Текст книги "Люди полной луны"
Автор книги: Александр Экштейн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 36 страниц)
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Москва – один из самых городских городов, в котором проживает восемьдесят пять процентов жителей с психологией людей, созданных для жизни в сельской местности. Поэтому Россия на бытовом уровне считает жителей столицы обыкновенными выскочками. Впрочем, оно и понятно. Стоит только бывшему туляку или космодемьяновцу правдами или неправдами получить московскую прописку, как он так омосквичивается, что даже коренному москвичу, ведущему свою родословную с пожара Москвы 1812 года, хочется уехать в Сан-Франциско или еще куда подальше, лишь бы не натыкаться на супермосквича из космодемьяновца. Впрочем, бывали случаи, когда коренные москвичи так подчеркивали свою столичную исключительность, что уже космодемьяновцы и прочие провинциалы разочаровывались в Москве и, плюнув на нее, уезжали в Париж, Лондон или куда-то наподобие Рио-де-Жанейро, где так опариживались, олондонизировались и ориодежанейровались, что даже трудно представить, что при этом чувствовали парижане и прочая зарубежная сволочь. Вот о чем думал про себя коренной москвич полковник Хромов, когда ровно в 11 часов утра входил в приемную кабинета министра внутренних дел России. Он вошел, а из кабинета министра стали выходить руководители московской милиции.
– А, Хромов. Пришел по вызову? – доброжелательно, но с легкой настороженностью спросил у полковника его непосредственный начальник, глава МУРа генерал Градов. И, не дожидаясь ответа, посоветовал: – Ни от каких предложений не отказывайся, я тебя рекомендовал как лучшего сыщика Москвы. – Градов неопределенно хмыкнул: – Но не знаю, не знаю, хорошо это или плохо.
– Хорошо, по всей видимости, – неуверенно предположил Хромов, приблизительно понимая, что имел в виду генерал. – Может быть, и повышение сейчас будет.
– Ты что этим хочешь сказать? – не на шутку встревожился Градов. – Думаешь, тебя на мое место поставят?
– Я бы не прочь, – не стал отрицать такого предположения Хромов, – но с условием, если вас тоже повысят.
– Ну да, – согласился Градов. – В этом случае и я был бы не прочь…
– Полковник Хромов! – раздался хлесткий, как звук бича, голос адъютанта. – К министру.
Хромов кивнул Градову, одернул мундир и вошел в кабинет министра.
Кабинет министра внутренних дел, во-первых, был большим, даже очень, а во-вторых, даже если бы вы не знали, что это кабинет руководителя одного из самых сильных ведомств государства, все равно, войдя в него, почувствовали бы легкий, а возможно, и сильный, до мурашек, трепет. Длинный совещательный стол из алтайского кедра, полки с книгами слева от входа. Книги толстые, солидные, дорогие, из тех, которые читают только в силу служебных обязанностей, фанатичной любознательности и при бессоннице. Стоит взять такую книгу в руки, лечь в постель и открыть ее, как уже в середине первого предложения она выскользнет из ваших рук и съедет на пол, а вы погрузитесь в глубокий и благодатный сон, что само по себе хорошо для здоровья и плохо для честолюбивых замыслов. Справа от входа два больших окна, дневной свет попадает в кабинет радостными и большими дозами. За спиной министра, естественно, карта СНГ, испещренная разноцветными и непонятными для непосвященных знаками. Где-то здесь, рядом с картой, дверь другого выхода, но ее не видно в силу потаенности.
Министр встал, пошел навстречу Хромову, пожал ему руку, усадил его за небольшой стол, сел напротив и коротко предложил:
– Рассказывайте, Леонид Максимович, все, от и до. Хромов непонимающе напрягся и вопросительно посмотрел на министра.
– Все об УЖАСе, о том, как вас отстранили от расследования убийства Сергея Васильева в Сочи, о Хонде, в конце концов, о Тассове.
«Понятно, – подумал Хромов, – новая метла».
Министр был только что назначенный. Хромову он импонировал своей жесткостью и, самое главное, тем, что был до мозга костей ментом. И Хромов стал рассказывать. Все, с его точки зрения.
