Текст книги "Россия в войне 1941-1945"

Автор книги: Александр Верт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 58 страниц)

«Танковое соединение потеряло убитыми и ранеными 626 человек, дивизия Батюка – около 300 человек, дивизия Горишного была почти обескровлена, но продолжала драться». На берегу реки скопились в ожидании эвакуации сотни раненых. Потери плавучих средств в тот день были столь велики, что обеспечить перевозку раненых на другой берег было нелегкой задачей. Доставка боеприпасов также была крайне затруднена. В то же время разведка доносила, что немцы готовятся предпринять новое крупное наступление на поселок Красный Октябрь. Настоящее сражение за промышленный район Сталинграда только еще начиналось.

29 сентября немцы предприняли попытку «ликвидировать» так называемый орловский выступ глубиной 17 и шириной 5 км к северо-западу от промышленного района Сталинграда. Здесь в книге Чуйкова мы снова наталкиваемся на его гневную полемику с командованием Донского фронта, войска которого действовали позади немецкого клина в районе Рынка, к северу от Сталинграда. Еременко (и его заместитель Гордов) уже дважды до этого терпели неудачу в своих попытках прорвать немецкие линии в районе выступа и прийти на помощь 62-й армии.

Чуйков доказывает, что существование орловского выступа предоставляло войскам на севере великолепную возможность прорвать немецкий клин в районе Рынка, имевший всего 8 км в ширину, однако и на этот раз, когда немцы предприняли серьезное наступление на орловский выступ, возможность оказать помощь 62-й армии была упущена.

Малочисленные войска под командованием Андрюсенко, Смехотворова и Сологуба, оборонявшие орловский выступ, понесли очень большие потери уже в первые два дня немецкого наступления. Затем часть этих войск из бригады Андрюсенко попала в окружение и, про должал а биться с противником еще почти целую неделю. Израсходовав все боеприпасы, 120 человек из этой группы в ночь на 8 октября вырвались из окружения; во вражеском кольце осталось 380 человек – убитые и тяжело раненные.

Маршал Еременко в своей книге «Сталинград», вышедшей в 1961 г., то есть двумя годами позже книги Чуйкова, изображает ликвидацию орловского выступа как неизбежную военную жертву и не пытается как-либо ответить на предъявляемые Чуйковым командованию войск на севере весьма серьезные обвинения в апатии и пассивности. Возможно, командование Сталинградского и Донского фронтов, учитывая предстоящее контрнаступление, выжидало, рассчитывая, что Чуйков каким-то образом сумеет удержать свои плацдармы в Сталинграде. Если это так, то это была опасная игра, ибо, как мы увидим, 14 октября, а затем в ноябре 62-я армия была очень близка к полному уничтожению.

Для советских войск в Сталинграде октябрь был самым тяжелым месяцем. 1 октября в Сталинград прибыла 39-я гвардейская дивизия генерал-майора Гурьева, которой пришлось на протяжении многих критических дней защищать завод «Красный Октябрь» (некоторые из уцелевших бойцов этой дивизии впоследствии дошли до Берлина). В тот же день через Волгу переправилась еще одна знаменитая дивизия – полковника Гуртьева. Солдатам этой дивизии, среди которых было много сибиряков, пришлось в течение октября вынести на своих плечах самые тяжелые бои в северной части Сталинграда [133] 133
  Гуртьев был убит под Орлом летом 1943 г.


[Закрыть].

Столь же стойкими были вновь прибывшие войска гвардейской дивизии генерала Жолудева.

«Это была действительно гвардия. Люди все молодые, рослые, здоровые, многие из них были одеты в форму десантников, с кинжалами и финками на поясах… При ударе штыком (они) перебрасывали гитлеровцев через себя, как мешки с соломой. Штурмовали группами. Ворвавшись в дома и подвалы, они пускали в ход кинжалы и финки… В окружении дрались до последних сил и умирали с… возгласами: «За Родину, за Сталина, не уйдем и не сдадимся!»

