Текст книги "Anamnesis vitae. (История жизни)."

Автор книги: Александр Светин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

Мы с лейтенантом синхронно открыли рты и переглянулись.

– Ты видел? – на всякий случай спросил я.

– Видел! – подтвердил Семен. – Может, упал?

Я пожал плечами:

– Надеюсь. Пошли, посмотрим?

Не пряча оружие, лейтенант осторожно приблизился к тому месту, где только что стоял незнакомец. Мы с Оксаной остались на месте.

– Нет здесь никого! – констатировал участковый, посветив фонариком под ноги. – Но трава примята, стоял кто-то.

– Куда он делся? – прекратив всхлипывать, дрожащим голосом спросила Оксана.

– Понятия не имею! – мрачно ответил лейтенант.

Я почувствовал, как по моей спине прохаживается жуткий холод.

– Семен, мы ведь оба видели, как он исчез?

Участковый присел и потрогал руками траву.

– Видели, – пробурчал снизу.

Я подошел и присел рядом:

– Слушай, я никогда не верил во всякую чертовщину, но теперь, кажется, готов поверить…

– Ага. Особенно, если вспомнить то, что рассказывала Оксана о случае на озере. Как кто-то молотил снизу в днище лодки. Мы тогда решили, что это ей со страху показалось… Похоже, и не показалось вовсе, – задумчиво произнес участковый.

– Семен, надо ехать к Антону! – напомнил я.

– Да-да, конечно, поехали к Тошке скорее! – подхватила сзади Оксана.

Мы побежали к машине.

Антона Иваныча мы обнаружили совсем рядом, и километра не проехали. Бегло осмотрев его, я понял, что дело плохо: открытая черепно-мозговая травма, вероятно, поврежден позвоночник, сломаны обе руки и, кажется, левое бедро. Кроме того, очень беспокоило хрипящее дыхание Антона, что-то мешало воздуху свободно проходить в дыхательные пути.

– Что делать будем, Палыч? – нетерпеливо спросил лейтенант, подсвечивая мне фонарем.

– Он нетранспортабелен! – констатировал я. – По крайней мере, в твоей машине мы его не повезем. И в нашей, больничной – тоже. До ЦРБ не довезем – растрясет. Да и ничем ему там не помогут: тут нейрохирурги нужны, а они – только в области.

Оксана в сторонке тихонько завыла.

– Тихо! – прикрикнул на нее Семен и вновь повернулся ко мне. – Так что? Выход же должен быть какой-то?!

– Единственный вариант – вызвать санавиацию из области. Загрузим в вертолет и через час, максимум, Антон уже будет на операционном столе, – предложил я. – У тебя же есть рация в машине?

Лейтенант кивнул и потянул меня за собой:

– Пошли! Я свяжусь с Нероградом, а ты объяснишь ситуацию.

…Уже через несколько минут все было улажено. К нам из областной больницы вылетела реанимационная бригада. По моим прикидкам, здесь вертолет должен был быть минут через тридцать – сорок.

– Семен, надо бы костер разжечь. И побольше! – заявил я.

Участковый удивленно посмотрел на меня:

– Зачем это?

– Темно ведь, ни зги не видно! Как нас тут найдут-то? Ориентир нужен, – пояснил я.

– Точно! – хлопнул себя по лбу лейтенант. – Вот что, Палыч, ты тут с Антоном оставайся, а мы с Оксаной пойдем костер организуем.

– Погоди! – остановил я его. – Иваныч дышит плохо. Если вдруг перестанет, я ничего сделать не смогу. Надо бы его перевернуть.

– А разве можно? – с сомнением протянул Семен.

– Вообще-то, нет. Но в данном случае – можно и нужно. Переворачивать будем все вместе: так, чтобы части тела не смещались относительно друг друга. Понятно?

– Примерно. Будешь руководить процессом! – принялся распоряжаться Семен. – Ксюха, хватит рыдать, этим не поможешь! Иди сюда, Антона надо перевернуть.

Она робко подошла, всхлипывая.

– Оксана, вы беритесь за ноги. Семен, на тебе – туловище. Я буду фиксировать голову и плечи. Сначала поворачиваем его на правый бок. По команде, все вместе. Потом – на спину. Опять же, все вместе. Это главное: чтобы все вместе! Ясно? – попытался объяснить я.

Они покивали и что-то промычали.

– Отлично. Беритесь. На счет «три» поворачиваем его на правый бок. Вот на этот, – на всякий случай я показал.