– Здорово! – восхитился министр, когда Хромов закончил свой рассказ. – Это получается, значит, что ГРУ, всякие там УЖАСы и всякие там генетики, вкупе со своими покровителями, ведут себя так, будто МВД – это что-то наподобие вневедомственной охраны, выше сторожей не поднимающейся, так что ли?
– Ну да! – грустно и досадливо ответствовал Хромов. – Именно так и считают.
– Зря, – огорчился министр. – Непростительная глупость с их стороны. Вас это задевает, полковник?
– Еще бы! – вскинулся Хромов, тот еще артист, и уже спокойней и поэтому убедительней повторил: – Еще бы.
– Ну, тогда, значит, так, – с загадочно-одобрительной усмешкой проговорил министр, – слушайте меня внимательно…
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
После того как от полковника Хромова ушла жить к родителям жена, не простив ему пущенные на ветер деньги, предназначенные на покупку «Жигулей» и норковой шубы, он стал относиться к женщинам скептически. Хромов как-то вдруг и сразу осознал, что жизненный фактор по имени «женщина» – это что-то среднее между приятным досугом, Божьим наказанием и постоянной нехваткой денег.
– Ты меня не осуждай, конечно, – говорил он приехавшему в отпуск сыну, – но твоя мама все ноты перепутала. Дура, одним словом.
– Отец! – возмущенно воскликнул сын и машинально добавил: – Мама хорошая.
Двадцатишестилетний сын Хромова Олег был старшим лейтенантом флота и служил на линкоре «Верный» в заграничном русском городе Севастополе.
– Мама хорошая, – согласился с Олегом Хромов, – но жена с выкрутасами. Посуди сам, сынок. – Хромов стал загибать пальцы: – Во-первых, мужик я хоть куда, иду по улице, так на меня восемнадцатилетние глазками стреляют. Но я-то не пижон сексуально озабоченный, я на них не реагирую, тем более что восемнадцать лет – это еще не женщина, а свисток, я предпочитаю «мастерицу на все руки».
– И много на тебя таких мастериц работает? – рассмеялся Олег.
– Молчи, не перебивай. – Хромов увлекся и продолжал загибать пальцы: – Во-вторых, пьяный с топором домой не приходил, руки распускать, тем более на женщину, ни в коем случае. Всегда с нею любезен и даже в какой-то мере нежен. В-третьих, дом полная чаша, – обвел он рукой трехкомнатную квартиру. – В гости, в театр, на выставку, на дни рождения в ресторан всегда ее водил. В-четвертых, я начальник, крупный, можно сказать, поднимаюсь по карьерной лестнице, аки конь резвый…
– Конь? – удивился Олег.
– Не перебивай! В-пятых, – Хромов потряс в воздухе сжатым кулаком, – я сыщик, и это главное, а она мне претензии. Зачем, где и с кем, видите ли, я деньги на «Жигули» пропил? – Он укоризненно посмотрел на сына, будто тот и был главным виновником загула. – Надо было, и пропил, какое ей дело, тем более меня начальство, министр наш, машиной премировал и к тому же меня служебная стала возить, то есть рост карьеры налицо!
Старший лейтенант военного флота, уже не сдерживаясь, рухнул на диван и, уткнувшись в подушку, захохотал.
– Смешно?! – гремел Хромов. – Шубу, видишь ли, норковую ей подавай, словно я взяточник какой-то. Чтоб была она царицей морскою и был сыщик МУРа у нее на посылках, так, что ли? Я деньги на шубу тоже пропил, но не как попало, а по службе, с другом, для пользы дела. Интересно, – вдруг озадачился полковник, – куда только «Гринпис» смотрит? Зверьков на шубы убивают, жены задираются в массовом порядке. Нет, Олег, мама – она хорошая, конечно, но как жена нуждается в воспитании розгами. У нее две новые дубленки, канадская и итальянская, курток зимних три, все фирменные, а она из-за шубы ушла к маме и папе, завхозу из ЦДЛ. Это что, по-твоему?
– При чем тут дедушка и бабушка? – возмутился Олег. – Лучше скажи, что дальше делать будете?
