Текст книги "Anamnesis vitae. (История жизни)."

Автор книги: Александр Светин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

Глава 4

1 октября 1987 года, 21.04, Кобельки

Уже минут пять мы все спокойно сидели в сторожке и наслаждались теплом пополам с горячим чаем. Рев водопада под окном стих – вóроты мы совместными усилиями таки закрутили.

– Что теперь? – ни к кому не обращаясь, спросила Зара.

– Все – по плану. Вы с Найтом и Петькой остаетесь здесь, а мы с Палычем – идем брать этого гада, – ответил Семен.

Он только что закончил чистку пистолета и теперь собирал его. Лицо у лейтенанта было ох каким недобрым.

Алька обняла меня за шею и прижалась к уху горячими губами.

– Кот, ты только осторожнее будь, ладно? Ты обещал… нам! – на последнем слове она улыбнулась.

– Обещаю! – я положил руку ей на живот. – Вам обоим – торжественно обещаю быть осторожным! А вы тут тоже себя берегите. Найт с Петром вам помогут. Верно?

– Точно! – угрюмо подтвердил парень, не выпуская карабина из рук.

Пес лишь молча потряс головой. Совсем по-человечески.

– Ладно, заканчиваем прощальные речи! – лейтенант передернул затвор пистолета, загнав патрон в ствол, и поставил оружие на предохранитель. – Пора выдвигаться. Пошли, Ватсон.

– Пошли, Холмс! – усмехнулся я, чмокнул Альку в губы и вслед за Семеном направился к выходу.

Дом был тихим, темным и каким-то неживым. Ни единого луча света не выбивалось наружу сквозь плотно закрытые ставни. Но над печной трубой курился дымок.

– Дома, сволочь! – со злобой в голосе сказал Семен.

– Не факт. Темно внутри, – усомнился я.

– Пошли, проверим. Чего гадать? – пожал плечами лейтенант и, взойдя на крыльцо, от души врезал сапогом по входной двери. Та с треском распахнулась, открывая темную утробу дома.

Семен включил позаимствованный в сторожке фонарик и поводил лучом туда-сюда. Никого. Держа в одной руке пистолет, а в другой – фонарь, лейтенант осторожно пошел по коридору. Я по уже сложившейся традиции прикрывал тылы. С огромным хлебным ножом, найденным все в той же сторожке.

Через несколько минут стало ясно: дом пуст. Причем, судя по горячему еще чайнику, враг покинул свое логово совсем недавно.

– И где теперь его искать? – поинтересовался лейтенант, в сердцах пнув кухонную табуретку. Та с грохотом упала.

– Я думаю, в больнице, – предположил я.

– Почему именно там? – удивился Семен.

– Не знаю. Печенкой чую – там он! – аргументировал я.

Лейтенант пожал плечами:

– Черт его знает… может, ты и прав. Где ж ему еще-то быть, уроду. Пошли в больницу.

– Пошли.

Мы вышли из угрюмого дома и зашагали вверх по холму.

Больница уже издалека радовала глаз чуть ли не праздничной иллюминацией. Свет горел во всех окнах, включая свободные от больных палаты. Собственно, и больных-то в моей чудо-клинике (бывшей конюшне) оставалось, если не ошибаюсь, трое.

– Это по какому поводу пир? – поинтересовался Семен, тоже заметив непривычное обилие огней.

– А я знаю? – пожал я плечами. – Вот сейчас и посмотрим.

В приемном отделении было тихо. Мы с лейтенантом осторожно шли по ярко освещенному коридору, оглядываясь на малейший шорох. Впрочем, шорохов никаких не было, поэтому оглядывались мы просто так.

Больница, обычно в это время гудящая словно потревоженный пчелиный рой, теперь казалась вымершей: ни звука, ни движения…

– Что за черт? – растерянно пробормотал я. – Где все?

– Не нравится мне все это! – пессимистично заключил Семен и, вскинув пистолет, распахнул первую дверь. В смотровую.

Там никого не оказалось. Мы переместились к следующей двери. Тоже – пусто.

Третья дверь, ведущая в мой личный кабинет, распахнулась сама, как только Семен протянул к ней руку. Он шарахнулся назад и вскинул пистолет.

На пороге стояла Клавдия Петровна. Почему-то в резиновых перчатках и с двумя ложками в руках.