Мои помощники ухватились за вверенные им части тела.

– Раз! Два! Три! – скомандовал я.

Мгновение – и пострадавший лежит на боку. Заботливо придерживая голову и плечи, я оценил результат: отлично, смещений вроде не было.

– Продолжаем! Перехватитесь удобнее – и на спину. Тоже на счет «три»!

Перевернули наконец. Теперь Антон Иваныч лежал лицом вверх. Все его лицо было залито кровью.

– Тошка! Господи, да за что же!.. – тихонько заскулила Оксана.

Я осторожно потрогал шею Антона. Кажется, мои наихудшие подозрения оправдались: перелом хрящей гортани!

– Вот черт! – не сдержался я.

– Ты чего? – прошипел на ухо лейтенант.

– Семен, ты можешь связаться с нашей больницей? В приемном есть рация.

– Могу, конечно! А зачем?

– Мне нужны инструменты. Причем срочно. Антону трахеостомию делать надо.

– Чего?!

– Дырку в трахее. А в нее – трубку поставить. Чтобы дышал свободно, – как мог, объяснил я. – Свяжись с моими и скажи, чтобы с машиной передали «дежурный чемоданчик». Там набор есть. Все понял?

– Есть! – отрапортовал Семен и метнулся к «уазику».

Но через пару минут вернулся удрученный.

– Ну?

– Не получится. Кешку найти не могут, а кроме него никто машину не водит. Да и ключи у него, – пояснил лейтенант.

– Хреново… – констатировал я.

Будто соглашаясь со мной, Антон захрипел громче и чаще. Тональность хрипа изменилась, он все больше и больше походил на свист. А это могло означать лишь одно: просвет поврежденной гортани неумолимо сужался из-за ее нарастающего отека. И вот-вот закроется совсем, полностью прекратив доступ воздуха в легкие. Времени почти не оставалось!

– Семен, срочно нужен нож! Очень острый. И трубка, с полсантиметра в диаметре и длиной пять – десять сантиметров! – озадачил я лейтенанта.

Он понял все с полуслова, кивнул и опять побежал к машине. Почти сразу же вернулся:

– Этот подойдет?

На раскрытой ладони лежал большой сапожный нож: просто заточенная с одной стороны под острым углом металлическая полоса. Рукоять импровизированного ножа была весьма небрежно обмотана изолентой. Выглядела вся конструкция необычайно острой.

– Подойдет! А трубка?

Семен развел руками:

– Трубку не нашел.

Я на секунду задумался. И меня осенило:

– У тебя ручка есть? Обычная, шариковая? Пластмассовая?

– Есть.

– Развинти на половинки, от длинной отрежь кончик. Ну, тот, из которого стержень выглядывает! Получится трубка.

– Точно! – в считанные секунды лейтенант справился с задачей и протянул мне искомую трубку.

– Подержи пока. Подашь, когда скажу, – пробормотал я, нащупывая пальцами на шее Антона нужную точку.

Ага, вот тут! Я нацелился ножом…

– Он же грязный! Нож! – прошипел под руку Семен.

– Не до жиру! Времени нет! – огрызнулся я и сделал разрез.

Где-то сзади заскулила Оксана. Уже не обращая внимания на посторонние шумы, я углубил разрез, рассекая теперь хрящевые кольца трахеи. В глубине раны кровь запузырилась: Антон как раз выдохнул.

– Трубку! – не глядя, я протянул свободную руку.

– Есть, – прошептал лейтенант и ткнул мне в ладонь бывшую ручку.

Я аккуратно вставил трубку в разрез. С очередным выдохом Антона из нее фонтанчиком вылетели кровавые брызги. И тут же надсадный хрип прекратился.

Антон Иваныч теперь дышал спокойно и почти неслышно. С облегчением выдохнул и я. До сего времени трахеостомию я делал только на несчастных собачках в студенческом хирургическом обществе.

– Тошка, ты живой?! Доктор, почему он не дышит?! – сзади на меня навалилась Оксана.

– Да дышит он, дышит! Просто не хрипит больше. Все в порядке! – успокоил ее я.

– Ну, Палыч, ты даешь! Сапожным ножом – по горлу! Да про тебя у нас легенды слагать будут! – восторженно шепнул мне на ухо Семен.

– Да ладно тебе! – смутился я. – Иди лучше костер разжигай. Только теперь тебе одному придется: Оксану я здесь задействую. Трубку-то зафиксировать нечем. Будет держать.