– Знаешь что, Олег, – Хромов взял из угла комнаты тридцатидвухкилограммовую гирю и отжал ее сорок раз, – я тебе скажу… – Он поставил гирю на место. – Пускай месяца три поживет у мамы, вернется, мы же все-таки любим друг друга. А я за три месяца кое-чем займусь по службе. Более того, ты ее зазови в Севастополь погостить на эти месяцы, ради безопасности.
– А что? – Олег сразу же стал серьезным. – Это твое «кое-чем по службе» слишком опасно?
– Оно тебе надо? – усмехнулся Хромов. – Я по бабам ударюсь. У меня определенный план имеется.
Полковник Хромов умел отделываться шутками, скрывая то, что он обязан был скрывать по долгу службы. Старший лейтенант Хромов знал эту особенность отца и поэтому ленивым голосом произнес:
– Никуда мама не денется, поедет со мной в Севастополь внука понянчить.
– Эх, – размягченно вздохнул Хромов, вспомнив о внуке Егорке, и строго предупредил сына: – Ты смотри, о том, что у меня есть внук, помалкивай. Это может помешать мне и моим планам…
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
У МВД, как и у всех в России, от частного лица до руководителя государства, от бригады строителей до могучего министерства, случаются закидоны. «Закидон» – слово и понятие сугубо южнорусское, а если точнее, оно появилось в Ростове, мимо которого несет свои воды Дон. «Закидон» – нечто среднее между придурью, талантом и желанием возвыситься над обыденностью. В МВД как-то вдруг и сразу задались вопросом: «А что это УЖАС хулиганит на всех, включая и нашу, территориях?» Самым первым этим вопросом задался замминистра, руководитель антикриминальных подразделений генерал-майор Егоров, а задавшись, прямым ходом пошел к министру и поделился с ним своими сомнениями. Рассказал, как при раскрытии убийства Сергея Васильева и убийства ученого Тассова МВД не дали довести дело до конца, как сотрудники УЖАСа, даже в отставке, ведут себя по отношению к сотрудникам министерства.
– Я все это знаю, – сердито сказал министр, – сам недавно накричал на полковника Хромова из МУРа за то, что он грамотно и почти вплотную подобрался к УЖАСу. Но дело в том, что это управление под такой невообразимой международной «крышей», что, если мы на них насядем, и я, и вы, Семен Александрович, сразу же превратимся в безработных, а то и вообще… – Министр замолчал, не став пояснять свое «вообще».
– Ну-у, – недовольно засопел Егоров. – Даже неинтересно в МВД стало служить, ужас какой-то.
Министр посмотрел на Егорова и загадочно улыбнулся.
– Наседать на это управление мы, конечно, не будем, но, как Министерство внутренних дел, мы обязаны владеть полной информацией о его деятельности на благо нашего государства, как владеем полной информацией о деятельности ФСБ и ГРУ. Это только на пользу стране. Тем более что собирать информацию мы будем тихо, мягко, можно сказать, любовно и уважительно, с использованием всех средств и возможностей нашего министерства.
– Ничего себе любовь и нежность, – восхищенно помотал головой Егоров, – с использованием всех наших средств и возможностей. Это как на войне, что ли?
– Генерал! – повысил голос министр. – Война ни при чем, здесь врагов у нас нет, и поэтому мы должны выработать этакую изящную, высшего профессионального исполнения, операцию. Нужно создать группу. Кого бы вы рекомендовали на роль ее руководителя?
– Хромова бы и рекомендовал, – ответил Егоров. – Он очень недоволен этим УЖАСом и настоящий профессионал.
– Одобряю, – кивнул министр. – Завтра же побеседую с ним.
«Ох уж это МВД», – подумал Иван Селиверстович Мару-щак и кивнул оператору из отдела номер ШЕСТЬ:
– Выключай.
Оператор щелкнул тумблером, над которым горела надпись «МВД», рядом с ней находились другие надписи: «ГРУ», «ФАПСИ», «ФСБ», «Генеральная прокуратура», «Генштаб», «Министр обороны». Под каждой надписью – тумблер и вращающееся, как на радиоприемниках 30-х годов, колесико настройки волны. Точно такие же колесики и тумблеры находились под большой надписью «Правительственные структуры». УЖАС был действительно ужасным по своим полномочиям и компетенции.