– Добрый вечер! – ласково сказала фельдшерица и ткнула ложками в лейтенанта.

Тот задергался, выронил пистолет и без сознания осел на пол. Клавдия Петровна склонилась над ним, не отнимая ложек от содрогающегося тела.

Мой самодельный дефибриллятор! Но какого черта?! Я рванулся к поверженному Семену…

– Стоять! – спокойно, даже с улыбкой, предупредила фельдшерица. – Стрелять буду!

Я замер на месте, зачарованно глядя в черный глазок дула Семенова пистолета, который очень уверенно держала теперь Клавдия Петровна.

– Зря вы во все это ввязались, доктор! – покачала она головой. – Ох, зря!

– Вы?! – только и смог выдавить из себя я.

– А разве Зара вам не рассказала?! – в свою очередь изумилась фельдшерица. – Да, я пару месяцев назад услышала от нее этот рецепт. Ну, о котором вы говорили с Семеном.

– Рецепт?

– Рецепт, конечно! А что же еще: прикончить девять беременных, собрать девять нерожденных душ и получить здоровье, бессмертие и исполнение желаний. «Реципе, Да, Сигна!» – «Возьми, выдай, обозначь!» Вы же учили латынь, Пал Палыч? И фармакологию – тоже. Цыганка, дурочка, сообщила мне готовый рецепт здоровья и бессмертия, сама того не поняв!

– Да какой это, к лешему, рецепт?! Всего лишь легенда… – возмутился я.

Клавдия Петровна нехорошо прищурилась и понизила голос.

– Не верите, Пал Палыч? Зря не верите. Это – рецепт. И он сработает, как только Данька доберется до последней, девятой. До вашей Аленьки… Стоять! – прикрикнула она, заметив мое движение. Пистолет смотрел точно мне в лоб.

Я замер, позволяя мгновенно вскипевшей ярости немного улечься.

– Так вот, скоро, очень скоро Данила выздоровеет! Вам не понять, каково это – растить дебила. Всю жизнь я мечтала о том, как вдруг, в один прекрасный день, в его глазах появится мысль. О том, как перестанет стекать струйка слюны из уголка его рта. О том, как исчезнет его идиотская улыбка! О том, как на него станут засматриваться девушки – не как на диковинку из кунсткамеры, урода, – а как на нормального, привлекательного молодого мужчину… – Клавдия Петровна шумно перевела дух. – И тут вдруг ко мне на прием приходит эта цыганка и выкладывает свой рецепт! Что это, как не знак судьбы?!

– Признак маразма, к примеру! – пробормотал я.

Фельдшерица усмехнулась:

– Меня радует, что вы не теряете чувства юмора даже перед смертью… которая, увы, наступит очень скоро.

Я почувствовал неприятную слабость в коленях. И, чтобы не дать страху овладеть мной окончательно, спросил:

– Как он это делает?

– Кто и что? – удивилась Клавдия Петровна.

– Данила. Как он исчезает и появляется?

– А, вы об этом… Не знаю, это у него с детства. Я, кажется, говорила уже как-то: меня молнией ударило, когда я Данилкой беременная была. Наверное, оттуда и пошло… Умеет как-то создавать временные тела вдали от себя, так сказать, из подручных средств. Из воздуха, воды, земли… Да из чего угодно. А как он это делает – не скажу, не знаю. Да он и сам-то, похоже, не понимает… просто делает, и все тут. В такие моменты и какое-то время после них Данила даже становится почти нормальным. Для реализации моего плана это умение оказалось очень кстати… Данька! – вдруг крикнула она через плечо.

Из дверей кабинета появился Данила с канистрой в руке:

– Здорово, док! – широко улыбнулся он.

– Привет! – машинально поприветствовал его я.

– Данька, время пришло. Пал Палыч нам больше не нужен. Простись с ним – как ты умеешь! – мрачно распорядилась фельдшерица.

– Ладно, ма! – кивнул дебил, швырнул пустую канистру в открытую дверь кабинета и медленно пошел на меня.

Я тупо наблюдал, как огромная фигура приближается. Черт, что же делать-то?!

– Стойте! – выкрикнул я, уворачиваясь от длинных Данькиных рук.

– Что еще? – с досадой спросила Клавдия Петровна, доставая из кармана халата спичечный коробок.