– Буду, буду! – улыбнувшись сквозь слезы, всхлипнула женщина.

29 сентября, 21.58, Кобельки

На несколько мгновений Ондаже потерял сознание: такая боль пронзила его тело. Трижды: два раза в груди и один раз в животе. Как раз там, куда попали пули проклятого милиционера.

Пули поразили его временное тело, вылепленное на этот раз из воздуха. Странно, до этого времени Онсчитал, что его фантомы неуязвимы. Собственно, так оно и было – его новое тело не получило никаких повреждений. И не почувствовало ничего.

Вся боль досталась телу постоянному. Застонав, Онприподнял майку и внимательно осмотрел живот и грудь. Ничего. Никаких следов от пуль. Только боль, невероятная, затмевающая сознание, чудовищная боль!

Это было очень неприятным открытием: оказывается, его тело чувствует боль, причиняемую фантому. И не просто чувствует, а еще и реагирует на нее так, как реагировало бы на реальные ранения. Это надо учесть и впредь быть осторожнее!

Но какова дрянь! Второй раз Онпытается добраться до нее – и второй раз она ускользает из-под самого носа!

– Что, опять не вышло? – Онавошла в комнату и строго посмотрела на него сквозь очки.

Онсжался, не от боли, нет. Слишком хорошо Онзнал этот взгляд. И то, что за ним обычно следует.

– Меня ранили! Этот лейтенант в меня стрелял! – попробовал Онпожаловаться.

Онанехорошо усмехнулась:

– Да ну? Стрелял, говоришь? И что, попал?

– Попал. Больно мне! Очень больно! – заныл Он.

Онаподошла ближе:

– Покажи!

Онпослушно задрал майку:

– Вот сюда и сюда. Только… он попал в другое тело. А я – почувствовал!

– Семен тебя видел? Да что я спрашиваю, конечно видел, раз стрелял и попал! Он тебя узнал? – Онасклонилась к самому его лицу и говорила теперь почти шепотом.

Онпрямо перед глазами видел шевелящиеся тонкие губы, время от времени приоткрывающие зубы. В глаза брызнула слюна. Онзажмурился:

– Не знаю. Нет, кажется. Там темно было. Очень темно!

– Как же он в тебя попал, если было темно, а? Ты хоть представляешь, что будет, если участковый тебя узнал? Он один там был? – Онабыла в бешенстве.

Онвтянул голову в плечи:

– Не один. Там еще доктор был. И эта дрянь.

– И все они тебя видели?!

– Да… – прошептал Он.

– Где они сейчас? Ты можешь дотянуться?

– Не знаю… попробую.

Онзакрыл глаза и другимсвоим взглядом потянулся сквозь ночь.

Вот они! Все здесь.

– Вижу! – доложил Он, не открывая глаз.

– Что они делают? – ее голос прозвучал где-то далеко.

– Доктор и эта… дрянь рядом с Антоном. Лейтенант костер разжигает.

– Так там еще и Антон был?! Он тоже тебя видел? – изумился голос.

– Нет. Он разбился. Сразу сознание потерял.

– Тебе придется их убить. Всех. Прямо сейчас. Начни с Семена – у него оружие. Потом – остальных. Никто не должен знать, кто ты. Мы не можем рисковать. Особенно – сейчас, когда осталось совсем немного, – ее голос бросал отрывистые команды прямо в сознание.

– Я постараюсь, – прошептал Он.

– Не постараешься, а сделаешь! – прикрикнула Она.

– Да… сделаю!

Онзатаил дыхание и принялся лепить новое тело. Прямо за спиной сидящего на корточках у разгорающегося костра лейтенанта.

Торопясь, пока тот не разогнулся, Онсобирал воздух. Сгущая, уплотняя его до состояния видимости. Вот уже готов полупрозрачный, мягкий пока фантом. Теперь – насытить, утрамбовать воздух внутри него до плотности тела. Его тела. И свернуть новыми, сильными руками шею врагу. Тому, кто в него стрелял.

Новое тело уже почти готово. Онприготовился перебросить в него сознание. Пора…

29 сентября, 22.20,

Ноябрьский район

Я поднялся на ноги и с наслаждением потянулся, от долгого стояния на коленях ноги затекли совершенно. Кровь, возвращаясь в освобожденные конечности, принялась колоть их сотнями маленьких иголок. Я поморщился и посмотрел на часы.