Для 62-й армии октябрь начался особенно скверно. Ее штаб, разместившийся неподалеку от завода «Баррикады», вновь оказался в соседстве с нефтяными баками. Баки были подожжены немецкими бомбардировщиками, и горящая нефть хлынула через штабные блиндажи к Волге, окружив командный пункт морем огня.

Когда через три дня пожар стал утихать, немцы начали обстреливать командный пункт армии из орудий и бомбить его с воздуха. Многие на командном пункте были убиты и ранены. С большим трудом командный пункт удалось перевести метров на 500 к северу, в блиндажи штаба дивизии генерала Сараева, которая была фактически уничтожена и формировалась в этот момент заново на другом берегу Волги.

Всю эту первую неделю октября в промышленном районе Сталинграда продолжались ожесточенные бои. К 7 октября немцы захватили часть поселка тракторного завода. Однако у русских были некоторые удачи. Так, в 6 часов вечера 7 октября одним залпом «катюш» был уничтожен целый батальон наступавших немецких войск. Тем временем части генерала Смехотворова вели упорные бои в поселке Красный Октябрь. Одно здание здесь в течение дня пять раз переходило из рук в руки.

«С 8 октября началась подготовка к решающим боям… Гитлер обещал своим вассалам в ближайшие дни овладеть Сталинградом. Немецкие солдаты из окопов кричали: «Рус, скоро буль-буль у Вольга!» Самолеты засыпали город листовками. В них… была показана окруженная со всех сторон танками и артиллерией наша армия. Они издевательски напоминали, как Сталинградский фронт, не пробившись к нам с севера, отступает».

В течение четырех дней – с 9 по 13 октября – царило относительное затишье, но вот 14 октября словно разверзлась преисподняя. До этого «завершающего» немецкого наступления глубина основного района обороны, удерживаемого 62-й армией, то есть расстояние от Волги до линии фронта, – составляла около 3,5 км. Если бы немцы организовали свое наступление надлежащим образом, они могли бы осуществить прорыв за полтора-два часа. Однако предосторожности, к которым прибегло советское командование, и невероятная стойкость войск предотвратили катастрофу. Положение, впрочем, было крайне рискованным.

Вот как Чуйков описывает этот «незабываемый» день:

«Наступило 14 октября – день начала небывалого по жестокости за весь период боев за Сталинград сражения. Три пехотные и две танковые дивизии противника, развернутые на фронте около пяти километров, обрушились на части армии… Около трех тысяч самолето-вылетов насчитали мы за один этот день! Фашистские самолеты бомбили и штурмовали наши боевые порядки без передышки. Артиллерия и минометы врага с утра до темной ночи засыпали снарядами и минами весь район боя. Был солнечный день, но от дыма и копоти видимость сократилась до ста метров. Наши блиндажи тряслись и рушились, как карточные домики. Главный удар враг наносил по частям дивизий Жолудева (37-й), Горишного (95-й), Гуртьева (308-й) и 84-й танковой бригаде в общем направлении на СТЗ и завод «Баррикады». В 11 часов 30 минут до 180 танков прорвались через боевые порядки дивизии Жолудева… и вышли к стадиону СТЗ… К 16 часам дивизии Сологуба, Жолудева и… Гуртьева… вели бои в окружении.

Сведения от войск поступали противоречивые, уточнять их становилось все труднее и труднее. Командные и наблюдательные пункты полков и дивизий разбивались снарядами и бомбами… На командном пункте армии погибло 30 человек. Охрана штаба армии не успевала откапывать людей из разбитых блиндажей. Управление войсками осуществлялось главным образом по радио… были включены западные рации, размещенные на левом берегу Волги. Туда мы посылали свои распоряжения по радио, а оттуда передавали обратно через Волгу на правый берег частям…

К полуночи 14 октября выяснилось, что захватчики обошли со всех сторон Сталинградский тракторный завод и ведут бой в его цехах. По предварительным подсчетам, фашисты за один день боя потеряли 40 танков. У стен завода валялось до 3000 вражеских трупов.