– А где все? Больница что, пустая? – я пытался протянуть время. Сам не знаю, зачем, поскольку помощи ждать было неоткуда.

– Почему же – пустая? – удивилась фельдшерица. – Все здесь. Спят кто где.

– Спят?!

– Спят, – подтвердила она. – Я им помогла. Фторотаном.

И чиркнула спичкой. Крошечный огонек поколыхался неуверенно на самом конце, да и погас. Клавдия Петровна процедила что-то невнятное сквозь зубы и повторила попытку.

Теперь пламя занялось сразу: ярко и уверенно. Фельдшерица подождала секунду, пока разгорится, и, отступив на шаг, бросила горящую спичку в мой кабинет.

С легким хлопком там полыхнуло. Оранжевые языки пламени вырвались из двери, едва не лизнув Клавдию Петровну. Она с противным хихиканьем успела отскочить и нетерпеливо приказала замершему в ожидании сыну:

– Данька, чего застыл! Заканчивай с ним!

Дебил с урчанием обхватил меня своими ручищами. И сдавил, продолжая сжимать все сильнее и сильнее, выдавливая из меня остатки воздуха вместе с жизнью.

Я почувствовал, как хрустят мои ребра. Одно из них, кажется, уже сломалось – судя по пронзившей бок острой внезапной боли. А чертов маньяк обнимал меня все крепче. Будто удав – кролика.

– Отпусти его! – скомандовал звонкий, уверенный голос где-то позади. Очень уверенный.

Я пожалел, что до сих пор жив… Алька! Как, зачем?!

– Разве ты не слышал меня? Отпусти его! – с ноткой угрозы повторил голос.

Я с изумлением почувствовал, как смертельные объятия разжались. Данила послушался Альку и отпустил меня! Хватая ртом воздух, я очутился на свободе. Живой и почти целый…

Алька стояла в паре шагов от нас, у входа. У ее ног тихо рычал и скалил зубы Найт. Шерсть на загривке пса стояла дыбом.

– Гы… Аля хорошая! – обрадовался дебил. – Девятая!

– Аленька! – Клавдия Петровна тоже была рада. – Деточка, как кстати! А мы тут как раз о тебе говорили!

– В самом деле? – удивилась Аля и сделала шаг вперед, к Даниле. – Видишь, я же говорила, что у тебя ничего не выйдет!

Великан вдруг весь как-то съежился и отступил.

– Кот, иди сюда! – Алька схватила меня за руку и задвинула себе за спину.

Я во все глаза наблюдал за происходящим и ничего не понимал. Почему убийца подчиняется ей?

– Данька, чего ждешь?! – взвизгнула Клавдия Петровна. – Кончай с ней!

Дебил вздрогнул, будто опомнившись, и протянул к Альке руки…

Найт молча взмыл в воздух. С места, будто подброшенный невидимой пружиной. И с налету вцепился зубами в горло убийцы.

Данила захрипел и завертелся волчком, пытаясь оторвать от себя пса. Но тот держался крепко: передними лапами Найт обхватил врага за шею и с ненавистью рвал клыками его горло, разбрасывая далеко по сторонам клочки плоти и кровь.

В немом оцепенении мы все следили за страшной картиной: на наших глазах зверь загрызал человека. Преступника, убийцу, но – человека! Алька сжала мою руку в своей.

– Данька! – отчаянно выкрикнула Клавдия Петровна, пришедшая в себя первой.

Она дрожащей рукой пыталась навести пистолет на пса, терзающего ее сына, но прицелиться не удавалось, пара стремительно кружилась в своем странном и страшном танце, медленно приближаясь к открытой двери кабинета, откуда валили клубы дыма и вырывалось жадное пламя.

Вдруг, в какой-то неуловимый миг, человек, вместе с висящим на нем псом, исчез. Но не так, как бывало прежде, когда убийца пользовался своим удивительным даром, нет. На этот раз все произошло куда проще. И – страшнее.

Оказавшись рядом с дверью кабинета, Данила потерял равновесие. Увлекаемый тяжестью Найта, он рухнул прямо в пламя разгорающегося в кабинете пожара. Человеческий вой невыносимой боли слился с яростным, но сдавленным рычанием собаки… даже в огне Найт не разжал зубы.

Не-е-ет! Данька, сынок! – Клавдия Петровна отшвырнула в сторону пистолет и бросилась в пламя.