Когда же прилетит вертолет? Пока мне удалось худо-бедно стабилизировать состояние Антона Иваныча, по крайней мере, асфиксия ему не угрожает. Но что случится через пять минут, через десять – неведомо. И что я смогу сделать тут, посреди степи, да с голыми руками? Пусть даже вооруженными сапожным ножом.

Чтобы отвлечься от тревожных мыслей, я посмотрел на лейтенанта. Тот сидел поодаль от дороги на корточках над разгоревшимся костром. Огонь весело плясал, озаряя оранжевыми сполохами Семена и кусок ночи вокруг него.

Темнота позади участкового вдруг зашевелилась и стала меняться. Я протер глаза и всмотрелся: за спиной лейтенанта прямо из воздуха проявлялся невнятный, полупрозрачный силуэт. Будто изображение на фотобумаге, помещенной в ванночку с проявителем. И с каждой секундой фантом приобретал все более четкие очертания!

Прозрачные руки потянулись к голове лейтенанта…

– Семен! Семен, сзади! – не помня себя от ужаса, заорал я. И рванул к нему.

Надо отдать должное реакции участкового: не оглядываясь, прямо с места он головой вперед прыгнул через костер, перекатился в кувырке с другой его стороны и вскочил на ноги уже с пистолетом в руке. И оказался лицом к лицу с призраком.

– Стреляй! – Мне до них оставалось бежать еще метров десять.

Но лейтенант замер. Он смотрел в прозрачное лицо фантома и медлил. Какую-то секунду…

Неведомой твари этого хватило. Глухо хохотнув, она пинком длинной ноги выбила пистолет из руки оцепеневшего Семена. Оружие улетело далеко в темноту.

Существо медленно пошло вокруг костра. Лейтенант – тоже, но в другую сторону. Они закружили вокруг высокого пламени.

Я подлетел к твари как раз в тот момент, когда широкая полупрозрачная спина оказалась прямо передо мной, искажая, преломляя багровый свет костра. Недолго думая, я с размаху всадил в нее сапожный нож. Тот самый.

Рука вошла в странную упругую субстанцию почти по локоть. Существо взвыло басом на всю степь. И, молниеносно обернувшись, с разворота ударило меня прозрачной ручищей в грудь.

Ощущение было таким, будто в меня на полном ходу въехал облепленный подушками танк. Моментально забыв, как дышать, я улетел далеко назад, во мрак. И весьма болезненно там приземлился. К счастью, не потеряв сознания от чудовищного удара. От дороги донесся истошный визг Оксаны.

Лейтенант, молодчина, не растерялся. Воспользовавшись тем, что внимание твари отвлеклось на мою скромную персону, он пнул ногой костер. Горящий хворост, разбрасывая тучи искр, взметнулся в воздух и обрушился на голову фантома. Тварь тут же охватило пламя.

Жуткий, непередаваемый вой огласил степь. Прозрачное нечто кружилось в центре новообразованного костра, завывая и пытаясь стряхнуть с себя пламя, которое упорно не сбивалось.

И вдруг все стихло. В какое-то мгновение тварь просто растворилась в воздухе. Головешки, прилипшие к ее голове и плечам, потеряв опору, упали на землю. Разоренный костер неторопливо принялся затухать.

Наступившая тишина была осязаемой: будто ваты в уши натолкали. Первым ее нарушил Семен:

– … … … …ь! Док, ты живой? Что это было?

– А я знаю? – кряхтя, я с трудом поднялся с земли.

– Это он же? Ну которого я подстрелил?

– Похоже на то! По крайней мере, по размерам подходит. И по повадкам. Только этот прозрачный был, а тот – нет.

– Палыч, а ты знаешь, эта тварь мне кого-то напомнила… я потому и замешкался с выстрелом, – задумчиво сообщил лейтенант.

– Да?! И кого же?

– Да не понял я. Лицо, понимаешь, прозрачное, черты расплываются. Но что-то знакомое, точно!

– Может, что-то из фильмов ужасов? – хмыкнул я.

Постепенно ко мне возвращалось чувство реальности.

– Да ну тебя! Я серьезно говорю: что-то знакомое, – обиделся Семен и, подхватив с земли горящую ветку, пошел в темноту. – Надо пистолет найти.

