и этих компромиссов было довольно трудно достигать. Теперь же они подверглись испытанию, каким явилось их практическое применение и конкретное истолкование. Все труднее становилось скрывать глубокие различия подлинных интересов и взглядов между партнерами по коалиции военного времени.
В самом конце войны в Европе усилению напряженности в отношениях между Советским Союзом и союзниками способствовал еще один психологический фактор. Близость победы вызвала в СССР не только чувство облегчения и надежды, но также естественную вспышку национальной гордости. Наблюдалась – и не в последнюю очередь в Красной Армии – тенденция возмущаться присутствием западных союзников в Германии, и особенно в Берлине, во время штурма которого стольким тысячам советских солдат суждено было погибнуть в последние дни войны.
С другой стороны, СССР был сильно разоренной страной, и перед ним прежде всего стояла гигантская задача восстановления экономики. Но в то же время он вознесся выше всех, ибо выиграл величайшую в своей истории войну. Никогда еще будущее не казалось таким светлым. Будущее, казалось, сулило заманчивые возможности. Для некоторых это была революционная Европа, для большинства – счастливая, процветающая Россия. Многие из тех, кто тогда мечтал о таком счастливом будущем, предполагали также, что союз трех великих держав после войны сохранится. Побледней иллюзии суждено было рассеяться спустя всего несколько месяцев, после взрыва атомной бомбы над Хиросимой...