Мы тоже понесли большие потери… в ночь на 15 октября на левый берег Волги было переправлено 3500 раненых бойцов и командиров. Это рекордная цифра за все время боев в Сталинграде».

Немцам удалось продвинуться за день на два километра. Они захватили тракторный завод и рассекли советские войска пополам. К северу от тракторного завода у обороняющихся оставался теперь только маленький участок, который занимала небольшая группа войск под командованием полковника Горохова.

15 октября немцы продолжали упорно атаковать. Снова на обороняющихся обрушивались тысячи бомб, а немецкие автоматчики пытались прорваться к командному пункту 62-й армии.

Однако, замечает Чуйков, «в эти часы у Паулюса не нашлось ни одного свежего батальона, чтобы сделать рывок на триста метров и захватить командный пункт штаба армии. Всего триста метров, но мы не думали отступать».

Тем не менее положение оставалось отчаянным. Из-за непрерывных воз душных, атак противника радиосвязь действовала с перебоями не только на правом, но и на левом берегу реки, где был создан запасной командный пункт. Это было особенно опасно, ибо основная масса советской артиллерии была сосредоточена на левом берегу, а коммуникации на какое-то время были фактически выведены из строя.

Потери советских войск возрастали с катастрофической быстротой. За два дня боев дивизии Жолудева и Горишного потеряли около 75% своего состава. В ночь на 16 октября полк дивизии полковника Людникова переправился через Волгу и сразу же вступил в бой севернее завода «Баррикады». Но этот полк и жалкие остатки дивизий Горишного и Жолудева были бы совершенно бессильны против численно превосходящего противника, если бы их не поддерживала артиллерия на другом берегу реки, орудия Волжской флотилии и штурмовая авиация, которая с большими потерями пробивалась через тучи немецких самолетов и атаковала наступающие немецкие войска. В ночь на 18 октября через Волгу переправились еще два полка дивизии Людникова.

В связи с усилившейся активностью немцев на берегу Волги, близ тракторного завода, Чуйков счел необходимым перевести свой командный пункт несколько южнее, в овраг недалеко от Мамаева кургана. Здесь командный пункт армии оставался до самого конца Сталинградской битвы. От этого КП, спрятанного между волжскими обрывами, до Мамаева кургана было всего около тысячи метров – такова была в то время максимальная глубина главного Сталинградского оборонительного района, еще остававшегося в руках советских войск.

В течение 19 и 20 октября немцы продолжали свои атаки, главным образом в районе заводов «Баррикады» и «Красный Октябрь», но их ударам уже не хватало прежней силы. Судя по свидетельствам военнопленных, моральное состояние немецких войск, в особенности свежих частей, недавно переброшенных на этот участок фронта, было низким. Русские же испытывали большую нехватку в живой силе. Пришлось мобилизовать людей из тыловых служб – сапожников, портных, людей, обслуживавших конюшни, склады и т.д.

«Страшно было подходить к Сталинграду, – говорили эти бойцы, – но как только ступишь на сталинградскую землю, страх пропадает. Мы знали одно: за Волгой для нас земли нет, и чтобы остаться в живых, нужно уничтожить захватчиков».

Следует добавить, что все участники боев под Сталинградом были к тому времени окружены большим почетом.

Подводя итоги ожесточенных десятидневных боев, происходивших с 14 по 23 октября, Чуйков пишет, что силы противника так же, как и наши, были на исходе. За десять дней боев немцы еще раз разрезали нашу армию на две части, нанесли нам большие потери, захватили Сталинградский тракторный, но уничтожить северную группу (которой командовал Горохов) и главные силы армии (действовавшие южнее) не смогли.

Немцы возобновили свои атаки в районах «Баррикад» и «Красного Октября». На участке между этими двумя заводами они теперь были всего в 400 м от Волги. Последняя переправа через Волгу оказалась, таким образом, под пулеметным огнем противника. Для защиты от пулеметного огня пришлось сооружать поперек оврагов каменные стены – что при создавшихся условиях было нелегкой задачей.