Оно расступилось на миг, приняв в свои объятия безумную фельдшерицу, а потом – сомкнулось за ней. Будто занавес задернули.

В коридоре стало пусто. Только бесчувственный лейтенант по-прежнему лежал неподалеку. А из двери моего кабинета, превратившегося в чудовищную топку, повалили густые клубы черного дыма. И больше ни единого звука не доносилось оттуда. Все закончилось очень быстро.

…– Семен! – я пришел в себя и бросился к лейтенанту. Алька – за мной.

Тот был без сознания. Я нащупал пульс: есть, слава богу!

– Кошка, помоги! – вдвоем мы подхватили Семена и поволокли к выходу. Очень вовремя, коридор уже почти весь заполнился ядовитым дымом.

Вытащив лейтенанта на воздух, мы отнесли его подальше от занимающейся пожаром больницы. Я уселся было на мокрую траву перевести дух, как вдруг вспомнил…

– Алька! – я схватил ее за плечи. – Алька, там же люди внутри! Клавдия Петровна их усыпила!

Она рванулась к крыльцу:

– Так чего ждем?! Бежим скорее!

Я поймал ее за руку:

– Нет, стой! Тебе туда нельзя!

– Почему?! – удивилась она.

– Потому… Ты не одна, забыла? Сиди здесь и береги лейтенанта. И себя. Я пошел! – я наспех поцеловал ее и помчался к больнице.

Коридор приемного отделения уже весь заволокло дымом. Глаза моментально заслезились. Стараясь не дышать, я пробежал к самой дальней двери и распахнул ее.

В палате мирно спали двое: пациент с бронхитом и Мария Глебовна. Недолго думая, я взвалил на себя акушерку. Первыми выходят дамы! Покряхтывая под оказавшейся довольно увесистой сотрудницей, я выбрался в коридор и потащился сквозь дым, не видя ничего. Только бы не вдохнуть здесь, только бы дыхания хватило!

Хватило. Я выбрался на крыльцо и с наслаждением глотнул полной грудью прохладный чистый воздух. Дотащил акушерку к Альке и аккуратно пристроил рядом с лейтенантом.

– Много там еще? – спросила Аля.

– Как минимум двое, – выдохнул я и побежал назад.

Коридор я проскочил быстро, краем сознания успев отметить, что в нем отчего-то стало светлее. Вбежал в палату, взвалил на плечи болезного с бронхитом, побежал… нет, пошел обратно.

В коридоре поднял глаза наверх – и понял, почему посветлело. Деревянный потолок занялся пламенем. Да бодро так занялся, старые бревна уже пылали вовсю! Ладно, некогда любоваться на все это безобразие. Я перехватил поудобнее свою ношу и побрел дальше. Температура здесь стремительно повышалась, еще немного – и загорится одежда… или обуглится кожа.

Невесело усмехнувшись собственным мыслям, я выскочил на крыльцо и побежал к остальным. Уложив очередного спасенного, подставил лицо дождю, и разгоряченная кожа тут же остыла.

– Кот, ты осторожнее там, ладно? – тихо попросила Алька.

Я кивнул и побежал обратно.

Теперь коридор пылал вовсю. Прикрывая лицо рукой, я пробежал фактически сквозь пламя и заскочил в следующую палату. Никого.

Опять вылазка в пылающий коридор, – и еще одна дверь… Ага, вот он! На кровати посапывал гипертоник, принятый мной несколько дней назад с кризом. Ну, поехали, папаша! Я взвалил спящее тело на себя и вышел из палаты. Непереносимый жар тут же вцепился в лицо, стягивая кожу. Я закусил губу и стал пробираться к выходу. Еще немного, еще чуть-чуть. Последний бой, он трудный са…

Песню в моей голове оборвал громкий треск наверху. А в следующий момент что-то тяжелое и горячее ударило меня по затылку.

Отлетая, сознание успело обидеться: до выхода оставалось всего-то несколько шагов…

– Потерпи, Кот, потерпи, милый… Еще немножко… Только ты дыши, не забывай дышать… Вот так, хорошо, дыши Пашенька, дыши мой хороший… Ты смог, ты всех спас… И сам выжил… Это очень важно – выжить самому… Жить надо ради самой жизни… Ты поймешь… Ты обязательно поймешь, Кот… Я люблю тебя… Теперь я знаю – как это… – шептала ночь голосом Альки.