По простоте душевной и в силу неуемного норовистого характера МВД, не спрашивая ни у кого санкций, решило бросить вызов Управлению по жизненно актуальным ситуациям, расположившемуся под «крышей» ГРУ и абсолютно игнорирующему эту «крышу»…
– У вас, у эмвэдэшников, крыша съехала, видимо, – доверительно говорил Хромову его приятель из ГРУ, генерал-лейтенант Эппель Артур Саркисович и столь же доверительно объяснил: – Это хорошо, что съехала.
Дело в том, что ГРУ, не спрашивая ни у кого санкций, решило бросить вызов УЖАСу, ГРУ оскорбило пренебрежение УЖАСа к их собственным научным разработкам. Их возмутило убийство Тассова Анания Сергеевича, работающего с брусчатыми хрусталиками надмолекулярно-атомного уровня. На основе его разработок ГРУ хотело создать гипнотический препарат, с помощью которого можно было завербовать для агентурной работы любого, даже самого высокопоставленного, человека, даже главу ЦРУ, если исхитриться заставить его принять биоэлектронную таблетку, которая, не растворяясь, присасывается к стенкам кишечника. На таблетку воздействуют направленным и заряженным информацией крез-лучом, который не поддается пеленгации: эта информация внедряется в мысли препаратоносителя, и тот делает то, что ему приказывает Главное разведывательное управление России. И вот – Тассова убили. Это заденет кого угодно, даже коллектив мастерской по выделке кроличьих шкурок. ГРУ провело расследование и решило, что все следы ведут в УЖАС.
– Мы змею на груди пригрели, – шепотом сказал директор ГРУ Эппелю и приказал ему создать автономную группу по противодействию деятельности УЖАСа.
– Нам же за это так всыплют, что не только погоны с плеч, а и кокарды с фуражек вместе с головой слетят. Вы хоть понимаете, Николай Олегович, на что толкаете своего зама? – так же шепотом спросил Артур Саркисович у начальника.
– Да черт с ними, с этими кокардами. Нельзя позволять какому-то УЖАСу вмешиваться в дела российской разведки.
ГРУ есть ГРУ. Эппель начал свою деятельность против УЖАСа с того, что дал приказ подчиненным из созданной им автономной группы «Ухо Дионисия» всадить подслушивающие устройства в кабинете министра внутренних дел и директора ФСБ. «Погибать, так с музыкой», – плюнул Артур Саркисович на свою противозаконную деятельность…
– А ведь я доложу министру, что ты, Артур, всадил-таки «жучок» в его кабинете, – сразу предупредил Эппеля Хромов, выслушав его рассказ о том, каким образом он узнал, что Хромову поручено, так же как и ему, создать автономную группу по противодействию УЖАСу.
– Доложи, если польза от этого будет, – согласился Эппель и огляделся вокруг себя. Он и Хромов стояли возле парапета Москвы-реки, склонив головы к воде. Позади них проходила шоссейная магистраль, и поэтому брюки, пальто Эппеля и длинный кожаный плащ Хромова были густо заляпаны сзади грязью, брызгавшей из-под колес проезжающих мимо автомобилей.
– Будет – не будет, а доложу обязательно. Это, в конце концов, мой министр, а я, как тебе известно, служу в МВД, – злорадно предупредил Хромов, ибо увидел, во что превратились сзади его брюки и плащ из-за нахождения в выбранном для разговора месте.
Ни Хромов, ни Артур Саркисович не знали, что «жучки» в кабинете министра внутренних дел были обнаружены в первый же день их появления. И в этот же день выяснили, что они грушные. Именно поэтому министр беседовал с Хромовым в своем кабинете. Он понимал, что лучше всего выйти на сотрудничество с ГРУ неформально. И еще понимал, что с УЖАСом силами одного МВД не справиться.
ФСБ тоже была не лыком шита и обнаружила подслушивающее устройство в кабинете своего директора не менее оперативно, чем сделали это в МВД.