– Ладно, не злись. Все равно мы с тобой сейчас ничего путного не придумаем. Давай лучше костер обратно соберем, пока совсем не угас, – предложил я и, обернувшись к дороге, крикнул: – Оксана!

– Что?

– Как там Антон?

– Так же. Дышит спокойно, я трубочку держу!

– Молодец. Держите. Скоро уже вертолет должен прилететь!

Подтверждая мои слова, в небе послышался нарастающий рокот мотора.

Глава 2

30 сентября, 00.18,

Кобельки, участковая больница

Лейтенант допил свой чай и вздохнул:

– Веселый нынче денек вышел, верно, Палыч?

– Да уж! – согласился я мрачно. – День удался. А особенно – ночь.

Мы сидели в моем рабочем кабинете уже почти час. И чаевничали, обсуждая случившееся. Наша миссис Хадсон, она же Клавдия Петровна, едва успевала пополнять запасы кипятка и заварки. Деликатно не задавала вопросов, за что мы были премного ей благодарны.

– Знаешь, что меня интересует больше всего, Семен? – поинтересовался я.

Он уставился на меня:

– Теряюсь в догадках. Лично меня в этой истории интересует все!

– Если эта прозрачная тварь и есть наш маньяк, то почему он набросился на тебя? Почему не на Оксану? Нелогично получается как-то.

Лейтенант задумался.

– Да, нестыковочка. Хотя… допустим, он здраво рассудил, что из всех нас я представляю для него наибольшую опасность. Ну, хотя бы потому, что вооружен. Вот и решил сначала устранить меня, как досадную помеху, а уж потом спокойно, не торопясь, добраться до Оксаны. Резонно?

– Не совсем. Что ему мешало дождаться удобного момента, когда Оксана останется одна и завершить начатое? Почему он так спешил, вот что мне непонятно, – не согласился я. – Смотри, что получается: он преследует женщину, почти настигает. Тут, к счастью, появляемся мы с тобой. Ты стреляешь в маньяка и, похоже, ранишь его. По крайней мере, пули причинили ему сильную боль: вспомни, как он ревел тогда!

Семен кивнул.

– По идее, впервые получив такой отпор, он должен был затаиться на какое-то время, зализать раны. А вместо этого, буквально через несколько минут после ранения, тварь вновь нападает. И не на Оксану, а на тебя! К чему такая спешка? Почему он полез на рожон? Непонятно. Мне кажется, мы с тобой что-то упускаем из виду. Что-то важное, – закончил я свои дедуктивные выкладки.

Лейтенант пожал плечами.

– Возможно, упускаем. Даже наверняка. Мы ничего не знаем об убийце. Вернее – даже больше, чем ничего. То, что мы с тобой сегодня увидели и узнали, ничего не объясняет. Кроме отсутствия следов на месте преступления: если убивали эти фантомы, которые потом бесследно растворялись – понятно, почему мы не находили следов. Зато появляется один большой вопрос: убийца – он кто? Человек? Или нечто иное?

Теперь пришла моя очередь плечами пожимать.

– Семен, я не знаю. Как и ты. Могу лишь предположить: он – человек. Обладающий некими удивительными, необъяснимыми с научной точки зрения способностями. Человек, который может создавать себе двойников. Дублей. Ты Стругацких читал?

– Было дело, – кивнул лейтенант.

– «Понедельник начинается в субботу», помнишь? Там сотрудники НИИЧАВО себе дублей создавали. Только в книге – с мирными целями, а наш маньяк – с преступными.

– Так то ж фантастика!

– А то, что мы сегодня видели – это что?! Обычное дело для Кобельков? Пустяки, дело житейское, с кем не бывает?! – взвился я.

– Ладно, Палыч, не заводись. Может, ты и прав. Сейчас мы все равно этого не поймем: мало вводных. Давай лучше подумаем, что дальше делать будем? – примирительным тоном спросил Семен.

– А что делать? Оксану мы с мужем в Нероград отправили: туда, надеюсь, убийца не дотянется. Наверняка не дотянется, иначе убийства не ограничивались бы только здешними местами. Значит, у маньяка есть какое-то ограничение по расстоянию до цели. Уже хорошо.

– Угу, – лейтенант приканчивал очередную чашку чая.

– Далее, я, как и планировали, проверю архивы. Если выяснится, что все убитые наблюдались у Марии Глебовны, придется установить за ней наблюдение. Возможно, она нас выведет на убийцу. Кстати, теперь-то мы знаем точно, что она не убивала. По крайней мере, лично.