27 октября в Сталинград начали прибывать части новой дивизии генерала Соколова. Однако переправа через Волгу осуществлялась с громадным трудом. Тем временем немцы нанесли новый мощный удар по заводу «Красный Октябрь» и захватили северо-западную часть заводской территории.

После ожесточенных немецких атак на части Людникова, Гуртьева и Батюка, длившихся еще два дня, наступило затишье.

К 30 октября стало ясно, что оборона выдержала натиск противника и сражение выигрывают советские войска.

Однако битва еще не кончилась. Уцелевшие участки обороны местами имели глубину всего несколько сот метров, и в течение первых десяти дней ноября русские совершали многочисленные атаки, преимущественно по ночам, в тщетных попытках хотя бы немного их расширить.

11 ноября немцы предприняли последнее крупное наступление на защитников Сталинграда. Пять немецких дивизий, поддержанные танками и авиацией, перейдя в наступление на пятикилометровом фронте, пытались одним рывком пробиться к Волге. Однако советские бойцы настолько прочно закрепились на своих позициях, что немцам удалось продвинуться лишь очень незначительно. Как говорит Чуйков, борьба шла «за каждый метр земли, за каждый сталинградский кирпич и камень».

В предшествующие дни 62-я армия получила некоторые пополнения; в частности, в дивизию Горишного было влито много матросов Тихоокеанского флота. Эти сибиряки были стойкими бойцами. Немецкие атаки продолжались без особых результатов и на следующий день. К середине дня 12 ноября наступление противника выдохлось. Однако немцам все же удалось немного продвинуться, и территория, оставшаяся в руках обороняющихся, еще более сократилась. Расстояние между немецкими боевыми порядками и Волгой, которая к этому времени уже покрылась льдом, местами едва достигало ста метров. Дивизия Людникова была теперь изолирована от остальных сил 62-й армии на небольшом участке к югу от завода «Баррикады», находившегося в руках у немцев. Большая часть завода «Красный Октябрь» также была захвачена противником. В последующие дни русские безуспешно пытались прорваться через 500-метровый немецкий клин на Волге, отделявший их от дивизии Людникова. Продовольствие и боеприпасы приходилось доставлять этой дивизии по ночам на самолетах По-2, и лишь через несколько дней небольшие бронированные катера Волжской флотилии пробились через льды к плацдарму, на котором оборонялась дивизия Людникова, и вывезли оттуда 150 раненых.

Однако частям Людникова пришлось держаться еще больше месяца, прежде чем им удалось вырваться из фактического окружения.

А всего через неделю после того, как немцы предприняли последнюю решительную попытку выбить русских с еще остававшихся в их руках участков, началось большое советское контрнаступление. Войска Донского и Юго-Западного фронтов нанесли удар с севера, войска Сталинградского фронта – с юга, а через четыре дня наступающие силы уже сомкнулись в районе Калача, у восточной оконечности излучины Дона.

Весть о контрнаступлении, которого давно уже ждали, солдаты и офицеры 62-й армии встретили с огромной радостью и облегчением. Предсказание, сделанное Сталиным 7 ноября: «Будет и на нашей улице праздник!» – начинало сбываться.

Однако, несмотря на все это, положение 62-й армии в Сталинграде продолжало оставаться очень трудным. На севере был небольшой участок, который удерживали подразделения Горохова. Затем поблизости от «Баррикад» был еще один маленький участок около квадратного километра, который обороняли бойцы Людникова. Главный участок обороны, длиной около восьми километров, представлял собой, по словам Чуйкова, узкую полоску развалин.