Я открыл глаза. Или не открыл? Потому что по-прежнему было темно. И холодно. И мокро. И голове больно.

Нет, все-таки, открыл. Вон там, неподалеку, полыхает больница. А совсем рядом со мной – тонкий, полупрозрачный силуэт. Склонился надо мной и сквозь него я вижу звезды в небе, уже выплакавшем свои тучи.

И он, это силуэт, едва слышно шепчет странные слова. Голосом моей Кошки шепчет!

– Спасибо, милый… Теперь я знаю, как это – быть человеком… Теперь знаю, как это – быть рядом… ждать… беспокоиться… заботиться… верить… Ты отдал мне себя всего и даже больше… Я тоже хотела – но не смогла… Прости меня, Кот…

– Алька? – прохрипел я, выкашливая дым.

Бледная фигура выпрямилась, распахивая огромные прозрачные крылья. По моему лицу пробежал ветерок.

– Я люблю тебя, Кот… – прозвучал знакомый шепот.

– Я люблю тебя, Кошка… – ответил я в этом странном бреду.

Светлая крылатая тень легко взмыла в небо. Сделала круг в вышине – и растворилась среди хитро перемигивающихся звезд.

Я вновь закрыл глаза…

– Палыч, ты как? Оклемался? – теперь темнота говорила голосом Семена.

– Вроде… – открыв глаза в очередной раз, я обнаружил себя лежащим на носилках в нашей больничной машине.

Надо мной склонились лейтенант с Марией Глебовной. Вид у обоих был, мягко говоря, не вполне здоровый. Впрочем, у меня, наверное, не лучше.

– Сколько времени прошло? – спохватился я, вспомнив все. – И как я тут оказался? Кто меня из огня вытащил? Где Аля?

Семен и Мария переглянулись. Лейтенант прокашлялся и сообщил:

– Палыч, кто тебя вытащил – не знаю. Я тебя рядом с собой нашел, во дворе больницы. Когда очухался. Еще там Марья была и твои больные. Все.

– Как – «все»?! – я резко уселся на носилках и застонал от боли в затылке. – А Алька?!

Лейтенант покачал головой.

– Не было ее там, Палыч! – увидел мой испуг и поспешно добавил: – В больнице ее тоже не было, пожарные нашли только Данилу с матерью… и Найта.

– А на дамбе?! Может, она в сторожку вернулась?

– Нет, док. Там ее тоже не было, – Семен помолчал и тихо проговорил: – Исчезла она, Палыч…

А я вспомнил свой странный полубред-полусон. И молча уставился в пролетающую за окнами машины темноту. Где-то в ней была она, моя Кошка…

31 октября 1987 года, 22.45, Кобельки.

Мы сидели на чудом сохранившейся скамейке и смотрели в темноту. Туда, где располагалось озеро. Холодный воздух был насыщен дождем и запахом гари. И потому, наверное, был горьким на вкус.

Не сговариваясь, пришли мы сегодняшним вечером сюда – к обугленным останкам старой больницы, бывшей конюшни. Втроем – Семен, Зара и я.

Все-таки чудн ые вещи происходят порой с людьми. Я даже не удивился, увидев несколько минут назад в темноте слабо различимый одинокий силуэт на скамейке – первой к месту нашей странной встречи пришла Зара.

Она тоже не удивилась. Не оглядываясь, подвинулась. Я сел рядом.

– Я знала, что вы придете, – негромко сказала цыганка.

Я пожал плечами. Наверное, знала.

– Тихо как… Послушайте.

Я прислушался. Тишина не просто звенела, – она била в колокола. Неслышные, но оглушающие…

– Тихо, – согласился я.

Сзади послышались шаги. Мы с Зарой одновременно подвинулись, уступая место Семену. А кто же это еще мог быть?

– Привет, – прогнусавил лейтенант. Его сломанный нос пока давал о себе знать.

– Привет! – хором ответили мы с цыганкой.

– А я знал, что найду вас тут! – с ноткой хвастовства в голосе заявил Семен.

– А мы знали, что ты придешь! – опять хором парировали мы. Переглянулись и засмеялись.