– Точно! – опять согласился Семен.

– Идем дальше. Надо будет срочно поднять списки всех беременных в окрестных селах… ну, в радиусе поражения нашего маньяка. И взять их под охрану.

– Сдурел?! – лейтенант поперхнулся чаем. – Где я тебе столько народу возьму? Ты хоть представляешь, сколько в округе может быть беременных?!

– С трудом, – честно признался я. – Но другого способа обезопасить их, пока ты не поймаешь убийцу, я не вижу.

– Пока мыне поймаем! – уточнил участковый.

– Мы так мы, – не стал возражать я.

Чего уж греха таить, заинтересованность лейтенанта во мне, как в носителе интеллектуального начала, мне льстила.

– Палыч, пошли спать! – неожиданно прервал мои разглагольствования Семен. – Утро вечера мудренее. У меня мозги уже отключились.

Я прислушался к себе – и понял, как смертельно устал.

– Пошли. Я тоже уже в кому впадаю.

Проводив лейтенанта до машины, я побрел в свою «квартиру». Улыбаясь в предвкушении встречи с Алей.

Но ее дома не оказалось. В растерянности я стоял над заправленной кроватью и чувствовал, как в душу проворно вползает пустота.

Не позволяя ей заползти целиком, я выскочил в коридор и устремился в приемное отделение.

Клавдия Петровна усердно и неторопливо крутила из нарезанных бинтов марлевые шарики. На столе перед ней накопилась уже изрядная куча.

– Клавдия Петровна, вы Алю не видели? – спросил я, стараясь быть спокойным. Получалось с трудом и неубедительно.

– Аленьку-то? Видела, как же! Она минут пять как вышла…

– Куда вышла?! С кем?! – мое показное спокойствие как рукой сняло.

– Одна, конечно. На крыльцо. Наверное, просто воздухом подышать…

Не дослушав фельдшерицу, я выскочил на крыльцо. Снаружи никого не было. Вряд ли Аля вышла подышать воздухом: было довольно холодно, да еще и ливень зарядил. Почти летний, с крупными, увесистыми каплями. Вот только холодный.

– Аля! – негромко позвал я и огляделся.

Никто не отозвался. Глаза уже привыкли к темноте, и я увидел вдалеке светлое пятно, удаляющееся в сторону леса.

– Аля! – позвал я уже громче и устремился за ней.

Далекий силуэт не приближался, несмотря на то, что я почти бежал. Правда, бежать по скользкой старой траве было весьма затруднительно: ноги разъезжались, я то и дело поскальзывался, а несколько раз – и вовсе падал. Но упрямо поднимался на ноги и продолжал погоню за светлым пятном в ночи.

Девушка вошла в лес. По моей спине опять пробежался холодок страха – куда же она одна, да в такое время! Я еще ускорился.

В лесу темень стояла несусветная. Сердце мое упало. Я вертел головой во все стороны, но не видел в темноте ни малейшего просвета. Аля исчезла!

– Аля! – уже во все горло крикнул я.

Бесполезно! Шум дождя перекрывал все остальные звуки. По какому-то наитию, я помчался вперед. Уклоняясь от бегущих навстречу деревьев и прислушиваясь к ночи.

Несколько минут я несся по спящему лесу. Куда – я не знал. Зато знал, зачем. Вернее – за кем. Где-то там, в большом темном лесу, была моя Алька. Одна.

Деревья вдруг расступились, выпуская меня на большую поляну. И я увидел.

…Она кружилась в самом центре поляны. Раскинув руки, запрокинув голову и подставив лицо дождю, Аля танцевала под ним. В ритме капель, покидающих небо. Под музыку осени.

Я тоже услышал ее. Любуясь тонкой танцующей фигуркой, я вдруг понял, что шум капель давно уже слился в странную, чарующую музыку. Она заполнила собой все: темный уснувший лес, плачущее небо, умирающую траву под ногами… И мое сознание.

Я стоял, слушал и смотрел. Аля кружилась в своем странном танце и временами мне казалось, что она взлетает, отрывается от земли, перепархивает с места на место, словно огромная бабочка.

Я смотрел – и боялся, что музыка стихнет, и танец закончится. Будто восьмиклассник, впервые набравшийся смелости пригласить на танец предмет своих мечтаний и теперь с трепетом ожидающий окончания песни.

Боялся – и в то же время желал этого.