Левый фланг главного участка, где держались бойцы Родимцева, представлял собой полоску земли шириной всего в несколько сот метров. Максимальная глубина участка к востоку от Мамаева кургана составляла около двух километров. Штаб 62-й армии располагался на берегу Волги к востоку от Мамаева кургана, а его наблюдательный пункт – между штабом и Мамаевым курганом, на полотне железной дороги. Все русские позиции простреливались артиллерийским, а значительная их часть – и пулеметным огнем. Поскольку часть Мамаева кургана находилась у немцев, они имели возможность держать переправы через Волгу под прицельным огнем артиллерии. Поэтому двумя первоочередными задачами Чуйкова было соединиться с частями Людникова и овладеть Мамаевым курганом, что фактически вдвое увеличило бы глубину обороны в этом районе.

К 20 ноября Волга покрылась льдом и перестала быть судоходной. Поскольку началось большое контрнаступление, 62-й армии не приходилось больше рассчитывать на какие-либо подкрепления людьми или техникой. Лишь небольшое количество продовольствия и боеприпасов могло доставляться ей на самолетах По-2. Только к 16 декабря река замерзла настолько, что теперь солдаты могли доставлять боеприпасы на маленьких санках по льду.

Ликвидировать немецкий клин в районе «Баррикад» на Волге было нелегкой задачей. Немцы засели в развалинах заводских зданий и, несмотря на двухдневный интенсивный артиллерийский обстрел с противоположного берега Волги, не оставляли своих позиций. Понадобилось несколько дней боев, нередко переходивших в рукопашные схватки (части Людникова атаковали с севера, а бойцы Горишного – с юга), прежде чем немецкий клин был ликвидирован. Обе стороны понесли при этом большие потери. Наступающие войска соединились лишь 23 декабря.

25 декабря бойцы Гурьева штурмовали отдельные участки территории завода «Красный Октябрь», находившиеся в руках немцев. Здесь бои за каждое помещение, за каждый цех велись врукопашную. Немцы превратили главную контору завода «Красный Октябрь» в мощный опорный пункт; они прекратили сопротивление только после того, как все здание было снесено огнем артиллерийских орудий, бивших прямой наводкой. Такие уличные бои продолжались, почти до самого конца.

Немецкие солдаты, даже осознав, что они находятся в окружении, продолжали упорно сражаться и оставались в полной уверенности, что армия Манштейна пробьется к ним на выручку. До конца декабря они жили надеждой и отчаянно оборонялись, часто до последнего патрона. Гитлеровцы и не думали сдаваться в плен. Лишь после того, как группа Манштейна была разбита, моральный дух немецких войск стал заметно падать.

Растущая нехватка продовольствия и боеприпасов стала давать о себе знать. И все-таки даже после 10 января, когда началась окончательная ликвидация «котла», немцы продолжали оказывать упорное сопротивление во многих пунктах Сталинграда, особенно в районе Мамаева кургана, который они полны были решимости удерживать до самого» конца. Здесь они продолжали сопротивляться и даже контратаковать еще 25 января, то есть всего за неделю до окончательной капитуляции немецких войск под Сталинградом.

Глава II. «Сталинградские» месяцы в Москве. Визит Черчилля и последующие события

В отличие от первых месяцев немецкого вторжения, когда советские сообщения о ходе военных действий носили крайне уклончивый характер, сводки, публиковавшиеся летом и осенью 1942 г., были в общем поразительно откровенными. Общая картина положения на фронте была все время почти совершенно ясной. С первых чисел августа (то есть с момента реформ, последовавших за оставлением Ростова) и до 25 августа – дня, который ознаменовал собой начало нового этапа в ходе боев, – сводки были, можно сказать, рассчитано жестокими в своей откровенности. Уже 8 августа в сводке упоминалось о боях «к северу от Котельникова». Это означало, что немцы крупными силами форсировали Дон и ведут наступление на Сталинград с юга. Еще более гнетущее впечатление производили те строки сводок, в которых говорилось о молниеносном продвижении немцев на Кубани и Северном Кавказе. Одно за другим следовали сообщения об оставлении столицы Кубани – Краснодара, нефтепромышленного центра Майкопа и знаменитых курортов в предгорьях Кавказа – Минеральных Вод, Пятигорска, Ессентуков и Кисловодска. Было также признано, что в горных районах немцы успешно пробиваются к Новороссийску и Черноморскому побережью и что в восточной части Кавказа они рвутся к центру нефтяной промышленности – Грозному и к Каспию, чтобы захватить Баку.