– С ума сойти! – возмутился директор ФСБ, рассматривая «жучок», только что найденный службой внутренней безопасности в стакане с остро отточенными карандашами на его столе. – Как прикажете это понимать?
– Это ГРУ, – охотно доложил начальник службы внутренней безопасности. – Такая модель «жучков» только у них. Мне приятель, мы вместе в школе учились, сейчас он в техническом отделе ГРУ служит, точно такие как-то показывал. У него дома их штук пять в ящике стола валяется.
– С ума сойти! – Возмущенный директор ФСБ позвонил на Хорошевское шоссе, в ГРУ.
– Приемная… – начали говорить на том конце трубки, но директор оборвал прелюдию:
– ФСБ, быстро соедините с вашим шефом, срочно!
Но на том конце трубки сидел опытный и настырный секретарь. Не меняя интонации и ни на секунду не замешкавшись, он повторил:
– Приемная информатики и маркетинга фирмы «Айсберг» вас слушает. Вы хотите сделать заказ?
– Черт! – швырнул трубку директор. – Ошибся номером.
В этот момент на его столе зазвонил другой телефон, правительственный.
– Директор ФСБ у телефона.
– Это из ГРУ, здравствуй, Анатолий, – услышал он голос шефа ГРУ. – Понимаешь, мы тут по ошибке партию карандашей с подслушивающими устройствами отправили твоей канцелярии вместо военного атташе Германии. Ты там обнаружь их и верни, а то, как говорит моя жена, на базаре все так дорого.
– Фу, – изумленно выдохнул директор ФСБ и с восхищением спросил: – У вас что, все такие виртуозы, что сами себя за задницу укусить могут, не нагибаясь?
– А у вас? – не стал вдаваться в подробности глава ГРУ. – Ну что, вернешь инвентарь?
– Слушай, зачем вам это надо?
– Давай лучше встретимся, – предложили на том конце, – поговорим.
– Давай.
Конечно же, генерал-лейтенант ГРУ Эппель Артур Саркисович предпринял попытку внедрить подслушивающее устройство и в блоки аналитической проверки оперативной информации ФАПСИ. Он вызвал в свой кабинет в здании «Аквариума» на Хорошевском шоссе четырех лучших специалистов по установке «жучков» в учреждениях, которые активно противодействуют этому, и сказал:
– Ребята, надо внимательно и объемно выслушать Федеральное агентство правительственной связи и информации. Необходимо узнать их мнение обо всем происходящем в мире и о роли в нем очень интересной и ужасной организации.
Как только Артур Саркисович произнес непроизносимое слово ФАПСИ, четыре лучших специалиста ГРУ стали беззвучно жестикулировать, делать страшные глаза и прижимать палец ко рту: «Тише, молчи, командир, ты что?»
– Что вы задергались, как ужи на сковородке?! – возмутился генерал-лейтенант. – Вы что, забыли, где находитесь? Это наша территория, я вас сейчас на гауптвахту отправлю, в виде исключения из правил.
Четверо специалистов почти синхронно схватились в отчаянии за головы, и тут на столе Эппеля зазвонил телефон.
– Генерал-лейтенант Эппель слушает, – раздраженным, но тихим и вежливым голосом представился Артур Саркисович, подняв трубку. Телефон был без цифрового диска.
– Генерал-лейтенант, вы несколько преувеличиваете свои возможности, – услышал Артур Саркисович, – я уже не говорю о полномочиях. Будьте любезны, отпустите ваших действительно хороших специалистов, они же вам давали понять, что кабинет в «Аквариуме» не лучшее место для инструктажа по столь щекотливому вопросу. Пусть они лучше занимаются настоящей работой. Если вас интересует наше мнение об УЖАСе, то оно двоякое, но большей частью отрицательное. Через двадцать минут к вам приедет наш координатор, и вы обсудите с ним суть проблемы. До свидания.