Потому что Аля сейчас была не со мной. И не здесь. Она танцевала в своем, неведомом и недоступном мне мире. Далеком и совершенно чужом. Понимание этого настигло меня сразу же, едва я увидел кружащуюся в дожде фигурку.

Да – не со мной. Да – не здесь. Да – чужая…

Но, Господи, как же это было красиво!

Я стоял и смотрел. Понимая, что ничего более прекрасного я никогда не видел и не увижу…

Спустя вечность дождь кончился. И вместе с ним стихла волшебная музыка.

Аля подошла ко мне и обняла за шею:

– Спасибо, что не остановил меня, Кот!

– Ты видела меня?

– Я танцевала для тебя.

– Это было красиво. Очень красиво.

– Да. Я знаю.

– Ты замерзла, наверное? – я стащил с себя куртку и укутал Алю.

– Не замерзла. Но все равно спасибо. Ты ее согрел. Я люблю твое тепло, – улыбнулась она.

– Не уходи больше так, Кошка! – попросил я ее.

– Как?

– Так… внезапно.

– Не буду, – серьезно пообещала она. – Пошли домой?

– Пошли.

Не торопясь, обнявшись, мы побрели по мокрому ночному лесу. Домой.

30 сентября, 03.25,

Кобельки, участковая больница

Аля уснула, уютно устроившись головкой на моем плече. Я слушал ее спокойное, немного посапывающее дыхание, перебирал рыжие волосы и смотрел в потолок. Не спалось.

Слишком уж много событий навалилось на меня за прошедшие сутки. После трехнедельного затишья вновь появился загадочный маньяк. Еще больше запутав и без того запутанную историю с этими убийствами. Теперь приходилось поневоле ломать голову, с кем (или с чем!) мы имеем дело. Ответы на этот непростой вопрос упорно не находились.

Аля что-то тихо пробормотала во сне и перевернулась на другой бок, выскользнув из-под одеяла. Я старательно укрыл ее, поцеловал в макушку и встал. Сон, кажется, напрочь забыл о моем существовании.

Подойдя к окну, я уткнулся лбом в приятно-холодное стекло и принялся вглядываться в темноту. Туда, где в ночи должно было быть озеро.

Там оно и было, наверное. А где-то на озере горел огонек. Судя по мерцанию, это был костер. Или факел. Во всяком случае, открытое пламя. Рыбаки?

Непонятным образом факт наличия огня в глубине озера меня встревожил. До боли в глазах я всматривался в ночь, пытаясь разглядеть что-нибудь еще, кроме мерцающего оранжевого пятна. Бесполезно.

– Кот, ты что? – сонный голос Али за спиной заставил меня вздрогнуть.

Я обернулся:

– Ничего, Алюшка. Просто не спится.

Она села в постели:

– Тебе неспокойно?

– Да.

Врать ей я не умел.

– Иди ко мне.

Я подошел и присел рядом.

– Я тебя разбудил. Извини, Котенок.

– Не разбудил. Я сама проснулась, – она притянула меня к себе. – Что тебе сказать, чтобы ты не тревожился?

Я пожал плечами:

– Не знаю. Просто скажи, что ты со мной.

– Я с тобой, Кот. Вся – с тобой.

– Как это – вся?

– Телом. Мыслями. Чувствами. Душой.

Я покрепче обнял ее.

– Кажется, я понял, чего боюсь. Боюсь, что ты вдруг исчезнешь так же внезапно, как появилась. И придет пустота.

– Не исчезну. Не хочу исчезать. Я хочу быть с тобой, Кот, – она отстранилась слегка, улыбнулась и провела ладошкой по моей щеке. – Ты же не против?

– Я – за. Мне не жить без тебя, Алька.

– Не говори так, пожалуйста! – она вдруг стала серьезной.

– Почему?

– Живут не для кого-то и не ради кого-то. Жить стоит ради самой жизни.

– Я не понимаю…

– Поймешь. Когда-то поймешь обязательно. Но это так.

– Иногда мне кажется, что ты старше меня раз в сто! – улыбнулся я.

– Кто знает, может и в самом деле так? У меня же паспорта нет! – ее глаза опять смеялись.

– Должен сказать, что для старушки ты очень даже ничего… во всех смыслах!

– Нахал! – она щелкнула меня по носу. – Но чертовски привлекательный!

– Ага… и сексуальный! – скромно добавил я.

– Да ну? Докажи!