При этом, конечно, рассказывалось о выдающихся героических подвигах отдельных советских воинских частей, а 19 августа газета «Красная звезда» пыталась утешить своих читателей тем, что теперь немцы наступали не на столь широком фронте, как в 1941 г., и с меньшей «уверенностью в своих силах», чем даже в июле 1942 г.; немецкое наступление, писала газета, развертывается неравномерно, «рывками», и сопротивление Красной Армии в излучине Дона уже нарушило гитлеровские планы.

Быстрое продвижение немцев на Кубани и Северном Кавказе вызвало сильное уныние в Москве, хотя некоторые специалисты утверждали, что настоящее испытание сил противника начнется тогда, когда немцы достигнут гор. Тем не менее потеря Кубани, одного из богатейших сельскохозяйственных районов России, ощущалась весьма остро. Особенно гнетущей была мысль, что теперь под немецкой оккупацией окажутся еще миллионы русских. Однако, когда немцы стали приближаться к Сталинграду, с самого же начала появилось какое-то странное убеждение, что здесь произойдет поистине решающее сражение. Овеянный легендами со времен Гражданской войны, этот город имел некое символическое (следовательно, политическое) значение.

Было бы, однако, нелепо утверждать, что возможность потери Сталинграда вовсе исключалась. Напротив, в период с конца августа и примерно до последней недели октября все вполне сознавали, что положение в Сталинграде является в высшей степени критическим.

12 августа, когда положение на фронтах представлялось особенно отчаянным, в Москву прибыл Черчилль. На Северном Кавказе советские войска отступали по всему фронту, а немцы приближались к Сталинграду и севернее этого города вот-вот должны были прорваться к Волге.

После недолгого англо-советского «медового месяца», апогеем которого была сессия Верховного Совета 18 июня, отношения между обеими странами стали быстро ухудшаться. Переписка между Черчиллем и Сталиным, особенно в июле и начале августа, свидетельствует об усиливавшемся и растущем раздражении обеих сторон. Причиной его были разногласия по трем основным пунктам: второй фронт, отправка конвоев в Северную Россию и судьба поляков.

Черчилль все более скептически относился к возможности посылки конвоев в Мурманск и Архангельск. Уже 20 мая он писал, что конвой PQ-16 из 35 судов отбыл в СССР, но что «в случае, если нам опять не будет благоприятствовать погода, затрудняющая действия немецких воздушных сил, то нам следует ожидать, что большая часть пароходов и военные материалы, находящиеся на них, будут потеряны». В связи с этим он предлагал, чтобы русские попытались бомбардировать немецкие военно-воздушные базы в Северной Норвегии. Сталин ответил, что русские сделают все возможное, чтобы обеспечить конвою прикрытие с воздуха, но обошел молчанием предложение Черчилля относительно бомбардировки немецких аэродромов в Норвегии. У советской авиации явно не было необходимых для этого бомбардировщиков.

27 из 35 судов, входивших в конвой PQ-16 (я прибыл в Россию с этим конвоем), благополучно добрались до Мурманска, но следующий конвой – PQ-17 постигла катастрофа. Черчилль написал 18 июля Сталину длинное письмо. Он напомнил, что Англия начала отправлять в Россию небольшие конвои еще в августе 1941 г. и до декабря немцы их не трогали. Однако в дальнейшем положение весьма осложнилось. В феврале 1942 г. немцы перебросили в Северную Норвегию «значительные силы подводных лодок и большое количество самолетов». Тем не менее конвои «проходили с различными, но допустимыми потерями». Недовольные достигнутыми результатами, немцы послали на север свои надводные корабли.