Лейтенант уселся рядом. Помолчал, вглядываясь в невидимое озеро. Потом старательно прокашлялся, будто выталкивая из горла ком:

– Уезжаешь завтра, Палыч?

Я кивнул:

– Уезжаю. Подвезешь меня до района?

Семен отрицательно покачал головой:

– Ты извини, док, но – нет. Кешка отвезет. Не могу я. Понимаешь?

Я опять кивнул. Понимаю. Мне и самому было бы тяжело ехать в район с лейтенантом. А потом прощаться там еще раз. Долгие проводы – лишние слезы. Да и спросил-то я его просто так, если уж честно.

– Без обид? – Семен заглянул мне в глаза.

– Без обид! – я улыбнулся. – Спасибо тебе.

– Да ладно, – смутился он, – это тебе спасибо. Все-таки ты нам всем здорово помог… Ватсон!

Мы расхохотались и обнялись.

– Оксана вчера приезжала. Антону уже лучше: его из реанимации перевели. Врачи говорят – все восстановится, никаких параличей не будет. Через месяц обещают выписать, – сообщил лейтенант, отсмеявшись.

– Здорово! Повезло ему, в рубашке родился, – порадовался я за фельдшера.

– Палыч, не знаешь, что теперь с больницей будет? Новую построят или так и будет в бывшем клубе ютиться? – поинтересовался Семен.

Я улыбнулся и пожал плечами.

– Ну, бывший клуб – это все-таки престижнее, чем бывшая конюшня! Прогресс налицо… А если серьезно, то – не знаю. Как бы вообще не прикрыли. Смутные какие-то времена наступают. Печенкой чую, – невесело усмехнулся я.

– Тут ты прав, док. Что-то такое… витает, – Семен пошевелил пальцами в воздухе, будто пытаясь нащупать это самое «что-то».

Опять помолчали. Лейтенант покосился на меня и осторожно кашлянул.

– Что? Не мнись, Михалыч, я же вижу – что-то сказать хочешь. Или спросить, – подбодрил я его.

– Аля не объявлялась? – тихо спросил Семен.

– Нет, – ответил я, не отрывая застывшего взгляда от темноты. Помолчал и добавил: – Не вернется она, Семен. Я знаю.

– Откуда? Не вернется – откуда?!

Я почувствовал на правой щеке его удивленный взгляд и пожал плечами:

– Оттуда, куда ушла. Оттуда, откуда появилась… Не знаю, где это. Чудно: иногда мне кажется, что Алька – совсем рядом. Только руку протяни…

– Кто знает, может так оно и есть, – задумчиво произнесла Зара. – Мне в детстве бабушка много странных сказок рассказывала. Про тех, кто живет с нами рядом, но кого мы не видим: про духов ветра, воды и огня. Про Хозяйку Осени. Про Ночного Гостя и Собирателя Снов. Про ангелов… Только бабушка всегда говорила, что это – и не сказки вовсе.

Я вздохнул: кто знает, может и не сказки. После всего случившегося я готов во что угодно поверить. Только не в то, что Альки со мной нет.

Пошел дождь, холодными крупными каплями. Мы упрямо сидели, мокли и молчали. Каждый – о своем.

Я молчал о ней – о моей Кошке. И вновь испытывал это странное чувство… словно она здесь, рядом. Как будто вот-вот расступится темнота впереди – и выпорхнет из нее тонкий танцующий силуэт. Как тогда, в лесу.

– Алька… – губы сами прошептали ее имя.

Вдруг – знакомая горячая ладошка коснулась щеки. Мимолетно, на миг, но – коснулась!

Я вздрогнул и огляделся. На меня удивленно смотрели Зара с Семеном.

– Ты чего, Палыч? – поинтересовался лейтенант.

Я успокаивающе улыбнулся.

– Ничего. Так… показалось, – и вновь принялся разглядывать темноту.

Нет там никого. И быть не может. Так откуда же это пронзительное чувство знакомого тепла рядом? Ее тепла…

Ночь, смешанная с дождем, заботливо укутывала нас прохладным покрывалом. Внизу, под холмом, неторопливо гасли и без того редкие огни в окнах. Засыпало все в этом странном месте со смешным названием – Кобельки. Где сбываются и исчезают мечты.

Когда уходят мечты – остается надежда. Она дает силы ждать. И верить, что это – не зря…

Где же ты, Алька?

Кто ты?

Была ли?..