Я и доказал…

Отдышавшись, она легонько царапнула меня ноготками по животу:

– Зверь!

– Сама такая! – выдохнул я.

Аля тихо засмеялась.

– Мы, наверное, забавно смотримся со стороны: лежим, пыхтим и обзываемся! – она положила голову мне на грудь. – Мне хорошо с тобой, Кот! Очень-очень хорошо! И не только телом.

– А мне – с тобой. Вот ведь совпадение какое! – счастливо улыбаясь, я глядел в потолок. Тревога прошла напрочь.

Она приподнялась и заглянула мне в лицо. Ее волосы щекотались.

– Кот, я тебе хочу сказать… – и запнулась.

– Что, Кошка?

– Нет, не сейчас. Завтра. Сначала мне кое-что надо будет уточнить, – передумала она.

– Ну вот, заинтриговала – и в кусты? Я же теперь мучаться буду. Не засну до утра.

Она улыбнулась:

– А ты и так не заснешь!

– Это почему же?

– А вот почему…

До утра я и в самом деле не заснул.

30 сентября, 12.40,

Кобельки, участковая больница

– Следующий! – крикнула в коридор Клавдия Петровна.

Поправила очки и с неимоверно деловым видом принялась проворно что-то писать в гигантском журнале приема.

Сначала в дверь вошел палец. Средний палец правой руки, нагло устремленный вверх. Я скрипнул зубами и начал было приподниматься…

Но следом за пальцем вошло все остальное. Выражение лица у хозяина перста было таким жалким, что мой гнев тут же улетучился. К тому же, присмотревшись, я понял, что привело ко мне страдальца:

– И давно это у вас? – поинтересовался я.

– Дня два назад началось, – шмыгнул тот носом.

– А сегодня всю ночь дергало, верно?

– Точно! А вы откуда…

– А панариции себя иначе и не ведут! – пресек я ненужные вопросы.

– Кто не ведет? – не понял болезный.

– Панариции. Так ваш гнойник на пальце по-научному зовется! – блеснул я эрудицией. – Резать надо!

– Да вы что?! – мужичок проворно спрятал руку за спину. И тут же взвыл от боли, видимо, зацепившись больным пальцем за штаны.

– Сегодня всю ночь не спали, верно? – уточнил я.

И усмехнулся про себя: мне тоже нынче спать не довелось, но чувствовал я себя несравненно лучше моего пациента. Диалектика!

– Не спал! – угрюмо подтвердил тот.

– От боли метались, не так ли? – с садистским удовольствием продолжал я.

– Метался, – согласился обладатель забинтованного пальца.

– Хотите продолжения?

– Не-ет! – с явным ужасом на лице взвизгнул пациент.

– Тогда резать! Новокаин переносите?

Мужик молча покивал головой. Отлично, клиент был деморализован и сломлен.

– Вот и замечательно. Сейчас быстренько обезболим и вскроем. Глазом моргнуть не успеете. Клавдия Петровна, проводите товарища в перевязочную.

Поглядев вслед удаляющемуся носителю пальца, я совершенно некстати вспомнил историю, происшедшую во время моей практики после четвертого курса в одной из городских больниц Нерограда.

А начиналось все примерно так же. В одно прекрасное утро в приемное отделение пришел страдальческого вида мужчина и предъявил дежурному врачу палец. С панарицием.

Врач, недолго думая, вызвал в приемное хирурга. Тот вскоре явился, осмотрел палец и, разумеется, предложил гнойник вскрыть. Со стороны пациента особых возражений не последовало, поскольку он всю ночь развлекался тем, что бегал по стенам и потолку от невыносимой, дергающей боли.

Дальше события развивались стремительно. Даже слишком.

Хирург завел беднягу в пустующую гнойную операционную, наложил на больной палец жгутик и принялся исправно обкалывать его новокаином. Обколов, взялся было за скальпель, но… с удивлением обнаружил, что бодренький доселе пациент бодрость свою как-то порастерял… Да и вообще, пришел в совершенно нетоварный вид: побелел, посинел и свалился без сознания на пол. А потом и вовсе дышать перестал.

Случилась у него аллергия на новокаин. Да не какая-нибудь крапивница, а полноценный анафилактический шок со всеми вытекающими…

Благо поблизости оказались реаниматоры. Прибежав на рев разочарованного хирурга, бригада быстренько закинула бездыханное тело на операционный стол (напомню, происходило все в операционной, это важно!) и принялась возвращать его к жизни.