«Перед отправкой майского конвоя Адмиралтейство предостерегало нас, что потери будут очень тяжелыми, в случае если, как это ожидалось, немцы используют свои надводные корабли к востоку от острова Медвежий. Мы решили отправить конвой. Нападения надводных кораблей не произошло, и конвой прошел, потеряв одну шестую часть своего состава, главным образом в результате нападений с воздуха. Однако в случае с последним конвоем под номером PQ-17 немцы наконец использовали свои силы таким образом, которого мы всегда опасались… В настоящий момент в Архангельск прибыли только четыре парохода, а шесть других находятся в гаванях Новой Земли. Последние, однако, могут по отдельности подвергнуться нападению с воздуха» [134] 134
  Черчилль умалчивает о том, что главной причиной катастрофы, постигшей конвой PQ-17, было грубо ошибочное решение начальника английского военно-морского штаба адмирала Д. Паунда, который из-за боязни встречи английских военных кораблей с немецким линкором «Тирпиц» отозвал с полпути обратно крейсеры и эсминцы Сопровождения. Оставленные на произвол судьбы торговые суда подверглись яростным атакам фашистской авиации и подводных лодок. В результате противник потопил 23 транспортных судна из 34. С другой стороны, характерно, что, как указывает А. Верт, два крейсера, сопровождавшие майский конвой PQ-16, тоже его покинули на полпути после первого налета немецких бомбардировщиков. – Прим. ред.


[Закрыть].

Короче говоря, Черчилль сообщал о своем решении прекратить отправку арктических конвоев впредь до особого извещения:

«Мы не считаем правильным рисковать нашим флотом метрополии к востоку от острова Медвежий… Если один или два из наших… мощных судов погибли бы или хотя бы были серьезно повреждены, в то время как «Тирпиц» и сопровождающие его корабли… остались бы в действии, то все господство в Атлантике было бы потеряно».

Это, писал он, отразилось бы на поставках продовольствия, за счет которых Англия существует, и подорвало бы ее военные усилия.

«Прежде всего [это] помешало бы отправке через океан больших конвоев судов с американскими войсками, ежемесячно доставляемые контингенты которых скоро достигнут приблизительно 80 000 человек, и сделало бы невозможным создание действительно сильного второго фронта в 1943 году».

Черчилль решил отменить отправку конвоя PQ-18, предложив вместо этого направить в Персидский залив «некоторые из тех судов», которые должны были выйти с этим конвоем.

В том же письме упоминалось о «трех польских дивизиях», солдаты и офицеры которых хотели покинуть Россию, захватив с собой своих жен и детей. Сталин согласился на их отъезд, но теперь у Черчилля были опасения:

«Я надеюсь, что предложенный Вами проект, который мы высоко ценим, не будет не претворен в жизнь из-за того, что поляки захотят отправить вместе с войсками значительное число своих женщин и детей… Питание этих иждивенцев будет значительным бременем для нас. Мы думаем, что стоит принять это бремя в целях создания упомянутой польской армии, которая будет добросовестно использована к нашей общей выгоде».

Эти поляки должны были направиться в Иран и Палестину, и Черчилль явно хотел как можно скорее вывезти их из России [135] 135
  Речь идет о польской армии под командованием генерала В. Андерса, сформированной в СССР и с согласия Советского правительства покинувшей Советский Союз в марте 1942 г. Вместе с офицерами и солдатами этой армии выехали и члены их семей. Последняя группа была эвакуирована в августе 1942 г. – Прим. ред.


[Закрыть].

23 июля Сталин ответил на это послание гневным письмом:

«Из послания видно, что, во-первых, Правительство Великобритании отказывается продолжать снабжение Советского Союза военными материалами по северному пути и, во-вторых… откладывает [создание второго фронта] на 1943 год… Подвоз через персидские порты ни в коей мере не окупит той потери, которая будет иметь место при отказе от подвоза северным путем… Исходя из создавшегося положения на советско-германском фронте, я должен заявить самым категорическим образом, что Советское Правительство не может примириться с откладыванием организации второго фронта в Европе на 1943 год».