Эппель осторожно положил трубку на место, медленно встал из-за стола и, огорченно помотав головой, сказал четверым специалистам из отдела внедрения:
– И подслушали, и подсмотрели, вот какие дела, ребята. Наврал все Суворов в своей книге. «Аквариум», «Аквариум», а на самом деле дырявое корыто, шарага…
Вновь зазвонил телефон и не дал Артуру Саркисовичу насладиться своим разочарованием до конца.
– Генерал-лейтенант Эппель слушает.
– Суворов – предатель, – сообщили ему тем же голосом, – а мы, как и вы, правительство, особенно мы. Отпустите все-таки подчиненных, координатор уже в пути, а вам еще нужно пропуск выписать или встретить его на проходной. Еще раз до свидания.
«Ох уж эти силовые ведомства, – сокрушенно покачал головой Иван Селиверстович, внимательно прослушав записи разговоров между МВД и ФСБ, ГРУ и ФАПСИ. – Все-таки смелые ребята там служат». Соединившись по внутренней связи с отделом ПЯТЬ, он приказал:
– Разберитесь, кто убил ученого Тассова, и наведите на них ГРУ.
– Есть! – ответили ему из отдела ПЯТЬ.
Полковник Самсонов читал сводку суточных происшествий и одновременно пил чай. Сводка была насыщенная, а чай слишком сладкий. Полковник с отвращением отодвинул стакан и углубился в чтение. За сутки произошло одно убийство, три ограбления, восемь изнасилований, из них два с применением огнестрельного оружия, десять квартирных краж, пять хищений с госпредприятий, шесть угонов автомобильного транспорта, два нанесения тяжких телесных повреждений, двадцать случаев злостного хулиганства и восемнадцать мелкого, два пожара и один взрыв неустановленного взрывного устройства на городской свалке. «Всегда в полнолуние у меня бессонница, а в городе в два раза больше совершается преступлений», – подумал Самсонов и, отодвинув сводку в сторону, задумался. Ему не нравились квартирные кражи. Был в них один неприятный для полковника момент. Чаще всего, вот уже на протяжении трех месяцев, кражи происходили у состоятельных граждан, квартиры которых подключены к централизованной системе вневедомственной охраны, и это наталкивало на мысль, что в них замешаны сотрудники милиции. Полковнику были неприятны такие подозрения, и он пытался избавиться от них, придумывая другие версии. В дверь постучали и, не дожидаясь разрешения, вошли. Секретарша органически не выносила звонить по телефону, она всегда стучалась в дверь.
– К вам Басенок, впускать?
– Впустите, – задумчиво отмахнулся от секретарши Самсонов и, спохватившись, добавил: – Конечно, Любовь Антоновна, впускать, что за вопрос?
Вошел Басенок, с недовольным видом оглядел кабинет и спросил:
– Вызывали, господин полковник?
– Я? – удивился Самсонов, но, снова спохватившись, строгим голосом произнес: – Конечно, вызывал. Вот, – он постучал по сводке пальцем, – опять кражи из квартир, которые находятся под охраной милиции.
– В Америке даже банки государственные грабят, – привел неожиданный аргумент в защиту милиции Степа и снова замолчал, сердито хмурясь. У него болел зуб, и он в такие минуты не любил никого, включая самого себя.
– Это, во-первых, брехня, а во-вторых, в Америке! – рассердился Самсонов. – Не забывай, что мы живем в России.
– Ну да, – хмуро согласился Басенок. – Я сегодня прочитал в газете, что в Москве за одну ночь обворовали два отделения милиции, вынесли все компьютеры и сейф с получкой из бухгалтерии.
– Да ты что? – приятно удивился Самсонов. – Дай почитать.
– Я газету Савоеву отдал, – буркнул Степан.
– Опять Савоев! – возмутился Самсонов. – Но Москва нам не указ.
Басенок мрачно смотрел в окно, мрачно ожидал продолжения разговора и мрачно думал: «Вы подарите, как в детстве, шар мне воздушный, большой. Чтоб я на нитке повесился и воспарил над Землей». Поэзия, как всегда, явилась не вовремя. Басенок еще пристальней стал смотреть в окно. А за окном крадущимися, но уверенными шагами в южную весну уже врывалось постепенно южное лето. Такое возможно лишь на юге России. Еще белая акация только-только собиралась явить миру свои «листья-семейки на одной скамейке», а яблоня уже отпустила на землю лучезарную белоснежность своего цветения. Еще небо было пронзительно юным и лазоревым, но уже где-то в его глубине появились первые намеки на грядущий зной.
– Во-первых, – Самсонов начал перечисление, и это говорило о том, что он стал на путь конкретного разговора, – сгони с лица мрак и нервозность или сходи к стоматологу. Твой зуб у меня уже в печенках сидит. Во-вторых, я отправляю Баркалова в Москву на курсы повышения квалификации при МВД России. Так что будешь работать с Савоевым, и дам вам одного новенького. У него среднетехническое образование, неграмотный, одним словом, но молодой, настырный, злой и служил во внутренних войсках. От него жена недавно ушла. Пусть у вас салагой побудет, приглядись. Если все нормально, будет работать, нам кадры нужны. Зовут его Николай, фамилия Стромов. Пока никто в городе и управлении, кроме нас, не знает, что он к нам пришел. Его только в области кадровики оформили на испытательный срок, он дома пока сидит. Зайди к нему и проведи инструктаж, познакомься, и пусть оформляется во вневедомственную охрану. Посмотрим, что там у них такое. Ясно?
– Да, – ответил Басенок. – Конечно, ясно.
– Ну и хорошо, – похвалил его Самсонов. – А теперь иди к стоматологу. Еще раз увижу тебя с больным зубом, точнее, с такой физиономией, отправлю на пятнадцать суток в КПЗ, баланду задержанным будешь раздавать.
Николай Стромов был обескуражен силой, толкнувшей его пойти работать в милицию. Дело даже не в том, что ему нравилась деятельность уголовного розыска. И не в том, что его приятель Игорь Баркалов, с которым они жили по соседству, как-то сказал:
– Колек, у тебя после ухода Валентины в лице появились черты сухого алкоголика.
– Это как? – опешил Стромов.
– Как сало вприглядку, – объяснил Игорь. – На одном конце хлеба кусочек сала, хлеб ешь, а на сало поглядываешь. До него докусываешь и убираешь на следующий раз.
– Ну и что? – не понял Николай.
– А то, что в конце концов сало становится смыслом жизни. Сало – цель, любовь, признак благополучия и мерило успеха, – рассерженно проговорил Игорь. – Становишься шизанутым, в смысле помешанным на сале, и в один прекрасный день докусываешь до него, жадно впиваешься, глотаешь, давишься и умираешь со счастливой улыбкой на лице, как человек, достигший своей цели.
– Ты когда успел таким умным заделаться? – разозлился Стромов. – Сало-мусало, я любил ее, и мне сейчас тошно.
– Да и черт с тобой, раз дурак, – махнул рукой Игорь. – Лучше поработай у нас, посмотри на любовь и ревность с точки зрения Уголовного кодекса. Насмотришься такого, что потом при воспоминании о своих нынешних переживаниях самому противно будет.
– Сам знаю, что делать.
– И то верно, – согласился Игорь и, попрощавшись, ушел… Но не этот разговор с Игорем Баркаловым привел Николая в милицию. Привел его туда терпкий, юный и пахнущий просыпающимися травами и листьями апрельский вечер. Николай проходил мимо ДК кожевенников и вдруг увидел впереди себя ее. Во всяком случае, походка, волосы, ноги – все так напомнило Валентину, Николая аж холодный пот прошиб. Девчонка, услышав спешащие за ней шаги, оглянулась и с интересом посмотрела на Стромова. Это была не Валентина. Напустив на себя равнодушный вид, Николай прошел мимо и услышал, как позади него презрительно фыркнули.
На следующий день он позвонил Игорю и спросил:
– Как попасть к вам на службу?
– Дозрел вэвэшник, – иронично произнес Игорь. – Сиди дома, жди. Я все разузнаю и зайду к тебе.
Так Николай Стромов, не появляясь среди оперативников, съездил в Ростов-на-Дону, и там с ним провели беседу кадровики управления. Затем он вернулся в город и устроился работать во вневедомственную охрану, став агентом под прикрытием в операции «Домушники».