Сталин подверг резкой критике английское Адмиралтейство за его ошибки в случае с конвоем PQ-17, за его боязнь потерять какое-либо количество своих военных кораблей и за его решение бросить фактически транспортные суда на произвол судьбы:

«Я, конечно, не считаю, что регулярный подвоз в северные советские порты возможен без риска и потерь. Но в обстановке войны ни одно большое дело не может быть осуществлено без риска и потерь… Советский Союз несет несравненно более серьезные потери. Во всяком случае, я никак не мог предположить, что Правительство Великобритании откажет нам в подвозе военных материалов именно теперь, когда Советский Союз особенно нуждается… [в них]».

Черчилль, конечно, был чрезвычайно задет этим недвусмысленным обвинением в малодушии и вероломстве и в следующем своем послании предложил встретиться со Сталиным в Астрахани или на Кавказе. Он сообщил, что в сентябре будет предпринята новая попытка отправить конвой в Архангельск.

Сталин в своем ответе от 31 июля пригласил Черчилля в Москву, откуда, как он указывал, «мне, членам Правительства и руководителям Генштаба невозможно отлучиться в настоящий момент напряженной борьбы с немцами».

Черчилль сразу же согласился прибыть в Москву, хотя ему явно не по душе была эта поездка.

Говоря о стоявшей перед ним задаче – сообщить Сталину о том, что в 1942 г. не будет второго фронта, – Черчилль писал: «Это было все равно, что везти большой кусок льда на Северный полюс». Во время переговоров резкие стычки чередовались с проявлениями внешнего дружелюбия, но совершенно несомненно, что многое в Сталине произвело на Черчилля большое впечатление.

«Я впервые встретился с великим революционным вождем и мудрым русским государственным деятелем и воином, с которым в течение следующих трех лет мне предстояло поддерживать близкие, суровые, но всегда волнующие, а иногда даже сердечные отношения».

Во время первого же свидания со Сталиным Черчилль изложил ему причины, по которым второй фронт не может быть открыт в 1942 г., а затем рассказал об операции «Торч» (высадка в Северной Африке). Сталин «проявил живейший интерес» и в конце концов воскликнул: «Дай бог, чтобы это предприятие удалось!» Сталин сразу оценил стратегические выгоды операции «Торч»:

«Он перечислил четыре основных довода в пользу «Торч». Во-первых, это нанесет Роммелю удар с тыла; во-вторых, это запугает Испанию; в-третьих, это вызовет борьбу между немцами и французами во Франции; в-четвертых, это поставит Италию под непосредственный удар.

Это замечательное заявление произвело на меня глубокое впечатление».

По свидетельству Черчилля, эта первая встреча прошла исключительно хорошо, однако следующее свидание оказалось гораздо менее приятным, и Черчилль решил, что в промежутке между встречами на Сталина успел оказать влияние Совнарком, «воспринявший известие, которое я привез, не так хорошо, как он». В памятной записке, которую Сталин вручил Черчиллю во время второго свидания, он резко протестовал против решения англичан не открывать второй фронт в Европе в 1942 г. За этим последовал новый обмен нотами, не принесший, однако, никаких результатов.

Оглядываясь назад, можно сказать, что наибольший интерес во всем рассказе Черчилля о его поездке в Москву представляет данная Сталиным оценка положения на фронтах в России. Сталин заявил: а) что Кавказ обороняют 25 советских дивизий, что немцы не пройдут через горный хребет и не прорвутся ни к Баку, ни к Батуми, а через два месяца снег сделает горы непроходимыми и б) что у него имеются также другие веские основания для такой уверенности, в частности планы широкого контрнаступления.

«Я лично, – писал Черчилль Эттли и Рузвельту, – считаю, что существуют равные шансы и на то, что они выдержат, но начальник имперского генерального штаба не уверен в этом» [136] 136
  Churchill W. Op. cit. Vol. IV. p. 425-428.


[Закрыть].

Назад к карточке книги "Россия в войне 1941-1945"